***
— Как жизнь, Хватов? — с позитивным настроем спросила Инна, подмигнув правым глазом. — П-пойдёт. — ответил Харитон, пожав плечами. В глубине души он всё ещё стеснялся говорить с девушками. Особенно с такими, как Милонова — яркими и энергичными. Брюнет усмехнулся вслед, отведя взгляд. Он попытался сделать вид, что якобы всё нормально, посмотрите, я совершенно спокоен! Но в душе буйствовал целый тайфун, и такой чувствующей и чуткой девушке как Милонове, заметить подобное душевное состояние было легче легкого. Но она не подала никакого вида. Даже не попыталась вмешаться в ситуацию. Боится казаться надоедливой, навязчивой и неуважительной, наверное… — Присаживайся. Занимай свободные места, да поскорее. — более серьезно ответила она, без своей привычной харизмы. Сейчас она походила на копию Юлии Семёновны, такой же категоричной и строгой, не выбивающейся из общей серой массы. Оно и видно — девушка наспех зачесала волосы назад, убрала браслеты, смыла вызывающий макияж. Но в её глазах, в её то глазах всё ещё полыхал этот огонёк страсти! Огонёк, символизирующий любовь ко всему живому, желание жить, стремление быть не таким как все, быть особенным, ярким и интересным. Но долго ли она протянет? Долго ли она сможет выдавливать из себя индивидуальность, когда в совестной системе абсолютно все должны быть одинаковыми. Даже не равными. Одинаковыми. Словно с конвейера бездушных машин, отличаются только серийные номера, но оболочка и внутренности совершенно те же. Никакой индивидуальности и человеческого счастья. Система. Она убивает даже самых позитивно настроенных людей. Хватов вышел к залу под открытым небом, рассматривая пионеров, пытавшихся не заснуть от скуки. Тут сидели все — начиная от Сонии и Родиона, по неизвестным причинам решившимися занять места сбоку, вдали от людских глаз, до никем не примечательной толпы подружек, состоящей из Хельги, Марии и Милы. Ничего удивительного. И несмотря на этот шум, на всю показную «живость», царящую здесь, уследить во всем этом настоящее духовное родство было невероятно тяжело. У Хватова словно отобрали вторую половинку. Половинку, без которой он не мог жить, спать, да даже дышать. Настолько всё было плохо. Его голова поникла на плечи, он ожидал начала объявления, запрокинув голову назад. Отсюда могло бы простираться голубое небо, заваленное пушистыми белыми облаками, но всё что он увидел — уродливый навес, сделанный из первых попавшихся материалов. Сплошное разочарование. Харитон напряжённо выдохнул последние остатки надежды из себя, сжав кулаки. — Все на месте? Я могу начинать? — послышался звонкий голос Юлии Семёновны, вышедшей на деревянную сцену. — Повторяю, все здесь? Вожатая обвела взглядом все пустые сиденья, разглядывая пионеров в полумраке. Её сразу же охватило странное ощущение. Ощущение того, будто бы чего-то не хватает. Или кого-то. Точно! Из общего вида пропала беловолосая макушка Надеждина, да и Хватов сидит совсем один, поникнув головой. Нехорошо это. Савушкина сглотнула, принявшись задать ещё один вопрос. По лицу стекал пот, она выполняла свою обычную работу, но всё равно чувствовала себя не в своей тарелке. Ощущение паники охватило её. Будто бы она потеряла своего сына, настолько всё было плачевно. Ей будет тяжело начать объявление, пока её душу будет грызть ощущение того, что Надеждин шастает непонятно где. — Николая нету. Николая Надеждина. — произнёс Константин, подняв руку. — Я это уже поняла. — сквозь кучу напряжения ответила вожатая, сжав в руке лист с аккуратно выведенным текстом. — Хватова спросите, он-то точно знает, где его ненаглядный Коленька запропастился. Постоянно с ним за ручку ходит. — усмехнулся Фёдор, взглянув в сторону смущённого брюнета. Взгляды вожатой и пионера пересеклись в этот момент. Эта юная девушка в самом расцвете своих сил хотела от него только одного: узнать, что случилось с Надеждиным. Если она не получит должной информации, то возможно, будет в ярости и врядли сможет потом спокойно смотреть в глаза Николая, если поймёт, с какой ответственностью она не справилась. Ей было тяжело ощущать пустоту не только в душе, но и в зале, понимая, что это место могло бы быть занято каким-нибудь ничем не примечательным парнем или девушкой. Но сейчас там никого нету. Сплошная пустота. — Надеждин себя плохо чувствует, — ответил Харитон, пытаясь отвести взгляд, — У него разболелась голова. Лицо Юлии Семёновны прояснилось. Да, лежать в номере с больной головой — такое себе развлечение, высок шанс, что бедный Коля пропустит всё веселье, оставшись в постели на несколько дней. Только бы это поскорее прошло. Она очень надеялась на то, что Харитон её не обманывает. Она ему доверяла, как родному сыну. — Я вызову медсестру. — бросила она, спокойно встряхнув головой. — Не надо! Всё не настолько плохо! Оправится через денёк-два, только не беспокойтесь! Пожалуйста, дорогая Юлия Семёновна, всё не настолько плохо, как вы думаете, я просто- способен сам о нем позаботиться, понимаете? — Хватов еле сдерживал набухающие в глазницах слёзы, пытаясь не сорваться и не зарыдать на весь зал. Меньше всего ему хотелось, чтобы за ним закрепилось звание нытика и плаксы. Он сильный. Он может постоять за себя и других. Он заботливый и добрый. Вожатая сжалась над ним. Ей было невероятно тяжело видеть внутренние терзания мальчика. Особенно, если он беспокоится за друга. Если он за него беспокоится, значит нечего боятся. Больной попал в хорошие руки, и это самое главное. Что же, пора начать объявление на этой трогательной ноте. Хоть между ними и было несколько десятков метров, она прекрасно чувствовала нерушимую эмоциональную связь между ними. Может, они смогут найти общий язык в будущем? Юлия Семёновна убрала прядь волос за уши, вздохнув. Был бы здесь микрофон, но есть одна проблемка: он стоит бешеных денег. Придётся выдавливать из себя уставший за тяжёлый день голос, чтобы тебя услышала малышня. Зачем она вообще решилась пойти подрабатывать вожатой в детском лагере? Неблагодарная работа, скажу я вам. — Дорогие пионеры лагеря «Тигрёнок», я знаю, что вам становится скучновато в последнее время. Я лишь хочу сказать, что завтра нас ждёт безумно насыщенный день! С утра как обычно: подъем, зарядка, завтрак и кружки. Потом мы заготавливаем еду и идём в поход! Не сомневайтесь: там просто замечательные виды, головокружительные приключения, игры на свежем воздухе… Но это ещё не все: когда мы вернёмся с небольшого походика, я вам даю час на отдых, а после этого вы готовите номер для выступления на этой сцене. Можно учить стихи, рисовать картины, петь песни или танцевать. Всё что угодно, главное выплесните свой талант! Пожалуйста, я просто очень хочу, чтобы ваши родители вами гордились! Разве это не замечательно? Тишина нависла в зале, а после этого последовал неразборчивый шёпот. Все прислонились к своим друзьям, начав бурно что-то обсуждать. Поход звучал интересно, а выступление ещё более интригующе. Но только оставался один вопрос: какой номер подготовить? Отличная пища для размышлений, по крайней мере, на этот остаток дня так точно. — А теперь бегом на полдник. Спасибо за внимание.***
Хватов шёл к столовой с поникшей головой, сложив руки в карманы. Вот что-то у него не задалось без Николая. Тот его наполнял жизненной энергией, желанием жить и радоваться, а когда его нет, нет и смысла. Пресловутого смысла жизни, который все так упорно ищут на протяжении тысячелетий. Если даже великие умы не смогли ответить на этот вопрос, то что говорить о семнадцатилетнем мальчишке, ничего не смыслящем в жизни? Здесь пахло потом, сигаретами и жареными пирожками с мясом. Этот запах нагонял то ли отвращение, то ли сонливость, то ли что-то ещё, но одно было ясно с первого взгляда: Хватов ненавидит запах никотина. Ненавидит курящих людей. Он никогда не опустится до их уровня. Он за здоровый образ жизни. И ничего, что он не занимается спортом и ест всякую дрянь, главное, не курит! И на этом всё! Возле чёрного входа виднелась прислонившаяся к стене Хельга, перемешивающей в руках колоду карт. Они тут же вызвали у Хватова смешанные воспоминания из детства: и то, как он проигрывал игрушки в карты, и даже то, как он пару раз выигрывал каких-то стариков… Вообще, Харитон обожал играть со старшими в шахматы, домино или шашки, это было весело, и победа действительно ощущалось ценно, ведь соперниками были достойные игроки, повидавшими многое. Но один вопрос остался неразгаданным: почему Самойлова, русская немка решила сыграть в них прямо сейчас? Неужели что-то недоброе замышляет… — В дурака играть будешь? — сразу же визгнула она, убрав колоду в карманы юбчонки. — Буду-буду! — сразу же ответил Харитон, снова засмущавшись. Ну вот пугали его такие девчонки, ничего не поделаешь! — Ясно… Ты хоть умеешь то? Нам зелёные горе-игроки не нужны. Во время игры думать надо. А не так, кое-как… Она вышла вперед, и Хватов тут же почувствовал чужое тело на своём, ещё сильнее он почувствовал их дикую разницу в росте, если честно, Хельга была похожа на пятиклассницу, а не на выпускницу школы. Интересно, а она это осознаёт? Осознаёт свою незрелость, как духовную, так и физическую. Тяжело ей наверное будет в институте с такими детскими черта лица и характера. — Чего ты так волнуешься! Умею! Повторяю во второй раз. — Мы собираем только лучших. Для Родиона и Сонии достойнейшие противники нужны. Но мне кажется, что ты один из них, дурачок. Она больно щипнула парня за руку, войдя во внутрь здания. Хватов, потерев больное место сразу же побежал за ней, и неважно, что эта дверь была служебным ходом! Для дела же нужно!… Удивительно, но внутри было очень тихо. Все уже давно поели, но на столах все ещё остались лишние булочки и стаканы кефира. Расточительство какое-то. Советские столовые никогда не отличались щедростью, а тут такое… Удивительно просто… — Как? Откуда у вас лишние порции? — спросил Хватов, усевшись за один столик с Самойловой. — Тетю Свету подкупили. Табаков ей бутылку шампанского вручил, а она это, выдала нам остатки. Но они вкусные, не волнуйся. Просто внешний вид немножко отличается… Тут творог поплыл, а тут бока расплываются… — вздохнула девушка, надавливая на неаппетитно выглядевшее тесто. — Здравия желаю! — громко произнёс Табаков, держа за руку свою даму сердца. — Ну что, начнём игру? — Давайте поскорее. А то я уже совсем заждалась… — протянула Невермайнд, пододвинув к себе стакан кефира. Хельга размяла плечи, повернув голову на все сто восемьдесят градусов, начав перемешивать картежки. Через несколько минут она раздала каждому по шесть штук, упрятав свою колоду от глаз людских. — Наш козырь - бубен. — сухо добавила она, попытавшись перенять на свою шкуру образ типичного игрока: с хмурым и серьёзным лицом, осторожными телодвижениями и прорезающим взглядом. Честно, подобные ассоциации Хельги с не очень хорошими героями пугали. Было страшно это осознавать, но что поделаешь, может ей так удобно? Или ей просто нравится эта… игра, вышедшая из под контроля? Кто знает. Но колода ничего такая. Уже есть козырная шестёрка! Значит Хватов может начать первым! Возьми себя в руки. — Я первый! У меня козырь! — Хватов демонстративно показал свою карту, заставив Хельгу закрыть лицо рукой. — Ты с дуба рухнул? Надо свои карты скрывать! А ещё говорил, что играть умеешь. — фыркнула Хельга, прижав колоду к груди. — Эх, прости! Я честно не хотел… Ровно шесть карт. Пресловутая шестёрка нужной масти, король бубен, королева пики, да пару десяток и девяток. Ничего выдающегося. Хватов бросил первую попавшуюся «ненужную» карту Сонии, заставив полячку задуматься над своим ходом. Невермайнд без проблем отбилась, бросив сверху семёрку масти бубней. Отделалась. Теперь её черёд ходить на Табакова, её ненаглядного и столь любимого Табакова! Бросила шестёрку некозырной масти. Вот дурёха! Зачем свою победу отдаёт кому-то? И всё равно, что этот Родион её возлюбленный, это игра, а не романтическое свидание как никак. Глупый и опрометчивый шаг… — Теперь твоя очередь, милый! — сладко-приторно воскликнула она, теребя прядь волос цвета золотой ржи. — Ты точно не сможешь отбиться против моих карт, Самойлова! — громогласным смехом залились стены столовой, заставив стаканы задрожать от ужаса. Хельга сжалась, на её лице образовалось столько морщин, что пересчитать их все представлялось невозможной задачей. Она была похожа на злую старушонку, ещё и скорчилась так мерзко и странно, словно горилла, сбежавшая из зоопарка. Уж простите. Действительно, она не смогла. Не смогла дать достойный отпор этому могучему сопернику. — Я безумно рад, что ты приняла своё поражение. Знавал я одну барышню, была она моей одноклассницей, Люба Селестова, высокая и самодовольная дева такая. Никогда не опускала свой взгляд вниз, была сдержанной и холодной, а из её прекрасных карих глаз пылали огоньки страсти. В ней жила эта страсть к азартным играм. Ей было все равно на ставки, она была готова даже поставить свою жизнь, лишь бы урвать победу. Играла во все: в домино, шашки, шахматы, лото, но её любимой игрой, несомненно, были карты! Она великолепно играла и в дурака, и даже в зарубежный покер, представляешь? Ах, как приятно осознавать, что я был в одном классе с такой упомрачительной и изысканной дамой, как она! — Ой, ну хватит тут стонать о былой подружке. Не заставляй бедную Сонечку ревновать. — хихикнула Хельга, подобрав карты своими короткими ручонками. — Я Сония, а не Соня. Понимаешь разницу? Букву «И» не забывай, пока произносишь мое имя, хорошо? Она сказала это совершенно спокойно, без какой-либо агрессии в голосе, но всё Самойлова всё равно испугалась до мозга костей, со скрежетом в зубах замяв уголок карты. — Х-хватов… ходи… — пискнула она, стыдливо опустив взгляд. Харитон взглянул на парочку профессиональных (в этом лагере уж точно) карточных игроков, сглотнув ком, образовавшийся в горле. Ну и нелегко ему придётся! Ловкие пальцы начали тут же перебирать колоду, вытаскивая подходящего кандидата. Интересно, а дама масти червей пойдёт? — Не забывай, что проигравшего будет ждать небольшое наказание - пятнадцать щелбанов! Ты же помнишь ту сказку про попа и его работника? Так вот, зуб даю, что на третьем щелбане от тебя и мокрого места не останется! — воскликнул Родион, ударив по столу кулаком. — Да закрыл бы ты свой грязный рот, кощей проклятый! Мы не проиграем! Так же, Харитон? — усмехнулась Хельга, с надеждой в глазах взглянув на товарища. Она верила в него, как в никого другого. Брюнет бросил карту, прикусив губу. Табаков сделал вид, будто бы обдумывает свой ход, но на самом деле ему было нечем отбиться. Какая досада. Он потянулся к карте своими длинными пальцами, схватив её с угрюмым выражением лица. Самойлова шаловливо подняла бровь, оскалив губы в надменной улыбке. Так ему и надо! Чёрт проклятый. Атмосфера здесь была напряженнее, чем в самом дорогом казино Лас-Вегаса, хотя здесь даже не было денежных ставок. Они играли не ради грязных бумажек. А ради удовольствия, дикого азарта, в конце концов. Это ощущение победы, головокружительно свалившейся на тебя, возбуждало. Хотелось играть ещё и ещё, и было всё равно на то, что вожатая может наругать за «плохие» и «неправильные» игры. Пока они в столовой, их никто не тронет ещё ближайшие несколько часов… Бито. Подкидывай. Переводи. Хельга затряслась от небольшого шока. Она проиграла! Вышла из игры, если сказать по-другому. Табаков провёл ее вокруг пальца, как этому мерзавцу так легко всё сходит с рук! Что же, смачные щелбаны обеспечены. Придётся мучаться и терпеть наказание… — Готовь свой прелестный лобик, Самойлова, — добавил Табаков, наблюдая за Сонией, легко и просто отбивающей карты Хватова, — Готовься. Скоро настала и очередь Невермайнд, к сожалению у неё набралось слишком много карт за предыдущие ходы. Она не заняла первое место, но к счастью и не проиграла подобно обладательнице детского голоска. Игра постепенно подходила к своему логическому завершению, карт в общей куче становилось то меньше, то больше, но исход был понятен — Табаков и Хватов остались один на один. Парням придётся не легко… Всё, как в кино — долгие зрительные контакты, абсолютная тишина, торжество разума и здравого смысла. Лишь запах копченого мяса перебивает это ощущение дорогого удовольствия. Но была лишь одна отличная новость — скоро из этого мяса сделают вкуснейшие шашлыки, и это не могло не радовать. У них двоих по несколько карт, и Родион, специально растягивая момент на максимум, не спешно и элегантно бросает на стол козырного туза. Вот это сюрприз. Хватову ничего не остаётся, кроме как поднять ценную картёжку. А этот черноволосый буржуй ему сверху и даму масти пик кидает! Именно этой масти у Хватова в колоде и не имеется. Стыдно. Очень стыдно. — Ха! Ты проиграл такому великому азартному игроку, как я! Покайся! Ну же! — воскликнул Табаков, подняв руки вверх. Ещё чуть чуть, и из неба засверкали бы яркие молнии и затрепетал гром. — Не обязан. — фыркнул Харитон, пододвинув кучу карт к себе. Хельга затряслась, залом прижавшись к еле держащему свою устойчивость стулу. Ой, как же не хочется позориться перед Харитоном! Да и всеми остальными… Вдруг он пойдёт и расскажет, как они в столовой играли в карты и смачно давали щелбаны проигравшей Хельге! Позор! Стыд и срам… Табаков встал, подозвав блондинку пальцем. Хельга вытерла пот с лица, медленными шажками подойдя к высокому парню. Она спрятала руки за спину, закрыв глаза. Ещё чуть-чуть, и из них пролились бы кристально чистые слёзы. — Постой! — воскликнул Хватов, отодвинув от себя девушку, — Делай мне эти щелбаны. Давай… Самойлова от удивления закрыла рот рукой, прижавшись к стене. Зрелище начало набирать обороты. Раз щелбан, два щелбан. А он терпел и терпел, пытаясь не стонать от боли. Может со стороны это выглядело и глупо, но Табаков бил достаточно сильно и болезненно. Было очень тяжело это вытерпеть… — Пятнадцать. Родион убрал руки, тяжело вздохнув. Хватов выглядел уж очень измотанным. — Ты только не думай, что я сухарь, хорошо? Ещё партейку? Хватов взъерошил сырые волосы, спокойно ответив: — Да.***
После плотного ужина в общежитии было шумно. Парни резвились, дрались, рассказывали различные истории за чашечкой чая. Здесь не происходило ничего аморального, но назвать это времяпрепровождение образцовым язык никак не поворачивался. Хватов просто стоял напротив окна второго этажа, в конце длиннющего коридора, по бокам которого находились комнатушки для постояльцев. Холодный ночной ветерок ласкал каштановые волосы. Хотелось упереться об подоконник да повиснуть вот так, позабыв обо всем на свете. Да-да, именно вот так, что голова виднелась из под настежь раскрытого оконца, чтобы услышать крики недовольной Юлии Семеновны. Хватов аж захихикал от этого возможного происшествия, как всё будет происходить, последствия столь опрометчивого поступка, прослушивание длиннющих лекций от вожатой… — Харитон. Можно тебя на минуточку. Пионер почувствовал тёплое прикосновение руки, этот знакомый голос с небольшим хрипом… Фёдор, без сомнений, это был Фёдор. Хватов обернулся, обняв товарища в знак приветствия. Эта разница в росте такая забавная. Он может упереться в его макушку, наверняка колючую, словно иголки ежа. — Прости, что так неожиданно, Харитон, но мне нужны деньги. Срочно. — сломленно произнёс он, отстранившись от объятий. Деньги? Серьезно? Неужели произошло что-то серьёзное? — Хорошо, я могу тебе их дать, но только скажи, зачем. — спросил Хватов, склонив голову набок. — Ну… для сигарет нужны… прости… — ответил Фёдор, закусив палец, — Мне правда стыдно просить, но мне действительно тяжёлог без никотина. Для меня это как зависимость. — А почему бы тебе не попросить у Кости? Вроде как, ты с ним лучше ладишь, так ведь? Их взгляды вновь пересеклись. В темноте виднелись лишь их синеватые силуэты на фоне ночного неба, полная луна не стеснялась обводить контура их тел, заливая всё своим приглушённым, но таким прелестным светом. — Скажу тебе честно, но Константин выходец из бедной семьи. Мать работает в местной библиотеке, а отец почтальон. Не думаю, что у них большие зарплаты. Ещё и семья большая. Пятеро детей. Если бы не любовь к математике, возможно, он бы даже не попал в этот чудный лагерь… — Ты же не помнишь? Неужели ты не помнишь, как я выдал тебе сигару в транспорте? Дорогую, красивую сигару… Ты её хоть выкурил? Козырьков взглянув на него своими огромными глазами, и в мыслях Хватова тут же пронеслись эти чудные воспоминания, и то, как элегантно дымил Коля, и вручённый Фёдором подарок, их первое знакомство… Прошло всего два дня, а все пионеры стали для него лучшими друзьями, родной душой, большой и дружной семьей, в конце концов! Он меньше перестал стесняться, избегать общения или замыкаться в себе во время разговора. Лагерь «Тигрёнок» точно был волшебным местом… — Я не курю. Прости. Хватов, заставляя половицы скрипеть под собой, вошёл внутрь комнаты, и увидев сопящего Надеждина, замер. Он был безумно красив, луна освещала его бледный лик, охраняя сон ангела. Брюнет постарался не издавать ни единого звука, чтобы не побеспокоить сон любимого. Парень медленно взял брюки со стула, достав из кармана один рубль. Бумажная купюра тут же хрустнула и замялась в кулаке. Пора отдать её нуждающемуся другу. — Держи. — произнёс Хватов, протянув товарищу деньги. Лицо Фёди тут же прояснилось, он почувствовал себя намного счастливее. Наконец. И пусть Хватов таким образом лишь поощрил его вредную привычку, разве это было так важно? Козырьков явно был на седьмом небе от счастья, прижав к груди купюру, словно своего сына. — Я никогда не забуду этого, товарищ Харитон Хватов. От души благодарю. Блондин расплылся в полной темноте, напевая себе под нос забавную мелодию. Виднелась его спускающаяся вниз тень, скрежет деревянных ступеней и пение сверчков. Видимо, он уже собирался лечь спать с счастливыми мыслями. Завтра его ждёт насыщенный табачным дымом день. Хватов понял, сколько насыщенных событий он сегодня прошёл через свою шкуру. Спасение Николая из водной стихии, собрание в актовом зале, игра в карты, разговор с Фёдором… Была бы его жизнь такой интересной, оставшись бы он в Комсомольске? Вряд ли.***
А кровать была мягка. Мягка, словно объятия Николая. И сладка, как его речи. Он слишком идеален и красив для этого мира. Хватов дал себе клятву, что будет о нем заботиться, пока не покинет лагерь. А если и покинет, то постарается взять у Коли номер телефона или почтовый индекс, чтобы они могли жаркими вечерами переписываться между собой — у бабушки в деревне, на даче, на отдыхе в Крыму. Неважно где, главное вместе, сохраняя крепкую связь между друг другом. Брюнету не хотелось врываться в личное пространство товарища, но если он оставит один невинный поцелуй на ночь, ничего же не будет? — Спокойной ночи. — тихо шепчет он, целуя любимого в лоб. — Спокойной ночи… — мысленно, сам себе отвечает Харитон, — Сладких снов, любимый… Любимый? — это слово звучит странно, учитывая, что они оба парни. Кажется, их отношения заходят слишком далеко. Хватов с подобными мыслями уже смириться не мог, уткнувшись носом в подушку. Утро вечера мудренее.