Два начала

Брата Башара должны доставить сегодня. Адмирал сообщает ей, куда именно спрятали ребёнка, и Т/И пробирает от ужаса. Tres 2b Одна из самых отдалённых планет системы, она отражает так мало света, что в космосе выглядит чернее, чем уголь. Чернее, чем сама ночь. На планету ссылали в качестве наказания — пожизненное заточение в полной темноте и тишине. Т/И думает, что могла бы сойти там с ума. Адмирал тяжёлыми шагами извещает о своём прибытии, и Т/И уточняет: — Как давно младший кузен находится на Tres 2b? — С момента падения вашего Дома. Т/И отсчитывает начало и выдыхает: — Почти четыре года. Но… Ее прерывает шум садящегося на площадь шаттла. Она кутается в плащ чуть сильнее, поднимает воротник, пытаясь избежать сильного ветра, что разбивает холодные капли о горячую кожу шеи. Корабль затихает, глушит моторы, и Т/И присматривается. Ей интересно, как изменился мальчик. Она помнит лишь смутные черты, но одно ей очевидно — ему так и не дали имени. Она снова вздыхает, ощущая непомерно огромные ошибки, что вершила ее семья. Имя тоже нужно заслужить. С именем — ты имеешь право на уважение, а без — не стоишь и песчинки. Т/И выныривает из воспоминаний и вглядывается в «стену» дождя, к ней движется несколько фигур, к ней идёт ребенок. Издали он напоминает Пола, того Пола, что исчез почти семь лет назад. Волосы его, словно смоль, фигура ещё щуплая и угловатая. Кажется, коснёшься — сломаешь. Она отсчитывает его возраст и припоминает — десять. Он ещё слишком далеко, чтобы она могла рассмотреть его лицо, увидеть его глаза. Девушка знает, что в них не будет привычного золота, но все ещё надеется, верит, что младший брат Башара будет лучше, будет роднее. Дождь продолжает скрывать от сардаукар ее волнение, ей почти ненавистна эта влага, которая прячет от взора самое главное. Ещё немного, ближе, Т/И снова считает — двадцать три-пятнадцать-семь-пять-три…— голос в голове дрогнет, когда она видит его вблизи — ребёнок перед ней слеп. Глаза его белёсы, подёрнуты дымкой тумана, отражающей снега Тландиты. Ребёнок сжимается, пытается спрятаться, но слышит рядом шаги и выпрямляется. Т/И приближается, и он слишком резко тянет к ней руку, и ладонь его едва заметно дрожит. Т/И стопорится, не знает, как поступить, но вспоминает Пола, их первую встречу, и касается мальчика. Тот с выдохом словно выпускает из себя все страхи, впивается в ее пальцы сильнее. Губы его бледнеют от холода, и вся кожа словно теряет привычный детский румянец. — Т/И, это ведь ты? — он закусывает губу и сводит брови. Девушка молчит, прислушивается к его интонации, готовая различить в ней ненависть, ярость и столь наивную обиду, но выделяет лишь оттенки надежды. Снова переводит взгляд на свою руку в его ладони, крохотные пальчики, четко различимые линии вен, полные жизни подобно ручьям. Она ведёт большим пальцем по выступающей косточке его мизинца. Замёрз. Он слеп, а слепец не имеет прав на управление их Домом. Знал ли Башар? Сделал ли это осознанно, или этот дар был от планеты, на которой его спрятали. Заточили? Обрекли на смерть? Ребёнок вздыхает от касания, дёргается от громких звуков вновь улетающего шаттла и Т/И не выдерживает. Она падает перед ним на колени, ровняет их ростом, и обнимает, притягивая худую фигуру ближе. Тело его пробирает дрожь от леденящего дождя и сильного ветра, девушка прислушивается к громким ударам сердца и снова считает. — Т/И, почему ты молчишь? Вопрос сбивает ее с мысли, внутри что-то с хрустом ломается, и ей так странно от того, что любви становится достаточно и для этого мальчика. Она «отщипывает» часть от той привязанности, что принадлежит Полу, и, улыбаясь, шепчет: — Я просто искала подходящие слова. Тельце ребёнка в ее объятиях обмякает, становясь похожим на глину — лепи все, что вздумается, воспитывай так, как будет удобно. Адмирал позади неё откашливается, Т/И отрицательно качает головой и чеканит: — Ребёнок. Вернулся. Домой. Слепец не имеет прав на власть, а значит не опасен, а значит… никого не нужно убивать. — Т/И? — мальчик путает ладонь в ее волосах. — Мне не будет страшно? Башара ведь больше нет? *** Всю следующую неделю Т/И учится жить с тем, что поступилась правилами семьи. Это получается слишком легко. Она привыкает видеть рядом ребёнка — не Пола, — и эта мысль тоже укладывается очень точно. Мальчик избегает шумов, ходит, держась за стену, и впивается в ее руку так, будто боится потеряться. Т/И не спрашивает, что было на Tres 2b — не уверена, что желает знать. У мальчика красивые линии скул, изящная форма губ и чуть вздернутый носик — он почти напоминает ей Атрейдеса. Т/И смотрит на него по ночам перед тем, как ребёнок окончательно проваливается в сон, и ей кажется, что он вырастет красивым. Почти великолепным. Она вздыхает и думает лишь об одном: когда она вернётся обратно, к Полу, сможет ли она и дальше делить любовь на двоих? Т/И одевает его в цвета ее Дома, приучает говорить то, что он хочет в действительности, но плавно напоминает о смирении. Ребёнок жмётся к ней котёнком, ходит хвостом весь день и успокаивается только тогда, когда слышит ее голос. Т/И начинает говорить чаще, разговаривать больше. Когда дни исчисляются месяцами, Т/И решает начать игру. Фигуры двигаются на доске. Она пишет письма Малым Домам, что раннее были в подчинении у Арейсов, и одному Великому. Девушка догадывается, что те могут знать о возвращении Салусы в ее руки, но контакт не налажен, и власть ее эфемерна. Она знает, что письма проходят тщательную проверку и лишь одобренные комиссией императора могут быть отправлены дальше — Т/И понимает, что впервые будет использовать голос на подданных Шаддама IV. Когда все готово, она вызывает к себе адмирала, уведомляя, что ей нужно отправить послания. Мужчина молча приходит в кабинет в компании Мартина, в руках у него небольшая коробка, и он, приближаясь к столу, протягивает ей. Т/И переводит на него удивлённый взгляд, но забирает из рук предложенное. — Что это? — она открывает крышку и смотрит на содержимое с налётом отвращения. Мартин, огибая стол, встаёт позади неё. — Башар использовал этот перстень, как символ вашего Дома, — сардаукар указывает на письма, что писала девушка. — Скреплял печать перед отправкой. Т/И смотрит на изображение льва, в пасте которого лежит убитая змея, и молчит. — Госпожа, позволите? Голос Мартина разбивает тишину, и она, не оборачиваясь, передаёт ему перстень. — Вот же подонок! — воин раздается смехом, и Т/И чувствует, как уголок губ непроизвольно приподнимается. Она переводит взгляд на адмирала. — Башар скреплял все письма такой печатью? — Да, леди Арейс, включая письма в бывшие колонии и Малые Дома империи. Мартин хохочет громче и добавляет: — А ведь всем успел отлизать, мразь. — Мартин! — Т/И обрывает его. — Давай без таких выражений. — Простите, госпожа. Она вздыхает и опускает взгляд на пергамент. — Раз у меня нет другого выбора, значит, — Т/И задумывается, — будем возвращаться к ушедшей традиции. Девушка подносит большой палец к губам, надкусывает кожу до крови и дождавшись выступившей капли, прижимает отпечатком к бумаге. В комнате повисает тишина, и Т/И замечает почти восхищённый взгляд адмирала. — Что? Мужчина откашливается, и ей снова не считать эмоций. — Мне вспомнился ваш дед, он подписывал все указы схожим образом. След от пальца высыхает и девушка всматривается в разводы крови. Слишком вульгарно по меркам нынешних Великих Домов. В меру точно для той ситуации, в которой она находится. Т/И сворачивает бумагу и кладет ее в конверт, не запечатывая: — Мне нечего прятать, а подлинность оспорить не сможет никто. Адмирал кивает и переводит взгляд на Мартина. Т/И оборачивается к нему, и у воина на лице смесь трепета и преданности. Она забирает перстень кузена и, подержав его ещё пару секунд, возвращает все солдату. — Его расплавить, леди? — Нет, ни в коем случае. Пусть останется как память тому позору, что испытал наш Дом. Следом вручает ему конверты и ждёт. Сардаукар молчит, смотрит на неё не мигая и произносит то, чего Т/И ожидает меньше всего: — Они, — он указывает на стопку писем, — будут отправлены без извещения об этом Императора. Т/И закусывает губу и переводит взгляд на рану на большом пальце — кровь опять приносит ее Дому силу. — Почему? — При вас будущее становится очень чётким. *** Ответы приходят с задержкой в три дня. Т/И успевает перенервничать и начать сомневаться в словах адмирала, но убеждается, что зря. Когда она вскрывает конверты, в каждом из них пустота и это означает согласие. Она благодарна тому, что слова тоже подвластны счету, а оттого и значимы. Встреча, о которой она писала в письмах, назначена на тридцать пятое число согласно лунному календарю, от которого отталкивалось летоисчисление ее семьи. До события остаётся двадцать три часа. Она вылетает из кабинета, направляется в свои покои и почти наталкивается на адмирала. Лицо того на секунду выражает удивление, но Т/И откашливается и возвращает привычное расстояние. — Простите, леди, я шёл к вам. Пришли новости от императора. Т/И сглатывает слишком шумно, снова думает о предательстве, но сдерживает эмоции и спрашивает: — В чем дело? — На Секундус прибудет барон, ему необходимо предоставить новый отряд сардаукар, — адмирал задумывается. — У него договорённость с Шаддамом IV. — А после? — Харконенны отбывают на Арракис. Девушка давит ногтями на ладони, оставляя следы полумесяца. Арракис, Владимир, Пол. До встречи остаётся двадцать два часа и сорок три минуты. — Конечно, встретьте барона положенным образом. Сколько остаётся до его прилёта? Мужчина чеканит:  — Три дня. Т/И привыкает к тому, что все вокруг превращается в числа. Она кивает ему по привычке, и сардаукар отходит в сторону. Коридоры мельтешат одинаковой серостью, девушка сворачивает и раскрывает с шумом дверь. Кузен, сидящий на ее кровати, дергается. — Т/И? — он поворачивает голову в ее сторону и впивается пальцами в одеяло. — Да, малыш. — Ты злишься? — Тороплюсь, мальчик. Она двигается в его сторону и подхватывает на руки, кузен обнимает ее за шею и тяжело дышит. Т/И ведет ладонью по его волосам и втягивает запах. Ребёнок пахнет пионами. Т/И ведет щекой по его и прижимает ближе. — Все ещё боишься Мартина? — Он большой и шумный. Девушка заходится смехом и присаживается на край кровати, усаживая кузена на колени. — Лучше, когда человек большой и шумный, чем когда его не слышно. Потому что тишина, — Т/И убирает прядь волос со лба, — всегда таит в себе опасность. — Но ты ведь очень тихая. Девушка снова смеётся: — И тем не менее ты меня слышишь. Мальчик хмурит бровки и опускает голову. Она смотрит, как он спорит сам с собой, а затем ребёнок шепчет: — А меня слышно? — Лучше, малыш, — Т/И прижимает его к груди и упирается подбородком в макушку. — Я тебя чую. *** Т/И облачается в обычную военную форму, придерживается строгих тонов, склоняясь к чёрному. Старается убрать все золото, чтобы ничего не отвлекало от глаз. До встречи остаётся девяносто две минуты. Она слышит, как за дверью раздаются шаги, и заранее произносит: — Входите! Мартин появляется на пороге, одетый в серую форму сардаукар. Т/И переводит на него удивлённый взгляд и мужчина ей улыбается. — Главам Домов будет привычнее видеть меня в прежнем обмундировании. — А как одевался отец? Воин оглядывает Т/И и кивает: — Примерно схожим образом, только у Лорда было больше открытой кожи. В вашем случае — неприемлемо. — А волосы? — Госпожа, не волнуйтесь, вы выглядите превосходно. Она отводит взгляд от Мартина и надевает перчатки. — Где ребёнок? — Я оставил его с адмиралом. Двое мужчин, полных неловкости, — Мартин проводит ладонью по волосам. — Вы дадите ему имя? Т/И затягивает ремень туже: — Я подумаю об этом позже. Малышу пока лучше без него. Она ждёт, когда воин откроет перед ней дверь, и выходит в коридор. Двадцать одна минута. Зал заседаний встречает ее тишиной, она подходит к столу, нажимает кнопку передачи и настраивает сигнал на связь с Малыми Домами и лордом Алманом. Садится во главе и ждёт. Семнадцать. Т/И смотрит на стоящего в углу Мартина и разминает шею. Пальцы оглаживают поверхность стола, и она ощущает тонкие стружки плотно спрессованного дерева. Дуб. Одиннадцать. Дождь за окном разбивает капли о стекло, те стукаются с громким шумом, стекая тонкими линиями вдоль, и теряются на границе с титановой рамой. Семь. Лёгкий звук от летающей лампы мерно разносится вдоль помещения, Т/И почти ощущает вибрацию, что волнами заполняет воздух. Три. Она сглатывает и поднимает голову, выбор между правдой и ложью светится красной линией, и девушка не знает, какой из вариантов выбрать. Одна. Над пустыми креслами загорается синий свет, и Т/И, обводя взглядом стол, насчитывает пять присутствующих. Время выходит. — Удивительно, столько лет прошло, а Арейсы все ещё предпочитают выходить на связь с Секунды. — Больше мне неоткуда, лорд Виккайзер. Мужчина замолкает, но Т/И не зацикливается на сказанном, продолжая: — Рада видеть каждого и каждому благодарна за ответ. — В память о добрых отношениях с вашим Домом, леди. Голос лорда Кайра разносится чётким раскатом, на мгновение сбивая линии голограммы: — Приятно видеть, что Салус Секунда вернулась в родные руки. Т/И осматривает всех ещё раз. Каждый из присутствующих — ровесник ее отца, если бы он был жив. Каждого из сидящих девушка знает лично. Господин Моритани прочищает горло, и Т/И сосредотачивается на нем. Один из Малых Домов, наследники великих самураев, а после якудза, сейчас растеряли былую честь и местами напоминают ей барона. — Я был шокирован, когда вместо привычной позорной печати, что использовал Башар, мне в письме пришёл столь знакомый кровавый отпечаток вашей семьи. Т/И кивает ему, ждёт, не перебивает. — Я думаю, что каждый разделил с тобой это чувство, — голос лорда Алмана, единственного представителя Великого Дома, звучит мягко и обволакивает, словно мёд. — Это очевидно, но я позволю себе заметить столь приятный золотистый цвет глаз, свойственный Арейсам. — Благодарю, господин Талигари. Т/И переводит взгляд на представителя Дома Виккайзер и кивает. Мужчина кивает в ответ. — Так мы можем рассчитывать на то, что Арейсы вернулись? Т/И подпирает голову ладонью и пожимает плечами, фраза вырывается быстрее, чем она успевает ее обдумать: — А что говорил мой отец о передачи власти, когда ему отрубали пальцы? Представитель Дома Моритани морщится от столь резких слов. — Я не присутствовал там лично, но, леди Арейс, вам нужно понять, что после падения вашей семьи мы были склонны признать власть Императора. — Не легче ли было перенять сторону Атрейдесов? Мужчина ухмыляется. — Зачем? Итог был известен заранее, — он разводит руками в стороны. — Все, кто занял сторону почившего герцога Лето, проиграли. Он чуть нависает над столом и щурится. — Или вы чего-то нам не договариваете, леди Арейс? Т/И переводит взгляд на Мартина, что стоит в углу, и тот отрицательно качает головой. Девушка закрывает глаза и, открывая снова, произносит: — Пол Атрейдес жив. Она слышит восторженные вздохи со стороны Малых Домов, но переводят взгляд на лорда Алмана, сталкивается с удивлением. — Для чего вы говорите нам информацию, что может лишить вас головы? — Чтобы сберечь ваши. Атмосфера напрягается, и Т/И слышит, как лорд Кайр отстукивает пальцами по столу. Два раза коротких и три длинных. — Что вы имеете ввиду? — Ровно то, что сказала, — она старается не смотреть на Мартина. Лорд Кайр оглаживает бороду, и атмосфера накаляется. — Леди Арейс, кто в таком случае доставит юношу Императору? — Да-да, — лорд Маритани хихикает. — Или же мы доставим Пола Харконеннам? Он-то сможет разобраться в ситуации здраво. Т/И кривится, достаёт клинок и бросает его четко метя между глаз. Мужчина успевает издать глухой звук, но оружие пролетает сквозь голограмму, и, стукаясь о стену, падает на пол. Она поворачивается и смотрит на представителя Дома Кайр. — Я четко выразилась? — Т/И кладет голову на ладонь и осматривает других участников совета. — Пол Атрейдес — мой. — Крайне необдуманное решение, леди. Она слышит, как в ее сторону двигается Мартин, и наконец садится прямо. — Я предпочитаю выбирать справедливость. И предлагаю и вам выбрать ее, — она чувствует ладонь воина на своём плече и добавляет: — Для меня справедливо убить кого-то, если он не даёт получить то, что необходимо мне для выживания. Лорд Кайр переводит взгляд на хихикающего мужчину сбоку. — И какие вещи нужны для выживания вам? — Малость. Все мои колонии, подчинение малых Домов и лорда Алмана. И Пол. — Какую выгоду с этого будем иметь мы, и как это сбережёт наши головы? Т/И осматривается снова. Фигуры присутствующих рябят числами, что исчисляются сотнями. Абсолютно никакой важности, но все ещё подвластные счету. — При единоличном правлении Пола клянусь предоставить вам защиту и бОльшую поставку пряности, чем имеет в данный момент Барон. — Но в чем смысл, леди Арейс? Вы хотите свергнуть одного Императора и поставить другого? Чем старая монархия будет отличаться от новой? — голос господина Виккайзера отдает сомнениями. — Монархия, которая без моего содействия вам не понравится, но с вашим послушанием поднимет вас выше, чем вы могли себе представить. Лорд Кайр щёлкает языком. — Монархия, которая нам не понравится… Леди Арейс, неужто вы говорите о тирании? — Позвольте показать. Т/И закрывает глаза, слышит лёгкие перешёптывания: — Леди Арейс, мы не совсем понимаем, что… Она ударяет ладонью по столу и начинает говорить. Голос ее расходится щупальцами, наполняет зал темнотой и, разделяясь на множество тонких «лент», окутывает каждого из сидящих. Она бьет ладонью громче, голос переходит на шипение, девушка раскрывает глаза и привычный белок тонет в черноте. Она вспоминает все те видения, о которых ей рассказывал Пол. Прорабатывает детали, досконально пересказывая все ужасы, что грядут с его приходом. С носа капает кровь, но Т/И чувствует, как Мартин быстро утирает капли платком. Она рисует в иллюзии сгоревшие трупы, десятки уничтоженных планет, даёт «почувствовать» пустоту и жар, что грядут. Новая история будет писаться кровью и костями падших. Т/И сводит показанное к числам, исчисляет мертвецов миллиардами, миллионами изображает порабощенных и показывает среди них каждого из лордов. Дым от сражений уходит на годы вперёд. А Полу мало, и он, расширяя границы известной вселенной, уходит дальше. Она чувствует, как сердце пропускает пару ударов, пульс поднимается, но она терпит. Бьет ладонью в последний раз, и звук этот напоминает взрыв. Последнее, что видят участники совета, — смерть. У смерти в этих видениях — ее лицо. Девушка убирает руку со стола и заходится кашлем. В комнате воцаряется тишина. — При всем моем уважении, — голос представителя Дома Алман надломан, — вы предлагаете нам перенять сторону того юнца, что устроит подобное? — Верно, — горло у неё дерёт. — Я предлагаю вам выживание и мир в реалиях, что грядут вне зависимости от того, как вы попытаетесь их отодвинуть. — Ваш отец допустил грубейшую ошибку, когда так слепо перенял сторону герцога Лето. Его любовь настолько закрыла ему глаза, что он принял опасность за безопасность, — мужчина замолкает задумываясь. — Что будет, если вы ошибётесь схожим образом? Т/И кладет платок перед собой и снова ведет ладонью по столу. Лорд Кайр слегка дёргается. — Такого не повторится. У нас с отцом есть одно разительное отличие — ему было, что разрушать. Я же созидаю. Мужчина согласно кивает своим мыслям: — Значит, Арейсы снова выбирают Атрейдесов? И кому должны служить мы? Т/И переводит взгляд на говорящего. — Мне. Небольшое отступление от правления, что вершил мой отец, — приказы Атрейдеса не должны выполняться. Господин Виккайзер щурит глаза, утирая пот со лба. — Двойная политика, леди Арейс? — Надёжный тыл. Я предлагаю вам занять верную сторону. Господин Талигари откашливается. — Извольте, леди, если вы начинаете игру, то знайте. Мы все ценили вашего отца за умение говорить правду, какой бы она не была. Чего просим и от вас. Т/И пожимает плечами, проводит по столу пальцем и слишком надрывно выдыхает: — Речь идёт о предательстве нынешнего императора. Вы рассудили верно. После этой фразы практический все отключаются. Т/И смотрит перед собой, и образ лорда Маритани ещё рябит перед глазами. — Т/И, — девушка дергается от того, как странно ее имя звучит в устах другого мужчины. — я не пытаюсь оправдаться, но знайте. В день смерти вашего отца на Секунде не было никого из тех, кто был сегодня на встрече, — на удивление голос его серьёзен. — Очень тяжело смотреть на убийство человека, на свадьбе которого был в числе главных гостей, — Маритани грустно улыбается и указывает на неё пальцем. — Герцог Лето был не единственным, кто любил лорда Арейса. Связь прерывается, и Т/И погружается во тьму. *** Ответ от Малых и Великого Дома приходит спустя сорок четыре часа. Адмирал заносит ей пять объемных конвертов и оставляет одну. Т/И присаживается в кресло, раскладывает их, сортируя по значимости, и проводит по бумаге рукой. В том, что касается признания подчинения ей, скрываются нюансы. Каждая из семей обязана прислать нечто, что напрямую связано с родовой историей и, что важнее, вещи должны гореть. «В пламени нет лжи. Все мы оттуда приходим и все мы туда уйдём» Она поднимает конверт от Великого Дома Алман и надрывает край, наклоняя вбок — выпадает кусок надломанного дерева, Т/И принюхивается — сосна. Второй конверт, покрытый мелкими чёрными каплями, приходит от лорда Кайра. Руки ее слегка трясутся, она снова начинает с края — небольшой кусок оторванного шелка. Конверт Моритани пахнет благовониями — Т/И боится его открывать, но грядущее уже заключено внутрь. Она вскрывает полностью, ощущает тяжесть бумаги и, раздвигая края, замечает красивое павлинье перо. Пальцы заходятся дрожью, она теряется в догадках о том, что будет делать, если ее обещания о пряности и безопасности окажутся ложью. Она обещает себе подумать об этом потом. На столе остаются два последних конверта, наименее значимые в своей роли, но имеющие возможность сыграть в конечном ходе. Она разрывает оба разом. На стол выкатывается бумажный шарик, а рядом падает локон золотистых волос. Все согласны. Она шумно выдыхает и утыкается лбом в стол. Согласны. Глаза так и не вернулись к привычным, «человеческим». Она прикрывает их, пытаясь успокоиться. Дыхание сбивается, пальцы дрожат сильнее, Т/И силится сжать кулаки, но ничего не выходит. Девушка слышит стук в дверь и затем шаги своего кузена. — На улице такой гром, я испугался, на Tres 2b всегда было очень тихо. Т/И отрывает голову от стола, смотрит на ребёнка, и образ его заливается светом. Где-то в районе его груди сплетаются золотые и белые нити, но число так и не появляется. Она встаёт с кресла, подходит молча к мальчику и поднимает его на руки, тот вцепляется холодными пальцами, обнимает вокруг шеи и утыкается в волосы. — Ты снова молчишь. Она целует его в щеку и отвечает: — Задумалась. — О чем? — О новом Боге. Ребёнок в руках затихает. Она подходит к окну, и тот касается маленькой ладошкой холодного стекла. — А у Бога есть имя? Т/И улыбаясь тянет: — Его зовут Пол. Он шепчет, повторяя: — По-о-ол, — затем касается ее лица, и глаза его на миг словно видят. — Бог будет меня любить? Девушка снова целует кузена: — Конечно, малыш. Потому что Бог любит меня. Прилет Харконеннов кажется ей фарсом, она мысленно делает два хода белыми и сбивает четыре тёмных фигуры с доски. Она не допустит патовой ситуации.