Препараты

22 августа Я ждал Ирину в лобби гостиницы, до которой пришлось час добираться на автобусе, потому что находилась она чуть ли не на выезде из города. Ирина сказала, что забронирует номер на мое имя, а оплату возьмет на себя. Между нами было много различий, начиная от возраста и заканчивая материальным положением. Особенно материальное положение, и на его фоне разница в возрасте казалась незначительной. Начать хотя бы с того, что Ирина могла позволить себе не работать. Отец, мужчина отрешенный и по характеру чувствительный, в честь окончания школы купил ей квартиру во Владимире, а в честь окончания вуза – трехкомнатную квартиру в Москве у ВДНХ, обеспечив её более чем комфортным существованием рантье. Моя ситуация была совсем иной. Квартиру, в которой жили мы с матерью, до моего совершеннолетия официально принадлежала её отцу. Когда же мне исполнилось восемнадцать, её переписали на меня, но этим всё и ограничилось. Мать никуда съезжать не планировала, так что задуматься об аренде всё равно предстояло мне. Радовало одно: из квартиры, официально принадлежащей мне, выгнать меня уже не могли. Чтобы приехать к Ирине, пришлось потратить половину суммы, которую я откладывал на черный день. До полудня оставалось двадцать минут. Чуть сутулясь, стараясь не встречаться взглядом с администратором, я сидел в черном кожаном кресле, из которого открывался вид на сияющий лакированным деревом и тусклым металлом рецепшн и ряд пузатых белых колонн в три обхвата. Далеко за спиной, в самом начале лобби, чернел квадрат двустворчатой двери. Витиеватая люстра, похожая на осьминога, усыпанного мелким хрусталем, заливала желтым светом зеркальный потолок и светлый кафельный пол. Покосившись наверх, я увидел отраженное лобби и бледное пятно моего лица. Отражение искажало привычный масштаб и лишь подчеркивало соотношение величин меня и мира, которое было не в мою пользу. Нахмурившись, я опустил голову. Я слишком глубоко задумался и не заметил, как прошло десять минут, не услышал трескучий скрип дверей, сменившийся размеренным стуком каблуков, который напоминал тиканье маятника. Я не видел, как по зеркальному потолку прокралось отражение женщины, одетой в длинный черный кардиган и темные брюки. Но ощутил, как на шею легли теплые сухие ладони, а горло плотным кольцом сдавили чужие пальцы. - Привет, Владик,- прозвучал у самого уха вкрадчивый шепот, - как самочувствие? До этого момента еще можно было всё изменить. Но я прошел точку невозврата. Два черных смерча столкнулись, брызнув на заросший бурьяном Чергид каплями рубиновой крови и горящего бензина. Вскочив, я резко обернулся. Ирина впервые стояла напротив меня, я впервые мог прикоснуться к ней, ощутить её вещественность. Но не прикоснулся. Поправив прямоугольные очки в тонкой оправе, Ирина впилась в меня тяжелым взглядом миндалевидных карих глаз, немигающим взглядом наги. Лицо обрамляли приглаженные темно-каштановые пряди, доходящие до середины шеи. Желтый свет падал на бледное лицо, отражался в линзах очков, окрашивал золотистым высокие скулы и ахматовский нос. Я понимал, что нужно заговорить, но молчал, недоуменно приоткрыв рот, который так и норовил растянуться в глупой улыбке. Мне вдруг стало неловко: а вдруг я скажу что-то не то, вдруг она рассердится, вдруг затаит обиду, но умолчит? - Да я вот… - выдавил я, указав рукой на чемодан. Взгляд Ирины задержался на моих начищенных ботинках, и она удовлетворенно кивнула. Предъявив администратору ошалевшего меня и мои документы, Ирина получила ключ от номера. Это была наша первая встреча, но мы толком не поговорили. Пока мы поднимались по лестнице, Ирина непринужденно расспрашивала меня о будничных мелочах, а я с некоторой опаской отвечал, однако за меня это делала часть сознания, которая пока сохраняла относительное спокойствие. В солнечном сплетении снова ворочался паук. Номер обошелся Ирине в две с половиной тысячи рублей. Из окна, расположенного высоко под потолком, лились жаркие полуденные лучи, который, преломляясь в гуще бледно-морковных штор, меркли и падали на широкую кровать, застеленную такого же цвета покрывалом. На тумбочке у кровати стояли два стакана, кувшин с водой и пепельница. Чтобы хоть как-то сгладить неловкость, я достал из чемодана книгу, которую собирался ей подарить – «Бесы». Книга в твердой темно-зеленой обложке немного оттягивала руку. Вопросительно наклонившись вперед, я протянул ей книгу, однако так и не успел ничего сказать. - У тебя крепкий иммунитет? – вдруг покосилась на меня Ирина с непонятным озорством. - Да, крепкий. Почему ты спрашиваешь? Генетика одарила меня крепким иммунитетом, чувствительностью к психоактивным веществам и низким уровнем серотонина. Словом, организмом потенциального аддикта, который за счет иммунитета мог протянуть дольше. Ирина запустила ладонь в карман кардигана: - Сюрприз есть. Тебе понравится. Она вытащила из кармана молочно-белую конвалюту. Под пластиком угадывались очертания капсул. Вот и он. Главный герой моей истории. То ли гамк, то ли анальгетик. Не стимулятор, но находятся те, кого под ним охватывает жажда действия. Не психоделик[2], но кому-то позволяет взглянуть на обыденность под непривычным углом. Не опиат[3], но некоторым дарит подобие кодеиновой тяги[4]. [2] наркотик, вводящий человека в измененное состояние сознания [3] производное опиума [4] фаза действия наркотика, следующая за приходом, характеризуется более мягким эффектом (обычно относится к опиатным наркотикам, но значение слова постепенно расширяется) - Что это? – спросил я, приподняв бровь. - К***н, - кратко объяснила Ирина. Я не очень-то удивился. Во-первых, об аптечных пристрастиях Ирины я уже давно знал. Во-вторых, от наркотиков я был не так уж и далек и любил иногда дунуть[5], хотя такого впечатления не производил. [5] покурить марихуану Мы застыли друг напротив друга и выжидающе молчали. - Здесь как раз на двоих. Ты будешь? Я любил жизнь. Но эта любовь не была растянута во времени, скорее, она напоминала яркие вспышки, которые быстро затухали, оставляя меня наедине с ощущением ушедшего праздника. А что делать, если праздника нет? - Давай, - согласился я, заглушив слабые сомнения, и отложил книгу на кровать. Прорвав фольгу, Ирина выдавила темно-красные капсулы и половину пересыпала на мою ладонь. Кинув их в рот, я ощутил, как желатин липнет к слизистой. Мы запили их водой на брудершафт. - Лучше присядь, - сказала Ирина, надавив мне на плечи, - это твой первый раз, ощущения будут сильные. Не желая противиться, я сел на край кровати. Ирина, закинув ногу на ногу, села рядом. Продолжился разговор, начавшийся на лестнице, и я поддерживал его, ощущая, как что-то в теле медленно меняется – настолько медленно, что я даже не мог определить, что же именно со мной происходит. Через пятнадцать минут во рту пересохло, и я выпил стакан воды, пытаясь унять эту сухость, однако она быстро вернулась. Еще через десять минут в руках родилась мягкая расслабленность, постепенно переросшая в тремор – сначала почти незаметный, а потом набравший силу. Открыв книгу, которая лежала на кровати, Ирина посмотрела на форзац. - Ты её даже не подписал, - разочарованно протянула она, и в разочаровании слышалась угроза, - Влад, так подарки не дарят... «Почему с ней ничего не происходит? - подумал я, глядя на свои дрожащие пальцы. – Почему она сидит, как ни в чем не бывало?» Еще секунда - и я бы встревожился, но волна мягкого тепла, родившаяся в голове, незаметно сменила зарождающийся страх, опасения, которые меня всегда сопровождали, и скверные мысли. Не выдержав тяжести этой волны, я обмяк и упал на кровать. Двигаться совсем не хотелось. Ничего психоделического я не ощущал. Надо мной нависло лицо Ирины. Оно улыбалось и насмешливо щурилось, а у глаз отчетливо наметился веер тонких морщинок. - Я сейчас подпишу, - сказал я, но язык ворочался нехотя, и слова смешались в неразборчивую кашу. - Какой же ты обдолбанный, - хохотнула Ирина и сунула мне книгу и ручку. Изо всех сил перевалившись на бок, я взялся за ручку. Чтобы буквы не прыгали во все стороны, я пытался писать как можно медленнее, но они всё равно выбивались из строк. Потом я даже не смог вспомнить, что же именно написал. Гортанно простонав, я не удержал голову и уткнулся лбом в покрывало. - Давай кое-что покажу. Меня подхватили за локоть и помогли встать. К своему удивлению, я не ощутил, как меня тянет к земле, скорее наоборот – тело стало непривычно легким. Что не помешало при первом же шаге пьяно пошатнуться, и если бы не Ирина, которая была настороже, я бы точно рухнул на пол. Вестибулярный аппарат отказывался меня слушаться. Ирина уложила мое ослабшее тело на кровать. Сложив руки на груди, вскинув подбородок, она стояла у меня в ногах и окидывала взглядом, словно хотела пришпилить меня невидимой булавкой, а темные глаза лучились радостью, смешанной с хищничеством. Тепло, прокатившееся по всему телу, принесло с собой тихое счастье и спокойствие, и я невольно заулыбался. В другой ситуации её выражение лица напугало бы меня, но сейчас мне было совершенно всё равно. - Как же тебе идут ботинки… - произнесла она с шумным придыханием. - Почему тебя не шатает? – спросил я, пытаясь говорить как можно понятнее. - Потому что у меня толер[6], глупенький, - засмеялась Ирина, - я к***н уже полгода ем. [6] невосприимчивость к прежней дозировке наркотика Наклонившись, она погладила меня по голове. - Какая ты добрая… - пролепетал я. - Ты тоже добрый. Добрый и очень ласковый, - она склонила голову набок, и темное крыло волос коснулось плеча, - жаль только, что добрыми пользуются. Нашарив руку Ирины, я обхватил её ладонь и посмотрел ей в глаза, в гипнотические темные глаза, которые сейчас совсем не вызывали страха: - Я люблю тебя. Ты даже не представляешь, как сильно я… Веки потяжелели, наползли на глаза, и я моргнул. А когда моргнул, то увидел, что Ирины рядом нет, что Ирина стоит у двери. - …сними завтра комнату, а сегодня проспись, - говорила она, завязывая пояс кардигана, - ты уже залипаешь[7], тебе лучше прилечь и никуда не ходить. [7] засыпать на ходу - Ага, - с улыбкой пробормотал я, заметив на покрывале влажное пятно слюны, которая натекла из моего рта. «Кажется, я что-то пропустил», - мелькнуло у меня в голове. Поцеловав меня в лоб, Ирина ушла. До двери пришлось добираться, наваливаясь на стену, чуть ли не сползая по ней. Толика равновесия вернулась, но этого было недостаточно, чтобы ходить, как трезвый человек. Запершись, я точно так же дошел до зеркала в ванной комнате. Навалившись на раковину, я увидел свое неравномерно расслабленное лицо, правая половина которого словно стремилась уползти вниз. Губа на правой стороне чуть отвисала, а на подбородке виднелась засохшая дорожка слюны. Правый глаз норовил скрыться под веком, но левый еще был виден. Зрачок не сузился, однако на темноту не реагировал и шире не становился. «Ладно, - подумал я с непривычным спокойствием, - ладно». Опыта у Ирины было больше, поэтому я решил довериться её совету. Обычно от сна меня отделяла вечерняя сигарета, но сегодня она произвела странный эффект. Сонливость немного отступила, и на какое-то время вернулось тепло самых первых минут, наполненное тянущим покоем и мягкой радостью. Мне это понравилось. Выкурив еще несколько сигарет, я лег на кровать. Силы пропали, я не мог даже переодеться, но это было приятное бессилие. Провалившись в сон, я оказался в том же гостиничном номере, но за окном сверкала безмолвная пламенно-фиолетовая гроза, а воздух был серым. Я сидел, забившись в угол, колючая пенька впивалась в запястья рук, связанных за спиной, а из разбитого носа капала теплая рубиновая кровь. Ирина лежала на кровати, укрытая одеялом, из-под которого выглядывала белая нога с худой щиколоткой и узкой ступней, закованная в металлический каркас аппарата Илизарова. Холодные кольца, усеянные перфорацией, опоясывали ногу Ирины, словно витки колючей проволоки, а тонкие спицы, проткнувшие кожу, исчезали где-то под ней, в глубине мышц. При каждом ударе молнии аппарат Илизарова мерцал грязноватым темным блеском. Обхватив пальцами ручку черной советской кинокамеры, Ирина смотрела на меня через объектив. Что они ощущали? Что ощущали юные пионеры, задыхаясь в петле, пока их начищенные ботинки сверкали под лучами невинномысского солнца?