Держи меня запертой в твоём сломленном разуме

Четыре месяца ― именно столько Никлаус уже гостил у светловолосой ведьмы, и явно не собирался никуда уходить. Он надоедал Виктории своим вечным присутствием, вечно мешался, засовывая нос в ее колдовские зелья, пытался исследовать все склянки в доме, и Виктория шикала на него почти непрерывно. ― Ты как домашний кот, который попал в новую обстановку и теперь хочет все узнать, ― вздыхала она, когда Клаус крутил какие-то колбочки в руках. ― Аккуратно, оно может сжечь все мясо с твоих пальцев, если ты прольешь его. ― Зачем ты хранишь такое на кухне? ― спросил Майклсон, все же ставя зелье на место. ― Конечно для того, чтобы подлить тебе в еду, которую ты так любишь. Вампир покосился на нее с недоверием и легким сомнением, но Виктория даже не улыбнулась. Для Никлауса было приятным открытием, что ведьма умела готовить, и когда он понял, что готовит она довольно вкусно, стал ходить за ней каждый раз, когда она задерживалась на кухне дольше, чем на пять минут, и практически весь процесс готовки ошивался рядом. ― Ты же шутишь, ― наконец проговорил он, и ведьма фыркнула. ― Да, шучу. Но лишь потому, что иначе буду мучаться с сожженными внутренностями вместе с тобой. Никлаус рассмеялся и, зайдя ей за спину, заглянул в небольшой котелок. Пахло тыквой, луком, курицей и какими-то морепродуктами. По консистенции варево в котелке напоминало рагу, но было более жидким. Значит, по идее, суп. Виктория странно покосилась на него. ― Тебя что, не кормят дома? Ты с таким интересом наблюдаешь за мной, когда я готовлю. ― Обычно я ем кухарок, но таинство приготовления человеческой еды меня мало интересует, ― Клаус какое-то время смотрел, как она помешивает суп, а потом, оставив ложку крутиться саму, отошла, чтобы добавить томатную пасту, и вдруг встрепенулся. ― И я не похож на кота! Виктория закатила глаза и хихикнула. Клаус, возмущенно глянув на ведьму, ушел в гостиную, что-то бормоча себе под нос, строя оскорбленную в лучших чувствах невинность. Викторию это забавляло ― многовековой вампир, а ведет себя хуже нее, молодой ведьмы. Кому из них полагалось изображать невинность и позволялось быть капризным ребенком? В первое свое появление в этом доме ― то есть как гость зашел в дом, а не спал в сарае ― вампир не смог все внимательно рассмотреть, занятый тем, чтобы хозяйка этого дома не отошла в мир иной. Но следующим вечером, когда Ардингелли окончательно поправилась, о чем свидетельствовали ее едкие и по-старому заносчивые перепалки с ним, Никлаус исследовал каждый доступный ему уголок. Дом Виктории изнутри был сравнительно шире, чем казался снаружи. Никлаусу вообще сначала показалось, что домик ― просто какое-то ветхое здание, и на него можно как в сказке подуть, и он развалится. В действительности все оказалось совсем иначе. Это был просторный дом в четыре комнаты. Две из них находились под запирающим заклятием: спальня Виктории и ее «рабочий кабинет», то есть место, где ведьма хранила все свои травы, книги и прочие вещи, без которых не могла существовать ни одна приличная ведьма. Третья комната — светлая гостиная, с диваном, шкафами, креслами. Никлаус располагался там, когда оставался. И обеденная комната: большой стол, камин, полки и шкафы с посудой. Обстановка дома ведьмы, разумеется, не была столь пафосна, как замок Никлауса и его семьи, но умеренность и изящество делало его привлекательным. Это был уютный, теплый дом, и уже на третий день своего пребывания в нем, Никлаус с удивлением понял, что наслаждается нахождением в нем. Особенно учитывая, что Ардингелли не собиралась его куда-то прогонять. Клаус периодически исчезал на день или два ― очевидно, отправлялся в более людные места и там охотился. От него пахло кровью, смертью и силой, но Виктория его не боялась. Уже не боялась. Любые опасения, которые он вызывал поначалу, она отложила в сторону. Не позволяла себе забыть, что Никлаус ― вовсе не рыцарь из сказки, который пришел героически спасти ее, но и не подозревала в каждом его движении желание вонзить нож ей в спину. Хотя, неизвестно, что было бы, вонзи он ей нож в спину ― они не старались друг друга покалечить, когда кололи иголками или щипали. Но на серьезное увечье, нанесенное с целью лишения жизни, заклятие могло отреагировать каким-нибудь жутким образом. Или наоборот ― исчезнуть, освободив одного из них. Но пока ни Виктория, ни Клаус не спешили проверять теорию, которую не озвучили, но о которой каждый подумал. Не решился вопрос и с нужной ведьмой. Виктория пыталась сама снять связующее заклятие, но неизменно обжигала пальцы ― сильное столетнее заклятие не поддавалось кровной родственнице той, что наложила его. Они даже выловили несколько ведьм, которых клан посылал убить предательницу, но и те не смогли что-то сделать. Возможно, не очень-то хотели ― одинаково желающие ведьмам смерти Виктория и Никлаус не располагали к стараниям. Виктория смутно припоминала несколько ведьм, которые отдалились от своих кланов, но Никлаус, уходивший на поиски ночью, не мог их найти. Викторию это, впрочем, и не удивляло. Отшельницы прячутся еще лучше, чем обычные ведьмы, и даже вампиру с его точным чутьем их не найти. Или, вернее сказать, тем более вампиру ― от сверхъестественных существ отшельницы-ведьмы отгораживались в первую очередь, потому что магические сущности обычно существовали рядом. Клаус надоедал еще и тем, что не сидел на месте. Он не мог, как Виктория, сесть и читать большую часть светового дня, прерываясь только на приемы пищи, не мог готовить в тишине, не мог заниматься приготовлением зелья ― попробовал один раз, но без магии это все равно, что ядовитый супчик. Виктория с плохо скрываемым весельем наблюдала за тем, как вампир пытался сварить успокаивающее внутреннее зелье, но в итоге ничего не добился. Когда он закончил, Виктория заставила его принести ей еще ингредиентов, и Клаус притащил много разных трав. Ардингелли не стала говорить, насколько это было полезно. ― Что-нибудь в мире вообще может заставить тебя сидеть спокойно? ― устало выдыхала Виктория, когда Клаус крутился рядом, не найдя себе достойного занятия. Он уже открыл было рот, чтобы ответить, но ведьма махнула рукой. ― Кроме проклятий, конечно. ― Рисование, ― тут же ответил вампир, задумчиво поглядывая в окно. Ведьма отвлеклась от книги и подняла голову. ― Ты умеешь рисовать? И чем рисуешь? Кровью врагов? ― Если красной краски не хватает, ― едко проговорил Никлаус, но Виктория вдруг поняла, что он не шутит. Этот ужасный, сильный, жестокий вампир, который без проблем может вырвать сердце противнику, откинуть труп и переступить его, действительно любит рисовать. Ведьма замялась. Она не ожидала такого поворота событий. Никлаус смотрел с легким интересом ― что она скажет сейчас? ― И что ты рисуешь? ― наконец поинтересовалась Ардингелли. Никлаус присел на диван рядом с ней, и ведьме пришлось подтянуть ноги под себя. ― Все, что мне нравится, что считаю красивым, ― отстраненно ответил вампир, а потом вдруг хмыкнул. ― Никогда не думал об этом, если честно. Я рисую пейзажи, города, мне нравится рисовать праздники, сидя на высоких крышах, где меня нельзя увидеть. Моя сестра Ребекка обожает, когда я рисую ее портреты. Виктория знала, что у Никлауса есть брат и сестра, кажется, даже три брата. Но в его редких семейных рассказах скользило только имя Элайджи и Ребекки, неких Кола и Финна он упоминал редко, и всегда неизменно хмурился при этом. Кажется, у них были плохие отношения. Еще вроде был отец, Майкл, который доставлял неудобства, но Виктория не знала об этом наверняка ― Никлаус не стремился раскрывать ей семейные тайны, и она не спешила делать тоже самое. У них были неплохие отношения, чем-то напоминающие… нет, не дружеские, Виктория не называла их так. Приятельские. Пожалуй, так было лучше. Хорошие, по-своему теплые отношения, но при этом были области, в которые один другого не пускал, и таких областей было много. ― А несколько раз я одевался простолюдином и рисовал людей, сидя прямо в центре ярмарки или праздника, ― хохотнул Клаус. ― Элайджа терпеть не мог одежду, которую я носил в эти дни: я выглядел, как бродяга-художник. Если бы у вампиров мог быть нервный тик, глаза Элайджи дергались бы, не переставая. Виктория рассмеялась. Клаус не отрывал взгляд от ее лица. Он еще ни разу не видел, чтобы она смеялась так открыто, свободно и тепло. ― А я никогда не была на праздниках, ― пожала плечами ведьма. ― Изредка наблюдала издалека, но, когда на тебя охотятся ведьмы, это к веселью не располагает. Да и шум не очень люблю. ― Ужасное упущение, ― цокнул вампир. ― Знаешь, как закончим, надо будет тебе показать что-нибудь такое ― карнавал или маскарад. ― Всегда хотела увидеть День мертвых в Мексике, ― с намеком произнесла Виктория. ― Отлично, ― Клаус даже в ладони хлопнул. — Значит, убиваем ведьм и спешим в Мексику. Будет интересно посмотреть на тебя в образе Калаверы, ― он протянул руку и коснулся ее светлых волос, чуть потерев локон между пальцами. Ардингелли не стала вырывать его и дождалась, пока Клаус сам уберет руку. Он улыбнулся и пошутил о том, что Виктории надо будет покраситься в черный ради этого, и она запустила в него цветочный горшок, который Клаус перехватил. Виктория не до конца понимала, правду ли говорит Клаус, или просто хочет сохранить теплые отношения на время совместного проживания. С одной стороны, Майклсон не бросался словами на ветер, в этом ведьма уже успела убедиться, но с другой ― ей казалось, что после всего они разойдутся, как в море корабли. Она не видела смысла в продолжении их общения. Убьют врагов, разорвут связь, а потом ведьма пустится в свободное путешествие, не боясь, что за ней придут. Надо только убить один клан, вот и все. Спустя несколько дней после этого разговора, Клаус с очередной охоты притащил мольберт, бумагу и масляные краски, и с тех пор спокойно сидел в гостиной, зачастую именно тогда, когда Виктория устраивалась за чтением. Ведьма видела несколько его картин ― пейзаж леса, гор, Клаус даже изобразил на бумаге ее домик, и это было действительно красиво. Но, как говорится: «бойся своих желаний», лучше бы Клаус и дальше ее доставал. Потому что теперь, когда он сидел на одном месте, он либо рисовал, либо в открытую смотрел на нее. Сидел на кресле, приняв свою величественную позу, и пристально разглядывал девушку. Что он пытался так усердно в ней рассмотреть — Виктория не понимала. Он вытаскивал ее гулять стабильно раз в два дня, и Виктория всерьез подумывала о том, чтобы запретить ему входить в дом. ― Или мы идем гулять, или я выношу тебя отсюда на руках, ― предупреждающе проговорил Клаус, опираясь на спинку дивана, на котором ведьма сидела и читала. Ардингелли едва заметно усмехнулась, приподняв бровь. ― Ты не сможешь. Клаус тяжело выдохнул. ― Я тебя предупреждал. На Викторию налетел ветерок, и в следующее мгновение ее подняли над диваном. Книга выпала из ее рук. Клаус прижал ее к себе крепче. ― Держись, маленькая упрямица. И он сорвался с места, даже не потрудившись закрыть дверь дома. Виктория успела лишь вцепиться в его плечи, стараясь не закричать, что наверняка бы вызвало смех Никлауса. Но и прикрыть глаза она не успела ― такой вдруг завораживающей картиной стал проносящийся мимо них лес. Они с Клаусом летели через зеленый лес, словно птицы. Клаус утащил ее на вершину горы, а потом, дав ей только несколько минут на то, чтобы прийти в себя, снова подхватил ее, и с разбегу кинулся вниз. Визг, который испустила Виктория, оглушил вампира, хоть и не помешал идеально приземлиться. И пусть крик привлек ведьм, и прежде возвращения домой им пришлось избавиться от пяти преследователей, Виктория была в восторге. ― Для меня земля приближается безумно медленно, ― объяснил Клаус, таща ведьму обратно: от восторга у нее тряслись ноги, и вампиру пришлось нести ее обратно. Впрочем, не было похоже, что Клаус был так уж сильно против. ― Я успеваю сто раз подумать о том, как мне поставить ноги… Клаус искал, чем занять ее. После того, как вампир дважды вытащил ее на руках, Виктория поняла, что безопаснее будет двигаться своим ходом, и почти не сопротивлялась на то, чтобы прогуляться. Правда, Клаусу, с его скоростью, все равно приходилось ее таскать с собой на руках. В ход шло все. Подводное плавание в чистых, немутных водах озера ― Виктория с заклятием, Клаус — без, демонстрируя способность подолгу обходиться без воздуха. Походы глубоко в лес, узкой полосой окаймляющие скалистый пик. Прогулки в гости к медведям, обитателям северной части долины. Один раз Клаус даже притащил ее полюбоваться закатом из каменистой лагуны на западном берегу озера. Виктория старалась не думать об этом, но Клаус совсем отвлекся от их первоначальной задачи ― найти ведьму и разорвать связь. Казалось, он даже не помнил, что именно привело его в дом светловолосой ведьмы едва ли не полгода назад. Никлаус пытался загрузить их по полной, чтобы Виктория даже не заикалась о связи. Целый день они носились по долине и за ее пределами и, когда садилось солнце, Виктория уже не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. За ужином она клевала носом над тарелкой — однажды так и заснула, Никлаусу пришлось нести ее в постель. Правда, поскольку спальня находилась под защитным заклятием, пришлось расположить ее в гостиной на диване. А еще Никлаус учился готовить, и теперь все время готовил огромные двойные порции, которые Виктория съедала одна, умирая от голода после карабкания по скалам и плавания. Осоловев от еды, ведьма, само собой, засыпала на ходу. Хитроумный план в действии. Никлаус сидел и рисовал виды из лагуны, когда ведьма набралась сил поговорить с ним. На улице удачно пошел дождь, и вампир просто не смог ее куда-то вытащить. ― Ты помнишь, почему мы встретились? ― спросила девушка, присаживаясь напротив вампира в кресло. Клаус кинул на нее быстрый взгляд: Виктория выглядела почти девочкой с распущенными волнистыми светлыми волосами, в простом синем платье с белыми оборками и вставками. На ее лице не было ни капли косметики, хотя в другие дни Виктория по непонятной причине красилась. Клаус чуть улыбнулся, и карандаш быстро-быстро заскользил по бумаге. ― Потому что я обещал твоей матери позаботиться о тебе? Виктория хмыкнула. ― Вообще-то, ты нарушил это обещание, и это не причина. Ведьмы чуть не убили меня, и тебя вместе со мной. Мы связаны кровью. Мы встретились, чтобы разорвать эту связь. Пальцы Клауса сжались чуть сильнее на карандаше, но Ардингелли не обратила на это внимание. ― И чтобы убить всех твоих врагов, ― напомнил Клаус. — Это тоже, но пока мы не приблизились ни к первому, ни ко второму, ― ведьма вздохнула. ― Нам надо либо найти ведьму, либо истребить этот чертов клан. А все, что делаем мы ― совершаем длительные прогулки по долине, гоняем животных и... ― Мы убивали ведьм, ―заметил Никлаус. Вампир пристально посмотрел на нее. ― Неужели так сильно хочешь избавиться от меня? Виктория пожала плечами. ― С тобой довольно забавно, Никлаус Майклсон, но у нас нет особых причин держаться друг друга. Карандаш в руках Клауса дрогнул. Выражение его лица изменилось. ― Конечно, нет, ― он улыбнулся. Он резко поднял на неё взгляд. Он смотрел прямо на неё, но в его глазах горела злость. Ощущать на себе его полноценное внимание было для нее равносильно удару под дых. Следующим утром Клаус ушел и исчез на неделю. Виктория не хотела себе признаваться в том, что беспокоилась о нем, но поскольку на ее теле не было никаких отметин, это означало, что Клаус был в порядке. Виктория постаралась привести свою жизнь к тому же режиму, который был до Клауса, но неизменно оглядывалась, пытаясь найти вернувшегося вампира. Ей хотелось содрать с себя кожу в знак раскаяния за свои поступки. Хотя ее раскаяние не имело никакого значения. Никого вокруг не интересовали ее чувства. По ночам, когда Виктория оставалась одна в пустой кухне, она могла делать все, что хочется. Она пила успокаивающие отвары и думала о том, вернется ли Клаус, и что делать, если он не вернется. Хорошо, что самым уязвимым звеном их связи была она, хотя Виктория и признавала это с большой неохотой. Никлауса убить было сложнее, чем ее, поэтому стоило быть осторожнее самой. Но, по крайней мере, внезапно свалиться от чужих ран у нее было шансов меньше, чем у него. Прознав об отсутствии вампира, еще несколько ведьм попытались убить ее, но с ними Ардингелли справилась. Она получила легкую царапину от локтя до запястья, которую сразу же затянула. Это удавалось лучше всего. Исцелять внутренние повреждения. К этому у нее был особый талант. Возможно, когда она разберется с ведьмами, она сама найдет нужную колдунью, разорвет связь, и отправится на другую сторону мира, и там станет лекарем. С ее врожденным даром проблем не составит. После своего недельного отсутствия Майклсон внезапно явился на порог дома. Погода была чудесной, Виктория сидела на пороге дома, попивая чай с лимоном, перед ней стояла тарелка с булочками. Никлаус появился быстро, резко, принося с собой запах крови и смерти. Викторию передернуло от неожиданности, но Майклсон сделал вид, что не заметил. ― Надо же, ты ждала меня! ― весело воскликнул он, присаживаясь прямо на порог. Он бесцеремонно перенял фарфоровую чашку с чаем из рук ведьмы, покрутил ее, рассматривая, сделал глоток чая и целиком засунул в рот маленькую булочку. ― Конечно, каждый вечер, ― фыркнула ведьма, но улыбнулась вполне дружелюбно. Она не стала спрашивать, где был Никлаус, что он делал: не хотела, чтобы он думал, будто она ждала его. ― Ты не спросишь, где я был? ― провокационно спросил вампир, не переставая улыбаться. ― Если только ты хочешь мне рассказать. Никлаус весело хмыкнул. ― Знаешь, ты чудесно готовишь, ― сказал он, рассматривая булочку в своих руках. Виктория заметила, что на фарфоровой чашке остались отпечатки крови в форме подушечки его пальцев. — Это действительно очень вкусно, хотя я думал, что столетия в форме вседозволенного вампира перебьют мои восхищения едой. Сначала, поняв, что я могу получить подобную роскошь, я не только убивал людей, но и забирал их еду, особенно если это было что-то очень вкусное, мясо или сладости. Моя сестра Ребекка была в восторге, когда я приносил ей шоколад или конфеты ― точнее то, что тогда являлось этим. Я натурально обжирался этим всем. И вскоре я потерял интерес к еде. Но твоя еда просто волшебная. Виктория улыбнулась. Никлаус посмотрел прямо на нее. Его губы изогнулись, пока он наблюдал за ней. ― Ты небогато жил? Когда был человеком? ― отважилась спросить она. Никлаус не завел бы эту тему, если бы не ожидал вопросов. ― Мы жили в лачугах, ― признался Никлаус. ― И выживали благодаря тому, что у нас была большая семья, а моя мать была ведьмой, которой платили за ее колдовство. Многие считают, что чем больше ртов, тем сложнее, но у нас все было по-другому. Наш отец, Майкл, мои старшие братья, Финн и Элайджа, и я охотились. Понятно, что вчетвером мы приносили еды больше, чем те, у кого был один или два сына. Мой младший, Кол, был очень умным: он не охотился, но всегда угадывал, где поставить ловушки, чтобы поймать мелкую живность или птиц, а еще он хорошо рыбачил. Моя сестра Ребекка и младший брат помогали матери по хозяйству, а также в огороде. Не буду отрицать, что определенные блага мы получали благодаря тому, что мать была ведьмой ― наш урожай никогда не погибал, наша скотина не дохла. Виктории захотелось спросить, зачем он все это рассказывает ей, но она прикусила язык. Подсела чуть ближе, с интересом глядя на вампира. Клаус улыбнулся краешком губ, заметив ее интерес. Было что-то теплое, уютное в том, как они сидели на пороге дома при закате и просто беседовали, как старые друзья. ― Твоя фамилия, «Майклсон», как-то связана с твоим отцом? ― Это значит «сын Майкла». В десятом веке, ещё до возникновения расы вампиров, мы поселились в землях в Новом свете. Мы были скандинавским народом — викингами. А у викингов такая традиция: у нас не просто фамилии, а указания на то, кто наш отец. ― Большая у тебя семья, ― пространственно заметила ведьма. Никлаус вопросительно приподнял бровь, и Виктория чуть грустно улыбнулась. ― Думаю, я была бы не против иметь брата или сестру. Постоянное одиночество изматывает, а так был бы кто-то, кто заботился обо мне, и о ком могла бы позаботиться я. После смерти матери мне этого не хватает. ― Большая семья — не всегда хорошо, ― хохотнул Клаус. ― Например, мой младший брат Кол совсем неуправляем, а брат Финн ненавидит то, кем мы стали. Но держаться вместе важно, поэтому я… иногда их усыпляю. ― Проклятием? ― Ножом, ― просто проговорил Майклсон. ― Мы — первые вампиры, и нас не убить колом в сердце, как других. Но можно усыпить. В Италии, в 1114 году, мы наткнулись на группу охотников, и они пронзили каждого из нас ножом с пеплом белого дуба. Я очнулся и спас их всех, но, когда Финн и Кол изъявили желание уйти из семьи, я заколол их снова. Чтобы они всегда были с нашей семьей. Виктория приложила усилия, чтобы ее лицо не дрогнуло. Удивляться не стоило ― она чувствовала в Клаусе жестокость, силу. То, как он обращался со своими близкими, не ее дело. ― Ты в ужасе, ― заметил Клаус и тихо рассмеялся. ― Конечно, как я мог поступить так со своей семьей. Но знаешь, это, в итоге, и привело к тому, что мы сидим сейчас здесь. Когда охотники поняли, что не убили меня, они послали ведьм с повторной попыткой. Тогда-то я и встретил твою мать. ― Любишь ты попадать в проблемы с ведьмами, Никлаус Майклсон, ― усмехнулась Виктория, вынимая свою чашку из его рук. Она налила еще чая из симпатичного фарфорового чайника, сама сделала глоток и передала Клаусу. ― Обожаю, но не все мои проблемы с ведьмами такие симпатичные, как ты, ― рассмеялся Клаус, и Виктория громко фыркнула. ― Сдается мне, ты рассказываешь мне все это не просто так, ― вскользь заметила ведьма, отщипывая мягкий кусок от булочки и задумчиво пережевывая ее. Никлаус проследил за движением ее губ. ― Я склонен считать, что у нас неплохие отношения, ― сказал вампир. Виктория, поняв, что он ждет от нее какой-то реакции, медленно кивнула. ― И поэтому хочу предложить тебе новую сделку… Вернее, попросить об одной услуге, за которую я могу дать тебе то, что ты захочешь, потому что я смутно представляю, что тебе может быть нужно. ― Я не могу сказать, не зная, о чем идет речь, ― резонно заметила ведьма. Клаус вздохнул. Он думал об этом последний месяц, понимая, что за все эти века не стал ближе к разгадке того, как освободить свою вторую сущность из-под заклятья матери. Те ведьмы, к которым он обращался, разводили руками ― магия Эстер была слишком сильна для них, а заклятие слишком темным, чтобы они даже попробовали. Одна, правда, решилась ― она использовала несколько заклинаний, но на третьем ее руки вспыхнули и сгорели. Никлаус убил ее, пока она визжала, избавив бедняжку от мучений. Сначала он подумал, что можно использовать Имоджен ― ведьма, отвергнутая своим ковеном, желающая спасти единственную дочь, не брезговавшая темной магией и имеющая достаточно сил. Она, вероятно, смогла бы что-то придумать или хотя бы сказать, что искать, что могло помочь, но пока Клаус разбирался с охотниками, пока справлялся с их проклятьем, прошло пятьдесят два года, четыре месяца и девять дней. Все это время его преследовали мучительные галлюцинации, духи охотников, которых он убил, и было не до ведьмы. Спасая свою жизнь, Имоджен затерялась, и Никлаус не стал ее искать. Виктория была сильной. Виктория была умной. Виктория обладала темной магией. Никлаус знал, что эта девушка может ему помочь. Она была юной, но могущественной, а если надо, Клаус был готов подождать и поддержать ее. ― Я — не простой вампир, как мои братья и сестра, ― наконец сказал он. ― Майкл, их отец, не мой кровный родитель. Моя мать изменила ему с оборотнем. Когда я стал вампиром и впервые убил человека, моя вторая сущность пробудилась и… ― Ты стал гибридом, ― вдруг перебила его Виктория. Клаус кивнул. ― И дай угадаю. Чтобы волчок не мелькал перед глазами, напоминая об измене благоверной, Майкл уговорил свою жену-ведьму запереть твою сущность, оставив тебя вампиром. ― Прямое попадание в цель, ― Клаус невесело усмехнулся. ― Я чувствовала, что что-то не так, ― Виктория протянула руку и прикоснулась к ладони Клауса. Чуть поморщилась, но не отвела пальцы, а сжала его ладонь. Минуту она сосредоточенно вглядывалась в их руки, а потом с легким шипением отдернула свою. ― Это проклятье жжет мне руку, ― безрадостно произнесла она, потирая покрасневшие пальцы. ― Так ты хочешь, чтобы я сняла его? ― Проблема в том, что я не знаю контрзаклятья для него ― какие нужны ингредиенты, какое природное явление. Оно еще и довольно темное, так что многие ведьмы не рисковали снять его. Глаза Виктории странно блеснули, она рассматривала Клауса с каким-то новым интересом. Клаус знал, что ведьма любит что-то новое ― у нее было сотни книг, и иногда вампир ловил ее на том, что она пытается придумать новые заклятья. Например, она один раз продемонстрировала ему заклятие с двусторонним стеклом: она закрыла дверь в кухню и провела руку, Клаус увидел гостиную, но, когда оказался по ту сторону, Виктории не видел. Так что такое предложение могло быть встречено ею благосклонно хотя бы потому, что это было нечто новым. ― Думаю, я смогла бы посмотреть, что можно сделать, ― наконец сказала она и серьезно взглянула на Клауса. ― Если, конечно, ты не оторвешь мне голову, если у меня не получится. Клаус приложил руку к сердцу и ахнул. ― Я оскорблен этими грязными намеками, Виктория Ардингелли! ― но, поняв, что ведьма не шутит, кивнул и серьезно произнес. ― Если ты не сможешь, я тебя не трону. Более того, если снятие заклятие потребует от тебя смерти, я настаиваю на том, чтобы ты остановилась. Я буду рад тому, если ты хотя бы разработаешь ритуал. ― Я буду думать, но в любом случае, сделать что-то мы сможем лишь когда разорвем связь, ― Ардингелли задумчиво провела по своей обожжённой руке. ― Я очень не хочу стать волком из-за того, что в тебе пробудится вторая ипостась. ― Договорились, ― Клаус улыбнулся и протянул ей руку. Виктория пожала ее, хотя они оба понимали, что такой договор ничего не стоит. Пару минут они еще наблюдали за тем, как садится солнце. Потом Никлаус решительно выдохнул. ― Я нашел ведьму, которая способна и согласна нам помочь. *** Ведьма, которую нашел Никлаус, жила в Маарду, в северной Эстонии, на берегу залива Мууга. Это была совсем маленькая деревушка, где люди промышляли рыболовством и продажей ракушек с жемчугом. Старая ведьма жила там с внуком и внучкой после того, как их родителей унесла оспа. Никлаус, который искал в Эстонии совершенно другую ведьму, спас детей от одичавшего оборотня, и ведьма сказала, что теперь она у него в долгу. Майклсон объяснил ей ситуацию, и та согласилась помочь. ― А как ты добрался до Эстонии меньше, чем за неделю? ― удивленно проговорила Виктория, пока Клаус описывал ей их план действий. ― Пешком, ― гордо улыбнулся Майклсон. ― Потом вплавь. Немного побродил, договорился с ведьмой и обратно тем же путем. Я бы вернулся раньше, но заходил домой, чтобы сказать Элайдже и Ребекке, что я жив, и предупредить, что могу исчезнуть. ― Со мной тоже вплавь будем добираться? ― усмехнулась Виктория. Никлаус рассмеялся, представив эту картину. ― Нет, дорогуша, с тобой мы поплывем на корабле. Никлаус дал ей три дня на сборы, хотя Виктория была собрана уже на следующий вечер. Она использовала магию незримого расширения, и загрузила все свои вещи в одну дамскую сумочку, кожаный мешочек, декорированный золотой колоритной вышивкой, дорогим бисером. Никлаус одобрительно хмыкнул: он давно заметил эту тягу к роскоши у ведьмы-изгнанницы. ― А еще сейчас в моде брить лоб и брови, ― усмехнулся Никлаус, смотря на то, как девушка выбирает, какие платья и украшения взять с собой. ― Если ты так желаешь, я могу обрить тебя налысо прямо сейчас, ― не отвлекаясь от своего дела, проговорила Виктория. Ведьма отложила в путь синее платье ― экстравагантное, как и приписывала мода ― с серыми рукавами почти до пола, рукавами-крыльями, украшенными золотым узором по ткани и повтором этого узора в ажурных аксессуарах. Платье с изысканным вырезом, обнажающим плечи и грудь, туго затягивающийся шнуровкой сзади ― оно мало походило на те легкие, летящие платья, которые любила Виктория, но Клаус не мог отрицать, что даже такое безумно идет молодой ведьме: из синего бархата с тиснением и шелковой подкладкой цвета темного золота украшено вышивкой из металлических колец и черепков, костей и черного жемчуга. Издалека вышивка напоминала голову чудовища. Это особенно пришлось Клаусу по вкусу. Вечером перед тем, как утром им надо было отправляться в порт, Клаус снова вытащил Викторию на прогулку, но в этот раз они не стали уходить далеко. Привычно побродили около старой крепости. Клаус на ходу делал какие-то зарисовки, а Виктория на ходу перечисляла, что еще могло ей понадобиться в Эстонии. Они обошли крепость и оказались перед большим полем. Когда деревня еще была в порядке, а не сожжена Инквизицией по наводке Виктории, здесь пасли животных. Виктории иногда нравилось приходить сюда и смотреть на лошадей. ― Прогуляемся? ― спросила ведьма неуверенно. ― Если хочешь, ― пожал плечами Клаус, но первый подхватил ее на руки и спустил с холма. Потом сразу же поставил на землю. ― Здесь красивые виды. Отчасти, именно поэтому мы выбрали Хямеэнлинна для проживания. А еще мне нравятся лошади. ― Правда? ― чуть удивленно спросила Виктория, глянув на Клауса. Тот хмыкнул. ― Меня обижает, как ты сомневаешься в моих человеческих качествах ― любовь к рисованию, лошадям… ― И к моей готовке, лорд Обжора, но я не про это, ― Виктория рассмеялась. ― Я не сомневаюсь в твоих человеческих чувствах и во всем прочем, но меня иногда удивляет то, что ты делаешь. Лошади тоже. Ты же самое быстрое существо в мире, и ты пару раз мне весьма красочно это продемонстрировал. Так почему тебя восхищают те, кто медленнее тебя? Клаус задумчиво посмотрел на нее, потом скрутил листы и положил за пояс. В вечерних сумерках ласточки носились совсем низко. Говорят, это обычно к дождю. Девушка втянула носом всё ещё жаркий и пыльный воздух и поглядела на темнеющее небо ― там уже стали зажигаться первые дрожащие звёзды. ― У наших соседей по поселку была лошадь, ― вдруг поделился он. ― Одна на весь поселок. Когда приходило время вспахивать и засеивать огород, за этой лошадью очередью выстраивались, потому что лошадь в хозяйстве была неоценимой подмогой. Мой отец никогда не брал ее, потому что у него было больше детей, чем у кого-то другого. Но меня та лошадь восхищала. Сильная, быстрая, красивая.… Я мечтал о том, что у меня будет такая же, когда я вырасту, даже хотел быть пастухом, ― Клаус усмехнулся. ― Есть вещи, которые я не пережил, даже став вампиром: тяга к роскоши, легкой жизни, чувстве власти. ― И лошади тоже? Клаус хмыкнул. ― И лошади тоже. Они прогуливались не спеша, Клаус рассказывал что-то о лошадях, спрашивал, умеет ли она ездить верхом. Виктория рассказывала о лошади, которая была единственным, что ей осталось от отца, и которая умерла незадолго до такого, как ее погрузили в вечный сон, чтобы сделать ее бессмертной. Клаус уже предлагал поворачивать назад, чтобы Виктория успела отдохнуть перед плаванием, как вдруг они оба услышали жалобное ржание откуда-то из-за кустов. Виктория направилась туда первая, Клаус последовал за ней. Ведьма чуть не споткнулась о корягу, притаившуюся в густой листве, но вампир вовремя ее перехватил. Виктория взмахом руки раздвинула густую листву, и они с Клаусом синхронно горестно выдохнули. Запутавшись гривой в терновнике, на земле лежал конь. Простой гнедой конь, с черной гривой и хвостом. Его черные глаза беспокойно дергались, осматриваясь вокруг, и, когда вслед за Викторией через кусты пробрался Никлаус, конь бешено заржал, дергая передними ногами, в то время как задние так и остались неподвижными. Видимо, он тоже неосмотрительно споткнулся о столь коварно припрятанную корягу, только его не придержал никакой вампир. ― Бедный, ― жалобно проговорила Виктория, присаживаясь на траву рядом с животным и поглаживая по шее. ― Какой он красивый, ― она мотнула рукой, сжигая цепкие ветви кустарника, но не задевая конский волос. Конь, как и все животные, на магию ведьм не отреагировал, но беспокойный взгляд следил за Майклсоном — хищником, противоестественным природе и всему живому. Клаус присел рядом с ней, но не стал прикасаться. ― У него сломаны ноги, ― вынес вердикт он. ― Его убьют, когда найдут. Виктория задумчиво покрутила кольцо на пальце, а потом внезапно протянула Никлаусу руку. ― Дай мне руку, ― попросила она, и вампир посмотрел на нее с легким сомнением. ― Дай-дай, ― Никлаус протянул ей руку, и Виктория мягко взяла ее, а вторую оставила на теле коня. ― Смотри. Сначала он ничего не увидел и не почувствовал, но тут вдруг легкая слабость родилась в кончиках его пальцев, в то время как пальцы Виктории полыхнули. Конь пронзительно заржал. Сердце Виктории стало биться быстрее, и чем слабее становились руки Никлауса, тем сильнее разгоралась сила в руке Виктории, занесенной над конем. Все инстинкты требовали немного вырвать руку и избавиться от источника слабости, но Виктория сама отпустила его раньше, чем Никлаусу действительно стало некомфортно. Она провела рукой над телом коня, и сломанные кости в ногах вдруг встали на место с оглушительным хрустом. Конь тут же вскочил. Никлаус рывком поднял Викторию, чтобы она не попала под лошадиные копыта, но зверь не стал буянить. Грозно фыркнув на Никлауса, конь благодарно ткнулся носом в плечо ведьмы и понесся обратно в поле, в этот раз удачно перепрыгнув спрятанную корягу. Клаус смотрел на свои руки, в которые тут же вернулась привычная сила, потом посмотрел вслед ускакавшей лошади, и лишь потом перевел взгляд на довольно улыбающуюся ведьму. ― Как ты это сделала? ― Говорила же, я — неправильная ведьма, ― довольно рассмеялась Виктория. ― Я ― сифон. У меня нет собственной магии, но я могу забирать чужую. Твой вампиризм ― тоже заклятие. Я взяла немного, чтобы исцелить его ноги. Так что считай, что ты тоже ему помог, ― она хитро подмигнула Никлаусу. ― Поэтому вас с матерью изгнали? ― спросил он, и улыбка Виктории чуть дрогнула. Она пару секунд сомневалась, стоило ли говорить, но в конце концов решила: раз они выстраивают доверительные отношения с прицелом на дальнейшее сотрудничество, то будет более чем справедливо ответить на его откровения о семье своими. ― Не только. Моя мать и глава ковена любили одного смертного мужчину, но он выбрал мою мать. Родилась я, и вторая ведьма, ведомая ревностью, убила моего отца. Маме пришлось вернуться в ковен, но там наше положение сильно изменилось. Постоянные стычки, грубые слова. А особенно все испортилось, когда выяснилось, что у меня нет своих сил. Глава клана предложила убить меня, но моя мама убила ее, а я забрала ее магию. Ее было много, надолго хватало. Нам пришлось бежать, потому что дочь маминой противницы решила мстить. Мы бежали из Италии, но они все равно нас находили. Лишь здесь, в Финляндии, мы смогли хоть немного обжиться, ― порыв ветра подбросил ее волосы, и Никлауса на секунду окутал запах ведьмы. ― А как ты познакомился с моей матерью? Никлаус не сразу осознал вопроса — так сильно был впечатлен. Он впервые почувствовал, как пахнет Виктория. Ни ее многочисленные зелья, ни ее дом, ни воздух вокруг нее ― а она сама. Эта молодая ведьма пахла ирисом, черной смородиной, и совсем немного ― сахаром и ванилью. Сладковато, но благодаря свежим ноткам не ушло в приторность. Кажется, что этот запах заполнил все вокруг тягучим шлейфом... Мягкий и томный! И в тоже время яркий. В нем соревновались страсть, натиск и энергия в сочетании с женственностью. Так же, как и в самой Виктории. Это то, что искал Никлаус. Хотелось вдыхать и вдыхать. Аромат спокойствия и уюта. Его так поразило это, что Клаус не сразу понял, что ведьма все еще ждет ответа. ― Это был не самый лучший день, если быть честными. Как ты знаешь, ведьмы по научению охотников воткнули клинок мне в сердце, я был обездвижен, но твоя мать спасла меня. И предложила то, что предложила ты ― убить их всех вместе. Взамен я должен был охранять тебя, но, думаю, твоя мать понимала, что я бы проигнорировал это обещание, поэтому связала нас заклятием. ― Какой ты бесчестный, Никлаус Майклсон, ― с ухмылкой пожурила его Виктория, рассмеявшись. Никлаус тоже усмехнулся. ― Я же не знал, что ты вырастешь в такую прекрасную девушку. Виктория хмыкнула и отвела глаза. Она никогда не краснела, но по этому жесту Клаус понимал ― она не привыкла получать комплименты от посторонних. В ее жизни даже толком никого не было, кроме матери, только враги. Она была самой красивой девушкой среди тех, что он видел. Она безумно вкусно пахла. И была такой… необыкновенной. По-своему ласковой и нежной, по-своему дерзкой и смелой. Она была как принцесса из сказки и рыцарь одновременно, она была принцессой-рыцарем, которая не сидела в башне и ждала спасения, а спасала себя сама. Но она не убивала дракона ― она его делала своим. Клаус понял, что другого шанса может не быть. В груди свербело последние три месяца, и вампир больше не мог ждать. Он встал перед ведьмой, взял ее лицо в ладони и наклонился. Вдохнул еще раз ее аромат, заполняя им легкие, и поцеловал. Виктория была ниже его, ему пришлось наклониться, и мышцы спины и шеи запротестовали от неудобности позы, но спустя мгновение Клаус забыл, что они у него вообще существуют — казалось, все его тело превратилось в сгусток чистых ощущений и каждое прикосновение лишь вливалось в целую гамму, расцвечивая его новыми оттенками. Яркими, жгучими, ослепляющими. И их хотелось еще больше. Сначала это был неимоверно нежный, невесомый поцелуй, легкий, как прикосновение крыла бабочки. И, как показалось Клаусу, невероятно быстрый. Он на секунду отстранился, а потом вновь с наслаждением поцеловал ведьмины горячие и чувственные губы, нежно придерживая девушку за щеки, но в этот раз позволил себе чуть больше. Ее рот все еще был приоткрыт, и его язык проворно проскользнул туда, касаясь ее язычка. Клаус никогда такого не чувствовал, ни с кем. Даже с Татией, которую боготворил, которая была его первой любовью, и ради которой он чуть не разрушил отношения с братом. Теперь то, что он чувствовал с ней, казалось лишь тенью того, что он получил сейчас. Несчастной тенью, которую Клаус легко отпустил, позволяя раствориться. Ничто не имело такого значения в его прошлом, как сейчас светловолосая ведьма рядом с ним. Даже то, как безумно сильно жгло грудь и спину. ― Клаус, зачем ты… Он склонился к самой ее шее, шумно втянув носом воздух. На выдохе кожу будто опалило жгучим пламенем, мгновенно пославшим ручейки огненных искр по всему телу, и Виктория невольно поежилась. ― Ты обещала мне поцелуй, ― сказал он, смотря ей прямо в глаза. ― Когда нас чуть не убили ведьмы, я сказал, что поцелую тебя, если мы выживем. И ты сказала, что поцелуешь меня сама. Но, учитывая, что ты обещание не выполнила, я сделаю это еще раз. И Клаус поцеловал ее еще раз. Тяжелая рука обвилась вокруг талии, сдавливая почти болезненно, но Виктория едва это почувствовала.