Душа в час отчаянья полна падающих звезд.
***
В своём романе «Человек, который смеется» Виктор Гюго писал: «Анаксагор учил, что снег черного цвета. Он был прав: холод — это чернота. Лёд — это ночь» — читая в возрасте шестнадцати лет эти, такие на первый взгляд, незамысловатые строки, Тэхён мало что из них понимал. То ли книгу он тогда себе выбрал не по возрасту, то ли просто не дорос ещё до понимания глубин древнегреческой философии. А может, и то, и другое вместе взятое. Но всё же! Сама идея того, что снег на самом деле чёрный, а не белый, как воспринимает его человеческое зрение, не на шутку взбудоражила юного Тэхёна. И он начал думать. Много думать. Читать. Анализировать. Изучать. Строить предположения. Разбирать слова великого философа буквально под микроскопом. Чёрный цвет у того, что по своей природе белое — вот как такое возможно? Здесь же есть какой-то скрытый смысл, да? Или же всё очевидно? Как бы не так! Вокруг его некогда такой любимой колонии, там, где всегда светили высокие яркие фонари, всё пространство буквально утопало в белом пушистом море снега. Казалось, выйдя за ворота «Тэгу-5», можно навсегда затеряться в этих не всегда ласковых снежных волнах и никогда больше не найти дорогу назад. Это красиво, да. Пусть и пугало до чёртиков. Но если пройти чуть дальше, туда, ближе к лесу, куда не доставал искусственный свет, картина тут же кардинально менялась — там не было прекрасного моря, там царила лишь непроходимая темнота. И вроде бы — тот же самый снег, а восприятие совсем другое. Почему так? Из-за темноты? И да, и нет. Тэхён это понял далеко не сразу. И от этого ещё интереснее. Ему интереснее. Так всё же, почему снег кажется белым? Ключевым моментом во всём этом является то, как свет взаимодействует с большой массой снежинок — снегом. Так же, как с водой, свет преломляется, проходя сквозь крошечные снежинки и кристаллы льда из-за их чрезвычайно сложной и разнообразной формы: глаз воспринимает такой отраженный свет, как белый. И в этом весь секрет. Но что, если сосредоточить своё внимание именно на воде, из которой состоят снежинки? Какого она цвета? Не близкого ли к чёрному? И да, теперь Тэхён тоже согласен с Анаксагором. Снег чёрный. Пусть и не буквально. Диссонанс в восприятии — это то, с чем ежедневно сталкивается любой человек. Чувство убеждает нас, что снег белый, тогда как размышление заставляет принять, что снег, состоящий из воды, которая имеет черный цвет, не может быть белым. Логично же? Да и если взять две жидкости, белую и черную, и к одной жидкости по каплям приливать другую, то глаз не ощутит совершающихся при этом постепенных изменений, а заметит перемену лишь через известный промежуток времени. И вроде бы всё так просто и очевидно, а скольких сил и времени Тэхёну стоило, чтобы это понять. Чонгук — снег, тот самый чёрный, до абсурдного умело притворяющийся белым. Он — тень, темное пятно, ураган на заднем плане. Шепот одного есть крик другого. И тот, кто кричит — это Тэхён. И от осознания этого и выпилиться недолго. Рана на ноге болит, в груди необъятная пропасть, напряжение в теле почти что уже достигло своего апогея, Тэхён в шаге от того, чтобы сорваться. Всего один несильный толчок в спину — и он упадёт. И вряд ли уже когда-то поднимется вновь. «Ты в полной жопе, Тэхён». Да, это так. Кто ж спорит? Три дня назад его чуть не загрызла собака, сразу после того, как лучший друг бросил его на попечительство ненормального маньяка, до родного дома сотни километров, а он вряд ли способен сделать хотя бы двадцать шагов снаружи. Да он просто чёртов победитель по жизни! Душа опустошена, тоской израненный, посадивший семя в болото, оставленный без помощи и выдворенный. Возбуждённый — обожжённый. Слишком холодно — привет, тоска. Вот бы и ему пушистым снегом стать, но не тем, что чёрный — это прерогатива Чонгука, а тем нежным и волшебным, который иногда видится розовым, временами даже голубым, тем, который способен быть мягче всего на свете, а может быть и тверже камня, тем, о ком ничего нельзя знать наверняка. Куда подевалась вся его сила и гордость? Откуда взялся весь этот страх? Противно. От себя противно. Пора с этим заканчивать. Снег монотонно падает с неба и беззвучно тает. Снег — это как не начавшаяся жизнь. Но его жизнь ведь началась. А это что-то да значит. Поэтому… Выйти из комнаты не страшно, страшно встретить Чонгука. Того самого Чонгука, который натравил на него огромного пса, а потом с милой улыбкой, крайне осторожно и бережно, обработал и перевязал рану. Того самого Чонгука, который не подпускает к себе никого и самостоятельно обрабатывает свои собственные раны. Почему этот видоизменённый такой странный? Что на самом деле у него на уме? Видит Бог, ночь не так черна, как этот человек. Что вообще в нём нашёл Юнги? Защиту? Поддержку? Родственную душу? Похоже, Тэхёну этого никогда не понять. А жаль… Юнги ведь ему всё ещё важен. Только вот важен ли сам Тэхён Юнги? Хороший вопрос. — Далеко собрался, милашка ТэТэ? — голос Гука, как гром среди ясного неба. Вот же! И где только этот чёрт взялся на его голову? Специально, что ли, поджидал в коридоре? Других дел вообще нет? А как же скандалы, интриги, расследования? Неужели узнал уже всё, что хотел? А симпатичные мальчики куда подевались? С ними тоже всё? Всех перелапал? — Я голоден, — нехотя ответил Тэхён, лицом поворачиваясь к видоизменённому. — Иду на кухню. — Еда — это, конечно, хорошо, но давай ты сначала начнёшь с душа, — показательно скривившись, проговорил Чонгук, оглядев Тэхёна с ног до головы. — Воняешь не по-детски. — Естественно воняю. Я неделю уже не мылся, — фыркнул Тэхён, чуть отходя от видоизменённого. — Здесь нет тёплой воды. — Не волнуйся, детка, папуля всё уже порешал, — самодовольно протянул Чонгук, гаденько так улыбнувшись. — В западной части дома расположен небольшой человеческий питомник, а там тебе и горячая вода, и температура воздуха плюс двадцать шесть, и даже еда, разогретая до состояния вулканической лавы. Тебя там уже ждут. — И в чём подвох? — жопой чуя неладное, хрипло осведомился Тэхён. Человеческий питомник? Это как? Опять какая-то глупая шутка? — Никаких подвохов. Мне ненадолго отъехать к Юнги и Цаце нужно, а ты пока отдохнешь там, так сказать, побудешь среди собратьев. Правда чудесно? — Ну… звучит действительно неплохо. — Пошли тогда, — взяв Тэхёна под руку, слишком уж оживленно промурчал Чонгук. — Чистую одежду тебе там дадут. Трусишки тоже. Я попросил выбрать для тебя что-то сексуальное. А то мало ли, одиноко ночью станет, решишь мне отсосать по-братски, а на тебе, прости Господи, панталоны надеты или того хуже — семейники. У меня же всё сразу упадёт. И тут даже гон не поможет. — Скажи мне, Чонгук, ты озабоченный? — уже заранее зная ответ, тихо спросил Тэхён, стараясь вести себя как можно сдержанней. Нельзя злить этого полоумного. — Есть такой момент, — одобрительно кивнул Чонгук, быстро ведя Тэхёна по длинным коридорам. — Ты скоро привыкнешь. — Жду с нетерпением. За считанные минуты миновав три длинных коридора и одну витиеватую лестницу, явно ведущую в подвал, Тэхён, всё напрасно пытаясь запомнить дорогу, тряпичной куклой висел на руке Чонгука, не решаясь даже слова из себя выдавить. Страшно. И опять это проклятое чувство… опять тревожно. Видоизменённый ведь что-то задумал. Это очевидно. Слишком довольный у монстра вид. Понять бы ещё что. Насколько ему сейчас будет плохо? На все сто из ста? Вполне возможно. Но всё же… может, он себя накручивает? После того инцидента с собакой Гук не проявил к нему ни грамма агрессии, да и интереса тоже. Даже шоколадку один раз принёс. Что, если его действительно ведут мыться? Такое ведь тоже может быть. — Пришли, Тэхён-а, сейчас отсюда выйдет добрая тётя и заберёт тебя к другим деткам в группу, — остановившись напротив массивных железных дверей с кодовым замком, проговорил Чонгук, нажимая на звонок. — Веди себя хорошо. — Куда ты меня привёл? — не своим голосом протянул Тэхён, даже мысли не допуская, что за этой дверью может быть просто душ. Там сам Ад. Не иначе! — В питомник, говорил же. Там много людей, — наклонив голову вбок, прыснул Чонгук, откровенно наслаждаясь паникой Тэхёна. — Правда, вчера были торги… но не беспокойся, это никак не помешает тебе помыться. — Ты меня пугаешь, Чонгук. — Это хорошо, хоть я и не специально. В тот момент, когда дверь со скрипом медленно отворилась, и оттуда хмурой грозовой тучей выплыла полноватая женщина лет так под сорок, Тэхёну на мгновение показалось, что вот он — его конец. Вид у этой «доброй тёти» совершенно не располагал к себе. То ли лицо у неё было не таким добрым, как хотелось бы, то ли смущали яркие пятна крови на помятом некогда белом медицинском халате. Она что, роды только что принимала? Или аппендикс кому-то удаляла? Она же врач, да? Кто ещё стал бы носить белый халат? Не мясник же. Или… — Привет, Сохён, вот, как и договаривались утром, привёл к тебе свою пугливую птичку, — по-дружески приобняв женщину за плечи, игриво промурчал Чонгук, рукой указывая на Тэхёна. — Доведёшь его до ума? Только бритву в руки без присмотра не давай, а то вскроется ещё. — Не волнуйся, Чон, сделаю всё в лучшем виде, — придирчиво оглядев Тэхёна, пробасила женщина, делая только ей понятные выводы. — Особые пожелания будут? Интимная стрижка там или ещё что-то? — Чипируй его, — немного подумав, проговорил Чонгук. — На морде он весьма смазливый, если украдут, фиг потом найду. — Это правильно, — одобрительно кивнула женщина. — Такую куколку лучше обезопасить. Да и себя тоже. Откуда он? — Из «Тэгу-5». — Из колонии, значит. Любопытно, — потерев нос, хмыкнула женщина. — А второй твой человек откуда? — Оттуда же. — Чипированый? — Конечно, Юнги — мой бриллиант, — любовно выдохнул Чонгук, наигранно томно прикрывая глаза. — Лично ему чип под кожу всадил. — Нравишься ты мне, Чон! — громко рассмеялась женщина. — Гнида, каких ещё поискать нужно. — Так тебе под стать, Золотце. — Ладно, смело иди, куда ты там хотел, — вмиг став серьёзной, проговорила женщина, шире раскрывая дверь. — Твоя куколка в полной безопасности. — Верю, Сохён. Сочтемся, как вернусь. — Не сомневайся, Чон, — хищно оскалилась женщина, а затем, посмотрев на Тэхёна, добавила: — Заходи, сопротивляться не советую. Иначе будет больно. Несмело делая шаг вперёд, Тэхён едва ли мог себе представить, что его ожидало там — за этой дверью. Питомник, торги, чипирование — такие знакомые слова, едва ли применимые к человеку. Как же сильно хочется домой. Зачем он только тогда открыл ту дверь? Что, если был другой шанс спасти колонию?