Дневник Анны Экстер
20 апреля, 1956 год. Все никак не привыкну к тому, что нужно вести дневник каждый день, а ведь со мной происходят поистине удивительные вещи. Наверное, только мертвому листку бумаги я могу признаться в своих грехах и только он меня не осудит. А эти грехи терзают мою душу, рвут ее в клочья, заставляют меня чувствовать тревогу и страх за свою целомудренность. А была ли я целомудренна? Когда разглядывала обнаженные тела своих моделей (в том числе моей дорогой подруги Лизаветы, которую я люблю всем своим сердцем) и рисовала их, особое внимание уделяя их нежной груди, их округлым бедрам, прелестным мечтательным личикам с легким невинным румянцем, была ли я целомудренна? Я чувствовала жар в нижней части живота, сжимала ноги, когда смотрела на них, а после, разглядывая свои работы, поддавалась искушению и трогала себя за свое чувствительное место, сжимала свою грудь, водила пальцами по соскам и губам… Я забываюсь. Я смотрю на Леди и мечтаю потрогать ее бюст, ее бедра, посмотреть на скрытые перчатками руки, поцеловать ее тонкие длинные пальцы… А губы! Я смотрю на нее и осознаю свое бесконечное обожание, она моя муза, мое все. Она — вся моя жизнь, она заполняет мое бренное бытие смыслом, я готова преклоняться перед ней, стоять на коленях и читать на нее молитвы, обожествлять ее, мою милую музу! Нет, она больше, чем муза. Ох, Лизавета, ты бы меня не простила. Я поклялась на своем сердце быть верной тебе во всем, в дружбе, в любви, только одной тебе, но Альсина! Я по-настоящему одержима ею, Лизавета. Я хочу ее, и мне стыдно в этом тебе признаваться. Прямо сейчас мое тело вновь обдает жаром. Я пишу эти строки, смотрю на свои наброски и снова хочу трогать себя. Трогать до самого конца, крича в подушку ее имя и содрогаясь в высшем удовольствии. Какая я грязная!Кому: Экстер Анна. От кого: Бросская Елизавета Сергеевна.
Здравствуй, моя дорогая! Я за тебя боюсь, Анечка. Как ты добралась? Как тебя кормят? Как тебе постель, все хорошо? Ты не писала мне, хотя обещала сделать это по приезде! Надеюсь, что тебе стыдно, моя милая. Недавно ко мне захаживал Николай. Ужасный сплетник, ужасный! В издательстве все уши всем прожужжал, что ты в Румынию уехала, аристократку рисовать. Как мне надоело его слушать, ты бы знала! В Питер меня позвал на этих выходных, я отказала. Ты в этом случае сказала бы, что мы были бы хорошей парой. Скучаю по тебе, Аннушка. Да, знаю, ты не любишь, когда я так тебя называю. Надеюсь, что аромат твоего раздражения дойдет до меня и я удостоверюсь, что ты хотя бы жива! Скучаю и очень жду ответа. Вечно твоя, Лизавета. P.s. не смей возвращаться в Москву с фамилией Дракула! P.p.s. Скучала по моим шуткам? Если да, то ты меня за них простишь.Дневник Дорины Столинэ
17 апреля, 1956 год. Эта ходит за Леди по пятам и смотрит на нее так, будто хочет сожрать. Я никогда не видела такие глаза. Я знаю, многим нравится Леди, но чтобы так? Грязная русская потаскуха. Наконец-то прибыла новая служанка. Я устала почти в одиночку вычищать погреб и винные бочки. Что это за вино такое, что его никак не отмоешь? Какие вина чернеют от времени и воняют так, что приходится потом до скрипа намывать волосы? От перчаток потеют руки и появляются морщины, эта черная слизь просто везде. У американки пошли женские дни. Леди Кассандра ходила за ней все утро, а Леди Бэла приказала ей сменить нижнее белье немедленно. Никто из нас не чувствовал запаха, а они почувствовали. Видимо, американку тоже скоро заберут. Я не помню ее имя. Мне больше незачем кого-то оплакивать. Снова падал мерзкий снег. Я ненавижу все, что связано с этим замком. Я ненавижу Леди, ненавижу ее мерзких истеричных отпрысков, ненавижу этих плаксивых служанок, ненавижу эту шлюху Экстер, которую Леди облизывает с головы до пят и приказывает нам обходиться с ней как с божьим чадом. Бог покинул это место. Я ненавижу его за то, что он покинул меня.Дневник Анны Экстер
21 апреля, 1956 год. Получила письмо от Лизаветы. Ох, моя дорогая, мне правда очень стыдно, что я забыла написать тебе. Я посмотрела на дату – письма ходят долго. Совру ей, напишу, что оно затерялось и я этим ужасно опечалена. Я не хочу говорить с ней об Альсине. Не хочу делиться своим чудом, своей любовью. Она точно упустит что-нибудь и сдастся перед натиском Николая, все ему расскажет. Не позволю! Ни один человек не позволит опорочить имя моей прекрасной Госпожи своими гнусными сплетнями. Вчера я отвлеклась и не написала о новом портрете. В этот раз я рисовала Леди в полный рост. Она стояла в шелковом халатике, элегантно выставив ножку вперёд, а в руке держала бокал вина. Тонкая ткань ручьем стекала по ее белоснежной коже и струилась на пол, сливаясь с бордовым ковром. Я долго писала эту картину, но результат стоил того. В благодарность Леди пригласила меня тет-а-тет выпить вино и поговорить о насущном. Мы часто с ней говорили, но только за чашкой кофе или чая. Я жду вечер с предвкушением чего-то таинственного и безумно приятного. 21 апреля, 1956 год. Поздний вечер, около полуночи. Я не знаю как описать то, что со мной происходило последние несколько часов. Наверное, это как что-то настолько прекрасное, что обычному человеческому разуму нельзя уловить и понять. Я хочу запечатлеть это на бумаге, чтобы навсегда запомнить. Я чувствую приятную влажность и жар от поцелуев Леди, мои ноги все еще дрожат. Сказать, с чего все началось сложно. В моей голове все еще звучит ее голос, а в глазах стоит картина с воспоминаниями о наших ласках. Мы пили с ней вино. Кстати, оно было очень необычным и вкусным. Альсина была права, солоноватый привкус давал вину изысканный, неповторимый вкус. Затем мы чуть захмелели и Леди стала гладить мою ногу. Я навсегда запомнила ее взгляд. Альсина гладила мое бедро и говорила, какая я красивая. Затем она нагнулась ко мне и стала целовать мое плечо, шею (на ней она задержалась дольше) и щеку. Ее рука в тот момент поднималась все выше, а губы смещались к моим губам. Я очень хотела ускорить это действие, наконец поцеловать ее, почувствовать вкус ее губ. Но меня как парализовало. Леди целовала мою щеку играючи и наслаждалась моей беспомощностью. Ее рука в плотных перчатках гладила внутреннюю сторону моего бедра, то опускаясь, то поднимаясь. Затем Альсина чуть отодвинулась и провела пальцем другой руки по моей щеке. Ее слова эхом отразились в моих ушах: мне так нравятся следы моей помады на твоем лице. Я посмотрела ей в глаза. Уверена, по мне было видно, что я очень хотела продолжения. И Альсина это увидела. Она приблизилась ко мне, так медленно, словно пыталась растянуть удовольствие ожидания. Все время было в ее руках. В ее нежных и одновременно горячих руках. Мы поцеловались. Я до этого целовалась с женщиной, но этот поцелуй… Его не описать. Я тут же отдала ей всю себя, раздвинула ноги, позволила ее рукам трогать меня везде, где она захочет. И она трогала. Она понимала, что я теперь принадлежу только ей, что я отдала ей свое сердце. Мне очень хотелось раздеться, чтобы поделиться с ней своим теплом, чтобы она окончательно присвоила меня себе. Но она не двигалась дальше легких ласк и поцелуев. Я пыталась осторожно взять инициативу, но Леди не позволила. Она оставляла на моей коже красные следы, чуть покусывала шею и сжимала бедра. В какой-то момент я почувствовала себя в объятиях хищника. И, боюсь, мне это понравилось. Скоро Альсина остановилась и сказала, что даст мне знак. И она дала. Примерно через десять минут, как я вернулась в спальню, служанка передала мне письмо. Я тут же открыла его и прочитала.Письмо моей дорогой гостье.
Моя милая Анна, я должна перед тобой извиниться. Я прошу у тебя прощения за то, что соблазнила тебя, что трогала и целовала без твоего разрешения. Но ты, видимо, была совсем не против. Пожалуйста, прочитай это письмо утром второй раз. Я хочу удостовериться, что твой разум не затуманил алкоголь и ты будешь готова продолжить развитие наших отношений. Мой разум чист, а намерения серьезны. Если ты согласна продолжить то, что мы начали, приходи завтра в 12 дня в мои покои. Я должна быть уверена, что ты впустишь меня в свое сердце несмотря ни на что.А.
Дневник Анны Экстер
Продолжение. Конечно, я согласна! Я готова прямо сейчас! Но я не могла наплевать на желание Альсины и ослушаться ее. Ради наших чувств я потерплю. Всего несколько часов. Я готова.