Под флагом анархии

      Воздух загустел, превратился в черный едкий дым. Азраэль металась между собственными огнями, падениями и взлетами, которые происходили за секунды, меняя внутренний свет на выжженный пустырь, но гнев заставлял силу бежать по венам, нестись к самому сердцу и вздымать новые крылья. Она, вопреки всему, отдала приказ себе. Спастись, просто спастись, ценой нарушенного «честного» поединка, в котором она бы никогда не сумела убить архангела. Или смогла бы? — догадка мелькнула громко, пронеслась громом над головой и заставила посмотреть на обломки меча. Неужели, им можно было убить Михаила? Сила духа и свет ангела в одном мече, навсегда уничтоженном другим мечом.       Она ударила по руке архангела, отводя острие в сторону. Увернуться было непросто, ускользнуть от рубящего удара тоже, и когда у нее получилось, сердце почти не билось, замерло вместе с дыханием. Полететь она не могла, в воздухе Михаил поймал бы ее за секунды, впрочем, как и на земле, поэтому она вскинула руку и заставила бурю усилиться.       Ветер с камнями льда бил в плечо и грудь, голову Азраэль прикрывала рукой с легким, почти бесполезным наручем. Мелодия ветра смешалась со свистом и закручивалась между ними уже по воле архангела.       — Решила сбежать, как всегда, — его голос донесся откуда-то справа, и Азраэль резко повернула, вдохнув порцию холода.       — Да, — дрожащими губами выдохнула она, и почувствовала покалывающую боль. Вскрикнув, Азраэль вывернулась, дабы очутиться в новой ловушке. По предплечью бежала кровь, сила играла в венах — она направила ее на Михаила.       Архангел легко отмахнулся и спрятал меч в ножны.       — Битва ведь должна быть честной, — лик архангела был холоден, подобно льду, тому тысячелетнему, что томится на земном шаре, но только архангел мог рассказать, что внутри него была та же буря, которую усилила Азраэль. Его руки на сей раз тоже были холодны, а лед корою расползался по сердцу — потому что только так им суждено закончить этот бой. — Или тебе неведомо понятия чести и доблести?       Азраэль даже демонстративно фыркнула, на миг забыв, где она находилась и резко выступила, вскинув ладонь. Горячая кровь от резких движений закапала на снег, моментально превратившись в застывшие алые капли, и нанесла уже настоящий сумасбродный удар в живот, сразу же резко отпрыгнув и побежав.       Михаил, чертыхнувшись, последовал за ней, пробираясь сквозь гущу льда и снега. Остановить бурю было не в его силе, уже не в его, воздух впитал в себя зной мира, грубую силу тьмы, напитался осколками света и повелительной силой Небес. Гул мира ошеломлял, но у него была цель: красная юбка, как алое знамя, развивалась на ветру.       — Ты сам хаос, закованный в ангельскую суть и человеческое тело, — обратился он к Азраэль, уверен, что она его не услышит, а если и услышит, то не поймет всего его разочарования. — Ты должна была стать сокровищем небес, командиром, настоящим ангелом Войны.       Азраэль посмотрела через плечо и хмыкнула.       Ее глаза снова были похожи на красно-оранжевый камень. Михаил ненавидел и любил этот цвет. Цвет хаоса и вероломства, хитрости и лукавства, а между тем луч солнца и поток огня, застывшими в одной капле, словно на елевых ветках.       — Худшая участь — это стать твоим бессмертным палачом, хладнокровным убийцей. А потому я каждый день благодарю Отца за мою Судьбу, что Он вселил в меня свободу, а не воспитал очередного послушного ангела, — с огорчением добавила она, и заправила прядь волос за ухо, поежившись. — Твои речи более чем наивны. Меня не сломить. Я выжила, когда Рафаил жег меня заживо, только чтобы сейчас, с невиданной силой в моих жилах, заявить, что тебя убьет твоя послушность, разрушит тебя и уничтожит то, во что ты верил. И я дождусь того дня, обязательно дождусь, чтобы после уйти в тень и, смотря на бескрайние миры, больше тебя не вспоминать, Михаил.       — Моей силой, — хмыкнул архангел. — А до этого ты забавилась со тьмой.       — Не понимаю, как могла это призабыть. Забыть, как сильно тебя ненавижу.       Боль рвала суть. Азраэль сжимала зубы, чувствуя, как влага скапливается на ресницах, соленая влага так похожа на слезы. Михаил тоже заметил, ее слова резанули подобно клинку по горлу, треснула корка на сердце.       — Тогда не надо было играть, если боишься проиграть. Ты сама выставила себя на шахматную доску.       Михаил всегда знал, что Азраэль играла, когда проникала, казалось, ему под кожу, делилась теплотой и свободой поцелуя. Оба играли свои роли и наслаждались ими сполна. И только теперь, стоя друг против друга, в едином заговоре: победить или проиграть, начали осознавать, что те роли им понравились. Нравились противоречия, когда ласковые губы касались кожи, когда ненависть куда-то исчезала, и в полумраке приходило сумрачное искушение, лукавое, как глаза врага, как легк й флёр очарования.       Азраэль шумно выдохнула и широко оскалилась. Она больше не могла скрывать эмоции.       — Увы, себя ты тоже поставил на доску. Неужели, белый король не может победить.       — Легко, моя королева, — подражая рыцарям и их древним традициям, он склонился.       Битва началась немедленно. Азраэль сначала отвечала, блокировала, точные выпады, но с каждой секундой сдавала позиции, уверенность снова рвалась на части, и она снова отпрыгнула, а при приземлении не почувствовала холодную землю. Позади были только горы. Они к ним подкрались впритык. Скалистые, с острыми верхами, черными, как сама смерть. Под снегом они казались черными обсидиановыми иглами, сложным каменным лабиринтом и древними постройками.       Подошва сапог поехала вниз именно тогда, когда Михаил намеревался схватить ее за руку.       Азраэль воспользовалась шансом и, схватившись за камень, скользнула по еле видимой тропе вниз. Острые камни походили на застывшие во времени лезвия. Зашипев, она одернула руку, заметив свою кровь на камне. Черная крошка моментально рассекла руку, и Азраэль испугано замерла, задержав дыхание на вдохе, перед нею замер целый легион черных камней, прикрытых коркой снега и льда.       Михаил об камни оцарапал нагрудник и недоуменно провел пальцами по черному следу.       — Остановись, Азраэль, прекрати бороться, — в тревожной мелодии ветра и снега он сам встревожился, не совсем понимая, куда заведут их горы и бежавшая только вперед Азраэль.       Потоком и сладким забвением его голос прокатился между каменных игл подобно снежному кому, вызвав у нее настоящий ужас.       Азраэль остановилась и осмотрелась: по левую сторону косых гор притаилась узкая горная тропа, опасно затемненная гранями. Переведя дыхание, она оглянулась и вытащила тонкое лезвие кинжала, отпоров часть длинной юбки, немного ее укоротив, и отбросила ткань в сторону. Узкая тропа шла вниз, и выдохнув, Азраэль быстро спускалась, преодолевая короткими прыжками.       — Азраэль, в этом нет смысла, — он нагнал ее у обрыва, Азраэль обернулась, беспомощно глядя вниз, остановившись у самого края.       — В жизни всегда есть смысл, — прошептала она и, расправив крылья, спикировала вниз.       — Черт, Азраэль.       Михаил знал, если он даст Азраэль уйти сейчас, то вскоре они снова встретятся на поле боя.       Она же вскинула руку, и светом вспыхнули глаза. Сила вырвалась подобно выстрелу, и заставила горы затрястись.       Черная пропасть приблизилась мгновенно, особенно когда россыпью черных звезд взорвалась гора. Бесчисленное количество черных игл накинулось на них с неба. Михаил среагировал первым. Он нагнал Азраэль у самого низа, приземлился точно на ноги, в отличие от мятежницы. Азраэль смотрела на него испуганно, когда точно над ними зависли черные камни. Создавалось впечатление, что они застряли между двумя каменными плитами.       — Я же предупреждал, — хмыкнул Михаил, и свел две руки вместе, сжав их в кулак над головой, скрепив камень навеки, и тот с грохотом и пылью навис над ними, проскользив между гор. Азраэль шумно выдохнула и скривилась, скрестив руки на груди. — Так наивно, Азраэль… поверить, что в этих горах можно действительно сбежать от меня.       — И что дальше? — она вскинула бровь, осуждающе глядя на него. — Убивай. Чего ждать? Или ты ждешь торжественную победу своих воинов? Но такого не будет, не сегодня уж точно.       — Давай, Азраэль, поиграем по-настоящему? — злой огонек вспыхнул в зрачке его глаз. Азраэль четко видела этот дьявольский знак, когда архангел выходил за рамки позволенного самим собой. И она снова присмотрелась: Михаил сосредоточено смотрел на нее, ни капли неуверенности или сомнений.       — Как? — усмехнулась Азраэль, заправив волосы за ухо, и смахнула пыль с юбки.       — Последний бой, — произнеся те слова, которые всегда мечтал сказать, Михаил почувствовал холодную пустоту внутри себя и подавил тот огонь непослушания и бунтарства. На него имела право Азраэль, но не он.       — У меня нет оружия, — она пожала плечами.       Михаил не был уверен, что поступает верно. Он давно хранил один кинжал, вытянутый как ангельский клинок, но по силе превосходит всех их одновременно. Клинок способный на кое-что: смертельно ранить архангела. Как только клинок очутился в руках сомневающейся Азраэль, та сразу приподняла брови. На ощупь металл был холодным, почти ледяным, ей в какой-то момент показалось, что она держала в руках ледышку или то было ледяное сердце архангела, прикрыто горячей волной силы?       — И ты думаешь, что я тебе поверю. Поверю, что ты дал оружие способное уничтожить архангела, — она зло рассмеялась и покрутила клинок в руках.       — Выбора нет, Азраэль. Мы одни, бежать некуда.       — Я могу переместиться.       — Не можешь, увы.       — Моя кровь станет твоим проклятием, — сквозь зубы выдавила она.       — Ты уже мое проклятие, — отмахнулся Михаил, и отошел от нее, вытащив острый клинок.       Первой напала Азраэль, несколько несмело она замахнулась, метя ему в голову. Клинок только сверкнул, но Михаил с легкостью отразил удар. Отдача заставила Азраэль вздрогнуть и сжать зубы: она чувствовала болезненный проигрыш. Михаил наносил молниеносные, не смертельные удары, сердце Азраэль забилось чаще, она старалась увернуться и ускользнуть, с каждым разом все тяжелее переставляя ноги. Михаил надвигался быстро, заставляя ее отступать к черной стене мрака и холода, укрытых снегом гор. Затем, резко взмахнув рукой он прицелился, выбив оружие, которое же сам и дал, из рук. Целился прямо в сердце. И замер, смотря Азраэль в глаза, в глаза яркого чистого янтаря. В глазах у нее не было даже ненависти, только скорбь — она понимала, что почти мертва. Его левая рука легла на плечо, а правая — с зажатым клинком у груди.       — Мне очень жаль с тобой прощаться. Ты славный противник, лучший враг, Азраэль.       А она молчала, покорно глядя на него будто другого и не ожидала.       Они знали, кто сильнее.       — И ты ничего не скажешь? — глухо и безлико спросил он, понимая, что завершить начатое будет больно.       — Мне нечего сказать, чтобы утешить себя, ты всегда сможешь что-то придумать. Чтобы оправдаться — мои слова тебе не нужны. Может, только напутствие, такое же наивное и свободное. Управляй небесами, а не правь. Они заслуживают немного свободы, — она легко улыбнулась, и тут же быстро стерла улыбку с лица, сжав холодными окровавленными пальцами его руку. — Сделай уже это, потому что по-иному тебе не закончить нашу борьбу. По-другому я не сдамся, — прошептала она, тихо, потому что голос грозил сорваться. — Да и в пустоте не так плохо, она же меня ждет…       Михаил сделал судорожный вдох. Всегда серьезный и категоричный он чувствовал толику тепла от ладони Азраэль, где-то в них бился тот огонь чувств и свободы.       — Прости, Азраэль, — от удара в живот она покачнулась.       Агония началась мгновенно, и она съехала спиной по камню, пока Михаил ее не поддержал и не положил ее на пол, чуть скривив губы. Кровь лилась по губам, Азраэль чувствовала, что умирает, но это было долго.       — Почему? — со словом кровь полилась еще гуще, она подняла на него глаза и разглядела сожаление.       — Потому что так у тебя есть шанс выжить. Я обещал Небесам уничтожить тебя. Но если ты выживешь, то я буду очень удивлен, — Михаил провел липкими от крови руками по ее волосам, поцеловал в лоб. После раздался щелчок.       Когда камень обрушился, его уже не было.       Осталась только Азраэль.