Октябрь 2010
— Не смотри на меня таким взглядом, — пробормотал Гарри, заходя вслед за Гермионой в квартиру. — Мне становится страшно за свою жизнь. — Глупости не говори, — фыркнула она и, остановившись в коридоре, отбросила ключи на столик рядом с дверью. Заметив вторые ключи, она прислушалась, но не уловила ни единого звука. — Просто мне неловко, что тебе приходится тратить на меня свое время, — пробубнила она, направившись вперед. На мгновение заглянув в гостиную, она убедилась, что Драко уже вернулся, и продолжила движение в выбранном ранее направлении. По пути Гермиона наклонилась, легко проведя по шерсти вышедшего навстречу Живоглота, и, выпрямившись, возобновила шаг. — Я выполняю свою работу, — проговорил Поттер, двигаясь вслед за ней к кабинету. — Ну конечно, основная обязанность начальника отдела — работать сиделкой, — язвительно парировала она, открыв перед ним дверь. Пропустив Гарри вперед, Гермиона подошла к столу и отодвинула папки, освобождая место под большую коробку, которую они сегодня забрали из архива. Они потратили несколько дней, перебирая все нераскрытые дела, висящие на их отделе, и выбрали для анализа те, которые хоть на малую толику напоминали предварительно отнесенные в общую систему убийства. Предстояло просмотреть еще кипу заполняющих огромные шкафы архива документов, которыми занимались другие отделы, чтобы постараться понять, не светился ли неизвестный в другого рода преступлениях, однако пока и те, что Гермиона забрала для изучения домой, должны были занять ее минимум на неделю. Хоть какая-то работа для ее скучающего по активной деятельности мозга, который ржавел едва передвигающимися шестеренками извилин, пока ей запрещали без веских причин покидать квартиру. — Основная обязанность начальника отдела — не допустить, чтобы его лучший аврор и самый ужасный человек, с которым ему приходится работать, открутил ему голову за халатность, — попытался пошутить Гарри, открыв коробку и достав первые папки. — Вы двое слишком сильно меня опекаете, — закатила глаза Гермиона и, положив ладонь на его руку, прижала ее к столу, не позволяя ему и дальше разбирать материалы дел. — Ты вообще не понимаешь, да, что мы пережили, пока Забини вытаскивал тебя с того света? — моментально напрягшись, сквозь зубы процедил Поттер. Гермиона отдернула ладонь и, повернувшись к Гарри боком, оперлась на стол, скрестив руки на груди. Она прекрасно понимала, чем стали первые несколько часов ее нахождения в Мунго для ее самых близких людей. Она в полной мере осознавала, почему с ней носятся как с неразумным ребенком, неспособным за себя постоять. Но все равно ничего не могла поделать с тем отторжением, которое скребло кожу изнутри, упрямо поднимаясь по горлу и заставляя ее время от времени переходить на раздраженный тон. Гермиона всегда была лучшей. Она знала больше всех заклинаний, эффективнее всех выполняла свою работу, и именно она всегда выступала плечом поддержки для тех, кто нуждался в помощи. Она могла справиться с чем угодно. Она очень редко позволяла себе слабость. Она попросту не умела себя отпускать, не сдаваясь даже тогда, когда сдаться и положиться на других стоило бы… И сейчас, когда каждый стремился оказать ей поддержку, а два ее самых близких мужчины поставили себе цель оградить ее не только от опасностей, но и от любого лишнего дуновения воздуха окружающего мира, Гермиона задыхалась. Она пыталась. На самом деле пыталась понять и принять. Ничего не говорила, старалась не спорить и лишний раз не рисковать, чтобы не нагружать Драко еще большей виной, задавливала свое мнение, пытаясь сгладить углы. Но с каждым днем, проведенным в квартире с постоянно осторожничающим Малфоем или за ее пределами под чутким надзором Поттера, отслеживающим любой ее шаг, ей становилось все тяжелее дышать. — Ты пытался представить, каково мне, Гарри? — ее голос прозвучал слишком надломленно, и она скривилась. — Вы носитесь со мной как с хрустальной вазой. Драко старается не оказываться со мной лишний раз в одном помещении, разговаривая только о деле и о том, что мне нельзя показываться на людях одной; ты не отходишь от меня ни на шаг и все время твердишь, насколько мое положение сейчас опасно; и все, кто хоть что-то знает, смотрят на меня с этим невыносимым сочувствием, в котором я не нуждаюсь, — с каждым словом ее тон пропитывался более отчетливым раздражением. Повернув голову к внимательно наблюдающему за ней Поттеру, она закончила: — Да, с нами случилась трагедия. Да, на нас охотятся опасные преступники, которые в любой момент могут меня убить. Вот только я, Гарри, не хрупкая принцесса, которую постоянно нужно спасать. Поттер отразил ее позу и, посмотрев себе под ноги, задумчиво нахмурился. — Тебя действительно заботит излишняя опека? — задал он самый правильный вопрос, добравшийся до глубин водоворота ее переживаний и вытащивший на поверхность именно то, что являлось самым главным. Тем, что одновременно раздражало и причиняло больше всего боли. — Нет, — тяжело вздохнула Гермиона. — Я смогла бы это принять, не превратись вся моя жизнь в бесконечное минное поле. Но сейчас мне нельзя сказать лишнего слова, потому что любое из них может спровоцировать катастрофу. И я совершенно не представляю, что делать, как себя вести и можно ли хоть что-то предпринять, чтобы все это исправить. — Может, вам именно это и нужно? — риторически спросил Гарри, сразу поняв, о чем она говорит. — Вы хоть раз обсуждали то, что произошло? Гермиона покачала головой, оставив вопрос без ответа. В этом, наверное, и заключалась главная проблема. Они с Драко много разговаривали о деле, выстраивали причинно-следственные связи, анализировали то, что он смог выяснить, подняв их старые дела и узнав, что именно раскопали сменившие их почти три месяца назад авроры. Они остались такими же результативными в работе, поставив перед собой главные задачи: постараться определить все преступления, которые могли совершить их маньяки, и провести детальное расследование произошедшего на территории Центра разработки новых заклинаний. До появления самоубийц Драко занимался случившимся там убийством, и из-за специфики учреждения и исключительности неизвестных в редкой магии они предположили, что именно его дело выступило ключевым, спровоцировавшим дальнейшие повороты их судьбы. Но стоило им случайно коснуться того, что произошло с ними, хоть как-то затронуть их отношения, и они оба замолкали. Драко замыкался в себе и отстранялся, становясь таким холодным, что у нее натурально зябли руки, а Гермиона молчала, не зная, как любое сказанное ей слово на нем отразится. И горький, отвратительный аромат изолированности в такие моменты заполнял каждую комнату их квартиры. Гермиона никогда не думала, что, находясь рядом с самым близким человеком, возможно чувствовать такое выраженное одиночество. Но она была совершенно одна тогда, когда нуждалась в Драко больше всего в своей жизни. И этому способствовали их общие неверные поступки. — Иди домой, Гарри, — устало произнесла Гермиона. — Пэнси не станет вечно терпеть, что ты проводишь со мной все время. — Пэнси не такая стерва, как ты думаешь, — усмехнулся Поттер. — Ты можешь остаться одна? — обеспокоенно спросил Гарри, отбросив от себя любые намеки на веселость. — Драко дома, — горько ответила она. Даже то, что Поттер не смог определить, что они в квартире не одни, указывало, насколько глубокой оказалась разверзнувшаяся в ее жизни пропасть. Она сама узнала о присутствии Драко только по ключам у двери и небрежно скинутой на диван в гостиной рубашке, которая была на нем утром, когда он отправлялся к одному из своих контактов, отслеживающих для него поток новых темных заклинаний. — Я бы хотел вам помочь, но не знаю как, — печально произнес Гарри и легко коснулся ее ладони, ободряюще погладив пальцы. — Боюсь, никто не знает как, — прошептала Гермиона и стерла быстрым движением очередную слезу. Она устала плакать, но почти каждый день не могла сдержаться, смотря в потолок и замерзая от одиночества в пустой постели. Зная, что, стоит ей заснуть, она вновь почувствует боль и то, как уходят последние силы вместе с расползающимися по предплечьям ранам. Снова ощутит любимые губы на своих, которые будут жестоко вытравливать из нее любые намеки на тепло грубыми движениями вторгающегося в рот языка и привкусом ее собственной крови. И зная, что, когда проснется, не сможет перекрыть это воспоминание свежими и счастливыми, потому что любые тактильные контакты стали для Драко практически нерушимым табу. Он позволял и ей, и себе лишь изредка пересекать грань, почти сразу лишая их обоих любого проявления близости. И она шла у него на поводу, из раза в раз скрывая то, насколько сильно нуждается в подтверждении того, что он и она когда-то, казалось, тысячи жизней назад, объединялись в важное мы. — Если станет невыносимо — заглядывай на чай, — отпустив ее ладонь, тихо проговорил Гарри. — В моем доме безопасно. — Боюсь, чай мне сейчас тоже не поможет, — пробормотала себе под нос Гермиона и, посмотрев на Поттера, выдавила намек на улыбку. — Не переживай. Я справлюсь. Как и всегда. — Тебе необязательно всегда быть сильной, — покачал головой Гарри и, пробубнив прощание, покинул кабинет. Тяжело вздохнув, Гермиона бросила задумчивый взгляд на внушительную коробку и отправилась на кухню. Предстоял огромный объем работы, и ей требовался кофе. Несколько литров, желательно. Ступив в гостиную, она направилась ко второму выходу, ведущему на кухню, но, проходив мимо дивана, замерла. Посмотрев на спинку, она коснулась пальцами рубашки Драко и, посомневавшись доли секунды, быстро избавилась от верха своей формы. Опустив мягкую ткань на голые плечи и прикрыв нижнее белье, Гермиона застегнула три пуговицы и прижала длинные, практически полностью скрывшие ладони рукава к щекам. Рубашка все еще хранила запах его парфюма и исходящее от тела тепло. Ну или Гермиона настолько рехнулась от морозного одиночества, что ее беспощадное воображение слишком разыгралось. Оказавшись на кухне, она подошла к кофемашине, намереваясь утопить себя в огромной дозе концентрированного кофеина, но, краем глаза уловив ярко-синий оттенок, выделяющийся на фоне светло-бежевых стен, обернулась через плечо и не смогла сдержать несколько печальную улыбку. Подойдя к обеденному столу, она склонилась и вдохнула практически неуловимый сладкий аромат. Услышав приближающиеся шаги, Гермиона прикрыла глаза и легко коснулась лепестков пионов, украсивших огромный стол и вдохнувших каплю жизни в ставшую смертельно пустой и безэмоциональной квартиру. — Я подумал, что нас ограбили, — раздался за ее спиной тихий голос, который совсем не подходил своим серьезным тоном высказанной шутке. — Я успел забыть, что мои вещи идут тебе гораздо больше, чем мне. — Ты давно не дарил мне цветы, — на грани слышимости произнесла Гермиона, наслаждаясь нежным шелком лепестков под подушечками пальцев. — Внезапно вспомнил, насколько сильно ты их любишь. — Я люблю не их, — возразила Гермиона, открыв глаза. Она обвела взглядом бутоны, переливающиеся всеми оттенками синего, и печально улыбнулась, пытаясь сглотнуть начавшую подниматься по горлу истерику. — Я люблю тебя, — закончила она практически неразличимым шепотом. — Ты в порядке? — Да, я просто… Гермиона осеклась и, покачав головой, с силой вцепилась в край стола. Ее плечи поникли, и она опустила взгляд на свои руки, позволяя первым слезинкам скатиться по щекам. Они оба выбрали простой путь. Пообещав друг другу сделать все, чтобы вернуть их отношения, они все равно разошлись по разным углам, даже если не собирались этого делать. Оказалось легко спрятаться за работой и стенами огромной квартиры, в которой можно было при желании вообще не пересекаться. Оказалось просто переживать свою боль в одиночестве, убегая от правды и накрывая истину их сломленности иллюзией того, что все как-нибудь решится само. Со временем. Глупость какая. — Нет, Драко, я не в порядке, — впервые за несколько недель озвучила чистую правду Гермиона. — Мы пообещали друг другу, но в итоге, даже не разъехавшись, мы все равно все рушим, а не восстанавливаем. За ее спиной вновь раздались шаги, и Гермиона еще больше напряглась, стоило его рукам опуститься на ее плечи. Почувствовав тепло его груди через ткань рубашки, она прикрыла глаза, пытаясь вкусить ставшую практически недостижимой близость. — Я очень ценю то, что ты делаешь, пытаясь все наладить, но… — Драко замолчал, и его правая ладонь, опустившись, коснулась ее запястья. Он провел выше, задирая рукав рубашки, и обнажил один из шрамов-напоминаний. Она попыталась убрать руку, но Драко задержал ее на месте и с нажимом провел по рубцу. — Ты игнорируешь их. Ты хочешь все вернуть, но мы не можем просто забыть о том, что они нанесены моей рукой. Я не в силах это изменить. Ты делаешь вид, что ничего не случилось, и требуешь от меня отпустить воспоминания, пока сама изо дня в день продолжаешь прятаться от них, оправдывая меня за совершенное. Я так не могу. — Ты в этом не виноват, — ее слова оборвались вырвавшимся из груди рыданием. — Ты ничего не мог сделать. — И в этом главная причина, — Драко опустил голову, и ее волос коснулось его тяжелое дыхание. — Я схожу с ума оттого, что ничего не смог сделать, чтобы тебя защитить. Я готов на все, чтобы не допустить этого вновь, и знаю, что для этого нужно делать, — он убрал руку с ее предплечья и положил ладонь рядом с ее на край стола. — Но я совершенно не представляю, как справиться с остальным. У меня нет решения. Гермиона развернулась и посмотрела в его затянутые безысходностью глаза. Она положила руки ему на грудь, но отдернула и сжала ладони в кулаки сразу, стоило ему едва заметно, но все же отшатнуться от ее прикосновений. Проследив, как по ее щекам бегут новые слезы, Драко выдохнул сквозь зубы и, взяв ее за руки, вернул их обратно, делая над собой усилие. Прикрыв глаза, он поднял ее запястья выше, и, поддавшись его импульсу, Гермиона приблизилась и прижалась щекой к груди. Она слушала быстрый стук его сердца, ощущая, как с каждым мгновением обнимающие ее талию ладони сжимаются сильнее. Как пропадают осторожность и робость, которые она впервые в жизни увидела в его движениях только в последние недели, не сталкиваясь с ними ни разу за прошедшие рука об руку годы. Насколько тяжело ему постоянно ее избегать? Должно быть, безмерно. Гермиона не могла представить, насколько сложно ему, если ее саму ломало так, что ей казалось, что она слышит в реальности хруст каждой кости. А отказать гораздо сложнее, чем принять отказ. И, скорее всего, намного больнее. Она вновь посмотрела в его глаза и, поднявшись на носочки, коснулась своим носом его. Заметив в его взгляде предостережение, Гермиона попыталась представить, что чувствовал Драко, вспоминая тот день. Он ведь тоже помнил, как посторонний человек, оставляя синяки на ее лице, целовал ее, вытравливая из их памяти общие счастливые воспоминания. Скорее всего, помнил гораздо лучше, чем она. — Поцелуй меня, — прошептала Гермиона, сжимая пальцами волосы на его затылке. — Забери у нас хотя бы это воспоминание, — надрывно попросила она, пытаясь сломить его самоконтроль. Она видела борьбу в его глазах, чувствовала сопротивление самому себе в сжавшихся еще сильнее ладонях на талии, ощущала попытки удержать выстроенный им барьер в дыхании, вырывающемся из его приоткрывшихся губ. И, скорее всего, она поступала неправильно, пытаясь вытащить наружу его слабость перед ней, чтобы хоть как-то преодолеть ту пропасть, что они оба выкопали всего за несколько недель. Но кто вообще мог сказать, что в их случае было правильным? Все их поступки сейчас совершались наугад, и никто не мог предсказать, к чему приведет каждый новый. Ей оставалось только надеяться, что то, чего она хотела больше всего, не усугубит надрыв их отношений, а сможет сделать хотя бы несколько заживляющих стежков на их душах. В ее руках имелась лишь призрачная надежда на благоприятный исход. — Пожалуйста, — надавила Гермиона, и он сдался. Драко прижался к ее губам легко, практически не изменив дистанцию между ними. Он будто снова ее изучал, знакомился заново, и она подстраивалась под него, боясь спугнуть. Но спустя несколько мгновений все вернулось на круги своя. Драко окончательно себя отпустил, прижимаясь ближе, и ее пальцы, стискивающие его волосы, задрожали от восторга, пока она вспоминала, каково быть рядом с ним и в каждом движении губ ощущать свою нужность. Этот поцелуй пропитался отчаянием, ее слезами и жаждой вернуться к прошлому. Он отличался от всех тех, что скрылись в ее памяти за страшными событиями. Он казался таким же извращенным, как все их перевернутые с ног на голову отношения. Но Гермиона все равно предпочла бы глотать эти горькие чувства, никогда не останавливаясь, лишь бы напрочь забыть, каким на вкус был поцелуй, разделивший ее жизнь на «до» и «после».Октябрь 2010
Воцарившееся в гостиной дома на площади Гриммо молчание затянулось на непозволительно долгое время, но Гермиона совершенно не чувствовала себя неловко. Она делала небольшие глотки красного вина, ощупывая взглядом изящный силуэт Пэнси и не испытывая ни намека на отторжение. Гермиона даже перестала мысленно проклинать Гарри за значительную задержку, которая грозилась вылиться напряжением их не самых дружеских с миссис Поттер отношений, но почему-то сегодняшний вечер стал одним из приятнейших времяпрепровождений за все последние дни. Она все еще слабо понимала, как Гарри смог сойтись с той заносчивой стервой, которой была экс-Паркинсон. Собственно, что Гермиона могла вообще сказать о Пэнси помимо того, что та активно демонстрировала в ее присутствии? Гарри говорил, что его жена совершенно не тот человек, которым ее представляет Гермиона. Драко всегда смеялся на претензии, которые она порой бубнила себе под нос после очередной посиделки их разношерстной компании, и упоминал, что Пэнси показывает людям лишь то, что позволяет держать окружающих подальше, потому что у нее огромные проблемы с доверием. Сам Драко очень ценил женщину, которая даже во времена его пребывания в Италии сохраняла с ним очень близкую связь, посещая его в чужой для себя стране стабильно раз в несколько месяцев. Он вообще умудрился за семь лет своего отсутствия поддерживать близкие отношения со своими друзьями, ставшими заменой его семьи в Хогвартсе, и, вернувшись, очень быстро возобновил тесное общение с Блейзом, Пэнси и Тео. Но если с Забини и Ноттом Гермионе удалось наладить контакт, то с тогда еще Паркинсон, вернувшей себе девичью фамилию после развода, но очень быстро сменившей ее на громкую Поттер, выстроить хотя бы приятельское взаимодействие так и не вышло. Наверное, дело было в том, что они обе ревновали. Гермиона едва ли не скрежетала зубами каждый раз, когда видела ладони женщины на спине своего мужчины, и ловила метающий молнии взгляд каждый раз, стоило ей самой оказаться в объятиях Гарри. Но им приходилось выдавливать друг другу кривые улыбки, совершенно не напоминающие дружеские, потому что того требовали обстоятельства. Хотя Гермиона прекрасно понимала, что, окажись они чуть более беспринципными, обе с одинаковым удовольствием поставили бы своим мужчинам ультиматумы. И оттого максимально странным было то, что именно в обществе Пэнси она чувствовала себя комфортно впервые за долгое время. Наверное, сказывалось то, что та единственная из ее окружения не демонстрировала постоянно мозолившее глаза сочувствие. Рявкнув приветствие и озвучив, что «гениальный аврор Поттер, подери его Салазар, в очередной раз задерживается на своей дракловой работе», Пэнси просто всучила ей в ладонь наполненный бокал вина и, насильно усадив на диван, заняла положение напротив. Под негромкий стук стрелок огромных магических часов, висящих над полыхающим языками пламени камином, они впитывали в себя атмосферу, ставшую неуместно теплой без присутствия уравновешивающих их мужчин. Гермиона скользила взглядом по лицу Пэнси, отмечая про себя, что никогда раньше не обращала внимания на то, насколько та красива. Она всегда признавала притягательность и эффектность бывшей слизеринки, до начала войны разбившей в Хогвартсе немало сердец, но ни разу не разглядывала ее внимательно. А посмотреть было на что. Удлиненное ухоженное каре подчеркивало четкую линию челюсти и острые скулы, ярко-алая помада делала акцент на идеальной форме полных губ и оттеняла глубокие зеленые глаза, искры пренебрежения в которых превращали ее в еще более привлекательную женщину непоколебимой уверенностью. Узкое платье открывало вид на изящные изгибы, делающие ее фигуру скорее похожей на тело молодой девчонки, а не тридцатилетней женщины. Гермиона усмехнулась и пригубила еще вина, с удовольствием пропуская по горлу терпкий богатый вкус. Она никогда не жаловалась на свою внешность. Ей было присуще определенное очарование, а хорошую физическую форму обеспечивали долгие изнурительные тренировки, необходимые для постоянного поддержания себя в готовности вступить в бой в любую минуту. Но на фоне Пэнси она терялась. Они являлись людьми из совершенно разных вселенных. — Ты прожжешь во мне дыру, — язвительно произнесла Пэнси, оторвав Гермиону от дальнейшего разглядывания и попытки обдумать что-то отстраненное, чтобы не закапывать себя в очередных горьких размышлениях. — Извини, — Гермиона растянулась в псевдодоброжелательной улыбке и, сделав глоток вина, проскользнула языком по нижней губе. — В отсутствии Гарри ты здесь единственное развлечение. — Рада повеселить, — фыркнула Пэнси и, развернувшись вполоборота и подогнув под себя стройные ноги, пару раз щелкнула алым отполированным ноготком по краю бокала. — Давай уже спрашивай, пока нам не мешают лишние уши. — Не понимаю, о чем ты, — невинно пожала плечами Гермиона, закинув ногу на ногу и поглубже провалившись в мягкую обивку дивана. — Грейнджер… — настойчиво начала Пэнси. — Малфой, — тем же тоном перебила ее Гермиона, потянув уголок губ вверх в подобии той ухмылки, которая часто отпечатывалась на лице Драко. — Я Малфой, Паркинсон. — Точно, — изобразив печаль, кивнула Пэнси. — Все время забываю, по какой причине вынуждена с тобой общаться, — немного склонив голову, она внимательно осмотрела силуэт женщины напротив, остановившись на предплечьях, уродство которых пряталось под тонкой тканью рукавов платья. — Ты можешь и дальше изображать ту суку, которой хочешь казаться в моем присутствии, а можешь наконец включить взрослого человека и смириться с тем, что, несмотря на то что ты жена Драко, ты не знаешь его лучше меня. Гермиона встретилась с ее серьезным взглядом, просящим говорить честно впервые за весь период их второго знакомства. Убеждающим перестать раздражаться оттого, что какую-то часть их с Драко связи она никогда не поймет. Может, главная проблема их взаимоотношений была в этом. Они обе знали слишком много о своих друзьях того, чего даже самым близким людям не дано понять. Именно Пэнси держалась рядом с Драко в тяжелейшие дни его жизни, и именно Гермиона сопровождала Гарри на протяжении всего его нелегкого пути. Они видели то, что нельзя передать простыми воспоминаниями о прошлом. Даже то, что Драко множество раз рассказывал ей под покровом ночи события, через которые ему пришлось пройти кучу лет назад, не позволяло понять до конца, потому что боль нельзя озвучить так, чтобы ощутить в полной мере. Ее можно лишь увидеть воочию и прочувствовать на корне языка тогда, когда пропускаешь эту боль, находясь рядом с другом. — Я никогда не говорила обратного, — перейдя на серьезный тон, произнесла Гермиона. — Это ведь бесит тебя больше всего, правда? — спросила Пэнси, качнув бокал в ладони. — Ты не можешь принять то, насколько мы близки. — Как и ты не можешь принять того же самого, верно? — парировала Гермиона, и та скривилась. — Верно, — подтвердила Пэнси сквозь зубы. — Но я готова задвинуть подальше свою неприязнь, потому что сейчас дело не в нас с тобой. Она отставила бокал на невысокий столик и, поднявшись и одернув ткань короткой юбки, подошла к окну. Выглянув на улицу, Пэнси нахмурилась и скрестила руки на груди. — Я никогда не смогла бы принять ваш союз, если бы не видела, насколько счастливее и сильнее ты его делаешь, — проговорила Пэнси и усмехнулась. — Кто бы мог подумать, что противоположности настолько хорошо друг друга дополняют, но наш с тобой опыт подтверждает это лучше всего, — она обернулась через плечо и впервые на памяти Гермионы улыбнулась ей по-настоящему. — Я перестала брыкаться и науськивать его против тебя только тогда, когда он смог поставить на место Люциуса. До встречи с тобой Драко не мог на это решиться. Наши родители, прокляни их Салазар, хорошо натаскали нас на беспрекословное подчинение. — Он никогда мне об этом не говорил, — задумчиво пробормотала Гермиона, не в силах припомнить ни единого фрагмента, который свидетельствовал о настолько активных действиях со стороны Пэнси в попытках предотвратить развитие их отношений. — Естественно, нет, Драко не любитель трепаться о мелочах, и тем более ему не нравится, когда кто-то тебя обижает и ты об этом узнаешь, — хмыкнула Пэнси. — Ты для него долбаный пример того, как следует отстаивать свое мнение, и только благодаря тебе он научился идти за своими желаниями, а не целями отца. Думаешь, он не возвращался в Британию потому, что думал о неприятии со стороны общества? — она вопросительно вскинула бровь и, не дождавшись ответа, вернулась к дивану. Опустившись на подлокотник, она уперлась руками в колени и положила подбородок на сжатые кулаки. — Ошибаешься. Его решение остаться в Италии, зацикленность на работе и все остальное вызвано только тем, что Люциус выступал против всего этого. Его безумный папашка даже после войны и Азкабана требовал, чтобы Драко вернулся, женился на какой-нибудь смазливой чистокровной и бросил аврорат, чтобы уйти в дела рода. Угрожал ему как-то лишением финансирования, но там Нарцисса подсуетилась вовремя, обманом переведя все активы на Драко и лишив Люциуса такого рычага давления. Да и не думаю, что он повелся бы на подобный шантаж, в один прекрасный момент деньги перестали иметь для него значение. Но Драко слишком сильно опасался, что, вернувшись, вновь прогнется под отца из-за тех качеств, что воспитали в нем в детстве, и предпочел остаться там, где чувствовал себя независимым и самостоятельным. У него не было причин проверять, сможет ли он выйти победителем из своего противостояния с Люциусом, — Пэнси указала на нее ладонью. — А потом такая причина появилась. Гермиона отвела взгляд, поймав себя на отвратительной мысли о том, что совершенно ничего не знает об этом периоде его жизни. Она не имела ни малейшего понятия о том, что его проблемы с родителями начались задолго до ее появления, хоть и была в курсе тех разногласий, которые сопроводили ее приход в его судьбу. Когда Драко вернулся и они предали свои отношения огласке, ему пришлось столкнуться с огромным недовольством со стороны родителей. И если с Нарциссой Гермионе как-то удалось найти общий язык, и та, повозмущавшись в течение первого года, все же смогла принять факт отношений сына с маглорожденной, то с Люциусом все было… сложнее. Даже после Азкабана, в котором старший Малфой провел четыре года, осужденный за проступки против магического общества, он совершенно не изменил своих взглядов. Он тщательно контролировал слова и действия, но все его речи пропитывали снисходительность к ней и беспрекословное требование к сыну прекратить их отношения. Из-за этого Драко, в первые месяцы после возвращения проживающий в когда-то родном доме, очень быстро сменил богатый Малфой-мэнор на не менее вычурную, но все же отдельную квартиру и какое-то время вовсе не общался с обоими родителями. Затем Нарцисса, преследующая цель восстановить свою семью, смогла убедить мужчин в необходимости компромисса, и Драко, всегда испытывающий к матери определенные слабости, постарался сойтись с отцом. Но Люциус продолжал на него давить, зная его самые уязвимые точки. И Гермиона видела, насколько Драко тяжело постоянно спорить с отцом, отстаивая ее перед ним, и старалась окружить его всей нежностью и благодарностью, на которые только была способна. Но в один прекрасный момент Драко нашел выход. Он не стал посвящать ее в подробности, просто упомянув, что у него тоже есть козыри в рукаве и он ими воспользовался, чтобы заткнуть отцу рот. С тех пор Люциус прекратил свой натиск, оставив лишь пренебрежение, с которым Гермионе приходилось время от времени сталкиваться на «семейных» встречах. — Ты стала первым его настоящим осознанным выбором, — тихо продолжила Пэнси, опустив ладони на колени и переплетя пальцы. — Не тем, что он сделал под давлением отца, и даже не тем, что он сделал ему назло, чтобы отомстить за прошлое. Первым, что он на самом деле хотел выбрать, — она печально вздохнула, покачав головой. — Гарри рассказал мне, что между вами сейчас происходит. И я знаю, что ты не понимаешь, почему Драко так себя ведет. Что это причиняет тебе боль, и ты тоже не представляешь, что сделать, чтобы это преодолеть, — с каждым словом ее тон все больше пропитывался горечью, так не свойственной женщине, обычно касавшейся их с Драко взаимоотношений в разговорах исключительно снисходительной насмешливостью. — Но он всегда был таким. Как бы сильно ты его ни изменила, он никогда не сможет от этого избавиться. — Мы оба виноваты в том, что сейчас происходит в наших отношениях, — ответила откровенностью на откровенность Гермиона, сжав бокал в ладони чуть сильнее. — Скорее всего, — Пэнси отвела взгляд, посмотрев на стену. — Он любит тебя. — Я это знаю… — пробормотала Гермиона. Пэнси резко к ней повернулась и, уколов ее осуждением в глазах, покачала головой. — Нет, ты даже примерно не представляешь, чем для него являешься, — бескомпромиссно произнесла та. — Мы не просто дети, закончившие воюющие факультеты, представители семей с диаметральной идеологией и волшебники разного статуса крови. Мы люди из совершенно непохожих друг на друга миров, — Пэнси сделала несколько глубоких вдохов, словно пыталась дать себе время для подбора наиболее подходящих слов. — И Драко ярче всех отражает то, во что вылились ошибки нашего воспитания. Мы росли в эмоциональном вакууме, нам привили извращенное восприятие обычных чувств, которые никогда не позволялось ставить выше своего имени. В нас старались развить превосходство, соответствующее нашему статусу, но при этом наш эгоизм постоянно задавливали эгоизмом нашего рода. Представляешь, каково жить в постоянном диссонансе, когда тебе внушают, что ты вроде как центр этого мира, но, если тебе хочется того, что идет против целей рода, ты должен этим пожертвовать? Гермиона покачала головой и, сделав сразу несколько глотков, опустошила бокал. Отставив его на столик, она вновь посмотрела на Пэнси, ожидая продолжения, но та, не проронив ни слова, встала и плеснула ей еще вина. Гермиона кивнула на вновь протянутый бокал и отследила взглядом, как Пэнси возвращается на диван, по пути прихватив свой. — Вы с Гарри любите, потому что умеете это. Вы всегда это делали, — Пэнси пригубила алкоголь и, облизав губы, тяжело вздохнула. — Мы же… — она выдержала паузу, легко покачивая головой. — Прозвучит, наверное, грубо, но мы паразитируем на ваших чувствах. Я не говорю о том, что мы не способны на искреннюю любовь, но то, что мы испытываем к вам, отличается. Наши эмоции не так чисты, мы зависимы от вас, я бы даже сказала, в какой-то степени одержимы, потому что на контрасте с тем, что мы видели раньше, то, что даете нам вы, — прекрасно. Для Драко ты — единственное, что он по-настоящему ценит в своей жизни, потому что все остальное… — она взмахнула рукой, пытаясь жестом заменить слова. — Он тебя боготворит. Буквально. Ты досталась ему слишком дорогой ценой. — Не так уж и сложно ему было меня заполучить, — возразила Гермиона. — Это тебе так кажется, — парировала Пэнси. — Он воспринимает это иначе. И дело не в том, что ради тебя ему пришлось схлестнуться со своей семьей и обществом. Дело в том, что ему постоянно приходится бороться с собой и убеждать себя в том, что он тебя заслуживает. Ты воплощаешь все то, что ему запрещено было иметь в детстве. Ты его гребаная свобода от условностей, навязанных ему его семьей. Ты тот самый воздух, которым ему не позволялось дышать на протяжении практически всей его жизни, — выпалила она, вцепившись в бокал и подавшись вперед. — И чем дальше развивались ваши отношения, тем сильнее он становился, тем фундаментальнее становилась его убежденность в том, что за тебя он перегрызет глотку любому. Но теперь он видит в зеркале того, кому должен отомстить за твою боль. И именно поэтому он не может сейчас к тебе приблизиться так, как ты хочешь. Он не просто боится снова сделать тебе больно. Он мстит себе, даже если понимает, что делает хуже вам обоим. — И что мне делать? — отрывистым шепотом спросила Гермиона, пытаясь переварить все, что услышала, и вычленить то, что можно было посчитать за необходимую ей правду. — Не давать ему время, давить на его слабость перед тобой и выбить нахрен из его головы мысли о том, что, мучая себя, он делает лучше тебе, — уверенно проговорила Пэнси. — Чем дальше он от тебя держится, тем приятнее ему становится упиваться своими страданиями. Не позволяй ему закапывать себя в ненависть к собственному отражению глубже, а вытащи наконец себя на первое место и дай ему возможность молиться на тебя дальше, полностью забив на стремление причинить себе боль. Если его попытки отомстить виновнику позволяют ему отвлечься от самого себя — не мешай ему, если тебе все еще нужны эти отношения. Он нуждается в тебе настолько сильно, что пожертвует любым, чтобы ты осталась рядом, но при этом он настолько сильно любит тебя, что пожертвует собой, ни на секунду не задумавшись. Если ему покажется, что тебе будет лучше без него, он уйдет, не позволив тебе повлиять на его решение. Он до сих пор этого не сделал, потому что в нем борются его эгоизм и эгоизм вашей семьи. Но его научили ставить семью выше себя, а сейчас его семья — ты. И однажды, если борьба продолжится, он выберет не себя, так и не поняв, что так он делает выбор не в твою пользу, а отказывается от вас обоих. До них донесся едва уловимый шум из коридора, располагающегося этажом ниже, и Пэнси резко замолчала, расплывшись в счастливой улыбке, противоестественно выбившейся из озвученных слов. Резко поднявшись, она отставила бокал на столик и направилась к выходу из гостиной, стремясь встретить наконец явившегося Гарри. — Пэнси, — окликнула ее Гермиона, прежде чем та успела скрыться. — Спасибо, — тихо проговорила она посмотревшей на нее женщине. — Это не ради тебя, — отрезала Пэнси. — Прекрати размазывать сопли, бояться задеть его чувства и сделать ему больно, он прекрасно справляется с этим без твоего участия. Дай ему то, в чем он всегда нуждался больше всего. Себя. Закончив, она пропала в проходе, прерывая неприятный, но ставший очень важным разговор.Октябрь 2010
Огневиски в стакане Драко переливалось светом плавающих по помещению бара тусклых старомодных свечей, привлекая замысловатыми нитями мерцания на поверхности темной жидкости его немного рассеянный взгляд. Малфой вновь слегка качнул бокалом, заставляя алкоголь сильнее биться о толстые граненые стенки, расходясь небольшими волнами, своим гипнотическим видом окунавшими его глубже в размышления. Он старался думать о деле и максимально сконцентрироваться на предстоящей беседе с отцом, с которым Драко, внезапно о нем вспомнив, решил поговорить об интересующем его преступнике. Люциус давно не светился в связях с бывшими Пожирателями, отпущенными на свободу, но он знал, что тот все еще поддерживает контакты с теми волшебниками, которые имели какой-то вес в обществе. Хоть его отец и создавал видимость того, что исправился, Драко всегда знал, что это не так. Люциус так и остался продуманным мудаком, умеющим манипулировать людьми и выстраивать отношения с теми, кто мог принести пользу в его планах. А в последние годы для него главной целью стала попытка вернуть вес их фамилии, раз уж Драко, воспользовавшись любимым способом отца — шантажом, — предпочел отказаться от своей роли в этом деле. Люциусу оказалось недостаточно того, что его сын уже сгладил отношение к их роду честными заслугами перед обществом. Ему снова было мало. Драко уже давно сдал бы отца со всеми его прегрешениями и тайнами, если бы не, дракл ее подери, привязанность к родителям, которую он так и не смог в себе искоренить. И если бы не просьбы Нарциссы не перегибать палку и не отбирать у нее то, чего она и так практически лишилась из-за войны. Малфой пытался сконцентрироваться на том, как именно необходимо было выстроить разговор, чтобы Люциус выдал что-то, что смогло бы навести на наемника, к услугам которого точно прибегал кто-то из его знакомых, но при этом не позволить ему понять, насколько эта информация важна лично для Драко. Стоит ему нащупать очередное слабое место сына, как он обязательно воспользуется этим в своих целях. Их взаимоотношения за последние годы очень накалились, особенно после того, как Драко прижал отца к стене, угрожая, что пойдет даже против матери, если придется, и обеспечит Люциусу очередной билет в Азкабан, если тот не прикусит язык. И он не хотел проверять, что выкинет старший Малфой, если почувствует себя хозяином положения. Однако даже эта, казалось бы, очень серьезная тема не позволяла отойти от постоянно воскресающей в мыслях другой, более для него важной. Измученное страданиями лицо Гермионы все еще маячило перед его глазами каждый раз, стоило ему опустить веки. Чем успешнее продвигалось их расследование, скелет которого постепенно обрастал мясом новых открывающихся фактов, тем несчастнее становилась она. И тем менее уверенным Драко становился в том, что им следовало продолжать вести это дело. Малфой допустил самую главную ошибку, которую учат избегать новичков в первую очередь. Он позволил личному отношению погрузить его в дело с головой, причем сделал это осознанно, прекрасно зная, что именно в это все и выльется. Мало того, ей он тоже позволил это сделать. И зациклившись на важности расследования для них обоих, они совершенно забыли о том, что требовало больше их внимания. Он пустил все на самотек, трусливо убедив себя, что найти убийцу не менее важно, чем сохранить их семью. Молодец, Малфой. Истинный взрослый поступок. Отменная, «правильная» расстановка приоритетов. Драко тяжело вздохнул и сделал внушительный глоток из стакана, едва заметно поморщившись от обжигающей волны, прошедшейся вместе с жидкостью по горлу. Отставив бокал на барную стойку, он провел ладонью по волосам и следом потер виски, собирая мысли в порядок. Ладно. Напротив пункта плана «осознать, что ты ни хрена не понимаешь» поставить мысленную галочку удалось. Рядом с «принять, что ведешь себя как полное ничтожество» длинный росчерк тоже появился. Отмеченное восклицательным знаком «взять себя в руки» приобрело пока только пунктирное подтверждение, но уже это было прогрессом. Осталось самое важное. «Найти верное решение». — У тебя что, совсем друзей нет? — раздался за его спиной насмешливый голос, и на его плечо опустилась ладонь. — Тео, — кивнул Драко и вновь пригубил из стакана. Продолжая смотреть прямо перед собой, он заметил, как на стулья по обе стороны от него садятся двое мужчин, и не смог сдержать облегченной улыбки. Одиночество порядком его достало постоянным давлением на подкорку. — Блейз, — поприветствовал он второго своего друга еще одним кивком. — Меня Пэнси сдала? — Сообщила, что сейчас стережет твою бесценную жену, так что вычислить, куда ты мог податься, не составило особого труда, — фыркнул Нотт, отставив руку в стремлении подозвать весьма симпатичную официантку. — Еще раз попробуешь продемонстрировать свое убогое чувство юмора за ее счет, и я выбью тебе зубы, — беззлобно пригрозил Драко. — Я тебя не боюсь, — отмахнулся Тео и обворожительно улыбнулся подошедшей девушке. — Мелоди, — сладко протянул он. — Нотт, — резко проговорила та, на что Блейз, окинувший официантку пристальным взглядом, рассмеялся, тут же прикрыв рот рукой и скрыв хохот за покашливанием. — Не говори, что ты все еще злишься, — продолжил распространять вокруг себя обаяние Тео, коснувшись пальцами ее ладони, лежащей на барной стойке. Девушка ее отдернула и, вскинув бровь, демонстративно поморщилась, вытерев руку о футболку. — Мне как обычно. — Мне тоже, — вставил Забини. — Только, в отличие от его, — он указал на Нотта, — в мой стакан можно не плевать. Официантка быстро наполнила два бокала выдержанным элитным огневиски и, аккуратно придвинув к Блейзу его, с показательной небрежностью повторила то же действие по отношению к Тео, пронзив его пренебрежительным взглядом. — Как всегда великолепно, — довольно проговорил Нотт, сделав глоток. — Ты заканчиваешь в одиннадцать? Мелоди наклонилась к нему ближе и прошипела прямо ему в лицо: — Для тебя я никогда не заканчиваю. Взметнув волосами, девушка стремительно скрылась у противоположного края барной стойки, вернувшись к разговору с волшебниками, с которыми общалась до появления друзей Драко. — И чем же ты настолько прогневал эту милую мисс, которая раньше души в тебе не чаяла? — безуспешно попытавшись скрыть язвительность, спросил Блейз. — Сбежал из ее постели до того, как она проснулась, — уверенно ответил за Тео Малфой. — Три раза подряд, — дополнил Нотт, и спустя несколько мгновений тишины вся их небольшая компания разразилась смехом. Отсмеявшись, Драко посмотрел сначала в светящиеся ободрением глаза одного, а следом — другого своего друга. Он успел забыть, насколько проще справиться с убогой реальностью, когда рядом находятся люди, всегда остающиеся на твоей стороне. С самого детства. Жизнь человека складывалась так, что, с кем бы рядом он ни находился, он всегда оставался один на один со своими бедами. Друг не мог помочь справиться со всеми невзгодами, переплетающими нити беспощадной судьбы, не мог проявить смелость за тебя и не мог решить твои проблемы. Но он мог помочь почувствовать себя лучше, нащупать почти утерянный внутренний стержень, немного осветить застилающий глаза безысходностью мрак. Драко очень повезло с друзьями, несмотря на то воспитание, которое сопровождало детство каждого из них. Даже то, что их всегда учили доверять только семье и никогда не полагаться на окружающих, потому что каждый мог всадить нож в спину, они смогли преодолеть навязанный взгляд на мир и сблизиться за годы проживания в одной гостиной, вынеся в дальнейшем не раз проверенную войной и несчастьями дружбу за пределы их последствий. И каждый из них смог добиться в жизни чего-то, вышедшего за грани представлений их семей. Пэнси однажды все же смогла пойти против своей матери, выдавшей ее замуж за совершенно не уважающего ее волшебника, развестись, поставить миссис Паркинсон, ожесточившуюся после потери мужа, на место и упорхнуть в объятия Поттера, с браком с которым ее мать из-за громкого имени и непреклонности дочери все же однажды смирилась. Пэнси ушла с головой в магическую косметологию, которой заинтересовалась еще в школе, и достигла на этом поприще значительных успехов, вписав свое имя в историю красоты жирными несмываемыми буквами. Потеряв на войне обоих родителей и огромную часть своего состояния и оставшись один на один с миром, Тео смог правильно распорядиться остатками капитала, вложив его в развитие нескольких новых магических компаний, и тем самым обеспечил привычное ему беспечное финансовое положение не только себе, но и нескольким будущим поколениям. Правда, избавившись от опеки семьи, не раз подавляющей его собственное мнение, он так и не нашел дело, которым хотел бы заниматься, предпочитая прожигать жизнь в вечеринках и нескончаемом количестве девушек, украшающих его постель всего на несколько ночей, но это делало его достаточно счастливым, чтобы продолжать идти по своей судьбе дальше именно так. Натаскавший себя в простейших лечебных заклинаниях еще во времена войны, когда ему приходилось постоянно вытаскивать Драко из последствий Круциатуса, с которым Малфой периодически встречался, переступая порог своего дома, Забини настолько сильно увлекся колдомедициной, что умудрился добиться титула одного из лучших колдомедиков за очень короткий срок. Драко же… Драко считал, что неплохо распорядился имеющимися у него способностями, полученными пусть и не самым лучшим образом, и добился гораздо большего, на что когда-то мог рассчитывать. В целом каждый из них в итоге в жизни стал кем-то большим, чем мог, если бы так и не выбрался из-под гнета обязанностей, принесенных в их судьбы чистокровностью. — Вот скажи мне, Тео, — задумчиво проговорил Блейз, повернувшись к барной стойке спиной и уперевшись в нее локтями. — Ты когда-нибудь думаешь остепениться? Общество легкомысленных девушек однажды все равно тебе надоест. — Вы уже забрали самых интересных женщин этого города, — отсалютовав друзьям бокалом, ответил Нотт. Обернувшись через плечо, он осмотрел всех присутствующих в баре и вернулся взглядом к друзьям. — Так что мне остается дегустировать остальных до того момента, как я смогу столкнуться с кем-то, кто хоть чего-то стоит. — С твоим стремлением оценивать грудь, а не мозги, тебе придется дегустировать очень долго, — фыркнул Малфой, спрятав снисходительную ухмылку в стакане. — Боюсь тебя разочаровать, Драко, но… — Тео склонился к нему и продолжил, понизив голос: — Ты единственный, у кого встает на мозги, а не на грудь. — Никакого чувства самосохранения, — насмешливо пропел Забини в потолок. — Я выражался абстрактно, — возмущенно проговорил Нотт, но, заметив, что лицо Малфоя ожесточилось, осекся. Положив руку ему на плечо, он покачал головой. — Извини, я ничего такого не имел в виду. — Знаю, — Драко повел плечом, сбрасывая ладонь Тео. — Но лучше тебе все же попридержать свой стремящийся все время нести ахинею язык, пока я не открутил тебе голову, забыв сделать скидку на то, что ты кретин. Нотт тяжело вздохнул и, опустошив свой бокал и дождавшись, пока крайне недовольная его присутствием Мелоди вновь его наполнит и скроется, посмотрел на Малфоя крайне обеспокоенным взглядом. — Как вы? — спросил Тео, и Блейз, привлеченный его тоном, обернулся обратно к стойке и максимально к ним приблизился, позволяя Драко не повышать голос, чтобы ответить на вопрос и не донести эту информацию до лишних ушей. — Сам как думаешь? — обтекаемо проговорил Малфой, не став уточнять, что именно знает Нотт. Его друзья явно уже не раз перетерли между собой все, что узнал каждый из них по отдельности, не дожидаясь, пока замкнувшийся в себе Драко сможет совладать с собой и попросить помощи у тех людей, на которых всегда мог рассчитывать. — Мне жаль, — печально прокомментировал его настроение Тео, и Малфой молча кивнул. — Значит, расследование продолжается? — спросил Блейз, и Драко вновь просто кивнул. — Что будешь делать, когда выйдешь на виновника? — Что бы сделал ты, окажись на месте Гермионы Даф? — ответил вопросом на вопрос Малфой. — Убил бы ублюдка, — ни на секунду не задумавшись, процедил Блейз — Отличный тост, — Малфой стукнул своим стаканом о стакан Забини и осушил его одним глотком. — Гермиона не одобрила бы, услышь она эти слова, — осторожно проговорил Тео. — То, о чем Гермиона не знает, ей не навредит, — безапелляционно парировал Драко. — Тема закрыта. Отодвинув от себя стакан, Малфой прислушался к неловкому разговору, заведенному Блейзом, понявшим, что ему сейчас жизненно необходимо отвлечься хоть чем-то. Любой самой пустяковой вещью, способной перекрыть вновь воскресшее желание увидеть кровь на своих руках. Постепенно ему удалось поддержать становящиеся с каждой минутой более уверенные реплики, но мысли все равно то и дело возвращались к озвученным Забини ранее словам, которые из абстрактных, иногда проскальзывающих в сознании возможностей окончательно приобрели вполне осознанные перспективы. Реальные перспективы.