Мы — грехопадение святых.
***
Фонарь за окном безжалостно слепит глаза противным жёлтым светом, и Чимину от этого в голос выругаться хочется. С того момента, как он вернулся в этот дом, прошло ровно тридцать дней. Тридцать дней полноценной спокойной жизни, к которой он так и не смог привыкнуть. По вечерам, сидя подальше от разогретого до максимума камина, он, вполуха слушая пререкания Чонгука и Юнги, то и дело невольно кидал тревожные взгляды на входную дверь, подсознательно опасаясь того, что та сейчас распахнётся и в гостиную войдёт Намджун или того хуже — Сокджин. Этот страх неискореним. Даже будучи мёртвыми, его некогда поневоле родные люди всё равно не оставляли в покое. Сокджин — частый гость его кошмаров, Намджун — тупая боль в сердце. По ночам, закрывая глаза и крепко сжимая пальцами руку Юнги, он многое готов был отдать, чтобы не заснуть. Сон — зло. Во сне он так уязвим. Во сне нет признаков рая, нет ответов в чужой лжи, нет огня в аду, нет ничего, кроме всепоглощающего страха. Куда бы он не шёл, два призрака неизменно за его спиной. Стоят и, истекая кровью, ждут удобного момента, чтобы утащить его за собой в Ад. Паранойя? Вполне возможно. Не умер я, но жизнь застыла в жилах. Да? И смешно, и плакать хочется. Столь сладкая в мечтах победа оказалась совершенно гадкой на вкус. С чем там его однажды в шутку сравнивал Чонгук? С лакрицей? Да, именно! У его победы вкус лакрицы, и цвет у неё соответствующий — чёрный. Чёрный многим к лицу, но вот ему — нет. Белый всяко лучше. Да и ближе тоже. Пусть и пачкается быстро. Немного заторможено задёрнув плотную штору, Чимин, стараясь не зацикливаться на боли в замёрзших ступнях, отошёл от окна и, сев на диван, хмуро посмотрел на свои ноги, больше не спрятанные под бинтами. Шрамы… как же их много! Выглядит отвратительно. И как только Юнги не противно к нему прикасаться? Шрамы. А на ощупь они ведь ещё хуже. Так, лучше на этом не зацикливаться. Шрамы — это не раны. Хуже уже не будет. Да. Услышав громкий стук, доносившийся с первого этажа, Чимин, прекрасно зная, кто именно к нему пожаловал, несколько раз глубоко вдохнул и, плавно освободив свои лёгкие от воздуха, приготовился к не самому приятному для себя разговору. Чёрт! Он справится. Это всего лишь прах. Это всего лишь… то, что осталось от Намджуна. Стукнув себя кулаком в грудь, омега, зачем-то сконцентрировавшись на стуке своего многострадального сердца, не без тревоги попытался понять свои чувства. Его сейчас нежит небо или же травит ад? Сердце. Тук-тук-тук-тук. И вот вроде бы такой простой и примитивный звук, а сколько информации в себе несёт. Сердце — оно пусть и одно в груди, но при этом какое же разное оно бывает. Сердце, что он разделял с Намджуном — словно вирус, от которого нет спасения, кусок черноты, состоящий из тьмы и мертвого мяса. Сердце принадлежащее сейчас Юнги — цветущее плодоносное поле. Юнги… как же он в нём нуждается! Прямо как дьявол в чужом грехе. Юнги — его сладкое проклятие. Он никогда не позволит ему уйти. Ни в этой жизни, ни в следующей. — Ты опять без настроения, — едва переступив порог, проговорил Хичоль. — Сходил бы куда-то, развеялся. — Развеяться я всегда успею, — хмуро отмахнулся Чимин, стараясь не смотреть на урну в руках омеги. — Возможно, даже по ветру. — По ветру лучше развей своего бывшего, — не сдержавшись, прыснул Хичоль, ставя урну с прахом на пол. — Мне пришлось изрядно попотеть, чтобы найти его тело. — А Сокджин был уверен, что спрятал Намджуна достаточно хорошо, — наклонил голову в бок Чимин. — Но вот его прах стоит у моих ног. — Для тебя это было делом принципа? — понимающе кивнул Хичоль. — Живой Намджун или же просто его труп — он всё равно принадлежит лишь тебе, да? — Да, — не стал отрицать Чимин. — Я его убил, я его и похороню. — Но при этом ты не захотел присутствовать при эксгумации. Тело, к слову, сохранилось очень хорошо. Я легко его опознал. — Ну не любитель я подобного досуга, — брезгливо скривился Чимин. — Да и в тот день родители Юнги в «Тэгу-5» уезжали. Как-то было не до этого. — Как скажешь, — пожал плечами Хичоль. — Завтра встреча с главами колоний. Ты будешь? — Да, пора приступать к своим обязанностям. — Кого назначишь заместителем? — Чонгука, — немного подумав, ответил Чимин. — Пусть делом займётся, а то от безделья уже на людей бросается. Только за сегодня я его трижды за домогательствами к Тэхёну спалил. Вкус у него, конечно… — Кто бы говорил, — укоризненно покачал головой Хичоль. — Я пойду, до завтра. — Пока. С миленькой улыбкой помахав дяде, Чимин, отыскав возле дивана мягкие тапочки, надел их на ноги и, взяв в руки урну с прахом, спустился вниз. Выйдя через заднюю дверь, поплёлся к реке, что брала своё начало недалеко от их дома. Развеять прах — мудрое решение. Развеять прах — это почти что простить и отпустить. Нет человека — нет проблем. Жаль только, что отформатировать свою собственную память у него никогда не получится. Ну и пусть. Привык уже. Скоро смирится. Да и зимой обычно холодно тем, у кого нет тёплых воспоминаний. А у него они есть. И не суть важно, что идёт после них. О мёртвых либо хорошо, либо никак. Остановившись в нескольких сантиметрах от замёрзшей воды, Чимин осторожно открыл крышку на урне и, плюхнувшись задницей на лёд, зачерпнул рукой немного праха и, практически не дыша, развеял его по ветру. Повторив эту нехитрую манипуляцию ещё несколько раз, он, убедившись, что урна пуста, остервенело откинул её в сторону и, подняв голову к небу, посмотрел на немногочисленные звёзды. Красиво. Только снега не хватает. Ещё водки. Намджун… мёртв, как камень, засохшая роза, слабая душа и раздробленные кости. Вот уж правда: всё, что так важно, что сердцу мило, взять ты не сможешь с собою в могилу. Чем не повод задуматься о будущем? А? — Когда я умру — я стану ветром, на землю падать первым снегом, — не смог промолчать Чонгук, кидая в снег ледоруб, отличная прелюдия к рыбалке. — Смеясь, летать с тобой по свету, и нет счастливей в мире этом. — Скажи мне, горемычный, ты дебил? — посмотрев на альфу, как на душевнобольного, спросил Чимин, чувствуя себя донельзя неловко. И как много видел этот блаженный? — Если я дебил, тогда ты — пиздострадалец, — подходя к омеге и протягивая руку, хмыкнул Чонгук. — Поднимай свою сладкую попку, Цаца, а то застудишь себе стратегически важные места, и что тогда Юнги делать? Опять дрочить? — Ты где Тэхёна потерял? — хватаясь за руку альфы, прокряхтел Чимин, поднимаясь на ноги. Боже… — Вы же нынче неразлучные, как понос и унитаз. — В дом пошёл, температуру мерить, — ответил Чонгук, да, зря он Тэхёна вывалил в снегу. — А что так? — елейным голоском проговорил Чимин. — Твой ректальный термометр барахлить начал? Температуру не определяет? — Мой кто? — тупанул Чонгук. Ректальный термометр? Нет у него такого. — Член. — Мы ещё не настолько близки, — подавился собственным вздохом Чонгук. — Так, ходим на досуге под ручку и периодически рукоблудием занимаемся. Всё. — Он тебе нравится? — Не знаю, — немного подумав, ответил Чонгук. — Наверное, да. — Наверное? — Это сложно, Цаца, — задумчиво выдохнул Чонгук. — Меня к нему совершенно точно тянет. Его ко мне тоже. А как там будет… кто его знает? — Поступай, как знаешь, — отмахнулся Чимин, на глазах теряя интерес к любовным страстям альфы. — Завтра к девяти «утра» будь готов. Поедем на работу. Там главы колоний что-то борзеть начали, будем ставить их на место. — А я тут каким боком? — подвис Чонгук, медленно переваривая услышанное. Он же всё понял правильно? — Мне без заместителя никак, — глядя на Гука, словно на идиота, проговорил Чимин. — Кто, если не ты? — Логично, — на автомате кивнул Чонгук. — Буду готов. Похлопав альфу по плечу, Чимин подмигнул подошедшему к ним Тэхёну и, не говоря больше ни слова, медленно вернулся в дом. Завтра будет непростой день, и хорошо бы к нему подготовиться заранее. Подготовиться и как-то аккуратно сказать об окончании «больничного» Юнги, желательно не отхватив при этом лютых люлей. Мин Юнги в гневе — это не шутки. Может же и полотенцем отмутузить, и обезболивающего на ночь не дать. Страшный человек, словом. Проверено! Причём на деле. В тот день, когда все они дружно вернулись домой, у Гука ближе к ночи окончательно и бесповоротно разошлись швы на груди, и перед тем, как всё вновь зашить и обработать, Юнги не слабо так того отпинал. И это на глазах у всей семьи! И ведь даже не раскаялся. Ужас! Скинув тапки у входа на второй этаж, Чимин на цыпочках проскочил в гостиную и, украдкой поглядывая на хмурого Юнги, стоявшего у окна, уселся на диван, и немного виновато спросил: — Что не так? — Когда я разрешил тебе вставать на ноги, я не имел в виду прогулки на улице. Ещё рано, Чимин, — строго проговорил Юнги, скосив взгляд на ступни омеги. — Кожа слишком нежная, её легко можно травмировать. — Да знаю я, — скривился Чимин, мысленно готовясь к очередной лекции. — Я же не далеко ходил, до речки и обратно. — Всё равно! — Ладно, виноват, каюсь, — решив благоразумно не спорить, прошептал Чимин. — Хватит злиться, Юнги, лучше поцелуй меня, пока никого нет. — Тэхён с Чонгуком? — подходя к омеге, спросил Юнги. — Да, они рыбу ловить пошли, — кивнул Чимин. — У Тэ вроде температура, но это не точно. — Правильно, форель на строганину сама себя не заготовит. Забравшись на постель к Чимину, Юнги, скинув с ног утеплённые угги, притянул к себе омегу и, опрокинув того на спину, тут же поцеловал в губы. Как же давно он этого хотел! С самого возвращения домой. Похоже пора выселять Тэхёна из отдельной комнаты на диван. Тот-то один, и у всех на виду поспать может, а их — двое, им просто жизненно необходимо место, где они смогут, наконец, побыть наедине, желательно без одежды и белья. Забравшись рукой в мягкие, непривычно тёмные волосы омеги, Юнги, стараясь держать себя в руках и не переступать черту, рыбалка — это ведь ненадолго, осыпал Чимина легкими упоительными поцелуями, и всё оторваться от любимых губ не мог, постепенно становясь более требовательным. Омега же, приоткрыв губы, покорно давал то, что от него просили, и даже не думал сопротивляться. Зачем? Если их спалят — так тому и быть. Они взрослые люди. Тэхён и Чонгук тоже. — Может выключим свет? — сквозь поцелуи спросил Юнги. — И чем нам это поможет? — прыснул Чимин, сильнее прижимаясь к Юнги. — Не знаю. — Закрыть дверь будет куда более эффективно. — Замок сломался, — рыкнул Юнги, чуть приподнявшись и торопливо стягивая с омеги широкую футболку. — Ты такой красивый. — Только сейчас заметил? — хихикнул Чимин. — Иди ко мне. Времени мало. Понимая, насколько омега прав, Юнги, откинув футболку в сторону, вновь охотно принялся целовать Чимина. Его язык стремительно пробегал по теплым изгибам чужого рта, совершенно бессовестно наслаждаясь каждым рваным вдохом. Его тело сильнее прижалось к груди омеги, и тот, ощутив у бедра набухшую твердую плоть, довольно простонал, только сейчас понимая, что уже успел потечь. Оперативно, однако. Что же с ним будет в течку? — Раздевайся, давай докажем Чонгуку, что сексом ты занимаешься голый, — задирая свитер на Юнги, прошептал Чимин, желая как можно скорее ощутить под своими пальцами обнажённую кожу. — Он будет в шоке, — фыркнул Юнги, быстро избавляясь от своей и чужой одежды. — Скажет: постанова! — Зуб даю, пометит этот день красным маркером в календаре и будет ежегодно праздновать, — жадно глядя на обнажённое тело перед собой, прохрипел Чимин. — Ты такой горячий. — Это ненадолго, — не смог промолчать Юнги. — Тут чертовски холодно. — Боже, я этого не слышал… — закатил глаза Чимин, вновь притягивая к себе Юнги. Быстрый поцелуй в губы практически не ощутим. Чего нельзя сказать о прикосновении влажных губ к напряжённым соскам, а властных рук к бёдрам. В голове — один сплошной туман, Чимин будто не в себе, его соски напряглись и отвердели, а между ног так мокро, что даже стыдно. Хватаясь пальцами одной руки за растрёпанные волосы, практически на уровне инстинктов, а второй с нажимом скользнув по твёрдым мышцам плеч, по длинному изгибу спины, по упругой ягодице… омега тихонько простонал. Он, закусив до боли нижнюю губу, переместил руку на полностью вставший член и, плотно сжав пальцами чужую плоть, на пробу задвигал кистью. Горячо! Слишком горячо! Рот Юнги не отрывался от красивых изгибов омежьего тела, его руки настойчиво скользили по чужим бедрам, распаляя Чимина всё больше. Он целовал омегу беспрерывно и слегка прикусывал твёрдые горошинки сосков, попутно упиваясь всё заполонившим запахом цветов. Забыв обо всём на свете, он плавно опустил пальцы на подрагивающий мокрый вход и, не теряя времени, вошёл внутрь сразу двумя. Почувствовав, как сильнее сжалась рука омеги на его члене, Юнги, так вовремя вспомнив об одном своём желании, вынул пальцы из омеги и, освободив свой член из чужого захвата, резко подался вниз и, приподняв бёдра омеги чуть выше, тут же впился губами в колечко сфинктера. Сладко! До чего же сладко. Острая судорога чистейшего чувственного удовольствия стрелой пронзила тело Чимина при первом же прикосновении языка Юнги, и он, выгнувшись, громко застонал, понимая, что долго так не продержится. Юнги же, дорвавшись до столь желанной ласки, то проникал языком внутрь, то просто посасывал нежные складки сфинктера. Интересно, а минет доставляет омегам удовольствие? Желая проверить всё и сразу, он, торопливо заменив свой язык пальцами, вобрал в рот член омеги, сразу начиная сосать. Вкусно. И тут тоже вкусно. Дьявол! Чимин — совершенство, самое вкусное лакомство. И вот как его такого прекрасного и сладкого не хотеть? — Если ты так продолжишь — я сейчас кончу, — едва слышно проскулил Чимин, не зная, куда себя деть от удовольствия. — Аналогично, — выпустив член изо рта, рыкнул Юнги. Накрыв омегу своим телом, Юнги, удобно устроившись между чужих бёдер, осторожно вошёл членом в жаркое нутро, тут же принимаясь двигаться. Не сдержав громкого стона, Чимин, обхватив талию Юнги ногами, довольно прикрыл глаза, самостоятельно начиная насаживаться на его член. Господи! До чего же хорошо. Почаще бы так. Почувствовав первые отголоски оргазма, Чимин быстро просунул руку между телами и принялся в такт толчкам дрочить свой член. Продержавшись совсем недолго, он кончил, оглушающе сильно сжав Юнги. Прижимая к себе содрогающегося в оргазме омегу, Юнги из последних сил врезался в него, входя всё глубже и глубже. Всего несколько секунд и он также достиг своего пика. Изливаясь в столь любимое тело, он мог думать только о том, насколько сильны его чувства к омеге. Чимин — его мир, его Бог, он не выживет без него. — Я люблю тебя, Чимин, — нежно целуя омегу в губы, прошептал Юнги, даже не думая переставать обниматься. — Так сильно люблю. — И я тебя люблю, — сытым котом промурчал Чимин. — Выйду за тебя и рожу парочку детей. — Мне нравится ход твоих мыслей, — рассмеялся Юнги. — Давай ещё разок? — Уже? — охнул омега. — Давай, но только быстро, а то мне ещё к сборам готовится нужно, переговоры с главами колоний сами себя не проведут. — С Чонгуком едешь? — оглаживая рукой бёдра омеги, спросил Юнги. — Да, — кивнул Чимин, невольно напрягаясь. Как же неохота сейчас скандалить. — Хорошо. — Хорошо? — не поверил своим ушам Чимин. — Ты не против? Серьёзно? — Твои обязанности никуда не делись, и я это понимаю, — серьёзно ответил Юнги. — Я буду рядом и помогу, чем смогу. — Ты самый лучший. — Как бы сказал Чонгук: из всех языков ты выбрал язык фактов. — Боже! — закатил глаза Чимин. — Поцелуй меня скорее! Вновь утягивая омегу в долгий трепетный поцелуй, Юнги был действительно счастлив. Теперь он совершенно точно на своём месте. Чтобы ему не приготовило будущее, он обязательно справится. Страшит лишь то, чего еще не знаешь, пугает то, чего не осязал. Пока Чимин рядом с ним, он всесилен. Отныне и навеки веков.***
Осторожно присев на лавочку рядом с Тэхёном, Чонгук, оглядев пыльных «призраков» перед собой, тихонько проговорил: — Похоже, попасть домой нам пока не светит. — Да, наши сожители разошлись не на шутку, — на автомате кивнул Тэхён, стараясь не думать о том, чем сейчас занят Юнги. — Хочешь прогуляться? — немного подумав, предложил Чонгук. — Можем даже сходить на свидание. — На улице минус шестьдесят. — У меня зимняя утеплённая палатка в подвале есть, — как нечто само собой разумеющееся проговорил Чонгук. — Устроим пикник на берегу реки. — Звучит неплохо, — немного подумав, ответил Тэхён. — Пошли. Делать всё равно нечего. — Вино брать будем? — Бери, свидание как-никак. Задумчиво глядя на довольного видоизменённого, Тэхён чувствовал себя донельзя странно. Он остался на поверхности, собрался на пикник-свидание при минус шестидесяти с видоизменённым, и всё это почему-то кажется ему таким правильным, что аж страшно становится. Он ведь не ошибся? Выбрал правильный путь? Время покажет. Ну а пока: нельзя, чтоб страх повелевал уму; иначе мы отходим от свершений. Так что: — Чего расселся? — пнув локтем видоизменённого, проговорил Тэхён. — Передумал идти на свидание? — Нет, что ты! — подскочил на ноги Чонгук. — Подожди минутку, папка сейчас всё организует. Папка сейчас всё организует. А что? Звучит неплохо. Тэхёну нравится. Кто, если не папка, позаботится о мамке? Он и видоизменённый. Звучит как бред, но… не всё то лживо, что невероятно. Да? Он справится. Справится, потому что сам выбрал эту жизнь.