Кто такая Элли?

Как и сказала Элис, вскоре бурное любопытство иных поутихло, и эльфа стали воспринимать всего лишь как еще одного соседа, не более странного, чем остальные существа, населявшие Землю Каменного Круга. Что бы ни говорил Кано про свое желание свободы и дальних странствий, оседлая жизнь явно была ему не менее приятна и привычна. Обустроив дом и сад по своему усмотрению, он не выказывал ни малейшего желания оставить это жилище, налаженное скромное хозяйство, новых знакомых и приятелей, а более всего — маленькую Элли, ставшую ему почти как дочка или младшая сестра. Он заботился о ней, иногда даже слишком оберегая от того, что считал опасным или вредным, учил мелодично звучащей эльфийской речи, пробуждая способность лейри очень быстро осваивать любой новый язык, а позже — чертил угольком на светлой стенке печки тонкие штрихи и завитки букв. Элис, сама лишь немного умевшая читать на всеобщем языке, посмеивалась, напоминая, что Элли все же не эльфийское дитя, однако не препятствовала занятиям, видя, что эльфу это приятно, а ее дочке — интересно. Впрочем, Кано, за свою долгую жизнь повидавший и узнавший гораздо больше, чем лейри, мог научить и чему-нибудь гораздо более полезному для обычной жизни. Чутье крылатого народа, позволявшее распознавать угрозу и предчувствовать удачу, переплеталось с опытом и знаниями эльфа, то противореча им, то наоборот, соединяясь в невероятной гармонии и порождая полезный, пусть и не всегда предсказуемый результат. Руки Элли, почти такие же чуткие и ловкие, как у Кано, одинаково хорошо справлялись и с несложными принадлежностями для первого гадания, и с плетением ловушек для рыбы и наземной дичи. Видя в обоих случаях результаты своей работы и все больше уверяясь в успехе, девочка мечтала уже научиться разделывать пойманное и собранное, так же ловко нарезать мясо или зеленую плоть растений, как это делали старшие. Эльфу только и оставалось, что умерять ее пыл да следить, чтобы не использовала без присмотра ни один из остро наточенных ножей. Дни незаметно становились короче, воздух — суше и прозрачнее, цвета и запахи — чище, а ночи — свежее. Лето подходило к концу, а следом подбиралась благодатная, драгоценно-яркая осень с богатыми урожаями плодов и трав, манившая обещаниями великого праздника — Осеннего Равноденствия. Одни иные присматривались к погоде, ища подходящего дня, чтобы сняться с места и пуститься в новый путь, пока земля и воздух еще теплы, а в лесах легко прокормиться. Другие, являясь к Скале из дальних краев, проходили границу, хранимую туманными стражами, уважительно беседовали со старейшинами, искали или строили себе дома, заводили новых друзей или отыскивали здесь старых. Изредка кто-нибудь из новеньких мимоходом удивлялся, встретив эльфа среди иных, однако излишне любопытствовать насчет постоянного здешнего жителя казалось им не очень-то вежливым. А сам эльф, наконец-то почувствовав себя в безопасности, все реже дергался и хватался за оружие, заподозрив угрозу там, где ее не было. Иногда он и вовсе, отлучаясь куда-нибудь из дома, забывал взять с собой свой любимый кинжал, хотя быстро замечал допущенную оплошность. Элис, видя его беспокойство, шутила, что эту ошибку замечает лишь он один, когда никому другому нет до его оружия никакого дела. Несмотря на ровные приятельские отношения со многими соседями, по-настоящему близких друзей, кроме лейри, Кано пока еще не завел. Возможно, при большей удаче достойным другом для него стала бы Агата, хотя бы из-за ее учености и манер, однако эльф отчего-то старался избегать ее, пусть и ничем другим своего неприятия не выказывал. Когда Элис, заметив это, прицепилась к нему с расспросами, он неохотно и несколько сбивчиво объяснил, что часто ощущает в присутствии старейшины нечто пугающее и опасное, то, чего он не чувствовал в подобных ей существах, когда встречал их во время своих странствий по берегам далеких южных морей. Агата, которой никто и не думал рассказывать об этих ощущениях, видела, что ее общество отчего-то неприятно эльфу, замечала, что ее словно подозревают в чем-то дурном и страшном, чего она сама не знает за собой, но не могла добиться объяснения, так что ей оставалось лишь молчаливо обижаться и также избегать лишних встреч. — Ну ты же сам понимаешь, — пыталась Элис вразумить друга. — Агата живет здесь уже давно, выбрана старейшиной — значит, сначала туманные стражи сочли ее неопасной, а потом она своими делами заслужила лишь признание и уважение. Если бы она действительно совершила здесь что-то дурное, то это обязательно стало бы известно. — С этим я не собирался спорить, — хмуро отвечал эльф, — и не обвиняю ее в каких-то преступлениях. Однако она сама может не знать, какими свойствами обладает, что несет в себе ее кровь и что она унаследовала от предков. Эта молчаливая враждебность, прикрытая неизменной ровной вежливостью при редких необходимых встречах, совершенно не устраивала Элли, которой Агата очень понравилась еще при первом знакомстве. Зеленоглазая иная честно признавалась, что никогда не имела своих детей, однако общаться с чужими как-то само собой удавалось ей довольно неплохо. Наблюдательность, разумная осторожность и привычка перестраховываться помогали замечать, чем ребенок занят, и при надобности оберегать его от опасностей, а обратной стороной занудства оказывалось редкое терпение, позволявшее не отмахиваться от бесчисленных детских вопросов, часто невольно бестактных, и отвечать так, что все становилось понятно, пусть и неинтересно. Когда обустройство дома было закончено, и жизнь стала гораздо более однообразной, Элли завела привычку едва ли не каждый день бегать на Опаловую Заводь, изучив все извивы лесных тропинок и безошибочно выбирая в их переплетении нужную. Первые такие дружеские визиты немало удивили Агату, однако вскоре старейшина привыкла к тому, что крылатая девочка то копается в ее огороде, болтая с растительными духами, то строит на берегу замки из песка и камешков, украшая их морским стеклом, то забирается на крышу дома, укрытую сухим мхом. Агата не страдала избытком воображения, так что некоторые просьбы Элли озадачивали ее: например, предложение пускать по воде кораблики, сделанные из широких плотных листьев и тонких прутиков, или играть в куклы совершенно чем угодно, даже инструментами, катушками цветных ниток или красивыми чашками из коллекции старейшины. Дом Агаты, сложенный из тяжелых обломков серой скалы, не отличался красотой, через немногочисленные низкие окошки проникало мало дневного света, и внутри даже в самый солнечный полдень таились прохладные густые тени. Неровные серые стены и потолки трех тесноватых комнат сплошь были покрыты узором из синеватых линий, бесконечно завивавшихся в спирали, петли и кольца. Как позже узнала Элли, Агата сама таким образом украшала свое жилище, просто обмакивая кончики щупалец в краску, а потом позволяя многочисленным гибким конечностям шевелиться так, как им вздумается. Синий — в разных своих оттенках — был самым любимым цветом зеленоглазой старейшины, как будто напоминая ей о днях ее детства и юности под ясным южным небом. Синие рисунки украшали ее дом изнутри, намеренно сокрытые от всякого постороннего взгляда, из синих лоскутов шила она себе одежду, занавески, покрывала и половички. Синей посуды, фарфоровой и стеклянной, больше всего было в ее тщательно оберегаемой коллекции, заботливо размещенной в самодельных шкафчиках. Справедливо опасаясь за сохранность самых хрупких вещиц, Агата внимательно следила, чтобы Элли не тянулась без спроса к ярким чашкам, бокалам, розеткам и тарелкам, при необходимости освежая установленные правила долгими занудными речами, которые, впрочем, не особенно пугали маленькую лейри. Пару раз ей все же не повезло разбить кое-что из Агатиных сокровищ, однако единственным наказанием за это оказались все те же долгие нравоучения о недопустимости такого небрежного обращения с ценными и полезными вещами… Ну и надолго испорченное настроение Агаты, которого старейшина, впрочем, старалась не выказывать больше необходимого. Кано, не слишком-то довольный этой дружбой, все же проявил достаточно ума и тактичности, чтобы не пытаться препятствовать им и уж тем более настраивать Элли против Агаты, внушая девочке собственные недоказанные подозрения и страхи. Всякий раз, когда Элли возвращалась из гостей, он расспрашивал ее о том, как она провела время и что делала у Агаты, а маленькая лейри не думала что-то утаивать или чего-то стыдиться. Но в этих радостных непосредственных рассказах даже самому подозрительному существу сложно было бы отыскать намек на нечто дурное или опасное. На удивление, гораздо легче Кано сошелся с Манорой — той самой соседкой, что в первое их утро на новом месте устроила безобразный шумный скандал, недовольная присутствием эльфа. Впрочем, как они узнали довольно скоро, задиристая киннара могла выяснять с кем-нибудь отношения едва ли не по пять раз на дню, находя в этом весьма своеобразное развлечение. Поводом для ругани мог стать цвет вывешенного на просушку белья, запах пищи, какой-то мнимый шум или даже почудившийся косой взгляд в ее сторону. К счастью, эти скандалы никогда не переходили в драку, хотя длинные острые когти киннары при необходимости могли поражать противника не хуже металлических лезвий. Однако Маноре вовсе не хотелось быть изгнанной из Земли Каменного Круга, как это могли сделать за слишком уж неуживчивый характер. Так что ссоры с ближними и дальними соседями, сколь угодно шумные, всегда заканчивались либо примирением, либо просто расходом в разные стороны, на некоторое время наступал мир, а потом все повторялось точно в той же последовательности. Кано, вовремя сообразивший, что Маноре просто нравится скандалить и доводить окружающих, старался не поддаваться ей, хотя и не всегда в этом преуспевал. Пару раз чересчур раззадоренную и обнаглевшую киннару все же приходилось осаживать на грани дозволенного здесь, то есть припугивая оружием. Манора, однако, нимало не обиделась на это, а даже наоборот, по достоинству оценила боевитость и спокойную решимость эльфа, не дававшего себя подавить и запугать. Со временем соседи взаимно притерлись, выяснили сильные и слабые стороны друг друга, и перепалки, происходившие по крайней мере раз в несколько дней, стали совершенно предсказуемым и безопасным явлением. Тиммель, действительно оказавшийся полезным знакомым, сам не спешил заводить дружбу, хотя никогда не отказывал, если его просили чем-то помочь по хозяйству или что-то одолжить. Точно так же, как и эльф, он предпочитал не распространяться о своем прошлом и не прельщался предсказаниями будущего. Казалось, его совершенно устраивало нынешнее положение: спокойная и однообразная жизнь, когда никто не стремился дольше необходимого нарушать его одиночество и отвлекать от излюбленных занятий. В своем тесном захламленном доме Тиммель обычно только ночевал, а большую часть времени проводил в одной из пещер-делянок, таившихся в толще Скалы. Там, в сыром сумраке, обильно разрастались странные растения, боящиеся солнечного света и свежего ветра, и бесчисленные виды грибов и плесени, из которых хозяин потом изготавливал самые разные зелья, очень ценимые иными существами. Лето постепенно сменялось осенью, однако лес, лишь кое-где окрашиваясь в алый и золотой, еще не спешил сбрасывать свой пышный наряд, а до больших холодов и подавно было далеко. Иные, не наделенные от природы даром предвидения, вглядывались в мир вокруг, воображая знаки судьбы в оттенках неба, шепоте ветра, солнечных бликах на воде и причудливых очертаниях облачных гор. Время смены сезонов было для многих временем выбора: остаться на прежнем месте еще на одну зиму или начать новый путь, пока дорога безопасна, а дни и ночи еще теплы; заготавливать запасы на долгие зимние месяцы или пристраивать ненужное имущество, чтобы пуститься в странствие налегке; искать мирных соседей или надежных спутников. С разных сторон, из разных концов мира к Скале Каменного Круга прибывали существа самых разных видов, составлявших вместе бесконечное множество, которое и звалось иными. Кто-то из них шел, как недавно лейри, с юга, с великой опаской огибая границу эльфийских владений. Другие прибывали с севера и востока, через горы и холмистые пустоши, принося диковинные вести от каменных великанов и морозных духов, а иногда даже от шаманов и великих матерей из орочьих племен. Некоторые приходили с запада, со стороны мирных хоббитских поселений, где не приходилось ждать большой угрозы, и малолюдных скрытых общин дунэдайн, от которых иные на всякий случай старались держаться подальше. Те, для кого Земля Каменного Круга в этот год стала не началом пути, а его целью, пробирались извитыми земными тропами, по памяти или наугад отыскивая ту единственную, что вела в нужное место; скользили в небесной высоте вместе с птицами, доверяясь воле прихотливого ветра; стремились по течению быстрых неглубоких речек, ища убежища в тихих озерцах и на камышовых отмелях. И каждый из этого множества, кто не таил в себе злых намерений и вражды, мог найти себе в хранимом краю дом на сколь угодно долгое время, друзей, а часто и сородичей. Близился один из великих праздников, одинаково почитаемых у любого племени иных существ — праздник Осеннего Равноденствия, отмечавший поворот года к зиме. В эти дни, пусть за ними следовал еще почти месяц ясной теплой погоды, следовало от души проводить уходящее лето, вознаградив себя плодами собранного урожая, а заодно позаботиться о том, чтобы зимой не погибнуть от холода и голода. И местные жители, кого этой осенью не потянуло путешествовать, и новоприбывшие гости, решившие зимовать, заблаговременно приступали к важной подготовке. Растительные духи, в этих краях населявшие едва ли не все деревья, кусты и травы, напитывали жизненными соками плоды своих зеленых домов, готовясь к долгому сну или смене своего жизненного цикла. Ведуны и колдуньи присматривали ветви, лозы и камни для изготовления новых посохов или волшебных палочек, избирая материал для своих будущих чародейных инструментов по таинственным приметам, неведомым для посторонних и незнающих. Умельцы осторожно вызнавали, какие подарки хотели бы получить их друзья, и прилагали все свое искусство, чтобы выполнить пожелания. Одинокие искали себе пару, а те, чье сердце уже сделало выбор, в эту пору признавались в своих чувствах, надеясь на желанное согласие. Домовитые хозяева выискивали, чего бы еще полезного набрать и запасти, чтобы хватило и уделить на общие столы на праздник, и самим не голодать до урожаев следующего года, и при надобности поделиться с теми, кто оказался не столь удачлив. К этому последнему виду, как оказалось, принадлежал и Кано, уже чувствовавший себя среди иных едва ли не своим, полноправным жителем Земли Каменного Круга. К заготовительным заботам, так же, как и недавно к обустройству дома, он подходил без заполошной спешки или излишнего внешнего рвения, однако результаты его размеренных стараний говорили сами за себя. Элли, как умела, помогала ему и в доме, и в огороде, и в недальних походах в лес или на речку, а вот Элис, слишком занятая предсказаниями, изо всех сил отлынивала от домашней работы. В преддверии праздника, издавна считавшегося благоприятным для гаданий, все больше иных желало узнать свою судьбу. Многочисленные новички, прослышав о том, что в этих краях живет лейри, приходили к Скале, разыскивая Элис и предлагая за ее предсказания разнообразные полезные дары. Одни, приняв уже решение остаться, спрашивали, благополучна ли будет грядущая зима; другие, кому не приглянулась Земля Каменного Круга, просили совета в выборе нового пути и новой цели. Ободренные или предостереженные, они щедро расплачивались, а заодно и рассказывали о предсказательнице уже своим знакомым, так что желающих получить предсказание не становилось меньше. — Ну, набежали! — устало, хоть и без большой злобы жаловалась Элис спокойными вечерами, когда гадания наконец заканчивались, а вознаграждения были подсчитаны, уложены в кладовую или же предназначены на передаривание тем, кому они оказались бы нужнее. — Всем так нужны предсказания, как будто у них своего ума не хватает, чтоб решить, куда лучше идти, с кем жить и как позаботиться о себе зимой. — Ума, может, и хватает, — насмешливо щурясь и искоса поглядывая на лейри, отвечал Кано. — Только они сами в свой ум не верят, поэтому и надеются на чужое решение, если есть такая возможность. — Сам эльф, как и раньше, не желал, чтобы кто-то другой предсказывал ему будущее, полагая, что со своей судьбой вполне управится и без чужого вмешательства. Элис, не желая лишний раз спорить и испытывать его неодолимое упрямство, лишь скрывала внутри довольный смех. Искусно таясь от друга и не открывая всех своих намерений даже дочери, старшая лейри всякий раз откладывала малую часть от припасов, принесенных ей в дар за предсказания. Хранилищем она избрала один из показанных Агатой тайников, расположенный совсем рядом со вторым входом в дом. В глубокую нишу, искусно замаскированную каменной пластиной, отправлялась пища, не подверженная порче и пригодная для долгого путешествия, небольшие запасы целебных трав, плодов и кореньев, которые Элис собирала и заготавливала сама, легкие походные инструменты, нужные для добывания пищи или, если уж совсем не повезет, для обороны от возможного врага. Будущий путь, уже намеченный, вел на юг, в те края, где не бывает холодной снежной зимы, но кое-какие теплые вещи, выбранные еще и за удобную скрытную окраску, все же стоило прихватить. Один за другим, незаметно исчезая из повседневного пользования, к походным припасам присоединялись самые важные и действенные обереги, приманивавшие удачу, отводившие беду, придававшие силы и оживлявшие ум и чутье. Самыми последними дожидались своей очереди принадлежности для гадания — вещи, едва ли не самые важные в жизни любой лейри. Не весь свой запас Элис в этот раз собиралась взять с собой: что-то можно было оставить в этом доме, как наследство и науку дочери. И вот однажды звездной ночью, в самый тихий, глухой и пустой час незадолго до рассвета, когда крепко спят и дневные существа, и ночные, Элис ускользнула прочь из почти полюбившегося дома — тише тени в густом лесу и легче вольного ветерка в широком поле. Кано минувшим днем успел как следует поработать и устать, поэтому сон его был немного менее чуток, чем всегда. В предвкушении новой далекой дороги Элис так и не смогла уснуть, так что в этот неурочный час, вопреки всем привычкам и природным законам, с наслаждением подставляла тело ночной прохладе, с разгорающимся азартом всматриваясь в густую тьму, еще не нарушенную ни единым отблеском грядущего рассвета. — И все равно — я хотела бы пойти с тобой, — тихо и печально сказала Элли, неслышно подошедшая к матери, собиравшей в старую походную сумку последние, самые важные вещи. — Ну я же говорила тебе, — потрепала ее по волосам Элис. — Я полечу далеко, туда, куда не добраться по земле. Когда ты подрастешь, и небо покорится твоим крыльям, ты сможешь тоже отправиться в те края, или даже еще дальше, куда только захочешь. Но еще немного времени тебе лучше пожить здесь, вместе с Кано. Разве тебе плохо с ним? — Нет, с ним хорошо, — смущенно завернувшись в свои крылья, прошептала девочка. — Но лучше всего, если бы мы путешествовали все вместе, как когда шли сюда. — Ты же сама понимаешь, что это невозможно, — вздохнула Элис, отчасти понимая чувства дочки, но опасаясь слишком уж затянуть это ночное прощание. — Кано здесь нравится, он выбрал остаться, и я не вправе заставить его идти еще куда-то, если он не хочет. Но вспомни, прошу, как на него смотрели здесь, когда мы только пришли. Если мы бросим его здесь одного, то все остальные могут решить, что он выгнал нас, или сделал еще что-нибудь гадкое. Вдруг его станут обижать? А если ты останешься и присмотришь за ним, то все будет хорошо, и никто не подумает причинять ему вред. Вы отлично позаботитесь друг о друге, а там, и соскучиться не успеешь, как я вернусь сюда. Поддавшись ласковым уговорам, Элли все же отцепилась от матери, в последний раз осмотревшей собранное и плотно затянувшей завязки сумки. Элис закрыла опустевший тайник, а потом, ловко нажав неприметные углубления в неровной каменной стене, привела в действии скрытый механизм, открывавший запасной выход из дома. Воздух, остывший за ночь, охватил обеих лейри, вызывая легкую дрожь: у Элли — лишь от холода, особенно ощутимого после теплого дома, а у Элис — больше от захватившего ее предвкушения, не оставлявшего места для сомнений и страха. — Я вернусь, обещаю тебе, — шепнула Элис, наклонившись и слегка обняв дочку. — Принесу тысячу разных историй из тех краев, где побываю, и самые красивые подарки, которые только смогу найти. А ты не скучай здесь без меня, расти красивой и сильной, заведи много друзей и научить хорошо гадать. Если будет трудно или страшно — Кано и Агата помогут тебе. — Обещаю, — соглашаясь с этим ворохом заполошных советов, а может, просто пропустив их мимо ушей, тихо ответила Элли. *** Широкие крылья распахнулись, полные силы после хорошего отдыха, и холод скользнул по чувствительным тонким перепонкам. Больше почувствовав, чем услышав приближающиеся из глубины дома шаги, Элис одними губами прошептала дочке слова прощания и, оттолкнувшись от скального карниза, нырнула в расстилавшийся внизу густой мрак. Лишь редкие заблудшие ветерки тревожили ночной воздух, невероятно прозрачный и будто звеневший от сухой осенней свежести. Лес, еще не утративший летней густоты, отзывался на их прикосновения легким шумом, едва слышным, как спокойное дыхание спящего. Лейри, несколькими сильными взмахами крыльев поднявшись повыше над Скалой и верхушками древесных крон, взглянула на только что покинутую каменную площадку и оставленный дом. Ее опасения оказались не напрасны: у темного провала открытой тайной двери, рядом с Элли, выделялась длинным стройным силуэтом фигура эльфа. Девочка дернулась было вперед, к опасному каменному краю, но Кано, как всегда, успел удержать ее, обнимая и не давая вырваться. Выражения его лица невозможно было рассмотреть с такого расстояния, да еще и в темноте, однако, на краткие мгновения почувствовав на себе тяжелый взгляд золотистых глаз, Элис поняла, что после возвращения ссоры и обид не избежать. Впрочем, в начале пути очень вредно было отравлять свой разум излишними опасениями насчет далекого еще окончания. Поймав крыльями удобный ветровой поток, она чуть развернулась, направляясь на запад, к самому темному краю неба. На юг Элис собиралась свернуть позже, когда доберется до морского побережья, вдоль которого дорога была дольше, но зато несравненно безопаснее. Крылья, как и их хозяйка, соскучились по дальним перелетам и готовы были достойно показать свою силу и выносливость. Ветер, незримый небесный друг, ласково касался обнаженной зеленой кожи, даря надежную опору и ускоряя бесшумное скольжение в воздухе, и без того стремительное. Очень скоро погруженная в сон Земля Каменного Круга осталась позади, и туманные стражи, привычные к таким внезапным отбытиям здешних обитателей, лишь проводили улетающую иную задумчивыми взглядами. Их задачей было лишь узнавать о возможной опасности со стороны пришедших сюда, а не выяснять, зачем кто-то внезапно вознамерился покинуть хранимый край. А на Скале, на маленькой каменной площадке возле открытой тайной двери, Кано и Элли не смели нарушить хрупкое молчание, в эти минуты словно наполнившее собой весь мир. Они вглядывались в неровную грань, разделявшую лес и небо, как будто в тщетной попытке хотя бы взглядом удержать стремительно удаляющуюся крылатую тень. Девочка, пусть и предупрежденная кое о чем заранее, все еще не могла до конца поверить, что мать так скоро решилась оставить ее. А эльф, теперь запоздало связывая в уме многочисленные подозрительные детали, досадливо корил себя за ненаблюдательность и беспечность и мысленно честил всех скопом ненадежных матерей, способных вот так запросто бросить свое дитя под опекой едва знакомого существа из другого народа. Мгновения, отмеренные лишь тихим дыханием, незаметно складывались в минуты. Элис, затерявшуюся где-то на серой линии горизонта, уже невозможно было разглядеть даже самым острым зрением, и миг расставания, еще слишком свежий в памяти, уже становился прошлым, оттесняемый неумолимо наступающим настоящим. Восточный край неба, окаймленный далекой горной цепью, понемногу наливался робким светом, а бесчисленные звезды, пусть и видимые в сухом воздухе небывало ясно, одна за другой гасли, уступая место еще не взошедшему солнцу. Элли, продрогнув и все же поддаваясь убежавшему на время сну, прижалась к другу, наслаждаясь его телесным теплом. Будь она людским или эльфийским ребенком, расставание с матерью стало бы для нее гораздо страшнее и мучительнее. Однако дети крылатого народа, пусть и не лишены были любви к родителям, все же от природы были способны раньше начать самостоятельный путь. К тому ж предчувствие грядущего, пронизывавшее всю их жизнь, теперь отгоняло страх и одаривало надеждой на счастье будущей встречи. А присутствие друга рядом не давало девочке почувствовать себя одинокой и брошенной. — Ну вот опять, — неведомо к чему растерянно вздохнул Кано, осторожно взяв Элли на руки, и прибавил совсем тихо пару мелодично звучащих слов, которых она не смогла понять, хоть он и учил ее эльфийскому языку. — Пошли домой, маленькая. Утро уже скоро, но хоть немного поспать, может, все-таки успеем. — Она вернется, — сквозь сон прошептала Элли, обвивая гибким хвостом его руку. — И тогда мы пойдем в путь все вместе. Над Землей Каменного Круга, окрашивая половину неба из синего в розовато-золотистый, занимался ясный осенний рассвет.