Два начала

Дункан оттер испарину со лба и выдохнул. Ему казалось странным, что столь глубоко под землей все ещё чувствуется жар песков Арракиса — пространство вокруг не остыло ни на градус, стены мягко исходили тёплом, а рубашка пропиталась потом так, что запах мускуса поднимался в воздух при каждом движении тела. Мерещилось, что он — дикий зверь. От этого чувства хотелось избавиться. Хотелось окунуться в воду. Ему отчего-то вспомнились пещеры на Каладане, полные влаги, прохлады и свежести. Полная противоположность тому, где он находился сейчас. Время издевательски тянулось, коридоры петляли друг за другом, а отсутсвие полноценного источника света жутко давило на глаза. Он посмотрел вперёд на Т/И и, слегка сбавив шаг, провёл взглядом по изгибам фигуры: лёгкая ткань черного цвета мягко спадала вдоль бёдер и струилась шлейфом по полу. Айдахо перевёл взгляд наверх: материал плотнее, отдавая золотом, окутывал талию и, переплетаясь выше, переходил на грудь. Он опустил руку в карман и сжал платок: обнаженные плечи не скрывало ничего. Т/И выглядела утончённой. Нет, он одернул сам себя, беззащитной. Выглядела или была? Он сглотнул и, потерев переносицу, нахмурился, Дункан не знал ее, не знал по-настоящему. К тому же, если это и правда Леди Арейс, то она, как помнилось ему, принадлежала Полу. Это мысль показалась неприятной. В тишине разнеслось: — Нет. Дункан удивлённо приподнял бровь: — Что «нет»? — Ответ на твои мысли. Нет. Никто никому не принадлежит, по крайней мере, официально. — Стоп, что? Ты что знаешь, о чем я думаю? — Ты делаешь это слишком громко. Очень тяжело не услышать. Дункан продолжал с недоумением вглядываться в ее спину: — Штучки Бене Гессерит, — Т/И помедлила. — Это не совсем чтение мыслей, скорее улавливание контекста. — Всегда? — Хороший вопрос, мечник. Он почти почувствовал ее улыбку. — Нет, только после длительного контакта со специей, — Арейс махнулу рукой в сторону. — Вот как сейчас, но в основном… Вдруг она резко замолчала и остановилась, прислушиваясь. Тишина моментально заполнила узкий проход, укрыла его и зудяще засела в голове. Т/И медленно повернулась в его сторону и, слабо кивнув, указала наверх — в тишине раздался далёкий писк. Харконнены прибыли. Дункан быстро протянул руку к мечу, но остановился, услышав: — Дважды за день битву не выигрывают, друг мой. Она боится? — Я защищу тебя, — Айдахо плавно протянул руку вперёд, чтобы коснуться. Т/И сжала кулаки сильнее и по-звериному оскалилась, отшатываясь. Ей казалось, что она уже пришла в себя, казалось, что времени достаточно, чтобы убраться до того, как эти шакалы прилетят. Происходящее не нравилось, было ясно, что финал тут один. Эта неконтролируемая часть ее семьи, что она ощущала, что-то, что роднило ее с хищниками, вещь, находящаяся за пределами разума и понимания, вещь, что уже рвалась наружу. Она почти прошипела: — Не нужно меня касаться, ты не успокаиваешь, твои руки не успокаивают. — Т/И, — прошептал Айдахо, заставляя себя говорить мягче, несмотря на смесь удивления и беспокойства, что в нем бушевали. — Ты в безопасности, я рядом. — В этом и проблема, — Т/И раздраженно передернула плечами. — Пока вокруг меланж, ты — моя слабость. Я не могу позволить хоть кому-то поставить под угрозу твою жизнь. Тебе нужно добраться к Атрейдесам. Ей хотелось добавить — живым. — Слабость? Т/И закусила губу и подняла голову вверх, прислушиваясь, как горная порода, исходя трещинами, поддавалась шпиону-бурителю. Ей мерещилось, что температура в пещере поднимается, а кровь грозит сжечь изнутри, стоит только подумать о том, что Дункан может умереть. Опять. Контроль уступал место безумию, и ей запоздало подумалось, что предки-берсерки могли гордиться ею. — Т/И? Она отрицательно покачала головой, зная, к чему он клонит: — Я все ещё оставляю тебе возможность сделать все по собственному желанию, — писк нарастал. — Сейчас тебе нужно двигаться по коридору дальше, через пятьсот метров свернёшь направо и вскоре заметишь резкий подъем наверх, который выведет тебя наружу. Там будет ждать джет, координаты в него уже вбиты, — она перевела дыхание. — Пол с матерью ещё не добрались до ситча Табр, так что ты перехватишь их на полпути, там же будет и Стилгар. За тобой не будет никакого хвоста. Дункан нахмурился: — Очевидно, что мой ответ — нет. Если ты думаешь, что я слишком труслив, чтобы бросить тебя одну с Харконненами и просто улететь. — Присяга, Дункан. Ты давал ее Полу, а не мне, — она ухмыльнулась, все ещё глядя наверх. — Как она звучала, забыл? Так я напомню: «Настоящим я клятвенно заверяю, что абсолютно и полностью отрекаюсь от верности и преданности любому Дому, властителю, или иной власти, кроме Атрейдесов.» Писк, нарастая, заполнял все пространство, Т/И наконец опустила голову и взглянула на Айдахо ещё раз: — Я не уступлю, поэтому, — она поймала его взгляд, — прости. Дункан ошалело уставился на неё, осознавая: — Нет. Ты не посмеешь использовать Голос*, не решишься. Она наклонила голову вбок, не переставая вглядываться в него: — Я не планирую прекращать бороться за тебя и я сделаю все, чтобы ты отсюда ушёл. Дункан встретил слова резким вдохом и провалился в омут. Т/И ещё вслушивалась в удаляющиеся шаги, когда на плечи упали пару осколков, а все вокруг наполнилось отвратным звоном. Она задержала дыхание, позволяя «шпиону» заснять информацию о наличии живого объекта в помещении, затем, щёлкнув пальцами, превратила аппарат в пыль. Дункану нужно было время, чтобы взлететь. Дункану нужна была безопасность, чтобы за ним не отправили погоню. Дункан нужен ей невредимым. Она плавно отступила в тень, слыша голоса приближающихся сверху солдат, и тряхнула головой, ощущая, что окончательно теряет разум. Его убили сегодня и убили бы ещё раз, если бы поймали. Она чувствовала злость от того, что кто-то решился посягнуть на ее человека. Ей вдруг стало важным то, как они умрут, а не сам факт их смерти, хотелось донести весточку до барона. Напомнить о том, с кем именно он собрался воевать, отца кого он убил. На лице появилась неконтролируемая улыбка. Голоса стали громче, и первый воин плавно спрыгнул вниз из туннеля сверху. Игра началась. Т/И чёрной тенью скользнула к Харконнену, почти с нежностью прочертив клинком по горлу мужчины. Щит засветился красным. Как будто он мог его спасти. Она отбросила тело в сторону, плавно проводя кровавыми пальцами по лицу, оставляя вертикальную линию ото лба до подбородка. — Раз, — подумалось ей. Сверху, следом друг за другом, появились ещё три солдата и, увидев тело товарища, бросились в ее сторону. Вскинув брови, Т/И с наслаждением втянула в легкие воздух и, не сумев до конца совладать с собой, шумно облизнулась. Она отбила первый удар, с силой вогнав острие в сердце противника, увернулась от второго и притянув его к себе, плавно насадила на лезвие. — Два, — пауза, — три. Драка в таком узком пространстве давала свои плоды. Нельзя было напасть большой группой, как сделали сардаукары — она ощетинилась, вспомнив что именно они посмели натворить. — Три. Четыре. Пять. Откинув клинок в сторону, схватила воина за горло и прошептала: — Раббан не говорил, куда вы отправляетесь? К кому вас отправляют? Харконнен открывал и закрывал рот, Т/И надавила на кадык и, тело, ослабнув, глухо упало к ногам: — Шесть. Она сузила глаза и наконец прошептала: — Альмавт.** Тела оставшихся воинов разорвались, как мыльные пузыри, окропив пространство вокруг красным. Она перешагнула через лежащего у ног воина и, подойдя к туннелю в стене, взгляделась в темноту. На щеку упала капля, и Т/И ухмыльнулась — вот теперь в ситче не осталось никого, кроме неё. Дело было за малым, барона стоило встретить достойной церемонией. Сделав шаг в сторону ближайшего трупа, Т/И с силой усадила его на колени и, подняв меч с пола, проткнула насквозь — закрепила позу. Следующий солдат Харконнена занял схожую позицию, но с протянутой вперёд рукой. Она хмыкнула — как на исповеди. Ближайшие воины оперлись спиной о стену, запрокинув головы вверх — теперь при спуске Владимир мог лицезреть своих «обожателей». Дойдя до последнего тела, Арейс взяла нож и, сделав надрез в районе сердца, надавила на рукоятку сильнее, ломая рёбра, затем, откинув орудие в сторону, стала расширять рану. В тишине разнесся противный хруст рёбер, она помедлила, вытерев кровь об одежду, но затем, увидев сердце, погрузила кисть внутрь и, обхватив его, резко потянула на себя. Когда ещё тёплый орган уместился на ладони, она плавно поднялась с колен и вернулась назад, вложив его «грешнику» в руку. Воспоминания нахлынули потоком, и Т/И поморщилась. Она знала, что случилось с отцом, знала что губернатор сделал с ним. К горлу подступил ком — ей хотелось, чтобы вся эта инсталляция из слуг Дома Геди Прайм напомнила Владимиру о мести. Хотелось, чтобы ему стало страшно. Взглянув на работу ещё раз, Т/И двинулась в сторону выхода. Ей хотелось обернуться, но она одернула себя. За спиной живет только страх и прошлое — ни то, не другое неважно. Она сделала ещё пару шагов и остановилась, сдерживаясь. Ибо, оборачиваясь, ты становишься слаб, поскольку тени случившегося тянут к тебе свои руки. Т/И потёрла виски и произнесла вслух: — Ибо иду я по дорогам грядущего и нынешнего, и не страшны мне Лики прошлого, так как сгинули они в небытие. События из детства вспоминалась кусками пазла, который она никак не могла собрать. Литания против сожалений о сделанном крутилась в голове, не умолкая. Мама всегда читала ее перед сном, и теперь Т/И понимала, зачем она это делала. Мама знала, что сожалеть придётся очень много. Воспоминания, не сдерживаемые более ничем, хлынули бурным потоком. Она сидела в круглой комнате, почти лениво глядя в окно, когда позади раздался голос: — И разве тебе не хочется помочь своей маме? — Мне велено не смотреть назад, — Т/И старалась не фокусироваться на отражении в стекле, чтобы не сорвать урок в очередной раз. Голос буквально пропел: — Но я разрешаю тебе. Мама все тебе разрешает, тебе достаточно лишь обернуться, чтобы убедиться в этом. — Мамы нет в комнате, — она произнесла это громче, стараясь убедиться, что все ещё сама верит в это. — Мама в своих покоях. — Но кто тогда я? — мягкий смех в ответ. Т/И вцепилась в руку и, не моргая, смотрела перед собой: — В комнате нет никого, кто мог бы говорить. В комнате нет никого, кроме меня, — она зажмурила глаза и голос раздался у самого уха: — Нехорошо, дитя. Что говорила ма-а-а-ама? — оно противно растянуло гласные. — Враг становится опасен только тогда, когда ты перестаёшь его видеть. Смотри! Коридор извивался змеей. Т/И свернула в сторону и заметила узкий лаз наверх — ей полегчало. Весь этот липкий страх и безумие, что она ощущала последнии часы, медленно улетучивались. Чем ближе становилась поверхность, тех легче дышалось, и тем чище становились мысли. Тем не менее влияние меланжа сказывалось все сильнее, и она прекрасно понимала, что как только доберётся до ситча Табр, сразу же потеряет сознание, а после, пробудившись, не вспомнит и половины из того, что произошло. Выход из пещеры маячил предрассветным небом. Т/И сделала ещё один рывок и вдохнула полной грудью, босые ноги утонули в тёплом песке, и ей впервые за долгое время захотелось плакать от счастья. Там, внизу, она словно погрузилась в кошмар четырехлетней давности. Ее передернуло. Хуже было лишь то, что она всё больше и больше напоминала себе своего деда. Ей до безумства понравилось убивать — не ей — она поправила себя. И все же это вовсе не то чувство, которое стоило бы испытывать. Пряность дурманила голову и будила в ней незнакомца: опасного, хитрого, безжалостного. Он становился сильнее с каждым разом, и Т/И боялась сдаться ему, боялась проиграть и принять свою сущность. Боялась принять наследие своей семьи. Она двинулась вдоль барханов, стараясь ступать так, как учили фримены — шаг вправо, лёгкий полукруг ногой и скачок вперёд. Стилгар говорил, что так двигается ветер. Т/И понимала, что, одетая только в легкие ткани, она быстрее потеряет сознание от солнечного удара, чем от обезвоживания или пряности. Но, отправляясь на помощь Полу и Дункану, ее больше заботила потенциальная опасность для них, чем наличие у себя дистикомба. Опрометчиво и глупо, как сказал бы ее отец. Впрочем, это уже не имело особого значения — все, кто важен, были в безопасности. А ей лишь стоило добраться до ближайшего ситча и… Она буквально вросла в землю. Впереди, что было важнее, в зоне досягаемости стоял джет. — Да быть такого не может. С корабля спрыгнула фигура и пристально уставилась на Т/И. — Я тебя дождался, — с вызовом бросил Дункан. — Твой Голос был недостаточно громким, чтобы заглушить мои собственные мысли. — Дункан! — Т/И дёрнулась с места, но затем резко остановилась. — Дункан! Да какого черта ты все еще здесь?! Он рассмеялся. В конце концов, это было все, что требовалось Айдахо, чтобы сорваться с места и двинуться к ней навстречу. С новым приливом сил, ступая словно кошка по всем правилам свободного народа, он приближался. — Не смей сделать даже шагу назад, — донеслось до Т/И. — Я догоню. Она упрямо покачала головой, по-прежнему не отводя взгляд от мечника. Ей никак не удавалось решить, чего хочется больше — обнять его или напасть. Сердце стало колотиться быстрее, компания Дункана будоражила, и с каждым его шагом она чувствовала, как что-то неминуемо грядёт. Меланж снова сочился в воздухе. — Боже… Фигура Айдахо приблизилась настолько, что Т/И могла рассмотреть смесь волнения и радости на его лице. А теперь ещё и неглубокую морщинку у губ. И ещё цвет глаз и мелкие вкрапления золота в радужке. Он подошел к ней в плотную и кивнул, не отрывая взгляда. — Ты спасла мне жизнь, — Дункан шумно выдохнул носом, и она вдруг заметила, что тот готов принять ее в свои объятия. — Это первый и последний раз, друг мой. — Уже второй, Т/И, — мечник продолжал смотреть не моргая. — Больше ты так меня не одурачишь. Больше никогда ты не применишь на мне голос. Я не мог вернуться назад, я не мог спуститься вниз. — Айдахо… — она задохнулась, осознавая, что из-за него счет идет на минуты, прежде чем специя окончательно утянет ее. — Да, Леди Арейс. — Не она… — Разве? Т/И казалась ему такой юной и уязвимой. Он посмаковал уже знакомое ему слово: беззащитной. А потом она поцеловала его: тягуче и голодно, будто пыталась отыграться за что-то. Цепляясь за плечи руками, притягивала ещё ближе, пальцами вжималась в мышцы, оставляя кроваво-красные следы на коже. Чувства захлестнули Т/И окончательно, и она, ошарашенная ответным движением губ, потеряла сознание.