***
Ходя по библиотеке, анимаг уже попросту ненавидел свою треклятую жизнь и своё родство, сейчас издевающееся над самым любимым, что принадлежало молодому человеку, лишая его излюбленных деяний. Конечно, он догадывался, что настырное поведение его предка, скакавшего по книгам, оказываясь в каждой, к которой касался его потомок, чем заставлял его биться током, связано с уходом принцессы Штормграда, но влезать в эту великую депрессию ему однозначно не хотелось, ибо своих любовных тяжб у него хватало. — Мой великолепный прапрадед, — прошептал он, в очередную книгу, заставившую ток побежать по его пальцам от единого прикосновения, — Будьте столь добродушны и дайте мне почитать! Но, увы, младший Равелин отставать не собирался. Взбешённый данным положением дел, Корвин ринулся к совсем далёкой полке, схватив книгу оттуда и мгновенно ту открыв, чем привёл в действие ещё одну способность своего дорогого родственничка. А именно, его возможность приглашать в гости к себе на книжные страницы других гостей. — Как я рад, что ты столь добр сердцем, что сразу и добровольно откликнулся на мои зовы о помощи! — воспел, изображая радостное личико, Пётр. — Ты и добрая воля — это оксюморон! У меня есть дела поважнее твоих книжных диалогов! Предприняв нелепую попытку выйти прочь из книги, куда он явился далеко не по своей воле, анимаг потерпел разрушение своих планов, что заставило его продолжить диалог. — Отложи свою фанаберию в сторонку, пожалуйста! Мне нужна твоя помощь, чтобы поговорить с кобылкой! Ожидаемо, но меньше гнева это не вызвало. Конечно, ему нужен родственничек, чтобы провести беседу с недоверчивой дамочкой, что уже давно находилась не в школе. — Ты лишил меня чтения, чтобы поболтать с заносчивой ушедшей принцессой?! Резкий разворот только на пяточке в его шикарных ботинках и серые очи упорно смотрели на Богока, будто поражаясь тому, что он подверг его столь изощрённой пытке — лишению чтения, лишь от того, что желал немного поболтать по душам с богиней ветров. — Извини, что прервал твоё поклонение своему излюбленному фетишу — книгам, где содержится моногамия, воистину среди людей не обитающая! Хоть у бабушки своей спроси! Хотя, справедливости ради, она определённо любила лишь одного человека — себя! — воскликнул Пётр, сильно жестикулируя руками, где в очертаниях явно прятались властные замашки его старшего братца. — От тебя, наверное, научилась! — Вынужден разочаровать тебя, но самолюбие ты явно отобрал у Златы, а не у меня! Надеюсь, ты не получишь от этого фрустрацию! Стоило же одним словечком о моногамии заставить треснуть болезненно пораненное сердце от мысли об окончании отношений, преследовавших парнишку с самого бала. Этой фразой младший Равелин буквально разбил его миры, где герои готовы отдать жизнь за других, а любят все до самого конца. Вплоть до могильной плиты. Но люди, увы, уходят. — Бывает, — буркнул он, даже не обращая внимание на заметно погрустневшее лицо своего собеседника, продолжая своё несчастное вымаливание помощи. — Мне нужна кобылка, но почта до Штормграда не доходит, а сквозь щит я в образе духа пройти не могу! Сразу стало ясно, что книжным жителем продумано уже несколько вариантов, как оказаться подле его хорошей подружки, но они все оказывались далеко не рабочими. — Что ты мне предлагаешь сделать?! — процедил сквозь зубы вопрос Корвин, уподобляясь своему предку и начав сильно жестикулировать всем телом. — Поймать кураж, и закинуть тебя в замок?! Секундное молчание, словно кто-то пытался подобрать слова, чтобы пояснить, что в целом план имел примерно такой характер. Замерший на месте Бонвиван, заслышав тишину, развернулся очень медленно, поглядывая на то, как старенький дух, путешествующий по сотни классических, воистину древних романов, стоит, смущённо носочком от ботинка копая землю. — Закинуть, — наконец-то вымолвил он, собравшись с силами и начав говорить последующие слова нескончаемым потоком, — Но изначально нужно использовать Волшебный меч, чудной камень, а также старое заклинание, открывающее портал в это самое измерение и позволяющее книге, где я буду содержаться, оказаться в стенах закрытого замка. Очень сильно хотелось магу заявить, что план идиотский. К счастью, его прямолинейность и безразличие к эмоциям других людей не запрещали ему подобного. — Вот только… — произнёс он, состроив наигранное личико сожаления. — Ой! У меня нет меча! Ой! И камень отсутствует! И, ох, увы! — сделав голос более твёрдым, а веки приспустив ещё ниже, он заговорил точно, стараясь поставить точку в данной беседе. — Заклинания я тоже не знаю! К счастью, если богатый запас и знаний и зазнайство ему передалось о линии прапрабабушки, то упорство и упрямство явно перешло именно от этого бородатого заносчивого дяденьки, что не позволило заколдованному князю так легко отказаться от своей идеи и её исполнения. — Твой пситтацизм губит мои и без того умершие нервные клетки, — гневно процедил сквозь зубы он, сдерживаясь из последних сил, ибо точно понимал, что с последующий фразы этот бутыль с водой разольётся, бесясь с того, что он позволил себе сказать и предложить подобное, — Но я, всё-таки, буду спокоен, потому что сейчас взбесишься ты. Острый орлиный нос наконец-то не отвлекался на что угодно в сторонке, а ожидал продолжения говора. — Это всё есть и это всё знает твой противник, у которого тебе нужно попросить помощь. Водица полилась из всех щелей. Верно, всё-таки бутыль крайне хрупок, коли разбился после такой просьбы. — Вообще диссонанса не находишь?! — гневно выпалил претензию поэтишко. Его брови улетели далеко за горизонт его волос, поражённые тем, что сие чудо, обитающее в стенах библиотеки, знало об их конфликте, но преспокойно предлагало переступить его ради… Диалога с наглой и самодовольной принцессой, даже не сумевшей противопоставить что-то родной матери, пока её молодой человек умирал от миллиона молний, бегающих по его коже. — Ты ещё зовёшь его «нон грат»… Прекрасная посыпка в виде соли на рану. Благодарю, прапрадед. — Вот именно! — ухватившись за фразу, выпалил Корвин. — Персона нон грата — чужак! Я его ненавижу, я его не терплю! А ты хочешь, чтобы я сейчас обратился к нему за помощью?! — парнишка снова начал неистово рассекать пространство данного ему в книге кабинета, яростно не соглашаясь влезать в сей глупую авантюру, — Это апория! Ни больше, ни меньше! Потиравший себя за щёки, а после успокаивающе погладив бороду, Пётр восстановился, чтобы продолжить этот диалог, решив уже не сдерживать свои речи и прямо рассказать то, что ему и его среднему братцу известно давным-давно. — Дело не в тебе, — спокойным, но твёрдым и гордым голосом начал молвить он. — Дело в мире. Я знаю, что будет дальше, Алексей знает, что будет дальше, и, чтобы будущее не горело красным пламенем, кобылка нужна здесь. Просто для того, чтобы получился счастливый финал. Возможно, в сем безразличном акте раскрытия правды имелось нечто превратное, но, когда Равелины вообще слушались правил? Вселенная извечно играла против них, оттого они научились и вовсе игнорировать законы, каковые она выдвигала. — У Василисы Васильевны есть план, — попытался защититься анимаг. Он сам не уверен, что за этой идеей располагается хоть что-то стоящее. — Потом появится ещё один, — спокойно начал отвечать на данное заявление Богок, начиная своим преспокойным голоском, что твердил о конце света, немного пугать. — И ещё один, и ещё… У вас будет много планов, что будут проваливаться, вплоть до выигрыша, — теперь его потомок внимал каждое его слово и движение, понимая, что ныне выслушивает рассказы о будущем. — Но это, если в стенах школы будет кобылка. Она нужна здесь, чтобы повернуть историю в правильное русло. Её руками концовка может стать доброй, — замолкнув, он с секунду держал зрительный контакт с жантильным мальчишкой, а потом поставил точку в своей пламенной речи. — От моего диалога с ней зависит, что будет с волшебным колледжем, с волшебным миром и в частности с тобой! Тяжело проглатывая слюну, анимаг пытался придумать, что же ответить на такое утверждение, но никакого варианта, кроме скользкого комментария, в его высокопарном рассудке не нашлось. — Твои речи весьма апокрифичны. — А голос истеричен! — лишь сказал взамен Пётр, понимая, что бой выигран, так как никаких острых ответов на его слова графоман найти не мог. — Кобылка нужна здесь, чтобы всё пришло в порядок. Она нужна Владу, и, именно поэтому, она нужна всем вам. Соглашающегося слова или длинного развёрнутого предложения, наполненного сложными словами, так и не прозвучало. Лишь короткий безмолвный кивок, после долгих раздумий, ставший поводом для освобождения мага из страничной тюрьмы и возвращения на родину. Будто специально для него, в библиотеке как раз находился неуклюжий астроном, которого анимаг напугал до смерти своей просьбой, а после, объяснив ему ситуацию, они вдвоём окажутся в его крошечной комнатушке за самым странным занятием. — По легенде, этот меч обыкновенный. Камень даёт ему энергию на перенос предметов, а заклинание определяет переносимое пространство, — уведомил он своего противника, доставая из сундука, что прислал Кощей, те самые необходимые артефакты. — Я попросил помощи, а не урока об истории волшебных объектов, — нудно попросил его замолкнуть Корвин, поглаживая книгу, что располагалась в его руках. Не то чтобы, учитывая их прошлые приключения в прошлое, анимаг дивился выбору произведения, но нечто забавное он во всём этом находил. — Зададим местом получения саму Варвару Ветрову, ибо в Штормграде я никогда не был, — оповестил его Астер, поднимая меч вверх. Кроткий взгляд на его собеседника дал мгновенное понимание, что тому глубоко плевать на любое слово сей персоны. Неловко кашлянув, любитель звёздного неба начал колдовать. Приподняв острие вверх, с заложенным камнем в рукоятку, он начал разрезать воздух, приговаривая заклинание. — И пускай далёкие вселенные разделили наши пути, — шептал он, ощущая некое великолепие в вещах, что он мог производить лишь благодаря магическим артефактам, а не своим колдовским способностям. — Я хочу, чтоб мои подарки, дошли сами туда, где ты. Тихий говор завершился, а следом за ним прозвучало громкое «кидай», и анимаг отправил в прорезь книжку с родственничком, внезапно осознавая, что очертаний комнаты королевского прототипа в портале так и не увидел. — Там была просто чёрная пучина, — коротко уведомил он астронома, наблюдая за тем, как схлопывается слабенькое окошко в другие миры. — Зная Ветрову, там должны красоваться розовые обои и изящные розовые подушки. Я не думаю, что чёрная пучина и розовые подушки имеют что-то общее… — Возможно, — начиная заикаться и смущённо горбясь, заговорил бывший предатель, — Заклинание не сработало… Вроде… Вроде… По инструкции всё… — Ты потерял моего прапрадеда! Претензия звучала максимально странно, но пугающие фразы, сказанные младшим Равелином, действительно теперь играли роль, и книжный маг считал, что только что в чёрной дыре потерял человека, полноценно влиявшего на будущее. — Пётр же сказал тебе, что знает грядущее, значит, это там тоже учитывалось… — В этом уравнении, вне сомнения, числилась твоя криворукость! Трещина закрывалась прямо на их глазах, и им оставалось лишь надеяться, что план сработал. Что он так и должен был сработать.***
Пока поражённая и излишне шокированная девушка рассматривала знакомое личико, он внимательно глядел на её такой себе внешний вид, так и выдававший, что всё у неё в жизни не самым лучшим образом. — Ужасная сорочка, — шептал Пётр, глядя на старый прототип одежонки, представляющий из себя чуть ли не мешок на тело, что отличался лишь тем, что сшит из воздушной белой ткани. — Даже мы так плохо не одевались! — Как ты… — пыталась выдавить хоть что-то Варя, чувствуя, как медленно на её лице возникает неконтролируемая улыбка. — Хотя, чего можно ожидать от королевства, где такие родители? — продолжал непринуждённую беседу, кажется, с самим собой ново явившейся гость. — Возможно, ты не рада меня видеть… Договорить он так и не успел, потому что израненная и одинокая богиня ветров, кому друзьями становились уже её подушки, искренне радовалась явлению знакомого лица и потому сразу же запрыгнула к нему в объятия, тяжело дыша и буквально зарываясь в этом старом пиджаке, пропахшем запахом недавно напечатанных книг. По сравнению с прошлым разом, когда он снимал девчонку с лошадки, ныне она мерещилась ему невесомой. Толи так на его представление работал её внешний вид, с белой кожей и синяками под глазами, или же, всё-таки, за период своих страданий она и впрямь похудела — неизвестно. Но ему тоже дарило радость её лицезрение. Невзирая на своё смущение, привитое воспитанием и явно не весьма сладострастными и тактильными русскими романами, он, всё-таки, приобнял девушку своими онемевшими, еле подрагивающими пальцами, положив руку на шею и поглаживая за волосы. — Ты чего? — Богок искренне старался смеяться, пытаясь убедить волшебницу, что не зреет никаких проблем ни в её внешнем виде, ни в физическом состоянии, ни в душевной организации. — Совсем здесь одичала? Фигура отодвинулась от него, вытирая единственную стекающую от счастья слезу, смешанную с мыслью, что, хотя бы с ним, да она может встретиться. Поразительно, но Варя ощущала радость не только на этапе слова «хотя бы». Вряд ли бы явление Алексея в этих стенах сумело взбудоражить её так сильно. Что-то вязало её с Петром куда крепче, чем она могла объяснить и что можно обосновать обыкновенным диалектом: две беседы не назовёшь крепкой дружбой, а рассказы о любимом молодом человеке явно не предвещают длительную историю романа. Но нечто терпкое от существования этого наглеца она внимала, пусть и обосновать никак не могла. — Выглядишь израненной, — завершил он, прикасаясь к её щеке, уверенный, что вместе с его прикосновением, она перестала быть хоть чуть пухленькой. Будто он выдавил оставшийся воздух, а никаких мышц там и вовсе не имелось. — Нет, всё хорошо, — натянув счастливую, но не слишком огромную улыбку, Варвара заговорила. — Один день в абсолютном холоде, потом один день без еды, следом без воздуха, а потом мы висим на облаке и зреем под собой бесконечную бездну, куда рухнем, если наши пальчики слишком слабые, — она вновь прикусила губу, только успевшие зажить, ибо при матери она даже не прикасалась к ним, но явление духа литературы напомнило ей о том, кем она являлась в стенах колледжа, позволило возвратить старые привычки и раскрепоститься. — Родители решили устроить марафон из болезненных вещей за то, что я люблю твоего брата. Не то чтобы, он об этом не знал, но слышать от неё, девчонки, что он поил пивом, лишь бы она успокоилась, потому что слишком сильно жалела своего молодого человека из-за его прошлого, ему стало физически тяжело. — Да, это явно нормальная причина для голодовки… — Как он там?! Вне сомнения, состояние тёмного князя беспокоило её чуть сильнее, чем весь мир. Потому что она понимала, что помимо разбитого сердца оставила ещё и побитое тело. — Хей, кобылка, — тут же затормозил её средний Равелин, заставив улыбку спасть, а саму колдунью тяжело выдохнуть. — Я понимаю, что ты устала играть по чужому плану, но я всё же потребую не разрушать мой сценарий. Я отвечу на твои вопросы, но только после того, как мы закончим наше путешествие. Бросив на неё ещё один короткий взгляд, и сильно скривив лицо, он решил не игнорировать боль своих бедных сапфировых очей. — Ужасная сорочка, — шепнул заносчивый мужчина, щёлкнув пальчиками. На месте мешка возникла знакомая и родная блузка с джинсами, каковые, к сожалению, в королевском доме носить не принято. — Господи, какое счастье! — воспела наследница престола, перекинув косу темно-каштановых локонов, что по доброй воле мага, оказалась собрана. — Ты не ответил на вопрос, как я здесь оказалась? — Не только мой потомок может приглашать тебя в книжные залы, — поправив воротник, ответил Пётр. — Я тоже подобной способностью обладаю, и именно так я с его прапрабабушкой и познакомился. — То есть она — такая же занудная книжная обитательница? — Я бы сказал, что она даже хуже, — хохотнул дух, припоминая ту «леди». Хохотнув, лидер патруля не уверовала в такой вариант. — Хуже, чем Корвин не бывает! — Согласен, но его ругать сложно, — прыснул Пётр, протягивая руку. — Не могло ничего здравого сложиться, когда за хромосомы отвечает один из рода Равелиных и та самая Злата. Ухмыльнувшись, тот дождался, пока принцесса положит свою хрупкую руку поверх, вытирая ещё одну случайно выпавшую слезинку, а потом мигом перенёс их в главный зал, какой ветер перемен уже некогда зрела, когда посещала двадцатилетие своего молодого человека и плясала с ним вальс. Только теперь здесь правила тьма. Никакой торжественностью даже и не воняло, зато гулял куда более неприятный запашок, исходивший будто от самих стен. Или же всё-таки от фигур, что виделись из витражного окна, выходящего на двор их небольшого дворца. — Добро пожаловать в самое страшное событие жизни Влада, — начал говорить Богок спокойно, но в то же время, иногда замолкая, собираясь с силами. С какой-то стороны это грезилось ему, как подработка экскурсоводом. — Посмотри на окна, — попросил мужчина обратить внимание на свисающие тела в петлях, будто принцесса своим громким оханьем и поражённым замершим дыханием уже не выказала пункт, что явно их заметила. — Там повешены предавшие нас солдаты. Во время казни нас пытались убить. К счастью, мы выжили, но они обещали, что рано или поздно погубят нас. Нам нужно было как-то спасаться… Не успев договорить и не дав проглотить информацию своей собеседнице, младший Равелин схватил правительницу воздуха за руку и кинулся за секретную стену с множеством решёток, служившей в зале лишь декорацией, через которую можно увидеть происходящее в зале. Стоило им только устроиться там, как дверь распахнулась, а внутрь залетел вначале упомянутый ранее мрачный владыка, а следом и слуги, нёсшие тяжеленую махину, что должна решить его судьбу. — Самый страшный предмет и самый страшный день, — печально заключил книжный дух, поправив свои каштановые волосы. — День, когда он стал Мороком, — тихо прошептала Варя, глядя на происходящую картину. Ей довелось стать немым зрителем момента прошлого, о котором ей доводилось слышать и в школе, и от самого Влада, но не то, ни другое, как ей ясно теперь, не имело особо много схожестей с реальностью. Здесь же у неё у самой имелась возможность узреть мгновение и убедиться в неверности рассказов. Зеркало никак не относилось к девушке, но отчего-то богиня ветров почувствовала острое покалывание в теле, когда узрела этот огромный артефакт, как только тот остался без ткани на нём. Подобравшийся к нему князь отражался там, казалось, раза в два выше, чем он являлся на самом деле. Он оказался ненамного старше, чем на их балу, всего лишь на один десяток, но, то ли это грязь на самой поверхности огромного зеркала, то ли это взаправду было так, но волшебница подумала, что увидела седые волосы. Немудрено, когда что не человек, так предатель. Когда его статная фигура совсем близко возвысилась к своему же отражению, лидер патруля невольно прикрыла рот руками, точно зная, что будет дальше, и не желая разрушать этот момент. Его худший день. Тихий шёпот князя, стал единственным звуком во всей гигантской комнате. Его перебило сильное яркое свечение, исходившее от артефакта, а после фигура исчезла. На месте возникла небольшая птичка, чёртова сова, каковую принцесса Штормграда помнила слишком хорошо, ибо та всегда мельтешила рядом, пока они старательно искали ключи, чтобы пробраться в волшебный мир. Крошечный блеск знакомых сапфировых глаз, теперь мерещился ей неоновыми. Не успела она и выдохнуть, как их носитель испарился в темноте улиц, куда полетел через единственное открытое окно, в спешке распахнутое стоящим у стенки испуганным мелким Алексеем. Хлопок, и событие замерло: птица застыла прямо в воздухе, и единственными, кто мог позволить себе движения, стали те двое лишних в данном дне. Сглотнув комок в горле, Варвара развернулась к своему собеседнику, уверенная в том, что сейчас он что-то скажет. — Именно тогда, он стал Мороком, прекратив быть человеком, — начал поэтично говорить он, глядя на совиное перо прямо у стойки гигантского зеркала. — Это, верно, самое страшное событие — потерять самого себя, став бесцельно бродящим аж целых три столетия. Он абсолютно лишился своего я, а для него это грезилось равносильным смерти. Блестящие, вновь переполняющиеся слезами аметисты очутились на грани новых слёз, глядя на приспущенные брови, что не собиралась поворачиваться в её сторону. Приподняв вверх ладонь, он начал рисовать в воздухе круг, меняющий окружающую подле них среду, проворачиваясь до ещё одного мгновенья, что он жаждал показать. — А это — мы, — прошептал он, показывая на себя с братом, стоящих подле зеркала при ярком солнечном дне, запрашивая каждый уже свои просьбы. — Спустя всего пять дней решили свалить тоже, испытав на себе несколько трудностей жизни Влада, — сияние произошло ещё дважды, забирая в себя всё оставшееся семейство Равелиных и делая их лишь глупыми книжными и призрачными легендами, каковы будут настолько эфемерны, что о них забудут. — Как мне кажется до сих пор, артефакт пожалел меня больше всего, оставив собой, но не в своих местах. Алексей лишился себя, но нашёл правильные места. — А Влад потерял совершенно всё, — завершила за него наследница. Её рука непроизвольно потянулась к решётке, а потом она испарилась. Ноги, казалось, стоят на чем-то твёрдом, но окружало её абсолютно чистое белое пространство, не тронутое никем и ничем. Мерещилось, словно она парит, но при этом она довольно прочно стояла на… Пустоте. — Что произошло?! — испуганно пискнула богиня ветров, оборачиваясь и не видя ничего, кроме беспросветного белого цвета. — Это там, где заканчивается история, — пояснил Пётр, убрав свои руки за спину и глядя в пустынную гладь, но не на девушку. — Книга завершилась, и поэтому это белые страницы. Никакой дрожи от этого рассказа не возникло, будто всего лишь пуля пролетела внутри неё, но ничего не поранила, ибо там итак уже пустота. Последний этап его прошлой жизни полноценно пройдён лишившейся него же принцессой, и казалось, что всё должно завершиться. Прошлая жизнь, а не нынешняя. — А теперь, ответы на твои вопросы, — объявил Богок, заставляя личико напрячься и полноценно развернуться к нему, выслушивая продолжение его душевных поэтичных мыслей. — Он там просто отвратительно, — решив ничего не скрывать, дух заговорил. — Прямо на его глазах тебя забрали, и он никак не смог это остановить или предотвратить. Сие действо заставило его усомниться в том, что он — хороший защитник, а метафоричное действие, совершенное пред твои уходом, заставило его задуматься о доброте его натуры. Так, лишившись тебя, он начал терять себя. — Я простила ему нож в спину, — чувствуя ново прибывающий поток слёз, выпалила властительница воздуха. Звучит так, словно ты в действительности ожидала, что сейчас этот человек объявит нечто другое. В какие глупости ты ещё готова поверить, лишь бы снова не грызть свои несчастные губы?! — А теперь, он вовсе потерялся, не видя смысла и не понимая самого себя. Уже в какой-то степени она всё постигала, но признавать очевидное, что же пробудило её сегодняшней ночью, ей не хотелось. Потому что правда слишком больная, слишком тяжёлая. Потому что у неё уже выработалась агилофобия. Она не хотела терпеть ещё больше страданий, потому что и нынешнее мерещилось ей гранью. Потому что, если её мысли правдивы, то потерялся не только Влад. Потеряется ещё, и она сама. — Таить интригу бессмысленно, — произнёс её собеседник, со сдавленностью в голосе, — Ты итак уже залпом рыдаешь, и, верно, всё понимаешь… Демон мироздания прибыл в школу, и избранной жертвой стал твой лучший друг. — Нет, — только и смогла выплюнуть Варя, разнимая руки и опуская их вниз, не в состоянии уже держать себя в рамках нормы. — Саши больше нет. Это не тьма. Всего лишь чьи-то тяжкие душевные страдания, столь глубокие и горькие для твоей связи, что ты их прочувствовала. Любава снова это делала. Она оповещала. Оповещала, что её брата по сарказму больше нет. — Нет! — крикнула она ещё громче, захлёбываясь слезами. — Он не мог! Нет! Вспоминая фигуру лучшего друга, замершего под иллюзией её тётушки, словно статуя из камня, она сразу поняла, что пережить нечто столь могущественное в себе он попросту не сможет. Его в том чудовище, что покинуло школу, оставляя студентов готовиться к битве, не находилось. Саши больше нет. Ходя по абсолютно белому пространству и рыдая, она даже не замечала возгласов Богока, старательно молящего девушку завершить её походы и попросту остановиться, чтобы выслушать его до конца. Лишь когда захлёбывающаяся от рыданий лидер патруля уселась на пол, согнув ноги в коленях, прижимая свои руки к вискам и вторя о невозможности происходящего, он сумел наконец-то продолжить свой рассказ. — Но ты можешь его освободить! Громкий крик, на случай, если девушка будет в прострации, чтобы она всё равно сумела это услышать. — Что?! — Ты можешь его спасти… Секундное молчание, а после Варвара ударила среднего Равелина по руке, даже не скупясь ни на силу, ни на гневно приспущенные тёмно-каштановые брови над аметистовыми глазами. — А что ты раньше не сказал?! — Ай! — воскликнул в ответ Пётр, тут же положив другую ладонь на место ранения. — Я вот знал, что ты меня ударишь, но даже представить не мог, что будет так больно! — Меня Влад тренировал! Очевидно, что рука не слабая! Слабость от новостей об отвратительном состоянии её молодого человека, о поверженности всего колледжа, о потере её лучшего друга свалила в закат, как только девушка услышала, что это можно как-то решить. Её мозг вовсе позабыл, что она в закрытом замке в Штормграде, откуда невозможно выбраться. По крайней мере, на первый взгляд. — Его можно будет освободить с помощью артефакта, что хранится в пещере Черномора… — Они искали его годами и ничего не нашли! — Потому что дело не в земле, — заявил Богок, продолжая поглаживать место, где по любому возникнет синяк, — Недаром же он — Черномор. Недолго подумав, Варя прикрыла свои глазки, всё поняв, и распахнула их снова, чтобы предположить им свой вариант ответа. — Им нужен был тот дряблый пруд, да? — Очень умная кобылка! — похвалив и словив очередной разъярённый взгляд, книжный дух продолжил. — Но теперь этот пруд нужен тебе! Живот заурчал как раз вовремя, напоминая о вчерашнем дне голодовке, тут же говоря вслух, что есть в этом плане гигантская проплешина: пруд там, а колдунья ветров здесь. — Я в Штормграде, откуда выхода нет! — печально заявила она, указывая на свои предплечья, украшенные синяками после недавних прыжков по облакам с целью выживания. — Я не могу им помочь. Последняя фраза вышла печально и болезненно, ведь принцесса в действительности верила, что никак помочь не может. Но Равелин же сюда не ради красивых рассказов и поддержки прискакал. — Ты можешь им помочь! — гневно процедил сквозь зубы он, словно выдавая приказ. — И ты поможешь им! Потому что должна и потому что ты спасёшь ещё и нас! — Что? Широко разинув рот от последних сказанных слов, она ожидала хоть какого-то объяснения, но у Богока имелся свой довольно чёткий план разговора, какой он ни в коем случае не собирался нарушать. — Ты найдёшь выход из своей комнаты! — начал тараторить он, отдавая приказ за приказом, и становясь с каждой выкинутой фразой всё более грозным, и одновременно приближаясь к собеседнице, чем сумел неслабо её напугать. — Ты обнаружишь дорогу из этого чёртового королевства! — Я не знаю, как выбраться! — Ты знаешь! — прошипел бумажный призрак, встав вплотную к ангельскому личику и твердя указы точно в него. — Тебе просто нужен хороший пинок под зад! Всего лишь поджопник, чтобы найти дорогу отсюда! Сглотнув огромный комок в горле, скопившийся у властительницы воздуха, пока вплотную её пилил взглядом ещё один бывший тёмный князь, она распахнула губки, испуганно глядя на своего извечного доброго помощника и припоминала самую первую фразу своей лучшей подруги. «Мне так тебя жаль, что ты думаешь, что этот хороший.» Теперь и мне тоже очень жаль. В сапфировых очах пробежал знакомый добрый блеск, смело утверждающий, что благую связь меж ними она выдумала не сама: Богоку далеко не плевать на неё и её самочувствие, тот пропитался жалостью не к девушке своего брата, а к своей милой кобылке, и он знает о её силе, не с рассказов, а с лицезрений. Потому что он отыскивает в её очертаниях, кого-то крайне давно знакомого. Мальчишка вовсе не хотел её разочарования в своей персоне, но в этой беседе имелись весы, на одной стороне которых восседала она, с другой располагался он и его возможное далеко не книжное будущее. Жалость оказалась поглощена стремлением стать человеком, и потому тот повысил голос и до одури напугал вторую девушку за три столетия, посчитавшую его хорошим. — Ищи, кобылка, ищи! С последними словами сорвался и тихий щёлк пальцами, мгновенно заставивший волшебницу заново ощутить острую нехватку воздуха в её комнате, перьевую постель и дурацкую неприятную к теле сорочку. Всё можно списать на сон, если бы не лежащая подле подосланная книга. Приказы Петра, по сути голосили: хватит страдать и прогибаться под слова своих родителей. Начни борьбу, адекватную, а не кривую. Ищи выход. Ты нужна школе. Ты нужна своим друзьям.***
Почему-то несчастная дряблая умершая груша выходила на свет куда чаще, чем целый материал, вечно поставляемый тёмному князю директрисой волшебного колледжа. Новые маты, новые тросы, новая аппаратура, но упорно тройка психов, связанных меж собой, вытаскивала несчастную из потемков, подвешивая обратно на крючок, желая вытащить из неё итак уже не располагающуюся в ней жизнь. Вначале её не решился выкинуть Влад, когда несчастная под магией эмоциональной колдуньи, полноценно выпотрошилась, ибо она носила свою историю, и на кожаном мешке всё ещё хранились следы крови и его, и его волшебной девушки. Потом он не мог ничего делать, даже прикоснуться к ней, как раз-таки из-за того, что этой богини ветров в стенах колледжа ныне не обитало. Теперь же измученная вылезла к миру снова. Заполнив её песком самостоятельно, но однозначно понимая, что надолго его не хватит, Сатана повесила её на крючок, даже не надев перчатки, вовсе не собираясь ими пользоваться. Одинокий глупый хвост, не накрашенные ресницы… Слишком долго её личности поутру ругались, как она должна выглядеть, а ей третьей стало настолько плевать, что она собралась так, как могли ей позволить её дрожащие руки. Кажется, она нашла грань своего сознания. Слабые хлопки, даже не кулаками, а самими раскрытыми ладонями, били по основе несчастного атрибута для тренировок. С каждым ударом она будто впускала в себя новую иллюзию, убеждая поломанный мозг в реальности нереального происходящего. Конечно, её хороший товарищ не плелся за ней по школе, как делал это со своей рыжей бестией, встречались они редко, по её надобности, так, что же тогда пролома? Верно, само знание и просто понимание, что ничего больше нет. Будто ангелом по её душу, пытавшимся разорвать некое спокойствие ада, явилась Снегурочка, тоже желающая успокоить свои неостановимые потоки мысли за счёт занятий физкультурой. Только, если староста их класса конкретно пыталась избавиться от горя, смешанного с болью, с помощью гневного избивания груши, то её соперница на соревнованиях, отменённым Вась Вась, собиралась лишаться злобы в себе с помощью гимнастики. В этот раз ей не предъявили никаких замечаний, хотя она располагалась со своими наушниками с воодушевляющей музыкой прямо подле ринга и дамы, что занималась весьма кривым боксом. Но, кажется, Любаве ныне глубоко плевать на милую девушку, из-за чего небезразлично на неё стало самой ледяной волшебнице. Недолго просидев без замечаний на коврике для занятий, она поковыляла своей вновь перевязанной ногой ближе к рингу, желая поговорить с Сатаной. Это же излюбленное дело всего патруля — налаживать жизнь другим, когда у самих всё через пятую точку плетётся. С горем напополам сумев залезть на поле, она вначале прижалась совсем близко к натянутым ограничениям, искренне боясь подбираться к той, что ударяла по атрибуту не больно сильно, но тем самым довольно неслабо лишала его внутренностей. — Ты в порядке? Какой глупый вопрос, на какой ни один адекватный человек в данной школе не сумел бы ответить утвердительно. Естественно, никто, кроме дамы, до последнего меняющей личностей, в попытках найти ту, что сумеет прагматично оценивать ситуацию и с невероятным спокойствием относиться к происходящему. — Нет… Да! — выплюнула она, тяжело дыша и проводя дебаты по результатам которых решила выпустить наружу самую дьявольскую свою сторону. — Не твоё дело! Для её неживой души это стало чуть ли не самым правильным решением, и, будь здесь кто-то, страдавший столь же сильно, сколько и она, при этом ненавидя белокурую красотку, они бы уже двинулись прочь, получив наглый ответ и не желая терпеть столь тошнотворное отношение к себе, когда самому хочется хоть на стенку вешаться. Но у зимней волшебницы билось в груди слишком большое сердце, понимающее, что ни ей одной сейчас нужна помощь. Полноценно изучив законы ушедшего друга, она точно понимала, что сейчас всем надобно болтать, чтобы просто вытащить это наружу. — Не хочешь поговорить? — Нет! Но составить хоть какой-то вразумительный диалог с сумасшедшим дитятко ада мерещилось чем-то невозможным. Она вне контроля даже собственных личностей и тела, какое, к её удивлению, сегодня не колыхалось от ужасного и мучительного кашля. Всё, чем только она могла обладать, она уже не обладала. Даже своим единственным уважаемым человеком. Лишь только внимание самой фигуристки вывело её на правильную дорогу, когда её ярко-голубые глазки заприметили под короткой футболкой чётко высвеченную на коже надпись, явно неписанную там карандашом или ручкой. — У тебя тату? Предприняв попытку подойти чуть ближе и прикоснуться, за шаг до талии наследницы Штормграда она услышала болезненный всхлип умирающей лани, а следом за этим узрела, как на её глазах на части разрывается несчастная груша, становясь лишь кожаным мешком да грудой песка. — Как ты, — хрипела Любава, уже не скрывая свой гнев от замеченной детали, буквально подорвавшей её корабль в игре «морской бой», что также носил название «ни слова о Саше», — Умудряешься то так?! Попадать в самое больное?! Чёртово тату, чёртова груша, чёртово колесо, кубарем покатившееся по пространству её головы, оставляя девушку совсем без личности, способной ею управлять. Гордая и самодовольная принцесса рывком уселась на пол, сжав ноги в позе йога, и прикрыла лицо руками, злясь на мир и на саму себя, борясь то с картиной того, как на её глазах её же племянница улыбнулась ей в последний раз, то с изображением того, как её единственный друг обращается в монстра, вне сомнения, заболевшего идеей разрушить волшебный мир. Поддаваясь какому-то голосу в голове, требовавшего следовать по тем зовам, каковыми страдала душа компании патруля, она уселась рядом, желая выслушать историю, которую никто, кроме их лидера и самих этих двоих не знал. — Это тату «Психея», — буркнула Бабейл, решив выкинуть к власти третью девчушку. Наиболее слабую и эмоциональную, но при этом, державшуюся куда лучше, чем другие. — А Психея в древнегреческой мифологии — это олицетворение души. Абсолютно дьяволицу не беспокоило, волнуют ли её эти рассказы или нет. Ей нужно с кем-то поговорить, и, увы, лучше ребят патруля её бы никто не понял. — Я набила её, когда мне стукнуло тринадцать, в секрете ото всех, а через год я оглохла. Тогда я ненавидела всё: свою жизнь, эту школу, саму битву и, конечно, вас, — она приподняла свои полностью открытые синие глазки на пухленькие щёчки, направлены в её сторону, доказывая, что их обладательница внимательно внимает рассказы, а потом продолжила. — Представь моё удивление, когда на пороге Штормградского замка возник не маг, желая мне помочь. Что не слово, так звучит, как начало для шутки, — нервный хохот. — Как он мне потом объяснил, его дедушка был глухим, и потому он знал в идеале язык глухих, которому собирался научить меня, потому что тогда никто не ведал, что мой недуг временный. Картинки сами всплывали пред ней, как она, задев «несчастный хвостик бездарной принцессы» поплелась в замок, не желая видеть карие глаза так и просящие о том, что ей самой бы сыграло в помощь. Зато Преславе эта уверенность и нескончаемое желание помочь понравилось до безумия, что она сразу же сильно полюбила факира и в следующий раз сама устроила урок. — Мы сидели в саду, и он меня учил, — кто из её личностей вообще воспринимал это как злое воспоминание — не ясно, ибо, казалось, что ныне они все видели в нём какую-то излишне яркую прелесть. Верно, даже слишком счастливую. Влюблённость батрачила над мыслями, перекраивая их сильнейшим образом. — Я абсолютно не хотела заниматься, поэтому то его не слушала, то препиралась, то не говорила. А потом, может, спустя месяц занятий, я так сильно взбесилась на его самоуверенное личико, что преспокойно на языке глухих послала его к своему отцу, то бишь черту, — с этими словами она усмехнулась, вспоминая, как богиня ветров, не стесняясь в диалоге с патрулём, называла её правительницей адского пекла. — И уже собиралась уйти, а он мне… Замолкнув, она, пропадая в своей же иллюзии, куда ей даже не стоило тратить магию, заново переживала тот самый день, когда заимела уважение к неказистому и столь несимпатичному ей парнишке. Пока она летала в облаках, Снегурочка сгорала от ожидания, что заставило её задать вопрос: — А что он? Тяжёлый вдох. — А он улыбнулся, похвалил меня за то, что я правильно произнесла моё послание, и попросту продолжил. Аккуратно прикусив губу, не желая превратить её в мясную нарезку, к каковой смиренно топала её дорогая родственница, она продолжила. — Ему было плевать на мою злобу, на мои эмоции, — он лишь думал о том, что мне нужно как-то общаться с миром, и ему это грезилось куда важнее, чем моё желание, — трудно даваемый вздох и короткий выдох. — Надобность помощи превыше, чем оценка её необходимости у самого человека. Позднее она рассказала немного о театре Штормграда, где она играла главные роли в спектаклях о древнегреческих богах, а Саша всегда старательно помогал ей учить роли и реплики, припомнила семейные встречи и его извечные комментарии. Последней каплей стал дурацкий ужин, о каком она повествовала, перебрасываясь с фразы на фразу, регулярно теряясь меж событиями, словно пытаясь выловить хоть что-то из этих трёх часов, чтобы случайно не выдать причины своего отвратительного кашля, какой, к сожалению, вместе с возвращением Вари из книги, снова застрял в её глотке, заставляя давиться треклятым и ненавистным воздухом. — Ты болеешь? — поинтересовалась Снежка, испуганно глядя на то, как её собеседница, вроде, преисполняется заново своим самолюбованием, но при этом нервно поглаживает шею, будто пытаясь найти рычаг для более лёгкого дыхания. — Нет, — шепнула в ответ Сатана, даже попытавшись улыбнуться, но итоге вновь кашлянув. — Просто тяжело от боли дышать. Чудное оправдание — захлебнуться болью. Так-то это оно, только боль, не принадлежащая тебе, и каковую ты излечить не в состоянии. Ещё немного посидев подле и будто бы убеждая себя, что она оказала помощь, подобно ему, ледяная волшебница поднялась с места, как-то неуклюже прикоснувшись к плечу, прекрасно понимая, что если подержит руку ещё немного на этой коже, то полетит прямиком в стену, и медленными шагами, с тяжёлым гипсом, выбрела наружу спортзала, скрывшись за створкой двери, и внезапно зарыдала. Во время боя к ней пришло чёткое осознание, насколько верны её мысли и затеи её друзей. В действительности, её травма слишком тяжела, чтобы вылетать на поле в своих серебристых коньках с целью получить глупую круглую медальку. Товарищи заботились о её будущем и её здоровье в целом, в то время как её саму беспокоило настоящее. Но Саша… Ему изначально поддавалась и позиция ребят, и её собственная, но он решил поддержать её, потому что до последнего верил, что она полноценно оценила всё. Абрикосов сидел на трибунах, с целью показать ей, что он тоже беспокоится за её здоровье, но не встанет против этой глупой идеи ровно до момента, пока она сама не примет решение, что её затея не лучшая. Не давил, не указывал, не ругался. Просто ждал. И ей стало ясно, сколь глупы её рискованные пляски, когда она рухнула коленями на несчастный стол, не в состоянии ровно держать ногу. Пред его глазами кровавая рана, но желание самой фигуристки превалировало над мнением верных друзей. Вначале помощь, а после чужое мнение. Упав пятой точкой на пол, она пустила в абсолютной тишине несчастную слезу, принимая мысль о том, что её желания он ценил больше, чем мнения друзей. В сторону Любавы же всё наоборот: там он, в первую очередь, ставил необходимость своей помощи для её жизни, нежели её мнение. Самое важное, чтобы помощь имела вес, чтобы она играла роль в будущем. Вторая слеза потекла, заставив пальчиком пройтись по щеке, смывая незваную гостью с лица. Кожа подмерзала на мёрзлом полу, а ещё холоднее и мерзостнее становилось от идеи, что подниматься ей придётся самой. Руку помощи больше ей не протянут.***
Не то чтобы кто-то мечтал прийти в обитель девочек, ибо всем однозначно явилось знание, что их царица пожаров сейчас не в самом лучшем состоянии. Огромные синяки на красной коже с веснушками выступали прекрасным подтверждением этого отвратительного состояния. А ещё чудным доказательством, что она вовсе не спала. Правила психологии явно не писаны, или, как минимум, не зримы властительницей данной школы, ибо она без каких-либо угрызений совести позволила себе явиться в комнату к девушке, желая обсудить кое-что крайне важное. На самом деле, это нужно даже не ей. Подобное считалось проявлением невероятного пиетета и сострадания, коли бы Василиса вообще позволила себе постучать в дверь, а не распахнуть её силой своей магии. Итак, всё слишком сильно падало пред её глазами, подобно Помпеям, и подавленных учеников, обратившихся в живых мертвецов, поддерживать ей сейчас хотелось меньше всего. Стуча в дверь и желая получить ответ, она хотела уже глубоко наплевать на свой акт декорума и ввалиться внутрь, но рыжая бестия решила явить себя, не стесняясь ничего. Кто бы за дверью из патруля не находился, они видели её во всех ипостасях. Но точно не в столь разбитой. — Ты что, умерла? — презрительно обратила внимание Вась Вась на побитое и опухшее лицо своей ученицы, сделав один шаг внутрь. Не почувствовав ровно ничего от этого острого комментария, Алёнка впустила директрису в комнату и сильно хлопнула дверью, проходя с целью найти резинку, чтобы хотя бы сгрести свои всё ещё ни черта не сухие оранжевые кучерявые волосы в пучок, чтобы те не лезли в итак раздражённые от бесконечных слёз глаза. — Только, если внутри, — шепнула она, склонившись вперёд и закрепляя кривую причёску на своих жирных локонах, к каким ощущала невероятное безразличие, словно заболев флегматизмом и от своей наставницы, и от своего названного братца. — Что вы хотите, Василиса Васильевна? Поглядев на так и не разобранную, но явно помятую постель, древняя колдунья решила не отвечать на заданный вопрос, а продолжить своё бесчувственное третирование итак полноценно сломанной принцессы. — Всю ночь прорыдала чтоли? Конечно, Влад выдал ей объяснение поведения главенствующей персоны учебного заведения, но большей любви у богини огня это не вызвало. Да, пусть она по причинам существования болезни не понимала её горя, но ей стоило хотя бы осознавать, что не стоит сейчас кормить её своими кривыми комментариями. Увы, душа больная алекситимией даже не понимала, сколь большим ножом сейчас режет студентку. — Рыдала, рыдаю, и буду рыдать, — гордо выпалила девушка, не повышая своего тона. — Ещё та парамимия, — усмехнулась преподавательница, подойдя к кровати и поправив несчастную абсолютно мокрую подушку. — Хотя, насчёт «рыдала» верю, — подняв постельное белье вверх, она подсушила его, заправляя постель обратно. — Ты же понимаешь, что в мокром спать нельзя? Медовые глазки даже не желали напрягаться и вылезать наружу сильнее, чем полуспрятанные под веками, ибо выслушивать это дальше ей особо не хотелось. — Вы в действительности думаете, что меня волнуют такие мелочи? — буркнула она, недовольно развернувшись к столу и усевшись на крутящийся стул, даже не прокатываясь на нём круг, как делает обычно. — Меня не беспокоите не вы, не ваше пришествие, не ваши комментарии! Ничего! Только я сама! Неправильная позиция для будущего правителя? Наверное, действительно так. Но побитому королю дают время на восстановление, каковое Василиса безбожно и без огорчения тратила на свои нелестные отзывы. — Не думаю, вообще-то, потому что я тебя не понимаю, — шептала волшебница, не двигаясь с места от этой кровати, но устремив свои голубые очи на несчастную ученицу. — За годы работы плюс к без эмоциональности прибавилась и абсолютная анальгезия, но я осознаю, в какой-то степени, что тебе очень больно. Ты потеряла Сашу, тем самым потеряв лакуну внутри себя, и я сожалею об этом. Её речи снова направлены на добрую мысль, но травили похуже яда для крыс. Длительное и мучительное сожжение на костре представлялось ныне чем-то более милосердным, нежели выслушивания сожалений со стороны властительницы волшебной школы, что даже интонации слаще сделать не могла. К счастью, её акт игры действительно завершился, когда она поняла, что даже не хочет пытаться, коли вместо хоть какого-то соглашения с её словами, принцесса закатила глаза. — Но я не хороша в диалогах, потому привела для этого своего прелестного друга. Подобравшись к двери, она распахнула её, явив богине огня действительную причину, почему она вообще так норовилась попасть внутрь. Фигура столь знакомая, добрая и даже в какой-то степени родная, что приспущенные веки действительно сумели уйти, выпустив наружу счастливые медовые глазки. — Ядвига Петровна! Прозвучал тихий писк, пред тем, как, покинув свой стул, за пару шагов волшебница самой опасной стихии преодолела всю комнату, кинувшись на шею своей наставнице из Мышкина, мгновенно сжавшей её своими руками в объятиях. Тихо покачивая в какой-то степени повисшую на её худом тельце девушку, легендарная колдунья одними глазами попросила давнюю партнёршу уйти прочь, чтобы поговорить. — Побеседовав с подругой, я узнала про вашу трагедию, — нежным голоском заговорила она, держа девушку за ладонь, но при этом свободной рукой перекидывая свою рыжую косу за спину, ощущая, что локоны уже успела слезами намочить её динамит. — И, учитывая то, что не только ты потеряла Героя, но и все, я поняла, что тебе нужен собеседник, чтобы выплакаться, потому что другие тоже страдают и утешить тебя не могут. Блеск зелёных глаз дарил какую-то приятную родительскую заботу, а аккуратное движение, каковым она заправила выбившиеся пряди принцессы за ушко, она даже заставила её тихо хохотнуть. — Ну что, поговорим? Сильно закивав головой, она согласилась на беседу, понимая, что темой будет не только возникновение демона и то, как он в себе похоронил её самого любимого человека. Но и всё, что касалось её и его с начала. С начала и до самого конца.