Под флагом анархии

      Звуки возвращались медленно и неуверенно, будто подкрадывались, тихо подползая к голове. Азраэль приходила в себя тяжело; щекой она касалась чего-то до дрожи холодного, точно металлического — кожа понемногу липла, а стук чужого сердца заставил задержать дыхание и подавить всплеск ужаса. Теплая ладонь коснулась талии, и Азраэль боязливо приоткрыла глаза.       Михаил.       Судьба сводила их в каждом ритме дыхания. Их укрывало снежное покрывало, ветер трепал красную юбку и слышалось равномерное дыхания двух противоположных существ, как порядок и хаос.       — За это придется ответить, — тихий шепот не сразу дотянулся до ее сознания. Азраэль не сдвинулась, просто лежала, касаясь теплой щекой доспехов архангела, и молчала, кусая губы.       Теперь она сильна, но ложь предательства оплела намертво, руки и ноги, заковав в свои кандалы, и сила была подобно камню, к ней следовало привыкнуть и научиться жить, и Азраэль вдохнула на полные легкие и перекатилась на холодный снег, съехав с Михаила. Под ее телом скрипнул снег, но ветер продолжал свой безумный пляс, поднимая и опуская обжигающий снег, и Азраэль чувствовала ноющее непонятное чувство — ей хотелось спать и одновременно кричать, тем самым выплеснуть весь страх и ненависть, а еще и противную пустоту, которую теперь, к счастью, заполнил свет. Сила архангела, которая уничтожила тьму и теперь бурлила в ее жилах, напоминала глоток умиротворения и настоящее подъема, но даже такая мощь не могла устранить ни единого противоречия, раздирающие крылья и волю.       Азраэль знала, что она просто устала. Устала от головокружительных, убийственных битв. Устала чувствовать, мирить внутренние сигналы, у нее оставалась только сила, объявшая теплом грудь. Правда, под боком оставалась проблема — Михаил, на руке которого она лежала, и Азраэль догадывалась, что едва она дернется, как рука сомкнется на ее сути, снова раздавив свободу.       Теперь она могла сражаться, и Азраэль посмотрела на спокойного Михаила. Мирное дыхание не показывало всю затаившеюся ненависть, как огромный летящий шар жара, даже его спокойное прикосновение не указывала на ярость, способную разрушить горы и расколоть землю, но по телу прошла дрожь, с этой силой, преображением света во тьму, с иным родом происхождения, она могла дать прекрасный бой, однако, чтобы победить…в этом Азраэль очень сильно сомневалась.       — Как давно ты это задумала? — Михаил зашевелил губами, резко посмотрев на Азраэль, он видел ее дрожащие ресницы, белий снег на коже и невероятно янтарные глаза. От светло-карих они сделались красноватыми, насыщенными, будто вобрали себя оранжевое солнце.       Азраэль запрокинула голову и отчетливо произнесла:       — Когда ты начал подбираться ближе и ближе, твой дух чувствовался почти всегда, и это страшно.       — Ты поступила очень опрометчиво, когда решила восполнить пробелы моей силой, — он напряг руку и слегка сдавил талию.       Кристальный гнев в голосе это меньшее, что могло обрушиться на мятежницу. И она это понимала, только пустоту и тьму уничтожил бушующий свет первого архангела, спелся с ее ураганом и лился наружу в неизменной битве между ними двумя. Азраэль закрыла глаза и почувствовала, как проваливается в снег, а яркий свет притихшего солнца больше не резал глазные яблоки — перемещение значило лишь одно — скоро им драться, а пока… Она снова открыла глаза и уставилась на архангела, который навис над нею подобно глыбе льда и металлом сжался на запястьях, только руки были свободными, а дух, дух заключили в незримые для него кандалы.       — Зато у нас есть шанс наконец-то дать тебе отпор, — тихо произнесла она. Глаза Михаила были холодными, без искры прежней теплоты, которая быстро обращалась в пепел или, наоборот, обретала острые лезвия и впивалась в сердце.       — Да? Даже с моей силой тебе не станет лучше, возможно, ненадолго. Контроль, Азраэль, эта сила требует контроля, она совсем другая, не подобна той, которую ты воровала у богов.       — Я знаю о силе архангела многое, — запротестовала Азраэль, — я готова. Неужели ты не понимаешь, что именно ты вынудил пойти на этот шаг,       — Ты бочка с порохом, которая готова взорваться от любого дурного каприза, — от жара Михаила таял снег. Азраэль повернула голову, заметив, что у его рук только выжженная черная земля, никакого снега и льда. Вокруг них снег уже растаял, и едва приземлялся, превращался в воду.       — Свобода — это не каприз, — с отчаяньем произнесла она, заглядывая ему в глаза. Яркая, налитая светом радужка заставила вздрогнуть и сжать руки в кулаки, выдохнув с прежней ярость. — Ты слепец, и никогда не прозреешь, а если и прозреешь, то будет поздно.       — Азраэль, мой долг хранить Небеса, как то завещал Отец, а анархия и беспорядок, которые ты зовешь славным словом свобода, разрушат их.       — Мы не несем угрозу Небесам, — выдохнула Азраэль.       — Правда? — он удивленно вскинул брови и еще ниже наклонился к ней, ярость ощущалась каждой клеткой тела. Живой огонь тысяч звезд бился в его венах, сегодня и сейчас она чувствовала это в сотни раз сильнее, нежели когда-либо. Сила архангела сосредоточилась в груди и тянулась к нему, покалывая на кончиках пальцев — она снова сжала кулаки. — А как же разграбленное хранилище — как итог люди получили опасные артефакты в свои руки. Попытки освободить заключенных, после этого они предали вас и убили нескольких ангелов и несколько сот человек. Разрушенная вера в возращение Бога — и самоубийство некоторых слабых духом ангелов. Я могу продолжать дальше — потому что вы и ваша анархия рушите все, к чему прикасаетесь.       — Так иногда случается, но вина всему не свобода…       — А что, причина в нарушенных причинно-следственных связях? И ты еще не достаточно умна, чтобы узреть и предвидеть последствия? Тебе столько тысячелетий не хватило, чтобы поумнеть? — он оттолкнулся от уже сырой травы, ранее едва прикрытой снегом, и встал на ноги, кивнув Азраэль подниматься.       Крупная дрожь била тело, но она поднялась, несколько неловко, без прежней прыти, и хотя холодно уже не было, страх никуда не делся. Сравнимо с прошлыми встречами, сила архангела не давила на нее словно надвигающая скала или айсберг, выныривающий со дна, тем самым обрушиваясь невозможную мощь, просто чувствовалась, явив свои настоящие границы. Азраэль отступила от Михаила, внимательно глядя на злого архангела, и поискала глазами меч, с удивлением заметив, что именно его держит в руках.       — Теперь я не могу тебя уничтожить просто так, — Михаил жестко усмехнулся и указал кивком на меч. — Доминику я предлагал честную битву и честные условия.       — Какие, к черту, условия. Или жизнь, или смерть, иного быть не должно, — резко ответила Азраэль, а после задумалась. Ей такое правило не подходило: она не желала убивать Михаила и не хотелось умирать самой. Но когда слова были произнесены, а в глазах архангела мелькнуло уже настоящее удивление, то она поняла, что попала.       — Сражаться до смерти — иного подхода от тебя я и не рассчитывал.       — Почему? — она поджала губы, с досадой понимая, что через свой длинный язык теперь придется биться до последнего, и она не была уверенна, что получится вовремя сбежать.       — Твой дух и разум насквозь пронизаны ненавистью к Небесам и особенно ко мне. Что я тебе сделал? Когда это произошло, тот переломный момент, что вместе почета и уважения, я заслужил грубость и ненависть. Это явно случилось еще на Небесах, до восстания Люцифера, — он быстро сократил то расстояние между ними.       Азраэль замерла, ошеломленно приподняв брови, и резко покачала головой, произнеся короткое «нет».       — Ничего, правда, ничего, кроме того, что уже было после… Я не помню такого, глупости это. Моя ненависть — последствия нашей борьбы, врага нельзя не ненавидеть, — она подняла голову и печально улыбнулась. — Вероятно такова судьба.       Эта догадка дала ему многое. Только Михаил также не помнил ничего подобного. Азраэль никогда не нуждалась в помощи — Михаил резко открыл глаза, подумав «А может и нуждалась», и передал ей меч.       — Тогда начнем нашу битву, не стоит больше ждать, — она провела пальцами по щеке, стирая снег, и расправила юбку.       Чернеющее небо дыхнуло снегом, а ветер закрутился вокруг них. Две армии давно отступили, последовав за приказом главнокомандующих, а вдалеке, сквозь стену снега и льда, Азраэль заметила, как поднимали Доминика за руки и оттаскивали куда-то в сторону. Даже на таком расстоянии она чувствовала запах крови, и сжала эфес меча.       Михаил проследил за ее взглядом и пожал плечами.       — Если ты так дорожишь этим ангелом, то знай, его зацепила тьма, которую ты выпустила. В его смерти никто не будет виноват, кроме тебя.       Азраэль сглотнула и резко замотала головой, заметив укрытые кристальной ледяной коркой некоторые пряди волос, и выдавила уверенную ухмылку:       — Он будет жить. В отличие от твоих солдат. Как они бедные переживут поражение архангела — святого воителя всея Небес?       — Я глубоко удивлен, что тебя интересуют их чувства, но разница между ними и мятежниками очень существенна: они до сих пор умеют держать свои чувства под контролем, и отличаются холодным разумом, — спокойно заметил Михаил, и вытащил меч из ножен, слегка прищурившись. В его глазах Азраэль заметила лукавый огонек, который очень ее испугал, и чудные мысли пронзили ее насквозь: неужели он мог забрать свои силы назад? Азраэль прижала руку к сердцу и отступила, выставив перед собой меч. Если она потеряет силу — потеряет весь мир, ее истерзанная суть, исцеленная архангельской силой, станет как потрепанный флаг, разорванный вдоль и поперек с дырами и кровью. А Михаил, напротив, пожал плечами, и как некстати, подмигнув в несвойственной ему манере, будто прочитал мысли.       — Мы не безумцы.       — Точно, вы бунтари всея Небес, — видимым способом нанес головокружительный удар с точным подходом. Меч в руках завибрировал, но выстоял, и Азраэль успела блокировать удар.       Оба двигались спокойно и уверенно, никого не сразила ярость. Они обменялись мощными ударами, и Азраэль не выстояла первой, подошва поехала по снегу и новой корке льда — поединок сместился в сторону от выжженной земли, и она только успела восстановить свое положение, как Михаил сместился в сторону, нанеся обманный удар в голову, и вытянул руку так, что острие меча черкнуло бедро. На юбке расползалось темное пятно, но Азраэль только хмыкнула.       — Как жалок великий архистратиг.       Идея пробудить у Михаила ярость была безумием, настоящим безумием, потому что точно знала, что тогда его удары станут беспощадными, а такие поединки никогда не длятся слишком долго. Кто-то да проигрывает. Всегда.       — Я не дам тебе сбежать, клянусь Небесами. Подтверди свои слова кровью и делом. Покажи и докажи, что ты заслуживаешь ту силу, которую получила обманом, — Михаил говорил твердо, держа меч почти вытянутым, на полусогнутых ногах, а за спиной сверкающие крылья, и Азраэль хотела усмехнуться.       Лукаво. Прищурить янтарные глаза, скривить губы, и сделать, как хотела, но вместо этого, серьезно кивнула, приняв все последствия решений.       До конца.       Михаил правит этим балом — боем, как правит ее жизнью. Глухое раздражение взметнулось стеной беспокойства и внутренней болью — она не настолько хороша, дабы выиграть.       Рассекающее лезвие мелькнуло перед глазами, и, вдохнув, она сосредоточилась только на одном «выжить». Безумный танец клинков поразил ее до самого сердца, будто лезвие прошло сквозь горячую кровь и одурманило.       — Я докажу тебе, — одними губами сказала одна, и сквозь острый снег заметила тень улыбки на губах Михаила. Холод жил у них на сердце, внутри же бился яд губительного жара.       В своем «честном поединке» они существовали давно, битвы неизменно начинались безупречно отточенными техниками и заканчивались боем без правил и чести, будто взрыв вселенной. Михаил давно укротил все чувства, как того требуют заповеди воинов и поселил ум во всех уголках тела, подчиняя меч и Азраэль своей воле. На каждую, даже превосходную атаку приходился блок и контрудар.       Азраэль успела отпрыгнуть в последний момент и уклониться от разящего удара. Сердце гулко забилось где-то в животе, и с новой яростью она приняла очередной удар мечом. Меч, казалось, накалился, а удары учащались. Азраэль не помнила себя, не считала секунды, просто подчинялась воле меча и мастерски уходила от ранений.       Безразличие к смерти вело ее к краху. А снег вздымался за спинами и вихрем держал их в своем белом колючем кольце.       Михаил наступал.       Азраэль смиренно отступала. Куда-то в сторону затертых снегом гор и ледяной тропы.       В какой-то момент они резко сблизились, всего на мгновение остановились, глядя друг другу в глаза, и снова направили острие мечей. Михаил атаковал так яростно, что практически заставлял Азраэль отступать каждым ударом, уходить и ускользать, в какой-то момент Азраэль выворачивается и наносит сильный удар по животу рассекая плотную ткань и кожу. Кровь хлынула моментально, защекотала металлом в носе, и Азраэль довольно улыбнулась, хотя и понимала, что маленькая победа ничто перед настоящим сражением.       Выдохнув, она опустила взгляд на рукоять своего меча, та была залита кровью, а руки ее несильно тряслись.       — Бои на мечах у человечества длятся очень быстро — впоследствии кто-то истекает кровью и умирает, — глядя ей в глаза произнес Михаил, тоже заметив короткую заминку. — Будь ты моим солдатом, я бы никогда не выпустил ангела, который так часто отвлекается на поле боя.       — Я не твой солдат… — злая болезненная усмешка замерла на губах. Азраэль ненавидела разговоры о слабости, она не хотела быть слабой, больше никогда, и архангел это чувствовал, практически читал каждую эмоции на серьезном лице и видел новое ослепление яростью. Ее глаза непроизвольно налились светом, и она атаковала рубящими ударами. — И никогда им не была, — выдохнула она.       — Согласен с этим, такие солдаты мне не нужны, их забирал Люцифер, — проговорив это, Михаил пытался вспомнить: а с кем именно была Азраэль во время его битвы с Люцифером? Конечно же, она не выступила за Люцифера.       — Жаль я не сражалась за него, — ярость затуманила взгляд, сила дрожала на кончиках пальцев и неслась по лезвие. Азраэль оторвалась от земли и нанесла удар, Михаил успел блокировать, но звон металла разлился в липком от снега воздухе. Скользящими выпадами она сосредоточилась на атаке, поочередно сменяя удары.       — И, правда, жаль. Тогда бы убил тебя без раздумий.       В бездумной пляске кто-то должен был проиграть. Михаил пропустил по лезвию огонь, который заалел крохотными еле заметными исками огня и опалил рваный вдох Азраэль, когда лезвие просвистело возле лица.       — Спеши, Азраэль, потому что мои солдаты уже выступили против твоих. А мятежники остались без командующего, — предупредил ее Михаил по-особенному ухмыльнувшись. — Без обоих.       Вдалеке играло солнце пожара, и только между ними стеной снега и льда играла непогода. Кристаллы льда застывали на доли секунды перед тем, как впиться в кожу легким покалыванием.         — Так нечестно, ну ты и ублюдок, — вырвалось у нее, и в это же время их мечи снова скрестились. План созрел быстро, самоубийственный план, который поставит на кон все: жизнь и смерть, и особенно чужую жизнь. Азраэль почувствовала боль, паникой взорвалась голова, и она опустила взгляд.       Меч сломался.       Его обломки лежали у ног — и моментально вспыхнуло одно единственное синее перо, быстро угаснув. Силу, заточенную в меч, развеяло холодным ветром со снегом, и Азраэль ошеломленно осталась с окровавленным эфесом в руках, а острие меча архангела упиралось в грудь. Даже нагрудник не мог спасти от этой раны.       Михаилу следовало только дожать. Он собирался это сделать. Закончить начатое когда-то давно и обрести покой. Невечный, конечно же, но такой потрясающий в своем первородном спокойствии. Страшнее беды, чем Азраэль ждать не приходилось. Мятежники собрали всех врагов, воскресили забытую силы и не забывали отомстить тем, кто не принял их идеалы и принципы.       Михаил смотрел на Азраэль и не мог поверить, что вот-вот все должно закончиться. Но и не мог надавить, как и не смог отпустить.       — Между нами нет ничего, кроме ненависти, — тихо произнес он, заглядывая Азраэль в глаза. Те еще не померкли, в них, глубоко в душе жило пламя анархии, такое же алое и невозможное. Она смотрела на него, бледное до синевы лицо, нервно сомкнутые губы в странном изгибе. — И твой меч тому прямое доказательство.       — Какое доказательство? — растеряно прошептала она, спрятав в ножны обломок меча, и сжала зубы. Ненависть рвалась изнутри, жаром и огнем. Горьким пеплом на губах.       — Он разрушился не потому, что я применил больше силы. Он сломался — потому ты предала его святость.        — Как я могла предать его святость? — она слегка приоткрыла губы, обнажив белые зубы.       — Увы, сделав одолжение человеку, ты сама объявила меч законом и предстала перед ним с Богом. По Его воле, ты не можешь им убивать святых, — пояснил Михаил, с долей иронии приподняв брови. — С ним нужно были идти против демонов, прочей нечисти, а не против меня, Азраэль.       — Я и раньше использовала его против тебя, ты просто его уничтожил.       Кроме горечи не осталось ничего. Ветер слегка вздымал алую юбку.       Михаил занес меч вопреки своей воле.