спектакль одинокого актера

      Первый месяц в новой школе мне было сложно. Прежде мне никогда не приходилось менять школу, а соответственно ― всё привычное окружение. И пусть я ни секунды не сомневался в своём выборе, я всегда знал, что должен пойти за тобой, мне было не по себе. Множество новых людей, лиц, голосов ― это всё порой вселяло в меня панический страх, стеснение и стресс, но мне повезло, ведь рядом был ты, и с тобой я забывал обо всём, что тяготило.       Ты, как и всегда, в новый коллектив влился легко, быстро познакомился со всеми, и втянул меня тоже. Я каждый день буду благодарен тебе за то, что ты показал мне, что я тоже могу быть интересным людям. Я каждый день буду благодарен тебе за то, что ты открыл во мне нечто, о чём даже я не догадывался.       Было странно, потому что со мной вдруг тоже стали общаться, а учителя заметили во мне острый ум и тягу к знаниям. Я всегда любил читать, но слишком умным себя никогда не считал. В нашей прошлой школе не любили слишком умных и выскочек, поэтому я много отмалчивался. В этой школе всё было наоборот, а оттого я вдруг почувствовал себя увереннее и смелее, мне стало легче, и это во многом благодаря тебе тоже.       Помню, в самом начале, когда всё это только начало происходить, и я искренне недоумевал, откуда это всё, ты с присущей тебе уверенностью заявил:       ― Это потому что ты особенный. Я не понимаю, почему ты удивляешься?       Был вечер, и мы уже находились в нашей комнате. По расписанию ― свободное время перед отбоем, уроки уже были сделаны, а ты даже успел сходить на тренировку, пока я зачитывался очередной книгой. Ты вернулся примерно полчаса назад, сходил в душ, и теперь мы лежали каждый на своей кровати. Я ― всё с той же книжкой в руках, ты ― с телефоном, занятый перепиской с кем-то.       Что мне всегда прельщало ― это то, как ты отвлекался от любого занятия, чтобы уделить внимание мне. Так было и тогда: ты оторвался от телефона, повернулся лицом ко мне и улыбался. Мне в тот момент захотелось с носом зарыться в книгу. Не знаю, почему, но я вдруг ощутил, как кровь прилила к щекам. От твоих слов или взгляда ― я не знаю до сих пор.       ― У тебя предвзятое мнение, ― проворчал я в попытках принять самый непринуждённый вид. ― Ты ― мой лучший друг, а ещё я твой хён, я по определению особенный и удивительный для тебя.       На эти мои слова ты рассмеялся, запрокинув голову, и твои отросшие волосы упали на глаза, так что тебе пришлось собрать их в маленький забавный хвостик на макушке.       Ты выглядел очаровательно.       ― Мне иногда кажется, что это я твой хён, Тэ, ― сказал ты, а я, не стерпев такой наглости, запустил в тебя подушкой, которую ты, впрочем, ловко поймал и подложил себе под голову.       ― Ты такой невыносимый.       ― Думаю, за это ты меня и любишь.       Мы рассмеялись тогда, и я вернулся к книге. Тогда это показалось шуткой, дружеским подколом, и я, конечно, любил тебя тогда, как лучшего друга, но разве мы могли даже допустить мысль о том, что я полюблю тебя в другом смысле? Полюблю сильно, безосновательно и бессовестно. До дрожи в коленях, покалывания в кончиках пальцев и этих глупых бабочек в животе и лёгких. Конечно, нет. Ты был моим лучшим другом, и ещё я считал тебя очаровательным.       Я почитал ещё минут пятнадцать, а потом заметил, как сильно ты увлечён перепиской с кем-то и, да, заинтересовался. Ты был задумчивым, улыбался время от времени и закусывал губу. Это выглядело необычно, непривычно, так что я приподнялся на локте и, посмотрев на тебя, спросил:       ― С кем ты переписываешься?       Ты помедлил секунду, видимо, заканчивая печатать сообщение, а потом обратил внимание на меня.       ― Сохи, ― имя, которое я знал, ― из параллельного класса, помнишь?       ― Которая истекла слюнями, когда ты помог ей дотащить книги до библиотеки? ― я фыркнул, отложив книгу, и облокотился на спинку своей кровати ― моя подушка всё ещё была у тебя.       ― Она милая, ― ты пожал плечами, ― и симпатичная.       ― Она тебе нравится?       ― Думаю, да. Я ей тоже.       Сейчас я понимаю, что в тот момент ощутил укол ревности. В тот момент я не осознавал этого, но сердце почему-то глупо сжалось, а в горле появилась непонятная горечь. Тогда я решил, что это просто из внутреннего страха и слов матери, что наша дружба не будет вечной, потому что всегда были, есть и будут другие люди. Тогда я решил, что испугался того, что ты оставишь меня, но теперь понимаю ― я ревновал.       А ещё в тот момент я, наконец, понял, как мы выросли. Нам больше не десять и не тринадцать. На тот момент нам обоим уже было по шестнадцать, через пару месяцев мне должно было исполниться семнадцать. Это возраст, когда ты впервые влюбляешься, пробуешь себя в отношениях, ищешь себя в мире и жизни, начинаешь понимать больше, узнаёшь себя и всё, что тебя окружает. Тогда я посмотрел на тебя другими глазами и поймал себя на мысли, что ты, правда, вырос. И я вырос тоже.       Ты больше не был мальчиком, с которым мы вместе читали «Маленького Принца» и ждали выхода новой части «Звездных Войн». Теперь ты был взрослым парнем, тебе было шестнадцать, ты стал высоким и, да, боже, красивым, невероятно красивым, и это даже я признавал. Ты много времени уделял спорту, учёбе и каким-то умным фильмам. Неизменными оставались твоя уверенность в себе и абсолютно наплевательское отношение к мнению окружающих. Ты вырос, изменился, но всё ещё был моим Чонгуком, моим лучшим другом, моим самым важным человеком в жизни. И это то, что я никогда не хотел бы менять.       Забавно, как циклична жизнь, потому что сейчас ты тоже изменился, вырос, но уверенность и независимость от чужого мнения в тебе, я уверен, те же. Разница лишь в том, что ты больше не мой Чонгук, не мой лучший друг, просто не мой.       Но всё ещё самый важный, веришь?       Тогда мы поговорили ещё немного об этом всём, и я пожелал тебе удачи с этой Сохи, и это было искренне, потому что тебе она, кажется, действительно нравилась. Ей тоже было шестнадцать, и она была милой на вид, с большими глазами и длинными волосами, невысокая, стройная. Думаю, это было что-то вроде твоего типажа? Я не знаю, вообще-то, потому что Сохи была единственной девушкой, с которой я тебя видел. Потом всё поменялось, к счастью для меня, я полагаю.       Но в тот вечер ты был немного взволнован из-за своей симпатии к ней, а я поддержал тебя и заверил, что ты ― самый классный парень во всей этой чёртовой школе, даже несмотря на то, что мы учились в ней всего месяц, и я даже толком не мог сравнить, потому что особо никого не знал. Просто, знаешь, Чонгук, для меня ты в любой ситуации, абсолютно всегда ― самый классный парень в мире.       Только когда пришло время отбоя, я понял вдруг, что моя подушка всё ещё у тебя. За окном в этот момент начался дождь, и я задёрнул шторы на случай, если случится гроза, тебе ведь она не нравится. Я заметил, как ты вздрогнул, когда капли застучали по стеклу, и потрепал тебя по макушке, чтобы успокоить, а потом опустил руку на свою подушку, которая всё ещё лежала под твоей головой.       ― Верни, мне не на чем спать, ― попросил я, а ты поднял на меня голову и посмотрел с просьбой. Кажется, ты сомневался, и это было так на тебя не похоже, но я не стал торопить, просто решил подождать, пока ты либо вернёшь мне подушку, либо скажешь то, что хотел.       Тебе потребовалось несколько секунд, чтобы открыть рот.       ― Ложись со мной, ― и, честное слово, это даже не звучало, как просьба, это было слишком уверенно для того, в чьих глазах я видел сомнение. И я, да, удивился. ― Если начнётся гроза, мне будет проще так.       ― Я же с тобой в комнате, Чонгук, ты чего?       ― Я ещё не привык к тому, что я не дома. Ложись со мной, пожалуйста.       Может быть, я сделал огромную глупость в тот момент, когда, пожав плечами, выключил свет в комнате и, перетащив одеяло на твою кровать, подвинул тебя к стенке, а сам лёг с краю. Может быть, мне не стоило делать этого и тогда не случилось бы всего остального. Знаешь, как эффект бабочки, когда маленький взмах крыла провоцирует землетрясение на другом конце планеты?       В тот момент я взмахнул крылом, чтобы через два года случилось землетрясение.       Ты шёпотом поблагодарил меня, а уже ночью, крепко уснув, ты меня обнял. Не знаю, может быть, это было чем-то вроде рефлекса, потому что ты часто обнимал подушку или одеяло, когда спал, поэтому поступил так со мной в ту ночь. Мы спали вместе не впервые, было не в новинку засыпать с тобой в кровати, но ты обнимал меня во сне впервые, и я, ещё не уснувший на тот момент, ощутил, как сердце колотится где-то у горла. Мне стало страшно, что тебя это разбудит, а ещё я боялся, что гроза за окном тоже потревожит твой сон. Я так сильно всего боялся, что чувствовал себя настоящим трусом, ну и пусть. Из нас двоих ты всегда был смелее.       В ту ночь я не смел двигаться и позволял тебе меня обнимать, утыкаться носом мне в плечо, а позже закинуть на меня ногу. Я не смел двигаться и, кажется, даже забывал, как дышать, когда ты в очередной раз вздыхал мне в шею. Я не мог уснуть и только прислушивался к собственным ощущениям, чувствуя твою руку на моём животе. Даже через футболку это ощущалось теплом.       На следующее утро я посмотрел на тебя уже по-другому. Не как на друга, и принять это было сложно. Мне было всего шестнадцать, я ничего, оказывается, не знал о жизни и о том, что могу испытывать подобные чувства к тебе ― моему лучшему другу. Я не раз слышал, как плохо люди высказывались о подобного рода чувствах, это не приветствовалось, и даже наши мамы с отвращением фыркали, натыкаясь на нечто подобное. Я испугался и пытался отрицать, а через несколько дней, когда ты не пришёл вечером в комнату, потому что был с Сохи, я понял, что отрицать бессмысленно.       Тогда я вдруг понял, что это, вероятно, было во мне всегда. Я ревновал тебя, боялся потерять, мне всегда было важно только твоё внимание, я был привязан к тебе, мне было комфортно только с тобой не только из-за нашей дружбы. Тогда мне показалось, что я влюбился в тебя когда-то давно, может быть, ещё в детстве, не знаю. Это было необычно и странно.       И меня это пугало, поэтому я не смел даже заикаться об этом.       Я боялся твоей реакции в первую очередь. Ты бы засмеял меня? Отвернулся? Почувствовал бы отвращение? Я продумывал худшие из вариантов, правда, я будто наяву видел, как ты морщишь нос в отвращении и уходишь, а такого я допустить не мог, потому что боялся. Я так сильно боялся тебя потерять, Чонгук, но теперь понимаю, что терял я только время, и я невероятно сильно жалею теперь об этом.       А потом, в начале октября, ты познакомил меня с Юнги и Хосоком. Вы с Юнги вместе занимались футболом и баскетболом, тебе этот хён очень нравился, я видел это по твоим глазам и, да, каюсь, тоже немного ревновал. Впрочем, ты никогда не забывал добавить, что хёна лучше меня тебе не найти, пусть порой ты и забывал о том, что я старше. Мы всегда были наравне.       Сначала ты познакомил меня с Юнги. Он был на год старше меня, и ему до выпуска оставалось всего ничего. Он показался мне странным по началу. Молчаливый, слегка угрюмый, он немного шепелявил и мало разговаривал, впрочем, со мной знакомился охотно и к себе располагал. Уже позже я понял, почему он тебе так нравился. Юнги был очень умным, много читал, и мы с ним позже, правда, сумели найти общий язык.       С Хосоком я познакомился только спустя несколько дней, и это случилось достаточно необычно, потому что первое, что я увидел ― это то, как он пролетел по пустому тогда коридору, в котором мы сидели, и крепко обнял Юнги, оставляя на его щеке звонкий поцелуй. Ты тогда рассмеялся, поздоровался и принялся нас знакомить, а я застыл в удивлении и отвечал заторможено, наблюдая за тем, как Хосок сел рядом с Юнги, и в следующий момент они трогательно держались за руки, переплетая пальцы.       Первостепенным было моё удивление.       После я подумал о том, что тоже хотел бы вот так держать тебя за руку и чтобы ты смотрел на меня с той же нежностью, с какой Юнги смотрит на Хосока.       С Хосоком мы подружились быстро. Он оказался забавным, весёлым и смешным даже. Он ничего не стеснялся и никого не боялся. Тоже был смелым. Вы все были смелыми, и только я продолжал ощущать себя последним трусом, боящимся даже себя самого, чёрт возьми. С Хосоком мне было легко общаться, потому что отчасти он был похож на тебя. Он не волновался о мнении других, был дурашливым и уверенным, его форменный галстук вечно был завязан наперекосяк ― точно так же, как и твой. Юнги всегда бубнил на это и тянулся поправить его своими длинными пальцами ― точно так же, как и я твой.       Юнги и Хосок вместе выглядели мило. Серьёзно, очень мило. Их отношения были крепкими, по ним с лёгкостью читалась эта влюблённость, а теперь ― любовь. Это и сейчас у них есть, я уверен, и я рад даже, что они сумели это в себе сохранить. Пусть хотя бы у них получилось. Наверное, это должно служить примером, но теперь я воспринимаю это несколько иначе.       После того, как ты меня познакомил с ними, я весь день размышлял об их отношениях и о том, сколько же в них смелости, если они не боятся вот так это показывать в стране, где едва ли не каждый настроен категорически против. Им было плевать на мнение окружающих, они держались за руки, не прятали влюблённых взглядов, и люди вокруг отчего-то просто не обращали на это внимания. Тогда мне подумалось, что, возможно, всё не так уж страшно, и большинству людей просто плевать. Да, были те, кто отпускал какие-то комментарии, но Юнги и Хосоку было абсолютно без разницы, кто и что говорит о них.       Смог бы я так же? Уверен, что нет.       А ты? Я был уверен, что да. Но ты встречался с Сохи, а я с каждым днём осознавал, что бесповоротно влюблён в тебя, моего лучшего друга.       ― Юнги и Хосок встречаются? ― спросил я вечером после знакомства, когда мы собирались спать. Ты нагло развалился на моей кровати и, уже взяв за привычку спать со мной, не торопился уходить. Ты говорил, что тебе так комфортнее спать на ещё пока незнакомом месте, тебе просто нужно привыкнуть, а я каждый раз внутренне умирал, чувствуя, как твоя рука посреди ночи оказывалась на мне.       ― Я думал, по ним видно, ― ты усмехнулся и подвинулся к стене, когда я выключил свет.       Я лёг рядом, стараясь держать хотя бы немного расстояния, от чего едва ли не половина моего тела свисала с кровати. Мне было не очень удобно, но я не обращал на это внимания, потому что, если тебе действительно было комфортнее спать со мной, то я готов был терпеть.       Просто, говоря честно, мне тоже было непривычно засыпать на новом месте, и я часто подолгу не могу уснуть, а с тобой это тоже становилось проще, пусть я и просыпался по ночам от ощущения того, как ты обнимаешь меня во сне, видимо принимая за подушку.       ― Впервые встречаю подобное, ― пробормотал я, пытаясь устроиться удобнее и не свалиться с кровати при этом. Наверное, я был дураком, если считал, что ты этого не замечаешь.       Ты замечал. Всегда. Поэтому тогда протянул руку и заставил меня подвинуться ближе.       ― Если ты свалишься с кровати во сне, я не стану тебя поднимать, ― ты ворчал очень забавно. ― Не нужно отодвигаться и оставлять между нами метр расстояния.       Для тебя было совершенно нормальным спать вот так, на одной кровати с другим парнем, пусть даже со своим лучшим другом. Для тебя было нормальным обнимать меня во сне и тыкаться холодным носом мне в шею. Для меня же это было непривычно, странно, незнакомо. Не то, чтобы мы не делали подобного раньше, но теперь, когда я знал, что влюблён, всё воспринималось иначе.       Впрочем, я тебе поддался, подвинулся ближе и слышал, как ровно ты дышишь. В темноте комнаты не было видно, но я, кажется, краснел ушами или щеками, потому что всё моё лицо адски горело. Не знаю, слышал ли ты, но моё сердце билось, как сумасшедшее.       По шкале от одного до десяти на сколько глупо влюбиться в лучшего друга?       Я бы дал целую сотню.       ― Чонгук, ― позвал я полушёпотом. Я надеялся, что ты уже уснул, и на мой вопрос, который вертелся на языке, не ответишь. И с другой стороны я надеялся на обратное.       ― Что? ― ты отозвался сразу же и завозился, поворачиваясь ко мне.       ― Можно я задам вопрос? Ты можешь не отвечать, если не хочешь.       Я надеялся, что ты не станешь отвечать. И всё же подсознательно я хотел, чтобы ты ответил.       ― Конечно, что угодно, Тэ.       ― Ты бы смог так же, как Хосок и Юнги?       ― Встречаться с парнем?       Я хотел узнать не об этом, но и об этом тоже. Я боялся услышать ответ. Пусть ты хорошо относился к Юнги и Хосоку, я не исключал мысль о том, что, признайся я тебе, ты бы не захотел со мной больше общаться. Так ведь тоже бывает.       Знаю, ты бы сказал, что мои мысли идиотские, и ты никогда не перестанешь со мной общаться, потому что я ― твой лучший друг и самый важный человек в твоей жизни, но если бы я признался, что влюблён не в какого-то другого парня, а в тебя? Что бы ты тогда сказал?       ― И это тоже, ― почти шёпотом, и мне очень сильно хотелось ударить себя по лбу, потому что это буквально звучало, как: «Чонгук, ты натурал?»       Я пожалел о затеянном разговоре в тот же миг, но повернуть время вспять и отмотать назад было уже нельзя, так что мне просто хотелось зажмуриться и уснуть, а после сделать вид, что ничего не было.       Но после твоего ответа я не смог уснуть почти до самого утра.       ― Да, думаю, смог бы, ― в твоем голосе слышалась уверенность. ― Я не считаю это чем-то постыдным или вроде того, как остальные. Я вообще думаю, что каждый волен любить, кого хочет, и нет ничего страшного, если два человека, которые друг друга любят, хотят эту любовь проявлять. Почему девушка и парень могут держаться за руки в общественных местах, а парень и парень нет? Это глупо и бессмысленно.       На мгновение мне показалось, что я забыл, как дышать. Снова. А потом я подумал о том, что я всё-таки до невозможного глупый, потому что, чёрт возьми, это всё ещё был ты.       Чонгук Чон, который, вразрез с корейскими правилами, когда представляется, называет сначала имя, а потом фамилию. Чонгук Чон, который плевать хотел на мнение остальных. Чонгук Чон, который смелый, сильный и упорный.       Чонгук Чон, в которого в тот момент я влюбился с новой силой.       ― Почему ты спрашиваешь? ― ты задал этот вопрос спустя минуту моего молчания.       ― Просто стало интересно.       ― А ты смог бы так?       Если я скажу, что этот вопрос не застал меня врасплох, то буду лжецом. Мне пришлось немного задуматься, чтобы дать тебе ответ.       ― Не знаю, ― сказал я, ― ты же знаешь, я не такой смелый, как ты, ― мои страхи в тот момент, после твоего ответа, улетучились, если быть честным. Теперь я, по крайней мере, знал, что ты от меня не откажешься. ― Наверное, в моём случае многое зависело бы от человека, который был бы со мной. Ну, в отношениях, понимаешь. В любом случае, я не уверен, что мне было бы комфортно так открыто проявлять это в нашем обществе, я не люблю повышенное внимание.       Тогда ты тоже задумался и негромко хмыкнул. Ты по-прежнему смотрел на меня, и я просто надеялся, что в темноте комнаты всё ещё не видно моего лица.       Кажется, в ту ночь ты окончательно решил меня добить, потому что следующее, что ты спросил, со стопроцентной вероятностью выбило бы почву у меня из-под ног, если бы я не лежал на кровати.       ― А если бы это был я? Было бы комфортнее?       ― Да, наверное?..       В тот момент это было единственным, что я смог промямлить в ответ. Мне было непонятно, почему ты спрашиваешь об этом, и я, господи, был до ужасного смущён и успел тысячу раз пожалеть о том, что завёл этот разговор. Я же не думал, что всё обернётся вот так, и лежал теперь, боясь шелохнуться, не знал, что сказать и как на всё это реагировать.       ― Ты не уверен? ― мне пришлось посмотреть в твои глаза, едва видные в темноте, и я растерялся.       ― Не знаю, я… Мне всегда с тобой комфортно, ― я звучал жалко. ― Просто… Немного странно думать об этом в таком ключе… Мы же…       Я запнулся, а ты продолжил за меня:       ― Лучшие друзья? Это хочешь сказать? ― в ответ я сумел только кивнуть. Не уверен, но твой голос, кажется, прозвучал слегка разочарованно. Тогда я решил, что мне показалось или я это выдумал. ― Ты прав. Давай спать, нам рано вставать. Спокойной ночи, Тэ.       ― Спокойной ночи.       Ты привычно меня обнял, а я всю ночь не мог сомкнуть глаз, и утром встал отвратительно опухшим и едва не засыпал на уроках.       Я крутил этот разговор в голове все следующие дни и всё никак не мог понять твоей реакции. Я выдумал множество разных исходов, и даже был тот, где я признаюсь тебе в своих чувствах, и там было два варианта развития: в одном ты меня отвергаешь, в другом ― принимаешь. Оба казались нереальными, невозможными, поэтому я решил, что мне нужно перестать думать об этом, потому что в нашей реальности мы были лучшими друзьями, ты встречался с Сохи, а я оставался безответно влюблённым.       И я принял это. Спустя время, да, но всё же. На всё нужно время, и кому, как не нам, знать об этом.       Единственным, с кем я об этом говорил, к моему удивлению, стал Юнги. Не знаю, как, но он легко улавливал состояния людей, а потом на чистую воду вывел меня быстро, когда мы с ним по чистой случайности остались вдвоём. Не знаю, почему, но я вдруг всё ему рассказал, это даже для меня было странным, а ещё жутко несвойственным, но на тот момент мы дружили уже чуть больше месяца. Это, конечно, не слишком большой срок для доверия, но Юнги всегда казался мне надёжным, к тому же мне нужно было высказаться кому-то, кто не ты.       Юнги выслушал меня внимательно и в завершение моей речи только покачал головой и цокнул языком.       ― Ты не думал, что у вас это взаимно? ― вот, что он спросил, когда дослушал меня.       ― С чего я должен так думать? Он же встречается с Сохи, и я не думаю, что он мог бы в меня влюбиться. Я реалист, хён.       ― Со стороны всё так и выглядит, ― пожал плечами Юнги, а я растерялся. Выглядит как? Так, будто ты тоже в меня влюблён? Бред.       Это не могло быть правдой, и я прекрасно это осознавал. Не было никаких знаков или чего-то, что указывало бы на это. Мы с тобой были близки и, да, у нас было много общего, мы проводили много времени вместе и даже в этой школе нас называли неразлучниками, потому что, куда ты ― туда и я и наоборот. Но так было всегда, и это не было чем-то необычным для меня. В этом всём проявлялась наша дружеская связь, но не более.       ― Глупости, ― заявил я. ― Чонгук точно не влюблён в меня. Думаю, будь это правдой, он бы сказал мне, у него смелости куда больше.       ― Может быть, но ты при любом удобном случае подчёркиваешь, что вы лучшие друзья, ― Юнги сделал пальцами кавычки и усмехнулся. ― Ты буквально его френдзонишь. Он бы, может, давно уже признался, но просто считает, что тебе это не нужно и не хочет ничего портить.       Может быть, слова Юнги имели смысл, но это всё равно казалось невозможным.       ― Мы не знаем наверняка, ― сказал я тогда, ― и я тоже, к твоему сведению, ничего не хочу портить, поэтому проверять не стану.       ― Я могу поговорить с ним об этом.       ― Не надо. Это не может быть правдой, так что не стоит. Ты только поставишь его в неловкое положение.       Юнги посмотрел на меня так, словно в тот момент я был самым глупым человеком в мире и чуть позже, да, я пойму, что именно так и было. Но тогда я искренне считал, что подобный разговор только всё усложнит между нами, а потому не смел даже думать о том, чтобы признаться.       Было сложно, потому что я привык быть честным с тобой, и мне не нравилось что-то скрывать. И, может быть, разговор с Юнги придал мне немного смелости, но этого всё ещё было недостаточно для того, чтобы я поговорил с тобой об этом. Ведь это тебя совсем не смущала перспектива состоять в однополых отношениях, любить парня, тебя бы не испугало, что об этом кто-то узнает и тебя совершенно точно не волновало бы чужое мнение.       Но всё это было о тебе. Я был другим, Чонгук, не похожим на тебя. И, если провести параллель, то ты был бы Маленьким Принцем, которому не страшно ничего, а я ― глупым взрослым, который боится собственной тени.       Я правда боялся даже представить чью-либо реакцию. Мне было странно думать о том, что мы действительно могли бы встречаться, и ты бы держал меня за руку и, господи боже, я бы целовал тебя, пока губы не опухнут и не покраснеют. Мне хотелось обнимать тебя и вкладывать в это не дружеские чувства, а более глубокие. Мне хотелось гладить тебя по волосам ― так же, как я делал это обычно, но вложить в это другие эмоции. Мне хотелось узнать, какие на вкус твои губы, и мне почему-то думалось, что они очень тёплые и, возможно, тоже ощущаются овсяным печеньем. И я просто хотел быть рядом с тобой, потому что уже тогда понял, что ты ― мой дом, безопасное место, убежище.       Мое всё, если хочешь.       Так что я молчал и продолжал делать вид, что ничего не изменилось, потому что был последним трусом. Сейчас понимаю, насколько это было глупым, а тогда мне казалось это правильным.       И снова: иронично, насколько циклична жизнь. Я вновь поступаю неправильно, думая, что так будет лучше. Молчу, скрываю, утаиваю, а ты, Чонгук, всё ещё видишь меня насквозь?       Тогда нам с тобой повезло, потому что у нас был ты, который всегда был смелым, поэтому не побоялся сделать шаг мне навстречу.       Ты всё ещё такой же смелый? Потому что я, если честно, жду, что ты снова сделаешь этот чёртов шаг, ведь я ― всё ещё трус, а ты по-прежнему моё всё.       Было уже начало ноября, когда всё это случилось. Я не прекращал думать о словах Юнги, продолжал принимать в себе эту влюблённость в тебя, тихо ревновать и радоваться, когда ты обнимал меня во сне. В тот вечер ты должен был встретиться с Сохи. Не то, чтобы на территории школы можно было провести нормальное свидание, но вам удавалось выбираться в обустроенный рядом сквер, пока ещё было тепло, а позже, насколько я знаю, вы проводили время либо в её комнате, либо где-то ещё на территории школы. Не знаю, как вам удавалось это провернуть, потому что за распорядком дня следили достаточно строго.       Я удивился, когда вернулся со своих дополнительных занятий вечером и обнаружил тебя в комнате. Ты сидел на своей кровати по-турецки, что-то читал по учёбе, и это определенно не то, чем ты должен был заниматься.       ― Что с твоим свиданием? ― спросил я, стягивая форменный кардиган. Тебе никогда не нравилась форма, потому что это, как ты говорил, не давало самовыражаться. Меня же она не напрягала, но всё равно было особенное удовольствие в том, чтобы в конце дня снять этот кардиган и переодеться в привычную свободную футболку.       ― Мы расстались, ― ты сказал это так легко и без какого-либо сожаления, что на секунду я опешил.       Ладно, на самом деле, я испытал облегчение, но стремился не показывать этого, потому что это, кажется, не то, чему я должен был радоваться. Что делают, когда лучший друг расстаётся с девушкой? Утешают, вероятно, поддерживают и всякое такое, но я внутренне был рад и, может быть, в тот момент я подумал о том, что я плохой друг.       Я сел на кровать напротив тебя и забрал книгу из твоих рук.       ― Что случилось? Она тебя бросила? ― я спрашивал с недоверием, потому что это было маловероятно. Кто вообще отважится бросить такого, как ты? Даже не так. Кто отважится бросить тебя, Чонгук Чон? Таких, как ты, больше нет.       ― Нет, это была моя инициатива.       И я снова удивился.       ― Почему? Я думал, она нравится тебе.       ― Нравилась, ― ты меня поправил. ― Но кое-что изменилось. Я в порядке, так что, если ты хочешь утешить меня или вроде того, то не парься. Я не волнуюсь об этом.       ― Я рад, если так, ― улыбнулся я. ― В любом случае, ты слишком классный для кого бы то ни было, так что не велика потеря, правда?       Я рассмеялся, но ты мой смех не поддержал. Посмотрел на меня серьёзно и о чём-то задумался, заставляя меня напрячься.       Ты был в странном настроении, и я это чувствовал, но не мог понять, в чём дело.       ― Тэ, для тебя я тоже слишком классный? ― ты звучал так серьёзно, как никогда прежде.       ― О чём ты? ― я растерялся, потому что твой взгляд стал абсолютно серьёзным, внимательным и пронзительным. Ты словно что-то пытался прочитать на моём лице.       ― Если решишь, что я говорю глупости, останови меня сразу, ладно? Иначе я буду чувствовать неловкость до конца своей жизни, ― усмехнулся ты, а я непонятливо уставился на тебя. Мне показалось, что я догадывался, к чему всё это шло, ты не стал бы просто так задавать подобные вопросы, но я не мог даже мысли допустить о том, что это может быть реальным. Но под твоим взглядом я всё равно кивнул, впрочем, решив, что не стану тебя останавливать и позволю тебе высказаться до конца. ― Помнишь, мы говорили про Юнги и Хосока? Я ещё спросил у тебя, было бы тебе комфортно со мной, ― я кивнул в ответ и сделал вдох. Хотелось задержать дыхание. ― Мне кажется, ты не понял, но я спрашивал не просто так. Я начал ловить себя на разных мыслях в последнее время, не знаю, почему, может быть, потому что я посмотрел на тебя по-другому. Может быть, из-за Сохи, потому что я не чувствую себя с ней хотя бы немного так же, как с тобой. И прежде чем ты скажешь что-то вроде: «Да, мы же лучшие друзья, это разное», я хочу сказать, что дело не в дружбе.       Показалось, что время в этот момент замерло, и я вдруг увидел всё, что мне было недоступно раньше. Твой взгляд и то, как ты всегда выбирал меня, вознося на первое место; как ты обнимал меня во сне и дышал в шею, прижимаясь ближе; как заботился обо мне и позволял заботиться о себе тоже. В этот самый момент, когда ты сказал последние слова, я вдруг понял, что между нами давно уже не дружеские чувства, но я так боялся допустить мысль об этом, что предпочитал убеждать себя в обратном.       Я такой дурак, Чонгук, и ты должен знать об этом лучше других. А Юнги был прав, просто я упрямо не послушал и потерял несколько месяцев.       Мне всё же чертовски повезло с тобой, знаешь? Мне повезло, что ты был у меня ― такой смелый и решительный. Что бы я без тебя делал, а?       ― Меня напрягает твое молчание, ― ты нервно усмехнулся и закусил губу. ― Если я всё испортил, мне жаль, правда. Но я всё равно не могу не спросить: ты мог бы в меня влюбиться? Хотя бы в теории?       И ты тоже глупый, Чонгук. Глупый и невозможно милый, когда смотрел с надеждой, совершенно не подозревая о том, что я уже несколько месяцев мечтал услышать от тебя нечто подобное. Господи, как же сильно в тот момент я был рад, что ты такой смелый.       ― Я уже, ― мне удалось промямлить только это и улыбнуться, но тебе и этого хватило для того, чтобы растянуть губы в улыбку и облегчённо выдохнуть.       ― Вот чёрт, ― ты засмеялся и запустил руку в волосы, ― я-то реально думал, что всё испортил. Не пугай меня так больше, я уже начал планировать жизнь без тебя.       ― Так хочется от меня избавиться? ― я нашёл в себе силы на эту маленькую язвительность, потому что всем своим нутром наконец-то почувствовал лёгкость.       ― Хочется, чтобы ты меня поцеловал, а потом согласился со мной встречаться. Или наоборот, как захочешь.       Я рассмеялся, а потом, осмелев, потянулся к тебе и, да, поцеловал. Просто прижался своими губами к твоим, и в тот момент у меня в груди всё взорвалось фейерверками. Невероятное чувство. Твои губы были тёплыми, мягкими, а руки, которыми ты меня обнимал, до безумия ласковыми.       Я поцеловал тебя, а потом согласился с тобой встречаться, и это было самым правильным решением в моей жизни.       Если бы ты только знал, Чонгук, каким счастливым я был в тот момент, ты бы не поверил и спорил бы со мной, что ты был счастливее. Но, знаешь, если у нас однажды случится такой спор, давай сразу договоримся: мы были счастливы одинаково.       И ночью мы долго-долго не могли уснуть, лёжа в одной кровати, под одним одеялом. Мы, как я и мечтал, держались за руки, переплетали пальцы и много целовались, и я, честное слово, вкус твоих губ никогда не забуду. И мне, чёрт возьми, безумно нравилось, как ты меня целовал: нежно, но немного напористо, мягко и ласково, но прижимая к себе при этом так, словно я ― весь твой мир, вся твоя жизнь, всё твоё.       А я и правда всё твоё. До последнего вздоха и взгляда. Я весь твой, Чонгук, бери и делай, что хочешь. Только забери, пожалуйста, и больше никогда не отпускай.       Целуй. Обнимай. Держи за руку.       Будь рядом.       Только так я чувствую, что живу.       И той ночью я жил, согревая в себе мириады звёзд, которые ты оставлял своими руками на моём теле. Ты зажёг каждую из них, и они все ― для тебя одного.       И я весь ― тоже для тебя одного.