Два начала

Пол проходит в общий зал, одергивая висящий на входе полог в сторону. События накладывают отпечаток усталости, но он уверяет себя, что отдых наступит очень скоро. Он безумно благодарен матери за то, что она всю ночь напролёт провела рядом с Дунканом, но теперь почти силой Пол заставил ее уйти спать. Волнение за ещё не родившуюся сестру накрывают его с головой — Джессике не стоит перенапрягаться настолько, в конце концов он в ответе за мечника. Он уже привычно чувствует на себе внимание и слышит шёпот на чужом для него языке, старается сфокусироваться лишь на тех, кто ему знаком. Но никого не находит: Т/И ещё не подошла, Стилгар отослал его раньше, а Чани он не встречал с прошлого вечера. В нем просыпается острое недовольство тем, что кто-то решился отобрать у него Дункана ещё раз. Шаги за его спиной выдают походку Т/И, и он оборачивается, ловя ее взгляд. Больше никого и не нужно. Под глазами у девушки залегли тени, ее воин тоже пострадал, и Пол, ещё не совсем понимая, почему, явно видит, что его специя и вправду могла свести в могилу. Т/И направляется к нему, и он ловит ее ладонь на полпути, окутывая пальцы теплом. Пол тянет ее на свободное место — к выступу, неосознанно стараясь возвысить их. Ждёт, когда сядет она, и только после присаживается рядом, руку так и не отпуская. — Как ты? Т/И ведет лбом по его плечу и выдыхает. Пол тоже устал. Стилгар врывается в помещение, как порыв ветра. Он серьёзен, насторожен и внимателен. Голос его разносится громом, заполняя собой все пространство: — Мне хотелось бы услышать объяснения. Зал погружается в тишину. Пол переводит взгляд с одного фримена на другого, но все косятся друг на друга, толком не собираясь отвечать. Один мужчина сплёвывает на землю и тянет: — С чего ты взял, что кому-то из нас нужна была смерть мечника этого ребёнка? Или, — он косится в сторону Т/И, — прислужника этой ведьмы. Пол чувствует, как пальцы Т/И слегка холодеют. — Это я и пытаюсь выяснить, Норимар, — Стилгар подходит к мужчине ближе. — Ты подал голос, значит мысли у тебя все-таки затаились. Может, поделишься? Фримен встаёт со своего места и подходит вплотную к наибу Табра: — Ты принимаешь в ситче чужаков, Стилгар. Сначала — эта девушка, теперь малец с матерью. Пусть так, да, пусть так. Вдруг и правда окажется, что он — Мессия. — Но? — Но она, — Наримар кидает быстрый взгляд в их сторону. — Кем она приходится нам всем? Ее глаза даже цвета не поменяли, а всех ее людей почти выворачивает от пряности. А сейчас ты допрашиваешь собственный народ, подозревая в сговоре? Пол напрягается. Ему не нравится тон, который мужчина использует, говоря о Т/И. Хватка на его руке становится чуть крепче, и он, переведя взгляд на девушку, видит отрицательное покачивание головой. Женщина, сидящая поодаль, одергивает незнакомца: — Не стоит говорить такие вещи об Ийчойи. Ты ждал своего Мессию, а мы ждали Истинную. И в отличии от юнца, Т/И успела себя проявить. Наримар усмехается. — Но ей не стать преподобной матерью племени. — Для этой роли выбран другой человек, — женщина подозрительно улыбается. Т/И шумно выдыхает и произносит, голос пробирает незнакомыми для Пола звуками: —Mitakuye oyas’in Мужчина оборачивается в их сторону и замолкает. Т/И продолжает: — Половина законов вселенной не могут повлиять на меня и моих людей — делает ли это из нас alkharubau ? — Разве мне ведомо? Мне незнакомы другие законы, кроме Арракиса, untha. — Поэтому и не стоит делать столь поспешных выводов, распределяя за нас роли, что суждено сыграть. Это все лишь во власти kadran , но вот жизни моих людей мне привычней видеть в своих руках. Т/И высвобождает пальцы из руки Пола и, плавно поднимаясь, подходит ближе к Стилгару: — Сердце Мартина останавливалось за ночь два раза, — она задумчиво смотрит в пустоту. — Дважды. Наримар, передразнивая, повторяет слова Т/И, и Пол ощетинивается: — Все лишь во власти kadran, ведь так? Девушка поворачивается лицом к мужчине. — Не всякая смерть должна случаться, если ее возможно избежать, Наримар. Взять хотя бы твоего сына. Стилгар потирает подбородок и смотрит на фримена исподлобья. Пол немного теряет суть разговора, стараясь сфокусироваться на самой Т/И. — Я помню и я благодарен тебе за спасение ребенка, — мужчина опускает голову. — Но подозрения Стилгара к собственным людям настораживают. Пол встаёт с места и чеканит, голос его надламывается после долгого молчания: — Никто не подозревает именно вас, — люди вокруг замолкают. — Мы — часть Табра, — он оглядывает людей, стараясь вести себя как отец, — а значит тоже под подозрением. — Хочешь сказать, что перед тобой будет нести отчет твоя мать и оставшиеся люди Т/И? Пол сталкивается взглядом со Стилгаром — тот ждёт. Имеет ли он право решать за тех, кто не находится в его прямом подчинении? Полу кажется, что имеет. — Да. Каждый из них. Наиб улыбается ему краешком губ. *** — Все-таки что-то есть в тебе от твоего отца, мальчик. Пол следует за Стилгаром в его кабинет, иногда бросая взгляды назад, чувствуя себя виноватым, что оставил Т/И одну. — Не волнуйся, она подойдёт чуть позже. — Что? Мужчина глухо смеётся: — Твоя Т/И, говорю, подойдёт чуть позже. Он смущается и оглядывает коридор. Твоя. Вопрос крутится на кончике языка, но ему стыдно спрашивать. Пол все ещё не понимает, как все его прикосновения к Т/И выглядят в глазах фрименов, и дозволено ли ему интересоваться племянницей наиба? Хуже не будет. — А где Чани? — голос дрожит на имени девушки. Стилгар разбивает тишину громким хохотом: — Ох, все аристократы такие прыткие? — мужчина глядит на него с прищуром. — Она у Мартина, всю ночь провела рядом с воином. — Что? — А почему это тебя так удивляет? Она ученица нашего лучшего лекаря. Пол на минуту задумывается. Ему кажется, что вопрос нелогичен, учитывая то, как вольные люди относятся к Т/И. Он бы сказал недоверчиво. — Мне думалось, что Т/И не ладит с вами, — медлит. — Имею ввиду, с людьми в Табре. — Понял по интонациям? — Стилгар снова смеётся. — Ее любят, просто она держит дистанцию. Да и мужчине легче открыться другому мужчине, чем показать, что ты почитаешь женщину. Пол закатывает глаза, вспоминая прикосновения отца к Джессике. В любой момент, когда его матери было страшно или неуютно, Лето был рядом. Возносил. — Глубочайшее заблуждение. — Я заметил, Пол. За четыре года, что Т/И здесь, к ней не прикасались так часто, как ты за последние двое суток. Его щеки пылают, но он молчит, ожидая, что Стилгар закончит свою мысль. — Но я понимаю к чему ты клонишь. Это интересно, — сворачивает в сторону. — Мне так и не удалось понять Т/И за все время, но она словно копила любовь людей для тебя. Пол догадывается, что он имеет ввиду. Кабинет уже знакомо окружает Пола спокойствием. Стилгар указывает ему на стул недалеко от себя и присаживается за стол: — Нам нужно связаться с контрабандистами. Не для того, чтобы отправить тебя обратно, — он успокаивающе останавливает его слова ладонью. — Просто мне нужно удостовериться, что я все ещё имею прямой выход на орбиту. Ты видишь, что творится в ситче, — задумывается. — Да и тебе будет полезно узнать, как устроен мир на Арракисе. В дверь раздается три последовательных стука, и Пол слишком резко оборачивается. На пороге стоит Чани, дыхание у него сбивается, он кратко кивает девушке. Она улыбается ему своей привычной мягкой улыбкой, вставая недалеко от дяди, о чем-то говорит. Пол пытается не смотреть, но мысли о том, что они с Т/И такие разные, роятся в его сознании. Чани одета в лёгкие ткани фрименов, что позволяют Полу увидеть чуть больше, чем раньше. Девушка вызывает в нем ассоциации с оливками, что он так любит. Гладкая, блестящая, слегка смуглая кожа, местами покрытая капельками пота. Влагой. Волосы убраны в привычную уже косу, но мелкие кудри выбиваются, напоминая Полу волны на Каладане, цвет глаз и вовсе отражает в себе воду. Чани выглядит, как оазис, как родник. Как сама весна. Его озаряет от этой мысли, но слово не может передать того, что он хочет в него вложить. Он понимает, почему, чуть позже он спросит у Стилгара, как бы это звучало на их языке. Наконец приходит Т/И и Пол расслабляется. — ‘Ahlan Чани подходит к Т/И и обнимает ее, он слышит: — Мартину уже лучше, он все ещё не открывал глаз, но пульс в норме. — Спит? Она отодвигается от Т/И: — Очень крепко. Лицо Т/И — сплошная маска. Пол лишь догадывается о том, какие эмоции скрываются глубоко внутри. Девушка смотрит на Чани и шепчет: — Спасибо. Стилгар откашливается: — Так что вы думаете на счёт вылазки? — Кто ещё отправится с нами? — Чем меньше людей будет, тем лучше. Пол переводит взгляд на Т/И, та щурится и отвечает: — Я оставлю своих в Табре. Пусть приглядывают за леди Джессикой, Мартином и, — она резко замолкает, но набирая воздух в лёгкие, заканчивает, — Дунканом. Мужчина согласно кивает, добавляя: — Мы возьмём ещё двух фрименов. Для безопасности, — он трёт костяшки пальцев. — Очень надеюсь, что и правда только для перестраховки. Пол встаёт со стула и удивлённо спрашивает: — Чани идёт с нами? Отвечает ему почему-то Т/И: — Конечно. Чани будет рядом. Нам всегда нужен врач. Фрименка ему улыбается. У юного Атрейдеса еле заметно екает сердце. *** Т/И немного отстаёт, обводя взглядом пустыню. В воздухе ощущается жар и тяжелая тишина. Ей знакомы такие моменты, когда природа словно замирает в ожидании грядущего. Она осматривается ещё раз, но причин опасаться нет. Стилгар с Чани идут впереди, Пол держит дистанцию, двигаясь чуть поодаль сбоку, время от времени бросая быстрые взгляды на племянницу наиба Табра. Т/И замечает это и улыбается. Ей знакомо чувство первой влюблённости. Мысль, что Пол и она все ещё могут стать супругами, отдает горечью, ей не хочется не от того, что он выглядит чужим, а потому, что любовь должна вырасти без помощи родительского надзора. Ей хочется, чтобы Пол полюбил сам. Правда? Она переводят взор на фрименов, что двигаются в конце шеренги. Их фигуры на фоне барханов все ещё кажутся ей искусственными, но она никак не может понять, почему в голову приходят подобные мысли. Т/И замедляет шаг, замечая, что тишина становится подобна желе. Воины замирают на несколько секунд позже. Она приказывает им обойти юного герцога, а после тянется к оружию. Темная накидка из легкой ткани развевается, легкой дымкой окутывая ее. Пустыня выглядит слишком заполненной. Она окликает Пола и бросает нож в его сторону. Тот со свистом проносится в нескольких сантиметрах от глаза, с силой врезаясь в лицо солдату Харконеннов. Пол переводит на неё шокированный взгляд, и она отчётливо видит, что для него — это дежавю. Вот оно. Т/И кивает ему и не понимает: она сделала это из-за того, что Пол предвидел или от того, что она сделав это, позволила Полу увидеть именно этот вариант будущего? Там где был он, всегда была она. Крик Стилгара отдает пощёчиной: — На небе! Она переводит взгляд на горизонт, замечая приближающиеся орнитоптеры солдат Харконеннов, пять маленьких точек, затем видит Пола, и желание защитить его бьет ее под дых. Т/И ходит по краю. В ситче не может быть двух сильнейших, а значит, она должна быть послушной. Ей не нужна власть на Арракисе — следовательно, нельзя брать на себя бразды правления, нужно руководить только своими или же лгать. Нельзя быть сильнее наиба даже в битве. Она понимает, что это невозможно, а значит, нужно выказать ему уважение. Подчиниться. Губы сохнут моментально, она снова смотрит на Стилгара и кивает ему. Он прижимает Чани ближе, прикрикивая, подзывает Пола к себе. Он дозволяет. Понимает. Т/И втыкает клинок рядом с собой. Он тяжёл, абсолютно не похож на зуб Шаи-Хулуда, но в нем все ещё спрятана сила ее дома. Т/И погружает руки в песок, перебирает пальцами песчинки и чувствует жар, исходящий из недр. Будет больно, она знает, ей больно всегда, когда она выпускает себя настоящую, но это и значит — быть человеком. Кисти рук окунаются глубже, она закрывает глаза и чувствует, как белки глаз исчезают в черноте. Т/И шепчет, и мир на секунду исчезает в ночи. День, возвращаясь, разрывается преследующей Харконеннов бурей, Т/И чувствует как ветер усиливается, силясь смести все на своём пути. Ей не страшно. Отец говорил: управляет вещью тот, кто может ее уничтожить — жизнь врагов сейчас в ее руках, а значит страха нет. Она поднимается на ноги, на ходу хватая клинок, и отключает щит: в таком сильном потоке воздуха от него нет прока. Устройство с перебоями горит красным, дрожит от слишком близкого контакта с песком. Один орнитоптер, потеряв управление, летит вниз, Т/И знает, что остались минуты до того, как начнётся битва. Глаза горят огнём, в этой суматохе ей нужен образ, за который можно зацепиться, чтобы окончательно не сойти с ума. Потому что сила манит. Она вспоминает Пола — ещё маленького ребёнка, запускающим кораблики в серое море Каладана. Его лицо — гом джаббар у шеи. Последнее, что успевает мелькнуть в ее сознании, — верит ли она в этот мираж настолько, что превращает его в жизнь? Или на поверхности и правда развернулась буря? Прислужники Харконеннов, лишенные возможности прицельного огня, совершают твёрдую посадку и высыпаются мерзкой массой наружу. Воюй так, как воевал бы я. Т/И отбивает удар солдата, отсчитывает до трёх, надавливает сильнее, вспарывая первому горло. Изо рта его раздается противный булькающий звук и Т/И вспоминает, чему ее учил Дункан. Удар должен замедляться у самого щита, чтобы защита могла его пропустить. — Дело не в давлении, моя госпожа, дело в плавности. Она отбивает ещё одного нападающего, и нагибаясь, проводит остриём за коленом. Солдат падает ниц, и она, заводя клинок вверх, пробивает ему грудную клетку. Буря сбивает с ног, фигура Пола исчезает в желто-коричневом мареве. Тот в пылу сражения все ещё находится под чутким вниманием Стилгара, но фримен отвечает и за Чани, а значит, безопасность его эфемерна. Крик вырывается против воли: — Пол! Голос Т/И разносится воплем среди бушующей бури: — Пол! Крик ее почти ломается, она слышит как он заполнятся болью, разносится ещё раз, почти надрывно охватывает собой все пространство и смолкает. Кто-то хватает ее за руку, плотно переплетая пальцы. Она разворачивается, пытаясь освободиться, коря за то, что потеряла бдительность. Но это Пол. Взгляд его ей незнаком, он говорит тихо-тихо, но слова доносятся до Т/И отчётливее любого шума вокруг: — Я рядом. Т/И читает в его словах любовь, обращённую к ней. Любовь дикую, как сама природа. Любовь, вскормленную в них с самого детства. Она кивает. Буря слабеет, тени солдат Харконеннов тают, падая под точными ударами фрименов. Песок позади Пола шумит иначе, она успевает его оттолкнуть прежде, чем кинжал достигает его тела. Ярость поднимает в ней голову змеей, Т/И ловит взгляд врага и шепчет. Солдат стискивает руками виски, в глазах его страх перед неизвестным. Т/И шепчет громче, человека перед ней разрывает на части. Она переводит взгляд на Пола, тот ведет глазами вдоль ее рук. Капли крови, стекая с пальцев, впитываются в песок. Т/И думает, что она пугает, но взгляд Пола чист, он снова сплетает их пальцы и шепчет: — Это уже случалось. Кровь врага пачкает его ладонь. Буря успокаивается окончательно, и Т/И наблюдает последствия сражения. Тела падших виднеются темными пятнами на фоне золотистого песка. Ей снова думается о знаменах Дома. Она ищет взглядом Стилгара. Не волнуясь за него по-настоящему, но осознавая его значимость в безопасности Пола. Ее прошивает от мысли, что необходимость того или иного представителя вольного народа теперь обуславливается его ролью в жизни Атрейдеса. Правь так, как правила бы твоя мать. Т/И моргает. Нет, она и правда волновалась. Ложь? Пол стоит рядом, держа ее за руку, и взгляд его опасен. Все ещё чуждый его лицу. Одно из тел шевелится, силясь дотянуться до передатчика связи. Пол срывается с места, и, усаживаясь рядом с солдатом, тянет его за подбородок вверх, применяя голос. Для Т/И его речь отчётлива и понятна, он приказывает ему добраться до Арракина, стерев ноги в кровь. И сообщить, что их группа пала, сраженная Шаи-Хулудом. Она силится представить, что для окруживших их людей произнесенные им слова — сплошные щелчки. Звучит достойно. Глаза у мужчины на мгновение покрываются молочной дымкой, после возвращая скользкий льдистый оттенок. Он встаёт на ноги и, спотыкаясь, исчезает в пустыне. Пол переводит взгляд на Стилгара и, перекатывая желваки, спрашивает: — Доступ к связи с орбитой был возможен только с этого места? Фримен вздрагивает. То, что сделал Пол, для него необъяснимо, непонятно и пугающе. Он кивает, догадываясь, к чему клонит Атрейдес. Т/И откашливается, ей не хочется выяснять всего сейчас, голос все ещё слаб, она понимает — сорвала. Пол продолжает: — Кто ещё знал, что нас можно будет найти по этим координатам? Стилгар молчит, Чани переводит озабоченный взгляд на Т/И, но ей не до этого. Она сжимает и разжимает пальцы и, чуть шатаясь, идёт к ближайшему телу. Дёргает того за рукав доспеха, отрывает коробку навигации и недовольно щурит глаза. Устройство мерзко пищит, но она, нажимая кнопку сбоку, отключает аппарат, тот тихо кликает, открываясь. В воздух резко выплавляет объёмная модель карты Арракиса. Чуть выше виднеется план маршрута, по которому они двигались. Т/И с силой щёлкает крышкой и глядит на Стилгара опасно и тяжело. — Стилгар, — голос ее все ещё тих, но в нем звенит предостережение. — Кто ещё знал об этом? Фримен молчит. Все понимают, что ответить Т/И — значит поставить под угрозу кого-то из своих людей, но она непреклонна. Т/И делает несколько шагов в его сторону и повторяет вопрос ещё раз: — Кто из твоих людей направил нас сюда? Стилгар бросает: — Мы разберёмся с этим в Табре. Пол двигается в ее сторону, подходя забирает у нее ориенталь и убирает к себе в карман. Они синхронно кивают, но Пол медлит. Он наклоняет голову вбок и смотрит на фримена по-кошачьи насторожено. Т/И бросает, оборачиваясь к мужчине спиной: — Что такое, Стилгар? Если ты не лжешь, тебе разве есть чего бояться? Пол нагоняет ее, ступая строго по ее следам. Она слышит, как один из сопровождающих их фрименов кидает: — Словно Сехмет. Т/И не против. Любое имя, что ей дают на Арракисе — обычный ярлык, что не составляет трудности сорвать. Если ее образ овеян религиозным культом — пусть. Она помнит, кем является на самом деле. Ответ выходит задушенным: — Значит ли это, что вы — львы? Фраза двояка, она помнит слова преподобной матери ордена: — Животное против человека, госпожа Арейс, всегда. Мужчина усмехается и задерживает взгляд на ее спине чуть дольше привычного. — Если только приказывает Истинная. Пол ловит ее ладонь, и хватка его жёстче, чем прежде, Т/И чувствует в этом жесте ревность. Игла у шеи становится ближе. *** Дорога назад проходит в глухой тишине, жара медленно плавит пейзаж впереди, и Т/И злится. Ее тошнит от скачущего давления, от того, что глаза не возвращаются к прежнему цвету, что вылазка, несущая собой благую цель, чуть не прикончила всех разом. Пол заканчивает цепочку, уже приглядывая за происходящим. Она радуется, что сейчас он идёт поодаль, хочется собрать мысли в кучу. К тому же, они вымотаны, и сил на разговоры почти нет. Т/И слышит шаги, Стилгар равняется с ней и произносит: — Полу не стоит вести разговор в таких тонах. Он все ещё чужак. Т/И понимает — традиции фрименов ещё чужды для юного герцога, и тут, вдали от Джессики за ним приглядывает она. Вместо этого выходит: — При всем моем уважении, Стилгар, оставь меня, пожалуйста. Мужчина рядом с ней хмурится, но шага не сбавляет. Т/И глядит на него исподлобья: — Слушай, — голос скачет сиплыми интонациями и от этого тоже мутит. — Я понимаю тебя, но у всего есть рамки дозволенного. Она видит непонимание на его лице и добавляет: — Перед тобой девушка. И три дня назад я буквально вытащила Дункана с того света. Мужчину, которого люблю. А сегодня, — она машет рукой назад, — чуть не потеряла ещё одного. Он прерывает ее: — Которого тоже любишь? — Представь себе, да. Такое бывает, когда семья не даёт тебе выбора. Злость клокочет внутри, не давая возможности уследить за языком. — Точно. Совсем забыла, что вчера один из моих подданных чуть не умер, наглотавшись пряности. Мне стоит напомнить, что тландитцев во всей чертовой империи осталось десять человек? Стилгар резко останавливает шаг, но ей не хочется смотреть ни на его эмоции, ни на причину того, почему он обрывает путь. Четыре последних дня приравниваются к четырём годам жизни на Арракисе. *** Возвращение в Табр в этот раз давит. Она не дожидается остальных, ровным шагам направляясь в сторону ее части ситча. Служанки послушно расходятся, кратко отчитываясь о состоянии Мартина. Она обещает зайти к нему позже. Захлопывая дверь в покои, Т/И пытается отделаться от вязкого преследования образа отца. Глаза все ещё сокрыты чёрным, золото тонет где-то внутри. Корни ее семьи словно укрепляются. Ей становится по-детски обидно. Она могла умереть, Дункан уже умирал, а Тландита и вовсе уничтожена. Сколько ещё нужно жертв, чтобы Атрейдесы вознеслись? — Т/И Арейс, — она смакует имя своего Дома и перекатывает буквы на языке. Сильнее жмурит глаза, и фигура отца маячит отчётливым образом на сетчатке. Она не уверена, что простила его и есть ли ей, на самом деле, за что его прощать. Отец был властью. Власть имущим и распределяющим. Конечным звеном в порядке на планете и безопасности народа. Отец был чудовищем. Чудовищем на тренировках, в принятии решений и в уничтожении своих врагов. Она трёт глаза и открывает их, глядя в потолок. Чудовищем ли в действительности? Да, он требовал от населения гораздо большего по меркам империи, но зато принимал его всерьёз. Он был триумфатором ещё до того, как впервые сразился, и остался им, когда ему подчинились все. Чувства кроют ее жутким ознобом. Т/И не уверена, что хочет становиться копией своего отца или быть хоть чуть похожей на деда. Ей жутко от принятия своего имени, ещё кошмарнее встать во главе и править. Она отводит руки от лица и мерно опускает их вдоль тела. Военная выправка вечно рвётся наружу, и Т/И ненавидит ее. Или хочет ненавидеть? Ей вспоминается момент с отцом, как он злился, рассказывая о попытке Харконеннов истребить Лето. Попытке Барона сделать это чужими руками. Отец сказал тогда, что легче лёгкого убить кого-то издалека, а после забрать победу себе. Он шептал: Арейсы не нападают со спины. Враг должен знать, что он сейчас падет. Т/И уверена, что это больше ревность, нежели попытка скрыть смысл за крылатыми фразами. Она знает, что Атрейдесы принадлежали им всегда чуть больше, чем Арейсы, добровольно вставшие на их сторону. Отец учил ее перенимать узды правления постепенно, приспосабливаться там, где она ещё не достигла абсолютной власти. Поскольку речь идёт о процессах, способных эту власть ей дать. Отец учил ее лгать. Т/И не уверена, что он сам хоть раз был с ней честен. Т/И с удивлением замечает пару дорожек слез на щеке и скорее утирает их ладонью. Плакать тоже нельзя. Слабость не даст ей победы. Отец учил ее разрушать правильно. И, что важнее, — эти самые разрушения принимать. Т/И чертыхается от этих воспоминаний, и в голове отчётливо звучит диалог. — Но если я не хочу ничего уничтожать, если в этом нет никакой меры? Он смотрит на неё своими чёрными глазами и улыбаясь чеканит: — Превосходство — замена победы, и если оно достигается быстро, то разрушения можно отложить. Т/И шумно дышит, и ей почти физически больно. Отец покорил своих людей на планете, и — она дёргается от предположения — неужели теперь через неё ему хочется покорить рабов? Кого отец действительно считал рабами? Отец учил ее обладать. Он говорит ей в прошлом: — Все, что я когда-то захватил, останется при мне, ничто не распадётся. И он правда забрал со своей смертью все, что ему принадлежало. Кроме дочери, ибо она была наполовину ребёнком матери. Т/И знобит сильнее, и стоит ли ей его ненавидеть? Т/И вспоминает, как отец учил ее предугадывать будущее, он говорит ей тянущим хладом голосом: — Шаги всех предопределены, тебе нужно уметь их считывать. Т/И помнится, что верность «предсказаний» отца подтверждалась достаточно часто. Реальность будущего их Дома действительно принадлежала ему, словно он включил ее в сферу своей власти. Т/И кажется, что отец верил в своё величие настолько, что его «видения» грядущего приняли характер приказов, которые он отдавал лишь собирающимся случиться событиям. Т/И помнится, что отец выглядел для народа как пророк, вождь. Спаситель? Она усмехается. Как грядущая неизбежная погибель. Но ходы отца поражают ее. Они сплетаются хаотичными нитями, ведут кровавыми путями по всей Империи, но стоит найти верный конец — и все строится в отчётливый сценарий. Отец даже после смерти устраивает ее жизнь. Он учил ее не перенимать власть в наследие, но тому, как эту власть получить и, что важнее, удержать. Его смерть стала апогеем его образа. Мученика? Героя? Сумасшедшего? Отец в воспоминаниях учит ее считать. Количество шагов при драке, потому что лишнее движение сулит проигрыш. Количество преданных людей, потому что их не бывает много. Количество обещаний, что она даёт, ибо их нужно выполнять. Его память на цифры — особая тема. Числа играют для него иную роль, чем для других людей. Одна, а значит единственная женщина рядом, наследник, что тоже один, а значит прямой от его имени. Один друг, а значит, ближайший человек и почти брат. Единица для него значима, она величественна и несравнима с другими, а значит перекрывает остальные цифры. Остальные, кто окружают его, казались ему массой. Его голос снова вносит коррективы: — Пока масса чувствует, что она растёт, ей незачем распадаться. Т/И вспоминает огромную площадь на Тландите, грандиозные здания вокруг и отца, глядящего на все это великолепие. На таком пространстве массе — ей чуждо это слово и она заменяет его на людям — дана возможность расти, а значит, увеличиваться. Отец всегда оставлял своему народу больше воздуха для полноценного ощущения свободы в выборе и действиях. Приближённые, что служили ее Дому, что служат ей до сих пор, были строго подобраны отцом. Т/И усмехается ещё раз: конечно же путём примитивной полезности. Отец говорил, что разница между жителями Тландиты и сардаукарами лишь в том, что вторые покоряются из-за слабости, когда первые ради выгоды, и, что выглядит для неё смешным, любви. Его отстранение от службы и контроля над воинами Императора поднимает небольшой мятеж на Саласу Секундусе, но отец сам его и подавляет. Сардаукары видят в нем правителя точного и верного, потому как он многое им позволяет. Позволяет до тех пор, пока они ему служат и каждое его решение принимают безоговорочно. Т/И помнит, что после отлёта отца домой новости от сардаукаров прибывали ещё несколько лет. Поскольку власть на планете не обусловлена его личным нахождением там, но тем образом, что он оставил в пространстве. Ложь в которой отец находился, была настолько точно поставленной, что походила на правду. Т/И вспоминает ещё один урок о том, что все то, что ускользает от глаз сторонних наблюдателей, и составляет самую суть происходящего. Этот урок усвоился хорошо и Т/И почти научилась, строя воздушные замки, уверять окружающих ее людей в их прочности. Но ей непонятна эта привязанность к Атрейдесам. Она никак не может объяснить себе, как отец и почему стал настолько благоволить им. Словно в их потенциальном родстве и дружбе тоже кроется план. Нить оплетает ее и Пола, и Т/И не уверена, что снова не танцует марионеткой в игре великого Дома. Отец не любил побочных наследников их семьи, но отдавал дань уважения одному из. Уважать ведь не значит любить. Он выделяет его на фоне остальных, ставит в пример Т/И, и как ей становится ясно только сейчас, поручает им одну и ту же задачу. Смысл в этом лишь один — понять, кто справится наверняка. Поскольку сильнейший в глазах ее отца означает лучший. А значит, единственно верный Победитель. Она трёт глаза и садится на кровать. Догадка, настолько явная, что ей смешно, подкидывает первую нить. Чтобы вернуть кого-то из тьмы, нужно отдать другого взамен. Дункан рядом, Дункан в мире живых, а значит… Она подрывается и имя кузена чётким ритмом отбивается в голове: смерть Башара вернёт равновесие. *** Т/И покидает спальню уже ближе к ночи, желая навестить Мартина. Но, выходя, практически сразу сталкивается с Дунканом. Айдахо выглядит лучше: кожа все ещё бледная, но уже приобретает приятный румянец на щеках. Мешки под глазами почти пропали, и он кажется отдохнувшим. Т/И мнётся, взгляд мечника еле уловимо меняется. Ей на минуту мерещится, что в нем плещется разбавленное золото. Она смаргивает, и видение исчезает. Дункан возвышается над ней тёмной тенью, его молчание напрягает. Она роется в воспоминаниях, удивляясь тому, что забыла, какая у них большая разница в росте. Т/И только собирается поздороваться, как ее обрывает голос служанки. Девушка протягивает ей белый свёрток, Т/И берет его в руку, узнавая изящный почерк Пола — он снова пишет ей письма. Кончики пальцев наполняются теплом. Она переводит взгляд на Дункана и, мягко кивая, обходит его, направляясь в сторону комнаты Мартина. У неё возникает твёрдая, но безумная уверенность, словно Айдахо уже бывал в ее покоях. Какие глупости.