Держи меня запертой в твоём сломленном разуме

Стремление к обладанию характерно каждому человеку. Все люди окружали себя вещами, единственная польза от которых — это возможность обладать ими. Сидя в проклятущей комнате, которую Элайджа вежливо называл «комнатой для гостей», Виктория только и могла думать о том, что она такая вещь. Единственная ее ценность в том, что Никлаусу было судьбой обещано обладать ею. Ардингелли благодарила небеса лишь за то, что до сих пор ни Элайджа, ни Ребекка не почтили ее своим присутствием, при котором контраст их положения стал бы еще более заметным и вогнал бы сифона в еще большее уныние. За те недели, что она была здесь, брат и сестра Никлауса не решились к ней приблизиться, что ее более чем устраивало… Слабое звено, самое слабое звено. Но все это, как и все хорошее, длилось лишь до определённого момента, который наступил, невзирая на желания ведьмы. Королевская красота — это первое, о чем думала Виктория, когда смотрела на Ребекку Майклсон. Несмотря на то, что именно эта беловолосая сука надела на нее кандалы, она не могла не восхищаться ею. Каждое движение Ребекки было преисполнено грацией и элегантностью… не королевы — хищника, скорее всего. Виктория не приближалась к ней, да и вообще старалась не контактировать с кем-то из Майклсонов ― кроме Клауса, с которым не взаимодействовать было просто невозможно, ― но она видела Ребекку урывками в доме. Она была прекрасной. Была легкой, красивой, изящной. Ее нельзя было не любить. А если ее не любили, то восхищались — уж точно. Виктория, которая всегда тянулась к нечто прекрасному и великолепному, невольно провожала ее взглядом. Но это все равно не мешало Виктории помнить, что Ребекка Майклсон привела ее в этот дом в цепях из-за того, что брат раздражал Ребекку. Поэтому, когда Ребекка появилась на пороге ее вынужденной комнаты, Виктория не испытала ничего, кроме напряжения и опасения. Без магии она была все равно что маленький зайчонок перед огромным волком: Ребекке не составило бы никакого труда разорвать Ардингелли на куски. Виктория лишь надеялась на то, что при таком раскладе она вырвет достаточно волос этой стерве. ― И что тебе тут надо? ― спросила Виктория, откладывая книгу. Ребекка окинула ее взглядом, подозрительно держа руки за спиной. ― Знаешь, я думаю, что мы начали неправильно, ― вдруг заявила госпожа Майклсон, проходя в комнату и ставя на стол перед еретичкой бутылку вина. ― Раз уж ты соулмейт моего брата, мы, вероятно, проведем много времени рядом. Может, попытаемся подружиться? ― Мы обязательно подружимся, ― хмыкнула Виктория. ― Но только после того, как я сама притащу тебя рабыней в наручниках к какому-нибудь психопату. ― Если бы у меня был соулмейт, я бы сама пришла к нему, ― сказала Ребекка, вскрывая бутылку и делая глоток прямо из горла. ― А ты так упорно пытаешься уйти от Клауса. ― Ты лишила меня свободы из-за характера своего брата, ― напомнила Виктория, показательно приподняв запястья с наручниками. Ребекка поджала губы. ― Можешь себе представить, каково мне быть его соулмейтом? ― Могу, ― вздохнула Ребекка, поправляя ткань синего шелкового платья. ― Но я… я не хотела такого для тебя. Ты мне не враг, и я не хочу быть врагом… ― Ты очень одинока, верно? ― прервала ее Виктория, и Ребекка окаменела. ― Два брата, которые заняты своими жизнями. Никаких близких подруг, потому что ты многовековый вампир, и тебе нельзя ни с кем сближаться. Даже я подхожу, да? ― Ардингелли хмыкнула. ― Рабыня твоего брата. Виктория умела бить по больным местам, она была прекрасна в этом, но еще лучше она находила эти самые больные места. Хорошо зная Клауса, для нее не составляло проблем понять, что терзает Ребекку Майклсон. Клаус боялся одиночества и поэтому так отчаянно хватался за нее. Она была подарком судьбы, который он не собирался упускать. А Ребекка была еще более одинокой. Ее контролировали целых два старших брата, и она не могла делать то, что по-настоящему хотела, не могла быть с кем-то откровенной и искренней. В другой ситуации Ребекка и вправду могла стать подругой для Виктории, но… не сейчас, не после того, как Виктория оказалась в клетке из-за нее. Она нашла слабое место Ребекки и собиралась давить на него. Только вот и Майклсон не была простой девицей, на которую подобные вещи действовали так же безотказно, как и на других. Она была куда более опасной. ― А у тебя друзей много? ― спросила Ребекка, сделав еще один глоток вина. ― Нет, но есть разница, ― хмыкнула Ардингелли. ― Я в них не нуждаюсь, ― она выхватила вино из рук Ребекки и сделала глоток. Красное вино, сладковатое, которое обожгло ей горло, но не больно, а будто горячие лучи огладили ее изнутри. ― Ты права, вкусное вино, ― хмыкнула ведьма, облизывая губы. Ребекка улыбнулась. ― Боялась, что не выпьешь. Виктория изогнула бровь. Она подозревала, что в вине что-то есть, но надеялась, что там был яд. Даже смерть казалась веселее, чем быть простой девчонкой без магии в плену у вампира. Но деланная улыбка Ребекки напрягла ведьму. Надо было подумать, прежде чем пить, но выхватывание бутылки было довольно унизительным, и Виктории просто хотелось сделать больно Ребекке. ― Что ты… ― она почувствовала, как в кончиках пальцев ног появился холодок, словно она опустила их в какую-то ледяную субстанцию. На языке и горло расцвел ледяной привкус. ― Проклятье… ― прохрипела Виктория. Ее тело стало тяжелым, и она, рванув вперед, упала на пол. Неловко повалившись на бок, она злобно зашипела. Ребекка изящно присела перед ней и ласково погладила по светлым волосам. ― Ты знаешь, даже живя в таком большом доме, можно случайно подслушать разговор, ― доверительно зашептала Ребекка, наклонившись к самому уху Виктории. Пару ее светлых локонов ― чуть более серебристые, чем у Виктории, упали на лицо сифон, и ведьма ощутила ее холодный запах, аромат ― кедр, экзотичность пачули, альдегидные и смоляные вкрапления, вода и остужающий металл. ― И вот, я случайно подслушала разговор двух своих братьев. Так что, думаю, это поможет нам обеим. ― Лаванда и тимьян? ― хмыкнула Виктория, различив привкус на языке. ― Парализующее, которое не действует на вампиров. Умно. Ребекка улыбнулась, наклонилась, поцеловала Викторию в щеку и столь же изящно поднялась. Забрала бутылку и вышла. «Тварь, ― подумала Виктория. ― Оставила меня лежать здесь как собаку». Тимьян и лаванда были моментальными парализаторами, действовали мгновенно, разве что оставляли человеку голос. Этот настой был больше сиропом, чем зельем, потому что субстанция получалась густой и вязкой, что было не свойственно многим другим зельям и настойкам, для которых идеальной кондицией была жидкость. Единственный минус в этом сиропе ― краткосрочный результат, в зависимости от комплекции человека, сироп действовал от двадцати до сорока минут. Поскольку он был разбавлен в вине, учитывая свое телосложение, Виктория решила, что она будет в таком состоянии еще минут пятнадцать. Спустя три минуты дверь снова открылась, и рядом с Викторией возник Клаус Майклсон. ― Ребекка сказала, что тебе стало плохо. Как ты? ― спросил он, поднимая ведьму на руки. Он обеспокоенно заглянул в синие глаза ведьмы, но, встретив там лишь злое упрямство, заметно расслабился. ― Ребекка не сказала, что это она подлила мне в вино парализующий сироп? ― хмыкнула Ардингелли. Клаус уложил ее на кровать, позаботившись о том, чтобы ведьма приняла удобную позу. — Поправь подушку: шее неудобно. Клаус быстро исполнил просьбу, действуя увереннее, чем самая профессиональная нянька, и вместе с тем не лишая себя удовольствия прикоснуться к мягкой коже на шее сифона. ― Было не сложно догадаться, — хмыкнул Клаус. Поставив руки по обе стороны от ее головы, он навис над ведьмой, пользуясь моментом, чтобы в деталях рассмотреть ее лицо. — Это сильно плохое зелье? ― Сироп, ― поправила она. ― Разные вещи. Я буду обездвижена еще в течение двадцати минут. Если ты увлекаешься некрофилией… — хмыкнула ведьма, глядя прямо в вампирские глаза. ― Фу, нет, Виа! — рассмеялся Клаус. — Разве что я тебя поцелую? Бороться с ним оказывалось все сложнее и сложнее, Виктория чувствовала, как Клаус успешно топил лёд между ними, и не могла этому сопротивляться. Так или иначе, он был ее соулмейтом, ее единственной любовью, единственным правильным выбором. Тяга к нему была почти запредельной. ― Разве что… — протянула она, давая согласие, и Клаус расплылся в довольной улыбке. — Спасибо, — искренне проговорил он, прежде чем склониться к ней. Виктория не стала смеяться. Его тяга к ней была не меньше, но имела более болезненную форму. Клаус в целом считал себя недостойным соулмейтом, грязью, чем-то нечистым, и Виктория не сразу поняла, что все его благодарности — это не ирония, а честность. Он благодарил её за то, что она позволила быть рядом, пусть и не совсем добровольно, что он мог касаться её, целовать, любить. Виктория же просто знала, каково это — желать чьих-то прикосновений, и не могла отказать Клаусу в том, что сама так эгоистично брала у него. Одна рука Клауса скользнула ниже, к её талии. Никлаус крепче сжал пальцы, оставляя собственнические синеватые метки. Клаусу все чаще хотелось увидеть собственные инициалы, выжженные в её сердце. Виктория лишь каждый раз понимающе улыбалась одними глазами, видя задумчивое выражение на лице своего соулмейта. Её лёд утолял жажду его пламени. — Я хочу, чтобы ты была моей, — прошептал Майклсон. Горячее дыхание опалило жаром кожу Ардингелли, и бессрочное обещание скрепилось на её коже вереницей горячих прикосновений сухих губ. Виктория шумно втянула воздух, когда почувствовала, как к поцелуям на шее добавились влажные касания языка. Клаус провел короткую линию, коснулся нежной кожи, слегка сжимая на ней зубы, мягко зализал укус и двинулся дальше, выше. Всего понемногу, чтобы пока не оставлять заметных следов. Но достаточно, чтобы утолить внутренний голод, зудящий под кожей тысячью крохотных игл. Клаус отстранился, только чувствуя, что теряет контроль. Не надышаться, не насмотреться, не налюбоваться на годы вперед. Клаус испытывал почти физическую потребность быть с ней рядом, находиться вдалеке было до боли мучительным — он это уже хорошо выяснил. Но у них не будет времени. Он ошибался, считая, что все часы мира есть у него в распоряжении. Есть такие дела, на которые даже вечности не хватит. ― Виа. Девушка посмотрела на него своими светлыми, синими глазами. Клаус хотел зарисовать их как глубокое море, как звездное небо, как самый прекрасный цвет, который он когда-либо видел. ― Да, Клаус? ― ровно спросила она, но в глубине ее таких любимых им глаз сверкнуло что-то хитрое. Он выдохнул и качнул головой. ― Ничего, ― вампир очаровательно улыбнулся ей, чмокнув напоследок в нос. ― Всего лишь хотел напомнить, что сегодня ночью Курентованье. Виктория фыркнула и закатила глаза. ― Боже, ты все-таки заставишь меня пойти туда? ― Конечно, ― серьезно кивнул Клаус, прикасаясь к ее щеке, и они оба вздрогнули от интенсивности этого прикосновения. ― Заставлю туда пойти и повеселиться. Ардингелли скривилась, но спорить не стала. ― Тебе что-то нужно? ― спросил Никлаус, надеясь задержаться в комнате, но сифон ответила отказом, и ему пришлось встать и уйти. Ребекка и Элайджа ждали его за первым же поворотом. Сестра гневно сложила руки на груди. ― Нет, ты все-таки идиот, ― заявила Ребекка. ― Я снова и снова даю тебе возможность разрешить эту проблему… ― И создаешь лишь больше проблем, ― жестко прервал ее Клаус. ― Сначала притащила в оковах, как рабыню, сейчас отравила. ― А ты ― идиот, ― сказала сестра, будто и не услышав его. ― Я дала тебе девушку, которую ты… ― Строго говоря, она не вещь, которую можно дать, ― прервал их Элайджа, замечая, как начинает гневно трястись Клаус. ― Спокойнее, вы оба. Клаус, ― Элайджа обратил к нему взор, ледяной и сдержанный, но где-то в глубине карих глазах Никлаус рассмотрел чувство гордости. ― Скажу честно, твое решение меня приятно удивляет. Но я обязан спросить: в нем же нет подвоха? ― Нет, ― выдохнул Клаус. ― Все будет так, как я сказал. Без подвоха и недомолвок. Ребекка закатила глаза, но Клаус уловил то, что она пыталась спрятать ― чистое восхищение. Клаус никогда не поступал подобным образом, его желания он ставил выше всего прочего. Так было даже в их семье. Захотел повеселиться с братом ― возродил Кола, устал от него ― заколол обратно. Был в хорошем расположении духа ― мог дать Ребекке мнимую свободу, волновался, что она уйдет ― убивал ее возлюбленных, которых Ребекка меняла в безбожно быстром порядке, желая найти своего соулмейта. Даже Элайджей он умудрялся вертеть, как хотел, при этом так, что тот сам не всегда мог заметить это. Клаус любил семью, но для уменьшения своих собственных страхов ставил себя выше. Но Виктория… Виктория вдруг встала особняком всех его манипуляционных возможностей. Ребекка и Элайджа видели, что вся его злость, метания, агрессия ― все из-за того, что он физически не мог действовать так, как с другими. Минуты счастья от близости с ней растворялись в часах самобичевания и презрения от того, что он вынужден держать любимую девушку в цепях рядом с собой, потому что иначе бы она его не выбрала. Она, собственно, и не выбирала. За нее все решила судьба, и хотя Никлаус впервые был готов поверить в нее, он внезапно не нашел в себе силы идти до конца. Викторию он любил не просто больше всех и всего прочего. Он любил ее больше себя, и впервые кто-то казался важнее собственных желаний. *** ― Ты готова? ― спросил Клаус, входя в комнату. Виктория сдержанно кивнула. Наручники на ее заживших руках ― вампирский глаз все равно отмечал, что новая кожа была светлее, чем выше, на руках ― казались серебристыми браслетами. ― Мне обязательно идти? ― недовольно проговорила Ардингелли. ― Иди сам, зачем тебе там я? ― Я видел этот праздник по меньшей мере три раза, ― хмыкнул Майклсон. ― И участвовать в нем в четвертый раз буду только ради тебя, любовь моя. Виктория пробубнила что-то по типу «Тебя никто не просил», но Клаус благоразумно пропустил ее ворчание мимо ушей, окинув быстрым взглядом. Синее шелковое платье в лучшем греческом стиле, соединенное внахлест и удерживаемое на теле с помощью широкого золотого пояса и множества мелких золотых цепочек, пересекающихся по всей спине. На плечах были присобранные крылатые рукава, брошь на груди, удерживающая свободные концы плаща, подобно сложенным спереди крыльям. Виктория отбросила «крылья» за спину, позволяя им свободно ниспадать до пола. ― Синий цвет подходит к твоим глазам, ― улыбнулся Никлаус, стараясь разрядить обстановку. Виктория настороженно кивнула. ― Спасибо. А ты сам сегодня отошел от своих роскошных нарядов? Клаус чуть улыбнулся. Желая насладиться этими часами с любимой, он и вправду решил затеряться в толпе и не выделяться. Простая хлопковая рубашка и такие же простые штаны — изящный наряд, из дорогой ткани, но простой. Он напоминал зажиточного крестьянина, богатого торговца, но не лорда, даже Виктория рядом с ним выглядела богаче. ― Ну, нам лишнее внимание будет ни к чему, ― усмехнулся Клаус. ― Я принес тебе подарок. ― Клаус, ― предупреждающе проговорила ведьма, чуть напрягаясь. Она всегда с опаской относилась к подаркам, особенно от Клауса. Как правило, это было что-то дорогое и вычурное. — Это просто символичная безделушка, ― тут же поспешил убедить Ардингелли вампир, доставая из кармана брюк небольшую деревяную шкатулочку. Он подошел ближе к ведьме и приоткрыл маленькую шкатулочку, уловив любопытный блеск в глазах ведьмы. Сдержав улыбку, он протянул шкатулку Виктории, и пусть она ее не взяла, но посмотрела с открытым интересом. — Это не золото, как видишь, но мне понравилось. Мне кажется, это красиво будет смотреться на твоей шее. Тонкая серебряная цепочка, без какого-либо кулона, красивого плетения. Вещь простая, не слишком дорогая, но явно сделанная со вкусом…. Если не на заказ, Клаус вполне мог с этим заморочиться. ― Тебе нравится? ― спросил он, и Виктория услышала нетерпение в его голосе. Ведьма хмыкнула. ― Твое счастье, что оно подходит к платью, ― заявила ведьма, поворачиваясь спиной к вампиру и приподнимая свои волосы. Едва теплое украшение тут же уместилось у нее на шее, проходя чуть выше лифа платья, Виктория коснулась ее пальцами и улыбнулась. ― Спасибо, Клаус, ― проговорила ведьма, поворачиваясь. ― Мне нравится. ― Я рад, ― Клаус просиял широкой, яркой улыбкой, и Виктория ответила на нее, но вместе с тем что-то померещилось ей в глубине его глаз. Что-то слишком волнительное, встревоженное. Он коснулся теплыми губами уголка ее губ, робко, по-мальчишески, вызвав улыбку у ведьмы. Поразительно то, как с ним было… легко. Не всегда, но в этот один-единственный момент Виктория чувствовала себя спокойно. Несмотря на все происходящее, быть рядом с Клаусом было правильно, Ардингелли чувствовала это каждым фибром души. Как бы ее разумная часть ни приводила аргументы против ее положения, как бы Виктория сама ни понимала этого ― вся ее чувственность стремилась к Клаусу, хотела быть с ним. Это было настолько невыносимо, будто ее разрывало на две части. Виктория почти жалела, что не может отключить человечность, как это делали вампиры. Это сделало бы ее сопротивление Клаусу намного легче. ― Ну, пойдем, ― Клаус залихватски улыбнулся ей и, взяв за запястье, повел за собой. Несмотря на то, что был уже вечер, город сиял тысячами огнями ― факелы и цветные фонарики освещали улицы, и было светло, как днем. Жители города обвили цветами свои ведра и танцевали на улицах. На главной площади установили майское дерево, украшенное цветами и лентами, вокруг которого танцевали мужчины, женщины и дети. Рядом с некоторыми домами этот украшенный цветами шест устанавливали на переднем дворе. Рядом с Клаусом и Викторией пробегали дети в масках, они ходили от дома к дому, распевая веселые песни, и получали за это угощения. На праздник устроили настоящее пиршество, там были и спортивные игры для желающих поломать кости, и много музыки. Мясо было везде ― в конце концов, это был последний день мясоедства, и люди пытались насладиться этим вкусом на месяцы вперед. Вся выпечка была с мясом, запах различных блюд проник в каждый уголок, и был таким плотным, что у Ардингелли даже началась кружиться голова. Не уступали в количестве продовольственных лавок и винные, причем вино было абсолютно к любому блюду: к более постному жареному или тушеному мясу — бордо, кьянти или даже очень насыщенное розе, к нежному стейку — бургундский пино нуар, а к сырому мясу в тартаре — легкие вина юго-западной Франции. Клаус, что крепко держал Викторию за руку, остановился около одной из небольших лавочек, где стоял высокий, широкоплечий мужчина, который услужливо сгрузил на тарелку несколько мясных рулетиков с брусничным соусом и наполнил два деревянных стакана красным вином. ― Ты хочешь споить меня? ― усмехнулась Виктория, принимая стакан. Клаус подсел за свободный маленький столик — такие стояли у каждой лавки, чтобы привлечь покупателей — и улыбнулся. ― Я пьянею от тебя без вина, разве можно не пьянеть от любви? ― он протянул ей стакан. ― За что пить будем? ― Понятия не имею, ― усмехнулась Виктория. ― За что ты хочешь? ― За любовь, ― с готовностью ответил Майклсон. ― Если ты не против. Виктория чуть кивнула. Они соприкоснулись стаканами и сделали глоток. Ели в молчании, лишь периодически перебиваясь на какие-нибудь комментарии о происходящем. К ним подбежало несколько детей, которые спели песню, и Клаус, к большому удивлению Виктории, дал им несколько золотых монет, вызвав чистый восторг. ― Пойдем дальше? ― проговорил Клаус, когда они перекусили, и Виктория с готовностью кивнула. Поздний ужин и стакан вина значительно поднял ей настроение, и мир не стал казаться таким угрюмым местом. Они прогуливались по улицам, дурачась и прибиваясь к каждой лавке. Клаус щедро раскидывался деньгами, покупая ей ту или иную мелочь, и по итогу Виктории пришлось приобрести еще и цветастую рукодельную сумку, чтобы все это куда-то уместить. Клаус шел с довольной улыбкой, крепко держа ее за руку. ― Знаешь, если ты так растрачиваешься, то я не знаю, откуда у тебя такое состояние, ― фыркнула сифон, довольно рассматривая свои пальцы, унизанные новыми кольцами. Ведьмы обычно предпочитали не загромождать руки, но поскольку колдовать ей еще долго не придется, то можно было немного побаловаться украшениями. ― До тебя у меня была только одна девушка, которую я так баловал — это Ребекка, ― усмехнулся Клаус. ― А поскольку я брат у нее не один-единственный, мы тратимся с Элайджей пополам. Так что я определенно могу потратить половину состояния на тебя. ― Да, твоя семья будет в восторге, ― закатила глаза Виктория, но внутри у нее что-то приятно кольнуло. Кроме нее, Клаус видел только свою сестру, а все другие девушки исчезли. Вряд ли он даже сейчас помнил, что был влюблен в кого-то еще, кроме нее. Ардингелли ясно видела, что занимала все его мысли, все настоящее и будущее, а прошлое до встречи с ней будто и не существовало. Они гуляли больше трех часов, когда Виктория стала чувствовать, что устает. Несколько бокалов вина расслабляли, и девушка уже переставляла ноги без особого желания. Поэтому к тому моменту, когда жители Любляна стали еще активнее праздновать Курентеванье, выпившие и абсолютно счастливые, Виктория уже хотела сесть и посидеть в тишине. Клаус отвел девушку в сторону, заглянув в глаза. ― Если ты устала, можем пойти домой. ― Я бы хотела еще погулять, ― возразила Виктория. ― Но где-нибудь в тишине. ― До Адриатического моря по прямой чуть меньше сорока двух миль, ― оповестил он. ― Можем пойти туда. С моей скоростью и обходными путями не больше пятнадцати минут, ― Клаус хмыкнул. ― Но для этого мне придется поднять благородную ведьму на руки. ― В виде исключения можно, ― хмыкнула та сама благородная ведьма, и в следующее мгновение оказалась на руках вампира. Клаус прижал ее к себе, чуть ближе, чем обычно, и бесшумно растворился в темном переулке. Большим прыжком преодолел высокую стену и, выбирая обходные темные пути, бросился вон из города. Виктория, которой было уже не впервой так путешествовать, прикрыла глаза, ощущая ласковые прикосновения прохладного ветерка. Она позволила себе расслабиться, прекрасно зная, что с Никлаусом она не упадет, и никакая коварная ветка ее не зацепит. С Клаусом она была в безопасности… ото всех, кроме него самого. Ведьма успела вздремнуть, пока Клаус обходными путями бежал по одному ему известной дороге, и поэтому не сразу заметила, как скорость сбавилась, и вампир остановился. ― Виа? ― ласково позвал он. Губы коснулись шеи, прямо под ухом. Он рассмеялся, и прохладное дыхание щекотнуло кожу. ― Просыпайся. ― Я не спала, ― возразила ведьма, даже будучи сонной демонстрируя упрямство, и Клаус сделал вид, что поверил. Он аккуратно поставил ведьму на траву, которая росла чуть выше уровня песка, которого было не так уж и много. Виктория повела затекшей шеей и повернулась к морю. Почти сразу ее губы украсила улыбка. Прохладно, совсем не как в шумном и живом — даже ночью — городе. Темноту ночи разбавляли яркие звезды и луна, не скрытые облаками. Высоко в небе сияла почти идеально круглая луна, а внизу расстилался ослепительно белый в ее свете песок. Темная вода едва заметно качалась и мерцала. Едва слышно шумели под легким ветерком деревья. ― Красота, ― завороженно проговорила Виктория. ― Да, очень красиво, ― согласился Клаус, но его глаза не покидали ведьмы и ее лица. ― Не хочешь спуститься к воде? Конечно, Виктория хотела. Они разулись на траве, оставили сумку с новыми вещицами ведьмы и спустились вниз. Под ногами расстилался мягкий, как пудра, песок, еще теплый, нагретый жарким солнцем. В лунном свете все казалось черно-белым, без полутонов. Не дожидаясь предложения, Ардингелли приподняла платье почти до колен и зашла в воду, довольно зажмурившись ― вода как парное молоко. Рядом с ней раздался легкий шум потревоженной воды, и мужчина встал рядом с ней, чуть улыбаясь ее детскому, довольному выражению лица. Он не удосужился снять штаны или рубашку, и штаны уже потемнели, пропитавшись водой. ― Посмотрите-ка, ― ахнула Виктория. ― Благородный граф даже не удосужился позаботиться о своих вещах. ― Благородный граф не считает благородным раздеваться перед благородной ведьмой, ― передразнил ее Клаус. ― Но если ты хочешь… ― Нет уж, порть одежду дальше. Клаус рассмеялся. ― Не хочешь зайти глубже? ― спросил он, сам двигаясь дальше в воде. ― Я испорчу платье. Клаус протянул ей руку. ― Я куплю тебе еще тысячу таких, ― его губы печально скривились, но Виктория не поняла, что за этим скрывается. Она вздохнула, опустила подол платья, который тут же оказался в воде, расходясь вокруг нее, будто лепестки водного цветка, и подала руку Клаусу. Взяв девушку за запястье, Никлаус повел ее за собой. Они медленно заходили в море, мягкие волны приятно ласкали уставшие тела, снимая всё напряжение и расслабляя мышцы. Они стояли почти по грудь в воде, подняв голову к сияющему лунному диску. В бледном свете кожа Никлауса казалась белоснежной, как песок и сама луна, а волосы — черными, как океан. Майклсон не двигался, просто стоял, касаясь ладонями воды, мелкие волны разбивались об него, как об утес. Виктория, не стесняясь, обвела взглядом его спину, плечи, руки, шею… Виктория и Клаус стояли, наслаждаясь друг другом и прекрасной ночью. Лунный свет озарял водную гладь, а звёзды светили так ярко, что Виктория без труда рассматривала лицо Клауса. Стального оттенка глаза, которые, казалось бы, должны источать холод, оказались невероятно теплы, и смотрят с такой нежностью, с какой на Викторию не смотрел ещё ни один мужчина. Между ними заплясали крошечные волны. Глаза на его ледяном лице отливали серебром. Никлаус развернул ладонь под водой, и их пальцы переплелись. — Для меня не существует другой красоты, — наконец проговорил он, — Кроме твоей. Улыбнувшись, Виктория приложила руку, переставшую наконец дрожать, к его груди, там, где сердце. Белое на белом. Майклсон слегка вздрогнул от ее теплого прикосновения. Дыхание стало чуть прерывистее. — Ты очень красивая, Виктория. Настолько, что ни одна фантазия не сравнится с реальностью, — чарующим голосом проговорил он. ― Ты повторяешься, Клаус, ― хмыкнула ведьма, не отрывая руки. Впервые за это время, что она провела рядом с ним в этом доме, она подумала о том, что все могло еще получиться. — Так, значит? — усмехнулся Клаус и, отстраняясь от Ардингелли, сделал пару шагов назад, после чего зачерпнул рукой воду и плеснул ей в Викторию, обрызгивая ту с головой. — Ах, ты!.. — ведьма выплюнула изо рта солёную воду и брызнула в ответ, после чего началась самая настоящая битва. Возня и громкий смех разносились на весь пляж, но Виктории и Клаусу всё равно. Они чувствовали безграничное счастье, прямо сейчас, в этот момент, и его захотелось сделать как можно более долгим. Вампир, превосходя хрупкую ведьму без магических способностей по силе, подхватил её под ягодицы и кинул вверх ногами прямо в волны. И когда оба уже стали мокрыми до такой степени, что вода вытекала как из носа, так и из ушей, Майклсон неожиданно притянул Ардингелли к себе. Они снова столкнулись взглядами. Эта ночь определенно была создана для них. ― Виа, ― шепотом проговорил Клаус. Он сделала паузу, потом резко выдохнул и продолжил ровно, без запинки, держа ее лицо в своих руках и наслаждаясь сиянием голубых, внимательных глаз. ― Прости меня. Узнав, что мы соулмейты, я… Я впервые подумал о том, что могу быть кому-то нужен, что кто-то может любить меня. И я так боялся потерять тебя, потому что любить меня… это звучит безумно. Я не понимал, что ты любила меня. До конца любила. Прости меня за то, что я раз за разом неволю тебя. ― Никлаус… ― Ведьма передала мне управление над наручниками, ― вдруг ошарашил он. ― Когда мы вернемся домой, я сниму их с тебя и ты сможешь… сможешь уйти, если хочешь. Я помогу тебе вернуться в Италию и уйду. Потому что я люблю тебя. «Не уходи от меня, ― хотела сказать она. ― Не оставляй меня. У меня нет никого кроме тебя. Я тоже тебя люблю». Вместо этого она светло улыбнулась, чувствуя, как жжет морская вода глаза. ― Спасибо за это, Никлаус. Клаус кивнул. Он поглаживал ее лицо большими пальцами, цепляя последнее мгновение рядом с ней. Он потянулся к ней, будто желая поцеловать, и Виктория с готовностью потянулась к нему, но вампир замер, так и не коснувшись ее. Вместо этого он бережно подхватил ведьму на руки и в следующее мгновение Виктория обнаружила себя стоящей в тени деревьев на теплой траве. ― Я могу… кое-что попросить? ― неуверенно проговорил он, стоя почти вплотную к ней. ― Напоследок. — Чего ты хочешь? — спросила Виктория едва слышно, уже чувствуя, как пространство вокруг них сворачивается в кокон, как окружающий мир отдалялся, оставляя лишь их двоих, два магических существа, которые и притягивались и отталкивались одновременно. — Позволь мне почувствовать тебя в последний раз, ― проговорил Клаус, прикрывая глаза. ― Поцелуй меня. Прикоснись ко мне. Люби меня... ― на мгновение его маска сползла, и Виктория увидела на его лице мучительную смесь одиночества, тоски и любви. Мгновение прошло, но Клаус даже не пытался скрыть то, как он себя ощущал. Вероятно, это было выше всей его силы и его достоинства. Виктория чуть нахмурилась. — Ты не можешь принуждать меня заниматься с тобой сексом. Это... — Тогда поцелуй меня. Прошу, Виа, — Клаус коснулся ее запястья, и Виктория почувствовала, как дрожат подушечки его пальцев. Сифон поджала губы. Что ей было терять? Она чувствовала всеми фибрами души, что подвоха нет, что Клаус искренен, что он и вправду готов отпустить ее… Так что им было терять? Виктория положила руку ему на грудь, в вырез свободной хлопковой рубашки. Без всей этой мишуры Клаус выглядел просто, моложе, спокойнее ― будто и вправду юноша из небогатой крестьянской семьи, который влюбился в дочь близкого соседа, невинную и простую. Красивая история любви, которой никогда не существовало. Клаус выдохнул, отчего его грудь резко приподнялась. Они с Викторий столкнулись, в то время как весь мир терял краски, оставляя яркое пятно лишь на них двоих. Виктория и Клаус словно гипнотизировали друг друга, заставляя позабыть обо всём остальном. И пару минут они просто неподвижно стояли, смотря глаза в глаза. ― Я поцелую, ― наконец сказала она и чуть выдохнула. ― Спасибо, ― улыбнулся Майклсон, накрывая ее руку своей. — Я слышу стук твоего сердца отсюда, — проговорил Клаус, будто скальпелем разрезая тишину. — Не бойся, я… Я сказал чистую правду, и… ― Я знаю, Клаус, ― прервала его Виктория. ― Знаю. И раз уж мы прощаемся, покажи мне того Клауса, которого я хорошо узнала — мне есть, что ему сказать, ― усмехнулась сифон. Клаус лишь хитро ухмыльнулся в ответ, по-хищнически прищуриваясь, и одним рывком притянул Викторию к себе, наклонился к ней, замер, и Виктория сама впилась в его губы. Ведьма почувствовала, как в голову ударила кровь, и зарылась свободной ладонью в его мягкие волосы, прижимаясь всё сильнее. Не выдержав столь желанного давления, Клаус сел на песок, и Виктория последовала за ним, пересаживаясь прямо ему на колени. ― Я не могу принуждать тебя заниматься со мной сексом. ― И не надо. Их языки словно сплелись, подробно исследуя каждый миллиметр и буквально сливаясь воедино. Виктория крепко обвила пояс Клауса ногами, а поцелуи стали всё жарче и напористее. Майклсон рукой провел по спине ведьмы, находя завязки, и аккуратно потянул их, заставив платье распахнуться. Виктория стянула его рубашку, откладывая в сторону, и жадно пробежалась пальцами по мускулам. Все мысли вмиг улетучились куда-то далеко, к ярко-светящей в чёрном небе луне, и не желали возвращаться обратно. Осталось лишь одно желание — обладать. Полностью. До последней клеточки в теле. ― Прикоснись ко мне снова, ― хрипло пробормотал Клаус, и Виктория услужливо скользнула теплыми пальцами по его груди. То, о чем Клаус так давно мечтал, хотя поначалу даже боялся думать. Никлаус издал звук на грани стона и утробного рычания, крепче обхватив ее одной рукой за поясницу, а другой сжав небольшую, аккуратную грудь. Ардингелли и не заметила, как быстро он переместился к этой части тела — настолько глубоко погрузилась в мысли о нём. Никлаус уложил ее спиной на рубашку и принялся вести влажным языком вниз, оставляя горячие следы и попутно раскрывая закрепленное внахлест платье. Золотой пояс и цепочки, что держали платье, отлетели в сторону. При этом Майклсон продолжал ласкать нежную кожу до тех пор, пока платье ведьмы не осталось худо-бедно держаться на бледных плечах, разметавшись вокруг нее, как крылья. Он поцеловал внутреннюю поверхность бёдер, намеренно обходя самое чувствительное место, и поднялся обратно: живот, грудь, плечи, шея… Приподнялся на локтях, останавливаясь, и жадно осмотрел Викторию, словно зверь. Сердце Ардингелли замерло, и она не менее вожделенно пронзила взглядом своего соулмейта, игриво закусывая нижнюю губу. Внутри вспыхнуло пламя, мгновенно разносящееся по венам, и она притянула Майклсона за шею, прижимаясь так сильно, что почувствовала его возбуждение. «В последний раз, ― набатом стучало в голове Клауса. — Это в последний раз. Пусть удовольствия будет как можно больше…» Внутри кольнула ревнивая мысль о том, что, возможно, через несколько лет, Виктория все это забудет и кто-то другой будет находиться рядом с ней. Клаус задрожал от ярости из-за этой мысли, но заставил взять себя в руки. Он принял решение. Он был обязан это сделать. ― Хотел бы я быть твой первой и последней любовью, ― выдохнул он ей в рот, не отрываясь ни на миллиметр, и одновременно пробираясь под тонкую ткань белья. ― Никлаус… ― проговорила Виктория, но Майклсон не дослушал ее, ласково касаясь пальцами между ее бедер, и окончание предложения смешалось со рваным, хриплым стоном. Виктория напряглась всем телом, а Клаус, не решаясь узнать, что такое она хотела узнать, наклонился и снова поцеловал ее. Вдруг она собиралась попросить его остановиться? Виктория зацепилась за верхнюю часть мужских брюк и одним движением потянула их вниз, а потом уже помогла себе ногами, окончательно избавляя Клауса от ненужного куска ткани. Майклсон легко проник в неё пальцем, проскальзывая со смазкой, и Ардингелли вздрогнула от ощущения холодных, еще чуть влажных после воды пальцев, но после первого легкого движения она прикрыла глаза, полностью отдаваясь приятным, тянущим ощущениям внизу живота. Клаус двигался сначала медленно, постепенно ускоряя темп, а затем добавил и второй, входя на полную длину. Майклсон уткнулся в девичью шею, нежно покусывая тонкую кожу и сразу же залечивая её очередным поцелуем. И Виктория почувствовала, как по телу пробежали мурашки, заставляющие её дрожать. — Клаус… — прошептала имя она, так томно и соблазнительно, после чего нашла ладонью член и крепко сжала его. Медленно провела, словно дразня, по всей длине. ― Ведьма, ― выдохнул Клаус, прикрывая глаза, приподнимая подбородок, и издавая тихий хрип. ― Как есть ведьма, ― его точёные скулы отражались в свете луны, и Виктория в очередной раз задумалась о том, насколько же красив вампир. Ардингелли хмыкнула, ближе прижимаясь бёдрами к его, чувствуя, как пальцы Майклсона проникли ещё глубже. ― Как будто ты раньше этого не знал, ― промурлыкала она ему на ухо, обжигая дыханием кожу, и в ответ тоже ускоряя темп. Никлаус улыбнулся ей откуда-то издалека, светло, влюбленно, и, отведя ее ладонь от себя, приподнял женские бедра, вошел одним движением, силой прижимая только что находившуюся на члене девичью руку к траве. Виктория нашла его губы и простонала прямо в них — настолько сексуально и пошло, что Клаус еле сдержался, чтобы не закончить прямо здесь и сейчас. Он так долго этого ждал, так давно мечтал, грезил о тех ночах, которые у них могли быть, представлял, как брал бы ее в своей постели снова и снова, купаясь в ее прикосновениях и любви… А по итогу у него была только одна ночь, на берегу пляжа, в траве, скрываясь под широкими кронами деревьев и с любопытной луной наверху. Клаус прикрыл глаза, замирая на секунду, а потом позволил себе раствориться в Виктории, смешать тяжелое дыхание со стонами, заглушавшими шум прибоя. Майклсон ускорил темп и, чуть отстраняясь, приподнял её ноги, закидывая их себе на плечи, и снова прижался к Виктория. Прикусив щеку с внутренней стороны, она стиснула плечи вампира, вонзаясь в них ногтями. И замерла, ощущая Клауса внутри в разы чувствительнее, чем в предыдущей позе. Воздух вокруг накалялся. Клаус, опираясь на локоть, провел подушечками пальцев по скуле Виктории и столкнулся с потемневшими в ночи сапфирами глазами. — Всё в порядке? — заботливо поинтересовался он. «Я люблю ее, ― подумал он. ― Боги всемогущие, все силы природы ― я так сильно люблю ее». Виктория улыбнулась ему. — Всё прекрасно, — и она взяла его лицо в ладони, нежно поглаживая щетину. Прошло немного времени, и Виктория села уже сверху на Клауса, ритмично двигаясь на нём. Она цепко хваталась его за волосы, оттягивая голову. Утыкаясь носом в его шею, провела по ней языком, максимально расслабляя Клауса, и услышала, как учащённо бьётся его сердце. И когда он оказался полностью в её власти, неожиданно укусила и всосала кожу, оставляя покрасневший засос, которого завтра, наверняка, уже не будет, но о котором Клаус будет знать. В ответ Никлаус впился горячим поцелуем и укусил ее за нижнюю губу, незамедлительно схватив Ардингелли за горло, перекрывая дыхание, и одним движением перевернул её на спину, нависая сверху всем весом. — Виа, — прохрипел он, не сбавляя темпа, вколачиваясь так сильно, что у Виктории из глаз едва ли не посыпались искры. Её грудь часто и тяжело вздымалась: в лёгких всё ещё не хватало воздуха. Ардингелли на секунду замерла, мягко прикасаясь губами к его губам и обвивая тонкими руками шею. Прищурившись, Клаус внимательно изучал её, и на лице мелькнула полуулыбка. Вампир провел ладонью от плоского живота к груди — медленно, дразняще. Свободной рукой он снова коснулся ее между ног, чувствуя, насколько там всё влажно. Медленно, не спеша растирал смазку, продолжая совершать неожиданно мягкие, аккуратные толчки. Потом снова вернулся к самой чувствительной точке и начал не спеша массировать её, внимательно следя за реакцией Виктории. Возбуждение, копившееся в ней всё это время, неумолимо превращалось в один тугой ком, застрявший где-то внизу живота. Он медленно расширялся, наполняя своим жаром всю нижнюю часть тела. Виктория изо всех сил схватилась за мужское предплечье, стискивая его до белизны в костяшках. Её веки прикрылись, а дыхание постоянно сбивалось в ожидании самого приятного момента… Сладкая истома растеклась по всему телу, и Ардингелли ощущала полную негу и расслабленность. Никлаус настолько ускорился, что Виктория поняла — он тоже находится на пике. Она услужливо поддалась бёдрами назад-вперёд, вдвойне усиливая ощущения. Из горла Клауса вырвался протяжный низкий стон, и Виктория почувствовала, как член пульсирует и сокращается внутри неё. Майклсон обмяк, падая прямо на Ардингелли. К удивлению, Виктория не чувствует ни капли боли: Майклсон оперся ладонью о влажную траву, чтобы не опуститься на неё всем весом. Несколько минут они лежали в полной тишине, слушая дыхания друг друга и рокот волн. Порывы ветра обдували их влажные от пота тела, и Виктория вздрогнула от внезапного холодка. — Замёрзла? — нежно спросил Клаус, заправляя прядку светлых волос ей за ухо. — Нет, — качнула головой она. — Просто ветер. Ласково целуя её в висок, он приподнялся и встал в полный рост, протягивая руку. — Куда? — вопросительно посмотрела на него Виктория. Конечно, лежать на прохладной траве почти полностью обнаженной, имея под собой только тонкую мужскую рубашку и разметавшееся платье, было не слишком приятно, но Виктории было так хорошо, что она не собиралась вставать еще пару мгновений. — Мы с тобой похожи на лесных духов, — усмехнулся он, и Ардингелли разом принялась осматривать сначала себя, а потом Никлауса. Травинки и влажная земля налипли буквально везде: на ладони, на ноги, на ягодицы — даже под ногтями и в волосах он был! Удивительно, как остались чистыми гениталии, хотя насчёт этого Виктория уже не была так уверена… Они искупались еще раз, но в этот раз в абсолютной тишине. Потом вернулись на берег, где теплый ветерок чуть подсушил их одежду, и так же молча собрались. ― Виа, ― проговорил Клаус, помогая ей застегнуть ремни на спине. Ведьма устало что-то промычала, показывая, что слушает его. Клаус прижался к ней со спины, обнимая за талию и утыкаясь носом в светлые волосы. ― Я никогда тебя не забуду, любовь моя. И только сейчас она вдруг по-настоящему поняла, что он задумал. Ее руки дрогнули, чувствуя скорое освобождение, но Виктория взяла эмоции под контроль и светло улыбнулась. ― Я тебя тоже, ― пообещала ведьма, принимая решение. У вампиров как ― эмоции куда сильнее человеческих. Они чувствуют, что могут сделать всё что угодно. Быть кем угодно. Красивые вещи выглядят ещё более красивыми. Все чувства усиливаются, жизнь становится более интенсивной, любовь более сильной. Гнев превращается в ярость. Когда же вампиру становится грустно, он впадает в отчаяние. Горе. Потери. Это может навредить бессмертному. Вот почему многие из них гнали эмоции прочь. Иначе их становится... слишком много. Улыбка Клауса была улыбкой человека, который уже был сломан изнутри. *** Возвращение в особняк было тяжелым, Виктория видела, что каждый шаг Клаус делал словно через силу, явно этого не желая. Он боролся с самим с собой и побеждал. Его любовь к ней оказалась сильнее. В ее комнату они поднялись незаметно, весь дом спал. Замерли в темноте комнаты. ― Тебе не будет больно? ― спросил Клаус, вытягивая ее руки перед собой и касаясь браслета пальцами. Наручники завибрировали, признавая хозяина. ― Могу упасть в обморок, ― предупредила Виктория. Внутри нее все покалывало от возбуждения. Магия, ее сила, ее щит, доспехи, достояние — все это сейчас вернется к ней. Клаус кивнул и дважды постучал по наручникам. Секундная пауза, и вот они щёлкнули и упали на пол. Виктория ахнула, когда магия вихрем к ней вернулась. Ее захлестнуло чувство эйфории. Она обладала магией. Она могла колдовать. Подчинить мир своей воле. Создавать и формировать, уничтожать и разрушать. Виктория сконцентрировалась на Клаусе, несмотря на возбуждение, разливающееся по ее венам. Она словно окунулась в магию, как еще недавно в море, чувствуя ее мощь. Клаус наблюдал за ней с легкой улыбкой, но внутри его глаз уже клубилась темнота, в которую он собирался соскользнуть, едва расстанется с ней. ― Ну вот и все, ― пробормотал он едва слышно, и Ардингелли даже не поняла: обращается он к ней или к самому себе. ― Я… я не отказываюсь от тебя, ― выдохнул вампир. ― Я буду ждать тебя. Но теперь я хочу, чтобы ты пришла ко мне по своей воле, ― пообещал Клаус с неожиданной сдержанностью в голосе. Виктория потерла запястья и посмотрела в окно. Целый мир, за пределами этого дома был целый мир, в большинстве своем еще неизвестный ей, манящий и такой большой. Сейчас, когда к ней вернулась магия, она могла обладать всем этим, каждым уголком мира, всем, чем только могла. Она была свободна. Никлаус Майклсон сделал ее свободной ― от оков и от себя самого. Так сильно любил ее. ― Ждать не надо, ― пробормотала она. Клаус горько усмехнулся. ― Ну, я не смогу полюбить кого-то еще, а секс без любви… Так что я буду, ― твердо проговорил он, будто принося ей клятву любви и верности. Ардингелли вздохнула. Она все еще не была уверенна, что приняла правильное решение, но и принять другое оказалось не в ее силах. Он нужен ей. Слишком сильно, чтобы сейчас отказаться от него. ― Да нет, тебе… ― сифон запнулась, но взяла себя в руки и продолжила дальше. ― Тебе не придется ждать, ― она подошла к Клаусу и взяла его за запястья. ― Твои извинения от всего сердца, твоя искренность — это все, что я хотела увидеть и услышать, Клаус, ― Виктория с серьезным видом кивнула, не переставая смотреть Клаусу в глаза, а потом шагнула ближе и прижалась к его груди. ― Я люблю тебя. И я остаюсь. Ты мне еще должен Мексику, и все сладости мира, и… Договорить ей не дали. Клаус сгреб ее в охапку, приподнял над полом и поцеловал. Он схватил ее сзади за шею, а глаза напряженно сверкнули, когда он прижался к Виктории губами. Клаус наклонил голову, одна его рука зарылась в ее еще влажные волосы, а вторая обхватила ведьму за талию. Из горла Виктории вырвался стон, и, несмотря на шок, она среагировала мгновенно. Схватила его за плечи и наклонилась. Глаза закрылись, и она отчаянно ответила на поцелуй. Что-то вспыхнуло в ее груди — тёплое ощущение, которое прошлось по всему телу, когда Клаус прижал Викторию к себе с огромной силой. Она бы потеряла равновесие из-за кружившейся головы, если бы не его рука, надежно удерживающая на месте. — Клаус, — выдохнула ведьма, прижимаясь к его губам, и когда он отстранился, она прижалась крепче в новом поцелуе. Никлаус застонал. Притянул ближе, сжимая пальцами светлые волосы. Виктория заметила, что его руки слегка дрожат. Чтобы хоть немного успокоиться, скользнула ладонью вверх, пока не положила её на изгиб шеи, удерживая его на месте, пока они целуются. Виктория задыхалась, но было все равно. Она укусила Клауса за нижнюю губу, а затем зализала языком. Всё ее тело в мурашках. Клаус издал гортанный звук, но, похоже, ни капли не протестовал. Лишь начал целовать с еще большей страстью. Когда Никлаус наконец прервал поцелуй и установил некоторую дистанцию, Виктория поняла, как тяжело дышала. Глаза всё ещё закрыты, а в голове пустота. ― Чертова ведьма, ― прошипел он. ― Ты еще в момент, когда я говорил про расставание, решила это! ― сказал Клаус низким и нехарактерно хриплым голосом. Напряженность всё ещё присутствовала в его глазах, когда он смотрел на Викторию. Никлаус изо всех сил старался держать себя в руках, но Ардингелли без труда могла видеть признаки того, что он разозлился. То, как его взгляд непроизвольно скользил от ее глаз к распухшим губам; то, как двигался его кадык, когда он пытался глотнуть как можно незаметнее; то, как он всё ещё держал ее за волосы и талию, чтобы она была рядом с ним. Виктория кивнула с довольным видом. ― Да. Но мне же надо было тебя помучить напоследок. ― Моя чертова ведьма, ― довольно рассмеялся Клаус. Улыбка Виктории расширилась при виде его благоговейного лица. — Не бойся, — шепнула Виктория. — Мы созданы друг для друга. И тут же сама осознала всю истинность своих слов. В такой момент, когда все вокруг идеально, в них не могло быть и тени сомнения. Руки Клауса крепче сомкнулись у нее за спиной и в волосах, он подтянул Викторию поближе, и они застыли, обнявшись. — Навсегда, — подтвердил он.