Под флагом анархии

      Закат затопил кабинет.       Михаил яростно выдохнул, у них было все: командующая, ослабшие мятежники и прекрасный шанс уничтожить их, но те исчезли, а Азраэль говорить отказалась. Внутри зашевелились сомнения, и он переместился.       К архиву он добрался за несколько секунд, окинув взглядом забитые пыльные полки, и недовольно хмыкнул, в носу зачесалось от пыли. Секретный архив тоже не пустовал. Почти без света тот бережно хранил следы мятежников, которые исчезли также бесследно, как всегда. Закрыв за собой дверь, он остановился выдохнув.       Внутри разрасталась тревога.       Солнце заливало тюрьму, серое здание почти пылало, и в заходящих лучах нестерпимым зудом нутро подсказывало ему вернуться. Что он и сделал. Михаил проник в тюрьму тихо, но узники все равно его засекли. Зашевелились точно тараканы, и он скривился — его интересовала только одна узница. Он нашел ее там, где оставил. Азраэль лежала и смотрела в потолок, почти безмятежно, только на бледном лице привычными едва заметными линиями горели эмоции, заметив его, она резко поднялась, ошеломленно заморгав. В глазах был вопрос: «Какого черта тебе нужно, архангел?»       Где Азраэль могла прятать ключ к спасению?       Наверняка кто-то из мятежников задержался, дабы вызволить командира, подумал архангел, и, притянув к себе еще больше ошеломленную отступницу, поцеловал. Резкий металлический привкус почувствовался моментально, под языком был маленький ключ с отпирающей печатью.       Михаил жестоко ухмыльнулся сквозь поцелуй, и Азраэль, оттолкнув его, попыталась проглотить ключ, но тот неожиданно стал поперек горла и не давал дышать.       Она схватилась за горло.       — Подавилась? — участливо поинтересовался Михаил, и встал позади Азраэль, обхватив ее сзади обеими руками на уровне животе. Слегка наклонив ее вперед, сжав руку в кулак, поместил его на животе, и, обхватив кулак другой рукой, резко надавил на живот в направлении внутрь и кверху. Но проблема была в том, что Азраэль уже почти выплюнула ключ, но сжала его зубами и дальше изображала удушение. Михаил резко развернул ее к себе лицом и вскинул брови.       — Тварь ты такая небесная, Михаил, — сквозь зубы прошипела она, и положила ключ в протянутую ладонь.       — Не сомневался, что ты так скажешь. Кто передал тебе ключ?       — Черта с два, я тебе расскажу, — выплюнула она и задумалась, — хотя какая разница, они уже далеко.       Ненависть бурлила на кончиках пальцев, и Азраэль вскинула руку. Михаил успел перехватить и показательно сжал. Она оскалилась, оставшись стоять совсем рядом.       — Или это был кто-то из моих?       — Конечно, тебя окружают одни предатели. И они ударят сильнее меня. Разве Рафаил не рассказал, о чем именно он хотел узнать? — она прикусила губу, глядя с вызовом и горечью. У нее мелко дрожали руки, страх тлел в легких, расшевелив прежние угли, и она пыталась проломить стену, поделиться горем с Михаилом. Она не хочет страдать одна. Пусть тоже мучается догадками и приступами паранойи.       Михаил хмыкнул и опустил руку ей на плечо.       — Не здесь, Азраэль.       Холодок побежал по спине, вязкий дурманящий страх бил в ноздри и закружилась голова. Михаил сжал руку и приблизился к ней, вдохнув металл и огонь, моментально их переместив. Азраэль тут же вскинула голову, оборачиваясь: пыточная. Черная — как Ад, и невыносимая до зуда.       Черные стены покрыты темными разводами, кровавые отпечатки широких ладоней.       От ужаса у нее пересохло во рту.       — Молчать. Молчать до последнего, — одними губами прошептала она, и, опустив плечи, смотрела только в пол.       Небеса приносили только боль. Но как навсегда отречься от Рая? Желанное марево миллионов людей и злой рок с карающим мечом для ангелов. Кажется, еще несколько мгновений, если поступит предложение, то она отречется, и больше никогда не вернется в чужую обитель.       — Нет, Азраэль, расскажи, где они могут прятаться, — требовательно произнес архангел.       — А тебя не интересует, что хотел твой брат?       — Нет, — отрезал Михаил. — С каждым словом ты закапываешь их надежду на прощение.       — О, — она округлила глаза, удивленно прикусив кончик языка. — Тоже слышал речи Гадриэля? Засунь свое прощение себе в… — шею моментально сдавило. Михаил выдохнул и смотрел в ее глаза: Азраэль окутывал свет, подчиняющий и ломающий любую волю. Жалкий скулеж удалось сдержать.       — Заткнись.       — Ты не умеешь прощать, так же как Господь не умеет, — просипела Азраэль.        — Суть не в прощении, а в том, что созданиям Отца нужно вернуться на Небеса: живыми или мертвыми. По-другому быть не может, Он создавал ангелов совсем не для этого, не для мятежей и восстаний, а лишь для борьбы со злом, злом, которым стали вы все. От вас нужна лишь помощь Небесам и подчинение, но и этого вы неспособны сделать, тогда какой толк от вас? В чем смысл вашего существования?       Он старался оставаться спокойным и невозмутимым, но когда Азраэль показала ему средний палец, не раздумывая, вскинул руку — лезвие обычного кинжала за секунду проткнуло живот, и Азраэль подняла на него удивленный взгляд, в этом случае опустив голову и зажимая тонкими пальцами рану. Но выжигающего внутренности света не было, только боль и кровь. Он вытащил клинок и сжал ее плечо, произнеся:       — Я не намерен шутить, Азраэль.       — Я тоже, Михаил, поэтому могу продемонстрировать тебе еще раз, что показала ранее. Если надеешься, что добьешься от меня хоть слова, то ты еще наивен, чем я думала. Бедный, бедный, Михаил, всеми брошенный и покинутый, — прошипела она, ручеек крови побежал по губам и закапал на серую тюремную форму.       Внутри поднимался настоящий ужас, ноги не держали, мощь архангела заставляла падать и молить о прощении. Азраэль скучала по чувству, когда она могла не чувствовать подавляющую силу, лишь ее даже тогда приличные отголоски, но сейчас всего было слишком много. Слишком много жгучего света.       Резко выдохнув, она наконец-то почувствовала, как проваливается в темноту, которая ее ждала, жадно облизываясь и призывно хрустя руками с длинными черными ногтями. Падая, Азраэль поняла, что тоже хочет такие ногти и такую черную сущность. Назло Михаилу, назло Богу и всему миру.       — Азраэль, довольно притворства! — холодный голос, вскипающей ярости, отбился от стен, но Азраэль не слышала его ярко, как должна, находясь совсем рядом. И лишь тихо выдохнула, шевеля губами. У нее больше не было света архангела, своей благодати тоже. Пол холодил кожу, превращая в свое подобие.       Мелькнувшая мысль была абсурдна: «Что он будет делать с телом?»       «Сожжет», — пришел ответ, и Азраэль коснулась кончиками пальцев пола и закрыла глаза.       Тьма просачивалась в самую душу, и Азраэль ей просто подчинилась, не в силах больше стоять, сражаться и жить.       Ей казалось, что она просто погружалась в сон, и все иное переставало существовать: перестала биться в муках надежда, исчезла ненависть, вместо нее скользил металл, веки тяжелели с каждым вдохом. Но страх тоже исчез.       Смерть была спокойной, почти родной, безмятежной, и она перестала волноваться обо всем.       — Азраэль? — злость схлынула, Михаил опустился к Азраэль, глядя на свои окровавленные руки. Он коснулся пальцами шеи, вдохнув саму тьму, и удивленно посмотрел на мятежницу.       Она умирала.       Азраэль умирала. Этот ангел, которого он уже редко стал называть обезличенным «Девочка», для него она стала мятежницей и Азраэль… со сладкими губами, вечным привкусом крови и дурманом войны вокруг нее.       Умирала…       По правде, без обмана и иллюзий, медленно засыпала возле него, дыхание стало едва заметным. Мутный и пустой взгляд янтарных глаз отозвался глубоко внутри безумной тоской. И Михаил провел по ее лбу, убирая рыжие пряди — холодная кожа обожгла, но он продолжал касаться лица, вдыхать запах крови и смерти.       Принять решение в пользу Азраэль было самым сложным и смертельно опасным для Небес. Оставалось только понадеяться, что он сможет ее сдержать навечно. Переложив ее на спину, разорвал серую робу на груди, после сделал маленький надрез на шее, откуда покапала только кровь, жалкие искры благодати осели пеплом, и он в который раз поделился каплями безумного архангельского света, опасного для ангелов, почти губительного, но Азраэль только открыла глаза, сделав короткий вдох, и посмотрела на него. Янтарь глаз пронизан тьмой, древней, Михаил заставил себя смотреть, замечая, как всполохи благодати золотыми полосками убирали тьму.       — С возращением, — он сглотнул, задержав дыхание и, выдавив жесткую ухмылку, тем самым скрыв остальные эмоции, добавил: — Я тебя не отпускал.