***
В тихом уголке рая, забравшись подальше от чужих глаз. Варфоломей вел свое расследование, и лишь чинно поднялся, когда появился Михаил. — Сиди, — махнул рукой архангел, и обошел комнату по кругу, заглядывая в интересующие его отчеты. Варфоломей получил ровно столько знаний, сколько они отобрали у мятежников. Расследования об использовании тьмы началось недавно, но поглотило Варфоломея настолько, что даже Михаил не стал препятствовать ангелу. — Есть что сказать? Варфоломей потер слезящиеся глаза и указал на книгу перед собой. — Это сборник экспериментов. Мне удалось забрать его раньше, чем мятежники проникли в секретный архив. И я был удивлен имеющимися у нас сведеньями. На него никто не обращал внимание. — Что же тебя удивило? — Михаил потянулся к книге, рассматривая кривые записи на ангельском. На страницах расположились чертежи и схемы, на них он не стал останавливаться. Чтобы там не было, ангел явно разобрался, и хотя Варфоломею он доверял, но поставил Наоми к наблюдению за психическим состоянием ангела. С тьмой не позволено шутить никому. — Что она легко убивается светом. Архангельским. Свет ангела тьма просто забирает себе. Полностью поглощает жизненную энергию. Не для этого ли Азраэль его провоцировала? — И что еще? — Я только начал работать с превращением одной энергии в другую. Этим чаще занимались мятежники, черпая силу из совершенно чуждых для них источников. — Не сказал бы, что источники слишком чужды ангелам. Богов питает вера, часть человеческой души. Если понятнее, то именно энергия души людей — искра жизни для разных пантеонов. К природе ангелов это настолько близко, что превращение одной энергии в другую не слишком серьезное явление, но вот тьма. — Да, тьма не от Творца, — задумался Варфоломей, и принялся чертить новую схему. Разные боги, коих породила вера человеческих душ, предлагали ему соглашения. Мятежники оскверняли чужие алтари, травили благовония и забирали всю силу. Боги умирали. И ни разу ангелы не поспешили на помощь умирающим религиям, хотя должны были попытаться изъять силы, не разрушая древние храмы. Вины за их погибель архангел не чувствовал, и только позволил мятежникам уничтожать все, к чему они дотрагивались. — Превращение долгий процесс. Кристалл Азраэль, привязанный к ее благодати, именно такой. Вот бы добыть один такой, — мечтательно произнес Варфоломей. Михаил мрачно подумал, что, пожалуй, одного хватит. Теперь план становился более менее ясным. Сила архангела должна обратить тьму в свет. Если повезет. «Что же, это весьма похоже на Азраэль», — подумал он. Рисковать всем. Он не пошел бы на такой риск. Но он не Азраэль. — Варфоломей, держи себя в руках. Мне бы не хотелось узнать, что тебя будут судить из-за того что я позволил тебе слишком многое. Наоми знает не всю правду, и я настойчиво прошу, пока что, не приказываю, быть осторожным. Ангел явно удивился, но не показал насколько поражен состоянием главнокомандующего, и быстро опустив глаза, втупился в свои записи, чтобы через пару секунд снова, набрав больше воздуха, убедить архангела в своем благоразумии. То, что погибли не самые слабые ангелы, уже было всем известно. — Я тебя понял, Михаил, — уверенно кивнул Варфоломей, — я знаю, где черта. — Многие говорили также, и где они сейчас. — Я уверен в себе. Это всего лишь процесс систематизирования полученных знаний. Всякого рода эксперименты с тьмой и прочими силами противоречат небесным законам. Я не собираюсь нарушать их и подводить тебя. — Я надеюсь на твое благоразумие. Варфоломей явно сглотнул и не отводил взгляда, пока Михаил не исчез. Михаилу пришлось переступить через свою гордыню. После неожиданной смерти Иеремиила вспомнилось все. Терять дорогих существ больно. У него осталось немного братьев, один Рафаил, который остался рядом, время же стерло присутствие Габриэля, а о Люцифере и речи не было. Вскоре, именно он должен уничтожить брата. Казалось, что именно ему клинком пробили грудь, вырвали сердце и выбросили в грязь. Внутри жглось огнем, и теперь, когда мятежники пусть даже косвенно прикоснулись к тьме, то по всем законам стали еще больше виновны, чем прежде. Только их гибель сможет стереть боль архангела. И больше никто и никогда не посмеет совершить подобное.Глава 13. Белый король
11 февраля 2022 г. в 00:30
События напоминали карты из разных колод. Михаил подписал каждое происшествие и разложил их на столе. Черная королева была в центре, глаза у нее горели, через камень сочилась власть. В начале веков было иначе — власть Азраэль была номинальной, за нее думали и решали другие, по крайней мере, в силу своего опыта ему казалось так. Но королева анархии давно обрела крылья, заточился дух подобно клинку. Если бы он не чувствовал страх, вязкий, противный, оседающий на языке горечью, то подумал бы об искусной лжи, которая оплела и ноги, и руки, и дурманом забралась в голову.
— Можно? — прежде, чем спросить, Рафаил ввалился в кабинет, повернув в сторону архистратига черные глаза. За маской сосуда глаза пылали синим. — Я тебя не узнаю, брат. Неужели, такого Михаила мы заслужили? Треплющего с мятежниками, позволяющего им упиваться слухами о самом низком, что можно придумать? Ты порочишь себя, потакая ей.
— Это все? — невозмутимо спросил Михаил, и сложил руки перед собой, не моргающим взглядом смотря на карты — все началось с Тадеуса. С ангелов небес, потом перекинулось на мятежников. Сопротивление тьме было подавляющим.
План закрутился водоворотом. Скоро они потонут. Все.
Игры с тьмой всегда заканчивались плачевно, сначала играл Люцифер, потом его солдаты, теперь мятежники. Тьма пожирает не тело, душу и сущность, меняя под себя. Он заметил, что тьма впитала его силу и ослабла. Значит, он мог спасти друга, если бы пришел раньше.
— Нет! Конечно, нет. О чем ты с ней говорил? — Рафаил едва сдерживался, больше всего его злило отношение Михаила сию минуту. Он не смотрел на брата, не поднимал уставшего взора из-за карт.
— Тебя так волнует, о чем мы говорили?
— Да, Михаил! Да, потому что именно мне приходиться писать объяснительные, почему мой брат решил пощадить мятежницу, непростую мятежницу, командующую небесной армией!
— Я здесь власть и закон, — махнул рукой он и поднялся. — Если не справляешься — справится Наоми.
— И ты смеешь так говорить? — Рафаил опешил. — Мне.
— Смею, — поставил точку в их разговоре Михаил, и направился к выходу.
— И просто уйдешь? Закрыв передо мной дверь? — от удивления Рафаила внутри Михаила вспыхнул осколок ярости — живой, почти вульгарной, неподобающей верховному главнокомандующему. — Поясни свои мотивы, Михаил.
— А ты желаешь слушать, или пришел читать мне о морали? Именно мне. Рафаил, у тебя для этого есть сотни неугодных ангелов, сотни преступников, да есть человечество, в конце концов. Направь их на путь истинный, чего уже не делал с начала веков. Займись своей работой.
Рафаил, не веря в то, что услышал, застыл, удивленно смотря на брата. Михаил тоже остановился, его ладонь застыла у серебристой ручки, и, тяжело вздохнув, с досадой поджал губы, скосив взгляд на Рафаила. Тот стоял, вцепившись побелевшими руками в спинку кресла, и не отрываясь, смотрел только на него. В кабинете потемнело от тихой безысходности.
— Хорошо, Михаил. Я займусь своей работой, но что будешь делать ты? Опять пойдешь к любимой Азраэль? Она сейчас ведь в тюрьме или нет, может ты снова решил проиграть с мятежниками? Заставить их возлюбить тебя и подчиниться. А они скорее себе горло перережут.
— Нет, отнюдь, в этом больше нет пользы.
— Тогда что? Что ты собираешь делать дальше?
— Я готовлюсь к войне.
— Неужели? — Рафаил удивленно приподнял брови. — Против мятежников я надеюсь?
Михаил не ответил, невозмутимо смотрел на брата. Вспышка гнева прошла, холодный разум управлял силам. Нечто непонятное и ядовитое вертелось на языке, но ответить так, значит, уподобиться Азраэль, и архангел не знал, чем еще отвлечь Рафаила. Любые его слова воспринимались как надругательство над небесными законами. Этого он и боялся, даже в нем жил страх. И кто знал, тот умел пользоваться этим недочетом. Не закончив разговор, Михаил закрыл за собою дверь и растворился в свете Рая.
Рай собирался на войну.
В отличие от человечества, которые воевали в сотни раз чаще, чем ангелы, ангелам не требовался ни провиант, ни золото. Мечи, клинки, копья, доспехи были на складе небесного оружия всегда. И сейчас под бдительным оком ответственных за это ангелов, каждому воину выдавали полный комплект снаряжения. Беспокоиться архангелу не приходилось. Он наблюдал за войнами, такими как: сражение в долине Сиддим, Троянские войны, те сказания до сих пор захватывают человеческие умы, спартанскими войнами, за крестовыми походами, где тамплиеры и госпитальеры сражались за Иерусалим. Особенным его вниманием отличались восстания, революции, мятежи, крупные и слабые очаги, расползавшиеся по странам вместе с чумой. Лишь однажды он искал след ангельских мятежников, но те были так далеки, что подозрения архангела не оправдались.
На смену прежним тактикам и приемам боя приходили новые, ангельское войско училось также быстро, как люди начинали новые войны. И сейчас Михаил мог почти гордо заявить, что солдаты готовы, а как получиться на поле боя, пытался только предвидеть. На днях он произнесет свою речь и своим словом перечеркнет путь к благородству — пленных не брать, убивать всех. Его интересовало одно: примут ли они настоящий бой, или попытаются сбежать сразу. Пока он развлекался с Азраэль, его разведчики нашли расположение мятежников, и ему осталось нанести удар. Удар, который не простит ему никто. Один раз он уже пытался уничтожить всех до единого, но результат получился еще более неожиданным — к мятежникам пришли новые солдаты, пораженные его жестокостью, и только потому, что некоторым удалось сбежать, и организовать новый призыв к свободе.
К свободе. Таинственное послание, которое должно что-то значит для существ, отличающимися бессмертием и отсутствием скуки. Михаил не понимал для чего ангелу свобода, и подразумевают ли они под этим обыденные грехи человечества? Ангелы были созданы для подержания порядка на земле, но не развитию личности и редкого таланта. Они были воинами, солдатами, мастерами убийства, посланниками, проповедниками и служителями света, но не творцами.
По образу и подобию созданы только люди, и только они могут творить, как полагается истинным существам свободы и плена. Даже он, Михаил, заместитель Бога, не мог быть свободным и не мог писать даже те же картины или разобраться со скульптурой, или же писать чрезвычайно забавные песни про Рай, его удел — вечный порядок и контроль. Меч Бога.
Но хотят ли мятежники выпасть за привычные рамки или просто разрушить систему этой вселенной, он не понимал.
Иногда Михаилу казалось, что чем чаще Азраэль бывает на Небесах, тем увлекательней ангелам следить за событиями, и тем же легче проникаться чужеродной религией новых правил, без правил. Анархия сковывала порядок и делала рубцы на его управлении Небесами. По небу ходили разные истории, увлекательные и мерзкие, которые с удовольствием рассказывали верные ему люди. Михаил изучал принципы анархии, человеческие, и подставлял под действия мятежников. Каково его было удивление, когда анархия, славная свобода, оказалась такой же закованной в цепи порядка. Вопреки всему, мятежникам не позволялось многое, например, нефилимы. Как и на Небесах, они были под строжайшим запретом, и мятежник, нарушивший правило, не мог больше вернуться к ним. Отныне и вовек он ставал не просто отступником в привычном понимании. Дорога была ему только в Ад, или к человечеству, чего уже Рай позволить не мог, проводя регулярные зачистки. Так же мятежникам не разрешалось наносить вред кому-либо или чему-либо, только с дозволения командира, им запрещалось убивать друг друга и мстить. Михаил никому не признавался: ему нравилось, как Азраэль держит мятежников под контролем, а что будет, когда она умрет? Уже несколько недель у них новый командир, и впервые они стали из невидимого сопротивления, чем-то видимым и громким. Такими полагается быть анархистам. Он был почти доволен раскладом, если бы не громкое «но». Эксперименты с тьмой.