Держи меня запертой в твоём сломленном разуме

«Безжалостный» ― так назывался корабль, который должен был отвести их в Эстонию. На самом деле, кораблем это можно было назвать с большим трудом: двухмачтовая каравелла с косыми латинскими парусами и всего одной каютой. Команда из десяти человек в основном изъяснялась на португальском или на слабом английском, поэтому все переговоры Виктории пришлось доверить Никлаусу. Впрочем, Майклсон более чем справлялся ― им предоставили небольшую каюту, которая по размеру напомнила спальню Виктории, но для каравеллы и этого было достаточно. Судя по всему, там обычно спал капитан, если в ней не перевозили особенно ценные товары, но им повезло, и за товарами плыли как раз в Эстонию. ― Я могла бы спать и сидя, ― с усмешкой прокомментировала Виктория, когда они с Клаусом доехали до порта. Клаус галантно помог ей выйти из кареты и усмехнулся на ее замечание. ― И испортить тебе все впечатления от первого путешествия на корабле? ― Майклсон покачал головой. ― Нет уж, душа моя. Если уж я не могу предоставить нам каракка, то пусть это хотя бы будет каравелла с каютой. Каюта, правда, Клаусу по душе не прошлась: совсем маленький стол, небольшая тумбочка и кровать, напоминающая колыбель с поручнями, застеленная самым простым, дешевым бельем, пахнувшим мылом. Вся мебель была прибита к полу гвоздями. ― Ну, постельное белье хотя бы чистое, ― улыбнулась ведьма, глядя на то, как кривится вампир. ― Может, все-таки вплавь? Никлаус упрямо мотнул головой. Виктория улыбнулась. Его отношение к ней заметно изменилось, стало более покровительственным и… второе слово Ардингелли могла с трудом подобрать. Клаус смотрел на нее более спокойно, открыто, уверенно и что-то зрело в его голове — какое-то решение, связанное с ней, но ведьма все никак не могла уловить его. Ардингелли снисходительно улыбнулась на его откровенное недовольство. Клаус кинул свою дорожную сумку на стол. Он тоже попросил свою расширить заклятием, но Виктория понятия не имела, что тот набрал с собой в путь. Она бросила на него быстрый взгляд, потом почти сразу уставилась в стену. Ведьма его не понимала: Клаус то делал вид, что все как обычно, вставлял в их разговоры едкие комментарии, спорил с ней до хрипоты в голосе, то вдруг становился до невозможности тактильным ― садился рядом с ней вплотную, когда она читала, мог спокойно закинуть ноги на диван и, положив голову на колени к ведьме, начать рассказывать о своем прошлом. Рассказы Никлауса были куда интимнее, чем все прочее ― так он открывал ей свою жизнь, презентабельную вампирскую и скромную человеческую. Это было важно, это было показательно. И он все еще не требовал от Виктории того же. Но самым странным был тот момент, когда Клаус в очередной раз оторвал ее от чтения. Сам он, по чистосердечному признанию, несколько раз прочитал то, что сейчас читала ведьма ― летописи, повести, легенды, мифы, философские трактаты, поэтому ему было мало интересно, но если вечер выдавался спокойным, и Клаус был не в настроении тормошить ведьму, он мог пристроиться рядом и читать вместе с ней. Вечером перед днем их отплытия Виктория читала Гомера, и Клаус, немного пофыркав про грека, исчез где-то в кухне; ведьма слышала, как он бурчит о том, что несколько дней у них не будет нормальной пищи, а потом замолк. ― Тебе не надоело читать одно и то же несколько раз? ― спросил вампир за ее спиной, но ведьма уже даже не вздрогнула. Привыкла к его появлениям. ― Купи мне новые книги, и я буду читать что-то другое, ― ответила Ардингелли, не поворачиваясь. У нее было много книг, но пополнять свою коллекцию часто было проблемно, поэтому Виктория довольствовалась тем, что было. Она ни на что не намекала Клаусу этими словами, просто привычно отвечала колкостью на колкость, и на то, что вампир притих, даже не обратила внимание. ― Ты серьезно говоришь? Виктория обернулась на него ― слишком уж недоверчиво и счастливо прозвучал вампир. Ведьма нахмурилась, рассматривая его довольное лицо, украшенной довольной усмешкой. В руках у Майклсона были две чашки, из которых завитками шел пар. Ардингелли изогнула бровь. ― Ты сделал себе чай в две кружки? ― Я сделал нам чай, ― довольно заключил Клаус. ― Хочу почитать вместе с тобой. Ведьма смотрела на него, не до конца понимая, что собирался сделать вампир. Клаус вздохнул, протянул Виктории кружки, которые она машинально взяла, а потом вдруг сел на диван и перетащил ее к себе. ― Какого черта? ― возмутилась Ардингелли, но Клаус не стал ее слушать, стянув плед с дивана и укутав в него их обоих. Клаус крепко обнял ее одной рукой за талию, взял кружку с чаем и заглянул в раскрытую на коленях ведьмы книгу. ― «Встретились Нестору трое идущих от берега моря // Вскормленных Зевсом царей, получивших в сражении раны, – Сын Тидея, а с ним Одиссей и Атрид Агамемнон. Очень далеко от битвы по берегу моря седого // Их находились суда. Извлекли их ахейцы на сушу // К берегу ближе, а стену воздвигли у более дальних» За окном темнело, но слабое освещение канделябра оказалось для Клауса достаточным, чтобы продолжить. Аромат черничного чая, заботливо заваренный вампиром, придавал теплоты их времяпрепровождению вместе. Крепкая рука Клауса властно держала Викторию за талию, пока она сидела на его коленях, укрытая шерстяным пледом, и делала мелкие глотки горячего, но сладковатого ягодного чая из большой кружки. Напиток согревал, расслаблял и успокаивал, насыщая запахом беззаботного вечера. Бархатный хрипловатый голос, убаюкивая, читал любимое произведение ведьмы. Виктория слушала Клауса, наблюдая за трепыханием пламени свечей. В объятьях Майклсона было тепло. Подумав минуту, Ардингелли прижалась плотнее к своему непрошенному сообщнику и положила голову на мужскую грудь, попутно разглядывая пламя свечей. Она ощутила ровные и ласковые поглаживания на своей спине, отчего кроткая улыбка появилась на ее губах. ― «Нестор, наездник геренский, на это Атриду ответил: «Да, совершается все, как сказал он, и даже Кронион, // В небе гремящий, не смог бы уже ничего изменить здесь! Пала ахейцев стена, которая, мы ожидали, // Несокрушимым оплотом и нам, и судам нашим будет» Виктория положила ладошку на размеренно вздымающую грудь Майклсона, отчего отчётливее услышала его сердцебиение. ― Мне закончить? ― спросил Майклсон. ― Ты хочешь спать? ― Нет, ― сказала Виктория. ― Почитай еще, пожалуйста. И Клаус читал ей еще, пока Ардингелли не заснула. Вампир дал ей хорошенько выспаться утром, и они чудом только не опоздали на корабль. Впрочем, Виктория не сомневалась ― Клаус заплатил достаточно, чтобы каравелла ждала их до последнего. Он раскидывался деньгами так, словно те ничего не стоили. ― Все хорошо, Виа? ― окликнул ее Майклсон, заметив отстраненный взгляд, направленный на стену. ― Каюта, конечно, не предел мечтаний, но не так уж и плохо — ты права. ― Да так, задумалась, ― отмахнулась ведьма. ― Не обращай внимания. ― Ты хорошо себя чувствуешь? ― не унимался вампир, подойдя к кровати и придирчиво рассматривая ведьму. ― Надеюсь, у тебя не окажется внезапной морской болезни? Виктория закатила глаза. ― Вот и узнаем, Никлаус. ― Ты не голодная? ― А ты моя мамочка? Никлаус посмотрел на нее, изобразив оскорбленную невинность. ― Я просто забочусь о тебе. У меня неприятно тянет живот, когда ты голодная. Виктория рассмеялась, и Клаус улыбнулся тоже. ― В любом случае ― у меня есть еда, если тебе интересно, ― заключил Клаус, а потом, достав из своей сумки листы для рисования и карандаши, сел за стол. Виктория села на кровать, достав из сумки «Исповедь» Августина, которую Клаус купил ее у какого-то торговца сегодня, из-за чего они опоздали на каравеллу на пару минут. Клаус быстро чертил что-то, отвлекшись только на минуту, когда зашел матрос, выдав «Отплываем», и, насколько поняла Виктория, это было единственное, что знал матрос на финском, а он сам, в свою очередь, был единственным на корабле, кто говорил на этом языке в целом. Ответив тому что-то, Клаус вернулся к своему рисованию. Виктория читала, но раз за разом бросала взгляд на то, как быстро Клаус скользил карандашом по бумаге. Когда они отплыли, вампир достал краски и принялся намешивать оттенки синего. ― Ты рисуешь море? ― спросила ведьма, глядя на вампира. Клаус чуть усмехнулся. ― Я рисую кое-что более красивое, ― ответил Клаус. Корабль чуть наклонился, куда более ощутимо, чем до этого, и ведьма взялась за поручни. Она встала, и подошла к вампиру, и Клаус тут же прикрыл рисунок. ― Это секрет? ― изогнула бровь Виктория. ― Не люблю показывать незавершенное, ― улыбнулся Майклсон. ― Покажу, как закончу. ― По чести сказать, я не видела ни одного твоего рисунка, ― припомнила ведьма, поправляя рукава синего платья. Клаус окинул ее задумчивым взглядом. Он бы ни за что не признался, но ему безумно нравилось это ее платье. Синий цвет ― цвет верности, цвет плаща Девы Марии. Никлаус хотел сделать ей комплимент, сказать что-то, но понимал, что его дурной характер снова выйдет наружу, и он выскажется скорее едко, а не приятно. Поэтому Клаус предпочел помалкивать. ― По чести сказать, ты ими и не интересовалась, ― парировал Клаус, отклоняясь назад сильнее, чтобы продолжить работать над рисунком, при этом не показав его Виктории. Ардингелли прищурилась. ― Но теперь мне интересно. Покажи… пожалуйста. Никлаус изогнул бровь. ― Ты сказала "пожалуйста"? Виктория закатила глаза. ― Да, пожалуйста. Клаус задумчиво посмотрел на нее, а потом потянулся к сумке. Виктория схватила его за запястье. ― Нет, покажи мне этот рисунок. ― Я сказал, что он незакончен. ― И я все равно хочу его увидеть. Виктория требовательнее сжала запястье Клауса. Вампир слегка качнул головой. Ведьма сощурилась, а потом повела пальцами, и порыв ветра вырвал рисунок из пальцев Никлауса. Ардингелли развернулась, собираясь поднять рисунок с пола, куда он упал, но Никлаус перехватил ее за талию, развернув. ― Даже не думай, Виа, ― зарычал Клаус у нее над ухом, но Виктория вцепилась в его руку и на несколько секунд вытащила из него часть магии. Клаусу пришлось с рыком отпустить ее, чтобы прервать контакт, и Виктория схватила рисунок. Она с улыбкой уставилась на него. Клаус замер, наблюдая, как медленно улыбка сползла с ее губ. ― Что…? ― выдала она, не до конца понимая, что именно хотела сказать. Ведьма беспомощно уставилась на Клауса, который сжал губы в тонкую линию, наблюдая за ней с непонятным выражением лица. ― Ты рисовал… меня? Вопрос был глупым. На листе Виктория явственно видела саму себя: чуть наклонив голову, в этом самом синем платье, ведьма на рисунке смотрела на океан с палубы корабля. Не с этой каравеллы, на которой они плыли, а с большого и красивого, с белыми парусами. Ее синие платье было ярким акцентом, даже море выглядело куда более блеклым на его фоне. Викторию никогда не рисовали до этого, боле того, из-за своего образа жизни она даже редко видела картины, но у нее сложилось стойкое ощущение, что это самый красивый рисунок, и что более красивого она ничего не увидит. Ардингелли положила рисунок на стол, а потом достала из сумки Клауса непослушными пальцами еще несколько листов. На всех была она, абсолютно на всех: вот тут она в бухте сидит на камнях в своем легком платье, вот тут на пороге дома она чуть нахмуренно смотрит на лес, а вот на этом лечит того коня. ― Ты хоть раз рисовал природу? ― спросила она, облизывая пересохшие губы и тяжело сглатывая. ― Нет, ― настороженно ответил Клаус, не сводя с нее взгляда. ― Я же говорил. Я рисую то, что на самом деле красиво, а в последние месяцы, где бы мы не оказались, самая красивая — ты. Виктория поперхнулась воздухом. Он только что назвал ее красивее самой природы. Для ведьмы не было кощунства выше, но для Виктории не было комплимента больше. Ведьма, что красивее самой природы, красивее своей матери и дарительницы. Клаус сделал аккуратный шаг вперед, и вот он уже нависал над ней, с подрагивающими губами и взглядом, способным, кажется, пришить её к полу. Здесь и сейчас. Но ей не было страшно. И это пугало довольно сильно. — Зачем? — шепнула она, сдерживая желание приподняться на носочки, чтобы сказать это, глядя ему в лицо, а не снизу вверх. Но тогда бы она наверняка задела носом его подбородок. Он сделал шаг, загоняя её в деревянный угол, прямо между стеной и столом. ― Потому что ты… ― Клаус прикусил язык. Хотелось сказать правду. Правду, которая жгла его на груди уже несколько месяцев, но, глядя в совершенно ошарашенные голубые глаза ведьмы, он понимал, что не может так поступить. Виктория ни физически, ни морально не сможет принять мысль о том, что кто-то ее любит. Никлаус не мог загонять ее в угол своими чувствами, особенно сейчас, когда она не могла уйти и подумать об этом. ― Потому что ты красивая. И если после снятия этого проклятия, или моего, наши пути разойдутся, то я хочу запомнить тебя. И не просто обычной вампирской памятью. Я хочу иметь возможность увидеть тебя еще раз. Виктория открыла рот, чтобы что-то сказать, но потом прикрыла, глядя на Клауса с целой гаммой чувств. Никлаус протянул руку и коснулся ее светлых волос, ощущая их мягкость самыми кончиками пальцев. Он потянулся к ней, желая снова поцеловать, как в тот вечер, но вдруг пролетел мимо, удравшись лицом о стену. Виктория зашипела, когда вдруг с силой рухнула вниз. ― Проклятье! ― прорычал Клаус, проклиная чертов корабль, качку, матросов и все мироздание заодно. Будь проклята эта качка. В следующий момент корабль мотнуло снова. Виктория едва не полетела по полу вперед носом, но Майклсон удержал ее за плечи, правда, тут же его повело, и он ударился боком о спинку кровати. Из его носа текла кровь. Клаус вцепился в кровать, а Виктория с трудом села на стул, обхватив стол, и они замерли, ожидая, когда каравелла выровняет ход. Спустя пару минут, все пришло в норму. Ведьма неуверенно глянула на вампира. Она смотрела ему в лицо, впитывая эмоции, что ожили в нём на какой-то миг. Страх. Животное отчаяние. Ведьма нахмурилась. ― У тебя кровь из носа течет, ― сказала она, словно Клаус сам этого не чувствовал. Нос Виктории тоже перекосился, но у нее крови отчего-то не было. ― Помочь? Клаус покачал головой и взял полотенце, вытирая лицо. ― Уже все, ― он потрогал нос, убеждаясь, что от неприятного знакомства со стеной каюты тот уже отошёл, вернувшись в прежнюю форму. Потом глянул на Викторию. Та словно даже не заметила своего сломанного носика, который теперь стал прежним. А, возможно, и вправду не заметила, пораженная откровением вампира. ― Ты знаешь, я сегодня ночью убью пару матросов, чтобы другим не повадно было. Виктория слабо улыбнулась. Клаус понял, что она все еще под впечатлением от их короткого разговора, поэтому бегло улыбнулся и вышел. Виктория закрыла лицо руками, как вдруг дверь снова открылась. Майклсон приблизился и наклонился к ней. Хорошо, что Виктория сидела: от ощущения тёплого дыхания на щеке и чужого неподвижного рта на своём собственном у неё едва не подогнулись ноги. Тихий млеющий выдох, граничащий со стоном, вырвался из груди — она просто не успела его сдержать. Дрожь била в голове истерией. Хватило одной секунды. Одного удара сердца, чтобы руки его тут же сжались ещё сильнее. ― Извиняться не буду, ― сказал Клаус, а потом поцеловал ее еще раз. Она замерла, когда он осторожно выдохнул. Когда вдруг его рот приоткрылся, и горячий язык скользнул по её нижней губе, в голове будто разорвалось целое море ярких огней. Сильные руки вцепились в талию, сдавливая её руками. Другая рука вжимала её тело в его. Чтобы не сбежала. Когда Клаус вышел, Виктория судорожно задышала, прикасаясь к горящим губам. Никлаус не был сдержан, особенно с того момента, как понял ― она не отталкивала его. Виктория не показывала, что внимание Клауса ей нравится, но и никакой резкой реакции не высказывала. Ведьме было приятно, на самом деле приятно. У нее было не так уж много опыта в общении с мужчинами, но и совсем глупой она не была. Некоторые люди, с которыми она была знакома, оказывали ей знаки внимания, но ведьма их успешно пропускала мимо глаз. Не с ее жизнью было верить в любовь и надеяться на счастье. Но Клаус... Клаус был другим. Он был из ее мира, хотя и совершенно противоположный ей самой. И Ардингелли отвечала на легкие заигрывания вампира, улыбалась ему, но не думала, что это выльется во что-то серьезное. Клаусу, наверняка, было просто скучно, а Виктории нравились красивые люди, а Клаус был очень и очень красивым. Но в последнее время все выходило из-под ее контроля. Клаус вел себя не просто непредсказуемо ― к этому ведьма уже привыкла — он вел себя так, будто у них все было серьезно. Все его жесты, все его слова — все это было пропитано обжигающим собственничеством, будто ведьма уже ему принадлежала. Виктория не хотела, чтобы вампир думал, будто она согласна на то, чтобы остаться с ним. Виктория любила независимость и свободу, и, хотя Клаус был ей симпатичен, она не планировала становиться его «подружкой» на постоянной основе. Приятно провести время, пока они снимают связующее заклятье ― да; приятно провести время, пока они работают с заклятьем Клауса ― да; стать любовниками на неопределённый срок ― черт возьми, и это да. У ведьмы не было с этим никаких проблем. Но если Клаус считал, что она готова стелиться перед ним, и, когда он скажет: «прыгни», она ответит «как высоко?» ― нет, это увольте. Его собственничество по отношению к Виктории и грело сердце, заставляя трепетать и раздуваться от гордости женскую сторону души и женское эго, но и напрягало точно. Виктория хорошо оценивала свои возможности: у нее будет мало шансов, если Никлаус захочет ее себе. Она повторила в памяти то, каким он выглядел пару минут назад, целуя ее: уверенный, трепетно сжимающий ее талию и прожигающий сталью своих глаз. Никлаус мог не только спасти ее. Он мог стать настоящей погибелью для ведьмы, а Виктория слишком высоко ценила свою жизнь. Виктория не двигалась, ощущая, как наливаются огнём губы. Нижняя — всё ещё влажная от невесомого касания его языка. Резкая агония мозга. Она доверяла Клаусу настолько, насколько могла себе позволить, и не сомневалась, что вампир поступает так же. У них нет никакого будущего, так зачем все это было надо? Ведь… ведь нет же, правда? Виктория тряхнула головой. Не было смысла об этом думать. Будущего у нее нет ни с кем. Ведьмам не дано жить долго и счастливо с любимым, если она хочет остаться ведьмой ― ее мать тому прямое доказательство. Виктория никогда не сможет выйти замуж за любимого человека, стать матерью, завести хозяйство рядом с милым домом и при этом остаться той, кем она должна быть. Она — ведьма. На этом все. Ведьма-изгнанница, которая должна выпивать силу из других, чтобы оставаться сильной. Никакой спокойной, счастливой жизни. Зато свобода. Когда клан противниц будет стерт с лица земли, Виктория сможет уехать в другую страну, сменить имя и жить спокойно. Она будет свободной от всего, что держит ее. Не это ли счастье? Ведьма задумчиво облизала губы, и вдруг что-то кольнуло внутри. Ардингелли нахмурилась. Она облизала нижнюю губу еще раз ― та отдавала очень слабым привкусом, чем-то горьковатым, хотя Виктория была уверенна, что не ела и не пила ничего, что имело хотя бы приблизительно похожий вкус. Оглянувшись на стену, она встала. Подождала, не мотнет ли корабль, но каравелла шла спокойно и размеренно, и ведьма подошла к стене, куда угодил носом вампир, и задумчиво посмотрела на оставшиеся капельки крови. Она потянула носом запах, но не уловила ничего особенного — вот сейчас ей бы пригодилось вампирское чутье. Снова провела языком по губам, но горечь, которую оставил Никлаус, уже исчезла. Ардингелли отложила это до лучших времен. Возможно, Клаус принимал какую-то траву, которая, по его мнению, могла помочь снять заклятье… Но разве он не должен был сказать ей об этом? В любом случае, это не сильное магическое воздействие, так что Виктории навредить не могло, да и, пока они связаны, Клаус для нее не опасен. Виктория снова села за стол, бесцельно потянувшись к книге, но наткнулась на шероховатую поверхность бумаги и притянула рисунок к себе. Ведьма вглядывалась в свое собственное лицо, не понимая, что должна испытывать по этому поводу. Клаус вернулся к тому моменту, как Ардингелли уже взяла себя в руки и сидела за книгой, хотя, если быть честными, не понимала половины прочитанного, выхватывая отдельные слова и только в лучшем случае ― предложения. ― Немного попугал команду, ― довольно улыбнулся вампир, садясь на стул напротив ведьмы. Виктория подняла взгляд. ― Ты бы видела, как они тряслись. ― Ты умеешь управлять кораблем? Клаус чуть задумался. ― Нет, ― наконец сказал он. ― Тогда, пожалуйста, воздержись от убийств и доведения людей до смерти, потому что я тоже не умею. Клаус рассмеялся и потянулся за своими рисунками. ― Раз ты все равно все знаешь, сиди, пожалуйста, и не двигайся. Виктория спрятала улыбку за книгой, но все равно сделала, как Клаус просил. Она заснула прямо за столом, и Клаус смотрел на нее, уже почти не рисуя. Бесшумно встав, он подошел к ведьме, рассматривая ее и поглаживая рассыпавшиеся по столу светлые волосы и с аристократичным мягким изгибом спину. Ведьма чуть пошевелилась, и Майклсон отдернул руку: ему не хотелось озадачивать ее больше, чем он уже сделал это сегодня. Он прекрасно знал, что со стороны Виктории нет ожиданий на что-то большее, да и сам Клаус не знал, что будет после снятия заклятья… Однако он не мог больше отпустить ее, никогда. Знала об этом Ардингелли или нет, но от Клауса ей больше никуда не деться. Он обхватил ведьму за талию и одним быстрым, неуловимым движением перенес на кровать. Ведьма сонно потянулась, щурясь. Клаус укрыл ее тонким покрывалом, испытывая раздражение в носу от запаха стирального мыла на основе жира и золы, да и не особо плотным оно выглядело. ― Спокойной ночи, ― слабо улыбнулся он. Виктория пробормотала что-то в ответ. Корабль чуть наклонился, и ведьма переместилась ближе к стене, чтобы, если что, не упасть. Клаус стоял над спящей ведьмой. Она и вправду была красивой. В детстве Клаус считал красивым свою мать, после сестра Ребекка была для него эталоном, Татия вызывала в нем восхищение, но Виктория… Виктория превзошла их всех. Она была необычной, ее светлые волосы отличались от волос и Эстер, и Ребекки, а дерзкий характер, смелость, решительность и толика кровожадности делали ее неповторимой. Клаусу вдруг показалось, что он никогда никого толком и не любил, даже Татия меркла в его памяти, и Майклсон был этому рад. Он осторожно распустил уложенные в не слишком сложную причёску волосы и попытался оценить вид ― золотистые пряди красиво упали на лицо, подчеркивая привлекательные и хитрые, почти хищные черты. Он присел на кровать, продолжая рассматривать спокойное лицо Ардингелли. Убедившись, что она спит, он погасил свечу и, сняв кафтан с сапогами, лег к ведьме почти вплотную, лицом к лицу. Он вообще мог не спать, не таким усталым себя чувствовал, но Никлаусу вдруг до ужаса захотелось сделать именно так. Ему хотелось быть ближе к ней. Клаус прикоснулся к ее лицу кончиками пальцев. Майклсон улыбнулся, чуть устало, но предвкушающее, и обнял ведьму за талию, прижавшись к ее спине, прикрыв глаза. Как бы не сложилось их завтра, сейчас он был просто рад спать рядом с ней, ощущая запах ее светлых волос. Утром он встал немного раньше Виктории, успел привести себя самого в порядок и озаботиться водой для умывания для ведьмы. Ничего общего с надушенной водой, которой так любила с утра умываться Ардингелли, но это все-таки было лучше, чем ничего. Когда Ардингелли проснулась, Клаус первым делом отметил ее нездоровый и бледный вид. ― Доброе утро, ― настороженно произнес он. ― Как твое самочувствие? Тебе нехорошо? Виктория сонно прищурилась, глядя на него, и провела рукой по спутанным волосам. ― Меня целую ночь словно туда-сюда мотало, ― хрипло произнесла она. ― Все казалось, что я за бортом в волнах. Корабль ― ужасный способ передвижения. ― Ну, он самый быстрый в нашем случае, ― пожал плечами Майклсон. ― Я оставлю тебя, приведи себя в порядок, ― он кивнул на внушительный таз с водой. ― Через полчаса вернусь, позавтракаем. Виктория благодарно улыбнулась ему. Клаус вышел, обрадованный этой улыбкой больше, чем чему-либо раньше. Когда он вернулся, ведьма уже переоделась в другое, чистое зеленое платье, заплела волосы в косу и расставляла им завтрак, доставая из походной сумки Клауса салат, пшенную кашу, хлеб, тушеные бобы с мясом, даже бутылку вина. ― А что это? ― не поняла ведьма, доставая… что-то. Оно было завернуто в бумагу, в виде прямоугольника, плотное, но, когда Виктория чуть сжала его пальцами, оно прогнулось. Клаус изогнул бровь. ― Это рахат-лукум, ― ответил он. Ведьма посмотрела на него непонимающе. ― Восточные сладости. Никогда не слышала? ― Я не… ― Ардингелли закусила нижнюю губу. ― Я почти не ем сладкое, да и, собственно… Клаус прищурился. ― Ты когда-нибудь пробовала сладкое? Настоящие сладости, а не просто сахар? Виктория чуть смущенно качнула головой. Клаус с трудом подавил смех, сжав губы. ― Я внесу это в список. ― В список? ― не поняла ведьма, садясь напротив вампира. Клаус открыл вино и налил в бокалы. ― Список того, чего мы должны сделать с тобой, ― пожал плечами Клаус, предпочитая не замечать, как вздрогнула от этого ведьма, глянув на него с привычной настороженностью. ― Посетить Мексику. Переплыть какой-нибудь залив вместе. И теперь мы должны покататься по миру и попробовать разные сладости: засахаренные фрукты во Франции, конфетти в Италии, патока и мед на Руси, финики в меду в Египте… Виктория рассмеялась. Они неспеша завтракали, пока Клаус ожидающе не уставился на ведьму, наблюдая ее реакцию за тем, как она пододвигает к себе рахат-лукум. ― Из чего он вообще? ― спросила Ардингелли, поднося кусочек к носу. Пахло приятно. ― Из крахмала, патоки и сахара с добавлением орехов или фруктовых соков, ― тут же перечислил Клаус. ― Те, что я взял, вроде с орехами и лепестками роз, потом есть с фруктами и простой белый. Я догадывался, что ты не пробовала, поэтому взял несколько, чтобы ты смогла понять, какой тебе понравится и… Виктория привстала и, перегнувшись через небольшой стол, поцеловала его. Майклсон удивленно замолчал. ― За что это? ― подозрительно, но с улыбкой спросил Клаус. Виктория усмехнулась. ― Просто так, ― она выбрала один, по ее мнению, самый симпатичный кусочек рахат-лукума и съела его. Медленно прожевав под внимательным взглядом Клауса, ведьма удивленно распахнула глаза. ― Черт, это действительно вкусно! Никлаус довольно рассмеялся. Внутри разливалось ощущение спасительного тепла… Она потянулась к нему. Она. Сама. В голове лишь стоял образ светлых волос, ощущение теплых, сухих губ и взгляд больших, восхитительных глаз. Майклсон не сомневался, что теперь никогда не изгонит этот образ из своей головы. День прошел также, как предыдущий, разве что качка была слабее. Капитан обещал им, что с попутным ветром они доберутся до Маарду к середине следующего дня. Клаус почти понадеялся, что случится какой-нибудь шторм, но Виктория выслушала моряка спокойно и ничем своего энтузиазма не высказала, а после его ухода сразу приступила к разговору о том ритуале, что может снять с Клауса проклятье. И, хотя до этого было ужасно далеко, Клаус увидел в этом надежду: Виктория словно хотела найти причины остаться с ним после. В конце концов, та ведьма могла действительно снять с них заклятье. Они прибыли в Маарду вечером следующего дня, и, не дав себе времени отдохнуть, направились к старой ведьме. Виктория отчетливо нервничала, нервно заламывая пальцы. ― Боишься, что не отделаешься от меня? ― улыбнулся Майклсон. Ардингелли посмотрела на него чуть удивленно. ― Тут очень тяжелая аура, ― сказала она. ― Не люблю такие места: отсюда почти невозможно выпить магию. Эта ведьма знает, что я сифон? ― Если ты не помнишь, на тот момент, когда я нашел ее, я сам не знал, что ты — необычная ведьма, ― напомнил Клаус, и Виктория озадаченно кивнула. ― Скорее всего, она просто очень сильно не хочет нас видеть, но выбора у нее не было. Ардингелли хмыкнула. Она шла рядом с Клаусом, но немного медленнее, потому что не знала, куда именно им надо, однако Клаус не жаловался на ее темп. Он вообще выглядел так, будто они вышли на очередную вечернюю прогулку, а не направлялись в гости к ведьме, которая могла снять с них заклятье. Виктория поняла, что они близко, когда из спокойного лицо Майклсона стало напряженным. Он протянул руку и нашел ее пальцы. Виктория с легким удивлением посмотрела на то, как вампир переплел их. ― Держись за мной, ― велел Клаус. Ардингелли проглотила едкий ответ, который вот-вот был готов сорваться с губ, и кивнула, крепче сжав руку Никлауса. Теперь настала его очередь удивленно коситься на их сцепленные руки. Дом ведьмы был небольшим, почти не выделялся из общей картины. Никлаус коротко постучался, но сразу зашел, очевидно, эта ведьма его уже приглашала до этого. Первое, что отметила Виктория ― огромное количество зеркал. Ей практически тут же стало не по себе, и она прижалась к вампиру сбоку. Никлаус крепче сжал ее руку. В доме у Ардингелли зеркал было мало: совсем маленькое в ее комнате, другое в гостиной. Никлаус как-то поинтересовался этим фактом, но ведьма лишь пожала плечами и сказала, что чувствует себя неуютно в месте, где много больших отражающих поверхностей. Теперь вампир мог представить, почему: сифон сама была как отражающая поверхность, крадущая магию и пользующаяся ею. В ней не было ничего своего, только отражение, которое она получала от чужих. Наверняка это было для Виктории и ее самодовольства болезненным фактом. Ведьма их уже ждала, поджав губы то ли от страха, то ли от еще какого-то чувства. Это была уже не молодая, но еще не старая женщина, строгая, сдержанная и красивая. Ее каштановые волосы были убраны в причёску, которую Виктория называла «рожками». Она всегда казалось ей нелепой, но этой женщине почти шло. Ведьмы часто убирали волосы в какие-то прически, чтобы замкнуть энергию, но только старые ведьмы выбирали более сложные и тугие, а те, что помоложе ― косы или хвосты. ― Пришли? ― спросила ведьма без капли приязни, но при этом довольно нейтрально. Она не была им рада, это было очевидно, но и резкой негативной реакции не высказывала. ― И тебе здравствуй, ― хмыкнул Клаус, хотя Виктория почувствовала, что ему не понравилось такое пренебрежение к собственной персоне. Мнивший себя королем вампир привык к другому. Ведьма окинула Викторию взглядом и ее собственный чуть потеплел. ― Подойди, дитя, ― сказала она. Виктория двинулась к ней, и Клаус, держа ее за руку, последовал за ней, словно тень, но ведьма резко подняла руку. ― Я обращалась только к ней. Майклсон тихо, недовольно зарычал, но Ардингелли посмотрела на него с легкой улыбкой и расцепила их руки. Клаус чуть сжал собственные пальцы, пытаясь сохранить ощущение заветного тепла, но уголок его губ изогнулся в улыбке, которая всегда предназначалась только ей. Виктория приблизилась к ведьме, которая подняла руку и положила на плечо молодой ведьме. Сифон чуть напряглась, но сдержала почти естественный, природный порыв выпить эту ведьму всю до капли. ― Довольно сильное связывающее заклятье, ― ее тонкие губы дрогнули в легкой улыбке. ― Но снять его можно, и намного проще, чем вы думаете. Тебе это не удается, потому что наложившая его ведьма защитила его специально от тебя. Виктория вспомнила тех ведьм, что погибли, пытаясь снять заклятье. ― У нас были другие ведьмы, ― высказал ее мысли вслух вампир. ― У них ничего не получилось. Женщина тихо фыркнула. ― Потому что вы — глупцы. Они не помочь вам пытались, а навредить. Заклятье спасло вас, ― она чуть прищурилась. ― Я вижу отметины на заклятье, как царапины на щите. Говоря, что они снимают заклятье, ведьмы пытались отравить вас изнутри, будто впустить змеиный яд. Но заклятье вас защитило. Ведьма сжала запястье Виктории, и сифон напряглась. Клаус бесшумно колыхнулся за ее спиной, но ведьма взглядом заставила его стоять на месте. Она прикрыла глаза, что-то бормотав, и Виктория чувствовала, как внутренним взором женщина просматривала связующее заклятье. В какой-то момент она посмотрела на Клауса и кивнула ему. Вампир тут же подлетел к ведьмам, прижавшись к спине Виктории и положив руку ей на талию. Сифон удивленно приподняла бровь, ощущая сильное тело позади себя, но в итоге успокоила себя тем, что Клаус просто боялся, что через нее ведьма навредит ему… …хотя, кого она пыталась обмануть. Очевидно, что каждый порыв Клауса к ней уже имел личный характер. Ведьма взяла его за руку, из-за чего ему пришлось выступить вперед. Вампир чуть задвинул ведьму за свое плечо, пока женщина просматривала его сторону заклятья. После она взяла их обоих за запястья. Клаус и Виктория переглянулись. Спустя какое-то время ― когда Клаус уже стал отчетливо замечать нервозность своей светловолосой ведьмы ― женщина отстранилась. Еще раз задумчиво окинула их взглядом. ― Чаю? ― спросила она. Виктория чуть качнула головой. ― Как хотите. Заклятье на самом деле не такое уж и сложное, загвоздка в том, что оно двухслойное. Я могу снять его первый слой, но вот второй довольно опасный. Его сможешь снять ты сама. ― Разве суть заклятья не в том, что я не могу его снять? ― приподняла бровь Ардингелли. ― Ты не можешь снять первый слой, ― терпеливо объяснила ведьма. Клаус нахмурился. ― Его могу снять я. А вот второй слой не могу снять я, но можешь ты. Понимаешь иронию? ― Я понимаю, что Имоджен была чертовым гением, ― хмыкнул Клаус. Чужая ведьма кинула на него неодобрительный взгляд. Все-таки ей было спокойнее вести разговор с сифоном, а не с вампиром. ― И ты сможешь снять первый слой? ― Думаю, правильный вопрос в том, как долго продержится слой, если его снять, ― сказала Виктория. ― У тебя есть все для обряда? Женщина задумчиво поджала губы, глядя на них. ― Верхний слой я могу снять, ― сказала она наконец. ― Ничего сложного нет. Главным тут является сосуд, в котором надо растворить слой магии. Для первого пойдет жемчуг, родонит или бирюза. А вот для второго что-то крепче ― корунд или алмаз. Виктория расслабленно выдохнула. У многих ведьм хранились драгоценные камни: они нужны были как сосуды для заклятий, даже Виктория использовала украшения для того, чтобы хранить украденную магию. В той деревне, на которую она натравила инквизицию и где сразилась с Клариче, она нашла немало полезных камней. Кажется, там даже был алмаз, в крайнем случае, рубин или сапфир найдутся. Клаус особого энтузиазма не высказал, но ничего говорить не стал. ― Хорошо, ― выдохнула Виктория. ― Снимай первый слой. ― Подожди, подожди, ― Клаус положил руку на плечо Виктории и внимательно взглянул на женщину. ― А что будет, если снять первый слой, но оставить второй? ― Ничего особенного, ― ведьма пожала плечами, глядя только на Викторию. ― Связь станет немного слабее. Если ты ударишься локтем — она не почувствует, а вот если ее ранят ножом — будет другое дело. ― И все так просто? ― подозрительно проговорила Ардингелли. ― Нужны только драгоценные камни? ― Да, и, по традиции, свечи, земля и вода, закрутишь все это в урагане и прольешь на ваши порезанные запястья. Четыре стихии вытянут слой магии, и потом только закроешь его в камне. Пару дней раны могут не заживать — будьте аккуратны. ― Проведем обряд прямо сейчас? ― спросила Виктория. Женщина кинула быстрый взгляд на Клауса, который поджал губы, и снова перевела взгляд на молодую ведьму. Кивнула. Обряд был на самом деле быстрым. Ведьма достала чашку с землей, с водой, две черные свечи, короткий серебряный кинжал и пустую плоскую чашку. Она окинула их двоих взглядом. ― Мне нужна твоя лента для волос, для верности, ― сказала она, протянув руку. Виктория завела руку за спину и потянула синюю ленточку, позволив косе распасться. Женщина взяла ленту и кивнула, приказывая подойти ближе. Клаус и Виктория протянули к ней руки, и она тесно связала их в локте, прижав к друг другу. Виктория повернула руку запястьем к верху, и Клаус неспеша повторил ее жест. ― И еще мне надо что-то твое, ― сказала женщина Клаусу. ― У меня ничего нет, ― сказал Майклсон. Ведьма даже не услышала его будто и быстро выдернула несколько волос с его головы. Вампир зарычал и дернулся, будто собираясь атаковать женщину, но Виктория сжала его пальцы своими и слабо ободряюще улыбнулась. Клаус недовольно поджал губы, и ведьма прислонилась к его плечу головой, стараясь успокоить. Это было даже забавно в некотором роде. ― Требуется какое-то заклятье? ― спросила Виктория, наблюдая за движениями женщины. Та покачала головой. ― Иногда чистой энергии хватает, юная ведьма. Клаус с трудом удержал руку на месте, когда ведьма перерезала протянутые к ней запястья, и кровь, обогнув запястья браслетом, стала неспеша капать на землю. Ведьма подождала пару секунд, потом закрутила пальцами небольшую ветреную воронку, и Клаус почувствовал, как что-то стало отдаляться от него. Ощущение было странным. Словно на нем было много одежды, и кто-то принялся раздевать его ― Клаус чувствовал, как что-то тяжелое падает с его плеч, но вместе с тем все внутри него требовало воспротивиться. Словно потеряв это, чем бы оно ни было, он потеряет нечто важное… Клаус попытался двинуться, но не смог. С него продолжали стягивать тяжелую мешавшуюся одежду, но Майклсон не думал, что это было тем, чего он хотел. А в следующую секунду все его тело пронзило холодом. Он почувствовал, как Виктория отдаляется от него. До этого он довольно быстро привык, что Виктория ощущается где-то на периферии его сознания почти постоянно. Его пальцы словно чувствовали ее тепло, будто она только отстранилась от него, а воздух будто уносил последние нотки ее аромата. У Клауса зарябило в глазах, светлые волосы ведьмы и ее синие глаза путались у него перед глазами. Он не знал, что происходит. Он только знал, что не должен отпускать ее. Кого-то столь важного. ― Нет! ― зарычал он и рванул вперед, но ноги не послушались его. Синий и золотистый цвет замельтешили перед глазами все быстрее, и Клаус вслепую дернул рукой. Соприкосновение с чужой кожей обожгло его. Он вцепился в чужие пальцы почти до боли, на грани сознания ощущая, что это была та, которую он не должен был отпускать. Когда Никлаус пришел в себя, он обнаружил себя сидящим на полу. Виктория наклонилась к нему очень близко, обеспокоенно вглядываясь в его глаза своими. Она была так близко, что он чувствовал ее запах — тот самый аромат ириса и черной смородиной — но нотки сахара и ванили перестали им восприниматься. Майклсон сглотнул. Он чувствовал Викторию в несколько раз слабее, чем до этого. ― Какого черта произошло? ― прохрипел он. ― Она сняла первый слой заклятья, ― сказала Виктория чуть дрожащим голосом. Клаус обратил внимание, что она крепко держала его за плечо. ― Мы почти заканчивали, как вдруг ты начал рычать. Ты разорвал себе запястье зубами, между прочим. Клаус удивленно скосил глаза ― его руки и вправду кровоточили, а после слов Ардингелли во рту появился металлический привкус. Странно, он совсем не помнил этого. ― Прости, ― вздохнул он и потянулся к ее руке, чтобы привычно посмотреть на объединяющие их раны, но не обнаружил того ужаса, что он оставил зубами на своих запястьях. На руках Виктории были только небольшие розовые отметины, не более. Клаус скрипнул зубами. У ведьмы получилось снять первый слой заклятья. Он посмотрел на Викторию. Каждый вдох отдавался болью в легких, словно кости в его грудной клетке были сломаны. Ардингелли прижала руки к груди, девушка пыталась сделать полноценный глоток воздуха. Сработало. Опустив голову и прижав подбородок к плечу, Виктория старалась восстановить дыхание. Ее горло и грудь горели. Клауса это порадовало: значит, на каком-то уровне они продолжают чувствовать друг друга. ― Твой запах стал слабее, ― заметил он, и ведьма удивленно глянула на него. ― Не стал, ― раздался где-то за его спиной голос второй ведьмы. Настороженный, подозрительный и опасливый. ― Просто ты ощущал его ярче из-за вашей связи. Сейчас все иначе. Клаус едва удержался от пронзительного рыка. Он и так показал свое недовольство успехом больше, чем собирался ― хотел обойтись парой едких шуток, а в итоге чуть не оторвал себе руки, лишь бы не получилось. Виктория смотрела на него с максимальной насторожённостью. В ее голубых глазах стояла та же тревога и нерешительность, что в тот момент, когда она узнала про рисунки. ― Даю вам пять минут на то, чтобы прийти в себя, ― произнесла ведьма. ― А потом уходите из моего дома. Я дала молодой ведьме советы по поводу быстрого снятия второго слоя. Больше я вам ничего не должна. ― Мы и сами не горим желанием быть здесь, ― едко ответил Клаус, подаваясь вперед. Он бегло посмотрел на Викторию, которая слабо подрагивала. Все-таки снятие ставшего таким привычным заклятья сделало слабым не только его, но и ведьму тоже, как бы она не храбрилась. «Получается, я жил с этим заклятьем несколько столетий, ― подумал Клаус. ― Не удивительно, что мне так неприятно потерять его сейчас». Виктория сидела на полу молча, не смотря на него. Клаус тоже ничего не говорил. Он считал, делая медленные вдохи на четыре, выдыхая на шесть. Спазм, охвативший его грудную клетку, понемногу исчезал, но боль так и не прошла. Никлаус прижала руку к груди, ожидая, когда замедлится сердцебиение. Ардингелли посмотрела на него, и Клаус поймал ее руку и крепко сжал в своей. Когда пять минут истекли, ведьма указала им на дверь. Бросив на нее злобный взгляд, Клаус поднялся. ― И ради этого пятиминутного обряда мы столько трудились? ― пробормотал он, и ведьма высокомерно хмыкнула. ― Скажи «спасибо» и хватит, Клаус, ― осуждающе проговорила Виктория. ― Было бы за что, ― сказала ведьма, и Майклсон был почти готов с ней согласиться. Благодарить было не за что. Виктория все-таки поблагодарила женщину и первая направилась к выходу, как вдруг ведьма окликнула Клауса. ― Постой, вампир. Вернись, ― она посмотрела на Викторию, замершую на пороге, и кивнула. ― А ты подожди его снаружи, дитя. Я скажу ему буквально пару слов. Виктория глянула на Майклсона, но рассудила, что большой опасности для него ведьма не представляла и кивнула. Клаус чуть ободряюще улыбнулся ей, словно поддерживая ее рассуждения. Когда его ведьма вышла, он обернулся к женщине без какой-либо улыбки. ― Что еще? Ведьма поджала губы. ― Она сообразительная, эта молодая ведьма. Сильная и умная. И довольно красивая. Она поймет, что ты ее обманываешь, и что-то мне подсказывает, что ей это не понравится. Клаус раздраженно рыкнул, и его лицо перекосилось. Ведьма, увидев его вампирский облик, сделала опасливый шаг назад, предупреждающе приподнимая руку. Клауса затрясло от ярости. Это было таким личным, таким его, что Никлаус не делился этим ни с кем, даже с братом и сестрой, а совершенно чужая женщина посмела залезть в это. ― Тебя это не касается, ― процедил Майклсон. ― Соулмейты для ведьм священны, ― отрезала женщина, и Никлаус вздрогнул, когда она вслух произнесла заветное слово. ― Я могу представить, что ты хочешь. Хочешь привязать ее к себе, чтобы, когда правда вскроется, она не смогла уйти от тебя. Но это провальный путь. Клаус воровато обернулся на дверь, боясь, что Виктория услышит. ― Я не могу ей сказать, ― сказал Клаус. ― Она не готова к этому. ― Возможно, ― пожала плечами женщина. ― Но скажи ей, и пусть она сама решает. Если ты ей не безразличен, а так и есть, она примет решение, которое понравится вам обоим, ― ведьма потянула воздух. ― Бархатцы, конечно, не так вызывающе, как полынь, но вряд ли твоя ведьма порадуется. У нее довольно вкус специфичный. Клаус поджал губы. ― Это все советы? ― ведьма кивнула. ― Тогда прощай. Никлаус быстро вышел из дома, желая как можно быстрее покинуть это место. Виктория стояла чуть в стороне, ее светлые волосы ярко выделялись в неожиданно подступивший темноте, и Клаус невольно залюбовался. Ардингелли была бледнее обычного, но держалась вроде как спокойно. Она подняла взгляд на вампира. ― Что-то не так? ― обеспокоенно спросила она, чуть улыбнувшись. Клаус окинул ее быстрым взглядом. Перед самым прибытием она сменила платье ― Виктория тяготила к роскоши и пыталась так вести себя в мелочах. Голубое платье с корсажем было легким, воздушным, делая сифон похожей на легкую фею. Несмотря на то, что Никлаус прекрасно знал об условиях, в которых ее растили, Виктория всегда была изящной и утонченной, а в этом почти девичьем платье эти качества усиливались до невозможности. Клаус усмехнулся ей и гладко соврал. ― Нет. Она вежливо попросила нас больше здесь не появляться. Виктория хмыкнула, оттолкнулась от дерева, на которое облокотилась и, взявшись за любезно подставленный локоть Клауса, они направились подальше от этого места. ― Неужели? ― наигранно удивленно спросила она, и Никлаус усмехнулся. ― Это удивительно? Так, на счет второго слоя. У тебя есть нужный камень? ― попытался как можно менее заинтересованно спросить Клаус, и Виктория кивнула, будто не хотя. ― Да. ― Хорошо. Я найду корабль, который отвезет нас обратно, ― безо всякого энтузиазма произнес вампир, а потом, чуть воодушевившись, посмотрел на ночное небо. ― Но сейчас уже довольно поздно, думаю, нам надо найти место, где можно переночевать и принять ванну. Виктория расслаблено улыбнулась. Она старалась не показывать этого, но она на самом деле очень устала. Все эти дни в пути она прибывала в жутком напряжении, а в таком состоянии очень не рекомендовалось быть главным элементом какого-то ритуала ― по крайней мере, когда с тебя самой снимают какое-то заклятье. Поскольку эту рекомендацию Виктория успешно не приняла во внимание, снятие верхнего слоя защитного заклинания было весьма болезненным процессом, так еще и Клаус, который, впав в какой-то свой транс, чуть не отгрыз себе руки, разрывая шелковую ленту, которой они были связаны. Отправляться прямо сейчас обратно не было никакого желания, а провести один вечер в теплом доме, в мягкой постели и принять ванну ― и все это без качки ― было заманчивой идеей. Возможно, ей одной было бы не так просто, однако с Клаусом все казалось пустяковым. Выбрав самый богатый из домов в ближайшей деревушке ― правда, вампир все равно остался недоволен, потому что выбирал из принципа «лучшее среди худшего» ― они нашли удивительно богатый дом простого угольщика Петера, где он жил с женой Лизбет. Тип был явно не самым приветливым, и одну Викторию выставил бы вон, однако с вампирским внушением он не справился. Зато его жена, казалось, с радостью приняла гостей, хотя и посматривала на щедрого и любезного мужа с удивлением и опаской ― судя по синяку на плече, который случайно заметила Виктория, муж часто бил ее и обычно не располагал такой добротой. В их доме было шесть спален, и две из них, смеженные, отдали гостям. Клаус не собирался платить за это, но под чуть осуждающий взгляд ведьмы дал хозяину несколько золотых момент. ― Ты ― богатый знатный вампир, ― вздохнула ведьма, когда они вдвоем ужинали на кухне. Хозяйка предложила им накрыть стол, но полуночные гости отказались и попросили только две ванны. ― Чего же ты такой скупой? ― Каждый медный этого человека превращается в золотой, а ему все мало, ― презрительно произнес Клаус. ― Он — скряга почище меня, и ты это уже поняла. Я лучше дам золотые монеты его жене, чем ему. И, думаю, смогу им немного перекусить, ― Клаус почувствовал, как под глазами у него вздулись черные вены, а глаза налились кровью, но ведьма не испугалась. Виктория повела плечами, но, как понял Клаус, она полностью была с ним согласна. Под самое утро они сидели в комнате Виктории, чистые и сытые. Хозяева принесли им самую лучшую одежду: хозяин — под внушением, хозяйка — от чистого сердца. ― Может, перед уходом внушим ему любить ее и больше не поднимать руку? ― задумчиво предложила Ардингелли. Она сидела на кровати, расчесывая свои длинные, светлые волосы, еще влажные после ванны, принятой минут двадцать назад. Клаус хмыкнул. ― Хотел тебе предложить, но мне казалось, ты не сторонница таких методов. ― Не сторонница, ― согласилась ведьма. Клаус сидел в кресле напротив нее. ― Но без этих твоих вампирских уловок я бы скорее всего просила ночлежку у той ведьмы или прозябала в холодной дыре. Клаус рассмеялся. Виктория отложила расческу и откинулась назад, укладываясь поперек кровати. ― Даже не верится, что все происходит так быстро, ― пробормотала она. ― Думала, даже с этой ведьмой нас ждут недели интриг, боев, а справились за один вечер. Самое большее через три дня вернемся домой и оба свободны. ― Эй, я беру тебя в рабство, чтобы ты сняла мое заклятье гибрида, помнишь? ― хмыкнул Клаус, и Виктория коротко рассмеялась. ― Точно, как я могла забыть, ― едко пробормотала она и приподнялась на локтях. Ведьма вгляделась в лицо Никлауса и с любопытством наклонила голову на бок. ― Но не говори, что не рад тому, что наша связь разорвется. Риск упасть на пол из-за перерезанных сухожилий у тебя становится куда ниже, особенно… ― Я не рад. Виктория вздрогнула и выпрямилась окончательно. Поймала взгляд Клауса и чуть подалась вперед. Она едва могла думать. Было ощущение, что кровать, на которой девушка до этого сидела, земля, на которой стоял этот дом — все это ушло из-под ног. ― Что? Клаус кипел от злости. Его руки то сжимались, то разжимались, словно он с трудом подавлял желание что-нибудь сломать. Он встал со своего кресла и теперь возвышался над ней, сидящей на кровати. Он не собирался обсуждать это с ней, правда не собирался, Виктория имела право знать, что Клаус чувствует, но он отчаянно не хотел ей этого показывать. «Не готова, не готова» твердил разум. Виктория прожила без любви так много лет, зная, что она — другая, изгой, ненормальная. Она пережила смерть близкого, единственного родного человека, пережила все, что не должна была ― конечно, если бы Клаус сказал ей всю правду, она бы была в ужасе. Эта правда была словно ядовитое лекарство, которое единственное может спасти от еще более сильного яда, и подавать его надо было маленькими порциями, на самом кончике ножа. Майклсон собирался сделать именно это. ― Если честно, а я знаю, что ты любишь честность, я надеялся, что эта ведьма не справится, ― произнес он, надеясь, что она поймет правильно. После тридцати секунд молчания и ее сосредоточенного взгляда, Никлаус добавил. ― Я хочу остаться с тобой подольше, Виа. Ее горло сжалось, и все тело затряслось. Ее скулы и грудь болели. Виктория чувствовала себя хрупким стеклом, всего в одном вдохе от того, чтобы разбиться вдребезги. Она вцепилась в край кровати и увидела, как побелели костяшки пальцев. — Клаус… — она еле слышно прошептала его имя одними губами, не до конца сама понимая, что хотела этим сказать ― предупредить его или попросить о чем-то. Она смотрела на него так же, как в тот момент, когда увидела его рисунки. — Да, Виктория? — он наблюдал за ней сверху. Девушка привстала перед ним на коленях, не разрывая взгляды. Ладонь мужчины осторожно приподняла подбородок ведьмы, притягивая ближе к себе. Девушка молчала, боясь разорвать их взгляды. В темноте комнаты она видела лишь горящие зеленоватые глаза напротив. Они были всё ближе. Клаус притянул к себе лицо Виктории. Чтобы держать равновесие, девушка оперлась о плечи вампира. Она неизбежно тонула в его глазах, кожа плавилась под ладонями. Майклсон нежно провёл кончиком носа по щеке ведьмы, губы той дрогнули, приоткрываясь. Майклсон желанно впился в губы девушки. Податливое хрупкое тело выгнулось навстречу вампиру. Ардингелли, окончательно потерявшая рассудок, прижалась к мужчине, чувствуя, как его руки сжимают её талию. — Ты очень красива в лунном свете… — Клаус на секунду оторвался от губ девушки, чтобы та улыбнулась его словам. Она сама потянулась к нему обратно. Страстный поцелуй то замедлялся, становясь нежным, то Ардингелли прикусывала его губу, и он сильней сжимал бедра девушки. Виктория незаметно вздрогнула, когда почувствовала желание Майклсона. В животе скрутило, она часто заморгала, прогоняя остатки разума. Клаус остановил терзания её губ, наблюдая за реакцией. Что он будет делать, если сейчас она попросит, чтобы он ушёл? Но об этом он долго не размышлял. Виктория накрыла его ладони своими поднимая их выше, заводя под платье. Он остановился на рёбрах, предвкушая наступающий момент. Ардингелли опустила голову на плечо мужчины, стараясь успокоить возбуждение. Казалось, всё её тело хотело его. Бёдра сжимались, ожидая своей очереди, внизу живота тянуло, от чего ведьма с трудом держалась на коленях. Майклсон нежно провёл пальцами по груди девушки. Вампир готов был зарычать от нахлынувших эмоций. От тела ведьмы его разделяла лишь ткань платья. Он чувствовал, что она хочет его. За многие века он изучил поведение возбужденных девушек. Но она была необычная. Её тело словно подавало ему особые импульсы, даже так доставляя наслаждение. Никлаус снова накрыл ладонью грудь девушки, от чего та томно простонала ему на ухо. Руки девушки обвили его шею, губы встретились, лаская друг друга. Клаус приподнял края платья, предупреждая Ардингелли, что собирается её раздеть. Та лишь разорвала поцелуй, поднимая руки. Никлаус отшвырнул ткань в другой конец комнаты. Ноги занемели от возбуждения, и девушка опустилась на колени, что возбудило вампира еще больше. Он нежно провёл пальцами вниз по шее Ардингелли, наслаждаясь, как она поддается ему, приподнимая голову. Он видел, что она не может терпеть и больше не хотел её мучить. Он впился ей в шею, прикусывая, но не пуская кровь. Виктория выгнулась ему навстречу, сплетая их пальцы. Она прижалась к нему всем телом, содрогаясь от его ощутимого желания. Клаус оставил дорожку поцелуев от уха до ключицы и, надавив ей на спину, опустил Ардингелли на кровать. Ведьма взглянула на Майклсона из-под ресниц, он улыбнулся ей. Рука Никлауса гладила её бедра, немного заходя на внутреннюю сторону. Майклсон, отвлекая Викторию поцелуями, стянул с неё оставшееся нижнее бельё. От того, как вампир разглядывает её тело, у Ардингелли перехватывало дыхание. Стоило девушке отвести взгляд на секунду, как сзади на пол упала его собственная одежда. Ведьма резко зажала рот ладонью, подавляя стон от представленной в голове картины их со стороны. Майклсон притянул к себе девушку, заставляя ту прогнуться сильней. Виктория сжала в ладонях простыню, ощущая, как он прижимается к ней. Никлаус игрался, мучил её, то надавливая сильней, то отстраняясь. Из горла Ардингелли раздался слабый рык, когда в очередной раз Клаус отстранился от её. Простынь мялась от крепкой хватки ведьмы. Она стискивала зубы, наслаждаясь своим положением. Рука Майклсона, начиная с бедер, добрались до плеч, он убрал светлые волосы в сторону. Ардингелли повернула голову ей навстречу, собираясь удивленно взглянуть на Никлауса. Почему он тянет? Но ладонь зажала ей рот. Виктория сдавленно промычала что-то, что могло быть его именем, зашипев от нахлынувшего её чувства наполненности. Он полностью прижался к ней, всё еще закрывая рот ладонью. Ардингелли не успела опомниться, как кровать от движений Майклсона начала ударяться о стену. Бедра сводило от разливающегося по телу возбуждения. Никлаус изучал её тело руками, не останавливаясь. От нескончаемого движения у Ардингелли перед глазами посыпались звёздочки. — Этот дом… сегодня сойдет с ума. Дыхание, по привычке, сбивалось, Ардингелли кусала губы от удовольствия. Клаус наклонился к ее уху. — С ума посходят… от зависти. Сбивающийся голос мужчины сводил её с ума. Виктория могла поклясться, что это лучшее, что она слышала в жизни.