Под флагом анархии

      Ожидания не оправдались. Стона металла на кистях не было, как и каменного саркофага над головой. Она свободна и почти жива.       Азраэль знала, куда могли ее определить. Последний солдат, четвертый, таки ударил со спины, наплевав на все законы чести, и что она до сих пор его командующая. Ей стало больно, очень больно, будто таки резанули ножом по сердцу. Азраэль перевернулась на спину, крепко зажмурившись. Но то место, куда ее положили было мягким и приятным. Воняло лечебными травами, их аромат пропитал волосы и одежду. Иногда ей нравились травы, даже слишком — это значило, что они выжили, что им необходима маленькая передышка, и они снова будут нарушать законы Небес.       Белый свет слепил. Напротив белоснежная кровать с горсткой таких же одеял, чуть дальше в разных баночках и колбочках запасы целебных трав. Иногда ангелов приходилось лечить таким способом.       — С Боэлем все хорошо? — когда широким шагом в белоснежном шатре показался Доминик, первым делом спросила она, с болью приоткрыв тяжелые веки. Голос был непохож — режущий и противный до тупой хрипоты.       — Да. Азраэль, мне очень жаль, — резко сев возле нее, тихо, на выдохе произнес он. — Я не предполагал, что они пойдут на столь дерзкий шаг. Это моя ошибка.       — Уже поздно жалеть, — отозвалась она, снова зажмурившись. Видеть лицо Доминика было больно. Но ей удалось заметить новую черную броню, сверкающие — как при торжественной части — наплечники и такой же черный как сама тьма плащ. Смертоносный меч с редкими черными камнями дополнял образ нового анархиста, и Азраэль почувствовала жуткую тоску. Внутри что-то треснуло и у нее зашумело в ушах. Ей хотелось смеяться или улыбаться. Сухая кожа же на губах трескалась и кровоточила — улыбаться не получалось. Они должны идти до конца, до триумфа, или смерти, с вечным запахом земли и крови.       — Я не знаю, как можно вас таких… таких самоуверенных и родных оставить одних, — она открыла сначала один глаз, затем второй, и слабо улыбнулась, пытаясь подняться. Боль взорвалась внутри мгновенно, разлившись по венам и замирая на коже лезвием.       Доминик нахмурился, в глубине его глаз было такое же отчаянье, которое чувствовала Азраэль. Легким движением руки он пригладил волосы на голове и не сводил очей.       — Самоуверенный ангел у нас только один на все войско, и это ты, Азраэль, — он помог ей лечь и подал стакан синеватой жидкости. — Сони сказала, что это должно помочь восстановить силы. Тьма сжирает много энергии. Благодать нужно постоянно питать.       — Я знаю, с каждым днем все хуже и хуже, — Азраэль потерла веки и дышала через рот. На стакане ее пальцы сомкнулись не сразу, сначала она замешкалась, принюхалась, вспомнив рецепт, мгновенно успокоилась. Не то, чтобы она правда верила — Доминик может отравить, но именно сейчас не хотелось доверять безоговорочно. Власть делает не только людей слепыми и жестокими. — Но мы ничего не нашли.       — Абдиэль организовал поход на Небеса.       — Что?! Когда?! — Азраэль не стала ждать, пока раны исчезнуть, а ослепляющая боль пройдет от лекарств и напитка Рит Зиена, и резко встав, опустив ноги на холодный пол, уставилась на Доминика. Тот отшатнулся и схватил ее за плечо, придержав.       Азраэль поморщилась от силы, с которой ее схватил Доминик.       — Ему нужна информация. К нам дошли вести, что Михаил приказал спрятать часть книг. Абдиэль и Хамон считают, что там есть ответы на твои вопросы, — усталый взгляд Доминика говорил сам за себя. Они находятся на чертовой войне уже несколько веков, их пытаются истребить или подчинить, но в этот раз они должны полезть в логово врага сами. — Но ни ты, ни я туда не пойдем, — сразу предупредил он, и заглянул в янтарные глаза насыщенные тьмой и светом одновременно. Янтарь ее глаз сверкал первородной тьмой, но Азраэль нужен только свет.       Она вспыхнула и убрала ладонь от бинта, у краев которого расползалось кровавое пятно. Заметив, она натянула одеяло, оставаясь сидеть, а не бежать к Абдиэль.       — С тобой все понятно. Рисковать нельзя. А это царапина. Я пойду с ними, и точка.       — Нет.       — Доминик, мне нужно с ними, — умоляюще произнесла Азраэль. — Ты не можешь мне запретить, мы еще не провели церемониальное отречение от престола…       — Азраэль! — Доминик сорвался и кинул испепеляющий взгляд на нее. — Официального отречения и не будет. Мы пришли к компромиссу. Ты не можешь держать власть. Пока ты не в состоянии, командующий я.       Она судорожно выдохнула и опустила покрывало. Внутри снова все перевернулась, хотя она точно знала, что так будет. Все давно запланировано, а риск оправдан. Но Азраэль никогда бы не подумала, что тяжело расставаться с властью, которая была у нее всегда, почти всегда. И прикусив губу, зарылась пальцами в волосы, скоса поглядывая на Доминика.       — Тебе идет. Ты сразу такой жесткий.       Доминик покачал головой и резко поднялся. Что он еще хотел совершить, Азраэль не сразу поняла, но что придушить на месте и больше не мучиться так точно. В жестах и эмоциях появилось чувство власти, даже сейчас, когда с замены прошло всего несколько дней, он готовился приказывать и властвовать. Но кто был лучше, решать не им. Доминик будет жестким и принципиальным, почти благоразумным командующим, Азраэль его прямая противоположность.       В белоснежный шатер с легким порывом зимнего ветра просочилась Сониэль — прекрасный Рит Зиен в теле низкой, худой девушки лет семнадцати. Она сверкнула розовыми глазами и невесомым жестом поправила волосы. Ее зрачки хищно сузились, свет пропал.       — Здесь воняет болью. Да, Доминик, попрошу без агрессии, даже если ты главнокомандующий. Мне нужно сменить повязки и сделать новую мазь.       — Ты, как всегда, очаровательна, Сони, — Доминик слегка склонил голову и, бросив предупреждающий взгляд на Азраэль, добавил, — мы еще поговорим, позже.       — Буду ждать, — махнула рукой Азраэль, и когда он исчез за белоснежной тканью, упала на кровать, зажимая бок.       Молчание длилось недолго. Азраэль помнила: разрушить что-либо слишком легко, а построить заново и убедить всех жить по-новому непосильная задача даже для анархиста вроде нее. Шатер Рит Зиена находился в тихом месте, в тени деревьев и частично выступал на залитую солнцем поляну. Свет проникал даже сквозь плотную белоснежную ткань, делая шатер заметнее и, кажется, выше, чем все остальные. Ее алый шатер был глубоко сер и безлик.       «Как на Небеса», — со свойственной покинутому ангелу тоской мысленно проговорила она, едва заметно улыбнувшись Сониэль.       — Рана серьезная, исцелить не могу — тьма противиться. Наш единственный вариант — мази, бальзамы и лекарства.       — Спасибо тебе, Сони, — Азраэль смахнула прядь с лица и опустила глаза на кровавую ладонь, все бинты и повязки пропитались алой кровью. — Как общий настрой?       Сони подняла свой внимательный взгляд на Азраэль и молча достала новый бинт. Рит Зиен не спешила отвечать. На ее молодом лице с сущностью тысячелетнего ангела мелькало слишком много эмоций. От жгучего гнева и бурлящей на языке проповеди до холодного разума в небесно-голубых глазах.       — Твое ранение породило волну стычек. Те, кто ранее поддержал Доминика тоже выступили против. Тех солдат осудили, но вердикт еще не прозвучал — ждали, пока ты очнешься. Азраэль… Ты не видела, скольких я прогнала. Они ждали, надеялись. Так плохо мне еще не было с прошлого тысячелетия, когда мы все избрали иной путь. Столько эмоций, что сопротивляться своей природе становилось все сложней. Доминик мне помог. Мы переместили шатер, поставили часовых по периметру и запретили им подходить. Если ты умрешь… они утратят надежду.       — Сони? — Азраэль решительно подняла голову и протянула холодную ладонь. У Сони были горячие ладони, а в глазах вместился весь мир. — Я не умру.       Ей почему-то хотелось добавить «никогда». Поразительно громкое и оглушающее заявление, а еще самоуверенное, особенно, когда им предстояла вылазка в Рай, где их будет ждать дружелюбный Михаил со своими солдатами. А малейшая оплошность обеспечит им плаху.       Сони недоуменно посмотрела на Азраэль, и вяло улыбнулась, будто говоря, как всегда.       — Ты всегда уверенна в том, что говоришь и делаешь, но я ощущаю твою тьму. Не представляют, как от нее избавиться, — Сони отошла и активно разбирала травы.       — Я тоже, — тихо добавила Азраэль, прошептав одними губами. Сони ее услышала.       Уже через десять минут и после пару стаканов выпитого лекарства, Азраэль тяжело перевернулась на другой бок, к стене и, положив руку на рану, потонула в сладком забытье.       Часть секретов осталась позади. Могилы вырыты, а скелеты прошлых секретов лежали перед всеми. Им пришлось открыть карты перед солдатами и настоять на новых порядках, где Азраэль не имела прав командующей и должна следовать общепринятым стандартам. Гнев вспыхнул почти мгновенно, его с трудом удалось удержать и не показать истинный лик. Кроме хаоса, ее стихией был огонь — смертельное тепло, которым она сжигала дороги и отношения.        Азраэль нарядилась не менее эффектно, пришлось достать неудобные доспехи, которые она прятала на дне сундука. Длинная красная юбка, которая расползалась от доспеха и тяжелого пояса с узорами, путалась под ногами и постоянно цеплялась за все, что можно найти в радиусе метра, второй – легкий почти прозрачный шлейф доставал середины бедра, а выше тянулась жесткая броня, напоминающая верх бального платья с вплетением такой же красной ткани на одно плечо. Металл на ногах поскрипывал. Азраэль для начала сделала несколько шагов и нашла красную помаду — обреченный командующий со своим последним шансом. Если все канет в лету — это будет ее последним выходом, а похоронят ее явно в этом. Может, достанут еще нелепую корону и копье, которое она делала по аналогу копья архистратига.       — Ты прекрасно выглядишь, — Доминик тенью проник в шатер и встал возле входа, не сводя внимательных глаз с Азраэль. Облаченный в черное торжественное одеяние, он величественно подал руку. Правильная позиция и реакция Азраэль убережет от раскола мятежную армию. Играть, что все прекрасно и что рана не болит.       Она с сомнением распустила волосы, поправила длинную юбку и выдавила очаровательную улыбку. Тьма внутри взрывалась и затихала спустя минуту.       Руку она не взяла, помедлила.       — Если ты позволишь мне пойти с Абдиэлем, я сделаю все, как ты хочешь.       Доминик удивленно вскинул брови.       — Это шантаж?       — Да.       Азраэль знала: ее никуда не отпустят. Но если Доминик хочет мира, то выполнит ее требования, и не будет, конечно же, препятствовать.         — Если ты будешь мешать мне, я найду способ помешать тебе.       — Вот как мы заговорили, — цокнул языком Доминик, и опустил руки, с яростью глядя на нее. Его гнев Азраэль чувствовала обжигающими волнами. — А как же долг?       — Какой долг, Доминик? Я уже не командующая, теперь мне осталось только бороться с тьмой, а ты мне мешаешь. Но ты строишь препятствия, хотя до этого тебя не волновала моя безопасность. Что изменилось, брат? Неужели почувствовал ответственность? Или.?       — Или понял, что безумно дорожу тобой и буду скучать?       Азраэль замерла, ее зрачки удивленно расширились.       — А еще кое-что выплыло, — он усмехнулся.       — Я только расчувствовалась и снова какие-то подозрения. Оставь меня в покое, Доминик, — она толкнула его в плечо и выскользнула на волю, подальше от душного шатра и кучи подозрений, которые продолжали волочиться за ней, подобно саням с камнями.       В спину ее догнало короткое «нет».       — Тогда… извини.       Тяжесть надавливала на спину, давила на хребет и заканчивалось дыхание, смешиваясь с громким биением сердца       Осенний ветер сменился холодным зимним. На мир гордо шла зима, и Азраэль тоже выпрямилась, спина заныла, ясно прозвенело чувство чего-то забытого и покинутого ею — на черную землю упало темно-красное перо. Не останавливаясь и не замедляясь, она подходила к солдатам и к наспех сколоченной сцене.       — Давайте скорее закончим этот цирк, — прошептала она и взошла по деревянным ступеням. К ней уже шел Доминик, Абдиэль нервно мял свиток, Боэль задумчиво смотрел вверх, разглядывая черные облака, а Хамон разместил руки за спиной, на лице не отобразилось ни одной эмоции. Сходились солдаты, церемониальная речь медленно превращалась в игру одного актера.       — Сколько себя помню, борьба стала неотъемлемой частью нашей жизни. Но мы очутились здесь не просто как отшельники, нет, с нами считаются, нас бояться. Мы мятежники, анархисты, храбрые воины, а еще каждый из нас имеет разное прошлое. Мы не одинаковые, мы такие разные, но шли, ползли, рвались к свободе! Нас никто не заставлял, а пытались остановить, покорить и сломить. Мы вырвали свою свободу у Небес и решили, что пора что-то менять! Менять отношение к нам, к порядкам и законам! Нас боятся другие ангелы, потому что они страшатся быть свободными и самостоятельно принимать решения, за них вечно думают другие, но вы же освободились от этих пут? Освободились до тех пор, пока сами не заточите себя в новые догмы и не перестанете думать самостоятельно. И, неужели, мы снова возвращаемся к тому, от чего давно отошли? Верим слухам и бредням, не осуждаем чужие приказы, сейчас мы не на поле боя, растерянные, но знающие, что командир всегда поддержит, направит, нет, сейчас мы свободные, анархисты, которые вроде как отрицают любую власть. И что в итоге… Мы строим новые Небеса, просто сменив законы, слегка их поменяв. Так стали ли мы свободными или надели новые цепи? Сегодня мы собрались не только раскрывать карты, слушать правду и мои спесивые и бесполезные речи, но и судить. Меня, Доминика, ваших братьев. Ради власти. Судить и казнить, чтобы получить власть. Между существами, которые понимают насколько власть может быть губительна и заманчива… — Азраэль упивалась словами и виляла предложениями, иногда почти кричала и затихала там, где нужно, поразительно вольно влияла на толпу. И те отзывались к обладательнице необыкновенных янтарных глаз, поддерживали и качали головами, дышали в такт ее словам. Она поднимала руки, взывала к ним и тянула невидимые нити.       —  Я не хотела, чтобы получилось, как получилось. Тьма стала частью меня и на сегодняшний день заставляет бороться каждый час за свой свет, за свою жизнь и за вас.  Мне казалось, что я могу все, раз я выступаю против архистратига… И нам всем придется заплатить за мои ошибки… Кто-то потеряет надежду, кто-то переживет, узнав в Доминике новое воплощение анархии. А еще мне казалось, что у нас нет права на ошибку и что я не заменима. Увы, снова неверное суждение, пропитанное моим высокомерием. Только от вас самих зависит вопрос, а будет ли жить мятежное войско дальше. Сердце анархии вы сами — каждый ее воплощение, и нужно только посмотреть, дабы увидеть. Я прошу Доминика и вас принять решение о помиловании солдат, которые напали на меня два дня назад. И готова принять любое ваше решение о моей судьбе, — она вытянула ангельский клинок и положила перед собой на деревянную сцену, под громкий вздох солдат села на колени и склонила голову. — Тот, кто считает меня виновной, может убить сейчас. И если вы еще анархисты и мятежники, то примете любое решение одного из вас, даже если очень больно. Как анархист, я не справилась со своими обязанностями.       Азраэль замолчала и слушала, не поднимая глаз. Верила ли она всем? Раньше — да, но теперь сомнения давно пролезли во все щели их мятежного духа, они стали чаще убегать и не вступать в открытую конфронтацию с архангелом. Ей не хватало сил. Рушилась целостность войска и забывалась истинная цель. Ей не показалось, и кто-то приближался, жар сапог чудился жаром ада и настоящим предательством. Вся решительность рассыпалась звенящими осколками горного хрусталя, одна только радость: если ее убьют, Абдиэлю не нужно идти в Рай. Руки дрожали, сердце отчетливо слышалось в ушах, она не смела поднимать голову — сцена разыграна, не по сценарию, потому ощущался гнев генералов и советников, как свой собственный. Шум шагов стих, кто-то поднял клинок. Азраэль задержала дыхание, и горячая слеза скользнула по бледной щеке.       — Думаю, раз никто не в состоянии, совершить убийство, пора закончить разыгрывания сцены суда. Мы теряем время, — рядом стоял Доминик, и, подобрав клинок, протянул его ей и ухмыльнулся. Глаза нового командующего хищно сверкали, а уста игриво спрятали громкое «испугалась?». Азраэль выдохнула: испугалась.