Волк на сцену вышел, песенку запел про то, как он недавно полдеревни съел.
***
Испокон веков судьба альбиносов не важнее вши. Едва родившись, они тут же начинают умирать. С каждым днем все ближе к смерти. Ближе к заходящему солнцу. Практически приравненные к паразитам, полностью лишенные права голоса, совершенно не отвечающие за свою собственную жизнь. Красивые хрупкие марионетки в чужих жестоких руках. В театре такое впервые. В театре такое сегодня впервые! Все куклы сегодня живые. Все куклы сегодня, сегодня живые! Да? Чимин безбожно утопал в этой черноте, в этом бездонном омуте своих по-детски наивных мечтаний и надежд. Утопал и ничего толком поделать с этим не мог. Сил не хватало. Лишь погрузившись с головой под толстый лёд тишины, с разбегу занырнув в ледяную воду сновидений, он мог, наконец, выдохнуть и совсем немного побыть слабым. И не суть важно, что именно в такие моменты в его воспалённом сознании неистово сплетались воедино кровожадные призраки прошлого и яркие ночные кошмары будущего. Подобное больше не пугало омегу. Не вызывало панических атак. Хотя должно ведь было. Умирать не страшно. Но без разрешения этого делать никак нельзя. У «хозяина» на него есть свои планы. Каждый сантиметр тела важен, каждый миллиметр белых волос может пригодится. Целый или расчленённый — не важно, всё равно почти драгоценность. Ведь альбиносы — одновременно и проявление зла, и бесценный ресурс для «лекарств», способных исцелить буквально от всего. Альбиносы — диковинные зверьки, коим под силу приманить в дом к «нормальному» человеку удачу и счастье. Альбиносы — жертвы глупых суеверий, уже с рождения, приговорённые к смерти. Слабые, бессильные, так нуждающиеся в защите… Но кому до них есть дело? Кто за них заступится? Кто защитит хотя бы одного несчастного испуганного альбиноса? Никто? Совсем никто? Чего и стоило ожидать. Все те, кому мать Природа не даровала достаточного количества меланина, обречены вечность стоять у самой бездны и молча наблюдать за тем, как мир вокруг пылает в огне алчности и жестокости, направленных на них. Слабым здесь нет места. Слабые не достойны жизни. Слабыми можно и нужно помыкать, да командовать. Угнетать, угнетать, угнетать! Показывать, где их место. Наглядно так показывать. Жестоко и больно. И Чимину тоже однажды это самое место «любезно» показали. Он тогда, как и полагается хорошему мальчику, запомнил всё. И точные координаты, и узор на коврике у двери, и код на сейфе, и боль от одной единственной фразы, с которой всё началось. С которой грянул ад…— Сокджин-а, как думаешь, что мне подарить Намджуну? — Букеты алых слёз из своего запястья.
Смерть. Смерть. Смерть. С самого первого вдоха, смерть, не без удовольствия, ходит за Чимином по пятам и монотонно сдирает всё ещё живую плоть с костей. Оставляя после себя лишь пустую, израненную, бледную душу, неспособную к перерождению. Душу до краёв, запятнанную толстым слоем ненависти. Сейчас на омеге невидимые прочные доспехи, выкованные из костей павших «ангелов», в каждом его вдохе — гнев самого создателя. Но ведь так было не всегда. Словно дитя, приковав свой взгляд к горизонту, по трупам к сокровищу, на которое положил глаз, он, не разбирая дороги, упрямо бредёт вперёд. Падает. Поднимается. Сбивает колени в кровь. Но не сдаётся. Он не имеет на это никакого права. Ему не дали этого самого права… И не дадут никогда. Не в этом мире. Не в этой жизни.— Знай своё место, тварь.
Страх. Ненависть. Ярость. Разум. Любовь. Мир. Война. Кто создатель всего этого? Где правда, а где иллюзия? Что реально, а что нет? Чимин словно в бреду. Дышать тяжело, тело онемело. Страх плотным пыльным саваном накрыв с головой, смертельным ядом отравлял тяжёлый воздух вокруг, заставляя почувствовать стойкий запах разложения, исходящий буквально отовсюду. Как пугливая голубка, как глупая пернатая добыча, Чимин, почти грациозно подскочив на ноги, нервно посмотрел в глаза Чонгука, напрасно надеясь найти там ответы на свои в слух не озвученные вопросы. Как им быть? Как спастись всем вместе? Ответа нет. Ни у кого в этом доме. Прекрасно. Просто прекрасно. Подобно высохшей розе в райском саду Люцифера, омега нервно выдохнув, несмело подошёл к окну и прищурившись, попытался рассмотреть хоть что-то по ту сторону толстого мутного стекла. Ничего. Слишком темно. Слишком поддался панике. Слишком уязвим сейчас. Слишком волнуется. Причём не только о себе… И зачем он только позволил себе расслабиться рядом с Чоном и человеком? Решил поиграть с ними в счастливую семью? Как же глупо. Ничему жизнь не учит. Да и не только жизнь. Та плеть в руках Сокджина тоже его ничему не научила. Лишь озлобила ещё больше и ржавой иглой ввела в кровь ещё больше сладкого яда-дурмана. Теперь все эти мрачные тени в его сердце, давящая боль, что преследует его всюду — в голосах, в комнатах, в «саду», и оставляет истекать кровью горькой правды, его верные соратники. Не страшно, если люди его ещё раз ранят. Заживёт. — Кого-то видишь? — скривившись, прохрипел Чонгук, упрямо принимая сидячее положение. Вот же встряли. Где та хвалёная удача, которую должен был приманить к нему альбинос? Временно вне действия сети? Ладно, нельзя паниковать. Ничего плохого не случилось. Пока они в доме, особого вреда им никто причинить не сможет. Ну, а дальше… как пойдёт. — Не уверен, — нехотя признался Чимин, устало прикрыв глаза. Вот же чёрт. Не уверен. Ещё бы омега был уверен! С его-то зрением. Зря он вчера выкинул линзы. Пусть от них глаза и пекли уже огнём, но зато он хоть что-то видел. А так… картинка перед глазами нечёткая, размытая, мелких деталей не разобрать. Лишь на слух и ориентируется. Но одно дело, двигаться и нападать в полной темноте, а совсем другое, пусть даже и при минимальном, но всё же освещении. Враг заметит его раньше, чем он и шаг успеет сделать. — Не уверен, потому что гость притаился в тени или же тупо не видишь? — нахмурившись, прямо спросил Чонгук, спрыгивая со стола и медленно подходя к окну. Ему не показалось? Омега плохо видит? Хотя чему он, собственно, удивляется? Альбинос же. — А, Цаца? Во дворе у двери три фигуры. Двое вооружены. Один нет. Стоят расслабленно и явно ничего не бояться. Да и агрессии от них никакой не исходит. Хм. Не похоже, что это снова люди Лилит. Но, если не они, тогда кто? Чуть наклонившись вперёд и на ощупь отыскав слева у окна выключатель, Чонгук резко включил массивный яркий фонарь, расположенный под наклоном на крыше и приглядевшись, распознал в одном из гостей Хосока. Очень вовремя. Или нет? Трупы они ведь так и не сожгли. Даже в подвал не спустили. Что, если Хо их увидит? Как объясняться? Да и стоит ли вообще что-то говорить? Если так подумать, то обычно Хосок не задаёт лишних вопросов. Обычно… вот же блядский Лилит и его тупые шавки. Столько проблем из ничего. — Кто там? — не выдержав затянувшегося молчания, нервно спросил Юнги, все ещё сжимая иглу в руках. — Хосок, — уже куда спокойнее проговорил Чонгук, открывая окно и выглянув из него на улицу, прокричал: — Привет Хо, дай минутку, сейчас откроем. — Окей, жду, — радостно донеслось снизу. — Я с гостинцами. — Юнги, иди открой Хосоку дверь, как вернёшься продолжим меня подлатывать, — закрыв окно, прокряхтел Чонгук, скосив взгляд на стол. И как дойти теперь до него? До чего же больно. Где-то в шкафчиках у них должен быть чистейший спирт. Может обезболить себя им? Только бы желудок при этом не спалить к чертям собачьим. — И куртку накинь. Внизу холодно. — Стой, Чон, ты что его серьёзно так просто пустишь? — лишь чудом не выдав своей паники, пролепетал Чимин, схватив Юнги за руку. — Тебя ничего не смущает? — Да, пущу, — лишь чудом доковыляв до стола и раненым тюленем взобравшись на него, кивнул Гук. — Нет, а должно? — Трупы все ещё внизу, — словно идиоту напомнил Чимин, крепко сжимая пальцами руку Юнги. — Не боишься, что донесёт? — Не донесёт, — уверенно проговорил Чонгук, устало прикрыв глаза. — Ему это не выгодно. — Если Лилит узнает, что я тут и его люди мертвы, он сразу же придёт сюда, и поверь мне, далеко не сам, — не унимался Чимин, поражаясь недальновидности альфы. — И… — И уйдёт обратно ни с чем. Мы ему тебя не отдадим, Цаца. Не волнуйся, — вымученно улыбнулся Чонгук, во второй раз за вечер замечая, как сильно щурится омега. Любопытно. Раньше альбинос так не делал. Носил линзы? Куда сейчас их дел? Снял? Похоже на то. И где новые теперь взять? Может у Хосока есть? Не забыть бы спросить. — Подружка Юнги, моя подружка. — Если не отдашь ты, он заберёт силой, — даже в лице не поменявшись, выдохнул Чимин. — Ему хватит сил. Ещё и вас двоих покалечит. — Ты так сильно его боишься? — внимательно посмотрев на омегу, спросил Чонгук, задумчиво закусив нижнюю губу. Любопытно. Да и на определённые мысли наталкивает. 1310 — слуга омеги Намджуна. У 1310 и того омеги был конфликт. 1310 боится Лилит. Лилит — омега. Выходит… ой-вей! Джун трахает главу корейского сектора? Недурно. Теперь понятно почему во время всех конфликтов Лилит всегда становится именно на сторону Намджуна. Если придать это огласке такая шумиха поднимется, что войны за власть не избежать. — Да, больше всего на свете, — честно признался Чимин, отпуская руку Юнги. — Даже больше, чем Намджуна? — приподнял бровь Чонгук, уже заведомо зная ответ на свой вопрос. — Джуна я не боюсь, — не стал лгать Чимин. — Он мне ничего не сделает. Мораль прочитает и дальше трахать продолжит, а вот Лилит… — Найду я управу на Лилит, не ссы, Лапа, — потерев переносицу, уверенно проговорил Чонгук. А у Цацы, оказывается, инстинкт самосохранения напрочь отсутствует. Забраться в постель альфы Лилит. Это же додуматься ещё надо было. Однако наглухо отбитый альбинос ему достался. За какие только грехи? — И какую же? — устало прошептал Чимин. Лапа? Ну не Цаца уже хорошо. — Для начала заберём у Хосока право собственности на тебя. Дальше я сориентируюсь по ситуации. — Как у тебя всё легко. — Это не у меня всё легко, это ты любишь себе трудности создавать, — посмотрев омеге в глаза, проговорил Чонгук. — Вот скажи мне, Цаца, чего тебе не хватает? Помимо меланина разумеется. — Ты шутить сейчас изволишь? — Я всё решу! — твёрдо произнёс Чонгук, не разрывая с омегой зрительного контакта. — Сиди на своей сладкой попке смирно и не отсвечивай. Всё ясно? — Хорошо, — нехотя сдавшись, недовольно рыкнул Чимин. — Посмотрим, что из этого получится. — Вот и славно, — довольно улыбнулся Чонгук, ликуя от своей маленькой победы над омегой. — Юнги, пусти уже Хосока, наконец, а то он скоро уже замёрзнет там. — Конечно, иду, — быстро кивнул Юнги, положив иглу на стол и потянувшись за своей курткой. — Цаца, сядь уже где-то, не нервируй меня, — положив руку на рану, прикрыл глаза Чонгук. — И где конкретно мне сесть? — не смог промолчать Чимин. — У твоих ног, как верная собачка? — Можешь сесть мне на лицо, — как нечто само собой разумеющиеся, проговорил Чонгук. — Я возражать не буду. — Похотливое животное, — скривившись, выплюнул Чимин, посмотрев на альфу, как на врага народа. — Я пойду к себе. Видится с вашим Хосоком желания у меня нет. Уйдёт — дайте знать. — Весь день просидишь на чердаке? — Именно, — задрав голову фыркнул Чимин, быстро разворачиваясь и уверенным шагом направляясь в свою комнату. Хмуро глядя омеге в след и раз за разом прокручивая в голове «Уйдёт — дайте знать», Чонгук всё никак не мог отделаться от мысли, что альбинос не столько переживает из-за трупов внизу, сколько не хочет, чтобы Хосок увидел его. Почему так? Они знакомы? Маловероятно. Откуда обычный мальчик на побегушках может знать кого-то вроде Хо? Какие между ними могут быть дела? Слишком мало прямых для пересечения. Тут что-то другое. Ну или он себя просто накручивает, что вероятнее всего. Омеге банально страшно. Вот от посторонних людей и шарахается, как тот чёрт от ладана. Что не удивительно, если честно. Так, где там уже Юнги? Сколько можно открывать дверь? Совсем его не бережёт этот человечишка ветреный. Увидел себе подобного и сразу же обо всём забыл. Ирод! Склонив голову чуть в бок, Чонгук прикрыв глаза, немного расслабился и попытался абстрагироваться от боли. Перед глазами вновь всё поплыло и потеряло свою чёткость. Лучше пока не шевелится. Похоже крови из него вытекло больше, чем он предполагал изначально. Плохо. Но не смертельно. И не из таких передряг выходил живым. Да и нельзя ему умирать. Кто о Цаце и Юнги заботиться будет? — Я думал вы меня заморозить решили, — забавно дрожа всем телом, проговорил Хосок, заходя в гостиную и тут же направляясь к маленькому обогревателю у стены. — А тут у вас такие страсти. Откуда трупы, Чонгук? И как сильно тебя ранили? — Жить буду, — нехотя открыв глаза и немного расфокусировано посмотрев на гостя, протянул Чонгук. — Гады напали на меня, как только я из дома вышел. Ничего толком даже понять не успел. — Ты положил семерых? — округлил глаза Хосок, стягивая с головы шапку. — Пришлось, — не стал вдаваться в подробности Чонгук. — Ты рано. Я ждал тебя не раньше следующей недели. — Один человечек весьма оперативно подогнал мне право собственности на альбиноса, — снимая куртку и отдавая её Юнги, промолвил Хосок, всё ещё не отлипая от камина. — Вот я к тебе сразу и пришёл. Ты не передумал оставлять того омегу себе? — С чего бы мне передумывать? — приподняв бровь, осведомился Чонгук, ложась спиной на стол и с неким недоверием глядя на иголку в руках Юнги. — Намджун с ума сходит из-за этого омеги. Он в три раза повысил сумму вознаграждения. Его люди буквально везде. Заглядывают в каждую дырку и рыщут, рыщут, рыщут, — начиная понемногу отогреваться, протянул Хосок. — А где он, кстати? — На чердаке, — стараясь не смотреть, что там Юнги делает с его раной, выдохнул Чонгук. — Он чутка нелюдимый. Поэтому, пардон, знакомить не буду. — А мне хотелось бы! Этот 1310 явно фигура не простая. Намджуну он только живым нужен, — зачем-то понизил голос Хосок. — Его люди мне по секрету рассказали, что, если вдруг окажется, что альбиноса кто-то убил или обидел, им велено тут же найти этого суицидника и убить самым изощрённым способом. — Любопытно, — краем глаза, поглядывая на Хосока, прохрипел Чонгук. — Любопытно не это, а то, что его ещё и Лилит, словно полоумный ищет. Живой или мёртвый — не важно. Он готов заплатить любые деньги за тушку этого альбиноса. — Наша Цаца прямо нарасхват. — Цаца? — не понял Хосок. — 1310, — аккуратно зашивая рану, объяснил другу Юнги. — Он хорошенький. Вот Гук такое прозвище ему и дал. — Хорошенький? Что я слышу и от кого? — удивлённо присвистнул Хосок. — Юнги, ты пал жертвой чар омеги? — Я просто констатировал факт, — отчего-то смутился Юнги. — Я по-прежнему люблю женщин. И не одни пухлые губы этого не изменят. — Пухлые, говоришь, — заиграл бровками Хосок. — Теперь я ещё сильнее хочу его увидеть. — Перехочешь, — рыкнул Юнги раньше, чем успел понять, что злится. — Оставьте 1310 в покое. Он не цирковая зверушка, чтобы на него веселья ради смотреть. — Ладно, не злись, — выставив руки перед собой, натянуто улыбнулся Хосок. — Нет, так нет. — Юнги свою подружку в обиду не даст, — громко рассмеялся Чонгук. — Кстати о подружках, Хосок. Дашь мне немного времени собрать деньги, что я тебе за людей должен? Я сейчас на мели. Эта сука Намджун пять поставок мне сорвал. — Забей, не нужно никаких денег, — улыбнувшись, отмахнулся Хосок. — Я с Намджуном сам разберусь. — Уверен? — Абсолютно. — Спасибо тогда. Буду должен. — Что с трупами делать будешь? — поднимаясь на ноги и осматриваясь по сторонам, спросил Хосок, попутно пытаясь вспомнить, где он сумку с гостинцами оставил. Не на первом ли этаже? — Я глянул на них одним глазком. Все знакомые лица. — Откуда знаешь их? — заметно напрягся Чонгук. — Это люди Лилит, — подходя к альфе, ответил Хосок, прекрасно видя, что тот начал волноваться. — Расслабься. Я не собираюсь ему ничего говорить. Пусть сам свою свиту ищет. — Сожгу их и сделаю вид, что никогда не видел. — Помочь? — чуть наклонившись к ране, промолвил Хосок. — Не слабо тебе досталось. — Давай, — не раздумывая согласился Чонгук. — Печь в подвале есть. Умеешь пользоваться? — А то! С кремационной печью я на «ты». В последнее время часто приходится пользоваться. Люди мрут, как мухи. — Опять был бунт? — Что-то типа того, — отмахнулся Хосок. — Один умник решил, что сможет меня свергнуть. Наобещал людям кучу всего и в открытую выступил. — А ты что? — У него на глазах живьём сжёг всю его семью, а затем публично убил и его, — как нечто совершенно обыденное, рассказал Хосок, усаживаясь на диван и невольно выдохнув, почувствовал подозрительно знакомый цветочный запах от покрывала. Что за? — Ты суровый, конечно, — восхищённо присвистнул Чонгук. — Я восхищён. — По-другому никак, — как бы невзначай натянув на себя покрывало, протянул Хосок, зарываясь носом в мягкую ткань и глубоко вдыхая. — Если меня вынуждают я буду злым и жестоким. — Понимаю. Не осуждаю. — А я осуждаю, — чуть повысил голос Юнги, накладывая повязку поверх раны. — Людей и так немного осталось, а вы их ещё и намеренно убиваете. — Ты как всегда, — закатил глаза Чонгук, предчувствуя очередную лекцию от Юнги. Стараясь не выдавать своей озадаченности, Хосок кивнув на слова Юнги, ещё сильнее закутался в покрывало и словно пёс почуявший течную суку, начал принюхиваться везде, где только мог. Этот запах… Орхидея? Гардения? Нироли? Жасмин? Как будто всё и сразу. Неужели… Иланг-иланг? Как такое возможно? Он же ошибается сейчас? Да? 1310. Тринадцатое октября. Как он не догадался сразу? Вот почему Намджун так одержим поисками этого альбиноса. 1310 — это Чимин. А Чимин, как раз-таки, пахнет чёртовым иланг-илангом. Если он понял всё правильно, то все, кто сейчас есть в этом доме, в полной жопе! Чимин. Хуже не придумаешь! Этот омега сущее зло. И как теперь поступить? Рассказать всё Чонгуку? Отправить своих людей за Намджуном? Твою ж… — Хосок, всё в порядке? — обеспокоенно спросил Юнги, вытирая руки спиртовой салфеткой. — Ты побледнел. — Где ты говоришь альбинос? — хмуро посмотрев на Чонгука, негромко спросил Хосок. — Покажи мне его. Сейчас же. — Зачем? — слезая со стола, спросил Чонгук, вновь напрягаясь. — Иланг-иланг. Это же его запах? — Да. — Чонгук, молись всем богам, чтобы в твоём доме был не Пак Чимин. Иначе… мы все умрём.