***
Мир сузился до необыкновенной тесноты. Тьма царапала внутренности. Открыть глаза было сложно и почти невыполнимо, но, преодолев страх и ужас, запекшийся на языке, Азраэль, прижавшись щекой к холодной стене, на которой застыла морозная влага, медленно выдыхала через нос. За стальными решетками казалось, собралось море зрителей, их сердца бились быстро и ликующе — именно так она представляла свое пленение, и открыла глаза с привычной яростью, выдохнув. Ненависть обжигала настолько сильно, что даже тьма не могла этому помешать. — Михаил… Ликуешь? — на ней оказалась серая тюремная роба. На месте зрителей — один единственный архангел. Азраэль зацепилась ладонями за стальные пруты и подтянулась, тьма рвалась подобно зверю. — Я тебе так не понравилась в постели, что ты решил бросить меня в тюрьму? Как ты после этого смеешь смотреть мне в глаза? — Азраэль говорила нарочно громко, у стен всегда есть уши, некоторые уши, конечно, закрыты не менее надежно, чем она, но слухи всегда неслись с бешеной скоростью. Ни одна колесница несравнима с ангельскими крыльями. Михаил поморщился и слегка покачал головой, склонившись к ее лицу. — Нет, так понравилась, что решил оставить себе, — прошептал он, и зрачки Азраэль удивленно расширились. — Михаил, твои шутки уже само очарование, еще немного общения, и ты сможешь стать новым анархистом, — Михаил впервые растеряно моргнул, отойдя на несколько шагов от камеры Азраэль. — За тобой будут следить. — А других вы поймали? — сердце забилось в радости. Скорее всего, Абдиэль и Нес скрылись с нужными или ненужными книги. Но все книги уже априори были ненужными — жалким прикрытием спасения. — Конечно, ты же был сильно занят, — она провела языком по губе, ухмыляясь. По спине ползли мурашки — она пока не понимала, переступила ли она невидимую черту или уже пронеслась на крыльях вглубь. — Зачем нам другие, когда есть ты? Жаль, места получше я не нашел, но когда мятежники падут, я непременно сообщу. На лице архангела не было усмешки, привычное расположение губ, привычные слова, только глаза смеялись. Азраэль притушила собственную ненависть и, с трудом раздав собственные пальцы, ударилась лопатками об стены, уставившись в пустоту перед собой. Михаил постоял еще несколько минут, проверяя надежность замков, и скрылся. Шумно поднимаясь по широкой лестнице. — Азраэль, а ты правда с ним?.. — Гадриэль… — устало выдохнула она. — Да? — Ты от одиночества уже сходишь с ума. Когда ты предпримешь попытку сбежать? — От сюда нет выхода. — Пару веков назад, если не ошибаюсь, я предлагала то же самое. И к моей компании ты приобщился только сейчас, может, пора подумать и что-то поменять. — Я надеюсь на прощение. — Михаил не умеет прощать.Глава 12. Предать свою суть
7 февраля 2022 г. в 18:14
Сколько будет длиться ложь, представить почти невыполнимо. Для этого существовали простые слова, как: вечность, всегда, очень долго. Ложь была везде, чего касались люди, и порой, казалось, что к ангелам прикоснулись тоже они.
Пока те исполнялись поручения — ложь сидела рядом, в теле дивного зверя, и следила янтарными глазами за крылатыми посланниками, для которых ложь всего лишь набор букв, нечто искусственное и ненастоящее. Для лжи нет роли на Небесах, а для предательства тем более. Но правила нарушались, и Тадеус стал лишь одним из сотен, вобравших в себя новый мир, полный лжи, притворства, ненависти, а еще свободы, дружбы, веры, не той слепой, проповедующую небесами, и еще раз свободы. Его руки перестали быть алыми, кровь не запекалась под ногтями, что приходилось использовать мыло и тщательно теперь пальцы, почти до скрипа. Но здесь… здесь среди мятежников, существовало все, а участником масштабной капании лжи и обмана стал не просто так. Ради свободы, Тадеус нашел, что предложить главнокомандующей.
Путь к этому был проложен давно — целая долгая тропа разумных и неразумных поступков.
Его службу на Небесах нельзя назвать легкой и простой. Отведенная роль палача падала на его тень, морочила голову, заставляя захлебывать криком пленных, и снова открывать железные засовы, хранить ключи подальше от узких и тонких ладоней пленных, сдирать кожу и очищать оружие от крови, грязи, пыли. Самым нелюбимым делом было само причинение боли. Иногда Тадеусу казалось, что он кричал вместе с ними, что именно его грудь резало тонкое лезвие из стали. Но он палач. И привык им быть.
А первые встречи с мятежниками стали знаменательным событием. Тогда Рай судорожно вдыхал первую головокружительную победу, а мятежников стройным рядом вели на погибель: кого к эшафоту, кого в тюрьму. Ему запомнились гордые ангелы, и роковые слова архангела: «Рыжую девчонку в тюрьму». И Тадеус вспомнил, как солдаты оттесняли ее к тюрьме, а громкое и протяжное «Нет» парализовало ее до ужаса. Мятежница дрожала и билась, будто в судорогах, скулила, пытаясь присоединиться к тем, кого не спасти. Ее держали крепко, по обе стороны лучшие воины архангела.
Кто бы знал, какой ее выкует анархия и что сделает свобода.
После того дня, тактика поменялась. Не убить, а подчинить и уничтожить свободу.
В тесной каменной клетке не развернуться, поэтому ангела хватали под подмышки и тащили к просторным пыточным, где на стенах висели ржавые крюки, — ими никто не пользовался, к прискорбию Тадеуса, — там же подобно Аду слышались крики. Он провел в холодных стенах почти вечность. И к нему не раз попадали мятежники. От них требовалось больше информации, чем от кого-то либо, простых ангелов судили, а не пытали. Но мятежники… Его всегда удивляла их сила воли, мужественность и верность новым идеям. Совершенно новым идеям, притязательным настолько сильно, что ему до сих пор казалось, что он пьян. Пьян до дури, до сумасшествия и лежит еще в пыточных, на пыльных мешках. А еще у него всегда был табак, кажется, французский, в серебряной крошечной табакерке, которая вмешала только горсть ароматической пыли. Для людей — это символ знатности и богатства, для ангела — свобода.
Тадеус очнулся, когда к нему подлетел Хамон, и сел рядом. Небесный князь сложил крылья за спиной и выглядел весьма угрожающе, и палач скривился, выдохнув облако дыма.
— Я не предатель, — начал разговор Тадеус.
— Я хочу знать подробности договора.
— Какого договора? — сделал вид, что не понял, Тадеус выгнул брови и усмехнулся. — У нас все прошло гладко: я не пытаю никого — меня прощают.
Договор с Азраэль длился не одно десятилетие. С ее последнего пленения.
Хамон злился, но раскрытие таких планов несет ужасающие последствия, как для командующей, так и для него. Мятежники сделают так, что он составит компанию Прометею, и его сосуд будут клевать хищные птицы. Не только боги могут быть жестокими. Поэтому Тадеус нахмурился и покачал головой.
— Тот договор был направлен на помощь, больше ничего.
Хамон искал предателей. Кружил над ними подобно смерти, но еще никого не наказал и не забрал. Это воодушевляло. Тадеус взмолился Богу, что все нитки они обрубили и секреты никто не узнает.
— Не так давно, некоторые из твоих приятелей на Небесах решили податься к демонам.
— Да, Михаил был удивлен, но они погибли. Возможно, были слишком чисты для того сброда. Или что-то не поделили с Рыцарями.
— Ты не отрицаешь, что они занимались изучением тьмы.
Небесный князь не подводил свой титул — не возвращаясь в Рай, он знал все. Рай был открытой книгой, где Хамон просто перелистывал страницы и наблюдал. Тадеус сглотнул и кивнул, несколько обреченнее, чем хотел до этого.
— Эти ублюдки решили стать вольными художниками, как говорят. У некоторых был живой ум, а забавы с тьмой показались им весьма интересными. Это все, что я могу сказать. Да, они были моими друзьями, поэтому подозрения архангела сошлись на мне, особенно после одного преступления.
— Какого преступления? — Хамон щурился так, словно солнце било ему в глаза. Но был уже вечер, холодный ветер шел с востока, ведя тучами нечто среднее между дождем и снегом. Зима была близко, что ему казалось, что с зимними холодами придет Михаил. Ледяной дух небес.
— У Михаила был друг. У архангела редко бывают друзья… Он стал первым, кто заметил странности и опасные эксперименты, и, увы… поплатился жизнью. Тьма сожрала его за несколько дней — Михаил не смог помочь и спасти. Пришел слишком поздно, когда от ангела остались гниющие конечности, раскуроченная до мяса грудь и шея. Кажется, он хотел достать тьму руками, вытащить ее как паразита.
— Эксперименты прекратились? — Хамон закрыл глаза, подставляя лицо ветру, и между пальцами у него застывает красноватый кристалл.
— Почти. Это же… это он? — Тадеус указал на кристалл и только тогда Хамон спрятал его снова в карман, мелькнула только золотая цепочка. Тадеус приподнял брови и бросил на князя недоуменный взгляд. — Разве не его ищет Доминик, как новый главнокомандующий.
— Пусть ищет, — холодно отозвался Хамон. — Если ему расскажешь, я вырву тебе язык. И Азраэль даже не узнает, как ты погиб. Никто не узнает.
То, что Доминик рылся в сундуках Азраэль, ни для кого не стало сюрпризом. Все войско гудело от вопросов и возмущений. Потому что за сундуками Азраэль полетели и их личные вещи, и только Хамон молчал. Знали ли Абдиэль и Боэль, Тадеус мог только предполагать, что верхушка мятежников не допускала Доминика к полной власти над мятежным воинством. Была ли причина в том, что Доминик вспыльчив и жесток? Но во вспыльчивости ему не обойти Азраэль, да и не назвать ее жестокой то же кощунство. И Тадеус подумав еще несколько минут, пришел к мысли, что Хамон не просто так показал ему кристалл — проверка на преданность? На благоразумие? Ведь отсутствие кристалла — того малого запаса от прежних сил — могло уничтожить мятежников. И его тоже. К этому Тадеус тоже не привык. Называть себя мятежником было дикостью, и ему приходилось почти ломать себя.
Он снова зажмурился и прикурил. Табак ему помогал почувствовать жилу мятежника.
А новый французский табак делал даже человеком. Тадеус зашелся в смехе и подорвался с мыслью, что он хочет дольше насладиться лагерем мятежников, пока архангел не пойдет на них войной, подзадоренный Азраэль.
В лагере было тихо. Изучение не заняло много времени, но то, как жили мятежники завораживало. Им прочтено мало книг, большей частью в них скрывались тайные интриги, глупые человеческие войны, и то, как построена система заставляло сердце гореть. Они принадлежали только себе, были вольны идти, куда захочется.
Он зажмурился — вспыхнули сотни костров, и вдохнул полной грудью слегка задымленный воздух. Сколько он так стоял, Тадеус не помнил, после прошелся между палатками и шатрами, и упал на бревно возле своего отряда.
— О, Тадеус, — ангел, которого звали, как египетского бога солнца — Ра, приветственно взмахнул ладонями и разложил перед собой древние руны, нацарапанные на камнях. Остальные притихли. Даже бойкая и хитрая Йоэлия сидела тихо. — Сегодня я хочу погадать на наше будущее.
— Я думал, этим занимаются только ведьмы.
— Нет, я тоже.
— Нравиться человеческая культура?
— Люблю их магию. Особенно магию души, она очаровательна.
Человеческая тайнопись походила на ангельские символы, каждый камешек что-то значил. И Тадеус заворожено наблюдал, как во всполохах огня, менялись камешки. Ра высыпал их на красную ткань плаща, перевернул и перемешал, и вытаскивал по одной руне.
— Всего я возьму сегодня две руны. Одна для нас, другая для Азраэль, — Ра запрокинул голову, его волосы шевелил зимний ветер, и громко выдохнув, он с тоской вытянул первую руну.
— Что там? — Тадеус поддался вперед, прищурившись. Руна напоминала молнию.
— Эти руны принадлежат людям, не нам, но трактовки очень похожи. Непрерывная борьба с хаосом и самими собой. Обретение целости — одна из главных призов в этой войне, но мы будем вынуждены отступить, дабы обрести целостность.
— Это для Азраэль, или таки для нас? — задал еще один вопрос Тадеус. Скрип огня показался ему слишком далеким, красные горящие узоры плясали свой дивный танец на углях и бревнах. Тепло заволокло тело, но звуки остались где-то вдалеке, рядом с ним был только голос Ра.
— Похоже, что для нас. Если Михаил нападет, нам придется отступать, — пожал плечами Ра и осторожно положил руну рядом с собой. Такая осторожность забавляла Тадеуса.
— Ничего удивительного. Ярость Михаила впечатляющая — если он захочет нас уничтожить сегодня, убежать будет непросто, — говоря это, Тадеус почти ясно видел взбешенного архангела. Кровь будет литься рекой — в который раз, и все ради силы, ради дальнейшего безопасного существования. Тадеус потер глаза — с каждым днем было все сложнее хранить секрет Азраэль. И свой собственный. В этом он почувствовав полное единение с мятежниками — их жизни точно останутся на его совести, если ему повезет выжить. Страх обнял его женскими руками, надавил на хребет, провел по шее морозом. — А что для Азраэль?
Далекий Рай восстал в бесконечно синих небесах. Азраэль и советник были там. Там же, где и Михаил.
— Поиск. Соединение с Непознаваемым. Личное Непознаваемое пробивает путь к осознанному «я», изменяя по дороге все, к чему прикасается. Крайний случай этого явления — психическая смерть.
— Азраэль это не грозит, — хмыкнул Тадеус, усмехаясь.
— Я бы еще вытащил руну для Доминика, но сегодня уже нельзя, — Ра сложил руны в холщовый мешочек и посмотрел на черный дым костра.
Доминик что-то сжигал — не память ли об Азраэль? — так подумали многие и затихли.