***
— Передай мне хлеб. Чижикова Татьяна без малейшего сопротивления пододвинула корзинку ломтиков с чёрствой коркой, наблюдая за тем, как Николай с особым трепетом и желанием рассматривает эти помои. — Благодарю, ох, не думаю, что такой мусор, как я достоин даже маленького кусочка столь чудесного создания человеческого разума, как хлеб! Ведь столько труда и сил нужно, чтобы его вырастить? Ведь так тяжело смиренно ждать, пока колосья взойдут, пока огромные трактора вспашут золотистые поля, оставив за собой лишь пустое место. А некоторые люди так предвзято относятся к продуктам. Казалось бы, что тут такого — обычный кусок мякиша, не обязательно его ценить, но рано или поздно наступит момент, когда у вас не будет и этого. Цените даже самые малейшие прелести жизни. — Не хочешь ли отведать? Николай взглянул на Харитона, протянув ему хлеб, а если точнее корочку с маленьким куском мякиша, оставленного после него. Хватов сглотнул, потянув кусок ко рту. — Я пожалуй откажусь. Хлеб оказался на столе, в окружении тарелок, ложек и красных стаканов в белый кружочек. Он рассматривает кусок хлеба, его структуру, цвет, форму… О чем он будет рассказывать матери, если та спросит, чем он занимался всю смену? Сидел да еду в столовой рассматривал… Ну такое себе времяпрепровождение, будем предельно откровенны. — Ты всегда выглядишь таким исхудалым… Такое ощущение, будто ты плохо ешь. — вздохнул Хватов, рассматривая его аккуратные черты лица. Надеждин всегда выглядел как фарфоровая кукла — худая, бледная, вытянутая кукла, мало чем напоминающая человека. А вот Хватов был будто другим — смуглым, с пунцовыми щеками и нормальным телосложением. Совершенно разные, но такие похожие. Харитон не хотел показаться грубым или невежественным, к сожалению, излишняя прямолинейность не играла ему на руку, он чувствовал себя такой сволочью, когда задевал чувства других горькой правдой, но кажется, что Надеждин принимал на себя этот удар. Либо ему действительно было не обидно, либо он скрыл внутреннюю опустошённость маской дружелюбия, в любом случае, он в очередной раз показывал себя как добропорядочный гражданин. — Твоя забота так нужна в такой сложный для меня момент. — Николай пожал плечами, начав трапезу. Макароны в тарелке закончились, следом за ними был выпит компот и второе. Он поужинал на славу, почувствовав наполнение в желудке. Обычно его рвало или тошнило после приёма пищи, но сейчас всё было по-другому. Было приятно чувствовать тепло от вкусно приготовленной пищи. Не знаю как для других, но для Николая любая еда была прекрасной. Для него она выполняла свою первоначальную функцию — насыщать организм питательными веществами, а на остальное уже всё как-то равно. — Славный сегодня был ужин. Наелся до отвала… — зевнул Константин, рассматривая прижавшихся друг к другу Николая и Харитона. Они обменивались словами поддержки, удерживали тактильный контакт и просто глядели друг другу в глаза — настолько им было хорошо вместе. — Славный? Как по мне, всё как обычно. Этот Тимур носится по всей столовой, Родион и Соня воркуют на скамейке, разве что только я заметил, что Инна начала всё чаще и чаще с Хельгой ходить… Неважно, совершенно неуместная деталь. Козырьков достал из кармана сигарету, облокотившись назад. Следом пошла и зажигалка, и тут же изо рта Феди пошли огромные, густые белые клубы дыма, он совершенно не беспокоился ни о чем происходящем вокруг, наполняя лёгкие ядовитым никотином. — Не тут же! Совсем с ума посходил! — шыкнул Хватов, оторвавшись от крепкой хватки Николая. Брюнет постучал по столу пару раз, чуть ли не привлекая внимание местных сотрудников. — Мне всё равно. Это их проблемы, если им неприятно дышать со мной одним воздухом. — равнодушно ответил Козырьков, вскинув бровью. — Вот сколько мы тут находимся, и только ты никак не меняешься! Как и был заядлым курильщиком, так им и остался! Не вырастет из тебя нормальный человек, ты вообще знал, что капля никотина способна убить лошадь? Так, интересный факт для тех, кто школу прогуливает… — добавил Харитон, размахнув руками. — Курю сколько себя знаю… — начал блондин, выпустив изо рта дым. — Значит я покрепче лошади буду, раз ещё не умер. А хотелось бы… — Ты чего несёшь? Что это за бред… умереть? Зачем…? — вспохватился Хватов, пытавшись сдержаться от многочисленных вопросов. — А зачем люди живут? Жизнь — испытание, игра со своими правилами. Но не все хотят играть в нее и проходить через сложности, например. Может мне просто на скамейке хочется посидеть, а не бегать по двору. Драться. Отбирать мяч. Бить товарищей палками. Он говорил это совершенно спокойно и непринуждённо, будто бы тема смерти его совершенно не пугала. Его не пугало ничего, за одним исключением: отбор его главных подруг жизни — беленьких сигарет. Тогда всё пойдёт под откос, и всё потеряет жизненный смысл… Фёдор кинул бычок на пол, распластав остатки носком обуви. Вот и всё. Очередная доза одурманившего никотина уже поступила в организм, и никакой Хватов не сможет его остановить. А этот лицемер ему сигареты ночью подавал! Против курения он, наверное сам изредка запирается да дымит себе, надо бы это проверить! Козырьков, вытянувшись через весь стол, чуть ли не опрокинул все столовые приборы, схватив Хватова за шкирку. Их лбы прижались друг к другу, и Харитон отчётливо видел его желтоватый оскал, такой злобный и агрессивный, что аж в дрожь бросали. Чего стоили эти морщины, возбужденные из-за обилия адреналина, бушующего в юношеском организме. Надо приблизиться… Совсем немного. Он видит небольшие, еле заметные прыщи на его лице, все же он не настолько идеален, как он представлял. Носом он пытается учуять запах перегара и сигаретного дыма, но безуспешно… Лишь застоявшийся аромат фруктового компота. Тот даже к ужину не притронулся, придурок. Всё оказалось безуспешным. Фёдор буркнул, вернувшись на место. Он ошибся! И эта ошибка стоила ему всего, и даже чуть ли не опрокинутого компота. Позор… — Парни, не спорьте. Мы все товарищи. Так ведите себя подобающе… — произнёс Николай, заправив скатерть в полоску. — Хватов, хватит тебе уже собачиться с Федей, вы же друзья в конце концов. — Да… мы друзья… — всхлипнул Харитон, прижавшись к груди Надеждина. — Самые лучшие друзья! — А я тогда для тебя кто? Его тихий, ангельский голосок вернул его к жизни. А действительно… кем был Надеждин для Хватова? Риторический вопрос. — Друг номер два… самый лучший на свете друг… — ответил Харитон, и его словно побило током от неправильного ответа. Какой ещё лучший друг? Кого он там обманывает? Себя что-ли? — Хорошая у вас дружба, крепкая. — добавила Таня, встав с места. — И не говори. — неловко произнёс Хватов, бегая взглядом туда-сюда. Николай приложил руку к щеке любимого. Она тёпленькая и живая. Именно такая, какая нужно. «Как же он засмущался» — в голове Николая всплыла шальная мысль, и тихо хихикнув, тот наблюдал, как Хватов под ним краснеет всё сильнее и сильнее. Почему никто ничего не говорит? Неужели они не могут понять, что происходит на самом деле?***
По приказу Юлии Семёновны все пионеры были собраны в клубном здании, небольшом домике, где обычно проводились различные мероприятия — танцы, выставки или выступления. Например, если плохая погода не позволяла выйти на улицу и провести вечер в актовом зале под открытым небом. Огромный деревянный шкаф простирался во всю длину комнаты, и на нем были запечатлены рисунки, фотографии, поделки и награды, полученные прошлыми посетителями лагеря. Они очень весело проводили время — вот, в 72 году они рыбачили возле огромного пруда, в 67 году — устраивали игры возле костра. Казалось бы, обычные фотографии, но именно они возвращали в прошлое, позволяя окунуться в воспоминания, пусть и чужие. Когда-нибудь здесь будет виднеться фотография Харитона и Николая, стоящих рядом на общем фоне. Красота. Лицо Хватова отражалось в стеклянных рамах и пыльных металлических кубках, он бы продолжил рассматривать это добро ещё несколько часов, но подошедшая сзади вожатая изменила все его планы… — Фото рассматриваешь? — спросила она с явным интересом. — Т-так точно. — ответил Хватов, пытаясь выглядеть более мужественно. — Рассматриваю фотографии. — Красивая девушка, да? — спросила Юлия Семёновна, рассматривая прилежную пионерку в идеально поглаженной рубашке. — Красивая… — ответил Хватов, переключив внимание на местные пейзажи пионер-лагеря «Тигрёнок», они действительно завораживали своей необыкновенным очарованием… — Так вот, это молодая я. В шестнадцать лет. — начала Юлия Семёновна. — Вот тут мне пятнадцать. И так далее, я здесь каждый год отдыхала и знаю этот лагерь как свои пять пальцев! Вожатая с особым энтузиазмом перебирала фотографии, раскрывая перед Хватовым новые альбомы. Они были старыми и пыльными, некому было следить за всем этим старьём, но подобный вид фотоальбома придавал особой атмосферы, заставляя с головой погружаться в глубинные воспоминания. На всех фотографиях она выглядела молодо и счастливо — поразительное наблюдение. — Извините за бестактный вопрос, но раз мы уже давно знакомы… Сколько вам лет? Всегда было интересно. — начал Хватов, взглянув на вожатую, аккуратно раскладывающую всё на свои места. — А здорово ты это ухватил. Сразу же возраст спрашиваешь. — усмехнулась Юлия Семёновна, вскинув бровью. — Мне двадцать два. — Ещё учитесь? — вновь спросил Хватов, засмущавшись. — Заканчиваю педагогический институт. Думаю, в какую бы школу устроиться… — задумалась рыжая, приложив палец к губе. — Так вы хотите учительницей стать? Шестнадцатая школа как раз нуждается в таких проницательных и берущих дело в свои руки работницах! Хоть я не застану вас за учительским столом в душном кабинете, уверен, что последующие поколения учеников оценят ваш талант, труд и старания. Юлия Семёновна незаметно вытерла протекшую слезу, скатившейся по румяной щеке, и придя в себя, радушно поблагодарила юного пионера. — Хватов, ну ты даёшь. Таких комплиментов мне ещё никто не делал… Их душевный разговор прервал грохот, предвещающий появление Ани и Никиты. Атлеты несли с собой новенький телевизор, завидный ящик с цветным экраном. Все бы мечтали посмотреть фильмы в вечер на таком прекрасном устройстве, как телевизор. У Хватова дома был такой, но правда ему было больше двадцати лет да и работал он еле-еле. Пока Харитон пытался решить проблему, его одноклассники бегали к одному типу в гости, чтобы посмотреть самые свежие и интересные фильмы. Лицемеры. Они дружили с ним только ради этого. А почему люди дружат со мной? Есть ли на это причины? Ответы в голову не лезут. Хватов не сказать что красив, он совершенно необаятелен и к тому же необщителен. Пытается выдавить что-то через силу, терпеть разговоры, поток мыслей, вытекающий из собеседника. Только если человек ему действительно интересен, только тогда он сможет поддаться чужому влиянию. — Телевизор здесь, как вы и просили. — вздохнула Аня, вытерев пот со лба. — Очухалась! Эту громадину через весь лагерь таскали. — Вы не зря его принесли. Никита, будь добр, подтащи телевизор к розетке. — приказала Юлия Семёновна, чуть ли не запутавшись в многочисленных проводах. Ноздрёв аккуратно, но всё же громко положил телевизор на пол, попытавшись его настроить. Ну вроде надо туда-сюда нажать, настроить сигнал… — А ну отойди! — усмехнулась Аня, согнувшись на корточки. — Ничего не понимаешь и пытаешься телевизор починить. Смешной какой. — Надо бы просто его ногой толкнуть один раз и всё! Вспыльчивая девушка во всю замахнулась, готовясь к сокрушительному удару, но благо Юлия Семёновна быстро остановила гимнастку, начав на деле объяснять, как же работает этот чёртовый телевизор. — Простыми пинками его не включить. Надо вот так. — Юлия Семёновна прокрутила валик вправо, активировав телеканалы. Их было всего несколько, и то, на двух из них шли бесполезные и наискучнейшие новости да передачи о политике. Вожатая включила третий канал, где собирался идти фильм «Операция Ы». Сделав звук погромче, Юлия Семёновна удалилась, оставив пионеров наедине. — Вы не будете с нами смотреть? — завыла Аня, настроив на вожатую щенячий взгляд. — Я позову остальных ребят, и вы посмотрите фильмы вместе. Попросить Инну принести бублики и чай из столовой? — Да! — хором крикнули трое товарищей, не отрывая взгляда от телеэкрана. — Вот и отлично. Та скрылась за дверью, ничего больше не сказав. Наверное, к концу дня она очень устала. Та даже не стала отчитывать их за то, что вместо тихого часа у них проводится своеобразный киновечер, либо Юлии Семёновне стало всё равно на своих «детсадовцев», либо она просто хотела дать им юношеской свободы, ведь им как-никак шестнадцать лет. Пусть хоть немного поразвлекаются перед сном. — Когда же придёт Николай… — протянул Хватов, усевшись по-турецки. — Тише! Не прерывай интересный момент. — фыркнула Овсянкина, вылупив глаза.***
Тёмный женский силуэт бежал по ночному парку, окутанному бескрайней мглой, не видавшей начала и конца. Пару раз обернувшись, та всё же зашла в столовую, в которой ещё горел яркий свет. Белый кафель был полностью освещён лампами со всех сторон, столы были частично убраны, кое-где валялись ложки, вилки или салфетки, словом, персонал не особо старался. Но почему тут горит свет? Кажется, лишь один человек решился остаться в этой глуши хоть и не навсегда, но на долгое время, увлечённо вытирая мокрые стаканы. — Чего тебе надобно, Хельга? — вскинув бровью, хихикнул Тимур, прекратив своё дело. — Тут одно дело… — шикнула она. — Только тихо! Никому не говори, ладно? Обещай! — Обещаю. — подняв руки вверх, вздохнул Хамуров. — Не верю! — Самойлова яростно затопала, визжа, словно маленькая капризная девочка. — Мамой клянись, чтоб уж наверняка! — Мамой клянусь. Я её очень люблю. Низкорослая блондинка ничего не ответила, закатив глаза. Разговор предстоял долгий и мучительный. — Мне тут торт нужно испечь, просто у Инны завтра день рождения и мне нужно чем-нибудь её порадовать, понимаешь? Вот я хотела попросить тебя об одной услуге. Приготовь праздничный кекс, бисквит или пирог, не важно, главное, чтобы было вкусно. Прошу. — Хорошо, я попробую. Но ты эту Инну от силы два дня знаешь! Зачем так стараться… — буркнул Хамуров, достав ингредиенты из шкафа. — Какая разница, сколько я её знаю! Она и Мария единственные, кто меня ценят! Молчи и не возникай! — воскликнула Хельга, отойдя от приёмной. — Я бы тоже хотел с ней подружиться, раз она такая славная… — запел Тимур, как-то подозрительно хихикнув. — Нахал! Извращенец! — тут же засекла Хельга, пригрозив пальцем. — Ничего такого взамен торта я делать не буду. Усёк? Брюнет кивнул, открыв огромную советскую книгу рецептов. Показав пальцем на казалось бы, нужный рецепт, тот начал просить совета от Хельги. — А тебе разве разрешают впустую ингредиенты тратить? Вряд ли тут миллионный бюджет… — забеспокоилась Самойлова, рассматривая чёрный текст на желтоватой бумаге, пахнущей пищевой содой и лимонной кислотой. — Повара всё равно копейку себе в карман утащат. Здесь так принято, зарплаты небольшие, вот они и решаются… на такую подлость. — Никогда бы не подумала! Разве люди могут быть настолько жадными? — блондинка пододвинула железную миску, продолжив слушать философские рассуждения напарника. — Конечно могут! С чего бы им не быть такими? Я например сколько себя знаю, жил в небогатой, к тому же ещё многодетной семье… Отца не было, мама денег приносила, но этого всегда было недостаточно. Вот мне и пришлось подрабатывать в буфетах, чтобы прокормить семью. Тимур начал взбивать крем, на ходу добавляя интересные детали из своей жизни: он рассказал о жизни в небольшом посёлке, о том, как плохо шла учеба в школе, как он каким-то чудом попал в лагерь «Тигрёнок» благодаря щедрой тете, и много-много всего интересного… Готовка шла сама собой, без каких-либо помех. Разговоры никак не мешали процессу, наоборот, оживляли его. Хотелось говорить и говорить, пока не отсохнет язык… …— Скажи ещё чего-нибудь на немецком! — произнёс Тимур, ожидая, пока поднимется кекс. — Как-нибудь потом! — ответила Хельга, засекая время с помощью настенных часов. — Ну и как? — Уже совсем скоро… — ответил Тимур, прижавшись к дверце духовки. — Совсем скоро… Спустя десять минут поварёнок достал из печи пышный и воздушный кекс, внутри которого красовались аккуратно нарезанные яблоки. Самойлова мигом залила это добро сгущёнкой, радостно воскликнув. Девушка, прижав к себе будущий подарок, поблагодарила Тимура по-немецки и выбежав из столовой, двигалась к общежитию. Только бы её не поймали! Благо, Инна смотрела кино в клубном домике, поэтому по идее никого в комнатах не должно было быть. Дверь на ключ не закрывали, поэтому блондинка без проблем вошла внутрь. Поднявшись на второй этаж, где находилась её общая с Марией комната, та, накрыв кекс посудиной, села на кровать. Девушка смиренно наблюдала за тем, как распологавшаяся в шкафу напротив её вкуснятина растворялась в ночной темноте. Наверное, Мария будет слишком уставшей после кино, поэтому не решится на то, чтобы открыть шкаф. Спать совершенно не хотелось, но ждать, пока все вернутся в свои комнаты тоже не было желания. Пожав плечами, Хельга распустила волосы, плюхнувшись на кровать. Она шумно заскрипела, но Самойлова не обратила на это никакого внимания. Главная её задача — просто уснуть, а как и когда — неважно. Нужно просто закрыть глаза, а дальше как само пойдёт… Всех пионеров просим разойтись по комнатам для ночного сна. Повторяю… Маша спокойно вошла, точно так же, как и Хельга, и недолго думая, так же плюхнулась на кровать, смиренно наблюдая за тем, как та спокойно сопит себе под нос, прижавшись к стене. Как обидно осознавать тот факт, что её лица не видно из-за положения, которого она приняла во сне, но даже так она выглядела прекрасно. Свернулась в клубочек, накрылась одеялом, вывалив ноги наружу — да, именно так который день подряд засыпала её подруга, рыжей уже не привыкать. Юная фотографиня лишь пожелала подруге спокойной ночи, заснув под настежь раскрытым окном. Запахло чем-то приятным, аромат сгущёнки так и норовил свести с ума…