Башня Иезавели

– Торчер. Торчер, это Аканта. Пожалуйста, ответь, это важно. Она повторяла это уже с десяток раз, вслушиваясь в издевательское мерное шипение вокса. Спит он, что ли? Или снова обкололся своими "лекарствами"?! На общем канале была тишина, только помехи были другие – свист, щёлканье на фоне белого шума, иногда на грани слышимости, иногда почти за гранью. Аканта немного послушала и зло треснула по кнопке отключения. К счастью, вокс был рассчитан на использование в гораздо более жёстких условиях, чем плохое настроение смертной женщины. – Ну и что мне, блядь, с тобой делать, грёбаный старый наркоман?! Она скосилась на тёмную коробочку в её руках. Нет, точно отключён, и слава Хаосу. Но делать что-то было необходимо, с Торчером или без него. Аканта ещё раз перебрала иерархию рапторов, которую с трудом выстроила из обрывков услышанного. Торчер был безоговорочным вожаком, Дазен и Кельманри болтались где-то внизу. Те, кого тронули мутации, были ближе к командованию, но Аканта до сих пор не была уверена, способны ли они говорить, по крайней мере понятным ей образом. Ещё был Азго... он был достаточно похож на человека, его Торчер приводил на аудиенцию к ведьме – как колдуна, значимую персону. И он был к ней добр. С четвёртой попытки она нашла нужный канал. – Господин Азго? Это Аканта. Мне нужно поговорить с Торчером. Он не отвечает. С ним... всё в порядке? – А, это ты, девочка... – кто-то отозвался, замолчал, потом вернулся: – В порядке, но говорить с тобой вряд ли станет. Что ты хотела? – У меня новости из шпиля. Важные. Они касаются леди и её окружения. Больше сказать Аканта не могла. То, что она шпионила в пользу рапторов, знали все, но, даже если канал вокса был безопасен, её комната могла быть нашпигована любыми прослушивающими устройствами. – Я могу кому-то их рассказать, пока он занят? Несколько секунд на канале было тихо, потом Азго ответил: – Ну мне можешь рассказать. Приходи, разберемся. Тебя встретить? Предложение было неожиданным. Аканта вспомнила Флэя и его «игры», свод храма, похожий на враждебное небо, усеянный парами глаз. – Да. Пожалуйста. Я буду через сорок минут. Когда Азго отключился, она уже была на ногах. Сорок минут должно было хватить с запасом, но всё равно до лифта она добралась почти бегом. При всей доброжелательности астартес, Аканта не хотела думать о том, что будет, если заставить его ждать. Запыхавшись, она взлетела по ступеням храма, когда часы отмерили тридцать две минуты. Прислонилась к постаменту при входе, пытаясь отдышаться, а потом бесцеремонно забралась на широкие каменные перила рядом. С каждым новым визитом в храм, благоговения оставалось всё меньше. Она видела истинное чудо, явленное Торчером, и к мрамору и граниту статуй оно не имело никакого отношения. Азго пошел встречать, когда услышал человеческие шаги снаружи, за пару шагов до двери нахлобучил на голову шлем, чтобы спасти чувствительное зрение. На женщину уставился красноглазый череп. – Ну, пошли. Через зал он, тем не менее, ее не повел, ушел вбок, и там нашлась широкая лестница, уходящая вдоль стены на галереи над боковыми нефами. Света хватало, чтобы рассмотреть ступеньки, но камень под ногами был выщербленным, словно в него долго стреляли. Дорога закончилась в кромешной темноте, судя по всему, в какой-то из бывших хозяйственных пристроек. Спустя некоторое время из темноты проступили зеленые огоньки – в углу стояла какая-то аппаратура. Слышался едва слышный гул. – Громко не говори. Что случилось? – Ведьма больше не правит. Она начала с главного, даже не тратя время на то, чтобы оглядеться в незнакомом месте. Азго – это все-таки не Дазен, и отвечать стоило чётко и быстро. – Чем дальше, тем ей хуже. Её первый советник, Ирвинг, накачивает её наркотиками до невменяемости, я пять дней не могу к ней попасть. Сейчас Изабель не убивает никого... почти. Но на советах от её имени говорит он сам и астропатка, Шиегу. И если насчёт Ирвинга я уверена... почти уверена, то Шиегу вызывает у меня опасения. Она астропатка, а не политик, она почти умирает, прикована к креслу, но в критической ситуации она получила власть, и я не могу сказать, на чем эта власть основывается. Азго долго молчал в ответ, будто соображал, потом она расслышала его шепот – воин пытался с кем-то связаться. Спустя еще минуту она услышала и имя. – Я уже... – Пошли к нему. Обратный путь занял меньше времени, или он вывел ее другим путем. Уже внизу стало ясно, куда они идут – в бывшую трапезную, где Торчер теперь устроил свою лабораторию. Из помещения несло мертвечиной. Судя по запаху, трупу было именно столько, сколько и должно было быть несчастной кукле, которую Торчер показал ей в прошлый раз. Аканта почувствовала, как ноги становятся ватными, а голова начинает кружиться. Дело было совсем не в запахе: она работала с трупами в самой разной стадии разложения. Но здесь хладнокровность врача отказывала. Торчер... да лучше бы он её ел, чем то, что там происходило. – Мне обязательно..? Она чувствовала, что сделает ещё один шаг и упадёт в обморок. На второй раз инстинкт самосохранения запоздало включился и услужливо шепнул: «А если он проснётся голодным?» Азго обернулся, подмигнул красными линзами, перестраивая зрение. – По-хорошему, мне тоже не стоит заходить… – он шагнул за порог: – Но кто-то же должен. Торчер? В лаборатории горел свет, сочился с дальнего конца помещения, оттуда скоро раздалась возня и раздраженное бормотание. – Аканта? Это бесполезно... Она знала, что не одна, но вздох облегчения вышел уж слишком заметным. Она боялась за себя, да и за Азго тоже. В этом храме было не так много существ, относившихся к ней не как к живой игрушке или пустому месту. – Кельманри часто бывал в шпиле. Я видела его на одном из советов... может, его спросить? – неуверенно предположила Аканта. О том, что она пыталась связаться с ним один раз, больше для очистки совести, предпочла умолчать. Не хватало ещё, чтобы ушлый астартес выдал всю собранную ей информацию за свою. – Вдруг Торчер оставил ему распоряжения на такой случай? – Кел – та еще тварь... – судя по звукам, Азго с чем-то возился, послышался скрежет керамита. – Ты же хирург? Видела, где у него инъектор? – Подключичный доступ, слева, – это она знала точно. Зарисовки раптора не пропали даром. – Есть ещё на правом локтевом сгибе, но вряд ли он его использует, когда собирается... Она сделала паузу, подбирая приличный аналог и хоть немного выравнивая тон. – ...сделать с собой то, что сейчас. Из темноты слышалась возня, иногда металлический скрежет, что-то грохнуло об пол, прокатилось. Рискуя получить когтями или остаться с перекушенной рукой, Азго медленно разбирал броню своего вожака, пока не добрался до одной ему известной цели. Аканту так поглотило наблюдение за тем, что слышалось из темноты, что она не почувствовала движение воздуха рядом с собой, вздрогнула, только когда увидела в темноте едва сверкнувшие вытянутые линзы на высоте своего роста. Кто-то беззвучно прошел по полу, встал в проеме, наблюдая. Вонь усилилась. Закончив, Азго подошел и встал перед невидимым раптором, плавающий во мраке череп склонился вниз и застыл на несколько секунд. – Пошли, – воин чуть ли не силой потащил за собой Аканту, когда, как ей показалось, ему было позволено удалиться; через пару десятков шагов он добавил вполголоса: – Дури у него, наверное, хоть залейся, я не стал искать, выкрутил переходник. – Вы это раньше делали? – по мнению Аканты, здесь требовалось много физраствора, глюкозы и препаратов, способных помочь печени и почкам Торчера справиться с тем, чем он их травил. Но Азго однозначно было виднее... и то, что он сделал, и то, куда он её тащил. Каждый раз, когда она видела этого астартес, он обращался с ней как с куклой: тянул, усаживал, ставил. Аканта ещё не поняла: было ли это своеобразной заботой или Азго просто не делал различия между ней и, скажем, ящиком с боеприпасами. Спрашивать его о том, куда и зачем, было бесполезно, так что она просто смирилась с мыслью, что скоро и сама всё узнает. – Нет. Обычно он резко не снимается, но Хале говорит, что переживет. Шевелись. Азго явно собирался ее вывести из зала, но из темноты раздался знакомый голос: – О, Аканта? Это ты его похитила? – Она уже уходит. Сейчас приду. – Она нам помешает? – удивился Дазен, подошел ближе и керамитовая перчатка, сдавившая ее руку, разжалась. Аканта заулыбалась так, что вокруг неё, казалось, стало светлее. Но это за пределами храма молодого астартес можно было затащить в ресторан и накормить шоколадом, а здесь... – Господин Дазен, я просто зашла по делу, – она склонила голову больше для того, чтобы не компрометировать Дазена таким выражением лица. Мало ли что там Азго понимает в человеческих эмоциях... а вдруг чуть больше, чем следует? – Вы вообще знакомы? – тон Азго изменился. Неужели он... шутил? – Да, – Дазен ничуть не смутился. – Она тебя не узнает. – Пошли. Ее как будто забыли в темноте, предоставив самой добраться до выхода, или... – Пусть идет, но никакого света, Даз. – А мне что, в шлеме играть? Аканта застыла, не понимая: это разрешение пойти с ними, приказ, или лучше ей убраться подобру-поздорову. Во что играют астартес, она помнила на примере Флэя, и эти игры ей не нравились. И когда чьи-то теплые пальцы осторожно провели по плечу, она едва не подпрыгнула, почти до крови прикусив язык, чтобы не вскрикнуть. Азго бы её просто схватил, значит, это Дазен... Воин немного развернул её, прикосновение пропало, и едва слышные шаги начали удаляться куда-то вглубь. Она слышала только одного: Азго ступал бесшумно, не придавая особого значения, сможет ли смертная последовать за ним. Ритм шагов изменился; она поняла, почему, только обнаружив перед собой и едва успев выставить руки, чтобы упасть на них, а не носом вперёд, крутые ступени. Камень здесь был даже не отшлифован, скорее всего, это был вход в технические помещения храма. Когда Аканта, стараясь не топать и дышать потише, наконец забралась на самый верх, воины уже сидели на полу, если верить высоте, на которой находились линзы шлема-черепа. Комната была небольшой, слышно было даже эхо дыхания, и запах астартес – мускусный, почти звериный, смешаный с металлическими запахами брони, быстро заполнил всё помещение. Она нащупала ногой что-то мягкое, как раз между воинами: то ли подушку, то ли матрас, то ли просто свёрток тряпья, и опустилась на колени, усевшись на пятки. В голову закралась дурацкая мысль: Азго считает до десяти, давая время убежать и спрятаться, как в старой детской игре. Только в исполнении Повелителя Ночи развлечение становилось совсем не детским. – А во что вы играете? – осторожно спросила, перебирая в уме всё, чем можно заниматься в непроглядной темноте. – Сейчас покажу, если сам хоть что-то увижу, – буркнул Дазен откуда-то сзади; спустя несколько секунд по глазам ударил свет – он зажег свечу и поставил ее за что-то квадратное, тень накрыла всю комнату и свод над головой. – Кости здесь, фишки здесь. Перед броском делаешь ставку. Кто проиграл, рассказывает историю о том, как ему было стыдно. Вернувшись, воин пододвинул Аканту и уселся на полуразмотанный рулон утеплителя, по краям уже заметно обтрепанный. Непонятно было, шутил он или нет, но Азго снял шлем, поднес руку к глазам и, почти не глядя, взял консервную банку, внутри которой гремели шестигранные костяшки. – Повелители Ночи слегка дефектные. Потерпим, чтобы он не ослеп. – Наглый сопляк, – прошипел Азго, но беззлобно. Аканте выпало ходить второй. Азго выбросил три шестёрки из пяти и забрал ставку. Она взяла из его рук банку – жестянку приходилось держать двумя руками, несмело выдвинула в ставку три фишки, постаралась бесшумно сделать бросок. Стук показался оглушительным, она даже испуганно втянула голову в плечи, ожидая, что её отругают за неловкость. Три, пять, два, один, один. Она собрала кости обратно и передала банку Дазену. Тот будто бы взглянул на Азго, перед тем, как бросить кости в свой черёд, но возмутиться Аканта не успела, потому что у молодого астартес счёт был ещё хуже её собственного. – Когда мы высадились на мир, где постоянно лили дожди... – начал Дазен. Когда воин закончил, Аканте было не смешно, а страшно. Понятия о стыде у астартес явно отличались от человеческих. Азго сгрёб себе фишки и встряхнул банку снова... Аканта. Азго. Снова Аканта. И снова. Дазен... а потом удача как будто ей изменила с обоими сразу. «Господа» превратились просто в Азго и Дазена, уши Аканты пылали так, что от них можно было зажигать вторую свечку, но игорный долг обязывал. Гостья хотела отделаться медицинской академией – как она несколько месяцев притворялась беременной, пытаясь вынести из анатомички череп, чтобы сделать из него наглядное пособие и хвастаться перед всем общежитием. Как пыталась покурить и училась целоваться. Как просила у подруги чулки, чтобы прятать в них шпаргалки, а потом забыла, и так и пришла в гости к своим строгим родителям. Аканта уже хотела, чтобы у неё закончились фишки, что означало окончательный проигрыш. Но как только она нащупывала перед собой всего несколько металлических кружочков, кто-то из астартес проигрывал, и фишки возвращались к ней. –...и я думала, что эта дрянь будет мне сниться всю оставшуюся жизнь после того, как Торчер меня тронул, – хмуро закончила Аканта, уже начавшая догадываться, что двое соперников просто сговорились против неё. – И следующая история будет уже с Гродевы. И не про ведьму. Так что, может, хватит? Вместо ответа Азго плавным движением опустил жестянку на пол. Четыре шестёрки и четвёрка. Да как он это делает?! Дазен... две пятёрки, четвёрка, шестёрка и двойка. Тоже неплохо. Если не заметить, как банка слегка проскользила по плите, прежде, чем остановиться. Точно ведь, жульничают! Ну держись... – После того, как мы с Дазеном прошлись по городу, – мстительно улыбнулась Аканта, – у меня появилось очень дорогое украшение. Только мы засиделись, и мне пришлось возвращаться в шпиль бегом. В лифт я зашла растрёпанной и с колье на шее, которое стоит дороже меня. А потом туда зашла одна из кукол Микаэллы, которой уже нашептали, что из шпиля меня забрал астартес... Теперь уже Аканта наблюдала, как лицо Дазена начинает темнеть даже при свете свечи. Ей самой было невыносимо стыдно вспоминать, но она – для самых непонятливых – подробно объяснила, кто и что подумал, какие сплетни потом ходили по дворцу ещё неделю, и как она старалась держать лицо, принимая завистливые поздравления, больше похожие на «чтоб ты сдохла». – И я проиграла, – невинно улыбнулась Аканта, обводя рукой пустое место, где до этого лежали полагавшиеся ей фишки. Дазен кашлянул у нее над ухом так, что фальшь чувствовалась за милю. Тут же стало ясно, что Азго вовсе не обязательно прикрывать глаза задонью, и что на самом деле он просто беззвучно смеется, и давно. – Это мы сжульничали, – наконец, сознался он. – Истории о своих проколах мы и так уже знаем наизусть. Азго вставая, хлопнул Дазена по спине панибратским жестом, который, скорее всего, подсмотрел у людей, потому что тот не подыграл, а с трудом подавил реакцию, незаконченное движение повернуться к противнику. – Что ты такой напряженный? Неужели она неправильно рассказала? – Там нечего было рассказывать. Ты за куревом пошел? Ну так иди. Азго что-то сказал, на странном шипящем языке, всего два слова – как будто по-своему повторил про «наглого сопляка». Аканта уже повернула голову к Дазену, чтобы что-то сказать, но увидела выражение его лица и осеклась. Оставалось только надеяться, что воина она не обидела. – Я видела, что вы играли против меня. И предупреждала, – насупилась она, запоздало поняв, что это звучит, скорее, оправданием. – Когда я тебе сказала, что это был лучший день за много лет, это была правда, - добавила тише, когда Азго, наверное, ничего не смог бы услышать. – Все в порядке. Он осторожно дотронулся до ее запястья, снова убрал руку. Этот странный способ поддержать, или успокоить, ущербный жест, который не мог заменить чего-то нормального, человеческого, но мог бы послужить суррогатом. Аканта успела повернуть руку, проведя пальцами по его ладони, всего на секунду дотронувшись до руки Дазена без перчатки. Она уже начинала привыкать, что астартес иначе не умел, и была благодарна даже за попытку. – Хочешь попробовать? – Азго подошел, протянул что-то Дазену и тот взял, обернулся. – Ей не стоит... – Это тебе не стоит, а она уже взрослая. Азго появился невовремя, заставил вздрогнуть, обернуться, кивнуть просто, чтобы как-то отвлечь внимание от жеста, который Повелитель Ночи мог случайно увидеть. – Да... наверное. Если людям это не вредит, – она неловко улыбнулась, на всякий случай придвигаясь чуть ближе к Дазену. – А это местное баловство, людям, конечно, вредит, но их это не останавливает. Азго уселся прямо на пол, его лицо скрылось за облаком дыма, и сквозь него он смотрел с каким-то неясным выражением – все заметил и смеялся над ними обоими? Дазен затянулся второй тонкой самокруткой и передал Аканте. Он как будто хотел что-то сказать, но в последний момент счел за лучшее промолчать. Забрал протянутый шприц и сделал вид, что очень внимательно ищет вену. – Говорил я тебе, ставь инъектор. – Вернемся на баржу – поставлю. – Сопляк. – Ты тоже был сопляком… когда-то неоправданно давно. Азго не ответил, прислонился к стене, обнажив бледное горло. Синеватый дым поднимался вверх и стелился над их головами. Первый вдох горького колючего дыма заставил женщину закашляться до слез. Аканта держалась за грудь, не глядя, ткнула Дазену самокрутку и снова прикрыла рот второй рукой. Через полминуты, когда ей уже казалось, что на пальцах будет кровь, кашель прекратился так же внезапно, как и начался. В голове стало пусто и легко. Тёмная и тесная каменная келья сейчас казалась самым уютным местом на свете, а рулон крошащегося утеплителя так и манил улечься, растянувшись по-кошачьи на всю размотанную длину. Дазена она сейчас видела как сквозь воду: то ли пламя свечи тронул сквозняк и дело было в тенях, то ли зрение отказывалось фокусироваться. – Ты не боишься меня? – Боюсь, конечно. Очень. Но мне с тобой хорошо, – честно призналась, как будто забыла, что Азго сидит рядом. – Почему боишься? Не мы распоряжаемся твоей жизнью. Он несколько раз глубоко затянулся, изучая Аканту взглядом, потом расслабленно подпер висок ладонью, добавил невпопад: – Биологически мы даже разные виды. Азго что-то пробормотал на своем шипящем языке, увидев, что Дазен непонимающе смотрит, повторил, внятнее и медленней. Аканта нахмурилась, обдумывая вопрос. Ее мысли тоже стали медленными и неповоротливыми, и нипочём не желали складываться в слова. Получив в руки самокрутку второй раз, она была уже осторожнее: сначала медленно набрала дым в рот и только потом позволила ему понемногу опуститься в лёгкие. Так горло почти не саднило. – Конечно, разные. Но дело ведь не в биологии... вернее, не только в ней… Это инстинктивная реакция. Она кивнула с важным видом, будто раздумывая, а не прочитать ли лекцию, вовремя поняла, что не свяжет вместе столько сложных слов, да ещё и с терминологией на Высоком Готике. Тряхнула головой, переключаясь на более простую мысль. – Торчера бояться сложнее, он как... стихийное бедствие. Непредсказуемый. И если захочет убить, то я его в лучшем случае укусить в последний раз успею. Аканта сделала неопределённый жест, который должен был подчеркнуть запредельную опасность Торчера. – А с тобой не так. Есть надежда убежать, спрятаться. Есть какие-то правила... ты не захочешь причинить мне вред просто так. И появляется смысл. Торчера бояться – это как постоянно ждать, что тебе балка на голову в коридоре упадёт. А тебя... как... саблезубого кота. Это такие большие хищные звери... пушистые очень... Она поняла, что её уносит куда-то не туда и только беспомощно развела руками. Молодой воин внимательно слушал, но не подал ни единого намека на то, понял или нет, о чем речь, а, если понял, то принял ли это объяснение. С шорохом к ним подсел Азго, заглянул Аканте в глаза и широко усмехнулся: – Нет, девочка. Это наша игра, наша репутация... то, как нас видят. У нас есть правила, но мы делаем их невидимыми снаружи, и вы принимаете нас за бедствие. Даже хозяин принимает нас за бедствие, хотя и знает, как все устроено... сопляк играет похуже и ты думаешь, что он почти человек. Прости его за это, он лжет. Дазен промолчал, выпустил дым над головой Аканты и Азго, только наблюдал за ними обоими. Глаза Азго почти не отблёскивали в тусклом свете догорающей свечи, а тени рисовали на его и без того резких чертах новую маску-череп, которую нельзя было просто снять. Сознание сейчас плясало так же, как цепляющийся за фитиль огонёк: от удовольствия к страху, от страха к любопытству и назад. Дым снял любые разумные ограничения, заставил говорить правду раньше, чем мысли успевали за языком – или телом, которое лучше знало, где ему сейчас безопаснее. Аканта прижалась к Дазену, неспособная отвести взгляд от глаз колдуна, вздрогнула, через грубую ткань ощущая жар тела, но не отстранилась. Она попыталась что-то возразить, но только придушенно пискнула и замотала головой так, что рыжие, собранные в хвост волосы хлопнули её по щеке. Дазен не лгал, она не желала в это верить. Ему нравилось пирожное... и держать её за руку тоже нравилось... и сейчас он не даст её в обиду... – Ты ее пугаешь, – наконец, заметил Дазен, коснувшись локтя прижавшейся к нему Аканты и снова неловко, снова недостаточно и не так, как нужно было бы... – Да? – с удивительным безразличием в голосе удивился колдун, и кисть, усеянная костяными кольцами, оказалась перед глазами. – Ты до сих пор думаешь, это страх? Аканта не сразу поняла, что происходит, очнувшись, только когда пальцы Азго прошлись по телу, едва прикасаясь, заставив покрыться мурашками, опустились ещё ниже... У него холодные пальцы. Но он куда лучше Дазена знал, что делает. Она так и не завела себе что-то более удобное чем платья, и тонкий подол почти не ощущался преградой между чужой рукой и ее телом. Кожа горела, соски затвердели до боли, и всё, что Аканта могла сделать, это застыть, хотя бы просто не выгибаясь навстречу. Не разобрать, куда направлен взгляд непроглядно-черных глаз Повелителя Ночи, но в тот момент казалось – не на нее. Когда он ласкал через одежду ее, напряженную как струну, то смотрел мимо и все, что заботило Азго – это одержать верх в каком-то их давнем споре. – Пожалуйста... не надо... Аканта вцепилась в руку Дазена, переплетя пальцы с его. На тронутом скальпелем Микаэллы лице застыл совершенно кукольный испуг: полуоткрытые губы, широко распахнутые глаза с расширенными зрачками, первые дорожки от слёз на щеках. Она боялась отвести взгляд от ничего не выражающего лица колдуна. Ему неоткуда было знать о её теле такое, чего Аканта не знала о себе сама, он был астартес, они не были способны испытывать влечение, даже понимать его... – Не трогайте... Тон её шёпота был совсем не тем, каким просят перестать. Дыхание стало частым и прерывистым. Сам страх теперь казался вывернутым наизнанку, странно привлекательным. Даже то, что она держала за руку Дазена, с которым и представлять такое не могла и не хотела, заставляло кусать губы, чтобы не застонать. А когда Азго окончательно понял, что нужно с ней делать, перестали помогать даже укусы. Не ответив, Дазен смотрел в лицо колдуну, и его ладонь, сжатая в ее пальцах, осталась неподвижной и безответной. Да, он хотел ответить, что это действительно только лишь страх, но теперь знал, что не только. Видел и чуял в воздухе пропитанном наркотическим дымом и похотью. И, новое ощущение, ему было противно это. Область, где нет логических решений, где причины и следствия рассыпаются на простые животные инстинкты, и так скульптурно безупречное тело распадается на свои составляющие с уходом жизни, разлагается и превращается в... просто грязь. – Ты ее пугаешь, – повторил Дазен, и все трое знали, что это не так. И Азго, стерев усмешку с лица, все же отодвинулся, вытащил из зубов окурок и выдохнул дым. Не говоря ни слова, он смотрел на них обоих с каким-то невысказанным снисходительным выражением, потом оперся лопатками о стену и смежил веки. Несколько мгновений стояла тишина: почти полная для астартес и оглушительная для самой Аканты. Голова кружилась, она только сейчас поняла, что последнюю минуту или даже больше, не дышала. Пальцы убрались, оставив приторное тянущее ощущение внизу живота, такое же мерзкое, как и тошнотворный привкус больше не пьянящего дыма. Тело, подстёгнутое невообразимой смесью гормонов и наркотиков, требовало продолжения, любым способом, а проснувшееся сознание выло от стыда и ужаса, требуя немедленно что-то сделать, чтобы смыть с себя то, что произошло. Аканта облизнула губы. По языку потекло солоноватое, медное, тёплое... слишком много. Она очень усердно пыталась не застонать. Она прикрыла глаза, сосредотачиваясь на пульсирующей боли в нижней губе, вкусе собственной крови, тепле руки Дазена. В мире были и другие ощущения кроме дурмана и похоти. Солёное изменило вкус, и Аканта не сразу поняла, что по щекам текут слёзы. Плач был настолько же оторван от её состояния, как до того – желание. Всхлипнув, она дёрнула к себе край утеплителя, пытаясь накрыть ноги, вместо того, чтобы расправить так равнодушно задранную юбку. Азго приоткрыл глаза – полумесяцы сплошной черноты на белой коже – и она замерла, парализованная этим взглядом, замерла, со скомканным углом рулона в руке, цепляющаяся за руку астартес, боящаяся даже снова слизнуть с губы кровь, сочащуюся на подбородок. Неожиданный шорох, вздох поднялся по лестнице и отразился между стен. В зале что-то происходило. Азго вскинулся, прислушиваясь и встал на ноги. – Глупые дети, – буркнул он, бросив последний взгляд на Аканту и Дазена. Последний ему улыбался. Аканта не слышала и половины из того, что происходит внизу, зато Дазен мог считать картину по звукам так явно, как если бы сам находился в главном зале. Разбуженные рапторы собирались на охоту, но без Торчера, скорее всего, младший мало кого интересовал как соратник. Огонек свечи заметался, спугнутый сквозняком от закрывшейся двери. – Как ты вообще это допустил?! Звенящий от злости и слёз голос Аканты вывел воина из размышлений. Как только Азго скрылся, сидевшая смирно женщина вырвала руку и сейчас смотрела на него так, будто это он, Дазен, был виноват в её природе. – Почему ты позволил ему со мной это сделать? Я думала, вы физиологически неспособны! Тебе что... нравилось?! – Нравилось? – Дазен удивленно переспросил. – Мне показалось, тебе это нравилось. Я должен был вмешаться? Аканта так и застыла с открытым ртом, как будто подавившись новым обвинением. Посмотрела на воина со смесью изумления, обиды и ещё чего-то непонятного ни ему, ни, возможно, ей самой. – Ты... правда не понимаешь? Разницу между тем, что он делал и... Она оборвала себя, как будто едва не сказала что-то лишнее, и закончила совсем иначе. – И ты всё-таки вмешался. – Я заявил на тебя свое право, – отвернувшись, Дазен подобрал одну из самокруток, оставшихся лежать возле рассыпанных фишек, подкурил от старой. – Сложно объяснить человеку со стороны, насколько строго мы блюдем иерархию, и мой поступок… несколько нежелателен. Азго просто позволил это сделать. – Дай, пожалуйста... мне не помешает. Она подождала, пока Дазен вдохнёт дым, протянула руку, коротко затянулась и прикрыла глаза. Уже знакомое ощущение пробежало по телу, расслабляя напряжённые плечи, стирая с лица любое выражение, кроме рассеянной полуулыбки. Свеча, наконец, догорела, и единственным пятном света оставался тусклый красный огонёк, вспыхнувший чуть ярче, когда астартес поднёс самокрутку к губам. Теперь Дазен не видел её лица, и так было гораздо проще сказать то, что она и так собиралась. – Азго хотел доказать, что я пойду за любым, кто... понимает женскую физиологию? – Да. Он хотел добавить «и доказал», но не стал. Азго вёл ещё какую-то игру, которую Дазен не понимал, но если не выиграл, то свёл вничью. – Чего ты хочешь? Что я должен был сделать? Аканта долго молчала, и Дазену показалось, что он знает ответ: того же, что сделал Азго. Колдун был не совсем прав. Они не идут за любым, они выбирают, по каким-то непонятным признакам. Аканта считала эти признаки в нём, и эту иллюзию следовало разрушить. – Я говорю с тобой потому, что мне интересно. Но я никогда тебя не хотел как женщину. Ни тебя, ни кого-либо еще. Она всё ещё не произносила ни слова; чем дальше, тем больше это раздражало. Как будто он оправдывался. – Конечно, ты мне нравишься, Дазен. Ты, а не Азго. И я не думала, что такие как вы, вообще способны хотеть женщин. Она зашуршала утеплителем, зацепилась за собственное платье, на ощупь подобралась ближе. Читать действия Аканты в темноте было так же легко, как и наблюдать за ней при свете. – Я никогда не буду ждать от тебя... такого. Может, разве что немного... но уж точно об этом не скажу, – она улыбалась при нём так часто, что сейчас Дазен был уверен в её выражении. Она говорила, что не получит желаемого и улыбалась этому. Холодные пальцы легли ему на виски, прошлись по коротким жёстким волосам, сплелись на затылке, и прикосновение исчезло. Воин не пошевелился. Он успел заметить её движение когда она только подняла руки, заставил себя не отреагировать, вытерпеть, как что-то необходимое для понимания. Но прикосновение неожиданно оказалось не таким, как он ожидал. Как бы он не пытался убедить себя в обратном… – Спасибо, что заявил на меня своё право. Мне... было очень приятно. С каждой новой фразой Аканта всё сильнее растягивала слова. С неё хватит дыма. Он перехватил ее руку, замедляя движение, притянул ближе и она пальцами ощутила прикосновение его щеки. Гладкая кожа, на которой никогда не вырастет щетина, которая никогда не состарится. Словно пробуя ее прикосновение на вкус, наощупь, пытаясь понять, Дазен замер, отпустил. – Хорошо. – Дазен... Она снова чему-то удивлялась, или радовалась. Наркотик смазал и без того малопонятные для астартес эмоции. – Что? Ответа снова не было. Аканта наклонилась вперёд, как будто пытаясь обнять, ткнулась носом в ребра, что-то прошептала, довольная, пытаясь как животное устроиться на колене воина. Дазен осторожно снял ее голову с себя и уложил на смотанную часть рулона. Подумал и накрыл тут же свернувшуюся клубком Аканту свободным краем.