Будни пионерлагеря

Время текло само по себе, словно капли дождя, капающие с пасмурного неба. Все были чем-то заняты. Они безумно гордились своей занятостью. Гордились тем, что держат у груди какие-либо предметы, ведь так они походили на заботливых матерей, боящихся потерять драгоценных детей. Второй день в лагере ознаменовал начало внеклассной деятельности. Теперь пионеры действительно были заняты чем-то полезным, но с наступлением послеобеденного времени они снова разбудят в себе подростковую натуру, стремящуюся к активному или не очень времяпрепровождению… Таня, Харитон и Николай были похожи на главарей этого жалкого местечка. Их походка была такой горделивой и важной, что издалека казалось, что они великие вожди СССР. Мимо проходили другие пионеры, вовсю обсуждая планы кружка в мельчащих подробностях. Особенно усердно это делал Родион в своей привычной, высокомерной и даже аристократичной манере. — Я очень надеюсь, что ты взяла книги Достоевского, как я и просил. — произнёс Табаков, подняв густую бровь. — Конечно взяла! Вот они, справа налево — «Бесы», «Братья Карамазовы»… — начала Инна, на ходу открывая толстые и пыльные книги. — А как же легендарное «Преступление и Наказание»? — цокнул Родион, ещё ближе приблизившись к Милоновой. — Сбегаем за ними в библиотеку… — вздохнула девушка, прижав книги к груди. — Сония заждалась нас уже. — Некрасиво заставлять девушку ждать… — выдохнул тот, ускорив шаг. Пара черноволосых скрылась за тропой, ведущей к библиотеке. Наверное, очень приятно проводить занятия в столь тихом и уединенном месте, в окружении запаха книг и древесины… У Хватова от одной лишь этой мысли нахлынули приятные воспоминания. На секунду ему захотелось сменить место деятельности, но вряд ли бы Таня и Николай в частности оказались довольны этим опрометчивым поступком. Он ведь им обещал… — Интересно, какие они книги будут обозревать. — задумалась Таня, приложив палец к губе. — Я бы с удовольствием пообсуждал фантастику. «Человека-амфибию», например. — продолжил разговор Коля, чуть ли не скомкав небрежно нарисованные чертежи. — Это все конечно хорошо, — перебил их Харитон, закусив сухую губу. — Но вам не кажется, что нам лучше заняться развитием кружка? Надеждин пронзил его удивленным взглядом. Хватову в этот момент захотелось под землю провалиться. Наверное, он прозвучал слишком грубо… — Мы тут всего на неделю. Зачем так беспокоиться? — задумалась Чижикова, опрокинув взгляд на здание клуба. — А затем, что если мы будем лениться, то никто в наш кружок и не решится вступить. Придётся идти в свободные, а там наверняка скука смертная. Таня с неким удивлением наблюдала за тем, как её друг резко остановился, скрестив руки у груди. Его лицо мгновенно приняло другой оттенок, а пот так и норовил стечь с его тела. — Хорошо, поступим так, как захочешь ты… — вздохнула Таня, увидев вдалеке идущих вместе Фёдора и Костю. «Просто отлично» — подумал Харитон, с облегчением выдохнув. Не сказать, что он всегда любил быть в центре внимания, постоянно всем и всеми командовать, но иногда просто хотелось почувствовать, а какого это — когда друзья считаются с твоим мнением. Фигуры двух друзей всё отчетливее и отчётливее виднелись с каждым мгновением. Все яснее прорисовывались их черты — высокий, с острыми, словно лезвие бритвы, зубами Костя и его низкий, походивший на злого шестиклассника товарищ Фёдор. Они такие разные снаружи, но их объединяет одно — сумасбродные идеи, близкий друг другу командный дух и желание расслабиться и ничего не делать. Их контраст был ослепителен, и было очень трудно не согласиться с этим. — Здравия желаю. Буркнув сухое приветствие (если его можно было назвать таковым), Козырьков спешно засучил рукава и, засунув пострадавшие после дворовых игр руки в карманы, принял некое подобие злого ежа, выпустив дым изо рта. Харитон помахал рукой, не зная, что ответить. Его вид устремился на напрягшегося Костю, удерживающего чёрную «Ладу», небольшой, но все же увесистый радиоприёмник 1976 года. Она была покрыта пылью, но все же отдавала небольшим блеском. Было отчетливо видно, что Сода утомился постоянно держать это устройство при себе, но ему не хотелось конфликтовать со вспыльчивым другом. Опыт показал ему, что нельзя судить людей по внешности. — Дрыщ. Радиоприёмник лёгкий, словно пушинка, а ты так пыжишься, когда несёшь его… — Сам попробуй его нести, раз такой умный! — рявкнул Костя, залившись красным оттенком. Было отчетливо видно, что Соду утомила эта ноша, было также отлично заметно, как Фёдор с гордостью проигнорировал его, закусив сигарету зубами. Сделав очередную затяжку, тот начал втирать очередную дичь про то, насколько сильно он устал от Юлии Семёновны, про то, как ему хочется просто отдыхать и целый день ничего не делать… — Вот идём мы гуляем, никого не трогаем, так тут появляется она — эта противная злая тетка, начинает визжит что-то в духе «вы чего без дела ходите, запишитесь в кружки как добропорядочные люди», тут же вручает этот радиоприёмник к нам в руки… Она просто эксплуатирует наш драгоценный труд. Тратит наше время! — Эксплуатирует ваш труд? Где ты таких умных слов набрался? Мы пионеры, и обязаны помогать людям. Просто так. Без причины. Без корысти. — возрастила Таня, выйдя в центр их небольшой компании. — К слову. Юлия Семёновна не стремная тетка. Она очень даже симпатичная и милая девушка. Козырьков лишь поднял бровь, пожав плечами. Либо ему было нечего сказать, либо эти разговоры безумно утомляли его, однако Хватов посчитал, что на него так действуют сигареты. Блондин забрался в карман потрёпанных брюк, вытащив оттуда скомканный лист бумаги. Вручив его Харитону, тот отошёл назад, отвернувшись. Видимо, просто решил поджечь сигаретку… Хватов раскрыл лист перед собой, нащупывая морщинистую фактуру. Его глаза бегали туда-сюда, жадно выпытывая все больше и больше информации с каждым словом. Было видно, что надписи были сделаны наспех, будто бы кто-то торопился, но в них чувствовалась аккуратность, лишь пару чернильных клякс было пролито на желтоватую бумагу, сочно впитавшись в фактуру. Виднелись прорехи и потертости, Харитону показалось, что эта бумага была взята их какого-нибудь старого альбома, документа или подобной макулатуры, ведь её состояние оставляло желать лучшего. Ладно, что уж там, кому-то есть дело до состояния чертовой бумажки? Гораздо важнее содержание «документа», в нем были записаны абсолютно все пионеры от мала до велика. Люди, словно книжки, были разложены по полочкам, каждый имел своё место, обязан был находиться в назначенном месте в назначенный час. Имена и даты расплывались в глазах, вот виднелась первая колонка «Спортивный кружок» — кажется, это понятие было настолько обобщенным и неконкретным, что возле названия секции даже не были указаны какие-либо виды спорта. А может быть, это клуб шахматистов? Шахматы ведь являются общепризнанным видом спорта… Аня и Никита. Именно они решили возглавить этот кружок. Ничего удивительного. Это очень в их духе. «Умелые ручки». Видны имена Милы, Маши и Хельги. Эти девчонки наверняка будут рисовать, шить и вышивать цветочки, радуги, забавных зверят… Именно то, чего не хватает в их серой и унылой жизни. Однако становится тревожно от одной лишь мысли о том, что ты случайно наступишь на иголку, и она по кровеносным сосудам попадёт в твоё сердце, проткнув его насквозь. Мерзко. Больно. Противно. «Клуб литературы». Хватов все ещё не мог подумать о том, что такая шумная и энергичная девочка как Инна, найдёт силы и время для такого ответственного занятия, как чтение. Харитон думал, что она способна читать лишь легкие бульварные романчики, написанные непонятно кем, но та вполне вникала в суть серьёзной литературы. Родион наверняка её утомил своим интересными предпочтениями, было бы забавно наблюдать за тем, как Пелагея и Борис спорят о проблематике романа с самых разных точек зрения, пока Сония смиренно наблюдает за ними, изредка хихикая, словно маленькая самодовольная девочка. Лишь Тимура Хамурова не заставили записаться в какой-либо кружок. Над его именем красовалась надпись «нанят помощником повара во время внеклассных занятий». Прочитав имена друзей в списке, тот взглянул на Фёдора, спокойно отдав ему бумажку. Тот встряхнул ей, словно веером, да как начал трясти, чтобы «охладиться» знойным утром. — Теперь мы будем с вами в кружке. Не против? — Совершенно. — ответил Хватов, медленно последовав за толпой. — Эй! Я не хочу таскать эту хламину снова! Фёдор, куда ты убежал! — взвыл Костя, чувствуя, как шнурки постепенно развязываются во время нелепого бега.

***

В помещении небольшого здания было знойно, и лишь открытое настежь окно как-то способствовало достижению желаемой прохлады. Пионеры пытались «починить» радиоприёмник, и если честно, больше всего старалась ничем не примечательная и ленивая на первый взгляд Таня, эта девушка с особым удовольствием рассматривала чертежи, копалась в деталях и стояла над бедным радиоприёмником, словно хирург над пациентом. Но работа была действительно ювелирной. Заденешь не тот провод — пиши пропало, но как жаль, что судьба целой техники волнует лишь Чижикову, да Хватова с Надеждиным. Козырькову и Соде будто все равно, первый закинул ноги на стол, рассказывает глупые шутки, а второй ржёт над ними, как свинья, изредка похрюкивая. Гадость. Полнейшее отсутствие манер. — Может ты ноги уберёшь? — буркнула Таня, не отводя взгляд от сетевого бока питания. — Не уберу. Мне и так удобно. Спорить с Фёдором как об стенку горох — долго и безрезультатно. Чижикова лишь ещё сильнее напряглась, стараясь не уронить горячий, словно лава, паяльник. — Ты не тот элемент питания припаиваешь. А ну дай-ка сюда. — произнёс Костя, подойдя к девушке. Юный победитель олимпиады взял из коробки несколько батареек и, высыпав их на стол, принялся объяснять девушке, что где и как. Как будто она без него ничего не понимала. Хватов исподтишка наблюдал за тем, как Костя и Таня увлечённо что-то припаивают, соединяют и отрывают, прикусив язык. Напряженную атмосферу прибавлял и сигаретный дым, от которого слезились глаза. Ещё чуть-чуть и мог бы случиться страшный пожар, и ,о ужас, он уже представлял, как Юлия Семёновна устраивала тревогу, звонила всем знакомым, моля о помощи, пока тем временем выжившие бегали туда-сюда с огромными ведрами, со страхом туша дикие языки пламени. От этих мыслей становилось немного не по себе. Да и если честно, он и не думал о каком-то там дурацком радиоприёмнике. Лишь о тёплом прикосновении Николая, которое так неожиданно постигло его. В нужный момент. Надеждин прижался к нему, опустив белоснежную голову на плечо брюнета. Он приобнял его за руки, удовлетворенно засопя. Заиграла приятная музыка. Звучание играло в мыслях Хватова, образуя самые красочные и яркие кадры. Не сказать, что у Харитона была богатое и буйное воображение, но когда ты влюблён и не такое причудится. С кем не бывает, каждый рано или поздно проходил через это… — Я всегда буду с тобой, Харитон. Надеюсь, ты в порядке. Чтобы не случилось, не бойся попросить о помощи. Твой Николай… Голоса расплывались. Хватов не мог понять, где сон, а где явь, застряв в бесконечном потоке мыслей… Лишь хриплое посапывание радиоприемника, становившегося все чётче и чётче с каждой секундой, наконец вернув в реальность… — А теперь мы возьмём интервью у заслуженной народной артистки СССР Светланы Майонезовой, расскажите, каково вам было в начале вашего творческого пути? Какое училище оканчивали? Как зовут вашего первого тренера?… — Ну знаете, я училась в вокально-хореографическом училище имени Чайковского в Ленинграде, меня отправили туда по обмену… — Ура, мы наконец его починили. — произнесла Таня, протяжно зевнув после тяжелой умственной и физической работы. — Включи погромче. Я обожаю песни Светланы! Они такие… такие прекрасные… особенно «Сияющая любовь» и «Благородные сердца», каждый день в душе напеваю! — воскликнул Костя, нависнув над Чижиковой. Они продолжили слушать различные программы и передачи, с особым удовольствием обсуждая их. Даже Фёдор неожиданно для всех присоединился, опустив ноги со стола. Теперь это не клуб электроники, а клуб слушателей радио. А что, тоже неплохо звучит! Лишь Николай и Харитон продолжили смиренно сидеть в обнимку, не обращая ни на кого внимания. Им хорошо в товарищеских объятиях. Они приносят пользу друг другу и никому не мешают. Это значит, что они добропорядочные пионеры. Наверное. — Как дружно вы сидите! — воскликнула неожиданно зашедшая в здание кружка Юлия Семёновна. — Особенно Харитон. Я очень рада, что ты с кем-то сдружился. Любо-дорого смотреть! Хватов сразу же смутился, отодвинувшись от крепких и таких манящих объятий товарища, густо покраснев. Он ещё долго не мог отойти от этого, и прижавшись ближе к окну, на минуту замолк, словно воды в рот набрал. — Некрасиво так резко беспокоить! Без всяких предупреждений… — все же выпалил тот через кучу смущения, надув щеки. Юлия Семёновна усмехнулась. Она все ещё воспринимала Хватова как маленького ребёнка. Ну и что, что этому молодцу уже шестнадцатый год идёт. В её глазах он был младенцем. Вожатая считала своим свящённым долгом водить его за руку, следить за каждым движением, читать длинные лекции обо всем на свете и просто поучать жизни. — Ты такой смешной. Я проверяю, все ли на месте. Доверяй, но проверяй. А то мало ли, будете гулять по территории без дела! — Ну как там остальные? — сухо спросила Таня, переключив канал. — Отлично. В клубе литературы Гоголя обсуждали, а Хельга сшила для меня плюшевую совушку. Правда хорошенькая? — спросила вожатая, показав хоть и небрежно, но все же сделанную с душой поделку. Во всю сторону торчали нитки, иногда из совы так и норовила вылезти вся вата, но кажется, Юлии Семеновне очень понравился этот небольшой подарок, вручённый юной пионеркой. — Ага, очень хорошенькая. Самая лучшая плюшевая сова, которую я когда-либо видел. А Хельга очень хорошая и милая девочка. Передайте ей привет от меня. — Фёдор еле сдерживал наступающий кашель, прикрыв рот рукой. — Сам ей передашь. Только после того, как отдашь мне все свои сигареты. Живо. Вожатая вытянула вперёд веснушчатую руку, ожидая аккуратных папиросок, которые так любил Козырьков. Блондин недовольно фыркнул, сдержав в себе внутреннее недовольство, страх, обиду. В следующие дни ему придётся особенно тяжко без его любимых сигарет. — Перейдём к новостям о спорте. В Архангельске будет проведено ежегодное соревнование фигуристов, точные даты и место события пока неизвестны… Чижикова выключила радиоприёмник, вылупившись на вожатую своими огромными, словно смоль глазами. Ей было просто интересно наблюдать за страданиями Фёдора, и хоть та и не была садисткой, насладиться чужими негативными эмоциями всегда приятно. Теперь Фёдору придётся как-то коротать свои ничтожные деньки без никотина. Чижикова уже представляла будущий образ Козырького — пассивный, апатичный, но в то же время агрессивный и вспыльчивый парень, лишившийся рассудка. Он чувствовал огромную вину, чувствовал груз совести на душе, взглянув в изумрудные глаза вожатой, будто попрося пощады, но она была неуклонна. Блондин вытащил из плешивого кармана все, что у него было, заскрипев зубами. Юлия Семёновна положила длинные, словно пальцы, сигареты в карманы юбки, гордо убрав рыжеватую прядь с лица. — Буду вас ждать возле речки после обеда. Чтобы все были! — До свидания… — промямлил Фёдор, застав с мертвецким выражением лица. За вожатой крепко захлопнулась дверь, издав не очень приятный для слуха скрежет. Жара постепенно спадала, но всё равно было очень тяжело постоянно вытирать наступающие капли пота, высовывая язык в надежде попить. — Возле речки ей нужно собраться, да? Возле речки, значит… возле речки… — заладил Козырьков, неестественно задёргавшись. — Что, совсем без сигарет тяжело? Иди и утопись тогда от неразделенной любви! — усмехнулся Костя, подмигнув. — Вот пойду и утоплюсь… — ответил паренёк, судорожно встав. Он вышел из небольшого здания, следом за Юлией Семеновной, совсем позабыв про своего лучшего друга. — Утопись! И не всплывай на поверхность! Это тебе месть за радиоприёмник. — кричал вслед Сода, чуть ли не оглушив рядом сидящую Таню своими громкими воплями. — Я конечно всё понимаю. — начал Николай, схватив острозубого за спину, — Но это чересчур! Желать смерти товарищам отвратительно, какое бы зло они тебе не сделали. Беловолосый резко опустил Костю вниз на жёсткий стул, заставив его скорчиться от боли. — Но иногда он действительно перебарщивает, согласитесь ведь! Ай! — Какая разница. Обед через полчаса, так что надо поторопиться. — Николай отпустил Костю, взглянув на единственную девушку в их компании. — Обидно осознавать, что мы провели несколько часов, чиня эту дрянь под названиваем радиоприёмник. — вздохнула Таня, опустив томный взгляд вниз. — Лучше бы здесь был вентилятор. Опять Хватов промямлил какую-то глупость, он сжался от осознания того, что всем абсолютно наплевать на его мысли, но кажется, Николай смиренно кивнул ему ответ. Нет, оказывается ему не всё равно. Хотя, может, он просто утомился от жары… Они продолжили сидеть некоторое время в абсолютной тишине, чувствуя, как приятный шлейф ветра обвевает их тела. Безумно приятное ощущение, особенно в жаркий солнечный день. Хватов будто бы стал другим человеком, наконец преисполнился и осознал, что на самом деле его душа лежит к этому живописному месту. Нет, оно не было живописным из-за необыкновенно красивый мест, все здесь было на средненьком уровне и совершенно не собиралось развиваться, главным украшением этого лагеря был Николай Надеждин. Прекрасный беловолосый парень, красивый, словно день, загадочный, словно ночь, но такой приятный и родной ему Надеждин, которого хотелось целовать в макушку каждое утро!