Держи меня запертой в твоём сломленном разуме

Соулмейты были плодом древней магии. По преданию, некая могущественная ведьма, когда ее возлюбленный изменил ей, убила его, вырвала свое сердце и разбила на миллионы осколков. Эти осколки впились в душу каждого живущего человека, и когда человек находил свою вторую половинку, превращались в одинаковый рисунок на теле у каждого. Люди, которые были предначертаны друг другу судьбой, находили друг друга через связанные осколки в их душе. Собственно, «соул» и означало душу. На самом деле, это была красивая сказка. Никто не знал, как именно проявляются соулмейты, по каким критериям люди сходятся ― иногда это были противоположности, иногда люди, похожие между собой, поэтому какой-то единой теории не было. Ведьмы верили в эту историю про разбитое ведьмовское сердце, вампиры верили, что соулмейты были рождены кем-то свыше, чтобы скрасить существование бессмертных, оборотни верили, что это для рождения крепкого и сильного потомства, и соулмейты выбираются за счет генетики. Сама суть соулмейтов была вне природы, и вместе с тем же ― ее неотъемлемой частью. Например, как двойники. Елена не сразу, но все-таки пришла к Виктории со своей проблемой. Это было сразу после знакомства с Кэтрин Пирс, и это была единственная вещь, которая заинтересовала Викторию за последние лет двести. ― То есть, у тебя, Кэтрин, Деймона и Стефана одинаковые метки? ― переспросила Виктория, рассматривая черный силуэт птицы феникса с распахнутыми крыльями, который Елена носила чуть ниже груди. Девушка смущенно кивнула. ― Я совершенно не понимаю, что это значит, ― обреченно произнесла она, пока Виктория водила пальцами над меткой, стараясь прощупать связь. Иногда через метки можно было проследить своего соулмейта, большинство ведьм так и делали. ― Кэтрин говорит, что это значит, что она должна быть со Стефаном, а я ― с Деймоном, но ведь это невозможно. ― Вы двойники, ― заметила Ардингелли. ― Я знаю, что когда-то какая-то пара, которая имела ваши со Стефаном лица, приняла бессмертие, и, чтобы восстановить баланс, природа создала их смертные копии. Копии, понимаешь, Елена? Гилберт нахмурилась. Ардингелли сказала ей, что не только она является двойником, древняя ведьма сразу почувствовала эти мощные, мистические, естественно повторяющиеся копии и в Стефане Сальваторе. Братья в это не верили, но другого логического объяснения их одинаковых меток не было. ― Я ― не просто копия. Я ― это я, ― произнесла Елена. Ей не давала покоя мысль, что Стефан не был предназначен для нее, что он должен был быть с Кэтрин. А мысль о том, что она живет не своей жизнью, а жизнью Пирс, от которой Елена не видела ничего хорошего, вызывала только слезы. ― Да, но вполне логично, что и метки соулмейтов у вас будут одинаковы. Двойники ― никакой оригинальности. ― Но это не значит, что Кэтрин должна быть со Стефаном, ― упрямо возразила Елена. Блондинка не ответила ей. Она слегка надавила на метку Елены, и та озарилась бледным желтым сиянием. Гилберт прикрыла глаза ― больно, конечно было, но она сама пришла к Виктории, значит, придется потерпеть. Несмотря на то, что Деймон ведьме-вампиру не доверял, а Стефан относился уважительно, но с осторожностью, Елена верила, что Виктория не будет делать ей больно просто так. Наконец, Ардингелли отпустила руку, с явным неудовольствием на лице. ― Запутано, ― кинула она. ― Могу подумать, что можно сделать. Насчет твоего вопроса... ― Виктория задумалась. ― С одной стороны, человеческие двойники ― баланс, и они должны быть вместе. Стефан уже не человек, как и Кэтрин, и, следуя этой логике, где-то должен быть еще один двойник Стефана, с которым тебе и стоит быть. Но тогда неясно, причем тут Деймон. ― Ты можешь что-то посоветовать? ― спросила Елена, одеваясь. Последние месяцы выдались просто безумно сложными, она устала, что вокруг всем угрожает смерть, что дорогие ей люди рискуют ради нее жизнью, носятся с ней как с хрустальной вазой и не дают ничего сделать. Казалось, что Елена тонет в крови и темноте, а все, кто пытаются ее спасти, топят ее еще больше, приговаривая, что в этой темноте Елене будет лучше. Виктории даже по-своему было ее жалко. Ужасно, когда тебе не дают что-то решать самой. ― Постарайся не зацикливаться на этом — все, что могу сказать, ― пожала плечами ведьма. ― Я отношусь к соулмейтам скорее, как к рекомендациям, чем к условиям, обязательным для исполнения. Если твоя душа не лежит к человеку с твоей меткой, то ты не должна быть с ним. И ничто это не изменит. ― Спасибо, ― улыбнулась Елена. Несмотря на то, что иногда Викторию охватывало раздражение, когда она смотрела на Елену, она старалась быть беспристрастной. Гилберт с лицом ненавистной Петровой не была виновата в том, за что Виктория ненавидела Кэтрин. ― Виктория, а можно тебя спросить? ― неуверенно спросила Елена. Она была очень уважительна к чужим границам, чего нельзя было сказать ни про одного из ее близких друзей. Стефан всегда настойчиво, пусть и вежливо, требовал то, что хотел, для Деймона не было ничего проще, чем нарушать чужие границы, даже если он за это получал, Кэролайн часто лезла не в свое дело с наилучшими намерениями, а Бонни считала, что, если городу грозит опасность, должны помогать все, кто только может помочь, и не важно, кто об этом что думает. Поэтому среди всех, Виктории больше всего нравилась Елена. Она спокойно кивнула, уже зная, про что будет вопрос. ― У тебя есть соулмейт? ― кажется, в последний момент Елена передумала, и не стала спрашивать, «а твой соулмейт жив». Она видела ― иногда Виктория носила одежду, которая открывала ее спину и ключицы ― что у ведьмы были метки соулмейтов, значит, они уже встречались. А Елена почитала Ардингелли как умную женщину, вряд ли она пропустила бы свою судьбу. Виктория налила вино в бокал и усмехнулась ― грустно, и как-то ностальгически. ― Есть, ― сказала она. ― Но я ушла от него. Когда я стала вампиром, мой соулмейт решил, что я больше от него никуда не денусь, и его отношение немного изменилось. Я не стала терпеть, и когда у меня не получилось ничего изменить разговорами, я ушла. Елена сочувствующе улыбнулась, но ничего не стала больше спрашивать и говорить. Еще раз поблагодарила Викторию, и ушла. Это было за день до бала маскарада. Елена нравилась Ардингелли, поэтому та и решила ей помочь. Гилберт была всем тем, что Виктория уважала, будучи ведьмой, и даже после своего превращения в вампира ― она была сострадательна, заботлива, чутка, умна, дружелюбна, но она также может быть настойчивой, а иногда даже осуждающей. В Елене был так же здоровый эгоизм, без которого, как полагала Ардингелли, люди не могли жить. И, как бы это не было прискорбно, но она верила в то, что в свое время верила Виктория ― в семью, честь, верность и сообщество. Виктория уже не знала, во что она верила ― разве что только в саму себя. На следующий день после маскарада, она сидела на заднем дворе с книгой в руках и переводила ее на португальский, а Карлотта что-то готовила на кухне ― пахло вкусно. Виктория сама уже редко готовила, хотя иногда у нее было хорошее настроение. Из динамика телефона играла негромкая музыка, композиция Black Swan хорошо ложилась для перевода «Одиссеи» на португальский, а легкий лимонный запах расслаблял сознание. Виктория надеялась, что сегодняшний день пройдет спокойно ― ее не вытащат из уютного дома, нарушав рабочую атмосферу, и не заставят кого-нибудь спасать. По ее мнению, после того, как Кэтрин оказалась заперта в гробнице, проблем быть не должно. Хотя бы пару недель. Но ожидания не оправдались. Композиция на секунду прервалась, чтобы тут же смениться спокойной трелью звонка. Не отвлекаясь от своей рукописи, Виктория скинула звонок. Кто бы не хотел до нее добраться, он был очень настойчив в своих желаниях. Ардингелли включила беззвучный режим. Но не прошло и полсекунды, как звонок повторился. Виктория раздраженно зарычала, чувствуя, как под глазами начинают жечься почерневшие вены. Ей, пожалуй, надо было поохотиться сегодня или завтра, потому что в последний раз она охотилась почти две недели назад, а голодной она злилась буквально на все. Даже на Карлотту могла огрызаться. На третий звонок она не могла не ответить ― Стефан был безумно настойчив, поэтому трубку пришлось снять. ― Да! ― зарычала она. ― Елена у тебя? ― сходу спросил Сальваторе-младший, и Виктория представила, как впивается в горло Сальваторе зубами, разрывает его и смотрит, как он захлебывается кровью. Короткое самовнушение помогло успокоиться. Иногда мысли об убийствах были куда эффективнее и помогали остыть лучше, чем само убийство. ― Нет, я не видела ее с маскарада. А что? ― Она не ночевала дома. У нас ее тоже не было. Никто из ее друзей не знает, где она. Если бы это было про Деймона, Виктория бы сказала: «Туда ему и дорога», если бы про Бонни: «Мне-то что?», если бы про Кэролайн: «Слава Богу, пойду отпраздную», если бы про Стефана: «Печально». Но речь шла про Елену, про единственную девушку, которая хоть мало-мальски нравилась ведьме-вампиру. Про ту, которая всегда смотрела с пониманием, не лезла в ее душу. Про ту, которая говорила, что Виктория им ничем не обязана, и помогать или нет ― ее решение, и нельзя за него ее осуждать. Поэтому ведьма устало выдыхает и рычит, что будет через пару минут. Когда она появляется на пороге дома Сальваторе в своем любимом темно-синем пальто, Стефану хватает совести изобразить нечто, напоминающее сожаление и стыд, но его сбитые объяснения ее не волнуют. Виктория величественно пересекает порог, проходит в гостиную, где собралась вся честная компания ― Джереми Гилберт, Бонни Беннет и Деймон Сальваторе. Два последних сразу морщатся при ее появлении. ― Зачем ты ее привел? ― спрашивает Деймон, будто Виктории тут нет. Ардингелли рычит на него, но пока не спешит ударять каким-нибудь заклятьем, хотя руки чешутся. ― Деймон, ― осуждающе произносит Стефан, призывая брата к молчанию. ― Виктория согласилась помочь нам найти Елену. Бонни Беннет насупилась. Ей и так не очень хотелось связываться с вампирами, а теперь, когда один из этих вампиров еще и предпочитал в спасение лучшей подруги не ее, Бонни, а другую ведьму. ― Я собиралась отследить Елену с помощью заклятье на родной крови, ― несколько высокомерно произнесла Бонни. Виктория тихо выдохнула, стараясь справиться с раздражением. Она хотела помочь Елене, но вот выслушивать надменные речи ведьмы, которой не было и полвека, она не собиралась. И она и Стефану до сих пор не простила, что тот вытащил ее с места подобным грубым образом, и если они решили ее донимать, то она может и сорваться. ― Это долго, ― ответила Ардингелли. ― И ты слишком шумная. Поймал, что я просила? Последний вопрос предназначался уже Стефану. Бонни обиженно насупилась. Каждое магическое заклинание имело свой уровень шума, у начинающих ведьм он был в разы выше, из-за чего другим сверхъявственным существам было его легко уловить, а у более опытных ― почти незаметным. За много веков Виктория опустила свой уровень шума до еле слышного скрежета, и даже опытным вампирам было сложно понять, что происходило вокруг них ― только если одежда на них мгновенно не загоралась. ― Зачем тебе голубь? ― спросил Деймон. Из-за того, что он волновался, он выглядел более развязанным, чем обычно, но пальцы, которые почти до побеления впились в спинку дивана, безжалостно сминая и порча дорогую обивку, выдавали его с головой. Впрочем, никто не верил, что старший Сальваторе равнодушен к судьбе Елены. Виктория велела себе не обращать на них внимание. ― Я буду смотреть его глазами, ― объяснила она, беря из рук Стефана белого голубя. Точнее, голубку. До этого яростно бьющаяся в руках вампира птица замерла, чувствуя, как холодные смертоносные руки заменяются на теплые ладошки ведьмы. Птица тревожно крутанула головой. Виктория вызвала в ней беспокойство и природный страх ― как и все вампиры. Но она была ведьмой, и это заставляло доверять ей. Обычно, в головах животных и птиц сложно решались вопросы, как именно относится к вампиру-ведьме. Хищники чаще принимали на свою, травоядные и более слабые предпочитали держаться на расстоянии, только если она не использовала всю свою ведьмовскую ауру. ― Есть особое заклинание, которое позволяет ведьмам завладевать разумом живых существ, управлять ими на расстоянии и видеть их глазами, ― продолжила Виктория, продолжая гладить птицу по белым перышкам. Если голубка будет спокойна, ведьма сможет легко и безболезненно проникнуть в ее разум, и потом также покинуть его, даже оставив птицу в живых. Пернатые обычно сложно переживали вторжения в свой разум. Ардингелли не очень любила белый цвет, он давил на мозг и раздражал ее. Белый почему-то ассоциировался с снисходительностью и легкой жалостью, а Виктория не любила эти чувства. Бонни посмотрела на нее осуждающе. ― Почему я о нем не знаю? По мнению Бонни, у нее была причина, по которой стоит сторониться Викторию и недолюбливать ее. Ардингелли наотрез отказывалась обучать чему-то молодую ведьму, объяснять ей что-то или помогать. Если ее просили о помощи, она делала все сама, и поясняла свои действия максимально коротко, отрывисто. Не срывалась она максимум на Елену, а вот если к ней лезли Бонни или Кэролайн, Виктория весьма грубо и метко проходилась по всем их ножевым ранам, чем отбивала желание говорить с ней о чем-нибудь. Понятное дело, что никакие заклятья она не помогала вершить, а ведь Бонни так отчаянно нуждалась в помощнике, наставнике. Вот и сейчас ― на ее слова Виктория лишь раздраженно закатила глаза и помрачнела. — Это древнее заклятье, которое подвластно только ведьмам, пережившим несколько столетий сна. Бессмертных ведьмах. А у тебя еще молоко на губах не обсохло. Бонни обиженно замолчала. Она считала, что ее успехи должны быть оценены Викторией выше, но правда была в том, что Ардингелли даже не интересовалась тем, что творила маленькая ведьмочка. По большей степени ей было все равно. Но если раньше дела Сальваторе и их друзей вызывали хоть мимолетный интерес или азарт, то теперь их постоянные просьбы отдавались лишь раздражением в ведьме. Она все чаще задумывалась о том, чтобы полностью отстраниться от них. В конце концов, она им ничем не обязана. Но тогда она вообще ничем не будет заниматься, кроме работы. Магия как мышцы, ее постоянно надо тренировать. По возможности ― большими и сильными заклятьями, словно со штангой заниматься. Без вереницы проблем у этой компании, Виктория могла заниматься только с ручными гантелями. Когда голубка успокоилась и даже пригрелась в женских руках, Виктория легко и безболезненно проникла в ее разум. Получилось даже лучше, чем всегда. Взгляд ее тут же стал отсутствующим, и Виктория тяжело осела на диван. Стефан коснулся ее плеча, и ведьма кивнула, давая понять, что в порядке. Дождавшись, пока мутное зрение голубки станет более четким, Виктория подтянула края их сознания к друг другу. Теперь их различала только тоненькая перегородка. Виктория всегда гордилась тем, что у нее так хорошо получается это заклятье. Она передала голубку в руки Стефана, почувствовав, как страх заполнил почти все сознание голубя, и мягко направилась к нему, чтобы успокоить. Теплые волны обволакивали чужой страх, успокаивая. Стефан выпустил голубку. Виктория видела, как стремительно поднимается голубь вверх. Она чуть-чуть полетала, чтобы привыкнуть, и направила птицу в сторону дома Елены. У каждого человека был свой уникальный след, который ведьмы могли отследить, и найти его в доме, где жил этот человек, было проще всего. У сверхъестественных существ он был ярче, поэтому, долетев до дома Гилбертов, Виктория легко смогла найти нужную нить. ― Хорошо, я поймала след, ― оповестила она, прикрывая глаза и отклоняясь на спинку дивана. Пару минут царила тишина. Виктория замедлила биение своего сердца и почти засыпала, летя вместе с голубкой по нужному следу. Потом раздалось раздраженное пыхтение Беннет. ― Зачем ты ее сюда приводишь каждый раз? Стефан сжал руку на спинке дивана рядом с ее спиной. Он нависал над ней, как скала, готовый в любой момент защитить. ― Она сильная ведьма. Нам нужна ее помощь. А ты еще молодая и неопытная. ― Я была бы сильнее, если бы мне помогали, ― с намеком произнесла Бонни. Виктория закатила глаза, но из-за того, что они полностью были белесыми, этого никто не заметил. ― А она действует только ради своей выгоды. Виктория раздражённо рыкнула на них. ― Я вас все еще слышу, если что. ― Правда? ― высокомерно усмехнулся Деймон, и в следующую секунду Виктория резко встала с дивана, оказываясь в другой части комнаты, потому что старший Сальваторе бросился к ней, надеясь схватить за шею. Он почему-то часто целился именно в шею, хотя с ведьмами это не работало. Если куда и бить ― то по голове или в грудь, чтобы нарушать поток магии и сбить ведьму с толку, но вампиры почему-то всегда выбирали шею. ― Деймон, мне надо быть слепой, глухой и парализованной, чтобы ты представлял для меня угрозу, ― сухо произнесла она. Ее лицо сохраняло каменное выражение. ― И это при том, что Елену вы можете не найти, вы потеряли много времени. Так что давайте мы все будем делать то, что хорошо умеем. ― Деймон, оставь ее, ― зарычал Стефан, подходя к Виктории. Хотя она в этом и не нуждалась, Стефан заботливо обхватил ее за локоть и помог сесть в кресло. ― Она помогает нам найти Елену. Скажи «спасибо» и заткнись, ― старший Сальваторе пригладил свою шевелюру, вставшую дыбом от едва сдерживаемого гнева, но брат не собирался сдаваться и с вызовом глядел на него. Деймон фыркнул что-то не понятное и вышел из комнаты, но Виктория чувствовала, что он остался в доме. Бонни Беннет, как летучая мышь, притаилась в темном углу, и на Викторию смотрела с обидой и недоверием. Конечно, она считала, что ее магия была куда более уместной, когда речь шла про Елену. Хотя ведьмы не делились на «черных» и «белых», Виктория иногда использовала такие заклятья, что у Бонни волосы дыбом вставали. Голубка проследила путь Елены со вчерашнего вечера. Магия показывала, куда двигалась девушка, но, к сожалению, не показывала, сама ли она выбрала дорогу. С ней был кто-то еще, какой-то незнакомый след, и Виктория, не строила пустых надежд ― Гилберт похитили, обычно Елена не заставляла так за себя переживать. Голубка летела на пределах возможностей, Ардингелли пришлось напомнить себе, что если она загоняет бедную птицу, то выход из ее сознания будет весьма болезненным, так еще и птица умрет. Пару минут было очень-очень тихо. Виктория только слышала, как бьется сердце Бонни Беннет, и этот звук раздражал ее, словно тиканье часов. Она собиралась попросить Бонни уйти, как вдруг след Елены стал ярче. ― Если хотите подготовить записку, то сейчас самое время, ― произнесла она в ту сторону, где, по ее мнению, стоял Стефан. Слова отдались чем-то странным на языке, Ардингелли не могла понять, что именно ее смутило. Птица чуть опустилась, прячась в зеленой листве и теперь летя сквозь негустой пролесок. Стефан тут же метнулся к столу, достал небольшой белый квадратик и начеркал на нем «В. тебя нашла. Мы скоро будем. С.» и вложил его в руку Виктории. Ведьма сжала его в руке, и практически сразу клочок бумаги вспыхнул, обжигая кожу ладони. Виктория не поморщилась. ― Ты можешь творить два заклинание одновременно? ― с интересом, и вместе с тем, с какой-то завистью спросила Бонни. Виктория улыбнулась. ― Бонни, мне больше шести сотен лет. Конечно, могу. Она не увидела, но легко представила, как Беннет закусила нижнюю губу, сложила руки на груди и отвела взгляд. Бонни не могла терпеть, когда кто-то превосходил ее в магии. Голубка влетела в дом, который считала нужным и закружилась у самого потолка. В самой большой комнате на первом этаже она нашла Елену. Гилберт сидела на диване, обняв колени руками, ее розовая кофта была испачкана кровью, но Виктория не чувствовала ранений ― вероятно, двойник была в той же одежде, что и вчера, значит, кровь была после ран Кэтрин Пирс. Елена поджала губы, выдавая страх, но смотрела упрямо. Рядом никого не было. Когда послание обожгло ей руку, Елена даже не вскрикнула. Как можно более незаметно, она развернула записку, прочитала и быстро засунула в диван между подушками, и снова обняла колени. ― Эден, триста миль от города, ― сказала Виктория. ― Заброшенный дом около пяти миль от главной дороги. Елена в порядке. Пока вижу только ее, но она явно не одна в доме. Вампиры, скорее всего. ― Их много, как думаешь? ― спросил Стефан. Виктория сорвала голубку с места и пролетела по дому. Двое вампиров в заброшенной кухне о чем-то громко переговаривались. Голубка села на балку и замолкла. ― Юноша и девушка, ― сказала Виктория. ― Вроде больше никого. ― Поехали, ― коротко приказал Стефан, и они с Деймоном сорвались с мест. Виктория не стала их останавливать. ― Спасибо, Виктория, ― кинул Сальваторе-младший уже из коридора. Ардингелли кивнула. Она полетала еще немного, но никого не нашла. Судя по всему, Елену украли как раз-таки из-за того, что та была двойником, но ничего особенного Виктория не нашла. Голубка вылетала из дома, и где-то около дороги Виктория мягко отпустила ее сознание. Так же молча она встала и, не прощаясь с Джереми и Бонни, вышла. На языке оставался неприятный привкус какой-то желчи. Вампиры казались ей знакомыми, но она не могла понять, откуда она их знает. В долгой жизни это было самым неприятным ― лица сливались в одно пятно, и выделить из этой массы одно и вспомнить его имя было самым сложным. ― Ты вернулась, ― крикнула Карлотта из кухни, когда Виктория переступила порог дома. ― Наконец-то! Я думала, что готовить на ужин. Есть пожелания? ― Нет, ― Карлотта не могла ее видеть, но ведьма помотала головой. Задумчиво она оперлась на тумбочку. ― Я немного устала. Хочу пойти прилечь. ― Конечно! ― Карлотта громко фыркнула. Виктория почувствовала, как сердце ускоряет свой ход. Внутри стало жарко, почти до боли. Девушка с трудом взяла себя в руки, выпрямилась и медленно направилась в свою комнату. ― Ты же почти ничего не ешь, все время сидишь в своем мире, читаешь, переводишь, а потом… Что «потом» ― Виктория слушать не стала. Она зашла в свою комнату и легла в кровать, чувствуя неожиданно сильную усталость. Сердце билось болезненно сильно. Виктория почувствовала, как по пищеводу поднимается кислота, а живот неприятно сжимается. Она пыталась сделать вдох, но легкие словно отказывались слушаться. «Какого черта?» ― подумала ведьма. Надо было просто дышать, и все станет легче. Просто дыши, и все закончится. Ее горло сжалось. На секунду, всего на секунду она представила, как ее пальцы сжались на ее собственном горле. Она не могла дышать. Виктория прикрыла глаза. Она хотела, чтобы это прекратилось. У нее уже случались такие припадки, и со временем она научилась с ними справляться. Кроме того, ей всегда давалось предупреждение ― это называлось аурой, во рту появлялся металлический привкус. Спина горела. Ардингелли постаралась об этом не думать ― любое воспоминание, связанное с соулмейтом, доставляло ей боль. Обычно Виктория старалась справляться с этим, находясь в сознании, но сейчас она просто достала маленькое зеркало и наслала на свое отражение сонное заклятье. Конечно, магия тут же отразилась, и ведьма провалилась в крепкий сон без сновидений. *** Проснулась она резко, как от удара. Метки на спине и груди продолжали гореть. В комнате было темно, но сквозь небольшую щель в шторах был заметен резкий, желтый свет фонарей. Было уже довольно поздно. ― Чтоб тебя небеса взяли, ― пробормотала Виктория, вставая на колени и выгибая спину, чтобы уменьшить боль. Когда Карлотта узнала, что Ардингелли мучается от болей в спине ― хотя она и не понимала природу этих болей ― она советовала делать такое упражнение. Ведьма отнеслась со смехом ― конечно, делать упражнение для пенсионеров от боли в спине, чтобы избавиться от боли метки весьма забавно, но вся штука в том, что это действительно помогает. Ардингелли пробормотала заклятье, и кости ее спины оглушительно хрустнули, а на месте меток разлился приятный холодок. Виктория блаженно застонала и мягко опустилась на живот в постель, ощущая приятный холод во всем теле. В самом начале такое горение меток вызывало панические атаки, и Виктория не так давно научилась с ними справляться. У всех людей была одна метка, но у Виктории их было больше ― девять появилась после того, как она встретила своего соулмейта, еще две — после того, как она стала вампиром. Это не делало ситуацию легче, наоборот ― было только тяжелее. Ардингелли скрывала их с помощью магии, но скрывающее заклятье на метках работало не так, как на всем остальном. Их не видел никто, кто не знал о них. Виктория видела их каждый день в отражении, и знала, что если судьба столкнет ее с соулмейтом еще раз, то и он сможет увидеть метки, связывающие их. Она лежала долго, не шевелясь, как вдруг ее телефон коротко вздрогнул на тумбочке, возвещая о приходе сообщения. Виктория протянула к нему руку, морщась от неприятных ощущений в затекшей конечности, и разблокировала его. Елена написала ей: «Мне сказали, что ты помогла найти меня. Большое спасибо, Виктория. Не стала звонить, чтобы не тревожить тебя. Я ужасно тебе благодарна, спасибо». Виктория слабо улыбнулась. Всегда приятно, когда тебя благодарят. Ардингелли перевернулась на спину и задумалась. Она вспомнила неприятный привкус на языке, когда в теле голубки обнаружила место, где держали Елену. Она не до конца поняла разговор вампиров, казавшихся ей знакомыми, но кое-что уловила ― они ждали кого-то, кого-то важного. Ведьма прикрыла глаза и попыталась привести мысль в порядок, выстроить логичную цепочку. Что-то, что напоминало бы правду. Два вампира похищают Елену Гилберт. Они испуганы, и ждут кого-то. Зачем? Было много причин похищать Елену ― она подружка Сальваторе, она подруга ведьмы Бонни Беннет, она… Она — двойник Кэтрин Пирс. Виктория нахмурилась. Кэтрин сидела взаперти в темнице вместе с Лунным камнем. Вряд ли у Пирс были близкие друзья, которые стали бы рисковать своей жизнью, чтобы вытащить ее оттуда, а если кто-то был ей что-то должен, то они в первую очередь бы порадовались заточению Кэтрин. Тогда, это либо связано с Сальваторе, либо с тем, что Елена двойник. Вторая теория показалась более правдивой. Два вампира похищают двойника Петровой, рискуя своей жизнью. Они ждут кого-то, волнуются и боятся, но считают важным передать двойника. Чтобы что? Виктория думала еще пару минут. Причин было много, и она решила, что, если бы узнала личность того третьего, многое стало бы понятное. С другой стороны ― зачем ей это? Она в любом случае не должна волноваться о делах Сальваторе и Гилберт, они для нее никто, а Виктория не хороший человек, чтобы помогать кому-то по доброте душевной. Она-то и Стефану помогла лишь потому, что ей было скучно, а они хоть немного веселили. Но запах… запах не давал ей покоя. Этот аромат, осевший на языке ― может, он принадлежал ему, тому вампиру, для которого украли Елену? На что был похож этот запах? Немногие ароматы оставляли осадок на языке, у вампиров обычно так бывало с сородичами. Все чувства обострялись, как у животных, особенно когда на территории появлялся чужой хищник. Его запах горчил на языке, жёгся, отдавался спиртом и каким-то странным резким привкусом. Как будто одеколона глотнула. Виктория прохрипела что-то, и быстро села в кровати. Сердце за несколько секунд разогналось от спокойного биения до почти сумасшедшего, как заведенный мотор в машине. Виктория встала. Она покрутила шеей до хруста в позвонках и выпрямила спину, и, пробормотав заклятье, которое придало ее одежде и волосам пристойный вид, бесшумно спустилась вниз. На кухне вкусно пахло домашней теплой едой, Карлотта спала в кресле в гостиной перед телевизором, где шел какой-то черно-белый старый фильм. Ардингелли вышла на улицу. В голове образовалась пустота, а грудь болела, как будто ее ударили, как будто кости были раздроблены и осколки медленно резали ее до смерти. Используя всю свою вампирскую скорость и бесшумность, она за короткое время добралась до дома Гилбертов. В окне Елены горел свет. Виктория наложила короткое заклятье, выясняя ― одна девушка или нет. Не было бы ничего удивительного, если после похищения Сальваторе оставили кого-то с Еленой, или если Стефан решил остаться со своей девушкой. На счастье Виктории, Гилберт была одна. Виктория в один прыжок подлетела к окну, зацепилась за рамку, и постучалась. ― Елена, ― позвала она. Гилберт вздрогнула, выронив свой дневник из рук. Она прищурилась, пытаясь понять, кто за ее окном, и, признав Викторию, быстро слезла с кровати и поспешила открыть окно. ― Привет, Виктория, ― произнесла двойник, когда ведьма ступила на пол, и раньше, чем ведьма успела бы что-то сказать, начала сыпать благодарностями. ― Виктория, я очень тебе благодарна. Не знаю, что со мной было бы, если бы ты отказалась помочь нам. Стефан мне все рассказал. Спасибо. Конечно, Елена немного льстила и преувеличивала, но это оказалось удивительно приятно. Виктория даже улыбнулась. ― Рада, что ты в порядке, ― сказала Виктория почти правду. — Я хотела бы кое-что у тебя попросить. ― Конечно. ― Можно я аккуратно загляну в твой разум? ― спросила Виктория. ― Я хочу увидеть, что там произошло. Елена удивленно распахнула глаза. Карие глаза девушки были почти детскими, столько невинности и доброты в них было. Викторию это подкупало чаще, чем ей хотелось бы. Ей постоянно приходилось напоминать самой себе, что и Кэтрин Пирс была такой же в первые года их знакомства. Невинная девочка, с которой жестоко обошлась судьба. Иногда Виктории было даже интересно, как повела бы себя Елена на месте Кэтрин, или станет ли Елена когда-нибудь такой же, как и Кэтрин. Но сейчас важно было лишь то, что Елена, в своих самых светлых чувствах, считала себя обязанной ей. Елена кивнула спустя пару секунд. ― Хорошо. Виктория сказала, что Елене лучше сесть, сама она слегка наклонилась к ней, как к ребенку, и заглянула в глаза. Прошла секунда, другая, и Елена почувствовала Викторию в своем сознании. Это было мерзкое ощущение, словно ей под кожу ввели нечто холодное и колючее. Елена поморщилась, но ничего не сказала. Судя по тому, как сжались руки ведьмы, она постаралась сделать этот процесс максимально безболезненным и быстрым для Гилберт. Виктория не задерживалась на личных воспоминаниях, да и вообще на чем-то. Быстро и деликатно миновала все объятья, поцелуи, личные разговоры, и остановилась только тогда, когда нашла моменты похищения. Тут она стала более внимательной ― словно домотала до нужного эпизода в фильме. Первые несколько минут она проследила так, как проживала их сама Елена, но потом чуть ускорилась. Елене стало нехорошо ― ей казалось, что вокруг нее была духота и сырость, как в клетке рептилии. Виктория, до того отстранившаяся от чужих эмоций, это ощущение все-таки уловила. ― Не переживай, я почти закончила, ― сказала она. Или подумала, а Елена, соединённая с ведьмой разумом, приняла это за сказанные вслух слова. Елена не нашла в себе силы кивнуть, казалось, мир растворился в голубых глазах ведьмы. Чтобы Гилберт не переживала все произошедшее снова, Виктория немного отстранила ее, и теперь Елена слушала «Божественную комедию» в переводе Ардингелли, над которым та работала недавно. Словно Елена читала, пока Виктория смотрела фильм в одной комнате с ней. Гилберт отвлеклась на это, но не могла не заметить, с каким любопытством изучает Виктория маленькое похищение. Когда она увидела вампира по имени Элайджа, Виктория дрогнула. Точнее, не она, а что-то в ее сознании. Елена почувствовала это, словно вибрация прошлась по мозгу. Виктория замедлила ход событий. Она вслушивалась в каждое слово этого вампира, всматривалась в любое изменение его лица и тщательно следила за каждым движением. Елена чувствовала, как росла ее тревога, словно снежный ком нарастал. Спустя минут десять стало почти больно. Присутствие Виктории в ее разуме стало не просто неприятным, ее разум внутри ощущался как раскаленное железо. Наконец, Виктория отпустила ее, все еще оставаясь в ее сознании. Она поджала губы, словно о чем-то думая, а потом мягко покинула сознание двойника. У нее было пустое выражение лица, словно она была шокирована и измучена. Ее волосы, кожа и глаза резко выделялись в комнате, делая ее почти светящейся. Несколько секунд Ардингелли молча смотрела на Елену, а потом ее сознание будто прорезало ножом. Виктория грубо вырезала из памяти Гилберт моменты, где была заметная яркая реакция ведьмы на Элайджу. Елена чувствовала, как они исчезают…Постаралась ухватиться за отрывки прошлого, но они ускользали от нее. Потом боль стала совсем нестерпимой, и она больше не могла восстановить в памяти те фрагменты, которые так отчаянно старалась удержать в голове. В себя она пришла минуты через две. Она лежала на спине, а Виктория стояла рядом, вглядываясь в ее лицо с выражением, которое могло быть похожим на беспокойство. ― Что-то не так? Ты увидела что-то? ― неуверенно поинтересовалась Елена, смотря на то, как бледнеет ведьма. Виктория сглотнула, заставляя себя дышать. От поселившегося в животе тяжелого чувства ей захотелось согнуться пополам. ― Нет, все в порядке, ― солгала Ардингелли. ― Просто осмысливаю увиденное. Доброй ночи, Елена, ― и раньше, чем двойник успела бы что-то спросить, ведьма вылезла обратно в окно. Голова двойника раскалывалась так сильно, что Елене казалось, будто ее мозг расплавился. Даже сквозь царивший в сознании туман она чувствовала, как бешено бьется сердце в груди. Виктория исчезла из дома Гилбертов так же, как и появилась, и когда Елена посмотрела в окно, то не увидела даже светлые локоны ведьмы-вампира. Она попыталась вспомнить, как отреагировала Виктория на все похищение, но не могла вспомнить ничего, кроме любопытства и толики равнодушия, с которым Ардингелли относилась ко всему. Но сейчас…Елена обеспокоенно поджала губы: это выглядело как побег. А если Виктория Ардингелли бежит, не стоит ли им задуматься о том, кто их противник? Виктория шла так быстро, как только можно. Что делать — она не знала. Но она была уверенна ― если о ней узнает Элайджа, то очень скоро об этом узнает и Никлаус Майклсон.