Кто такая Элли?

Равноденствие встретили вдвоем, присоединившись к десяткам, а то и сотням других существ, собравшихся в этих краях на праздник. Элли вместе с другими ловкими малышами украшала деревья над праздничными полянами, развешивая на ветках гирлянды из светлячков и болотных огней, или носилась по всей округе с разнообразными поручениями и мелкими посылками. Кано, немного подумав, присоединился к тем, кто готовил пищу для всех празднующих. Таким образом, никто не смог бы обвинить его в безделье, а заодно меньше была надобность отвлекаться туда-сюда по разным мелким просьбам, куда-то лезть и с кем-то болтать, в очередной раз отвечая на глупые вопросы. В день и ночь Равноденствия, а заодно и несколько дней после, широкие поляны вокруг Скалы преобразились, превратившись в ярко украшенные залы для пира и танцев, разве что стенами здесь служили стволы ближних деревьев, а потолками — купола крон и переплетенных ветвей или высокое чистое небо. Пришельцы из дальних краев делились историями своих странствий, рассказывали о диковинных местах, где им довелось побывать, о созданиях, неведомых в этом уголке мира, о странных обычаях и законах, порой забавных, а порой пугающих, и о явлениях, которым даже самые мудрые не смогли бы найти объяснения. Некоторые особо любопытные, припомнив, что эльф тоже пришел в Земли Круга лишь этим летом, пытались разговорить его, вытребовать необыкновенных рассказов, легенд и слухов, но Кано, ловко уклоняясь от нахальных просителей, упорно отмалчивался, не желая делиться своим прошлым ради чужого праздного интереса. Среди иных немало находилось певцов и музыкантов, и в свежем прозрачном воздухе далеко разносились звуки лихих плясовых, замысловатые сплетения звуков медленных танцев из дальних стран или протяжные звонкие напевы на разных языках. Среди творившейся радостной суматохи Элли заметила один раз, как Кано странно неподвижным пристальным взглядом наблюдает за тем, как среброкожая дева-водяница, хозяйка безымянной речки, выплетает медленную нежную мелодию, перебирая струны гитары. Тонкие загорелые пальцы эльфа откликнулись на звуки музыки едва уловимыми движениями, как будто касаясь невидимых струн… Водяница, заметив его взгляд, прервала игру и приветливо окликнула его, предлагая сыграть на ее инструменте, раз уж не прихватил своего. Но эльф лишь слегка встряхнул отросшими волосами, как будто сбрасывая дремоту или морок, и с тихим смехом ответил, что игре на музыкальных инструментах не обучен, просто загляделся на красивую девушку. Польщенная речная дева точно покраснела бы, если бы ее кровь не была прозрачной, как вода. А Элли, тихо подглядывая из-за кривого ствола поваленного дерева, молча удивлялась: зачем это ее другу понадобилась такая прямая и бессмысленная ложь? *** Но вот закончились бурные праздничные дни, и жизнь, на короткое время взвихренная и взбаламученная, постепенно вернулась в обычное русло. С той лишь большой разницей, что лес становился все прозрачнее, теряя разноцветную листву, ночи наполнялись холодом, а солнце с каждым днем обходило небосвод все ниже, до самой глубины пронизывая дома своими ослепительными лучами. Иные существа, многие из которых в теплый сезон предпочитали вовсе ничем не прикрывать свои тела, теперь все же заботились о сохранении нужного тепла, каждый своим способом. Одни отращивали зимний мех с густым подшерстком, дополнительные слои кожи или другие защитные покровы; кто-то готовился впасть в спячку до самой весны, наедая осенними плодами нужный жир, чтобы в долгие месяцы сна не бояться истощения. Те, кто по своему телесному строению и образу жизни был больше всего подобен людям или эльфам, доставали из сундуков и шкафов теплую одежду и обувь, заботливо переложенную душистыми травами для предохранения от прожорливой моли. Лейри, когда это было возможно, тоже предпочитали свою естественную скрытную окраску любой, даже самой красивой одежде. Однако не во всех местах и не при всякой погоде это было возможно, так что Элли к середине осени уже вовсю красовалась в теплых обновках, сшитых все тем же Кано. Для эльфа, как видно, лейри были слишком подобны людям или даже его собственному народу, так что их пренебрежение одеждой казалось ему довольно странным. Он понятливо не пытался навязать им свои взгляды и представления о приличиях, однако побег Элис и наступление холодов оказались для него отличным поводом наконец изменить не нравящееся положение, а заодно и проявить очередное полезное умение, нажитое за долгую и разнообразную жизнь. Агата, у которой для этой цели пришлось одолжить некоторые швейные принадлежности, тоже не осталась в стороне: поделилась своими запасами ткани, в основном синего цвета, а немного позже подарила Элли пару отличных теплых свитеров, которые связала для нее сама. Выполненная при помощи десятка щупалец, эта работа занимала гораздо меньше времени, чем если бы в вязании были заняты всего две руки со спицами. Зима подступала очень вежливо, без лишней спешки, понемногу прибавляя холода ночам и укорачивая светлые дни. Жизнь, летом бурлившая в этих местах открыто и будто напоказ, сейчас не прекратила своего неустанного движения и мелькания, однако переместилась с лесных тропинок и полян в теплые дома, гнезда и норы. Иные, не впавшие в спячку, чистили и чинили имущество, изношенное от частого пользования за лето, изготовляли новое взамен старому или в качестве товара на обмен с кем-нибудь из соседей, обрабатывали последние из собранных предзимних плодов и ходили в гости к друзьям, устраивая вечеринки с совместным поеданием лучших заготовок. Элли и Кано, которым особо не к кому было ходить в гости, теперь все чаще надолго оставались только вдвоем. В тихие вечера, когда за окнами крепкий ветер раскачивал оголяющиеся ветви, а от растопленной печки расходилось по кухне приятное тепло, девочка забиралась к другу на колени и, уже не смущаясь, упрашивала его рассказать или спеть что-нибудь. Голос эльфа, казавшийся ей самым прекрасным на свете, одним своим звучанием мог выразить не меньше, чем самые поэтичные слова легенды или сказки, и по-настоящему полно он показывал свою красоту именно в пении. Элли давно уже поняла, что Кано отчего-то не хочет показывать свой чудесный дар никому постороннему, однако от своей маленькой подружки он не считал нужным таиться, словно приберегая драгоценнейшее из своих сокровищ для нее одной. Многие из песен были на тех языках, которых Элли не знала — его память о немыслимо далеких странах, давних временах и чуждых народах, о которых в этом уголке мира не слышали и не смогли бы даже отдаленно вообразить. — Скажи, а отчего ты не играешь на гитаре или на арфе? — спросила она однажды, уютно устроившись в его объятиях и прислонившись ухом к его груди. — Очень бы красиво было вместе с твоими песнями. В тот миг она не видела его лица, но чутким слухом и прикосновением уловила, как сердце чуть сбилось с обычного ровного ритма. — Я учился когда-то этому, — ответ прозвучал все так же мирно, как и очередная недавняя история, разве только самую чуточку печально, словно с сожалением о давно утраченном, что не было смысла даже пытаться вернуть. — Но сейчас, жаль, не могу. — Из-за того шрама? — догадалась Элли, отловив правую руку эльфа и в который уже раз ощутив под пальцами этот старый след, как будто кожа когда-то была стянута и смята. Как лейри уже успела заметить, шрам нисколько не мешал Кано в повседневных делах и даже в обращении с оружием. Эльф одинаково искусно мог действовать обеими руками, разве только при самых тонких работах больше использовал левую. Но, может быть, при музыке ему была удобнее именно правая, сейчас потерявшая нужную чувствительность. — А откуда он? — Не повезло, схватился по неосторожности за горячий камень, — вновь, как и много раз до этого, правдивый ответ не открывал и ничтожной доли таившейся за ним истины. — Ожог не заживал очень долго, а потом еще дольше оставался след, который не позволял как следует пользоваться рукой. Удалось, конечно, исправить дело, но на это ушло слишком много времени, и многие умения просто забылись. — А разве нельзя было снова научиться играть, так же, как шить, копать или сражаться? — удивилась Элли, чуть повернувшись, чтобы взглянуть своему другу в лицо. — Ну, ты же уже знаешь, как я чаще всего жил, — вновь чуть грустновато улыбнулся он, осторожно пощетокав ее за шею. — Гитара или арфа — штуки довольно большие, и хороши они только когда есть дом, где их можно хранить. С собой такую вещь не потаскаешь. Отблески огня отразились в золотисто-карих глазах, как будто затопляя их, превращая на краткие мгновения в крохотные озерца пламени, а затем, от неуловимого движения, исчезли, оставшись лишь привычными искорками. *** Дни складывались в месяцы, осень сменялась зимой, а следом, в должный срок, новая весна пробуждала землю и ее обитателей к обновленной жизни. Никто уже не думал удивляться маленькой семье, состоящей из девочки-лейри и ее приемного отца-эльфа. Элли подрастала, как здоровое молодое растение на плодородной земле, ее крылья обретали выносливость и силу, а гадательный дар совершенствовался и оттачивался, позволяя ее мысленному взору все лучше проницать тайны грядущего. Не меньших успехов она достигла в грамоте, а также и в эльфийском языке, хотя нынешняя жизнь не предоставляла пока что возможности воспользоваться этими умениями. Элис, исполнив свое обещание, вернулась через три года, обрадовав Элли, почувствовавшую ее близкое присутствие, и немало удивив эльфа, который не очень-то ждал сбежавшую приятельницу, но за время ее отсутствия даже перестал злиться за ее дурацкий побег. Старшая лейри убедилась, что очень удачно выбрала воспитателя для дочки, хоть и заметила, что Кано как будто все больше считает Элли эльфийским ребенком. Одну зиму Элис прожила в доме на Скале Каменного Круга, отдыхая и увлеченно делясь воспоминаниями о своем южном путешествии. Большую часть этих трех лет она провела в стране с красивым певучим названием Ларна — в благодатном теплом краю, где самые обычные дома в любом из городов были древнее, чем прославленные обиталища людских и эльфийских королей западных стран. Элис вспоминала о красивых и страстных темноглазых людях, не чуждавшихся дружбы и любви с иными существами, напевала песни на звучном мелодичном языке, немного похожем на эльфийский, но совершенно не родственном ему, пыталась описать рынки, куда стекались товары со всех концов мира, величественные храмы, где поклонялись сотням богов, и главное из чудес этой страны — прекраснейший Замок Тысячи Цветов… — Знаешь, когда-то я подумал, — задумчиво произнес Кано, тоже не единожды бывавший в Ларне, — что вся их красота, все великие открытия и достижения этого народа — это то, каким был бы мир, если бы только люди жили в нем и определяли его судьбу. — Ты, должно быть, загнул лишнего, — недоверчиво усмехнулась старшая лейри. — Что это был бы за мир, с одним только народом, да еще и с людьми? — Думаю, в лучшем случае — именно то, о чем я только что сказал, — не смутился Кано. — А в худшем… Тогда нам действительно повезло, что у нас такого мира нет. Когда очередная зима сменилась влажной теплой весной, Элис избрала направление для своего нового путешествия. На этот раз Элли проводила ее пусть и с сожалением, однако почти без зависти или желания отправиться с ней. Не зная других сородичей, девочка все больше привыкала к жизни оседлых существ, какими были ее ближайшие друзья, и память первых лет, проведенных в дороге вместе с матерью, словно исчезала, отогнанная надежными стенами постоянных жилищ, блеском Опаловой Заводи, синими узорами и эльфийскими песнями. Проходили годы, слишком похожие друг на друга, чтобы задуматься об их числе и быстротечности. Элли взрослела, из девочки превращаясь в девушку, и очередным туманным летом она впервые без опаски взлетела с вершины Скалы, с одного из древних стоячих камней Круга. Когда небо покорилось ее крыльям, все дороги этого мира стали открыты перед ней, и наступила та необыкновенная пора, когда дети крылатого народа, следуя обычаю и своей природе, начинали свое первое самостоятельное путешествие. Но ни в этот год, ни в следовавший за ним Элис не возвращалась в Земли Круга, а рядом с Элли не было больше никого, кто мог бы ободрить ее в этом выборе и разбудить в ней уснувшую жажду странствий. Больше всего для нее значило мнение Кано и Агаты, но оба они были существами из оседлых народов, и Элли за проведенное вместе время успела достаточно перенять их образ жизни. Рядом с друзьями, заменившими ей родителей, Элли было слишком хорошо, так что у нее почти не возникало желания отделиться и попробовать свои силы в самостоятельном опасном пути. За последние годы, когда Элли стала достаточно взрослой, чтобы ее можно было без опаски оставить дома одну, Кано несколько раз покидал хранимую землю иных и навещал своих сородичей в Ривенделле. Однако надолго он там обычно не задерживался, а возвращаясь, не очень-то желал делиться воспоминаниями и рассказывать истории о том, как провел время и с кем встречался. Впрочем, Элли, всякий раз с нетерпением ждавшая его, уже давно привыкла к этой странноватой манере и понимала, что его скрытность не несет для нее никакой угрозы. Но однажды, такой же ясной осенью, как и та первая, что они провели вдвоем, Кано взволнованно и чуть виновато признался ей, что в этот раз собирается отсутствовать гораздо дольше. Он говорил, что рад бы никогда не оставлять ее, но есть еще парочка дел, нежданно всплывших из давних времен, и несколько мест, в которых нужно было бы побывать намного раньше, а приходится срываться с привычного места именно сейчас. Не сдержавшись едва ли на пару мгновений, неосторожно проговорился о важной просьбе от кого-то, кому не смог бы отказать, и тут же сам пожалел о собственной болтливости, словно думал, что его случайно оброненные слова могут чем-то обидеть Элли. Лейри, как могла, старалась ободрить и успокоить друга, обещая, что дождется его, сколько бы времени ему ни понадобилось до возвращения. Гадание, на которое она все же тайком решилась, вопреки желанию эльфа, показало опасность его грядущего пути, но — почти при любом раскладе — благополучный исход. — Хотел бы я верить в твои предсказания, раз уж они всегда обещают что-то хорошее, — рассмеялся он на пороге их общего дома, и его тень, резко высвеченная лучами низкого осеннего солнца, длинной темной линией пересекла коридор едва ли не до задней стены. — Но мне спокойнее уже от того, что в это веришь ты. А на другой день, когда земля и еще зеленые стойкие травы были поутру посеребрены первым ночным заморозком, он ушел, так и не сказав, когда намерен вернуться. Впервые за свою жизнь здесь Элли осталась не только совершенно одна в притихшем и словно потемневшем доме, но и с неизвестностью, тревожащей, несмотря на всю уверенность в истинности предсказания. Она гадала еще и еще, и с чашей, и с клубками цветных ниток, и с магическими травами и камнями, однако, сколько ни напрягала разум и чутье, не могла проникнуть во мглу, скрывшую от нее любимый образ, словно что-то там, на его неизвестном опасном пути, затмевало ее мысленный взор. Манора, видя ее тревогу, невпопад советовала устроить хорошую охоту или вызвать кого-нибудь на поединок, словно забыла про мирный нрав крылатого народа. Агата, узнав о внезапном уходе эльфа и о его прощальных словах, сама забеспокоилась не меньше, пусть и не питала к нему теплых чувств. Но вслух она лишь посоветовала Элли побольше доверять Кано и помнить, что он как-то прожил сотни, а то и тысячи лет до знакомства с ней, не имея никакой защиты, кроме собственного умения выживать. Зима, выдавшаяся гораздо теплее обычного, щедро одаривала влажными метелями и туманами, на много дней скрывавшими солнце, как будто погода в этот год решила немного сойти с ума и вдоволь поудивлять всех земных существ. Элли, которая в этот год впервые зимовала одна, не решилась пускать в дом временных постояльцев, как советовали ей некоторые знакомые, и опасалась, что из-за сырости затопит погреб, а по углам комнат поползет плесень. Однако то ли вмешалась ее всегдашняя удача, приманенная амулетами, то ли, что вернее помогла какая-то таинственная хитрость, оставленная строителями дома, но беленые стены и потолки остались нетронуты черной пакостью, не пощадившей в эту зиму многие другие дома, и в глубокий погреб под кладовой не проникла ни одна лишняя капля воды. В долгие ночи, когда над оголившимся лесом плясал разбушевавшийся ветер, почти с телесной силой давя на плотно закрытые окна, к Элли вновь являлись сны далекого детства. Странные видения, яркие и живые, но очень мало похожие на знакомый ей мир, посещали ее в самые первые годы жизни, но после знакомства с Кано, словно отпугнутые его присутствием, ушли и ни разу не возвращались. А теперь, почуяв ее одиночество и скрываемую внутри тревогу, они дожидались ночи и накатывали с неистощимой силой, как будто создавая для нее второй мир, существующий только во сне, но больше ни в чем не уступающий настоящему. В своих снах Элли жила в доме из золотистого дерева, в долине, полной звездного тумана, поднималась в небо вместе с весенними ветрами, на миг останавливалась под невесомым дождем вишневых лепестков… В движениях облаков и сплетениях трав отыскивала она свое имя, в шепоте ветра и серебряных водопадов надеялась расслышать пророчество о будущем пути, гораздо большем, чем одна жизнь. «Элли, Элли, — напевали лепестки голубоватого пламени, что мерцало в ладонях, холодное, как свежий снег. — Отныне и навеки, ибо нет конца дороге». Сплетала в венок цветы, выросшие из упавших на землю звезд, и бросала венок в воду, не смея отдать тому, кому он был предназначен. «Где ты? — звала среди темных троп незнакомого леса, вглядываясь в тени, бесшумными стаями падавшие на землю, как листья. Лишь на миг заметные краем глаза, выдавали себя широким взмахом причудливые крылья, так не похожие на ее собственные. Внезапный порыв ветра наполнялся зимним холодом, тени взлетали кружащимся вихрем, а мгновение спустя чужое присутствие сменялось пустотой и тишиной, сколько ни всматривайся во тьму, сколько ни напрягай голос бесполезным зовом. — Кто ты?» Может быть, там же, в этих странных сновидениях, являлась ей и разгадка всех их тайн, однако, просыпаясь бодрой и в хорошем настроении, Элли мало что могла вспомнить, кроме ярких обрывков, похожих на куски расколотого многоцветного витража. Однажды, набравшись решимости, она даже осмелилась рассказать об этих снах Агате и спросить пусть даже не совета, а хотя бы ее мнения об этой нежданно вернувшейся странности. Как Элли и предполагала с самого начала, зеленоглазая иная очень редко видела сны и уж точно не разбиралась в том, почему они приходят и что могут показать. Однако, как обычно, столкнувшись с задачей, решение для которой не удавалось найти сразу, старейшина подробно расспросила Элли, а потом принялась рассуждать. Сны эти, сделала она первый вывод, никакого вреда не несут, а значит, даже если интересно узнать их природу и причину, совершенно не нужно мучить себя бесполезными страхами. Гадательный дар и видения будущего — по словам самой Элли — проявляют себя по-другому, так что эти сновидения — не более чем воспоминания, порожденные чем-то в прошлом. Если они появлялись до того, как Элли впервые пришла в Земли Каменного Круга, значит, их вызвало что-то в самые ранние годы ее жизни, о которых, по-хорошему, надо бы расспрашивать Элис, когда та соизволит объявиться здесь в следующий раз. Вполне возможно, что та самая долина звездного тумана — просто какое-то людское поселение, в котором мать и дочь недолгое время жили, когда Элли была еще совсем маленькой. Наяву эти давние нечеткие воспоминания давно вытеснены, как это бывает со всеми, а во сне они иногда приходят, создавая ощущение ложной новизны и незнакомости. Остальное же, вроде поисков кого-то в лесу и признания на языке цветов, добавляет никогда не спящее воображение и тоска по ушедшему другу. Лейри доверяла уму и знаниям подруги, так что, послушав ее доводы, согласилась с ними, тем более что лучшего объяснения все равно не находилось. Весна, пусть и ранняя, особых сюрпризов не принесла, успев просушить все последствия обильных снегопадов и подарив обеспокоенным иным обычный промежуток ясной теплой погоды перед началом затяжных дождей первой половины лета. От Кано все не было вестей, и Элли, волей-неволей пытаясь следовать совету Агаты, могла лишь надеяться на его невысказанное обещание вернуться. Лейри возилась с огородом, чинила старую одежду и шила новую, делала несложные обереги для себя или на обмен, много гадала знакомым, соседям и просто случайным просителям, поддерживала в доме уют и порядок, хотя ей все время казалось, что с уходом эльфа отсюда исчезло какое-то неуловимое ощущение особого тепла, безопасности и доброй чудесной тайны. Выкраивая свободные часы, Элли ходила в гости к Агате или приглашала старейшину к себе, теперь не опасаясь этим вызвать чье-то недовольство, а когда не хотелось ни с кем видеться и разговаривать — поднималась на вершину скалы, отталкивалась от камня и наслаждалась долгим полетом над знакомыми местами. Так, в самых обычных заботах, проходили дни очередного лета — двадцатого в жизни Элли. Незаметно приближался самый длинный день года — праздник Летнего Солнцестояния.