Держи меня запертой в твоём сломленном разуме

«Время ненависти, ― подумала Виктория. ― А потом будет время прощения и любви… Но сейчас, прости меня Клаус, от всего сердца прошу тебя…» Ей хотелось закричать, но она лишь крепче сжала руку на локте Деймона Сальваторе. Появилось странное желание коснуться своего еще плоского живота, где теплилось доказательство их с Клаусом такой непростой любви, но жест был слишком личным, вызывающим, а от того ― неуместным. Она зашла под руку с Деймоном Сальваторе и выглядела, по его уверению, прекрасно. Еще бы. Ведь на ней была совершенная копия ее свадебного платья. Белое платье пудрового цвета с эффектно расшитым боди и воздушной фатиновой юбкой. Лиф с глубоким вырезом украшал мелкий бисер и стразы, на самом деле являющимся ограненными драгоценными камнями. Спина была полностью открытой, а вырез доходил едва ли не до талии, которая была перехвачена широким поясом под цвет платья, ушитым так же, как и верх. Пышная юбка выглядела так, будто была туманом, что вот-вот рассеится, и мелькающая из выреза нога ведьмы лишь усиливала это ощущение. Она была выше в белых туфлях на тонком каблуке и совершенно прекрасной. Многие взгляды устремились к ней. Клаус почти сразу нашел ее глазами — боль и ярость, отразившиеся на его лице, явно были не наигранными. Он не знал, что жена наденет на этот чертов бал платье, как две капли воды похожее на ее свадебное. У того только не было выреза, и украшения были более яркими и кричащими, а в остальном… то самое платье. Свадебное платье. На Виктории. Которая шла под руку с другим мужчиной. Высоким и красивым Деймоном Сальваторе, так похожим на Мэттью. Человека, который был дорог для Виктории и которого убил ее муж. Против его воли, руки Клауса сложились в кулаки, и он прервал разговор с матерью, смотря на свою жену. Виктория бросила на него мимолетный взгляд. «Смотри на меня, ― мысленно попросила она. ― Смотри, смотри…» И Клаус увидел. Никаких тяжелых ожерелий, браслетов и перстней, при виде которых Борджиа снова бы умерли от зависти, но лаконичность изящных украшений привлекала лишь больше. В глубокое декольте изящно уходила серебряная цепочка, увенчанная классической бриллиантовой подвески в виде капли. Никлаус узнал ее мгновенно. ― Я принес тебе подарок. ― Клаус, ― предупреждающе проговорила ведьма, чуть напрягаясь. Она всегда с опаской относилась к подаркам, особенно от Клауса. Как правило, это было что-то дорогое и вычурное. — Это просто символичная безделушка, ― тут же поспешил убедить Ардингелли вампир, доставая из кармана брюк небольшую деревянную шкатулочку. Он подошел ближе к ведьме и приоткрыл маленькую шкатулочку, уловив любопытный блеск в глазах ведьмы. Сдержав улыбку, он протянул шкатулку Виктории, и пусть она ее не взяла, но посмотрела с открытым интересом. — Это не золото, как видишь, но мне понравилось. Мне кажется, это красиво будет смотреться на твоей шее. Тонкая серебряная цепочка, без какого-либо кулона, красивого плетения. Вещь простая, не слишком дорогая, но явно сделанная со вкусом…. Если не на заказ — Клаус вполне мог с этим заморочиться. ― Тебе нравится? ― спросил он, и Виктория услышала нетерпение в его голосе. Ведьма хмыкнула. ― Твое счастье, что оно подходит к платью, ― заявила ведьма, поворачиваясь спиной к вампиру и приподнимая свои волосы. Едва теплое украшение тут же уместилось на ее шее, проходя чуть выше лифа платья, Виктория коснулась ее пальцами и улыбнулась. ― Спасибо, Клаус, ― проговорила ведьма, поворачиваясь. ― Мне нравится. В тот день она, вопреки здравому смыслу, вопреки своим желаниям, осталась с ним. Сказала, что любит его. И эта цепь на ее шее была немым обещанием остаться с ним после всего, что произойдет сегодня. Злость и ярость не успели сойти с его лица, когда Эстер коснулась его руки, сжатой в кулак. ― Никлаус, будь спокоен, ― шепотом произнесла она, и Клаус порадовался, что не успел взять себя в руки. Он впился глазами в Викторию и Деймона. Вампир указал на что-то ведьме, прошептал, склонившись к ее уху, и Виктория улыбнулась, довольно искренне. Этого хватило, чтобы возбудить былую ярость. Надо было начинать. Клаус был на взводе. ― Как я могу быть спокоен, когда моя жена позволяет заявиться себе в компании этого… этого… ― Никлаус! ― прервала его мать, параллельно посылая вежливую улыбку какому-то гостю, который высказал восхищение внутренними убранствами особняка. — Благодарю, ― вежливо проговорила Эстер, чтобы тут же забыть лицо человека и снова обратиться к сыну. ― Такой прекрасный вечер… и наша семья снова вместе. Не будем… ― Виктория тоже моя семья, ― твердо прервал мать Клаус и, всунув бокал бесшумно проходящему мимо официанту, направился к жене, которая, указав Деймону на одну из картин, что-то объясняла склонившемуся к ней вампиру. Появившись рядом с ними меньше, чем через пять секунд, Клаус сжал руку Виктории и требовательно дернул на себя. ― Ты, кажется, забыла, кто твой муж, ― едва слышно прорычал Клаус, прожигая взглядом свою жену. Он не выглядел как тот, кто еще пару часов назад уговаривал Викторию. ― Расслабься, Клаус, ― проговорил Деймон с развязной усмешкой. ― Я просто… ― Ты просто убираешь свои руки от моей жены, иначе я их вырву тебе. ― Прекрати, ― шикнула Виктория. Пара людей, проходящих мимо, кинули на них заинтересованный взгляд, но, ощущая всеми нервными окончаниями опасность от гибрида, поспешили уйти от него подальше. ― Ничего страшного не произошло, Никлаус. Клаус хмыкнул. Он с удивительной легкостью вжился в роль, хотя ему самому было отвратительно делать все это. Он произнес всего несколько предложений, а ему уже хотелось прекратить весь этот спектакль. Но это был, вероятно, единственный способ справиться с их матерью. ― Ладно, ладно, ― издевательски приподнял он руки, чувствуя заинтересованный взгляд матери, который так не могла скрыть, как бы ни хотела. ― Для первого раза пойдет. Спасибо, что проводил ее, ― Никлаус оскалился, продолжая держать Викторию за локоть и прижимая ее к своему боку. Виктория поморщилась и попыталась незаметно вывернуться, но Никлаус удержал ее. ― Как будет угодно, ― Деймон неправдоподобно раскланялся. ― Но оставляю за собой право первого танца. Глаза Клауса опасно потемнели, и Деймон поспешил скрыться с глаз уже порядком раздраженного гибрида. Никлаус резко выдохнул. Ему это все ощутимо не нравилось, но еще больше не нравилось, что раздражение и ревность даже не приходилось изображать. Говорят, ревность ― удел неуверенных в себе, но Никлаус этим не грешил. Его ревность имела совершенно другой оттенок. Виктория была его. По-настоящему его и всегда его. Как кто-то посмел прикасаться к ней? Разговаривать с ней, смотреть на нее? Хотелось вывернуть ее наизнанку и залезть в ее кожу, оказаться внутри, хотелось сожрать ее, как пожирал своих детей греческий бог Кронос, приклеить к себе, вырезать ее на себе ― и себя на ней до судорожной кровавой боли. ― Отличное представление, Никлаус, ― издевательски проговорила Виктория, когда Деймон отошел. Клаус незаметно провел большим пальцем по ее коже вверх-вниз, словно извиняясь за это отвратительное начало. ― Давай договоримся: хотя бы этот вечер не порть своей ревностью и злостью, ладно? ― устало выдохнула девушка. Клаус кивнул, чуть помедлив. ― Если ты будешь вести себя прилично, ― проговорил Никлаус и почувствовал, как все вспыхнуло внутри его жены. ― У вас все нормально? ― Финн появился рядом, покровительственно положив руку на плечо Виктории. Клаус едва ли не зарычал. Этот вечер грозил изрубить его нервную систему в клочья. ― Мама беспокоится. Они все втроем синхронно повернулись. Эстер Майклсон смотрела на них, даже не скрываясь, и, поймав взгляд Виктории, чуть ободряюще кивнула в знак приветствия. ― Да, все нормально, ― отважно кивнула Виктория, чуть улыбаясь. ― Не стоит беспокоиться, Финн, спасибо. Скажи так своей матери. Финн посмотрел на Клауса, потом снова перевел взгляд на невестку. ― Ты прекрасно выглядишь, ― наконец сказал он. «Они что, все решили меня бесить сегодня?» ― подумал Клаус отстраненно. ― «Сальваторе ладно: он часть плана… Но Финн?» Хотя старший брат был более, чем прав. Никлаус не должен был так реагировать. Его братья всегда отдавали должное красоте его жены, как и многие мужчины рядом с ней. Так что надо было принять это. — Это свадебное платье? ― Нет, только его весьма удачная копия. Я подумала, что оно подойдет для бала в честь воссоединения семьи. ― Тогда надеюсь, что вечер будет для тебя удачен, ― кивнул Финн и, бросив предупреждающий взгляд на Клауса, быстро и ловко затерялся среди других гостей. Эстер Майклсон, сказав что-то Элайдже, поднялась наверх по лестнице, вежливо улыбаясь встретившимся по пути гостям. Виктория глянула на Клауса. И вот они вновь одни, ни одного ключа, три двери, и дым заполняет комнату. ― Ты должен чуть успокоится, ― тихо произнесла она. — Это игра, не более, а мы с тобой азартные игроки. Знаю, это плохой спектакль, но мы должны так поступить. ― Это отвратительно, ― почти не размыкая губ пробормотал гибрид. ― Мне хочется отрезать себе язык. ― Понимаю, ― терпеливо кивнула Виктория. ― Но ты должен владеть собой. Успокойся. Иначе… Она не договорила, но Клаус уловил, что она хотела сказать. Ему нужно успокоиться, иначе когда дело дойдет до их плана, он на самом деле применит к жене силу, а ей совсем не хотелось пострадать от настоящих побоев: разыгранных на публику и так хватит надолго. Никлаус, чуть помедлив, кивнул. К тому моменту, как Элайджа взошел на лестницу, чтобы произнести свою речь и объявить начало бала, напряжение между Клаусом и его женой можно было резать ножом. Никлаус продолжал держать Викторию за локоть, но, когда Ребекка чуть качнула головой, приглашая их обоих к Майклсонам, Ардингелли бережно вывернула свою руку. ― Ты тоже! ― тут же взвился Клаус, уловимо и для людей рядом, и для вампиров чуть подальше. Финн поджал губы. ― Нет, ― твердо ответила еретичка. Никлаус сжал зубы, но в итоге просто ушел, даже не оборачиваясь. Он не сводил с нее взгляд весь монолог Элайджи и потому точно видел, как рядом с ней нарисовался Деймон. Но вместо его лица, Клаус увидел другое ― то, которое однажды превратил в такое кровавое мясо, и в глазах у него еще больше потемнело. Он знал, что просто не будет, но даже такое начало выворачивало его внутренности наизнанку, и это удивляло. Что с ним происходило? Он всегда был прекрасным лицедеем, всегда прекрасно справлялся с эмоциями, и пусть те, что взывала в нем жена или которые были связаны с ней, были ему несколько неподвластны, он всегда мог себя держать в руках… ну, почти всегда. А сейчас от простого представления он превращался в пороховую бочку. «Наверное, потому что у нас только-только все наладилось, ― вдруг подумал он. ― А мы вынуждены превратить светлое начало вот в это…» Он посмотрел на плоский живот своей еретички и внезапно чуть поуспокоился. Ребенок. Часть ее и него, какое-то новое, общее начало, светлое будущее и надежда на лучшее. Они связаны самыми крепкими узами, они теперь связаны кровью, а через девять месяцев будут связаны плотью нового человека. Думая об этом, Клаус даже убедил себя не убивать Деймона, который, склонившись к Виктории, что-то спрашивал. Несмотря на то, что на его лице играла широкая, почти мальчишеская улыбка, Клаус видел, что синие глаза были серьезны. Для Деймона это тоже был серьезный спектакль, только играл он хуже… Хотя, вряд ли он был бы беспечным, проявляя настоящее внимание жене первородного гибрида. ― Справляетесь? ― спросил Деймон у Виктории кратко, и Ардингелли чуть кивнула. ― Главное, чтобы Клаус не разозлился по-настоящему, ― едва слышно ответила она, потому что в этот момент наверху лестницы появилась изящная фигура Эстер, затянутая в синий бархат. ― В любом случае все не так плохо, ― чуть увереннее добавила она. ― Клаус импульсивен, но, думаю, я справлюсь. ― Я не хочу, чтобы он навредил тебе, ― мягко проговорил Деймон, и внезапно Виктория услышала, сколько искренности было в его словах на самом деле. Он правда переживал за нее, потому что как бы ни была сильна еретичка, Клаус был сильнее. В отношение ее Клаус мог играть нечестно, всеми правдами и неправдами удерживая ее рядом с собой, а Виктория обычно слишком сильно любила его, чтобы придавать этому значение. Большую часть времени ей было все равно, а когда становилось невыносимо, она просто уходила от него на несколько часов или дней. Находя ее после, Клаус был куда спокойнее. ― Я с ним справлюсь, ― отважно заявила ведьма. ― Всегда справлялась. Кроме того, сейчас у нее было преимущество, о котором она раньше и думать не могла. Виктория бросила быстрый взгляд на свой живот, притворившись, будто поправляет платье. Что-то важное. Нуждающееся в защите. Что-то, ради чего они с Клаусом должны сражаться еще сильнее. Элайджа закончил свою речь, предложив всем присутствующим направиться в зал, чтобы открыть бал с танца, и Клаус поспешил к жене, но Деймон, подхватив Ардингелли за руку, спешно удалился с ней в зал. В круг танцующих они встали одними из первых. В снова чувствующем сердце шевельнулась припрятанная боль: когда-то она учила танцевать юного Мэттью Сальваторе, что смотрел на нее, как на божество, пока Клаус был слишком далеко от нее. ― Тебе бы тоже с кем-нибудь потанцевать, ― заметила Эстер, останавливаясь рядом с сыном, который не сводил взгляд с танцующей прекрасной пары. ― Я буду танцевать со своей женой, ― ровно ответил Клаус, и Эстер чуть нахмурилась. ― Ты должен доверять ей. Сбавь обороты. Она не твой домашний питомец или… ― Она ― моя, ― прервал мать Никлаус, сверкнув глазами. Старая мелодия длилась не более трех минут, однако Клаусу каждая секунда казалась вечностью. ― И позволяет себе нечто подобное… Пренебрегает мною, игнорирует меня. Кто она такая? ― Клаус тяжело проглотил горечь этих слов. ― Всего лишь женщина, которую я выбрал. Я выбрал, а не это проклятое мироздание, или кто там отвечает за раздачу соулмейтов? Даже тем, что она все еще жива, Виктория обязана мне. ― Клаус… ― Я убью ее, если она меня разлюбит. «Я люблю ее. Люблю ее, и даже этого ребенка внутри нее смогу полюбить однажды, обязательно. Никогда не причиню им вреда, всегда смогу защитить. Смотри, Клаус, смотри, ― зрачки в его глазах расширились. ― Эта женщина подарила тебе все, о чем ты и мечтать не мог. Это она выбрала тебя, когда ты был бессилен. Не смей забывать». Мать стояла, ошарашенно глядя на него. Видимо, такой пассаж она не ожидала от него, но Клаусу было все равно. Отчасти… было ли это правдой? Глубоко внутри, могло ли все это оказаться правдой, отражением его самых мрачных желаний и мыслей? Они с Викторией судорожно вытаскивали самые черные и мрачные мысли друг из друга, чтобы звучать правдоподобно. Говорить друг за друга было легче. Но неужели Клаус был таким? Неужели он считал, что Виктория была всего лишь кем-то, кто принадлежал ему? Что она бы не выжила без него? Неужели он был способен убить ее, если она его действительно разлюбит? Мелодия закончилась. Клаус направился к танцующей паре раньше, чем взволнованная слишком неожиданным для себя открытием Эстер успела бы остановить его. ― … не фамилия Клауса, ― услышал он обрывок разговора Деймона и Виктории. Ардингелли чуть пожала плечами и собиралась что-то ответить, очевидно о том, почему оставила фамилию своей матери, но Клаус появился рядом и схватил локоть. ― Надеюсь, вы повеселились, ― ровно проговорил Клаус. Деймон и Виктория уставились на него с одинаковым выражением недоверия на лицах, и Никлаус понял, что сыграл слишком хорошо. Они оба знали, каким вспыльчивым и яростным он мог быть, и, вероятно, решили, что он и вправду на взводе. «Боже, действительно ревнивый ублюдок, как есть» ― подумал Клаус и едва заметно качнул головой, показывая, что все нормально и он себя контролирует. ― Твоя жена — замечательная женщина, Клаус, ― проговорил Деймон, вернув себе яркую улыбку. ― Она меня просто очаровала. ― Не сомневаюсь. Но скажешь это еще раз, и я разорву тебя прямо здесь. Деймон кивнул, не прекращая улыбаться. Из праздного любопытства Клаус сравнил его и того юношу, которого увидел только дважды в жизни ― чтобы узнать, кто он, и когда убивал его. Деймон казался моложе Мэттью Сальваторе, его лицо не было таким благородным и учтивым, а насмешливая улыбка делала его похожего больше на подростка, чем на благородного лорда, которым был Мэттью. И, вероятно, характеры у них были ровно противоположными ― Мэттью писал ей стихи и читал их, был романтичным и нежным, а Деймон был из тех, кто пытался властвовать и обладать. Деймон шутовски отклонился, а потом, кинув быстрый взгляд за спину Никлауса, произнес одними губами: «Ведьма хочет поговорить с Еленой» и быстро исчез. ― Клаус, без скандалов, ― возвращаясь к их представлению, проговорила Виктория. ― Никаких скандалов, если до конца вечера моя жена пообещает не вести себя как незамужняя девица, ― проскрежетал Клаус и, схватив Викторию за талию, потянул ее в круг танцующих. Он так много раз назвал ее «моя жена», и все это в рамках этого ужасного действия. Лишь бы потом у него нашлись силы продолжить ее так называть. Финн, по легкому кивку матери, попытался перехватить Викторию из рук очевидно разгневанного гибрида, но Клаус успешно миновал его, потянув Викторию за собой, как тряпичную куклу. Еретичка раздраженно зашипела на него, когда Клаус притянул ее к себе, готовясь к танцу. Его глаза быстро прошлись по ней снизу-вверх. Его Виа была так красива: платье пудрового оттенка красиво очерчивало высокую грудь, открывало покатые белоснежные плечи, волосы золотились в свободной прическе, алмаз на шее сверкал в ярком освещении. Клаус чувствовал себя абсолютно счастливым и не отрывал взгляда от жены. ― Нам надо будет подняться наверх, ― напомнила ведьма едва слышно, когда они сделали первый шаг. Танец этот, как и многие другие, был им хорошо известен, и не надо было задумываться о том, чтобы делать изящно-правильные движения. Их тела будто двигались против их воли. ― Я помню, ― сказал он, поморщившись. Пусть думают, что они с женой все так же в ссоре. ― Но не знаю… Я постараюсь быть… ― Не надо, ― прервала она его. ― Я позаботилась о защите новых обстоятельств. Ничего страшного не произойдет, ― Виктория чуть дернулась в сторону, будто пытаясь уйти от его прикосновений, но Клаус прижал ее обратно. Он не отрывал от нее взгляда ― единственное спасение от этого тихого, ядовитого ужаса находилось в ее глазах, которые не могли его обмануть. Резкое звучание мелодии старого танца заставило Клауса в следующие несколько шагов подхватить Викторию на руки. Ведьма оперлась руками о его плечи, и на несколько секунд Клаус не видел ничего, кроме очертаний ее лица, которое упрятали тени от больших люстр наверху. Несмотря на это, Никлаусу показалось, что ощутить большую любовь просто невозможно. Он держал на руках любимую женщину, которая так же любила его в ответ, жертвовала ради него всем, оберегала и будила в нем нежную привязанность и горячую страсть. Теперь к этим чувствам прибавилось и преклонение перед матерью будущего наследника. Сердце щемило от переизбытка чувств, от желания бесконечно благодарить, постоянно находиться рядом, обнимая крепко-крепко или, наоборот, нести на руках снова и снова. Чувствуя все это, Клаусу казалось еще отвратительным все, что предстояло сделать дальше. ― А кстати, почему? ― вдруг спросил он, когда танец стал все замедляться и замедляться, чтобы через пару шагов исчезнуть окончательно. Клауса терзало отвратительное чувство, что никто не ставил под сомнение все происходящее сегодня ― все верили, что он мог быть таким. ― Что, почему? ― непонимающе спросила Ардингелли. ― Ты продолжала использовать свою фамилию, ― терпеливо пояснил Клаус. ― Сейчас ясно, но тогда? Почти все, кто знал тебя, знали под фамилией Ардингелли, даже Марсель, хотя к тому моменту мы уже были женаты много лет. Виктория чуть повела плечами. ― Никогда не задумывалась об этом, ― честно призналась Виктория. ― Сначала я забывала представиться твоей фамилией, потому что сама не привыкла, а потом как-то забыла об этом. Но знаешь, ― она усмехнулась. ― Даже королевы не брали имена своих мужей, а я была женой короля. Клаус согласно хмыкнул. Вечер затягивался на более долгий срок, чем они оба хотели. Как это всегда бывало, время перед самой неприятной частью плана тянулось дольше, чем обычно, и Клаус с Викторией успели переброситься еще несколькими остротами, чем заслужили настороженный взгляд Элайджи, Ребекки и Финна, в то время как Кол расплывался во все более широкой улыбке, довольствуясь отвратительным вечером Клауса. Виктория, к ее собственной радости, держалась с поистине королевским достоинством, хотя ей казалось, что силы идут на упад. От усталости раздражение поднималось все быстрее и быстрее, и Ардингелли держалась просто чудом. Во многом, неожиданно для самой Виктории, помогала мысль о ребенке. Обессиленная тяжелыми раздумьями и еще более тяжелыми поступками, Виктория спасалась только этими мыслями. Хотя еще пару дней назад ей казалось, что о ребенке и речи идти не могло, а теперь она жадно вглядывалась в картины будущего, в картины, где их с Клаусом ребенок становился самым сильным и неуязвимым существом на этом свете. Он будет гребаным принцем этого мира. Безумие. Безумие, которым заразил ее Клаус, крепло, сминало рассудок Виктории. Да, она пойдет на это. Пойдет на все ради будущего ― своего, Клауса, их и ребенка. Ребенок станет смертным приговором для всех их врагов. Они все выдержат ради этого. Наконец, Эстер с вежливой улыбкой поднялась наверх, к жилым комнатам, а спустя пару минут Финн сопроводил туда Елену Гилберт. Клаус махом допил бокал шампанского и заметил идущего к ним Элайджу. ― Я тебе все сказал, ― прошипел он Виктории в лицо. ― Привяжу, любыми способами. Ноги переломаю, если понадобится. Еще одно заклятье на крови хочешь? Свяжу им так, что не отвяжешься. ― Я тебя со свету сгнию, ― холодно заявила Ардингелли. ― Никлаус, клянусь, еще одна подобная выходка… ― Оба успокоились, ― рыкнул Элайджа, появляясь рядом. ― Грызетесь как собаки целый вечер. ― Я сразу сказала, что так будет, Элайджа, ― заявила еретичка. ― Говорила, что он убьет меня. Что он любил меня лишь до того, как я не сбежала. Ты пытался убедить меня, что Никлаус не сделает мне больно. В итоге, кто из нас оказался прав? ― За много лет моя жена забыла о своем месте, ― в тон Виктории заявил Клаус. ― Но ничего, я напомню ей, как только мы разберемся со всеми насущными проблемами. ― Никлаус, ― осуждающе проговорил Элайджа, но раньше, чем он успел бы снова призвать их к спокойствию, рука Виктории взметнулась вверх и ударила Никлауса по щеке. Она стала задыхаться по-настоящему, глядя на то, как расцветает след от ее ладони расцветает на щеке Клауса. Кольцо на ее пальце прошлось по его нижней губе, и Клаус почувствовал, как начинает саднить разбитая губа. Небольшая капля густой крови налилась из раны и скатилась вниз. Клаус вытер ее костяшками пальцев. Ей захотелось отрубить себе руку. Глаза Никлауса опасно потемнели. ― У нас на втором этаже прекрасная галерея, ― заявил Элайджа поспешно, вставая между невесткой и братом. ― Посмотри ее, пока я найду Деймона Сальваторе, чтобы сопроводить тебя домой. Виктория кивнула. Все складывалось еще лучше, чем она сама ожидала. Галерея с редкими картинами, которые Майклсоны купили на аукционах ― или выкрали, потому что этого захотел Клаус или Ребекка ― интересовали ее меньше всего. Проходя мимо комнаты, которая была прикрыта защитным заклятьем, она разочарованно выдохнула ― подслушать не получится. Но было хорошо, если Эстер услышала, как гневно она пролетела мимо них. Финн точно услышал. Виктория рассматривала выкраденные из музея Изабеллы Стюарт Гарднер в Бостоне тринадцать экспонатов, среди которых были работы Яна Вермеера, Рембрандта, Эдуарда Мане и Эдгара Дега, она мысленно отсчитывала минуты до нового унижения. Она прикрыла глаза, уловив шаги Никлауса совсем рядом с комнатой. Она сделала глубокий вдох. На несколько секунд она испытала острое разочарование от того, что решила надеть это платье ― испачкать столь важный и светлый момент их прошлого... Но оно удачно вписалось в общую картину этого ужаса. Клаус открыл дверь достаточно громко, чтобы следящий за ним Финн услышал. ― Ты совсем страх потеряла, ― заявил он, нервно дергая ворот рубашки и на ходу скидывая пиджак. Тоже достаточно громко. ― Мне необходимо напомнить тебе, кто ты такая. ― Хоть пальцем коснешься меня — я выпью из тебя всю магию, ― яростно прохрипела еретичка, делая шаг назад. ― Превращу тебя в древнего старика, и когда ты рассыпешься пеплом, развею тебя по ветру. ― Звучит как признание в любви, ― усмехнулся Клаус. ― И ты забыла. Моя жена не может говорить мне «нет». Клаус бросился к ней, как дикий волк к понравившийся самке, готовый вонзить в нее зубы, чтобы удержать на месте. Он толкнул ее с неожиданной силой, и Виктория ударилась о стену плиты не слишком удачно ― в одной из выставленных рук раздался неприятный хруст, а следом по запястью пробежала резкая боль. ― Чертово отребье, ― захрипела Ардингелли, чувствуя, как Клаус прижимается к ее спине грудью. Она попыталась изогнуть руки, чтобы коснуться его, но Никлаус ловко перехватил их одной рукой. Продолжая прижиматься к ней всем телом, блокируя ее движение, Клаус свободной рукой проник под ее платье, задрав, и ласково огладил прохладные, плотные бедра. Она оба прислушивались и безошибочно уловили торопливые шаги Эстер и более спокойные ― Финна, который без труда поддерживал взятый матерью темп. Хотя показалось, что они не очень спешили, будто желая, чтобы Клаус причинил своей жене как можно больше боли, чтобы у нее был мотив причинить боль в ответ. ― Прости меня, ― едва слышно прошептал Клаус на ухо, Виктории. Она кивнула. ― И ты меня. Она рванулась ― хотя не была уверена, вырвется ли из такого положения, если Клаус всерьез собирался ее удержать. Клаус рванул за ней, схватил за волосы и потянул зажатые в кулаке светлые локоны, швырнув грудью на подлокотник высокого кресла. Удар вышиб из еретички воздух, но она послушно уперлась согнутыми руками в подлокотник и приподнялась, радуясь, что на ребенке это не отразится. Это было странно ― чувствовать, как откровенно оглаживают тело, словно смакуя каждый клочок нежной и бархатистой кожи, и слушать яростные мужские вздохи, когда ты знаешь, что за вами скоро придут. ― Нет... ― протянула еретичка. ― Моя жена не может говорить мне «нет», ― совершенно чужим голосом возразил Клаус, двигая ладонью по бледной спине Виктории еще увереннее. ― Твое «нет» всегда значит «да», не правда ли? ― вторая рука сжала ее волосы еще сильнее, заставляя Викторию запрокинуть голову. ― Ты останешься со мной, ― прохрипел он, морщась, когда разбитая губа вновь начала жечь. ― Не смей заставлять меня! ― Слушай сюда, чертова ведьма… Шаги раздались совсем близко. Клаус позволил Виктории выставить руку и откинуть его сильной энергетической волной. Гибрид пролетел к противоположной стене, переломив пополам картину «Концерт» Яна Вермеера. Он зарычал, и на несколько секунд Виктория испугалась. Но в обращенных к ней глазах Клауса стояла паника, хорошо замаскированная, но отлично ею узнаваемая. «Только пообещай, что не уйдешь от меня после этого» ― сказал он ей тогда, стоило им принять окончательное решение по поводу этого мерзкого плана. «Ни за что» ― твердо ответила еретичка и действительно в это верила. Она сама придумала этот план, так что какой смысл был обижаться на Клауса, когда он просто делал то, что она же и предложила. ― Никлаус! ― рычит Элайджа, привычно растягивая букву «и», распахивая дверь. Ардингелли отвлеклась на него на пару секунд, и Клаус воспользовался этим, чтобы снова броситься к жене. Воздух вокруг них пульсировал таким ощутимым ядом, привкус металла на языке уже казался настоящим. Виктория зарычала, поднимая руку, но Клаус оказался быстрее и сильнее. ― Клаус! Что ты делаешь? ― зло и требовательно позвала Эстер. Клаус стиснул зубы, не в силах поверить, что это с ним происходит. Что это происходит с ними. Это произошло быстро. Он позволил чувствительности угаснуть на пару секунд, а разуму загореться черной яростью. Его рука занеслась, и Никлаус ударил Викторию наотмашь. Еретичка вскрикнула, и человечность Клауса разгорелась с неожиданной силой, когда он понял, что сделал. Он видит ошарашенное лицо Виктории и красную струйку, спускающуюся по её подбородку. — Иди к черту, ублюдок, — выплюнула она. ― Назови меня так еще раз, и я вырву тебе твой язык. Он чувствовала, как дрожали её колени, как сдавленно она дышала — её слабость делает его хищником. В голове у Клауса зазвенело. Он вдруг почувствовал тяжесть только что случившегося на своих плечах — слова перестали описывать смысл и разбились, падая осколками к его ногам, а потом начали источать гной. Комнату заслонил чёрный туман, и его взгляд врезался в пустоту — ничего, ничего больше нет. Он продолжает давить на шею Виктории, пока она судорожно скребет пальцами по его руке. Финн и Элайджа с паузой недоверчиво рассматривали это. Они оба замешкались, не веря, что их брат действительно ударил свою жену. Он же любил так сильно, так сильно… Как он мог сейчас ударить ее? Лишь когда Виктория захрипела, на мгновенье пытаясь упереться в его грудь и отстраниться, но Клаус сдавил пальцы на её шее, сильнее прижимая хрупкое тело к шкафу ― Элайджа понял, что произошло на самом деле. Лишь когда Виктория схватилась за запястье Клауса и зажмурилась, а кровь стекла вниз по её шее, Элайджа понял, что сделал его брат. Элайджа первый метнулся к брату, откинул его сильным движением, пока Финн прикрывал собой Викторию. Клаус впер в Викторию безумный взгляд. Мог ли он не заметить, как сходит с ума? Майклсон мысленно отмахнулся: какое уж тут сумасшествие, просто шоу закончилось раньше, чем они планировали, но именно так, как они планировали. ― Я убью тебя, если ты меня разлюбишь, ― прохрипел Клаус. Элайджа ударил его ногой. Яркая вспышка боли ослепила его. Никлаус согнулся пополам, и сдавленный хрип сорвался с его губ, но удар не заставил замолчать. ― Я уничтожу тебя! Его шея хрустнула. Элайджа, не выдержав такого обращения с Викторией, дернул его шею, и Клаус тяжело повалился на пол. Финн вцепился в Викторию, помогая подняться и заводя себе за спину, обнажив зубы, смотрел на брата, будто Клаус мог встать снова. ― О, дитя, ― вскрикнула Эстер, бросившись к Виктории. ― Все хорошо, хорошо. Он тебя больше не тронет. ― Я убью его, ― прохрипела Ардингелли. ― Убью, клянусь вам. Эстер заглянула ей в глаза, будто убеждаясь в ее решении. ― Виа… ― пробормотал Элайджа. ― Все, что он делает, причиняет мне боль, ― заявила она. ― Причиняет мне физическую боль, вечно разбивает сердце, ― Виктория вцепилась в руки Эстер, словно испуганное дитя искало защиту у матери. Ее голос дрогнул, и она заплакала. ― Он уже убил Мэттью. Убил того, кого я любила. Ему теперь осталось убить меня. Она продолжала плакать, выплескивая все эмоции, что она подавляла до этого. Первородная ведьма поглаживала ее по волосам, стараясь успокоиться. Она плакала, а в следующее мгновение даже неожиданно для себя зашлась в приступе истерического хохота — ее смех, весь состоящий из спазма, крика и горя, ломал кости. ― Я попрошу Финна отвести тебя домой, ― пробормотала Эстер, но Виктория качнула головой. ― Я справлюсь, ― прошептала Ардингелли. ― Я всегда справлялась с ним. ― Виктория, ― сказала Эстер. Сделав паузу, она произнесла: ― Тебе не обязательно справляться с ним всегда. Виктория заглянула в решительные, холодные глаза Эстер. «Давай избавим тебя от боли, ― сказала она. ― Всех избавим. Убьем его, вместе». ― А если я умру тоже? ― едва слышно проговорила Виктория. ― Я же тоже его крови…. Эстер поджала губы, уже даже не скрывая, что Виктория угадала ее мотивы. ― Мы разорвем связь, ― сказала она. ― Если ты уверена, что хочешь. ― Я хочу, чтобы он прекратил портить мне жизнь, ― сказала Виктория. ― А хочу я жить без соулмейта или нет, решу позже. Эстер кивнула. ― Мы удержим Клауса сегодня. Виктория чуть кивнула, хотя она точно знала, что Клаус найдет способ прийти к ней сегодня. Не сможет по-другому. В эту ночь ему до боли будет необходимо чувствовать ее, понимать, что она не злится на него. Виктории надо будет как можно быстрее скрыть шрам, чтобы Клаус его не видел, иначе он не успокоится. Елена и Сальваторе решили о чем-то поговорить с ней, но Виктория сказала, что зайдет завтра. Рассматривая ее покалеченное лицо, Деймон спросил, не надо ли ее проводить, но Ардингелли отказалась. У нее комом в горле встал этот роскошный особняк с вычурным фонтаном, эти люди и напитки в хрустальных бокалах — всё это было частью какой-то дьявольской канвы, и она хотела порвать её в клочья. Единственное, что хочет сделать Виктория — исчезнуть к чёртовой матери. ― Я в порядке, Деймон, ― коротко ответила Виктория. ― Завтра… завтра поговорим, хорошо? ― Хорошо, ― озабоченно кивнул Деймон. ― Будь осторожна, ― взволнованно проговорила Елена, вглядываясь в красивое лицо Виктории. ― Пожалуйста, Виктория. Еретичка нашла в себе силы растерянно улыбнуться. ― Спасибо. Я буду. У самого входа Стефан снова нагнал ее, принес свой пиджак, будто еретичка могла замерзнуть, и еще раз спросил, не надо ли ее проводить. Несмотря на то, что сейчас забота показалась немного навязчивой, Виктория ответила все так же вежливо, и Стефану хватило короткого ответа. Сказав, что они будут ждать ее не раньше, как она найдет в себе силы, Стефан вернулся в особняк. Виктория не смогла сдержать расслабленную улыбку. Они почти не знали друг друга, их связывало только несколько общих дел и легкая симпатия, несколько обещаний, но для Гилберт и Сальваторе внезапно оказалось этого достаточно, чтобы беспокоиться о ней и попытаться позаботиться. Домой она зашла бесшумно. Несмотря на то, что еще днем Карлотта была полна решимости дождаться ее и первой узнать все новости и сплетни, почтенный возраст и устоявшийся режим дня взяли свое, и Виктория нашла Трублад спящей в кресле перед телевизором. Несмотря на то, что никаких моральных сил у нее не осталось, еретичка, переодевшись, отнесла Карлотту в спальню и открыла окно, чтобы в комнате было свежо. Она на ходу стянула платье, пообещав себе сжечь его завтра днем. Открыв окно, она ушла в ванную. Расплела волосы, смыла макияж, а потом, чуть подумав, полностью помылась, смыв лак с волос и любые следы этого вечера. Надев нижнее белье, Виктория только наполовину высушила волосы и рухнула на кровать, завернувшись в одеяло. Все получилось. Получилось просто прекрасно. Эстер верила, что Виктория хочет убить Клауса. Они сыграли просто прекрасно в этом мерзком действии, и это дало плоды быстрее, чем они вообще рассчитывали. Голова кружилась, ноги дрожали, рука болела, и она поддерживала ее здоровой. Она поджала ноги к груди, а потом выпрямила и приложила руку к животу. Тепло обожгло ее ледяную руку, и Виктория чуть улыбнулась. Ребенок будто пытался успокоить ее, поддержать, сказать, что они все сделали правильно. Снова и снова она размышляла, почему чувствовала себя так гадко. Она ведь заранее все знала, сама подбивала Клауса, смирилась, даже ждала, и вышло точно по плану, но… Она не хотела такой судьбы. Пусть убийца, шантажистка, бессердечная змея, пусть шлюха… но участь женщины, которую мог ударить ее муж, которую не любили и которой пользовались… участь животного… Это оказалось слишком. По крайней мере, сейчас. Ей нужно было как следует отдохнуть. По иронии судьбы, сон долго не шел. В сердце не было злобы на Клауса или разочарования, наоборот ― она хотела его увидеть, хотела, чтобы он был рядом. Тревоги не было, переживаний тоже. Ребенок внутри нее был цел. Конечно, дальнейшие действия были еще туманы, потому что планов Эстер она не знала, но теперь Древняя ведьма верила, что они были на одной стороне. Все было так, как они с Клаусом хотели, так почему сейчас она чувствовала себя такой брошенной? Возможно, ей и вправду нужен был Клаус. Рядом с ним она могла почувствовать себя сильнее, чем есть. Или, по крайней мере, она должна была заснуть. Она почти заснула, не зная, как долго просто лежала, спала ли, но когда почувствовала горячие ладони на своих ледяных плечах, она порывисто выдохнула. ― Любовь моя, ― пробормотал Клаус, прижимаясь к ней. ― Мне… я все еще могу прикоснуться к тебе? Виктория чуть пошевелилась, и когда Клаус отстранился, она откинула одеяло, предлагая лечь рядом. Она услышала, как зашуршала одежда, и спустя полминуты к Виктории прижалось горячее, сильное тело. Клаус обвил ее тело руками, уткнулся лицом в шею, и Виктория почувствовала, как его всего трясет. ― Щека болит? ― спросил он срывающимся шепотом. ― Мне даже тогда не было больно, ― сказала Ардингелли. ― Но жест получился донельзя пренебрежительным. То, что надо было. ― Не надо было, ― Клаус потерся носом о ее шею. ― Я знаю, что это была кульминация, но… но я хочу руку себе отрубить. Виктория хмыкнула. Она положила свою руку поверх его, которая лежала чуть выше ее живота, и сжала пальцы. ― Все получилось прекрасно, Клаус. Твоя мать поверила, что я хочу от тебя избавиться. — Да, прекрасно, ― выдохнул Клаус и затих. ― Я не должен был. Несмотря ни на что, не должен был… Прости меня, ― он поцеловал ее в лоб и обнял еще крепче, ощущая, как бешено колотится сердце у нее в груди. ― Не говори ерунды. Мы оба поступили верно, ― она подняла на него затуманенный взгляд, после чего Клаусу захотелось лично уложить ее спать, поддержать, улечься рядом и ждать, пока она мирно заснет с разметавшимися по подушке и поблескивающими в темноте волосами. Во сне она была невероятно прекрасна. Виктория пошевелилась, развернулась и поцеловала Никлауса в подбородок. Клаус накрыл ее щеку своей ладонью и поцеловал в губы. Он прижал еретичку к себе и вдохнул запах её волос — он скучал каждую секунду, хоть и редко об этом говорил. Она рассматривала его, Клаус был таким красивым в свете ночника. Она поймала себя на мысли, что именно этот момент — в эту секунду — это лучший момент за день, когда её любимый мужчина гладил её волосы. Без дорогих костюмов, без золотых колец и без наигранной бравады. Счастье стало так просто — это его лицо. И ничего больше. Он медленно сжал ее губы своими, опуская ладони на талию. Клаусу всегда нравилось целовать ее, иногда даже больше, чем заниматься самим сексом, и Виктория всегда позволяла ему это. Для Клауса поцелуи были способом помириться, прекратить ссору, обратить внимание, показать, кому она принадлежит, успокоиться. Так что не было ничего странного в том, что в этот момент их обоюдной уязвимости он хотел целовать ее, а не заниматься с ней сексом. Виктория чуть улыбнулась, провела пальцами по его коже, прижимаясь к телу грудью. Клаус уронил голову в изгиб ее шеи, заставляя еретичку покрыться изморозью, и Виктории показалось, что она услышала его приглушённый стон. Ардингелли обняла его под рёбрами, позволяя ощущать ее разрывающееся сердце рядом с его, пока Клаус оставлял мокрые поцелуи на тонкой шее. ― Я бы никогда тебя не отпускала, если бы была возможность, ― выдохнула Виктория на ухо Клаусу, и он задрожал. Его пальцы почти до боли впились ей под ребра, и зашелся в крупной дрожи. Он тяжело задышал, дёргая бёдрами, и Виктории захотелось поцеловать каждый его сантиметр. Ардингелли скользнула вверх всем телом, потерлась грудью о распаленную кожу гибрида и не могла сдержать тихих стонов. Клаус крепко сжал ее в объятьях. Пожалуй, на что-то большее сегодня он был не способен. Разве что Виа решит сделать все сама. Однако, Никлаус не был большим любителем подобных вариантов. Гораздо больше его привлекала возможность дать жене не меньше удовольствия, чем она ему. Возможно, уже следующим утром. Но точно не в ближайшие пару часов. Никлаус потерся своим носом о ее, зажмурив глаза, очерчивая пальцами скулы Виктории. Девушка тяжело дышала, в миллионный раз восхищаясь его незримой силой, чувствуя, как все тело покрывает изморозь. Кожа на его пальцах такая мягкая, она поймала губами его ладонь, мягко касаясь, когда он снова вжался между ее бедер. ― Хочешь услышать кое-что приятное? ― вдруг пробормотала Виктория. ― Хочешь снова сказать, что любишь меня? ― хмыкнул гибрид, укладывая голову на ее подушке рядом с головой жены. Виктория усмехнулась и покачала головой. ― Заинтриговала. Не знаю, что может быть приятнее в этот вечер. Виктория переместила его широкую ладонь с переплетенными своими пальцами на свой живот и чуть прикрыла глаза. Она пробормотала едва слышно заклятье, и спустя пару секунд Никлаус ощутил легкую вибрацию от ее живота, а потом их ладони обхватил легкий золотистый свет. В следующую секунду он услышал ровное, сильное сердцебиение. Равномерный гулкий звук. ― Пол ребенка пока узнать не могу, но сердце бьется, и мы можем это слышать, ― пробормотала Виктория, видя, как Клаус с расширенными зрачками смотрит на ее живот. Она сжала его руку и чуть улыбнулась. ― Я могу послушать еще немного? ― спросил он неуверенно, и Виктория кивнула, прикрыв глаза. Она успела задремать, из-за чего заклятье прервалось, и Клаус не стал ее будить. Ардингелли услышала, как он подтянулся вверх, лег рядом с ней и крепко обнял, уткнувшись носом в висок. Одну руку он положил над их головой, а второй обнял ее поперек живота. Виктория сонно накрыла его сильную руку своими ладонями и прижалась ближе. ― Немного спокойствия в нашем аду, ― проговорила еретичка, не открывая глаз. Клаус согласно хмыкнул. ― Да, и я хочу этим насладиться. Клаус погладил ее живот и поцеловал в макушку. Сейчас лежавшая рядом женщина казалась ему такой хрупкой и несчастной. Она не заслужила такого кошмара. Клаус в последний раз коснулся поврежденного места на ее щеке и закрыл глаза, зная, что даже если уснет сегодня, то будет видеть этот вечер под закрытыми веками снова и снова.