Два начала

Тренировки возобновляются. Дункан привыкает к жизни в Табре уже основательно, прошлый опыт помогает влиться быстрее. Фримены кажутся ему притягательными: со всеми своими тайнами, верованиями и сказаниями, а ещё силой, дикостью и горячностью. Иногда в каждом из них ему мерещится он сам. Последствия отравления — ему легче называть тот эпизод именно так — отдают бредом, поэтому свежие отрывки старой памяти он прячет в удаленный уголок сознания — там, где их ничего не потревожит. Принять их — значит, допустить мысль, что с ним обошлись, как с разменной монетой. Дункан не хочет лелеять злость внутри и думать о семьях наследников с яростью. Пол также остаётся единственным, кому он добровольно желает служить. Желает. Единственное, что до сих бросает его в дрожь, когда на пустыню опускаются сумерки, то, что не выскрести из головы, — та ночь. Он ловит себя на том, что начинает следить за Т/И, когда она его не видит. Дункан не уверен, но предполагает, что девушка могла все забыть. Ему четко помнятся слова, что ей не вспомнить и половины после — тепло ее тела на кончиках пальцев превращается в мираж. Знает ли он больше, чем ему положено? Он тренируется с самого утра и до вечера, а ночи проводит за разговорами у костра, вытесняя образ Т/И из головы. Ее слишком много. Ее воин, что разделил с ним напиток в прошлый раз, оказывается на удивление приятным человеком. А может, потенциально глупая смерть сближает? Пару раз они даже устраивают шуточную дуэль, в которой три из пяти боев завершаются победой Дункана. Стилгар и Пол чаще пропадают в кабинете. Айдахо знает, что они обсуждают дальнейшие планы, но он в них ещё не посвящён. Не страшно — он верит юному Атрейдесу. Значит время ещё не пришло. Дочь Ваурума проводит свободные часы подле Джессики. Беременность на матери герцога сказывается тяжело скорее из-за жары вокруг и непривычных ей прежде условий. Помимо прочего на неё начинают давить обычаи самого ситча — требуется пройти ритуал посвящения, истинную спайсовую агонию, чтобы Джессика смогла занять полноценное место преподобной матери. Т/И оттягивает этот момент, как может, но она не всесильна. Дункан смотрит на неё и видит, как переживания за сестру Пола отпечатывается в ее взгляде. Что неизбежно — то предрешено. В один из дней, который мечник проводит в тренировочной зоне, к нему приходит Стилгар в окружении Пола и Т/И. Дункан догадывается, что нужно начинать уроки, а значит, грядущие события не заставят себя ждать. Значит, война уже тянет к ним свои мерзкие лапы. Он глядит на юношу, и что-то в нем екает. В нем так мало от его отца, но того, что есть, достаточно, чтобы увидеть благородство Дома Атрейдес. За прошедшие месяцы Пол возмужал, тело его окрепло, раздалось в плечах, по мнению Айдахо он становится похож на кандым, такой же подвластный ветру, но умело избегающий погребение песком. Корни его сильны и уходят глубоко под землю, и Дункан видит в нем силу, которую невозможно не признать. Образ Т/И же мельтешит перед глазами. После обрывков чужой жизни у него исчезает чёткое виденье того, какая она. Осколки памяти составляют грубые описания, что спорят друг с другом: сильная-слабая, хорошая-плохая, надежная-опасная. Словно она — две чаши весов, куда положишь груз, туда и перевесит. Ему нечего сказать о ее внешности, та словно тоже размывается. Вечерами подле огня, когда она приходит составить компанию Полу, лицо ее кажется произведением искусства. Плавные переходы линий, что подсвечены рыжим светом, выглядят по-аристократичному статично. В этом их сходство с юным герцогом заметнее всего. Шрамы лишь сближают ее с Домом и выглядят так, словно без них она была бы не собой. В другие дни, когда он встречает ее случайно, видит издалека или в компании наиба Табра, внешность ее блекнет. Она словно осознано теряется среди скал, что окружают ее, выбирает одеяния, что сливаются с атмосферой вокруг. Но если их глаза и встречаются, то Дункана простреливает — те горят, как само пламя. Редкая улыбка, которую ему удаётся заметить, чаще адресована Полу, либо малому количеству людей вокруг — Дункан в их число не входит. Она озаряет ее лицо подобно лучам солнца в дождливый день. Его удивляет то, насколько разнится девушка, что спасла его, и та, кого он видит сейчас. В той, кого он посчитал Богом, сквозило столько страсти, столько горячности и опасности — ее одежда, оплетая тело, затягивала в водоворот тёмных мыслей, открывала округлые бёдра, острые линии ключиц и зазывала. Сейчас же Т/И закрыта с головы до ног, а ему не отыскать ни одного лишнего участка нагой кожи. Но он помнит, как она пластична… Пластична и гибка. Ее тело знакомо ему ближе, чем можно предположить на первый взгляд. Он отгоняет подобные мысли из головы, стараясь видеть в ней лишь союзника юного герцога. К тому же, Пол и Т/И стали очень близки, Дункану тяжело понять их связь, но ее последствия вырываются наружу. Пол при любой возможности держит ее за руку, Т/И плавно трется о его плечо, когда, как кажется Айдахо, она слишком устаёт. И это расстояние между ними, что можно счесть одним десятком сантиметров, очень правильное. Мечник задумывается, и те самые моменты прошлой жизни, где он был совсем другим, подкидывают ему новое ощущение: ему не нравится, что внимание Т/И сосредоточено только на Поле. Но это глупо, ведь того человека нет, есть он в сейчас. Важно лишь это. Он снова трясёт головой и, улыбаясь, говорит: — Кого не ждал, так это вас, — смеётся, щуря глаза. — Решил размяться, Пол? Юноша смеётся в ответ и двигается в его сторону. — Кто знает, может, хотя бы одна победа будет за мной? — Несомненно, Арракис превращает тебя в мужчину. — Правда? Дункан хлопает его по плечу, переводя взгляд на Стилгара. — Пока что только чуть-чуть, я еле заметил, клянусь. Фримен хохочет басом и, подходя к Айдахо, жмёт ему руку. — Рад видеть тебя таким, ты — сердце наших воинов. Дункан изображает ладонью стуки: — Горячее и большое, — он смотрит на Т/И, та стоит на месте, даже не пытаясь приблизиться. — здравствуйте, Леди Арейс. Она закатывает глаза и кивает: — Давай кидаться такими титулами много позже, прошу. Дункан смеётся снова: — Нет, — шаг к ней, ещё один, — так не получится, — Т/И словно пугается и старается удержать себя на месте. — На моих занятиях мы здороваемся и всегда. Всегда. Остаёмся собой. Т/И поднимает на него взгляд и — брови Дункана ползут вверх — по-идиотски ему машет. — Достаточно? Где-то сзади начинает ухмыляться Пол, и голос его звоном разносится по комнате. — Самые весёлые тренировки в моей жизни. Айдахо смотрит на неё и, кивая, говорит: — Уже лучше. Ну тогда начнём, — оборачивается. — Вставай на позицию, Пол. Он бьет по кнопке активации щита, слыша схожую вибрацию. Стилгар усаживается поодаль, рядом устраивается Т/И. Дункан бросает взгляд в их сторону, неосознанно смотрит на расстояние между ними — в пять раз больше, чем у нее с Атрейдесом. Айдахо недовольно кривится. После худшего вечера в его жизни в сознании появились цифры, много цифр, бесконечный счёт, который он не может контролировать. Отголоски исчисляемого прошлого. Бой с Полом проходит привычно приятно и быстро. В какой-то момент Дункану кажется, что они больше играют, чем и вправду пытаются друг друга задеть. Айдахо кружит вокруг Пола, мягко касаясь открытых мест, словно делая акцент на том, где ему стоит лучше прикрываться. Под конец оба ужасно запыхавшиеся, но довольные. Он подходит к Полу, тормошит его волосы, а затем двигается в сторону Т/И: — Теперь ты, — Дункан оттирает пот со лба и тяжело дышит. — Вставай. Т/И шокировано смотрит на Стилгара, потом на Айдахо и качает головой: — Нет. Дункан приподнимает бровь, и ему неприятно это слышать. — Я не спрашиваю, да или нет, я говорю — вставай на позицию. Стилгар хвалил тебя, но я слабо представляю, на что способна девушка спустя четыре года без реальных занятий. — Я сказала, что не буду этого делать. Пол откашливается и тянет: — Дункан, я видел ее в бою, пусть она тренируется так, как ей удобно. Мечник щёлкает языком. — Ее в бою не видел я, а она, как и ты, Пол, должна уметь защищаться. Айдахо подходит к ней вплотную, Т/И поднимает на него взгляд. Поза смущает — она словно устроилась у его ног. Он повторяет: — Мне нужно знать, на что ты способна. Т/И поднимается, расстояние между ними нарушено. он чувствует ее запах, она нервничает и чеканит: — Я знаю, чем это закончится. Я проиграю. Дункан поднимает руку и указывает на место, где стоит Пол. Т/И скалится, недовольно сопит, но слушается. Хуже, чем в моменты, когда Пол капризничал. Он опускает взгляд на Стилгара, и тот недовольно качает головой. — Что? Если она так уверена, что победа будет за мной, то самое время отучать от таких мыслей. Пусть обороняется. Наиб шепчет: — От кого? — Хотя бы от меня. Дункан разворачивается и успевает заметить, как пальцы Пола проводят по запястью Т/И, успокаивая. Юный герцог отходит к Стилгару и, садясь, замолкает. Т/И тянется к палке, но Айдахо одергивает: — Бери настоящий клинок. Лицо Т/И бледнеет. Дункан слышит, как Пол недовольно откашливается, но мечник продолжает смотреть строго на неё. В нем начинает вскипать необъяснимая ревность, что медленно поглощает рассудок. Вспоминается момент с освобождением от вассальной клятвы, а значит, ее от него ничего не защищает. Внутренний зверь довольно урчит. Девушка обхватывает клинок знакомым ему движением. Дункан с силой выдыхает, прошлое рядом с ней становится ощутимее. Т/И накрывает рукоять ладонью и пережимает сверху тремя пальцами: большим, безымянным и мизинцем — глупое движение для реального боя, но идеальное для практики. Дункан знает это, потому что он сам держит меч подобным образом. Т/И следит за его взглядом и смотрит туда же, одёргивается и кладет клинок в руку полностью, переносит вес с кисти на предплечье. Теперь удары будут не такие плавные, но в разы сильнее и опаснее. Она щурится и вглядывается в него, словно подозревает, что тот мог вспомнить. Дункан смеётся и разряжает обстановку: — Начнём, Леди Арейс? Зверь внутри него приподнимается на лапы. Т/И все ещё подозрительна. Она меняет стойку, переносит опору на правую ногу, выдвигая ее вперёд, чуть сгибает колени и — Дункан слышит звук заклепки — тянет второй клинок из прорезного кармана. Она опускает руки вдоль тела, всматривается в него, и он читает по ее губам слово: — Раз. Резкий выпад в сторону, Дункан движется в противоположную. Т/И обхватывает рукоять, целится и метит строго в пусковик щита. Оружие бьется, с глухим стуком падает на пол, Айдахо теряет бдительность на секунду делает шаг не в ту сторону. Удар ее клинка проносится в сантиметре от защиты, она горит красным. Он снова слышит: — Два. Дункан отбивает удар, соединяет их клинки на мгновением, смотрит ей в глаза и ставит подножку. Т/И падает на пол, сбивает ногами опору из-под его ног, Айдахо приземляется на одно колено. — Три. Т/И занимает крайне плохую позицию. Она ползет назад, старается вновь подняться, но Дункан ее нагоняет и прижимает своим весом. Вроде все ясно, но его дико смущает ситуация — это был самый глупый бой из тех, что он помнит. Победа никогда не давалась так легко, а у девушки даже не сперло дыхание. — Видишь? Проигрываю. Она врет. — На позицию ещё раз. — Но ты ведь… — На позицию. Т/И встаёт, отряхивает штаны и двигается обратно, подбирая по пути клинок. Дункан следит внимательнее. Девушка занимает схожую стойку, шаг вправо и снова: — Раз. Айдахо срывается с места, нападает на неё, направляя удар сбоку, Т/И уворачивается, и на лице ее шок. Она заносит один из клинков, целясь в район рёбер, Дункан встречает движение основанием ножа, давит, и Т/И отшатывается назад. Глаза в глаза, и у него вырывается против воли: — Два. Ещё один шаг — он теснит ее к стене. Т/И успевает отбивать все удары, но не может нанести ни один в ответ. Он делает выпад, выбивает оба клинка из ее рук, подбивает опору, и Т/И, спотыкаясь, падает. Мечник ловит ее, поддерживает в районе поясницы, смотрит внимательно. — Три. Глаза Т/И широко распахнуты, нижняя губа дрожит, она с силой бьёт его лбом в переносицу. Дункан морщится от боли, отпускает ее из рук, Т/И толкает его на пол, садится сверху, подбирает оружие и останавливается в районе досягаемости щита. Выплёвывает: — Вот теперь три. Дункан раскрывает глаза и улыбается, кровь из носа стекает на подбородок. — Разве? Т/И смотрит вниз и понимает, что лезвие ножа направлено в ее сторону, Дункан слегка давит локтем на рукоять. — Маленькие двойные секреты. Она смотрит на него сверху вниз, и в глазах ее мелькает осознание, словно он на чем-то попался. Попался. — Только это мой клинок, Дункан Айдахо. И только я и мой бывший мечник знали о таких секретах. Дункана бросает в холод. Лицо Т/И меркнет, все краски словно пропадают. — Значит, вспоминаешь. Она встаёт, смотрит на Пола и Стилгара, слегка трогает лоб и молча уходит из зала. Зверь внутри него начинает грызть поводок. *** Пол заходит к ней в покои со стуком. Замечая, что Т/И сидит на кровати, оперевшись о стену, он думает, что побеспокоил, но она поднимает на него взгляд и улыбается. Золотистые сорочка и халат слегка сбиваются у бедер, приоткрывая одно колено. Ему снова кажется, что вся она отражает драгоценный металл, но теперь ясно наверняка, что она полна света. Т/И продолжает смотреть уже обеспокоено и спрашивает: — Так поздно? В чем дело, Пол? Что-то с Джессикой? Он мнётся у порога, отрицательно качая головой. — Возвращался от Стилгара и решил занести тебе клинки с тренировочного зала, — достаёт два кожаных чехла и кладет на стол. — Еще хотел извиниться за Дункана. Т/И двигает в сторону бумагу, что лежит подле неё, и удивлённо вскидывает бровь. — Извиниться за Айдахо? Не смей чувствовать вину за вещи, что делал не ты, а вот за то, что вернул мне оружие, большое спасибо. Пол кивает и отводит взгляд, он хочет уйти, но его покои и пустота в них пугает. Такое случается впервые, а выдавать себя трусом — крайнее дело. Девушка слегка щурится и, раскрывая объятия, зовёт: — Иди ко мне. Пол снимает обувь и ступает босыми ногами на ворс ковра. Он чувствует себя так спокойно рядом с ней, словно снова, как и пятнадцать лет назад, оказывается в центре ее внимания и огромной любви. Улечься между ее ног, уперевшись спиной о грудь и прикрыв глаза, — лучшее, что может с ним случиться за время, проведённое на Арракисе. Т/И закидывает одну ногу поверх его и оплетает его торс руками. Словно в коконе. Ее подбородок покоится на макушке, утопая в кудрях. Он кладёт ладонь на оголенное колено, все ещё не открывая глаз. Голос Т/И звучит мелодией: — Расскажешь, что тревожит? Пол согласно мычит, убаюканный теплом, голос его тих: — Но для начала скажи, что случилось во время боя? Между тобой и Дунканом. Она задерживает дыхание, молчит и повторяется: — Мы ведь тут вдвоём, не хочу впускать кого-то ещё. Лучше расскажи, что тревожит тебя. Пол помечает в голове узнать чуть позже о том, что же стряслось, но на вопрос отвечает: — Я все думаю, кем становлюсь, боюсь потерять себя здесь. Имею ввиду, — он запинается, — того, кем я был на Каладане. Т/И ведёт ладонями выше и задевает голую кожу в районе ключиц, чуть отводит ворот в сторону и тянет: — Ну да, веснушек стало гораздо больше. Не помню, чтобы солнце любило тебя настолько сильно. Пол чуть хмурится, боясь, что она согласна со сказанным, но голос Т/И прерывает поток его мыслей: — Пока я рядом, никто не посмеет тебя забрать, — пальцы оглаживают мочку уха. — Иногда нужно вспоминать, ради чего мы все это делаем. Ради кого все это делаешь ты. Пол медлит, сосредоточенный на ее прикосновениях. Физический контакт, что с возрастом приобретает другие оттенки, для них все также важен, будто это попытка удостовериться, что сейчас никто никуда не исчезнет. — Ведь бури в пустыне не было? Он чувствует, как Т/И отрицательно ведет головой. — Я управляю сознанием, а не мирами, Пол. — Раньше ты так пугала только стражу. Т/И усмехается: — У меня было четыре долгих года, чтобы вдоволь натренироваться. Я очень хотела вернуть дом. Ему больно. Она отнимает ладони от его тела, оставляя за собой неприятный осадок пустоты, и поднимается выше к вискам. Пол расслабляется, его окутывает легкий шёпот — не разобрать и звука, а после он выныривает на Каладане. В лицо наотмашь бьет холодный влажный воздух. Пряди волос развеваются, пальцы ощутимо покалывают, а ноги вязнут в сырой земле. Пол осматривается по сторонам, его прошивает столько чувств сразу: он хочет бежать в сторону замка, коснуться белых надгробий, исчезнуть в своих покоях, быть уверенным, что последний месяц — это жуткий сон, встретить… Голос Т/И, отрезвляет: — Боялась, что могла забыть. Он оборачивается к ней. Та стоит недалеко от обрыва, спиной к юному Атрейдесу. Девушка одета в небесно-голубое платье, подол его оборачивается вокруг ее ног, на плечах покоится плащ Пола, — первая несостыковка, — волосы заколоты в небольшой пучок, украшенный едва заметной золотой булавкой, от которой вниз, на цепочке, спускаются несколько бусин жемчуга. Он знает этот наряд. Пол ступает к ней, становится рядом и берет за руку. Пейзаж выглядит очень знакомым, но теперь, после ее слов видны мелкие детали, что отличают иллюзию от реального мира. Он указывает в сторону побережья. — Вон тот булыжник мы сдвинули в другое место, когда очищали место для тренировки, — медлит. — Сколько лет этому миражу? Т/И сжимает его пальцы сильнее, они прохладны, словно и правда мёрзнут: — Почти семь. Тебе тогда только-только исполнилось одиннадцать. — Я ещё сказал, что в этом платье ты похожа на принцессу. Девушка оглядывает себя и улыбается. — Да, — она смеется. — Наверно, это единственная одежда из прошлого, что я помню так хорошо, — она ведёт касанием вдоль ткани. — Ее вышивала Мама. Т/И переводит взгляд на него. Ее глаза сливаются цветом с закатным солнцем. Пол силится отвернуться, но ничего не выходит. Она шепчет: — Что стало с Каладаном после? Он понимает, что она имеет ввиду под этим словом. Пол хочет рассказать о природе, об океане, о звёздах, что они рассматривали с отцом, о крупных каплях дождя, о рисунках, что выгравированы на его доме, но почему-то говорит совсем иное: — Твои покои. Они так и остались нетронутыми, мама не смогла их убрать. Рука Т/И отдает дрожью в его ладони, и он продолжает: — Они очень красивые, через стену с моими. Их украшала Джессика, но я чуть сменил детали, когда стал старше, — он спотыкается. — Хотел сделать комнату живее. Девушка согласно кивает, шепча: — Обязательно их мне покажешь. Пол хмурится, но Т/И удивлённо смотрит. — Что? — Думаешь, смогу? Она приближается к нему, мягко целует куда-то в локоны — ему не разобрать — и в этом движении столько нежности, что Пол тонет. — Всю вселенную, Пол, — она замолкает, снова переводя взгляд на закат. — Больше никого не ждёшь? — В ее вопросе радость мешается с горечью. Пол отрицательно хмыкает, но затем распахивает глаза, и голос его сипит: — Ты ведь?.. Т/И кивает: — Обернись. Они размыкают прикосновение. У Пола собирается тугой ком в груди, живот крутит, а в голове звенящая пустота. Он заставляет себя посмотреть назад, замечая фигуру отца, что выделяется чёрной точкой на серо-зелёном фоне. — Папа? — Герцог Лето, да, — Т/И откашливается. — Таким, каким его видела я. Фигура мужчины приближается. Пол узнает разворот плеч, шаги, тяжёлый чёрный камзол и пряди седых волос. Он дёргается с места, ноги сами несутся навстречу, но он останавливается на полпути. — Я… — голос ломается, — я могу поговорить с ним? — Конечно, — долгая пауза. — Только вот все его слова будут полны мной. Пол, — она задумывается — мне бы не хотелось, чтобы ты слышал лишь то, что сумеет выдать моя память. Он кивает, не желая, все-таки понимает и делает пару шагов назад. — Мне не хватило времени с ним. Отец становится чётче, ярче, ему виден материал из которого сделаны перчатки, сапоги, что сминают траву и…Лето поднимает на него взгляд. Пол исчезает, проваливается. Его глаза, отдающие теплотой, смотрят на сына с любовью, словно это и правда он, словно их опять ждёт беседа, словно отец никуда и не уходил. Герцог расходится в улыбке, и Пол чувствует, как дёргается краешек губ в ответ. Ты так сильно мне нужен — Пора назад, мой мальчик. Ему на ресницы падает снежинка, но снег шёл только на Тландите и никогда — здесь. Пол снова переводит взгляд на отца и видит стоящего рядом с ним мужчину. — Пора. Рука Т/И касается его шеи, и они возвращаются в реальность. Он задыхается, отходя от видения, но в отличии от того, что он видит в грядущем, от этих слепков прошлого не хочется убегать. Там нет нескончаемой войны. Руки Т/И опять ложатся на его плечи, успокаивая. Пол ищет ее ладонь, находит, цепляется и неосознанно подносит к губам. Целует. Девушка замирает, произнося на выдохе: — Считай, что это последний раз, когда мне пришлось сотворить такое для тебя. Он теряет предложение в пальцах Т/И. Выходит еле слышно: — Почему? — В иллюзии легко потеряться, поверь. Первый год после, — сглатывает, — дня очищения я бродила между сном и явью. Просыпаться не хотелось. Повисает тишина, но Пол шепчет: — Как ты справилась? Т/И тянется куда-то вбок, берет в руки листок, что Пол приметил вначале, и отдает ему: — Ты. Он удивлённо бежит по строчкам и расплывается в улыбке. Ладонь Т/И, что ещё находится рядом с его губами, ласково ведёт по линии челюсти. — Первое письмо, что ты отправил. — И тут же признался в любви. — А как иначе? Я подкупила тебя полетом над Каладаном. Пол смеётся и устраивается удобнее, кладет свободную руку чуть выше, чем раньше, замирает на изгибе бедра и прикрывает глаза. — Я могу остаться у тебя? Т/И отводит кисть от его губ, окунается в его волосы и начинает гладить. — Все, что пожелаешь. «Все, что пожелаешь» Он обещает себе, что скажет эту фразу Т/И, когда приведёт вселенную в равновесие. Аромат ее созвучен с любовью. Полу снится едкий кошмар. Он видит обугленные тела людей, жар вокруг облизывает его языками пламени. Бесконечные битвы, что сменяют друг друга подобно суткам, и бездыханное тело Т/И на его руках, сраженное Дунканом. Он подрывается на кровати, задыхаясь, озаряется по сторонам, боится снова оказаться в окружении темноты. Ночная рубашка мерзко холодит кожу, прилипает, пропитанная потом. Пол стягивает ее с себя, откидывает в сторону, дрожит от контакта с воздухом и только после понимает, что он не один. Почти погасшая лампада кидает причудливые тени на стены спальни. Т/И рядом с ним укрыта одеялом и тонкой тканью халата. Пол придвигается ближе, всматривается в черты лица, и, не удержавшись, ведёт вдоль дуг бровей, задевает линию роста волос и останавливается у приоткрытых губ. Т/И резко хмурится во сне, начинает рвано дышать и ведёт ладонью по кровати. Ищет кого-то. Пол ловит ее пальцы, сплетает их, и она, вцепившись до побелевших костяшек, неспешно затихает. Ладонь ее непривычно влажная. Он тянется свободной рукой к ее заколке на волосах, освобождая локоны, распускает их. В нем крепнет новое чувство. Полу тяжело выразить это в словах, поскольку он не уверен, что любое из ему знакомых, сможет вместить в себя истинный смысл. В голове всплывает образ из сна, и Пола передергивает. Никогда нельзя допустить того, чтобы с ней что-то случилось. Не в то время, когда он пишет будущее. Он сжимает ее руку сильнее, ложится рядом, лицом к лицу, смешивает их дыхание, теряется в ее тепле и только после снова засыпает. *** Пол просыпается от ровного света, что бьет в глаза. Помещение вокруг в сравнении с ночью теряет налёт волшебства из сказок и снова видится ему очередной комнатой Табра. Он бросает взгляд на прикроватную тумбу и не может сдержать улыбки — граненный стакан с водой. Часть дома, часть Т/И. Рубашка находится на стуле, аккуратно сложенная в несколько раз. Он прикасается к ткани, ощущая небольшие изменения, словно материал пропитан легким благовонием. Дверь в комнату распахивается, и Пол, ожидая увидеть Т/И, даже не прикрывается и от этого попадает в неловкую ситуацию. Служанка бросает на него быстрый взгляд, он видит алеющие щеки и глаза, что она опускает вниз. Голос ее тонок: — Простите, герцог, я думала, что вы ещё спите, — смотрит на него исподлобья, но, стесняясь, снова тушуется. — Госпожа просила вас разбудить. Пол чувствует себя неловко, но внимание ему льстит. Он кивает, отвечая: — Спасибо. Т/И у Стилгара? — Да, герцог, госпожа у наиба, — гостья откашливается. — Дункан Айдахо тоже там. Вам нужно чем-то помочь? Пол отрицательно качает головой и, дожидаясь еле слышного «прошу меня простить», надевает рубашку. Служанка покидает комнату, не поворачиваясь к нему спиной, и дверь с щелчком погружает в тишину. Добраться до кабинета фримена не составляет труда. Пол знает этот путь наизусть, наученный бесконечными разговорами за последний месяц. На подходе он замечает фигуру Дункана, что не решается зайти внутрь. Пол прибавляет шаг, выкрикивая на ходу: — Никого нет? Айдахо оборачивается, и под его глазами виднеются чёрные тени. Охрипший голос отбивает фразу: — Я только подошел, решил дождаться тебя. Пол хмурит брови, состояние мечника волнует всё больше. Айдахо словно потерян, и ему чуждо видеть друга таким. — Все в порядке? Дункан отмирает и, кладя руку ему на плечо, улыбается: — Конечно, юный герцог. Дверь со скрипом открывается, погружая в атмосферу грядущей войны. Т/И переводит взгляд на вошедших: смотрит пусто на Дункана и лучится счастьем, глядя на Пола. Он придвигается к ней, присаживаясь на ручку кресла. — Как спалось? — Чудесно. Только в следующий раз говори заранее, если решишься раздеться. — Шёпотом. — Служанка с утра позабыла, как дышать, — она смеётся. — Значит, тебя не смутило? Т/И шепчет ему на ухо: — Я просто продолжаю наблюдать, как ты цветешь. У меня было двенадцать лет, чтобы привыкнуть к такой красоте. А у той бедной девушки — ни секунды. Пол прыскает. Голос Дункана, что стоит поодаль, звучит слишком четко: — Где Стилгар? — Скоро вернется. Ему отправили телеграмму, беседует с посыльным. Айдахо усаживается за стол, и плечи его тяжело опускаются. Пол замечает краешком глаз, как Т/И обводит его фигуру взглядом, и на лице ее на минуту читается грусть. Да в чем дело? Дверь в комнату распахивается, ударяясь о стену. Стилгар комкает клочок бумаги в руках и, не обращая внимание на присутствующих, выругивается. — Пусть меня покарает Шаи-Хулуд, я должен был это предвидеть. Т/И подрывается с места, повышает голос, привлекая внимание: — Что стряслось? Фримен ее игнорирует. Он смотрит на руку, что всё ещё сжимает лист, и оскаливается. Голос Т/И звучит громче: — Стилгар! Того отрезвляет. Он осматривается, словно видит всех впервые. Взгляд его нечитаем, а голос дрожит от ярости: — Эта мразь, барон, поставил у власти Арракина своего племянника Глоссу Раббана. Т/И почти сразу бледнеет. Дункан напрягает желваки и шепчет с ненавистью: — Что натворил этот монстр? — Ближайший к столице ситч уничтожен, — глаз Стилгара дергается. — Сравняли с землей, а жителей… Я не видел никогда, не мог даже представить, что с людьми можно сделать такое. Дункан цепляется в подлокотник, ткань под его пальцами трещит. Пола пробирает страх, смешанный с желанием мстить. События накладываются друг на друга, и ему становится дурно от мысли, что Владимир мог сделать с его отцом в предверии смерти. — Это геноцид. Стилгар кивает и обращает свет своих глаз на Пола. — Грядёт неизбежное. Он знает, он привык называть это джихадом. Стилгар откашливается, словно песок дерёт горло. — Это не все, — фримен смотрит на Т/И, взгляд его темен и тяжёл. — Харконенны ищут тебя. Они знают, что ты жива. Свет исчезает из комнаты, и Пол отчётливо ощущает мертвое тело Т/И на своих руках. *** Она покидает собрание, прослушав половину из того, что обсуждалось. «Они знают, что ты жива.» Ей не страшно, нет. Это принимается как данность неизбежных событий. Пока Владимир не прознал про Пола, что тоже лишь вопрос времени и удачи, он будет искать ее. Мотивы этого гадкого Дома Т/И непонятны, но отец утверждал, что у всего две стороны медали. У Барона тоже, несомненно, только каждая хуже обратной. Решение оформляется в ней полноценно и точно. Для его осуществления нужно подправить детали, додумать итог, и тогда последствия будут обратимы. Она надеется на это. Остаток дня Пол поджидает ее у покоев, но Т/И осознанно прячется, перемещаясь от комнаты слуг, советуясь с Мартином и успевая заглянуть к Джессике. Ближе к вечеру, когда все постепенно отходят ко сну, девушка решается вернуться назад и к счастью никого на пути не встречает. Она думает, что раз время снова подвластно счету, значит, его нужно верно распределить: успеть объясниться с Дунканом и — ком в горле сжимается сильнее — попрощаться с Полом. Спальня давит на неё стенами, ей не найти себе места после услышанного, но больше ее пугает итог. Смерть Атрейдеса, его поражение, полное исчезновение всего рода. Она не поймёт, откуда берётся это всеобъемлющая любовь и почему образ Пола настолько крепок и словно вбит в ее сердце. Мысли отсылают к матери юного герцога, но Т/И не хочет верить, что даже к этому светлому чувству причастна «магия» Бене Гессерит. Она обещает себе не приходить к Полу. Пол — не ребёнок, за которого нужно отвечать. Пол — оплот сопротивления, будущее всей империи. Т/И не хочет показывать его слабым. Но ей страшно, страшно от того, что мысль чёрным когтем цепляет животную ярость осознания, что он может погибнуть. А если так, то все теряет смысл. Пол — это судьба, она вшита в его жизнь, как и он в ее. Оторвёшь — будет дыра, не заштопать, не залатать. Невозможно сидеть дальше и лишь накручивать себя. Она вылетает из покоев, почти ветром проносится мимо стражи. Она клянётся, что не постучит к нему, обещает, что лишь удостоверится, что в спальне горит свет. Это будет значить, что Пол в порядке, Пол там, в зоне досягаемости, а ей просто нужно знать, что он защищён. Коридоры Табра мелькают и словно в шутку напоминают ей Дом. Т/И напрягается, она не в восторге — ее Дома нет, а здесь должна быть стабильность. Там, где Пол, нельзя допускать разрушений. Прямо-налево-прямо-прямо-стоп. Дверь — тяжелая, каменная, покрытая узорами, словно теми, что есть на Каладане, — становится плотной стеной. Т/И смотрит на щелку — в покоях горит свет. Пол там, Пол, возможно, отходит ко сну. Она облегченно вздыхает и только собирается уйти, как дверь распахивается. Он стоит на пороге, смотрит на неё своими глазами — зелень и роса — и молчит. Т/И не знает, куда себя деть. Глупо врать, да и есть ли смысл. Они начинают синхронно: — Извини, что побеспокоила. — Я шёл к тебе. В воздухе зависает пауза, Т/И шумно сглатывает. Вот он — стоит так близко и так далеко, такой свой. Она заправляет прядь за ухо, не разрывая зрительного контакта. Т/И чуть сильнее закутывает себя в шаль и пропускает момент. Пол подходит к ней молниеносно, кладет ладонь на затылок, запускает руку в волосы и ослабляет пучок. Локоны рассыпаются по плечам и спине, он шумно дышит, и разве можно поступить иначе? Разве может быть по-другому? Он притягивает ее к себе и целует. Т/И отвечает сразу, кладет руки ему на грудь, стремится почувствовать стук сердца, тепло тела и сбивающий пульс. Пол тянет ее ближе, углубляет движения губ, волосы путаются где-то на затылке, сплетаясь в его пальцах. Ногти мягко проводят вдоль шеи, Т/И ведёт ладонью по линии челюсти, останавливаясь за ушами. Пол издаёт какой-то сдавленный звук и отстраняется. Ей успевает подуматься о том, что о поцелуях он знает больше, чем она. Она переводит взгляд на его лицо — целое искусство. Веснушки, как подарок солнца, на Арракисе стали ярче, линия носа напоминает ей птичью, как чистое наследие семьи, губы — красные и четко очерченные — сейчас полуоткрыты. Она решается взглянуть в его глаза и тонет. Черный зрачок топит привычную свежесть листвы. Пол снова странствовал в видениях, он нестабилен. Руки Пола цепляются за ее запястья, обхватывают крепче. Он почти задыхается, слов не хватает. Ей тоже нечего сказать — только показать, дать почувствовать. Тонкий лёд под ногами надламывается — стоит ли делать следующий шаг? Пол сжимает ее запястья крепче и решает за неё. Губы снова накрывает поцелуй. Он тянет ее в свою комнату, шепчет еле слышно: — Твои покои на Каладане, мне хочется видеть тебя там. Я не могу тебя отпустить, чтобы ты ни думала. Т/И сглатывает. Это кажется правильным, она бы привыкла жить рядом с ним. Пол с шумом закрывает за ней дверь, мягко толкает к стене и прижимается — весь горячий, словно в бреду. Т/И слабо контролирует свои мысли, где-то на фоне бьется — ему нельзя умирать, никогда нельзя этого допустить. Пока жив он, жива и она. Пол кладет ладонь на ее щеку, такую горячую, она почти чувствует кожей то, как на эти руки будут молиться, как за них будут убивать. Ей не хочется вершить зло ради этих рук, она трется о них кошкой. Ради этих рук ей хочется жить. Пол сталкивает их лбами — привычка из детства, отголосок судьбы. Она открывает глаза, встречает его взгляд, шепчет: — Я так тебя люблю. Пол сглатывает, он знает, он отвечает почти задушено: — Всюду ты. Во всем единственная. Я видел тебя убитой, ты пала сражаясь, не могу тебя отпустить. Никуда и не отпущу. Т/И слышит это, и ее пробивает дрожь. Руки ее мягко расстёгивают пуговицы, оголяют шёлковую кожу, ищут больше контакта. Пол не выдерживает, подхватывает ее на руки и движется к кровати. Сначала становится страшно, она успевает подумать о Дункане. Но Дункан — выбор, а Пол — неотвратимость. Она чувствует под собой мягкие складки постели, ощущает тяжесть его тела. Пол окончательно снимает с себя рубашку, Т/И клянётся, что слышит шум отлетевших пуговиц. Взгляд его, полный желания, скользит по ней со всей осознанностью и принятием. Он тянет руки к ее шали, распутывает ее, тянет вбок и скидывает вниз. Т/И чувствует, как тонкие ткани, сбившись у бёдер, открывают слишком много. Голую кожу холодит прохладный воздух ночной пустыни. Пол ведет по ступне, чуть сжимает икру и останавливается на колене. Он смотрит на неё, не отрываясь и склоняясь, целует: — Всегда у твоих ног. Т/И успевает подумать, что их служение друг другу самое верное, что могло случиться. Она хочет подчинить ему весь мир. Пол целует, поднимаясь выше: — Все, что ты пожелаешь, все, что тебе только захочется, все, что посчитаешь нужным — у тебя будет все. Т/И видит все в нем. Нет необходимости в титулах. Мир за его комнатой исчезает, есть Пол и есть ее любовь. Ей бы хватило и этого. — Моя госпожа. Т/И вздрагивает от этой фразы. Она хочет привести его в чувства, но Пол смотрит на неё и отрицательно качает головой. Запрещает. Нет, он в бреду, ему страшно. Т/И тянет его выше, укладывает голову на живот, ведет пальцами по коже — она слышит задушенный стон, пальцы его сжимаются на бедре, с силой давят, оставляют следы. Что он видел? Прекращает ли он видеть хоть иногда? Последняя фраза крушит надежду на то, что она могла передумать. Пол шепчет, и в этих словах ей мерещатся реки крови: — Моим именем будут править, но твоей тенью вершить. Ее мутит, но маленькая часть внутри неё чёрной змеей поднимается выше и почти шипит: Всё правильно.