Два начала

Дункан порывается навестить Пола в течении вечера, но тот сначала пропадает у Стилгара, а после и вовсе исчезает в компании Т/И. Ему должно быть немного обидно от того, что юный герцог не пытается отыскать его после случившегося, но здесь разговор двух дней, когда Т/И он не видел четыре долгих года. Дункан расслабляется. Он находит Летти и, видя понимающую улыбку друга, присаживается рядом. — Ждал Пола? Дункан слабо кивает, осознавая, что отрицать что-либо не имеет смысла. Летти хмыкает и придвигает к нему стакан с кофе. — Свежесваренный. Айдахо тянется рукой и, поднимая напиток, наклоняет его, преломляя свет и ища крупинки специи. Летти негромко смеётся и, делая глоток, отвечает: — Без пряности. Я не советую привыкать к ней так быстро, у тебя будет достаточно времени, чтобы распробовать ее особенности позже. — Какая она на вкус? Летти медлит и, убирая стакан в сторону, задумывается. — Это зависит от человека. Меланж подстраивается под его вкусовые рецепторы и находит ассоциацию с чем-то полезным, чтобы организм смог усвоить продукт, — он чешет подбородок. — Для меня пряность похожа на сахар, но не приторно-сладкий, а тот, что придаёт напитку еле заметную изюминку. Дункан понятливо кивает и делает первый глоток. Кофе на вкус отвратителен, он горчит и отдает острым послевкусием. Мечник заходится в легком кашле. Летти рядом с ним смеётся и пару раз хлопает его по спине. В проёме появляется один из воинов Т/И, Дункан понимает это по золотистому цвету глаз. Они словно подсвечиваются изнутри и в темноте ситча выглядят по-звериному опасными. Летти резко замолкает и напрягается, мужчина подходит к ним и располагающе произносит: — Могу присесть? Дункан не видит смысла в том, чтобы делить людей в Табре. Т/И — это безопасность Пола, а значит, ее люди надёжны в той же мере. Он кивает. Воин присаживается напротив Айдахо и смотрит на него внимательно, с легким прищуром. Летти недовольно кряхтит сбоку, но наливает ему полную кружку кофе, угощая. — Спасибо, — мужчина делает глоток и добавляет: — Меня зовут Мартин. Дункан протягивает руку и встречает крепкое рукопожатие в ответ. Ему на минуту кажется, что это движение отдает чем-то знакомым. Мартин продолжает улыбаться. Летти откашливается и задаёт вопрос, который мучает Айдахо с самой встречи с Т/И: — Ваши глаза, — он тычет пальцем в его сторону. — Чего они все никак не сменят цвет? Воин заходится громким смехом и, делая глоток, тянет: — Особенности организма. Тело отрицает любую возможную мутацию, — он понимает, что объяснился недостаточно четко. — Следствие долгих изменений в генах тландитцев. Дункан цокает языком: — Звучит очень по-гессеритски. Почти как преследование цели чистоты крови. — Почти. Фримен наклоняется немного вперёд, понижая голос до минимума: — Говорят у вашей леди глаза все-таки переменчивы, кому-то довелось видеть их полностью чёрными. Мартин хмурится, и Дункан, как подданный, понимает, что обсуждение господ с людьми не относящимися к семье, — табу. Он одергивает друга, но воин на удивление быстро отходит и отвечает: — Это от лорда Арейса. Я же говорю — следствие мутации каждого поколения, — мужчина на секунду задумывается. — Т/И не леди, она — госпожа. Летти скалится, все ещё находясь очень близко. — Потому что она такая единственная? Мартин кивает, и фримен добавляет: — Почти как императрица? Мартин кивает снова, и Айдахо чувствует, что в прислужниках Т/И таится нечто тёмное. Воин улыбается вновь, и атмосфера теряет свою таинственность: — Разве стоит вести такие разговоры в то время, когда мы предоставлены сами себе? Да и к тому же, Т/И остаётся всего лишь дочерью Арейса, а пути ее отца мне не ведомы. Дункан понимает, что Мартин лжёт. Летти поднимает стакан, предлагая выпить за Пола, и чеканит: — Чтобы Атрейдес был тем, кого мы ждали. Мартин согласно кивает и выжидает, когда Дункан согласится. Тот подносит напиток, и они чокаются. Кофе переливается за края, и Айдахо на минуту мешкает, не понимая, почему у Мартина после стольких глотков ещё полная чаша. Но воин улыбается, и Дункан отпивает чёрную воду. Вкус у напитка еле уловимо меняется, и мечнику мерещится корица. Он переводит удивлённый взгляд на Летти и спрашивает: — В твоей чаше была пряность? Фримен отрицательно качает головой и забирает у него пиалку. Он выплёскивает кофе в сторону, и песок тотчас впитывает в себя драгоценные крупицы влаги. — Все дно усеяло спайсом, — Летти проводит внутри пальцем и трёт меланж между подушечек. — Это та кружка, что я давал тебе? Дункан согласно кивает, чувствуя лёгкое головокружение. Лицо Мартина перед ним плывёт, но он сбрасывает с себя морок и возвращается в реальность. Воин Т/И скалится и повторяет движение фримена, меланжа в его кофе ещё больше, и он переводит шокированный взгляд на Летти: — Ты добавлял пряность? Друг Дункана ошарашен, он открывает небольшой газовый чайник и, перемешивая напиток, наливает его себе — жидкость переливается мелкими крупинками, смешиваясь с чёрным. Айдахо снова мутит, и эти цвета напоминают ему Т/И. Чёрное и золото. — Я клянусь, я не добавлял ничего в кофе, — Летти переводит испуганный взгляд на Дункана. — Да ему нельзя употреблять меланж в таком количестве в первый раз! Мартин встаёт на ноги, его слегка качает, но он опирается о ближайшую стену рукой и с силой жмурит глаза: — Что ты планировал с нами сделать? Фримен судорожно откидывает чайник в сторону и на коленях доползает до Айдахо, тот чувствует, как жар медленно ползёт по коже и собирается тугим комом в груди. Голос Летти тонет в шуме крови, бегущей по венам, он вжимается ладонью в песок, это помогает и сознание возвращается назад. — Откуда, — Дункан переводит дух, — откуда там меланж? Кто заваривал кофе? Фримен испугано прикладывает ладонь ко лбу мечника и переводит взгляд на Мартина, тот почти сливается цветом с серыми стенами грота. — Кофе заваривал, — Летти сглатывает и в глазах его страх, — я не помню кто это делал, боже… Мужчина кричит басом, привлекая внимания людей и Дункан, видя, как комната заполняется вольным народом, теряет сознание. Он приходит в себя в коридоре, вокруг него суматоха, ему кажется, что он в бреду. Голос Летти звучит далеко-далеко: — Айдахо! В сплетении туннелей Дункану мерещится фигура Джессики. Кто-то бьет его по щекам, но он снова проваливается в темноту. Его разум полыхает, и галлюцинации, яркими картинками проносятся перед глазами. Он начищает кинжал, когда дверь в тренировочную зону, поскрипывая, открывается. Нет необходимости оборачиваться сразу, Дункан догадывается по шагам кто это. Но в этих движениях позади него что-то не так. Это поступь Т/И, но она неуверенная. Дочка Ваурума не научена ходить подобным образом: то, как она двигается сейчас, выдаёт неловкость и страх. Дункан удивлённо разворачивается и впадает в ступор. Волосы Т/И распущены и скрывают половину лица, она бросает быстрое «здравствуй» и, оборачиваясь, идёт к столу, чтобы подготовиться к тренировке. Распущенные волосы? Айдахо находится в прострации и никак не может понять, что вообще вокруг него творится. Волосы в доме Арейсов — отдельная тема. Волосы — это верность, это негласная капитуляция. Волосы можно отрезать и принести в дар, как лучший залог преданности. Локоны Т/И в разы особенней: она — дочь, девушка, будущая леди и чья-то жена. Ее волосы — это богатство, сила и красота. Их нельзя касаться никому и оружие, в данном случае, не исключение. Дункан откашливается и говорит: — Ты не успела заплестись? Можешь сделать это тут, я все равно не закончил с заточкой. Т/И дергается и тихо-тихо тянет: — Я могу сегодня заниматься так? Он видит как ее рука быстро заправляет выбившуюся прядь за ухо. — Извини, но это исключено. Т/И роняет ломанный вздох и собирает волосы в хвост. Это также неверно, но лучше, чем было до. Значит сегодня они будут тренироваться врукопашную. Она разворачивается к нему и избегает прямого контакта глазами — Дункан замирает на полудвижении и не может отвести взгляд. Правая часть ее лица покрыта тремя глубокими порезами. Они почти успокоились и выглядят относительно неплохо, но что за ерунда? Он двигается слишком резко для самого себя, приближаясь к ней. — Откуда? — Я проиграла дуэль. Дункан смотрит на неё свысока, но Т/И упорно разглядывает стену, игнорируя любой зрительный контакт. — Какую еще дуэль? Кто оставил эти шрамы? Т/И молчит, и Дункан начинает злиться. Не на неё, но на момент в целом. Девочке перед ним двенадцать лет, она ходит по струнке, выполняет все пожелания отца и почти не тратит времени на себя. А теперь, сейчас кто-то посмел сделать это с ее лицом. Т/И дергает плечом и спрашивает, все так же глядя вбок: — Я стала некрасивой? Айдахо удивлён. Он на минуту теряется, сомневаясь в том, что ему дозволено, и что оценка внешности дочери Арейса — вообще может подвергаться обсуждению. Она — ребёнок, о чем тут может идти речь. — Глупости. Ты ведь знаешь, что внешность — это приятный бонус, но не основа. Т/И опускает ладонь на штанину и слегка комкает ткань: — Так думают только люди на Тландите, но ведь, — она медлит. - В других Великих Домах меня видели бы уродливой? Дункан опускает взгляд на неё, и Т/И встречаясь с ним глазами, сразу же обрывает зрительный контакт. Айдахо хочет убить того, кто с ней сделал это. — Если ты все ещё пытаешься уйти от ответа, то у тебя плохо выходит. Кто это сделал? Т/И мнёт штанину ещё сильнее. — Я не собираюсь докладывать на… Дункан нетерпеливо ее перебивает, понимая, что воспитание в ее случае работает в минус: — Я спрашиваю тебя, как учитель и наставник, крайне недовольный тем, что ты позволяешь себе отвлекаться на какие-то глупые дуэли, получать раны, а затем прикрываться вопросами о внешности. Т/И вздрагивает. Дункан думает, что перегнул палку, но это единственный вариант разговорить ее. — Башар.* Айдахо скрежещет зубами, и, убирая клинок в ножны, задумывается. Этому ублюдку двадцать три года, он, по мнению самого Дункана, старше Т/И на целую вечность, но позволяет совершать себе подобные вольности. Дункан догадывается теперь, почему отец Т/И так ненавидит побочные ветви семьи. Но закон Тландиты защищает всех носителей крови Арейсов, и потому строгого наказания за подобное не наступит. Дункан медлит и помечает в голове галочкой: закон работает для тех, кто здесь родился. Он доволен выводом. Дункана этот закон не касается. *** Он следит за Башаром* несколько дней, отмечает, какой рукой тот ведет и какие выпады делает при нападении. Дункан выясняет, что тот левша, выучивает наизусть его способ нанесения ударов и зовёт его на тренировку. Башар доволен. Дункан — личный мечник основной ветви Арейсов, лучший из возможных воинов, и такой чести может удостоиться не каждый. Они разминаются. Башар шутит, восхищённый выпавшим шансом. Дункан глядит на него обманчиво-дружелюбно. Они берут каждый свой клинок, занимая позиции. Противник нападает первым, Айдахо отбивает удар, валит парня на пол и закидывая левую руку наверх, с силой бьет по запястью лезвием. На весь зал раздается крик и противный хруст костей. На месте удара остаётся культя, а кисть, отделенная от тела, валяется недалеко от хозяина. Дункан на минуту склоняется над Башаром, глядя ему в глаза, и чеканит каждое слово: — Т/И — моя ученица. И каждое увечье, что она может получить во время учебы — моя ответственность. Как и моя ответственность наказывать тех, кто пытается возвыситься за счёт ее возраста и пола. Башар смотрит на него безумными глазами и тихонько скулит от боли. Дункан продолжает: — Ты не восстановишь себе руку. Ни один из целителей не возьмётся за подобное. И раз ты считаешь, что «украсил» Т/И теми шрамами, то гордись тем, что за это получил. Дункан встаёт с противника, утирает клинок о штанину, и выходит из комнаты. Он уверен, что вечер будет сложным, как только Арейс прознает о случившемся. Но его никто не вызывает, он видит лорда много позже, на ужине, приводя Т/И к столу. Ваурум смотрит на Дункана с натяжкой и, отрезая себе кусок мяса, выбирает тот, что с костью, ломает его на две части. Конечно, он знает. Дункан отказывается от приглашения к трапезе и удаляется в свои покои. На выходе из столовой комнаты он видит взгляд Т/И, чуть прикрытый спадающими волосами. Айдахо улыбается ей, и, показывая на себе, откидывает волосы назад. Т/И смотрит удивлённо, а затем неуверенно открывает лицо. Дункан доволен. Айдахо снова вырывается в реальность, он горит. Голова кажется ему бомбой замедленного действия. Кто тот человек из его видений? Почему он знает Т/И? Почему он знает Арейсов? Комната полна теней, он пытается выхватить хоть одно знакомое лицо, но вокруг — незнакомцы. Ему страшно, он тонет снова. Т/И движется по-змеиному плавно, клинок быстр и почти незаметен для заурядного обывателя. Дункан уворачивается, на его лице улыбка, и он ощущает, словно они танцуют. Т/И растёт, с возрастом перенимая все больше хищных черт от отца и чистое поведение Арейсов. Но это на людях. Дункан видит, что глубоко внутри Т/И все ещё копия своей матери. Она отворачивается, когда Айдахо смотрит на неё чуть дольше привычного, поддерживает строгую дистанцию между ними во время разговора и даже на тренировках. У каждого из них есть своё движение в этом вальсе. Шестнадцать лет — она только начинает цвести. Т/И заносит клинок для последнего удара, и щит Дункана пищит, освещая комнату красным. Она довольно улыбается, держа клинок у самого его сердца. — Проиграл? Дункан делает шаг вперёд, и она, ошарашенная, смотрит вниз. Нож Дункана располагается прямиком у ее горла, но на достаточном расстоянии, чтобы щит не почувствовал касания. — Ничья, госпожа. Он доволен схваткой. Это хороший способ научить ее быть внимательной и не упиваться грядущей победой. Он хочет показать, как принимать проигрыши правильно. Т/И недовольно хмыкает, отключает защиту и убирает клинок за пояс, Дункан повторяет движения, но чует подвох. Т/И ещё не сдалась. Она запрыгивает на него сзади, плотно цепляясь ногами за пояс и зажимая руки вокруг шеи, тянет его своим весом вниз. Дункан от неожиданности кренится, но боязнь буквально раздавить ее удерживает от падения. Ему остаётся два варианта, оба из которых абсолютно не подходят для решения этой проблемы. Он решается на действие попроще, и, удерживая ее руки от давления на шею, движется спиной к стене. Т/И прижимается ближе, стараясь его остановить, но Дункан непреклонен. Он сталкивает их с поверхностью, и Т/И издаёт глухой задушенный выдох. Дункан чувствует, как хватка на мгновение слабеет и, воспользовавшись заминкой, разворачивается в ее «объятьях», прижимая к стене. Движение выглядит недозволенным настолько, что Т/И напрягается. Он чувствует это по тому, как бёдра сжимают его чуть сильнее, а по рукам проходит быстрая дрожь. Она пытается вырваться из захвата, но Айдахо держит крепко. — Не думаю, что в битве ты будешь окружена сплошными стенами, но постарайся не совершать подобных действий после. Краска заливает лицо Т/И, и она, потупив взгляд, окончательно застывает. Дункан отходит от неё, помогая опуститься на ноги. Ситуация его забавляет, но не более. Он не хочет шутить на эту тему, дочь Арейса молча идёт к столу, забирая с собой мундир. Она разворачивается снова, не поднимая глаз, говорит: — До завтра, Дункан. Он смотрит на неё, и ее смущение начинает казаться ему притягательным. Ладони, что касались ее, немного зудят, и он отгоняет мысли прочь, отвечая: — Никогда не прощайся с теми, кто тебе подчиняется, опустив глаза. Т/И поднимает голову, смотрит на него пристально, и кровь от лица медленно переходит на шею. Она решается спросить: — Но если ты подчиняешься мне, почему ты не отпустил меня сразу? У него нет ответа. *** Главная площадь Тландиты украшена в черно-золотые тона. Вдоль выстроились шеренги солдат, поднимающие вверх знамёна Арейсов. Змея на них от ветра кажется Дункану живой. Ваурум, стоящий впереди, выглядит непоколебимым: строгие линии плеч, прямая спина и волосы цвета вороньего крыла подчёркивает длинный плащ, развевающийся от порывов воздуха. Аксельбант на правом плече, по старой традиции Дома, затянут простым шнуром с узлом на конце поперёк другого из золотой проволоки. Руки, сцепленные за спиной, покрыты темными перчатками, поверх которых надет перстень. Арейс разворачивается в его сторону, и кивая, переводит взгляд за него. Дункан слышит шаги. Т/И останавливается на одной линии с ним и смотрит вперёд. Дункан бросает взгляд на девушку и не может связать мыслей: парадная форма Арейсов сидит как влитая, подчеркивая все изгибы тела, идеально начищенные сапоги с тонким носом достают почти до колен, плавно переходя в чёрные плотно-прилегающие брюки. Плавность бёдер прерывает мундир, перехваченный ремнем с золотистой бляхой. Линия груди венчается небольшими пуговицами и скромной брошью со змеем. Шея плотно закрыта платком надетым под низ и стоящим воротником, спасающим от холодного воздуха. Волосы собраны в пучок, а золотистая лента венчает голову, как корона. Т/И переводит взгляд на отца, но медлит сделать шаг к нему. Ее официальный выход в семнадцать — прямое заявление Арейса о передачи власти дочери. Дункан смотрит на неё ещё раз, и у него даже мысли не возникает, что ее кандидатуру можно ставить под сомнение. Шаттл с посланником императора садится на главной площади и люди вокруг замирают — из главного отсека выходят сардаукары, Дункан узнает их по обмундированию, а вслед за ними основная делегация. Т/И мнётся ещё немного, но делает шаг вперёд равняясь с отцом, она сцепляет руки на его манер, и шепчет еле слышно: — Страха нет. Арейс улавливает слова дочери и отвечает: — Верно, Т/И, страха нет. Потому что боимся не мы. Айдахо выныривает из кошмара, практический, теряясь в ощущениях. Он не может сообразить, что из обрывков памяти — правда. Чья-то женская рука прикладывает ладони к вискам, и он, узнавая тонкие запястья, окончательно теряет себя. — Граф Арейс. Ваурум перебивает посланника: — Лорд. Моему отцу помогли уйти из жизни, так что, фактически, звание графа принадлежит ему. Посланник хмурит брови и продолжает: — Вы творите необдуманные поступки, вам так не кажется? — Определенно. Но вокруг и так творится столько всего, чего я не в силах себе объяснить. — Например? Арейс делает ход конем на доске и отвечает: — То, что император подозревает мой дом в неверности, разве этому есть причины? Дункан мысленно закатывает глаза, шутки лорда бьют хуже хлыста. Да все жители Тландиты выглядят как мятежники. — Так вот, — он продолжает, — моя семья вернула ему полный контроль над сардаукарами, привила воинам почти религиозный трепет перед императором, а нас отстранили от командования. Посланник переступает с ноги на ногу и отвечает: — Это разговоры давно минувших дней, и сейчас Его Величество даёт вам шанс проявить покорность и возглавить правление на Арракисе. Арейс ухмыляется и отрицательно качает головой. — Для правления на Арракисе нужен талант к политике — я в этом плох. — А чем же вы хорош, лорд? — посланник чеканит последнее слово и щурит глаза. Ваурум сбивает короля с шахматной доски и поднимается с кресла. — Я хорош в войне. Посланник напрягается, и стража позади него занимает оборонительную позицию. Дункан ведёт рукой к ножнам. — Лорд Арейс, вам, видимо, не совсем понятна ситуация. Я постараюсь объяснить доступнее: в природе все травоядные ведут себя тихо, стремясь остаться незамеченными и невидимыми для хищников. Ваурум согласно кивает и отвечает: — Император поэтому предпочитает не совершать личных визитов? Комната погружается в тишину, и Айдахо все ясно. Ситуация выходит из-под контроля, и Арейс выглядит безумцем, общаясь подобным образом с доверенным лицом правителя известной вселенной. — Ваша гордыня съедает вас, Ваурум. Это не доведёт до добра. — Несомненно. *** Дункан почти отходит ко сну, когда в дверь его покоев раздается стук. Он быстрым шагом пересекает комнату, и открывая, видит Т/И. Она все ещё одета в парадную форму, только волосы лежат на плечах двумя косами. — Прости за столь поздний визит, я могу попросить тебя об одолжении? Дункан цокает языком. Этой девочке нужно научиться приказывать, а не спрашивать дозволения: — В чем дело? — Ты можешь сопроводить меня на небесный пик? Айдахо колеблется, но, глянув на Т/И, согласно кивает. Небесный пик для жителей Тландиты сродни месту паломничества: там покоятся предыдущие поколения Арейсов, а тропа, что ведёт наверх, отображает сложный путь к власти. Дункан помнит, что Т/И исчезает там часами, когда старается принять изменения, что происходят с ней. Он движется к креслу, желая накинуть поверх лишь плащ, но голос Т/И его озадачивает: — Пожалуйста, надень официальную форму. Дункан переводит на неё взгляд и хмурится. Т/И отходит от проема и добавляет: — Я буду в конце коридора. Дверь за ней закрывается с тихим стуком. *** Она подходит к самому краю обрыва и глядит вдаль. Впереди виднеются, почти поглощённые туманом, очертания родового поместья Т/И. Дункан держится на деликатном расстоянии, в случае чего готовый схватить ее. — Айдахо, ты когда-нибудь считал Тландиту своим домом? Мечник молчит. Он всерьёз задумается над ее словами, привыкший никогда ей не врать, и с удивлением понимает, что — да, Тландита всегда была для него родной. Он подходит к Т/И, устремляя взгляд на неё, и отвечает: — Сколько я себя помню. На ее лице возникает улыбка, но сразу тухнет, тело пробирает дрожь от потока холодного воздуха на вершин. Дункан хочет отдать ей плащ, но она отрицательно качает головой. Слова Т/И долетают до него вместе с ветром: — Мы приходим в этот мир, чтобы умереть, мы знаем об этом, мы носим это чувство с собой. Айдахо знакома эта фраза, она выгравирована в кабинете у ее отца. Звучащая двояко, для Дункана она кажется более глубокой, чем может быть воспринята на первый взгляд. Т/И продолжает, поворачиваясь к нему корпусом. — Отец проиграл, падение нашего Дома — лишь вопрос времени. Дункан знает. Он все ещё боится признаться себе в этом, но Арейс неумолимо ведёт игру, в которой уже капитулировал. Т/И смотрит на Дункана, ожидая ответа, но мечник молчит. Она кивает своим мыслям и, откашливаясь, чеканит: — Можешь встать передо мной на колено? Айдахо удивлённо вскидывает бровь, но ситуация с самого момента прихода Т/И к нему не выглядела обычной. Он выполняет приказ. Снег, тая, мерзко холодит кожу, просачиваясь сквозь брючину, но Дункан молчит. Фигура Т/И возвышается над ним, образ ее напоминает Айдахо богоподобных существ, и если бы сейчас она задала ему вопрос про свою внешность, он бы смог ответить. Она прекрасна. Т/И скрещивает руки перед собой и произносит громче положенного, не давая Дункану даже ворваться в поток ее мыслей: — Я, Т/И Арейс, освобождаю тебя от вассальной клятвы, что ты принёс нашему Дому. Дункан рвано выдыхает и утопает рукой в сугробе, перенося вес на ладонь. — Но… — Позволь мне закончить, — она на минуту жмурит глаза и, открывая их, продолжает: — Если этого не сделаю я, то рано или поздно тебя освободит смерть. Мы оба знаем, что катастрофа неминуема. Т/И закусывает нижнюю губу, и Дункан окончательно проваливается в свои чувства, практический теряясь в ситуации. Голос девушки долетает до него, словно укрытый плотной гладью воды. — Я не желаю принимать мысль, что в последней своей битве, если ты все ещё будешь на нашей стороне, ты падешь рабом. Я хочу, чтобы, сражаясь за нас, за меня, ты руководствовался своим собственным желанием, а не долгом. Дункан утопает сильнее, он не отводит взгляда, не моргает, Т/И кажется ему подарком судьбы. Разве может он такое заслужить? — Для меня было честью расти под твоим чутким надзором, перенимать твои знания, биться плечом к плечу и, — она стопорится, — и я не хочу, чтобы чувства омрачались твоим полным повиновением. Ты свободен, Дункан Айдахо. Она достаёт клинок из ножен, отрезает небольшую прядь волос и протягивает ему. Дункан словно во сне принимает этот дар и крепко сжимает локон в ладони. Т/И смотрит на него сверху вниз и улыбается. — Это меньшее из того, что я могла бы сделать для тебя, друг мой. Друг мой. Дункана прошивает от этих слов, он знает это обращение. Эти слова звучат почти как признание в любви. — Больше не нужно повиноваться Айдахо медленно встаёт, все еще не отрывая взгляда от Т/И, и молчит. Ему нечего сказать, он смущён, шокирован и полон благодарности. — Твой отец знает об этом? Т/И отрицательно качает головой и добавляет: — Завтра, я все расскажу ему завтра. Она смотрит на него, и в ее взгляде недосказанность. — В чем дело, Т/И? — Не сейчас. Я, — она задумывается, — я скажу тебе все после, но момент ещё не настал. Айдахо согласно кивает и думает о том, что у него несказанных слов гораздо больше. *** Вся следующая неделя проходит в легком напряжении. Дункан чувствует, как между ним и Т/И что-то происходит. Она становится менее внимательной на тренировках, пропуская легчайшие удары, и постоянно отводит от него взгляд. Дункан окончательно уживается с мыслью, что он готов служить ей и без клятвы, и не из-за имени, и вовсе не из-за отца. Его верность проистекает из уважения к ней, и, как сейчас ему становится ясно, зарождающейся любви. Но в силу ответственности и расположения к ее семье, он даже не смеет намекать на это. Сдерживать себя становится все сложнее: он затягивает время тренировок, спрашивает, нужна ли ей помощь в шнуровке ботинок или стоит ли затянуть тренировочные перчатки сильнее. Раньше эти вопросы решал он сам, но сейчас, когда Т/И выросла, вторжение в ее личное пространство Дункану не нравится. Один день меняет все. Т/И приходит на занятия с опозданием, запыхавшаяся и ужасно счастливая. Воротник ее формы расстегнут почти до ключиц, в то время как рукава закатаны по локоть. Т/И показывает слишком много обнаженной кожи. Дункан на минуту теряется и удивлённо смотрит на девушку. Она оглядывает себя и, смущаясь, отвечает: — Прибыли Атрейдесы, мы с Полом прятались от стражи. Я, — она медлит, догадываясь, как глупо это звучит, — показывала ему дом. Дункан медлит с ответом, перекатывая имя наследника герцога на языке. Слух о том, что их собираются обручить, успел облететь почти всю Тландиту. Ему нравятся Атрейдесы, они выглядят надежными и верными. Но Пол… Айдахо одергивает себя — мальчику десять лет, ревновать Т/И к ребёнку глупо. Он вздыхает. Т/И отворачивается от мечника и опускает рукава, плотно щёлкая заклепками, одергивает форму и, Дункан видит, что воротник формы встает на место. Другого момента не будет. Он доходит до неё быстрым шагом и кладет ладонь на плечо. Т/И замирает. — Позволь помочь? Голос ее глухой: — Все ещё нуждаешься в дозволении? Дункан улыбается своим мыслям и, придвигаясь чуть ближе, шепчет: — Даже без клятвы я буду делать только то, что не будет тебя смущать. Т/И передергивает плечами и оборачивается к нему лицом. Ворот почти запахнут, остались три небольшие пуговицы и Дункан тянет к ним пальцы. Первая пуговка плавно проходит в петлю, следом идёт вторая, а на третьей Айдахо замирает. Дыхание Т/И учащается, и горячий воздух из приоткрытых губ касается его рук, заставляя ладони потеть. Он нервничает. Последняя пуговица еле-еле проходит в петлю, и Дункан не выдерживает, он переносит руку на подбородок Т/И, цепляя, задирает голову и смотрит на неё сверху вниз. Т/И замолкает, зрачки ее глаз медленно топят радужку и Дункан, борясь с собой, целует ее в лоб. С губ девушки срывается громкий выдох и она, отталкивая его от себя, быстро вылетает из зала. *** Т/И пропадает почти на неделю, но Дункан приглядывает за ней издалека. Она проводит много времени с Полом, самостоятельно тренируется на уличной площадке и в целом выглядит достаточно расслабленно. Он приходит к ней в день отлёта Атрейдесов, Т/И разминается: тянется на носочках вверх, напрягая затёкшие мышцы, наклоняет голову вперёд, проводя ладонью по шее — выглядит настолько гибкой, что, повтори они события последнего рукопашного боя, Дункан не отпустил бы ее совсем. Она поворачивается в его сторону и произносит: — Некрасиво следить издалека. — Некрасиво пропускать тренировки и избегать своего учителя, госпожа. Т/И хмыкает и направляется в противоположную от мечника сторону. — Ты играешь со мной, Дункан. Айдахо следует за ней и удивлённо спрашивает: — Играю? — Играешь. Ты ведь в курсе, что нравишься мне, а сейчас решил посмотреть, насколько сильно меня заведёт в тупик твоё поведение. Дункан нагоняет ее и нежно берет за руку. Т/И останавливается, но ладони не вырывает. — Я не думал, что тебе могло показаться подобное, — он замолкает, собирая мысли в кучу. — Есть определённые вещи, что я не могу позволить себе разрушить. Ты, Пол, твоё будущее. — Точно. Она тянет ладонь, но Дункан сжимает ее пальцы крепче и приближается, почти сталкивая их телами. — Дело не в моем желании, но в твоей безопасности и стабильности. Ты и сама прекрасно знаешь, что я прав. Т/И дергается сильнее, но Айдахо непреклонен. Он кладет вторую руку ей на талию и прижимает спиной к своей груди: — Моей любви не хватит, чтобы принести тебе столько власти, сколько ты заслуживаешь. — Мне не нужна власть. Дункан кладет подбородок ей на плечо, вдыхая ее запах. — Не торопись с такими словами, Т/И. У каждого своё место в этом мире, и ты должна помнить об этом. Т/И ссутулится и опускает голову вниз, у Дункана тянет в районе груди, и кого он вообще здесь обманывает. Его объятие становится крепче, и он шепчет ей на ухо: — Но это вовсе не значит, что я отказываюсь от тебя. Т/И пробивает резкая дрожь, и Дункан продолжает: — Твоему суженному всего десять лет, он ещё совсем малыш, но, — он закрывает глаза, кутаясь в ее аромат, — но как только он вырастет, мы поговорим снова. Т/И молчит, и мечник понимает, что его слова все ещё слишком расплывчаты. — Я заявлю на тебя право обладания, да, — тело в его руках замирает окончательно, и дыхание Т/И учащается. — Но это произойдёт только через семь лет. У тебя будет достаточно времени, чтобы осознать самой — серьезно ли то, что ты испытываешь, или нет. — Но если через семь лет ты сам поймёшь, что это никогда не было чем-то важным? Дункан открывает глаза и добавляет: — Ты вернула мне меня, разве может кто-то дать больше? *** Кабинет Арейса тонет в полутонах, что подчёркивают мелкие золотые детали. Отец Т/И возвышается тёмной фигурой у окна. Плечи его напряжены, и Дункан предполагает тему разговора. — Мне доложили о тебе и моей дочери. Айдахо выдыхает. — Если ты пытался утаить от меня свои чувства — вышло плохо. — Не думаю, что хотел этого в действительности. Арейс поворачивается к нему лицом, и свет, достигая его глаз, гаснет: — Изволишь объясниться? Мечник кивает и, откашливаясь, говорит: — Прошу простить меня, мой лорд. Я действительно позволил себе лишнее, допустив мысль и не искоренив своих чувств к вашей дочери. Я, — он замолкает, — я не имел цели выказать неуважения к вашей семье, тем более к Т/И. — Я могу надеяться, что ты выправишь ситуацию? Дункан знает, что Ваурум имеет ввиду. И нет, здесь он не может согласиться. — Я готов принять любую меру наказания, но отказаться от чувств к вашей дочери не могу. Лицо лорда превращается в нечитаемый маску и он, делая пару шагов в сторону мужчины, останавливается. — Значит, нет? Дункан отрицательно качает головой. — Хорошо, — Арейс тянет. — Твоё упорство похвально, но позволь мне объяснить. Дело вовсе не в твоём происхождении, ты сам знаешь, что на Тландите это меньшее из запретов. Дело в тебе самом, — Арейс присаживается за стол, указывая Дункану на кресло рядом. — Моя дочь, как наследница власти, к большому сожалению вынуждена возложить на себя непомерную ношу. И это ношу в будущем переймёт ее супруг. И им не сможешь быть ты, — он стучит пальцами по столу. — Знаешь, отчего так? Дункан отрицательно качает головой, делая это движения больше ради приличия, нежели и правда отвечая. — Ты не умеешь править, Айдахо. Ты хороший солдат, прекрасный воин и замечательный подданный, но, чтобы приблизиться хоть на йоту к тому, что значит «властвовать», тебе нужно прожить не одну жизнь. Мечник ощетинивается и, не сдерживая эмоции, выплёвывает: — С тем, как вы ведёте управление Дома и крушите отношения с императором — Т/И будет нечем править. Арейс заходится смехом и отвечает: — Об этом я и говорю, Дункан — ты не видишь дальше своего носа. Глядишь на ситуацию однобоко. Как все, кто ни разу не был у власти. В кабинете воцаряется тишина, но Ваурум ее прерывает: — Все-таки нет? — Нет. Мужчина устало вздыхает: — Какого чувствовать себя свободным? Дункана ломает от его слов, но он держит лицо и отвечает: — Я не думал всерьёз отказываться от вассальной клятвы. Арейс его перебивает: — Почему? Слова моей дочери — мои слова. Ты правда свободен, только меняет ли это хоть что-то? Слово «нет» зависает в воздухе. Ваурум смотрит на него долго и тяжело. — Я просто пытаюсь до тебя донести, что пока все не вылилось в нечто, что потянет за собой твоё изгнание с планеты, ты можешь остановиться по собственной воле. Дункан пристально смотрит на лорда Арейса. Ему не страшно, он не боится. Но в словах главы Дома есть истина: Айдахо стоит на перепутье, и время выбирать пришло. Он вспоминает руку Т/И в своей, ее улыбку, волнение и на мгновение завидует сам себе. Он не отдаст ее. — Я готов заявить на неё право. Ваурум ощетинивается, и его взгляд блекнет. — Право на обладание? — Да. По всем традициям и законам Тландиты. — Хорошо, — отец Т/И ухмыляется. — Я приму это, но только после того, как ты выполнишь одну миссию, — он заводит пятерню в волосы и заканчивает: — Если ты все ещё будешь верен моей дочери, ты получишь согласие. *** Дункан смотрит на неё, а позади шумит мотор шаттла, готового к отправке. Дункан смотрит, и звуки вокруг исчезают. Он видит лишь ее лицо и не может ступить и шагу. Дункан смотрит на неё, понимает, что сейчас, если у кого-то и были сомнения — то они улетучились. Его взгляд полон любви. Дункан смотрит на нее и осознаёт все, что сказал Арейс. Т/И нужен тот, кто сможет, если потребуется, принести империю к ее ногам. Дункан смотрит. Глаза ее полны слез, и он обещает сам себе, что станет тем, кто будет достоин, что станет сильнее. Т/И закусывает нижнюю губу, и Дункан отводит взгляд. Желание прикоснуться снова будит в нем столько сил, что ему впору удивляться. Дункан смотрит на неё, проводит двумя пальцами ото лба до подбородка и кивает. Он запоминает ее черты, буквально выбивает ее образ в своём сознании. Он не знает наверняка, но догадывается, что с этого полёта он не вернется. Дункан вырывается из цепкого сна, и резко садится на кровати, почти задыхаясь. Ему кажется, что он прожил целую жизнь, и, переродившись, появился на Арракисе. Старые воспоминания вытягивают не только образ Арейсов, но первые дни жизни на Каладане. Дункан сглатывает, и к горлу подкатывает тошнота, он вцепляется в ладонь ногтями и жмурится. Т/И прилетала к Атрейдесам в сопровождении отца. Она была там, когда он уже служил другой семье, абсолютно позабыв о ней. Этот отрывок прошлого вспомнить тяжелее всего. Голова безумно трещит, он чувствует артерию, что пульсирует на виске. Айдахо вспоминает Арейсов, вспоминает ее отца и Т/И. Она не похожа на себя в том моменте. Девушка облачена в белое платье. Зону декольте и ключиц венчает тяжелое ожерелье, волосы заколоты по бокам, позволяя локонам спускаться вдоль спины. Поверх плеч покоится мягкая шаль, вышитая золотыми нитями, и весь ее образ напоминает Дункану зиму. Он вгоняет ногти под кожу сильнее, до выступающих капелек крови. Она ведь пыталась ему напомнить. Рваный выдох вырывается из груди, и Дункан задушено смеётся. Арейс хотел показать дочери, что чувства Дункана — игра и что ему, как рабу, неважно, кому служить. Т/И из воспоминаний не здоровается с ним, она чего-то ждёт, но Дункан смеясь говорит: «— Добро пожаловать на Каладан, госпожа. Свет в глазах Т/И тухнет окончательно.» Он ожидает отвращения, но, прислушиваясь к себе, понимает, что первое чувство, что возникает у него — злость. Дункан надрывно дышит, и его посещает дикая мысль, безумно пляшущая в оголенным сознании. Если от вассальной клятвы освобождает смерть — был ли он в действительности убит двое суток назад?