На опушке росла сирень, и рядом раскосыми листьями непризнанных трав, замечены мелкие, крошечные, как капельки крови, как старые бабушкины бусы, цветы. — То кровь ангела, — говорили они. — Не ходите туда, — убеждали они. А дети не слушали, бродили, всё ангела искали, и ноги жалили крапивой. У ангелов крылья белые, нимбы светлые, кровь золотая. — А ангелу больно, — вопрошали они. — Не больно, не плачьте. Но дети не слышали, рыдали и искали, и в ладошки цветы собирали. Увидеть ангела мечтали. Но ангел ходил себе ночью, не видел, не слышал, и алыми бусами кровь свою забывал.
Сердце окаменело. От ярости сводило зубы. Азраэль спешила со всех сил, и у самого лагеря упала на колени, переводя дыхания и сложив темно-алые крылья за спиной. Пустота пощекотала своим дыханием. В лагере уже никого не было, остались редкие палатки, несколько тлеющих костров. И, поднявшись, она прошла в свой шатер, осматривая каждый угол покинутого лагеря, и только, когда оказалась за плотной тканью, успокоилась, выдохнув и закрыв глаза, хотя внутри продолжали тлеть угли ужаса: покинутый лагерь был хуже погромов. Безмолвие натянулось редкими палатками, проложенными тропами на черной земле, и Азраэль приложила ладони к щекам и мокрым волосам. По пути сюда она умылась у родника, намочив раны ледяной проточной водой, наспех смыла кровь. Не найдя ничего, кроме доспехов с широкой красной юбкой, Азраэль горестно закатила глаза, но переоделась и закрепила ножны для меча, после выудила длинную шкатулку, запечатанную заклинаниями. Меч, сделанный очень давно, закаленный святым огнем и наполненный благодатью. Еще в средневековья ее посетила прекрасная идея сделать не только аналог копья Михаила, а и заковать силу в меч, подобно тому, как загорался разящий тьму меч архангела. С Михаилом получалось сражаться только оружием подобному его: когда он вытаскивал меч из ножен, то Азраэль приходилось менять оружие и в срочном порядке принимать новый бой, боясь и одновременно молясь, чтобы меч выдержал весь гнев. Он еще ни разу не подводил. Чертеж ее меча был сделан человеком. Она в тайне ото всех поставляла лучшие идеи и сталь, после принесла золото. То был не первый опыт в подобном общении с любимыми существами Отца, но очень важный для них. Азраэль прекрасно помнила, насколько человека заинтересовало золото и как ярко заблестели его глаза. На ее удивление, он пояснил свою жажду — что может позволить себе наконец-то прокормить семью и обеспечить детям лучшее будущее. Над созданием меча они провели много лет: человек немного состарился, а Азраэль поумнела. Это единственный раз, когда она сражалась за душу человека, который продал ее черноглазым еще в молодости, чтобы открыть свой талант. Талант бы открылся без их помощи, и Азраэль огромным удовольствием убила и адских гончих, и всех демонов причастных к контракту. «Кузница находилась на отшибе, спрятана в тихом месте, окруженная высокими кленами и кустами черной смородины. Не смотря на явный талант человека у него были конкуренты, а желание не включало в себя прибыль, так и оставался он со своей тихой и безденежной работой, пока она не заявилась к нему рано утром, едва рассвело. — Мне нужно выковать меч. Вы можете помочь? — она с любопытством уставилась на человека, а он удивленно посмотрел на гостью и немедленно кивнул. Без работы кузня разваливалась, а у него опускались руки. Так произошло знакомство. Процесс создания меча был очень непрост. Азраэль бы сказала, что очень сложен, потому что он требовал лучшую сталь — ангельскую. Ее залежи располагались не где-нибудь, — а прямо в Раю, и добыть нужное количество было адским трудом, впрочем, как и достать готовые клинки, не привлекая к себе лишнего внимания. И едва она принесла металл, как кузня ожила, а человек принялся за роботу. После своей смерти он получил прозвище «Небесный кузнец». Ковать небесную сталь для обычного человека сложно. За каждым этапом создания меча Азраэль следила со строгим любопытством, иногда помогая кузнецу, так как мальчишку-помощника, которого бы он учил, мастер не нашел. В очередной стряхнув с себя капли дождя, она откинула капюшон и присела на бочку, склонив голову. Жаркий воздух проникал казалось под кожу, брызги жара шевелились разогретыми углями. Азраэль поднялась и бесшумно прошла к столу, положив рубин кровавого оттенка и слабого голубого огонька внутри в железную подставку, оглядывая кузницу. Человек давно обратил внимание на ее непохожесть на нормального человека, но всегда приветливо улыбался и что самое главное не расспрашивал. Возможно, именно золото сделало его молчаливым, но она была благодарна даже такому. — Я прихожу сюда почти месяц, но почему-то ты не задаешь вопросов. Разве не любопытно? — она лукаво улыбнулась и опять приземлилась на бочку, отрешенно глядя на бушующий огонь: сегодня он ковал несколько новых инструментов, и чуть позже начнут создавать рукоять ее будущего меча. Она перекинула волосы на плечо и потерла шею. — Занятно, конечно, — подтвердил мастер, потерев черные усы и бороду, — но я не привык к людям, заказов очень мало, вот и не хочу напугать расспросами. — Вы очень разумный человек, — Азраэль порадовал ответ, и она довольно зажмурилась, слегка потягиваясь. Именно здесь, среди углей и жара, так напоминающий ей свой собственный объятый огнем мир и хаос огня внутри, ей было очень тепло и светло. Ненависть отступала, а бои с Михаилом отходили подальше, оставаясь за деревянными дверями с прекрасной ковкой, которая и привлекла ее в первый раз. — Но не всегда, — она резко открыла глаза и покачала головой, а он наконец-то испуганно дернулся, и взметнулись искры жара. Сердце человека билось ужасающе громко. — Я не верую в то, что было, — он помедлил и снова занялся работой. Только руки его дрожали. — Но главное, что, как вы сказали, «это» произошло и от жестокости мира не сбежать, — уже тогда она знала, что можно, что от своего контракта он сбежит, а на нечисти она опробует меч. — Тарабарщина какая-то, — прошептал он, и на сей раз она не решила его трогать. На этого человека у нее были свои планы, потому она вдохнула стон металла и спрятала глаза. Ее посещения стали привычными. С Азраэль здоровались и приветливо встречали дети, хлопоча с родителями по хозяйству. Каждое утро каменный городок оживал, чтобы слышать звон кования меча. С ним выковывовалась и сама Азраэль, с каждым ударом кузнечного молота пылала ее суть. Звенела и пела сила в зародыше меча, в куске стали нагретой до предела. — С нетерпением жду, когда можно будет его хотя бы подержать, — Азраэль вертелась рядом и, дабы занять руки, перекладывала инструменты. — Путь долог, — мастер пожал плечами и вытер руки, окидывая взглядом подоконник. На нем так и осталась лежать утренняя жидкая каша в алюминиевой миске и компот из смородины. — Спешка лишняя, кажется, что метал непросто испортить, но так же хрупок, как и стекло. Азраэль всегда кивала на замечания. — Выковать обычный меч — просто, а такой меч войдет в историю, — а глаза у него серые, яркие, словно металл. И Азраэль вновь заходилась в работе, нетерпеливость она давила на корню. Он ковался человеческой силой, проклятой душой, и благодатью ангела. — Он послужит своему владельцу долго. Мастер не ошибся. Меч служил для Азраэль верно. И даже встал на защиту самого мастера, чего он никак не ожидал и принес ему больше, чем контракт с демонами. День тогда был на удивление солнечным, Азраэль встречала его с открытым лицом и забытым плащом. С того самого дня, как она нашла забытую Богом кузню и вдохнула в нее свет, прошло не меньше пяти лет. А казалось целая вечность. — Неужели, все? — ее глаза заискрились силой, и она осторожно подошла к мечу, который лежал столе. На навершие сверкал рубин, искрясь силой, великолепная удобная гарда, длинное лезвие с филигранной надписью на энохианском. — Потрясающая работа, никто раньше ничего подобного не делал, — она упустила меч Михаила. Он был выкован силой Господа и силой архангела, но этот… этот принадлежал человеку и ангелу. Кузнец улыбался, вытирая пот. Работа закончена, и по своему ему было грустно прощаться с ней, тем более, что новых заказов не прибавилось. В открытое окно заглянули ребятишки и радостно запищали, увидев меч. Азраэль заметила их давно, но скрывать не планировала. — Чем я еще могу вас отблагодарить, мастер? — Достаточно того, что вы уже сделали, госпожа. — Нет, не достаточно, — она выпрямилась, откинула волосы на спину и подняла меч, легко держа его в руке, пробуя сразить невидимого противника. — Я хочу показать его всем, — и широким шагом покинула кузню. К мечу предполагались ножны, их сшили из плотной кожи, но Азраэль не хотела прятать убийствено тонкое лезвие. К детям действительно присоединились взрослые, с немалой иронией слушая лепет детей. Пять долгих лет они наблюдали, как рождается новая легенда, и Азраэль мечтала дать ей разойтись громкой молвой и прославить человека, который потратил годы жизни, ради работы, святого дела, а не потонул в бездействии и лени, как многие другие. Тем более, что небесное покровительство для города стоило слишком дорого: тысячи невинных жертв, мучеников, веры и молитв, а святой предмет навсегда делал землю подобию своему. Азраэль несмотря на мятежи, восстания, борьбы за свободу была святой, как и все ангелы, которые пылали благодатью и расправляли крылья. Они не могли быть другими, пока могли летать, даже если их давним давно отрезали от небес. Только для Михаила и его ангелов они изгнанники. — И ты сможешь им управлять, — чей-то насмешливый голос оборвал радость Азраэль, и она вздрогнула, мгновенно встав в стойку, приготовившись к бою. Но то сказал простой человек, и она даже шумно втянула воздух, повернувшись к нему на пятках, сдувая тонкие пряди с лица. — Меч настолько искусен, что даже женщина может им владеть, — и она продемонстрировала, показав пару приемов. Меч рассекал воздух, будто был самим воздухом, смертоносной сталью в руках воина, который привычно танцевал на острие победы и поражения, с дыханием огня и свободы. — Святой меч, на святой земле, святым человеком. Да, благословит вас Бог, — она изящно поклонилась мастеру, — во всех ваших делах. На земле показались очертания крыльев. Люди заметили их не сразу, но пораженно замерли, а Азраэль довольно улыбнулась, спрятала меч в ножны. — Ваша душа в руках Господа, — с благодарностью произнесла она. Ветер все пел, а дел у мастера прибавилось: после ухода Азраэль, пораженные люди разнесли его славу. Что сам ангел ронял кровь на их святой земле, а мастер ковал меч, дабы одолеть демоном и дьявола святым огнем». Почти правда, потому что меч Азраэль собиралась использовать против Михаила. И вытянув его из шкатулки, довольно улыбнулась. Меч не способен убить Михаила, но может помочь ей выстоять и исполнить план до конца.***
На поле боя выл ветер, пушистый снег под наклоном укрывал солдат обеих сторон. Азраэль показалась не сразу, только оценила положение дел, расположения солдат своих и противника, и почти болезненно поморщилась, эта борьба была изначально им не выгодна, но когда они стали почти вблизи нового источника силы, она убедила себя, что сдаваться не время. Незаметной тенью позади нее приземлился Тадеус, а за шкирку его держал Хамон, и, отбросив ангела, недовольно сложил руки на груди. — Кажется, я недопонял твой план, Азраэль, — пренебрежительным тоном только уничтожать противников мысленно заметила Азраэль и с сожалением посмотрела на Хамона. — Мне удалось потянуть за многие ниточки, чтобы уверенно заявить, что ты собираешься сделать. — Но, что тебя остановило? — она опустила руку на меч, а Хамон удивленно вскинул брови. — Ты собираешься со мной драться? Ты сейчас не способна и червя раздавить. — Нет, не драться, но пока мы с тобой выясняем, кто прав, а кто безумен, могут погибнуть наши солдаты. Наши славные воины, — она подошла к нему, судорожно оглядываясь, и, шумно втянув холодный воздух, стряхнула с волос снег. — Уже нет права останавливаться, и если все получиться, есть шанс, огромный шанс вернуть прежнюю жизнь, потому что так Михаил не оставит нас в покое. — Михаил давно шел по нашему следу, и как давно ты начала этот план? Сколько он тебе помогал? — Хамон кивнул на Тадеуса, который упорно поджал губы и зло дышал все еще находясь на земле. Его понемногу заносило снегом. Азраэль уже дрожала от холода, тот чувствовался так ясно, что ей казалось, что она уже не ангел, человек да, и, потерев руки одна об одну, мотнула волосами, снова сбрасывая снег. Кристально-белые снежинки замерзли снежными каплями. — Мы работали над этим долго, как только те ангелы начали свои исследования, — она обняла себя руками, прикусив губы. От неопределенности у нее кружилась голова: если так отреагировал Хамон, то что можно ожидать от других. Их сожрет черная ненависть, прокисшая ее планами и подобием монет, которыми как будто стали их жизни. Азраэль зажмурилась до черных точек и вздрогнула: небеса разорвал гром, стихия хаоса столкнулась с порядком, и сердце снова застыло, противно ноя в своей корке льда и холодного камня будто воспаленная рана. Михаил и Доминик столкнулись в бою. Наблюдать за этим было жутко, руки покалывали от призрачной боли, когда их мечи сталкивались, а сталь звенела в ушах. — Не время, Хамон. Отступать некуда. Тадеус твой ход, — Азраэль надеялась, что ее голос не дрожал, а был тверже гранита, и вытерла невидимые слезы холодными пальцами. Ей было страшно, страшно по потери пульса и замершего дыхания на холодных губах, только через пару секунд, ей удалось снова задышать, глотая колючий морозный воздух, и действовать. — Хамон, сразу отступайте. Или приготовьте щиты. Она отдала последний приказ и взмыла высоко в небо, отбив мечом живую молнию беспощадных небес. Небо атаковало мятежников, беспощадно, на смерть, не дав ни единого шанса на спасения. Очередную молнию она отбила и еще, и еще, пока в мече не потухли последние искры давней благодати, а сил оставалось только, чтобы дышать и как-то себя контролировать. Пепел очернил ладони, вся ее суть вновь превращалась в пепел под звук колоколов и ударов барабанов, тех невидимых, но тех, которые сопровождали в каждом ритме боя. Слышали ли иные их, Азраэль не знала. Ее духи войны были с нею всегда. Тадеус безоговорочно выполнил приказ. Часть тьмы вырвалась на волю, зашумев на весь мир подобно грому и рыку одновременно. Тьма внутри разбушевалась, взметнулась подобно самой Азраэль черной стенной и обрушилась градом на Михаила, в тот момент, когда архангел занес клинок над ангелом. Азраэль не слышала ничего, ни воя тьмы, ни рыка и треска огня, ни крик Доминика, когда она предстала перед архангелом. Тьма вырвалась подобно бесконечному потоку, именно с нею, Азраэль чувствовала единение и укромный шепот в сознании, что они покорят мир, взведут крепости тьмы и хаоса, и, выдохнув, направила поток на Михаила. Свет архангела разорвал мир Азраэль, тьма трещала будто кто-то ломал деревья. От всего этого у нее закружилась голова, и когда свет окружил ее, она сжалась, чтобы сомкнуть пальцы на красной юбке и не кричать. Боль раздирала каждый уголок сущности, но самым главным свет, зернышко великого небесного света, который она хранила, с частичкой тепла архангела, сделал свое дело. Значит, она не зря сунулась на Небеса. Свет признал ее своей. Следующий взрыв света снес с ног, и не только ее. Мир снова покачнулся, и ее толкнуло в гущу.