Игра в человечность

      Они ютились в одном из залов вокруг нескольких керосиновых ламп, стасканных с соседних комнат. Ник подтянул сюда маленькую металлическую скамейку, на которой тут же устроился Дольф. Кожанку тот снял и подложил под зад, чтобы было мягче, а рукава закатал почти до самых плеч. Отблески керосинок прыгали золотыми бликами в стёклах треснувших очков, пряча под собой измождённые глаза афериста. Детектив осторожно держал его руку, осматривая со всех сторон.       — Судя по твоему кислому лицу, там ничего хорошего, — выдохнул Купер.       Он уже принял кое-какие обезболивающие таблетки, найденные спутником, поэтому от ранений не орал, но в голове всё было ужасно ватным и спутанным. Валентайн аккуратно очистил ожог от кусочков ткани и пыли, смочил тряпку в чистой воде, каким-то чудом уцелевшей в сумке несчастного парня, и попытался медленными касаниями остудить выжженную полосу.       — Я окажу только первую помощь, остальное сделает врач, когда мы вернёмся в город, — отозвался Ник. — Ожог глубокий. Предполагаю, что третьей степени.       — Ай… А вот это уже больно, — сдавленно заскулил Дольф, выгибаясь на скамейке.       Синт остановился в ожидании, его жёлтые глаза светились внимательностью и настороженностью. Купер взял себя в руки и вновь вытянул запястье. Он чувствовал, что если и мог сейчас кому-то доверить раны — то только Валентайну. Конечно, вокруг в принципе никого больше не было, но, даже если бы и нашлись желающие, неизвестно, чего они выкинут и как отнесутся к пациенту. А детектив точно не станет причинят вред, не в его это привычках.       Докатились, Дольф, докатились. Что стало с тобой, раз робота ты отныне считаешь надёжнее других людей? Давно ли ты сам брезгливо дёргался, когда Ник к тебе приближался? Так отчего его холодные пластиково-железные пальцы теперь вызывают такой комфорт и доверие? И голос — мягкий, бархатный, с лёгкой развязной хрипотцой больше не пугает; он обволакивает изнутри, словно тёплое молоко на ночь, растекающееся по телу согревающими волнами.       Закончив охлаждать обгорелую рану и смыв с неё всю оставшуюся грязь, Валентайн обмотал предплечье наиболее чистым хлопковым полотенцем, найденным неподалёку в запертом лаборантском шкафчике. Он старался не сдавливать место ожога, чтобы кожа под повязкой дышала, а пациент лишний раз не напрягался.       — Спасибо, правда, — смутившись своего излишне благодарного тона, пробормотал Купер. — Каждый раз поражаюсь, откуда ты всё это умеешь.       — У меня очень долгий жизненный опыт, мальчик, — добродушно произнёс Ник и протёр свои пальцы антисептиком. — А тебе бы поесть. В сумке осталось что-нибудь?       — Если честно, совсем не хочется, — признался Дольф, расстёгивая рубашку до середины груди. — Тошнит и привкус во рту мерзкий какой-то.       — Тогда давай займёмся радиацией, пока она тебя сама не съела, — детектив вытащил из карманов резиновые трубки, иглы, разложил перед собой на ещё одном полотенце и поднял взгляд на спутника.       Тот поморщился, предвкушая неприятнейшую процедуру, но не сказал ни слова против. В конце-концов, Ник знал, что делать, а это главное. Да и после пережитых сражений и эмоциональных потрясений пугаться иголки — самое глупое, что только можно представить.       — Ник, я могу спросить?       — Да кто ж тебя остановит? — усмехнулся синт, перетягивая место над его локтем жгутом из какой-то резиновой оплётки.       — Если бы она не напала на меня… Какой выбор ты собирался сделать? — Дольф говорил медленно, тщательно подбирая слова, чтобы не давить на неприятные воспоминания собеседника.       — Какая теперь разница? — нахмурил тонкие брови Валентайн. — Ни одной, ни другой Мартины уже не вернуть. Даже если я привёл бы её в Даймонд-сити и сдал под стражу, нормально жить синту-убийце не дадут.       — Да её там разорвут на кусочки, чего говорить, — фыркнул парень, сжимая и разжимая кулак. — А отпустить на все четыре стороны? Она ведь явно рассчитывала на твою доброту.       Ник издал долгий вздох. Ну, или звук, имитирующий вздох в его речевом генераторе. Было видно, что разговор об убитой невероятно грузит него, заставляя вновь и вновь переноситься мыслями в роковой момент.       — Иногда у всех решений из-под красивой обёртки слишком выпирают уродливые углы. Доброта — абстрактное понятие, и не стоит лепить из меня святого, Дольф. Всё что я делаю — просто стараюсь действовать по совести и не лгать ни себе, ни другим.       — Ко мне ты очень добр, — всё также пряча глаза за отражениями в очках, возразил Дольф. — Иногда — даже слишком. Я не заслуживаю настолько хорошего отношения.       — Почему ты так думаешь? — Ник коротким, но точным движением вогнал иглу в вену собеседника и примотал ту тонким лоскутом ткани.       Купер сжал зубы, наблюдая, как металл входит под кожу. Это нехитрое медицинское действие вызвало странное волнение в нём. Густые пурпурные капли поднимались вверх по катетеру, а уверенная стальная кисть синта подвязала пакет антирадина к облупившейся вешалке и протянула между ним и иглой необходимые трубки.       — Ну, я ведь преступник, а ты детектив. Мы противоположности на оси закона.       — Не думай, что я забыл обстоятельства нашей встречи, приятель, — едва заметно усмехнулся Валентайн, проверяя стекающее в вену лекарство. — И, всё же, ты делаешь значительные успехи. Я бы даже заявил, что расследовать дела вместе с тобой оказалось вполне продуктивно и приятно.       — Да брось, — Дольф стиснул губы, пытаясь скрыть предательскую улыбку. — Хотя, чего таить — мне тоже понравилось допрашивать барменов или пафосно арестовывать кого-нибудь. Но, всё же… Тебе стоит держать меня в ежовых рукавицах. А то обнаглею вконец.       — Увы, забыл свои рукавицы в Агентстве, — пожал плечами Ник. — Как ощущения? Становится легче?       Дольф выглянул на него из-под выпавших на лицо прядей грязно-зелёных волос. Половину востроносого лица покрывали корочки запёкшейся крови и грязные разводы. Лекарство явно начинало оказывать своё влияние, перемешиваясь с сильной усталостью и ноющими спазмами натруженных мышц — в нестройном свечении золотисто алых керосинок всё казалось теперь нереальным и зыбким.       — Я чувствую себя словно в грёбаном санатории, — больше не пытаясь сдерживать довольную лыбу, протянул Купер. — Вот только скоро отрублюсь насмерть.       Детектив смотрел ему в глаза, привычно пронизывая медовым сиянием круглых индикаторов-зрачков. Его белёсое резиновое лицо, испещрённое сотнями царапин и сколов, плыло в полумраке. Очертания ровного носа, острых скул и торчащих из дыр в щеках металлических сочленений слегка менялись в сознании расслабленного и чувствующего приступ тёплой симпатии Дольфа. Валентайн не шевелился, застывший, словно вековой сфинкс, мудрый и древний, сошедший со страниц довоенных энциклопедий. И было в этом покойном созерцании нечто безумно ценное, непередаваемо нужное…       — Увы, я не нашёл на этаже ничего подходящего для комфортного сна, — выслушал спутника Ник. — Спать на кафельном полу не стоит, заболеешь, поэтому ты можешь облокотиться на меня. Выбор, конечно, так себе, знаю. Но между железом и железом в резиновой оболочке второе всё же помягче.       — Эх, детектив. Всегда готов подставить плечо ближнему, — прошептал Дольф, пытаясь осознать суть добродушного предложения, но ватная голова уже туго соображала. — А что… Действительно можно?..       — Ну, ничего противозаконного не вижу, — развёл руками синт. — Я сам не сплю, а кто-то должен приглядеть за твоими капельницами ближайшие пару часов, так что…       Купер сделал глубокий вдох и сдался. Вокруг не было ни души, так что никто их всё равно не увидит. А бороться с усталостью и слабостью заражённого радиацией тела, которое жаждало лечь и уснуть хоть куда-нибудь стало практически нереально. Поэтому он весьма неловко и растерянно прижался к плечу, закутанному в старый песочный плащ. Обе руки — проткнутая и обожжённая — оставались вытянутыми на его коленях. Валентайн пошевелился, чтобы выбрать более удобное положение для головы спутника.       — С подогревом… — смущённо пошутил Дольф, наслаждаясь равномерным неживым теплом, струящимся из нутра робота.       — Всё к твоим услугам, — Ник зажёг очередную сигарету и отвернулся.       Купер молча смотрел на игру пламени в керосиновых лампах, на пятнышки рыжего света, прыгающие по кафельному полу, разбивая атмосферу холодного запустения. Где-то снаружи подвывал ветер, но сейчас он был далёк и нереален, как и весь постъядерный Бостон с его тёмными кирпичными громадами, с его бедами и трудностями, со стаями глодающих друг друга собак и озлобленными рейдерами. Весь мир сузился до их уютного пятачка света, до надёжного и пахнущего табаком плеча в довоенном тренче.       Горький дым обволакивал теперь и его лицо, щекотал ноздри, словно привязывая Дольфа к курящему детективу тонким паучьим шёлком. Он чувствовал, как внутри него что-то приятно сжимается, как разливается пьянящее напряжение по каждой жилке тощего избитого тела. Купер сглотнул вновь подступающий к горлу ком. Он вспомнил, когда последний раз чувствовал то же самое — много лет назад — и насколько чудесным было это ощущение.       И какой отвратительный ждал исход.       — О, нет. Нет, нет, нет нет… — пробормотал парень себе под нос, морщась, словно от уксуса.       — Что такое? — незамедлительно отреагировал детектив. — Больно стало?       — В какой-то мере — да, — Купер буркнул сквозь зубы и со всей силы сжал веки в надежде выкинуть из головы дурные мысли. — Не обращай внимания, Н-ник. Это я так… Сам с собой. Не важно.       Нет, Дольф, важно. Не обманывай себя. Можно сколько угодно делать вид, что ты просто экзальтированный дурачок… Но это чувство сладостной дрожи от прикосновения к чужому плечу ты знаешь слишком хорошо. Тут не может быть других вариантов. В конце концов, сколько не запрещай даже тени случайных мыслей, сколько не вешай на свою душу пудовых замков, рано или поздно их бы кто-нибудь отпер.       Но почему он, почему это должен быть именно Валентайн, старинный робот в шляпе с жутким резиновым лицом? Каким образом ты умудрился, глупый несчастный Дольф, перевернув с ног на голову все свои принципы, все свои фобии, выпестованные за долгие годы безрадостной жизни, вляпаться в самую иррациональную, внезапную и сомнительную ситуацию из всех? Это не поддаётся никакому разумному объяснению, это настолько неправильно, насколько возможно… И, тем не менее, тело, равнодушное до самоедства разума, даёт однозначный ответ.       — Да как так-то, — зашипел Купер, вдыхая носом запах пропылённого, ветхого плаща, и понимая, что безумно хочет, чтобы Ник вновь накинул тот на его плечи.       — Ты не ёрзай лишний раз, а то капельницу выдернешь, — посоветовал детектив, покосившись на побледневшие, напряжённые пальцы товарища. — Если что-то нужно, попроси меня.       — Наверное, лекарства в мозги ударили, — неуверенно рассмеялся Дольф. — Не стану я у тебя просить то, что мне нужно, это плохо кончится.       — Смотря, о чём речь, — Ник, казалось, не воспринимал нервные кривляния и сопения Дольфа или осознанно отказывался замечать их; кто знает — что творилось в микросхемах у синта?        «О, божечки. Он ведь даже не живой. Ну, по крайней мере не в том же плане, в котором я, — сердце афериста колотилось так спешно, что он боялся растереть его в кровавое пюре о собственные рёбра. — Это вообще считается? Или я схожу с ума по миражу, который сам себе выдумал? Может, радиация действительно выжгла мне разум…».       — Кстати, Дольф, — Ник развернул лицо в пол оборота, задевая краем подбородка зелёные волосы. — Ты не задумывался о том, чтобы стать радиоведущим? Твои навыки складно молоть языком нашли бы лучшее применение.       — Как мило с твоей стороны уже подыскивать мне работу, па, — сонно фыркнул Купер.       — Ну, ты ведь не будешь до конца своей жизни проворачивать эти скользкие аферы, — довольно спокойно, но категорично заявил Валентайн. — Я надеюсь, что не будешь.       Парень вздохнул, внезапно вспомнив о Джоне-парикмахере, о спрятанных в расщелине у Агентства крышках. Он и правда успел забыть за всеми приключениями, драками и смертями о том, что в Даймонд-сити его ждали доверчивые вкладчики. Но сейчас этот факт показался таким же далёким и несущественным, словно полузабытый сон, как и все остальные. Думать о нём категорически не хотелось, чтобы не портить эту приятную, волнительную ночь. Возможно, самую лучшую в его жизни.       — Только не разочаровывай меня, друг, — добавил Ник после короткой паузы. — Я хочу в тебя верить.       — Верил ли раньше хоть кто-нибудь в меня, а не мне, — задумчиво протянул его спутник, проводя носом по грубой ткани тренча. — Ведь вот он я — Дольф, профессиональный лжец и лицемер!.. Улыбающийся всем, но никогда — искренне.       — О, прекрати паясничать, — железные пальцы шутливо ущипнули Купера за ухо. — Я видел твою настоящую улыбку. Она отличается от того искусственного оскала, с которым ты любишь себя нахваливать.       — Наверное, только ты и видел, — еле слышно шепнул Дольф, закрывая глаза.       Это ужасно кончится. Это снова ужасно кончится. Вряд ли Ник способен воспринять тебя в таком ключе, идиот. Конечно же, он думает, что ты шутишь, когда бормочешь все свои заискивающие глупости. Что это такой нелепый инфантильный юмор, а ты просто провоцируешь его на ироничную перепалку. Да кое-кто и сам так считал до сегодняшнего дня. Но Ник ведь мужчина. Он... Вообще робот, металлическая конструкция на ядерном движке! К тому же, настолько древний, что ты ему в пра-пра-правнуки годишься. Скажи спасибо, что тебе позволили прилечь на плечо. Нет, нельзя наступать второй раз на одни и те же грабли. Одному богу известно, как это безумие вообще могло произойти, но нужно найти силы зарубить всё на корню.       — Знаешь, в возрасте чуть младше тебя я был влюблён в одну соседскую девчонку, — внезапно начал говорить Ник, а табачный дым проходил сквозь его разорванные пластиковые щёки. — Она заявила, что я слишком серьёзный и не умею улыбаться. Было ужасно обидно, ведь я старался выглядеть открытым и весёлым, как никогда раньше. Одна их дурацких юношеских историй, не знаю, зачем сейчас вспомнил. Она, по сути, даже не со мной случилась.       — Я не понимаю, — Купер удивлённо приоткрыл один глаз. — Разве тебя не собрали на институтстком конвеере?       — Всё немного сложнее, чем хотелось бы, — Валентайн кашлянул, смущённый поднятой темой. — Я редко кому об этом рассказываю. Может, не стоило и начинать грузить тебя. Дольф приподнял голову от плеча и внимательно посмотрел в лицо детектива. Оно было так предательски близко, что ткни он носом вперёд — упёрся бы в резиновую поверхность. Ник тоже покосился на него, раскусывая стальными зубами конец сигареты.       — Я никому не расскажу, — брякнул парень, чтобы подбодрить его. — Отлично понимаю, каково это, когда всё "сложнее, чем хотелось бы". Ник задумчиво покачал головой, словно вытаскивая из памяти подходящие слова. Помявшись в молчании ещё полминуты, которые собеседник терпеливо ждал, он наконец заговорил:       — Хорошо, попытаюсь объяснить вкратце. Я старый синт, который начал свой путь на свалке. Какая-то единичная экспериментальная модель. Когда меня создавали, то в качестве основы взяли записанную личность довоенного копа — все его привычки, характер... Его мысли.       — Так вот откуда такое необычное для робота имя, — догадался Дольф, вспоминая их оборванный разговор во время засады на Криса. — Да и профессия. Значит, тебя сделали на базе уже существующего человека?       — Не совсем, — сжал губы Ник. — Проблема в том, что я... И есть этот коп. Я и есть Ник Валентайн, но в то же время я синт, которого отправили в мусорку уже после апокалипсиса. И неизвестно, кто из них больший я, есть ли между нами настоящая разница. В моей голове сотни воспоминаний до чёртовой войны, которые грызут меня изнутри, но могу ли я считать их своими? Иногда они возникают непроизвольно, как сны или видения о другой жизни, которой больше не вернуть.       Дольф выслушал его, не перебивая. Когда синт замолк, глядя куда-то в стену пустым взглядом, он тихо произнёс:       — Твой рассказ напомнил мне цитату из одной книжки, которая однажды попала мне в руки. Я тогда даже выписал её себе отдельно, чтобы блеснуть перед простачками красивой речью, потому что звучало прикольно. Сейчас уже смутно помню, но там что-то про бабочек во сне.       — "И я не знал, то ли я Чжуан Чжоу, которому приснилось, что он — бабочка, то ли бабочка, которой приснилось, что она — Чжуан Чжоу", — сквозь грустную улыбку процитировал детектив и одарил Купера добродушным взглядом. — Это из китайской философии, настолько древней, что никто в тот момент даже представить не мог, как в далёком 21-ом веке мы с Китаем обменяемся ядерными ударами, стерев с лица земли все наши достояния культуры.       — Им точно не удалось избавиться от тебя, Ник — от настоящего ходячего справочника по литературе, — Дольф опять уткнулся лбом в тёплое плечо. — Наверное, стоит сказать спасибо, что поделился. Мне ещё придётся всё это долго-долго осмыслять. Но теперь я понял, почему от тебя исходят такие явные волны живой личности. Ты не просто робот, ты человек-робот. Напомни, как было поза-позавчера в разговоре? "...Во всех планах, только красных кровяных телец поменьше".       — Я иногда и сам не знаю, правда ли это, либо просто такая вот игра в человечность, — Валентайн устало размял переносицу стальными пальцами и натянул шляпу пониже на глаза.       — Думаю, ты самый человечный из всех, кого я когда-либо встречал, — в порыве опьяняющих эмоций признался Купер, но не поднял головы, чтобы собеседник не заметил предательски горящие щёки.       — Вот как, — Ник самоиронично рассмеялся из-под шляпы, но парень затылком чувствовал его пронзительный взор. — Такое признание от тебя, дружище, дорогого стоит. Мне действительно было приятно это слышать.       — И прости за всю ту муть, что наговорил тебе в начале, — добавил Дольф вполголоса.       — Ничего страшного, — понимающе кивнул синт. — Я бы и сам себя испугался. Ты спать-то планируешь? А то нам на рассвете выдвигаться обратно. А городским ещё надо принести доказательства нашей победы.       — Да, да, я уже почти отключился, — невинно приврал Купер, чтобы не задирать раскрасневшегося лица и не отодвигать локти от центра брюк. — Спокойной ночи, Ник.       Валентайн отвернулся к керосинкам, многие из которых начинали заметно слабеть. Он погасил бычок о скамью и тут же запалил новую сигарету. Лекарство безмолвно скатывалось по резиновым трубкам в иглу и разливалось по голубоватым венам его притихшего спутника. Хмыкнув себе под нос, детектив погрузился в пучину нескончаемых тягучих мыслей, которые предстояло досконально перекапывать всю оставшуюся ночь...