Суждено ли этому человеку стать монстром? Или же это монстр превратится в человека?
***
От дома Хи-нима до клиники — час пути. Это не долго, но Чонгуку отчего-то не спокойно. Северокорейский сектор совершенно не похож на своего южного собрата. Здесь всё куда мрачнее и проще. На всю длинную, плотно застроенную шаткими высотками улицу — всего три фонаря. Освещения от них едва ли хватает на то, чтобы видеть куда идёшь и не провалиться по самую шею в глубокую яму или же свежий сугроб. А ям и сугробов здесь предостаточно. Ещё в Пхеньяне холоднее, чем в Сеуле. И деревьев толком нет. Всю растительность, которую Чонгук встречал здесь, смело можно пересчитать на пальцах одной руки. И от этого как-то немного не по себе. В Сеуле много ёлок и невысоких кустарников. Сокджин никогда не скупился на аппараты, вырабатывающие искусственный фотосинтез. Растения ведь — это душа города. Без них всё кругом ощущается совсем иначе. Ощущается, как нечто мёртвое… Но, похоже, у Хи-нима своё мнение на этот счёт. Пхеньян — холодный мёртвый город, в котором почему-то всё ещё продолжают жить живые люди. Да, где-то там, на границе между секторами, уже ощущаются первые дуновения тёмного ветра перемен, но вот мелодия ночи — всё та же. И ведь всех здесь всё устраивает. Почему так? Из-за тотальной диктатуры? Культа вождя? Безжалостной пропаганды? Страха быть убитым? Так много вариантов, и все верны по-своему. Революция — вот чего здесь действительно не хватает! Но её никогда не будет. Здешние люди настолько глубоко ушли в себя, что больше не представляют никакой опасности для власть имущих. День ото дня метастазы безволия всё больше осушают их и, словно яд, который некогда принял Сократ, подводят к краю. Туда — прямо в пропасть. Ибо как Хи-ним скажет, так и будет. Раньше, только придя к власти, Сокджин тоже стремился к нечто подобному, но у него так ничего и не вышло. Южнокорейский сектор — живой и здравомыслящий. Да, безусловно, там тоже присутствует некий страх перед образом Лилит, но он не возведен в абсолют. Лилит — глава сектора, Бог местного разлива, царь, умело управляющий своими глупыми холопами, но при всём этом — он не неприкосновенен. И в этом вся разница. Противостоять Сокджину можно, а вот Хи-ниму — нет. Если кто-то нанесёт оскорбление Сокджину, взбунтуется только его свита, а если кто-то скажет слово против Хи-нима — поднимется весь сектор. И именно поэтому совсем скоро революция будет там, где она по сути своей не так уж и нужна. Лилит не плохой лидер, но в нём всё же есть один существенный минус: он не умеет слушать свой народ. А народ говорит. Говорит много. Но только толку от этого? Справедливость — пустой звук на их земле. Громкий звук слева невольно пугает. Это же ветер? Немного замедлившись и внимательно оглядевшись по сторонам, Чонгук, резко выдохнув, ближе подошёл к одному из домов и, облокотившись об него спиной, замер в тени подъезда. Всё же зря он отказался от сопровождения. Вот что ему делать, если кто-то нападёт? Убегать? Звать на помощь? Как же это глупо. Рана на животе всё ещё до конца не зажила и периодически кровоточит, топографический кретинизм почти что его верный друг, но, не смотря на всё это, он упрямо идёт туда, сам не зная куда, и почти что с детской наивностью надеется невредимым дойти до чёртовой клиники. Ну вот не дурак ли? Хорошо хоть мозгов хватило оставить малохольного Тэхёна в питомнике. Там тепло, безопасно и горячая вода есть. Не то, что здесь, в самом центре Пхеньяна. Да и возможность чипировать его нового питомца тоже весьма кстати. Чем больше прав у него будет на человека, тем лучше. Кто знает, чем закончится их небольшое путешествие? Выждав около десяти минут и так и не заметив ничего подозрительного, Чонгук хмурой тучей вернулся обратно на дорогу и максимально быстро двинулся к клинике. Чем быстрее он окажется возле Юнги, тем лучше. То напряжение, которое сейчас так отчетливо ощущалось между ними, не на шутку волновало альфу. Ему было просто жизненно необходимо лично убедиться в том, что его милая принцесса всё ещё верна ему и никуда не уйдёт, особенно к двуликому Чимину. Ведь этот альбинос так опасен. Чимин — танцующий во тьме, он — дитя света, вечный грешник, святой с белоснежными крыльями, далёкий ночной силуэт, вся оставшаяся невинность этого мира. Омега похож на погибшее солнце, на ярко сияющую звезду, но при всём этом он ядовитее кубомедузы. Однажды заглянув в его глаза, альфа навсегда безбожно потерялся во мрачном мире теней. Юнги не должен повторить его судьбу. Чонгуку давно уже плевать на то, что кто-то хочет причинить ему боль. Пытка — это почти что экстаз для него. Но Юнги — это совсем другое. Юнги — это его семья. Юнги — это доброта и бескорыстие. Судьба не раз уже проводила его через поле, кишащее падшими душами, и если бы не Юнги, он сам давно бы стал этой самой падшей душой. Величайшие события — это не наши самые шумные, а наши самые тихие часы. И во всех подобных часах его жизни рядом с ним всегда был Юнги. Глядя на приливные потоки, омывающие их берег, Чонгук тогда никогда не забывал, что в этих тихих волнах веков — бесконечность… Доверие приходит тогда, когда два человека начинают принимать друг друга без оговорок. Чонгук давно уже принял Юнги со всеми его тараканами и до недавнего времени искренне верил в то, что тот поступил так же. Но сейчас… он ни в чём не уверен. И из-за этого внутри него постепенно начала зарождаться тьма, опасно граничащая с безумием. Отчаяние всегда приходит именно в тот момент, когда воспалённое до предела сознание начинает преследовать самые мрачные страхи и проецировать их в повседневную жизнь, тем самым искажая всё кругом и заставляя почти что бредить наяву. И тогда всё, чего ты добился, всё то, кем ты стал, кажется не более чем змеиными слезами в собственных глазах, и от этого и с ума сойти недолго. Чонгуку так точно. В голове — чей-то тихий шепот, над головой — медленно клубится тьма. Все слова, которые он непроизвольно слышит — лишь пустота из глубины погребённой души. Но вот только его ли? Очень вряд ли. Им сейчас умело управляют, как той марионеткой. Разорвать бы все сковавшие его нити, да нельзя! Может выйти боком. Слишком глубоко погряз он во всём этом, слишком много знает того, чего не должен был… Наконец, мешком с картошкой ввалившись в здание клиники, Чонгук, стойко игнорируя весь персонал, почти что по прямой дошёл до палаты омеги и, без стука войдя внутрь, во все глаза уставился на расслабленного Юнги, спокойно попивающего горячий чай под какую-то толстую книжку. Ну ничего себе! Похоже роль «жены истерички» в их паре выпала именно ему. Что ж поделать! Придётся соответствовать. — Привет, принцесса, не ждал? — плотно закрыв за собой дверь и убедившись, что в палате они одни, громко проговорил Чонгук, нацепив на лицо привычную улыбку. — Гук, откуда ты здесь? — отложив чашку в сторону, удивленно спросил Юнги, быстро поднимаясь на ноги. — Почему такой запыхавшийся? Пешком что ли шёл? — Да, прогулялся немного, — отойдя от двери, честно ответил Чонгук. — А Цаца где? — На операции. Его забрали час назад. — Как всё проходит? — присев на краешек больничной койки, немного устало осведомился Чонгук, не сводя с Юнги внимательного взгляда. — Сильно капризничает? — Относительно хорошо, матом, правда, периодически кроет весь персонал, но это такое, никто не возмущается, — потянувшись за стерильными перчатками, проговорил Юнги. — Задери футболку, пока ты здесь, хочу рану осмотреть. Ты повязку менял? — Ну ничего себе, Юнги, какая забота, — послушно задрав футболку, прыснул Чонгук, послав Юнги воздушный поцелуй. — Признавайся, скучал по мне? — Я переживал за тебя, — достав из ящика небольшую аптечку, выдохнул Юнги, подойдя к альфе. — Всё нормально? Чимин вкратце объяснил во что ты ввязался. И мне это не очень нравится. — И что именно он тебе объяснил? — вмиг напрягся Чонгук. — То, что вы собираетесь свергнуть Сокджина и посадить Чимина на его место, — надевая перчатки, проговорил Юнги. — Особо в подробности он не вдавался. Но то, что ты теперь Жеводанский зверь, я знаю. Милое прозвище. — И всё? Больше он ничего не говорил? — Вроде нет, — поморщился при виде воспалённой раны Юнги. — Нам особо не до разговоров было. Подготовка к операции процесс не лёгкий. Особенно с характером Чимина. — Детка, он очень много не договаривает, — понизив голос, прошептал Чонгук. — Я пошарился немного по дому, послушал, кто что говорит… и я охренел, если честно. — Насколько всё плохо? — аккуратно обрабатывая рану, спросил Юнги. — Они не только переворот планируют, но и плавное слияние двух секторов, — наклонившись к уху Юнги, протянул Чонгук. — Хи-ним родил своего отпрыска-альбиноса от Хань Гэна. И по понятным причинам тот унаследует китайский сектор. Больше наследников у них нет и не будет, у Хи-нима там какие-то проблемы по омежьей части. Естественно, сажать в кресло главы постороннего человека — совсем не вариант, поэтому все плюшки и достанутся именно нашей милой Цаце, взамен на то, что он запретит разведение, убийство и всякое притеснение альбиносов в нашем секторе. Понимаешь, чем это чревато? — Бунтом, — на грани слышимости выдохнул Юнги. — Торговля альбиносами чуть ли не самое прибыльное, что есть в нашем секторе. Многие будут против. — И это тоже, — одной рукой приобняв Юнги за талию, кивнул Чонгук. — Бунт будет подавлять Хань Гэн. Он зайдёт со своими людьми на нашу территорию и устранит всех недовольных. Китайский сектор давно уже активно отстаивает права альбиносов. На их вмешательство никто из соседей толком не отреагирует. Разве что японский сектор тоже вызовется помочь. — Разве всё складывается неплохо? — подняв глаза на альфу, тихонько осведомился Юнги. — Всё продумано до мелочей. Но какая во всём этом твоя роль? — Расшатывание ситуации в секторе и псевдо-защита освобожденных альбиносов. Понимаешь, зачем? — Чтобы во время переворота альбиносы воевали на стороне Чимина? — Верно, Детка, — хмуро кивнул Чонгук. — Им срать на всех этих альбиносов. Им просто нужны покорные солдаты, готовые воевать за идею. — И что с того? — заканчивая с раной, пожал плечами Юнги. — Скажи ещё, что тебе их жаль. — Конечно, жаль, я бы мог их так выгодно продать! — Ты как всегда… — Я сомневаюсь, Юнги, — немного подумав, признался Чонгук. — Сокджин — мудак, но сектор у него под каблуком. Что, если Чимин не справится? — Мы умрём, — заклеивая рану, спокойно хмыкнул Юнги. — Хотя мы и при Сокджине умрём. Так зачем переживать понапрасну? — Ты ведь помнишь, что Сокджин хочет сделать тебя главой «Тэгу-5»? — Да, фиговая затея, — подвис Юнги, медленно переваривая полученную информацию. — Я не самый лучший вариант. — Почему? Ты ведь мог бы управлять колонией, — словно идиоту пояснил Чонгук. — Ты там всё знаешь, и все знают тебя. Это ведь логично. — Я раньше всё и всех там знал, сейчас многое изменилось, — невольно повысил голос Юнги. Он глава «Тэгу-5»? Не в этой жизни. — Я не собираюсь служить Сокджину. Особенно после того, как он убьёт тебя и Чимина. Без вас мне эта жизнь не нужна. Вы моё всё! — Ты настолько доверяешь Чимину? — Да, — уверенно кивнул Юнги. — Чонгук, я не дурак и не блаженный, и прекрасно понимаю, что Чимин далеко не ангел, понимаю, что он чаще лжёт, чем говорит правду. Но, прости, я его не брошу. Ему тоже сложно. Он боится доверять, боится вновь обжечься и я сейчас не о печи говорю. Дай ему шанс. Он не подведёт. — Мне бы твою уверенность. — Всё будет, Гук, пусть и не сразу. — Почему у меня такое чувство, будто я тебя теряю? — Это не так, — взяв в ладони лицо альфы, уверенно проговорил Юнги. — Да, мои чувства к Чимину очевидны, но и роднее тебя у меня никого нет и не будет. Как я без тебя? С кем буду бодяжить спирт и орать песни Modern Talking? — С Тэхёном? — приподняв бровь, усмехнулся Чонгук. — Перчатки можешь снять? Они воняют гноем. — Тэхён — это другое, — убирая руки от лица альфы, промолвил Юнги. — Гноем ему воняет. Нужно было лучше ухаживать за своей раной. Почему Тэ не попросил помочь? — Тэ бы… со своей раной разобраться, — потупил взгляд Чонгук. Ой-вей, что сейчас будет? — Какой ещё раной? — выкинув использованные перчатки в мусор, тут же нахмурился Юнги. — Что ты ему уже сделал? Я же просил его не трогать! — Почему сразу я? — выпятил грудь Чонгук. — Из-за обстоятельств, никак не связанных со мной, ну, почти не связанных, его за ножку куснула маленькая собачка. Почти чихуахуа. — Где он собаку-то нашёл? — пуще прежнего помрачнел Юнги. — Ещё и чихуахуа? Они же холод не переносят и живут только в колониях. — На улице нашёл. — Какой нафиг улице? — Погулять вышел, а там собачка. Чихуахуа. — Чихуахуа на улице в минус семьдесят? — теряя терпение, рыкнул Юнги. — Ты совсем меня за дурака держишь? — Нет, — потерев переносицу, неуверенно промямлил Чонгук. — Ну, может то была не совсем чихуахуа, а возможно… взрослый кане-корсо. Я просто в породах собак не сильно разбираюсь. Котики мне как-то милее. — Кане-корсо? Чонгук! — уперев руки в бока, прорычал Юнги. — Какие в жопу котики? Ты о добермане мечтаешь. Насколько сильно Тэхён пострадал? — Собачка сделала всего пару кусь-кусь. Жить будет! — выставив руки перед собой, без тени сожаления пролепетал Чонгук. — Я позаботился о нём. Даже на передержку в человеческий питомник, замечу: на время и с возвратом, пристроил. Там его помоют, чистенько оденут и чипируют. Не переживай. — Что чипируют — это хорошо, — невольно посмотрев на шрам на своей руке, прошептал Юнги. — Пока он вне колонии, без этого никак. — Тоже так подумал. Хотя он, конечно, не в восторге. — Тебя это удивляет? — Не особо, — громко прыснул Чонгук. — Помнится мне, когда я тебя чипировал, ты мне всё лицо ногтями расцарапал. Видок был тот ещё… — Ты это заслужил, — как нечто само собой разумеющееся озвучил Юнги. — Нечего было доводить меня до стресса. — Я надеюсь, что однажды Цаца расцарапает тебе всю спину и этим отомстит за меня. — Кстати о Чимине и ваших планах, — вновь нахмурился Юнги, немного отступая от альфы. — Ты хочешь знать что-то конкретное? Я могу его спросить. Люди, выходя из-под наркоза, весьма разговорчивы и лгут плохо. — Да? — с прищуром посмотрев на Юнги, переспросил Чонгук. Лгут плохо? Хм… — Узнай, что он планирует делать с нами после переворота и кто крот в доме Сокджина. Вопросов у меня, конечно, много, но не думаю, что ты успеешь задать все. — Хорошо, спрошу об этом, и так, ещё по мелочам. — Тогда я пойду пока ещё не поздно, — поднимаясь на ноги, проговорил Чонгук. — Райончик тут так себе… могут и по голове дать. — Береги себя, Чонгук. И не лезь туда, откуда не сможешь выбраться живым. — Не переживай, если меня неволя и горе не побороло, то сам я не упаду. — Боже! Я этого не слышал, — уже привычно закатил глаза Юнги. — И Тэхёна не изводи. Домогаться до него тоже не думай. Я чую, что у тебя гон. Держи себя в руках. — Вот именно! У меня гон, — театрально схватился за сердце Чонгук. — Хоть бы кто отсосал по-братски. — Иди домой, подрочи и ложись спать. — Как скажешь, папуля! — Вали уже. — А обняться? — Ты такой ребёнок, Чонгук, — обречённо выдохнул Юнги, впритык подходя к альфе и крепко его обнимая. — Так пойдёт? — В самый раз! Несильно похлопав Юнги по спине, Чонгук чисто из гадости шлёпнул того ещё и по заднице и, гаденько хихикая, под звонкий отборный мат выскочил из палаты. Принцесса все ещё принадлежит своему королю. Хоть что-то хорошее за последние несколько недель. Юнги его, Юнги ему доверяет… А ещё Юнги любит Чимина. Чимина, на которого у Чонгука свои планы. И это очень большая проблема. Возможен ли вообще такой вариант, что омега добровольно родит ему ребёнка, и при этом Юнги от него тут же не отречётся? Совместный с Чимином ребёнок — это его пропуск к огромной власти и гарантиям в будущем. Совместный с Чимином ребёнок — это абсолютный конец для него и Юнги. Потерять одно, чтобы обрести другое. И вот как ему тут следует поступить?