Держи меня запертой в твоём сломленном разуме

Клаус не отпускал ее. То есть, он и до этого был до ужаса тактильный, но сейчас все стало еще хуже ― в хорошем смысле этого слова. Всю ночь он держал ее в крепких объятьях, обернувшись, как удав вокруг жертвы. Он почти не отпускал ее руку все то время, что они ехали обратно к пристани, садился с ней рядом максимально близко. Стоит ли говорить о том, что обратное путешествие сделало их в разы ближе, чем до этого. Виктория не знала, как к этому относиться. Большой проблемы прикосновения Майклсона не причиняли, более того ― были нежными и аккуратными. Ей было хорошо с ним, и она видела, что Клаус получает от их связи не меньше удовольствия. Виктория не знала, сколько продлится их совместное и счастливое «сейчас», но была совсем не против того, что происходит. После возвращения в Финляндию, Клаус не согласился сразу отправиться домой к ведьме. Сославшись на то, что теперь у них полно времени, чтобы разобраться с заклятьем, он предложил прогуляться по ближайшим деревням, и Виктория согласилась. В одной из деревень они застали небольшую ярмарку ― совсем крохотную, пару торговцев из Италии, Российского царства, Норвегии и Швейцарии возвращались откуда-то, и завезли показать вещи, которые не смогли продать в других местах. Клаус, завидев этот «третьесортный товар», как он выразился, морщился и показательно воротил нос, но Виктория лишь посмеивалась. Ей было интересно рассмотреть простые, но красивые вещицы. ― Забавно, они даже цены не снижают, ― Клаус поморщился. ― Мелочь продают по цене роскоши. ― Возвращаемся к вопросу о том, что ты — богатый скряга, ― еретичка закатила глаза. ― Тебя никто не заставляет покупать, но ты сам меня вытащил на прогулку. Так что стоим и смотрим. Но Клаус оказался прав ― товар за цену торговцев оказался здешним людям не по карману. С большим скрипом они соглашались обменяться на что-то другое, но в основном цель у жителей деревни была такая же, как и у вампира с его ведьмой ― посмотреть на что-то красивое, развлечься, отвлечься. Они дошли до нескольких палаток из Норвегии, где были выставлены украшения из стали и железа, и Клаус оживился. Украшения были выполнены в довольно грубом стиле, но Клаус принялся задумчиво перебирать их, отмахиваясь от оживившегося торговца ― в своих богатых одеждах Майклсон подавал им надежду на то, что они могут что-то купить. ― «Мелочь продают по цене роскоши», ― передразнила его ведьма, когда Клаус потянулся за кошельком на ремне. ― Это довольно мелочно, но красиво, ― заметил вампир и кинул что-то по-норвежски торговцу. Он взял железный, тяжелый мужской браслет, выпаленный в виде змеи, обернувшейся вокруг руки, открывшую пасть, чтобы проглотить свой хвост. Надев его, Клаус улыбнулся, как-то по-мальчишески счастливо. Потом посмотрел на ведьму. ― А тебе что понравилось? ― Ничего, ― пожала плечами сифон. ― Пойдем дальше? Клаус прищурился, а потом обратился к молодому юноше, сыну торговца, который наблюдал за тем, чтобы никто не воровал, пока его отец торгует. Парню было лет семнадцать от силы, и его глаза не покидали Ардингелли с того момента, как вампир и ведьма подошли. ― Если не перестанешь засматриваться, с твоими глазами произойдет что-то ужасное, ― сказал Клаус на норвежском. Виктория закатила глаза. Она не любила, когда Клаус говорил на языке, который она не понимала, словно это оскорбляло ее лично. Но порой приходилось терпеть ― без обширного знания Клаусом различных языков, им бы пришлось на порядок труднее. Да и, кроме того, не так часто Клаус прибегал к подобным фокусам. ― Лучше скажи, на что она смотрела, ― все на том же языке продолжал Майклсон. Взгляд Виктории скучающе скользил по прилавкам. ― Или ты был так занят, что не обратил внимание? ― едко продолжил вампир, с трудом удерживая рвущуюся наружу вампирскую сущность. ― Что бы ты не говорил, это звучит довольно угрожающе, ― мимоходом заметила Виктория. Клаус хмыкнул. Паренек промычал что-то вроде извинения и наконец ткнул в тяжелые, круглые серьги. Они были выполнены в виде тонкого обруча из золота, от которого исходили золотые лучи, украшенные мелкими капельками янтаря. Ардингелли напряглась. ― Даже не думай, Майклсон! ― Конечно, я даже не подумаю купить тебе эти довольно симпатичные золотые серьги, на которые ты посматривала, ― серьезно кивнул вампир, но ведьма даже не успела облегченно выдохнуть, как Клаус расплылся в широченной улыбке. ― Я просто сделаю это! ― Клаус! ― строго произнесла ведьма, но вампир уже бросил торговцам несколько золотых монет и подхватил серьги. Зажав покупки в одно руке, второй он обнял Викторию за талию и потащил ее в сторону, пока ведьма продолжала ворчать. ― Да, всегда пожалуйста, дорогуша, ― усмехнулся Клаус. ― Ты знаешь, ты как-то странно реагируешь на комплименты, подарки, предложения о помощи… ― вампир остановился и взглянул в настороженные голубые глаза. Вампир вздохнул. — Вот об этом и говорю. Ты всегда такая настороженная, когда я пытаюсь быть открытым по отношению к тебе. Виктория поджала губы. ― Клаус, я не… Клаус всунул покупки ей в руки, а сам накрыл ее плечи своими ладонями. ― Говоря что-то, делая что-то для тебя, я хочу сделать что-то приятное для тебя. Не получить что-то, не навредить ― просто сделать приятное, ― сообщил Клаус, улыбнувшись ей. ― Поэтому запоминай, как мы на это реагируем. Ты улыбаешься мне, говоришь: «Спасибо» и можешь даже поцеловать. ― Как-будто тебе нужен особый повод, чтобы поцеловаться, ― фыркнула ведьма. Она опустила глаза, рассматривая круглые серьги. Ее мама, Имоджен, всегда старалась миновать золотые цвета на шее или ушах дочери, потому что зачастую украшения из этого металла терялись на фоне золотистых волос. Но эти серьги, пусть и были из золота, из-за янтаря казались ярче. Они были на самом деле красивыми, но при этом не броскими, а изящными, Виктории они уже нравились. Клаус не ждал особой похвалы, судя по всему, ему просто хотелось знать, что он смог угодить понравившейся ему девушке. Поняв, что он получил желаемое, он уже собрался предложить двигаться в сторону дома, как вдруг ведьма подняла на него взгляд и улыбнулась. Широко, открыто, ярко, так, как до сих пор ни разу не улыбалась ― ему, по крайней мере. Это была добрая, не прикрытая ничем улыбка радости, легкого смущения, отражающаяся даже в голубых глазах, в уголках которого сквозила хитрость и ― Клаус чуть не задохнулся, увидев это ― легкая влюбленность. Совсем слабая, возможно, даже еще не влюбленность, но уже нечто большее, чем простая симпатия. ― Спасибо, Клаус, ― улыбнулась ведьма и поцеловала Клауса в уголок губ. Легкий, почти невинный поцелуй, не имеющий ничего общего с теми полными страсти и желания, что дарил ей Клаус, но сейчас Майклсону не нужно было ничего иного. Только это. И она. Это оказалось настолько приятным и неожиданным, что Клаус не сразу сообразил, что ему сказать или ответить. Несколько секунд он вглядывался в лучистые голубые глаза ведьма ― она не просто впервые улыбнулась ему так: впервые улыбка коснулась и ее глаз, а не только отточенных губ ― и потянулся к ней снова. Если бы из их общей истории вырвать несколько страниц, то им действительно было неплохо вдвоем. Это было большее, на что они оба рассчитывали, но все еще меньшее, чего хотел Клаус. Виктория не становилась более расслабленной рядом с ним, и где-то в глубине ее души все еще была та настороженность, которая так не нравилась вампиру. Они понимали едкие шутки друг друга, понимали то, что нельзя сказать. Не лезли в души друг другу, но на каком-то уровне понимали, о чем умалчивает другой. У них была довольно тонкая, но ощутимая связь. И все-таки, они не были соулмейтами. Кожа Виктория оставалась точно такой же белой и безупречной, как и до этого ― ни судьбоносных меток, ни старых шрамов от попыток убить изгнанницу. Впрочем, Виктория и не ожидала этого с маниакальностью, с которой ждали другие ведьмы. Ардингелли не знала, как обстояли дела у вампиров и оборотней с этим, но для ведьм соулмейты были почти священным явлением. Навредить соулмейтам другой ведьмы было кощунством — это при том, что для вампиров и оборотней ведьмы не были столь же почтительны. Найти свою родственную душу для ведьмы было целью почти всей жизни, обрести счастье. В наиболее древние времена даже считалось, что у ведьмы, родивших не от своего соулмейта, дети родятся убогими или даже мертвыми. Потому история ее матери и была такой из ряда вон выходящей. Отец Виктории был соулмейтом Имоджен Ардингелли, но другая ведьма из ковена хотела его себе, что уже противоречило правилам их мира. Когда мужчина в итоге достался смерти, Верховной пришлось взять Имоджен с дочерью обратно, будто в извинение, чтобы не упасть в глазах клана. Однако и Имоджен, и ребенок были напоминанием о любви, которой так и не случилось, и Верховная не могла их выносить. То, что Виктория родилась сифоном, было прекрасной возможностью избавиться от обеих ведьм Ардингелли. У ее матери была морда лисы на ключице, и мать все повторяла, что у отца Виктории были хитрые, лисьи глаза и такие же черты лица. Имоджен говорила, что у Виктории иногда мелькало что-то такое, что напоминало ей о том мужчине, и девочка не знала, что матери причиняло больше боли ― хитрый лисий прищур дочери, как напоминание о погибшей любви, или метка. Когда соулмейты умирают, метки выгорают, оставаясь серым, зачастую бесформенным пятном на коже. Но Имоджен всегда говорила, что это не мешает ей любить свою дочь, и что отец без сомнения любил Викторию. За ее лисий прищур. Поэтому у Виктории не было счастливых ассоциаций с соулметойм ― скорее, наоборот, довольно пугающее и мрачное. А для свободолюбивой, не привязанной ни к чему и ни к кому молодой ведьме Ардингелли, возможность оказаться связанной с кем-то представлялось скорее неудобной, чем судьбоносной. Так что, если метки, связывающие ее с Клаусом, не собирались появляться, то Виктория продолжала эти странные отношения с Майклсоном. Не было никаких намеков на то, что Клаус предназначен ей судьбой ― хотя, и обратных не было. Виктория не знала, что они будут делать, если это произойдет. Очевидно, что пока им довольно хорошо вместе, но неизвестно, как долго продлится это «хорошо». Клаус не искал как кто-то, кто ищет свою родственную душу, или вообще считает соулмейтов чем-то важным ― или просто не показывал этого, иногда в Клаусе просыпалась его нежная, романтическая натура. Так что, отношения без обязательств, построенные на взаимовыгодных условиях, устраивали их обоих. Виктория не хотела думать, как надолго. ― Моя семья живет в Хямеэнлинне, ― заметил Клаус в один из вечеров, когда они, сделав огромный круг, вернулись в Ламми. Они несколько дней гуляли вблизи озер Куохиярви и Пяяярви, даже заночевали там, после чего с утра искупались прямо в озере. Виктория добавила спонтанное занятие любовью в озере чем-то, чем можно было повторить, если их с Никлаусом отношения не свернутся после снятия второго слоя заклятья. ― Мы можем пройтись до туда, а потом вернуться к тебе и снять заклятье. Виктория, расчесывающая свои волосы после ванны, хмыкнула, глянув на два мешка, в которых хранились ее новые платья и украшения. ― Тогда из хищника ты быстро превратишься в ослика, ― усмехнулась она. Никлаус уже знаком посмотрел на нее с видом величайшего оскорбления на лице. ― Да и, кроме того, в качестве кого мы познакомимся? «Привет, я — Виктория, ведьма, из-за которой ваш брат рисковал погибнуть, и связанная с ним заклятьем на крови. О, еще мы периодически занимаемся сексом, и он потратил на меня довольно много ваших сбережений. Как дела?» Да, Никлаус, они будут мне рады, без сомнений. Клаус рассмеялся и, встав со своего места за столом, где просматривал новую книгу, скользнул к Виктории. Вынул из ее рук расческу и запустил пальцы ей в волосы, спутывая. Ведьма попыталась возмутиться, но вампир поцеловал ее, неторопливо, но пылко. Его ладони легли ей на спину, мягко поглаживая и притягивая её ближе к себе. Клаус жадно сминал её губы, явно позволяя себе больше, чем они могли бы. И Виктория ему в этом не противилась. Внутри шевельнулось смутное беспокойство, когда в ее голову пришла мысль, что Клаус старался отвлечь ее внимание от чего-то. Виктория попыталась еще раз все обдумать, но в голове упрямо ничего не складывалось, и девушка позволила себе расслабиться. Вероятно, Майклсон был прав ― она была слишком недоверчивой, даже к Клаусу, знакомство с которым медленно подходило к сроку в полгода. Поцелуи Клауса продолжали горчить, но Виктория не могла понять, что не так. Еще через пару дней ― останавливаясь везде, где было хоть что-то интересное ― они добрались до дома. Вампир веселился на полную и подбивал на эту ведьму. Они вместе напугали на местном кладбище каких-то молодых людей, пришедших на свидание. ― Кто вообще приходит на свидание на кладбище? ― хохотала Ардингелли, слушая женский визг и мужские молитвы, смешенные с ругательствами. Клаус смеялся, облокотившись на ближайшей надгробие. ― Ну, мы же пришли, ― заявил он, подмигнув ведьме. Виктория закатила глаза, но когда вампир подставил ей локоть, предлагая пройтись, и они ходили вдоль надгробий, читая кривоватые надписи на крестах, считая, сколько жил тот или иной человек ― хотя указания годов встречались редко ― и придумывали историю про то, кем был человек, как он жил и как умер. Перед самой границей Ауланко, где начинались владения ведьм и куда обычные люди побаивались соваться, Клаус затащил ведьму в ближайшую к долине деревню и угостил вином. Вино было с привкусом трав, и Виктории очень понравилось, хотя она редко пила что-то подобное. В ее положении чрезвычайно ценился здравый разум. Но сейчас, рядом с почти что неуязвимым вампиром, можно было чуть расслабиться. Клаус веселил ее рассказами о том, как они с братом Колом безумствовали в Италии после того, как Клаус повстречался с ее матерью. Домой они вернулись уже поздним вечером, на небе светила яркая, полная луна. Уставшая ведьма устроилась в руках вампира, который любезно предложил донести ее, и если по началу Виктория старалась поддерживать разговор, то уже почти у самого дома она бессовестно заснула. Клаус разбудил ее только для того, чтобы Ардингелли сняла усовершенствованное защитное заклятье. Спальня ведьмы все еще была заперта для Клауса, поэтому он сгрузил ведьму на диван, испытав легкое разочарование от того, что в эту ночь ему снова придется спать в сарае. Виктория пробормотала что-то про то, что может впустить его в свою спальню в виду исключения, но Клаус, видя, какой усталой выглядит его ведьмочка, отказался. Он поцеловал ее в макушку и, закутав в одеяло, как в кокон, вышел. Когда он засыпал уже на знакомом стоге соломы и каких-то сухих трав ― у ведьмы ожидаемо не было никаких животных, однако в сарае росло много полезных, и не очень, растений, и было много соломы, которая впитывала в себя запахи зелий и была идеальным инструментом для маскировки. Никлаус втягивал запах соломы, и почему-то ему это нравилось, хотя в прошлом он ненавидел тот настил, на котором спал в своей человечности. Этот запах будто обещал ему светлое будущее. *** Виктория заснула ранним вечером, а потому утром проснулась раньше Никлауса. Оказаться снова дома было прекрасно: хорошо знакомое место, где ты знаешь каждую мелочь, уверенная в том, где что лежит. А для ведьмы собственный дом был настоящей крепостью ― магические книги, необходимые артефакты, любые травы. Несмотря на то, что в самом начале знакомства с Никлаусом Виктория думала, что сделает все, чтобы снять заклятье сразу, получив возможность, она даже не сразу проверила, на месте ли рубин. Виктория хранила драгоценные камни, пригодные для волшебства на кухне в хлебнице, потому что по традициям ведьмам такие камни должны были заряжаться живой энергией и их нельзя было запирать в темноте и холоде. Не все камни подходили для обрядов ― только крупные, тяжелые, насыщенных цветов, и их надо было хранить рядом с хлебом на свету. По детству Виктория обожала играть с ними, и мать никогда не запрещала. Она не заглядывала в хлебницу, не желая лишний раз тревожить рубин. Она его не брала, а Клаус не был похож на вора, так что камню просто не куда было деться. Клаус, вероятно, еще спал, поэтому девушка приняла теплую ванну, хорошенько промыв свои золотистые, густые волосы. Они были гордостью ведьмы, но справляться с ними порой было трудно. Морское путешетсвие сильно высушило их, и Виктория боялась, что ей придется отрезать их, но, провозившись с ними больше часа дома, она заставила их сиять так же ярко, как и до этого. Кухню заливал солнечный свет ― почти горячий. На дворе стоял август — теплый, даже жаркий месяц. Виктория ходила босиком по чистому полу, который вымыла с помощью простого чистящего заклятия, и ощущала приятное тепло. Солнце нагревало ее плечи и спину, накрытые тканью легкого платья светло-голубого цвета. Оно было почти неприлично легким, с шёлковыми завязками спереди и летящим подолом. Несмотря на все, что произошло с ней за всю жизнь, сейчас она ощущала себя почти девочкой — такой, какой она была до столетнего сна. Потом она приготовила нехитрый завтрак ― птица, молоко, сыр, ягодные корзинки и лимонный тарт. Собрав волосы, она сервировала стол, стараясь не выглядеть так, будто устраивала праздник. Просто у нее было хорошее, романтическое настроение, и она хотела поделиться им с Клаусом. Когда вампир появился в кухне, то весело хмыкнул, тут же озвучив обдуманную ведьмой мысль. ― Ты устроила праздничный завтрак из-за разрыва связи? Виктория рассмеялась. ― Я подумала: «Он наверняка это скажет», хотя надеялась, что этого и не случится. Клаус хмыкнул, но Виктория не успела повернуться, как он крепко обнял ее за талию, прижимаясь к ее спине. Его лицо зарылось в ее пахнущие травами волосы, улавливая родной запах ведьмы ― ирис, черная смородина, немного ― сахар и ваниль. В это утро ванили и сахара было больше. Никлаус поцеловал Викторию в шее под ушком, и ведьма издала знакомый для него мурлыкающий звук, который она издавала всегда, когда Клаус целовал или кусал ее в том месте. ― Не обижайся, ― прошептал вампир, чуть поглаживая ведьму по талии. ― Мне приятно, что ты позаботилась о нас. Будем завтракать? ― Ты — ужасный человек, Клаус, ― проговорила Виктория, ощущая скользящие поцелуи по шее. Вампир что-то согласно промычал. ― Очень ужасный, ― согласился Майклсон. ― Ты знаешь, это одно из самых лучших утр в моей жизни. ― Неужели? ― Да, ― Клаус повернул ее к себе и улыбнулся, видя сияющие глаза Ардингелли. ― Утро, когда я проснулся на корабле, обнимая тебя. Или утро, когда я проснулся с тобой в том доме. Можешь верить или нет, но неожиданно каждое утро рядом с тобой становится лучшим. Виктория рассмеялась. Обняв Клауса за шею, она потянулась к Майклсону и поцеловала его. Она почувствовала, как кончики ее пальцев намокли, ощутила скользящие по шее Клауса капли и, скользнув выше, ощутила мокрые, мягкие пряди. Она только что заметила, что Клаус одет более свободно ― в одной выправленной рубашке, в простых штанах. Все это было… странно. Непохоже на него. Клаус, конечно, не был лишен своей особой романтичности и нежности, и Виктория это знала и чувствовала, но сейчас все было слишком необычно. Постаравшись не думать об этом, Виктория улыбнулась, чувствуя, как в голову ударила кровь, и зарылась свободной ладонью в его влажных, мягких волосах, прижимаясь всё сильнее и, в конце концов, ощущая крепкие пальцы на своих бедрах. Их языки сплелись, подробно исследуя каждый миллиметр, и буквально слились воедино. Клаус проник под тонкую ткань платья одной рукой, а второй потянул шелковые завязки корсета ― у Виктории было несколько платьев, где завязки располагались спереди, чтобы было удобнее. Ведьма скользнула по его плечам, снимая рубашку, откидывая ее в сторону, и самым нежным движением, на которое была способна, провела пальцами по накаченным рукам. Клаус выглядел широкоплечим, но в одежде казался больше стройным, чем мускулистым. Но теперь Ардингелли знала, что это было не так. Никлаус зашипел: ему будто были в новинку все ее нежные прикосновения. Виктория постаралась не думать об этом. Когда они были вместе, Ардингелли позволяла мыслям улетучиться подальше, оставляя одни желания. Обладать. Полностью. До последней клеточки в теле. Виктория знала, что Клаус неровно дышит к ней, и как бы она ни хотела ответить на это со всей своей юной искренностью, она не была на это способна. Прямо сейчас ― нет. Виктория не сомневалась, что Клаус понимал это, и пока его это устраивало. Она получала удовольствие от того, что позволяла ему любить себя, и была с ним нежной и влюблённой в ответ, что было приятным для Никлауса, но все еще непривычным. ― Мне кажется, мы собирались завтракать, ― сказала Виктория, когда Клаус уложил ее на нагретые доски на полу. ― Завтрак никуда не исчезнет, любовь, ― резонно заметил вампир, накрывая рукой ее аккуратную грудь. Ардингелли и не заметила, как быстро он переместился к этой части тела — настолько глубоко погрузилась в мысли. Виктория негромко рассмеялась, ощущая теплые лучи на своем лице, и влажный язык, скользящий вниз от шеи до груди, оставляя горячие следы и попутно раздевая Ардингелли. ― Не порви его, оно мне нравится. ― Хорошо, ― Клаус продолжал ласкать нежную кожу. ― Но, если случайно испорчу его ― куплю тебе десятки таких. ― Клаус! ― Сотню? ― он поцеловал внутреннюю поверхность бёдер, намеренно обходя самое чувствительное место, и поднимаясь обратно: живот, грудь, плечи, шея… Приподнялся на локтях, останавливаясь и жадно осматривая Викторию, словно зверь. ― Тысячу? ― Если бы за каждое мое платье, что ты испортил, ты бы покупал мне тысячу новых, я бы уже разорила тебя, Майклсон, ― рассмеялась ведьма. Ее сердце замерло, когда она столкнулась с горящим взглядом Майклсона напрямую. Она не менее вожделенно пронзила взглядом своего соблазнителя, игриво закусывая нижнюю губу. Внутри вспыхнуло пламя, мгновенно разносящееся по венам, и она притянула Клауса за шею, прижимаясь так сильно, что почувствовала его возбуждение. ― Я более чем уверена, что ты ведешь список мест, где мы еще не занимались сексом. Он зарычал ей прямо в рот, не отрываясь ни на миллиметр, одновременно пробираясь под тонкую ткань белья. Виктория издала протяжный стон, напрягаясь всем телом, но Клаус заглушил языком громкоголосую ведьму, хотя в такой глуши они разве что смутили ведьм из враждебного клана, которые пока не объявились. ― Конечно, ― пробормотал вампир. ― И я не собираюсь останавливаться, любовь. Мысли путались, и на секунду в голове ведьмы промелькнула безумная мысль ― разбить рубин к черту и не снимать заклятье, чтобы никогда не расставаться со своим вампиром, чьи губы столь сладкие и манящие, что оторваться от них было бы самым настоящим преступлением. Она зацепилась за верхнюю часть мужских брюк и одним движением потянула их вниз, а потом уже помогает себе ногами, окончательно избавляя Клауса от ненужного, пусть и дорогого куска ткани. ― И называй это любовью, любовь, а не сексом, ― Майклсон легко проник в неё пальцем, проскальзывая, и Ардингелли замерла, полностью отдаваясь приятным, тянущим ощущениям внизу живота. Никлаус двигался сначала медленно, постепенно ускоряя темп, а затем добавил и второй, входя на полную длину. Майклсон уткнулся в девичью шею, нежно покусывая тонкую кожу и сразу же залечивая её очередным поцелуем. ― Мы договорились? ― Мы занимаемся любовью? ― Виктория почувствовала, как по телу побежали мурашки, заставляющие её дрожать. ― Разве это… ― очередной толчок прервал мыслительный процесс, заставляя её сдавленно выдохнуть. ― Разве это любовь? ― прошептала она, так томно и соблазнительно, после чего нашла ладонью член и крепко сжала его. Провела медленно, словно дразня, по всей длине. ― Я не знаю, ― Клаус прикрыл глаза, приподнимая подбородок, и издала тихий хрип. Его точёные скулы отражались в свете солнца, и Виктория в очередной раз подумала о том, насколько же красив её вампир. ― Я хочу верить, что это любовь, Виа. Будто сон. Ответ заставил губы ведьмы растянуться в улыбке, и Клаус прикоснулся к ним своими, проникая глубже. Горячее ведьмино дыхание обожгло его рот. ― Тогда давай займемся настоящей любовью. Клаус взял ее бедра, крепко, уверенно, погладил, и проник в нее одним движением, силой прижимая девичью руку к нагретым доскам. ― Не больно? ― прохрипел Клаус. Виктория мотнула головой, и Никлаус проследил за тем, как метнулись ее золотистые волосы по залитому солнцем полу. Ардингелли нашла его губы и застонала прямо в них — настолько искренне, что Клаус еле сдержался, чтобы не закончить прямо сейчас. Они были близки уже не раз и не два, но каждый раз Никлаус ждал этого снова и снова, и ему казалось, будто каждый раз исполнялась его мечта. Виктория и Клаус растворились друг в друге, их тяжелые дыхания смешались со стонами. В какой-то момент Никлаус ускорил темп и, чуть отстраняясь, приподнял её ноги, закидывая их себе на плечи, и снова прижимался к ведьме. Прикусив щеку с внутренней стороны, она стиснула плечи вампира, вонзаясь в них ногтями. И замерла, ощущая Клауса в себе в разы чувствительнее, чем в предыдущей позе. Воздух вокруг накалился, запах ведьмы и вампира смешивался с ароматом травы, цветов и ягод, и Клаус сходил с ума, чувствуя тепло, которое согревало изнутри и впервые за многие столетия достигая сердце. Виктория оказывалась в его сердце и дело было далеко не в простом занятии любовью. Он любил. Клаус любил Викторию. И больше не мог врать в этом самому себе. Это чувство было определённым и четким. Любил ее. Клаус, опираясь на локоть, провел подушечками пальцев по скуле Виктории и столкнулся с потемневшими синими глазами. ― Мне нравятся твои глаза, ― проговорил Клаус. — Всё в порядке? — заботливо поинтересовался он. — Всё прекрасно, — и она взяла его лицо в ладони, нежно поглаживая щетину. Прошло немного времени, завтрак уже наверняка остыл, но сейчас ни вампира, ни ведьму это не волновало. Клаус перевернулся на спину, усадив ведьму сверху. Ардингелли растерянно замерла на несколько секунд, не сразу поняв, что и как ей надо сделать, но, когда Клаус чуть двинулся, приподнимая ее за бедра, Виктория ритмично задвигалась, цепко хватаясь за его волосы, оттягивая голову. Ведьма уткнулась носом в его шею, провела по ней языком, максимально расслабляя Клауса, который слушал, как учащённо бьётся ее сердце. — Это такой приятный звук, ― сказал Майклсон, несильно укусив ее и всасывая кожу, оставляя покрасневшую метку, которая, наверняка, завтра приобретет бордовый оттенок. ― Про что ты? ― пробормотала ведьма непонимающе. Клаус взял ведьму за горло, перекрывая дыхание, и одним движением перевернул ее на спину, нависая сверху всем весом. ― Твое сердце, ― прохрипел Никлаус, вколачиваясь так сильно, что у Виктории из глаз посыпались искры. ― Звук твоего сердцебиения — это приятно. Это дает мне надежду. Виктория хотела спросить, на что это дает надежду, но вдруг она подумала, что уже поняла. Клаус назвал ее любовью несколько раз, и то, что сейчас происходило между ними ― тоже называл любовью. Этого было достаточно, чтобы Виктория поняла, на что надеялся Никлаус. Чтобы она сказала ему то же самое. Виктория хватала спасительный воздух ртом и прикрыла веки, ощущая, как внизу всё сжимается, пульсирует, её грудь часто и тяжело вздымалась — в лёгких всё ещё не хватает воздуха. Клаус прижался к ней всем телом. В какой-то момент Клаус настолько ускорился, что Виктория сразу поняла— он находится на пике. Ведьма подалась бёдрами взад-вперёд, вдвойне усиливая ощущения. По ее телу прошла дрожь, внутри развязался уже знакомый, горячий узел, ее глаза закатились, а приятное блаженство расползлось по венам, принося такую нужную, пусть и ожидаемую разрядку. Разум отключился, тело обмякло в руках вампира, и Виктория почувствовала рваные толчки внутри себя и услышала бессвязное бормотание, чертыханье и рычание, исходящие от мужчины. Из горла Клауса вырвался протяжный низкий стон, и Ардингелли почувствовала, как он пульсирует и сокращается внутри неё. Майклсон обмяк, падая прямо на Ардингелли. К удивлению, Виктория не почувствовала ни капли боли — вампир уперся ладонью в доски, чтобы не опуститься на неё всем весом. Несколько минут они лежали в полной тишине, слушая дыхания друг друга. Виктория приоткрыла глаза, рассматривая исказившееся лицо вампира. Бордовые вены под его глазами вздулись, а клыки порезали нижнюю губу, пусть раны сразу и затянулись. Виктория протянула руку и коснулись кончиками пальцев черных вен. Клаус крепко вздрогнул и зажмурился, стараясь справиться со своим истинным лицом, но у него не получилось. ― Прости, ― пробормотал вампир. ― Сейчас… ― Ничего, ― улыбнулась ведьма, продолжая поглаживать вампирское лицо. ― Меня этим не напугаешь, Клаус. Вампир хрипло рассмеялся, облизнув сухие губы, и толкнулся лбом в женское плечо. ― Кажется, мы собирались завтракать? За завтраком они болтали ни о чем ― обсуждали прочитанные вместе книги, впечатления от путешествия, смутные планы на будущее. Узнав, что ведьма не была во Франции, Клаус добавил это в список мест, обязательных для посещений. ― Можно вопрос? ― вдруг немного неуверенно поинтересовалась ведьма. ― Довольно личный. Клаус хмыкнул и показательно посмотрел на пол. ― Даже не знаю, что тебе ответить. Виктория запустила ему в нос маленькую ягодку, клубнику, и Клаус поймал ее двумя пальцами и закинул в рот. ― Ты сказал, что не знаешь, любовь ли это, ― Клаус чуть напрягся, но кивнул, давая понять, чтобы она продолжила. ― Но ты живешь так много, по меньшей мере пять сотен лет. И неужели ты никогда никого не любил? Клаус замолчал, медленно попивая холодный чай. Виктория заволновалась, что задела что-то слишком личное. Она знала, что еще в человеческой жизни у Клауса была какая-то Татья, и вроде как в нее же был влюблен его брат, но Виктория не лезла так глубоко в его личные отношения. Клаус чуть грустно улыбнулся. ― Это будет длинная история. ― Если ты хочешь ее рассказать, то я готова послушать, ― проговорила ведьма ненавязчиво, и Никлаус чуть улыбнулся ее деликатности. — Это давно было, ― наконец произнес он, будто безо всякой охоты. ― Хотя, наверное, начать стоит с того, что у нас был слуга по имени Люсьен. А ту девушку звали Аврора, она была дочерью графа. Я был ей очарован. Мы начали встречаться, тайно, потому что Аврора опасалась ревности своего брата, которая была просто титанической. Но в Аврору был влюблен еще и Люсьен. Когда он застал нас, это разбило ему сердце. Случилась ошибка, и Тристан, брат Авроры, решил, будто это они встречаются. Люсьена выпороли до полусмерти, а затем разрезал ему лицо в «Улыбке Глазго». Я пытался помочь Люсьену и случайно узнал о лечебных свойствах своей крови. Люсьен же, решив, что он стал вампиром, как и я, попытался убить Тристана, но слуги закололи его. Когда мы решили с Элайджей сжечь его тело, он воскрес. Так мы поняли, как мы можем превращать вампиров. Клаус замолчал. По его рассеянному взгляду Виктория поняла, что Майклсон не просто рассказывает ей историю, а переживает ее снова. Вероятно, для него это значило очень много, и Виктория уже пожалела, что завела этот разговор. Но вместе с тем, ей хотелось знать, чем все закончится. Она положила руку на ладонь Клауса и чуть погладила. Вампир даже не вздрогнул, словно и не заметил этого движения. ― А что случилось с той девушкой? Клаус посмотрел ведьме в глаза, будто только что вспомнил, что он вообще кому-то что-то рассказывает. Майклсон вздохнул, и продолжил. ― Она узнала про нас. Испугалась, конечно, но я объяснился в своих чувствах, и у нас вроде все было хорошо, ― Клаус без всякого удовольствия глянул на ведьму, словно не желая рассказывать следующую часть, но, заметив в глазах Ардингелли лишь отстранённый интерес, чуть поспешно произнес, стараясь не акцентировать на этом внимание. ― Мы провели ночь вместе, и тогда Аврора попросила, чтобы я сделал её такой же, как и все Майклсоны, но я отказал ей. Но Аврора стала вампиром: Ребекка дала ей своей крови, чтобы исцелить, а Аврора выпрыгнула из окна и умерла. Наш отец нашел нас, и мы были вынуждены снова бежать. Я хотел взять ее с собой, однако Аврора сказала, что не может покинуть свой дом, своего брата и сказала, что не любит меня, и всё это было ошибкой. Вероятно, именно после этого я встал на путь уничтожения своей человечности и страх одиночества стал преследовать меня на каждом шагу. Виктория изогнула бровь. ― Ты боишься одиночества? ― Да, ― неожиданно легко признался Клаус, сам поразившись тому, как просто это оказалось. ― Моя семья может прожить без меня, Ребекка может в кого-то влюбиться, Элайджа тоже… Я не могу остаться один. Я знаю, что это значит, и знаю каково это ― когда тебе разбивают сердца. Больше я не могу позволить этому случиться. Он вдруг пронзительно глянул на ведьму, и схватил ее за ту руку, которой она поглаживала его, и крепко стиснул пальцы. ― Виа, ― произнес он, заглядывая в голубые глаза, ставшие чуть более настороженными. Майклсон постарался не обращать на это внимания, прекрасно зная, как это будет сложно услышать кому-то вроде Виктории. ― Если ты отдашь мне свое сердце, я поклянусь перед Богом хранить его. Я не хочу тебя терять. Виктория ожидала услышать нечто подобное, однако все равно внутри все сжалось почти до боли. ― Клаус, ― она перевернула ладонь, накрывая руку Клауса своими. ― Я знаю, что ты волнуешься из-за заклятья. Но когда мы его снимем, нам не обязательно расставаться. Это делается для обоюдной безопасности. И, когда кровное заклятье прервётся, наша связь может остаться, ― ведьма усмехнулась. ― Нам надо превратить тебя в удивительного гибрида, устроить «сладкое» путешествие по всем крупным странам и городам мира, посетить Мексику, научиться управлять кораблями, ― она крепче сжала его пальцы. ― Мы снимем заклятье, но между нами не обязательно что-то должно измениться. Клаус приподнял уголки губ в какой-то странной, непонятной улыбке, которая заставила Викторию чуть напрячься, но она взяла себя в руки. Вампир потянул ее за сцепленные руки, заставляя встать, и когда она подошла к нему, то вампир встал сам и крепко обнял ее. Сифон положила руки ему на лопатки, а Клаус крепко обнял ее за талию. Прильнув щекой к светлой макушке, Клаус накрыл своим корпусом хрупкое тело Ардингелли, кутаясь в ее ручном коконе. Зарывшись ноготками в волосы, Виктория трепетно перебирала мужские пряди, позволяя Клаусу еще больше расслабиться, вдыхая аромат ее нежной кожи. ― Да, ― пробормотал он, впиваясь почти до боли в ее лопатки пальцами. ―Между нами не обязательно что-то должно измениться. Ведьма согласно хмыкнула и поцеловала Майклсона в уголок губ. ― Ну что, ― бодро проговорил Клаус. ― Давай снимем заклятье? А потом выпьем теплого вина и снова займёмся любовью. И теперь я согласен с тем, чтобы ты показала мне свою спальню. Виктория ударила Клауса по плечу, но едва ему причиняло это вред. ― Я передумала, Майклсон. Катись вон из моего дома. Клаус рассмеялся. Он погладил ее по щеке, и Виктория отстранилась, чтобы достать рубин из хлебницы. Она чувствовала, как Никлаус наблюдает за ее действиями. Виктория откинула крышку. Ей показалось, что у нее проблемы со зрением ― такого просто не могло быть. Она прикрыла глаза, потом открыла снова, но картинка не изменилась. Казалось, ее вывернули наизнанку и просунули сквозь узкий обруч. Ее кухня исчезла. Под ее ногами пропала опора, и она чуть не упала. Она схватилась за шкафчик, чтобы не упасть. Ее ужасно мутило. Виктория задышала так быстро, что у нее затряслись руки. ― Виа? ― позвал Клаус почти сразу, едва она не упала. Вампир коснулся кончиками пальцев ее спины и заглянул внутрь хлебницы, не сразу понимая, что не так. ― Его нет, ― прохрипела ведьма, ощущая, как изнутри поднимается паника. Лицо Никлауса на мгновение дрогнуло, а потом снова приняло равнодушное выражение. ― Рубина нет, Клаус. Нет…