Ты подрезаешь мои корни. Я не заплачу никогда.
***
Стараясь не акцентировать своего внимания на громких жалобных всхлипах двух связанных омег, Чонгук медленно подошёл к нараспашку открытому окну и облокотившись локтями о пыльный подоконник, без особого интереса принялся наблюдать за тем, как его парни хоронят убитых сегодня шавками Намджуна ребят. Жертвы, жертвы, жертвы… Как-то многовато потерь с его стороны в последнее время. Так и авторитета лишиться можно. А без авторитета ни он, ни Юнги долго не протянут. Слишком много врагов кругом. Слишком многие хотят пустить ему кровь. Гук тоже хочет пустить кровь. Только не себе, а Намджуну. Да так мощно, чтобы весь пол в питомнике этой мрази залило. Чтобы красная вязкая жижа во все щели затекла. Чтобы кишки кругом и кости переломанные. Чтобы… так нужно успокоиться. Не время сейчас для эмоций. О чём бы таком приятном подумать? Может о Юнги, брезгливо наблюдающим за тем, как он ест полусырой холодный стейк? Да! Это зрелище воистину прекрасно! Только ради этого Чонгук постоянно мясо и недожаривает. Кровь всё равно вкуса не портит, а вот недовольное личико его ручного человека, весьма приятный бонус к вкусной трапезе. А если мясо ещё и запивать ледяным пивом, то вообще лепота! Для него, не для Юнги. Для Юнги один глоток такого светлого нефильтрованного равносилен больному горлу. В прошлый раз — это была гнойная ангина. Эх, лечение людей так дорого обходится. Не сдержав довольной улыбки, Чонгук сделав себе мысленную пометку по дороге домой купить немного мяса, устало поднял взгляд к небу и невольно засмотревшись на хрупких изящных снежных суицидников, совершенно беззвучно разбивающихся о ледяную землю, неожиданно для себя вспомнил, насколько сильно любил снегопад в детстве. Тогда после бури выбегая во двор, Чонгук испытывал некое своеобразное волнение перед свежим, никем нетронутым покровом снега. Ему на абсолютно серьёзных щах казалось, будто наступая грязной подошвой тряпочных кед на белые тропы-ковры, он соприкасается с чем-то чистым, нетронутым, неоскверненным. Так наивно, если честно. Наивно и глупо. Да, быть может, снег в такие моменты пока ещё и не осквернён ничем, но вот то, что скрывается под ним… оно полностью гнилое, полностью разложившееся. Так похожее на их мир и моральные устои. Плоть. Кости. Внутренности. Прочая грязь… Сверху волшебство, снизу суровая реальность. Отвратительно. Мерзко. Мерзко, но при этом так рутинно. Так обыденно и привычно. Если так подумать, то Чонгук никогда не видел и уже не увидит, как осенние листья превращаются в снег, как цветы медленно увядают и неумолимо рассыпаются в прах, как листья на деревьях с зелёного окрашиваются в жёлтый, а затем медленно опадают на землю, застилая всё разноцветным мягким ковром. Зато он видел и не понаслышке знает, как хрупка и недолговечна человеческая жизнь. Обычный человек или же видоизменённый, не суть важно. Итог всегда один и тот же — смерть. От смерти никому не убежать. Смерть никому не обмануть. Смерть знает всё. Смерть видит всё. Все мерзости, совершённые человеком за жизнь, громоздятся подобно холмам, окружая его со всех сторон. И вот аккурат в середине этих самых холмов, исполосованных тысячами тернистых троп, Смерть и восседает на своём костлявом троне, терпеливо дожидаясь последнего вздоха своей жертвы. Попав однажды к ней на аудиенцию, вернуться обратно уже ни для кого не представляется возможным. Что и логично, на самом деле. Смерть ведь безжалостна, а холмы так высоки… Слишком высоки. А у Чонгука так вообще, наверное, до космоса. Если не выше. Хотя куда уже выше? До соседних галактик он пока ещё точно не нагрешил. Очередной громкий всхлип неимоверно раздражает. Как же всё это осточертело. Нехотя отойдя от окна и повернувшись в сторону шума, Чонгук несколько раз тряхнул тяжёлой головой и мысленно призвал себя собраться. Перед глазами — двое перепуганных омег, в душе — ни капельки сожаления или же жалости. Увидь его сейчас Юнги и узнай тот, что он собрался сделать, закатил бы такой скандал, что вся округа бы услышала. Хорошо, что Юнги здесь нет. Очень хорошо… Ведь рядом с ним, в Гуке слишком часто просыпается человечность. И это плохо. Очень плохо. Нельзя ему быть добрым. Не в этой жизни. — Чонгук, что за дела? — взволнованно влетев в комнату, с порога прорычал, высокий жилистый альфа, нагло вырывая Гука из водоворота своих отнюдь не весёлых мыслей. — Почему моя семья здесь? — А ты, Чанмин, как думаешь? — спокойно спросил Чонгук, медленно переводя взгляд с омег на альфу. А вот и главный зритель его маленького шоу пожаловал. Вовремя. — Не имею ни малейшего представления, — присев на корточки возле своей семьи и быстро начав освобождать тех от верёвок, прохрипел альфа, стараясь не упускать Гука из вида. Злой Чонгук — это страшно. Злой Чонгук — это буквально все всадники Апокалипсиса в одном лице. Бежать от него надо, а не светские беседы вести. — Точно? — с гаденькой улыбкой, на распев протянул Чонгук, даже не стараясь, как-то остановить альфу. Да и зачем? Для реализации того, что он задумал, омег всё равно придётся развязать. Ну, как омег… всего одного. Того, что помладше. — Да. Точно! — Странно, — наигранно задумчиво, проговорил Чонгук, потерев переносицу. — Мне тут одна симпатичная птичка на хвосте принесла, что ты повадился с рук Намджуна зёрнышки клевать. И не просто клевать, а ещё и на своих стучать. — Вздор! — повысил голос альфа, резко выпрямляясь во весь рост. — Я тебе верен. Мы больше десяти лет работаем вместе. Зачем мне предавать тебя именно сейчас? — Мне вот тоже интересно — зачем? — приподняв бровь, равнодушно осведомился Чонгук, не сводя с альфы недовольного взгляда. — Намджун готов платить больше? — Чонгук, если у тебя на меня что-то есть, будь добр — покажи. Я не намерен оправдываться за то, чего не совершал. — Как храбро и глупо, — закатив глаза, прыснул Чонгук. Какая очевидная реакция. Не пойман — не вор, да? — Человек ранее работавший на Намджуна охотно примкнул ко мне и много чего любопытного рассказал. — Какой человек? — начал терять терпение альфа. — Где доказательства его слов? — Доказательства — это его жизнь, — как можно спокойнее проговорил Чонгук, возвращаясь к окну. — Ты лично передавал Джуну все маршруты наших последних передвижений. Не совестно? Из-за тебя погибло много наших ребят. — Ничего я не передавал, — упрямо прорычал альфа, закрывая собой семью. — Весь живой товар, что ты поручал мне, всегда доходил до нужной точки. — И это весьма умно, — громко захлопал в ладони Чонгук, чуть опустив голову в издевательском поклоне. — Товар уводили не у тебя. И отвечать тоже было не тебе. Кому придёт в голову искать виновного среди тех, кто никогда не лажает и всегда исправно выполняет свою работу? Признаюсь, точно не мне. — Это попахивает паранойей, Чонгук, — сложив руки на груди, хмуро процедил сквозь зубы альфа. — Ты обвиняешь меня в довольно серьёзном проступке, не имея при этом никаких доказательств на руках. Это так не работает. Сам же знаешь. — Знаю, — одобрительно кивнул Чонгук, не видя смысла спорить с очевидным фактом. Да у него ничего нет. Он тупо тычет пальцем в небо, опираясь исключительно на слова альбиноса, который вполне себе мог его и обмануть. Высшая степень идиотизма. Но отступать назад уже нельзя. Слишком многое на кону. — Поэтому признайся по-хорошему. И, быть может, останешься жив. — Мне не в чем признаваться. — Хорошо, будь, по-твоему, — не без раздражения кивнул Чонгук, отводя взгляд в сторону. Бог свидетель он этого не хотел. — Минхо, ты как-то говорил, что любишь омег помоложе. Верно? — Да, есть за мной такой грешок, — выходя вперёд ответил Минхо, довольно подкатывая рукава на рубашке. Вот и его звёздный час настал. — Хочешь немного поразвлечься? — удобно усевшись на подоконнике, опасно оскалился Чонгук, полностью теряя к Чанмину всякий интерес. — Сейчас? — Да. — Какие есть варианты? — Мелкий омега, — чётко выговаривая каждое слово, протянул Чонгук, краем глаза наблюдая за реакцией Чанмина. — В пределах этой комнаты ты можешь делать с ним всё, что захочешь. Бить, насиловать, истязать — всё позволено. — Вот прямо всё? — расстёгивая ремень на своих строгих чёрных брюках, пошло облизнулся Минхо, сосредоточивая своё внимание на испуганном омеге. — Абсолютно. Развлекайся, а мы посмотрим. — Чонгук, ты не посмеешь, — не своим голосом взревел Чанмин, кидаясь к сыну. Без особого интереса глядя на то, как двое крепких альф, схватив Чанмина под руки, оттащили того в сторону, уступая место Минхо, Чонгук довольно присвистнув, облокотился плечом об ветхую оконную раму и терпеливо принялся дожидаться какой-либо реакции от главного виновника данного торжества. Стараясь слишком очевидно не демонстрировать на своём лице отвращение от вида полураздетого ребёнка под здоровым альфой, Гук глубоко вздохнул и медленно принялся считать про себя. Один. Два. Три. Интересно, а как долго продержится Чанмин? В какой именно момент остановит Минхо? И остановит ли вообще? Правильную ли ставку сделал Гук, выбрав жертвой сына, а не мужа? — Чонгук, сука, я тебя убью! — Попробуй, вдруг получится, — равнодушно пожал плечами Чонгук, явно не воспринимая угрозы альфы серьёзно. — Ничего сказать не хочешь? — Ладно! — не выдержав издевательства над сыном, завопил альфа. — Я продал Намджуну несколько наших маршрутов. Он очень щедро заплатил. — Какие именно маршруты ты ему продал? — жестом остановив Минхо, спросил Чонгук. А вот и момент истины. Насколько же честен с ним был альбинос? — Перевозка женщин из «Пусан-2», дети из «Куми-7», темнокожий, которого мы поймали у западных границ, — прикрыв глаза, устало перечислил альфа. — И та группа бунтовщиков из «Кванджу-1». — Ты говорил Намджуну, что последняя партия — это люди Хосока? — Нет. Всё, как и говорил альбинос. До чего же любопытно. Насколько же близко омега был к Намджуну, что смог узнать такие мелкие детали? И сколько всего ещё тот может знать? Стратегические точки, имена партнёров, где хранится оружие и боеприпасы, какие рычаги давления используются на людей управляющих колониями. Если Чонгук завладеет этой информацией, то Намджуну тут же придёт конец. Нужно, как можно скорее оформить право собственности на альбиноса. Ибо если Джун как-то узнает у кого именно его беглец, может и к Лилит за помощью обратиться. А вот это уже чревато нешуточными проблемами. Ведь Лилит не просто главарь корейского сектора, но и близкий друг Джуна. Против них двоих Гуку при всём желании не выстоять. Вот же… — Минхо, отпусти пацана и выведи отсюда омег, они нам больше не нужны, — строго проговорил Чонгук, спрыгивая с подоконника. — Понял, — лениво кивнул Минхо, отходя от бьющегося в истерике ребёнка и пряча свой вялый член обратно в штаны. — Ты больной, Чонгук, — на грани слышимости прошептал Чанмин, глядя на то, как муж берёт сына на руки и закутав в свой кардиган, уносит из комнаты. Нижнее бельё на месте. Оно всё ещё надето на ребёнке. Минхо его не тронул. — А кто из нас здоров? — приподняв бровь, задал риторический вопрос Чонгук. — И? Игра стоила свеч? — Ты думаешь я один такой? — поняв, что ему терять больше нечего, обречённо протянул Чанмин. — Нас много. Ты… очень проблематичный, Чонгук. Намджун же наоборот — надёжный. Живи теперь и бойся. — Я истреблю всех, кто посмеет пойти против меня, — посмотрев альфе в глаза, серьёзно проговорил Чонгук, стараясь говорить максимально громко. Пусть его все слышат. Многим будет полезно. Кому-то это даже спасёт жизнь. — Даже не сомневайся. Вас, может быть, и много, но и я не один. — Мне бы твою самоуверенность, — хмыкнул альфа, потупив взгляд в пол. — Что будет с моей семьёй? — Ничего. Я их не трону. — А со мной? — Ты умрёшь, — не раздумывая, легко ответил Чонгук. — Минхо, отруби ему голову и пошли её Намджуну в большой праздничной коробке перевязанной пёстрой лентой. И про записку не забудь. — С телом, что делать? — поморщив нос, осведомился Минхо, предчувствуя не самую приятную работёнку. — Повесь на дереве возле нашего штаба. Пусть все видят, какое наказание их ждёт за предательство. — Будет сделано. — Чудесно, — широко улыбнулся Чонгук, под всеобщее молчание покидая комнату. Его люди так очевидно недовольны сегодняшним представлением, что Чонгуку даже немного весело. Не ожидали, да? Думали, что всё сойдёт с рук? Как же! И это только начало. Самое интересное ещё впереди. Сегодня он обвинил одного их них в неверности, не имея при этом никаких доказательств. И да, сброд это напрягло. Напрягло и заставило бояться. Адекватен ли Чонгук? Что если завтра он поступит так вновь? Что если в следующий раз вынудит невиновного сделать ложное признание? Что если… так много вариантов и все имеют право на жизнь. Чудесно. Практически всеобщая паранойя, приправленная щепоткой мнимой верности. Монстры не живут под кроватью, они — голоса в голове. И Чонгук монстр тоже. Монстр, пробравшийся в десятки голов. Он услышит каждую мысль и накажет любого, кто посмеет пойти против него. Его отражение — словно та тень, что благословляет всех на мучительную смерть. Он — заблудшая душа в агонии. Неверным лучше спрятаться, ибо он самый верный из последователей Каина.