Два начала

Жарко, поднимается солнце. Пол ещё всматривается вдаль, но температура растёт. Он знает, что пройдёт совсем немного времени, прежде чем ему придётся искать укрытие от обжигающих лучей. Юный герцог распределяет вес тела, песок проседает под ногами, что ступить твердо почти невозможно. Он чувствует, как с каждым шагом теряет равновесие, сильно кренясь то вперёд, то назад. Лучше остаться на камнях, что возвышаются обглоданным скелетом слева, но выбирать не приходится — Полу нужно оседлать червя. Он поворачивает голову и видит рядом Чани. Девушка улыбается ему, протягивает руку, Пол хочет сплести их пальцы, но видение исчезает, и он смотрит на Т/И. Атрейдес чувствует, как начинает стучать сердце, и выныривает из сна. Он оттирает пот со лба и сглатывает, распутывая тонкое одеяло, что обвилось вокруг тела. Вода, успевшая нагреться за ночь, совсем не успокаивает жажду, и Пол вздыхает. После отлёта Т/И с Арракиса сны становятся ярче, горячее, постыднее. Он пытается контролировать мысли, себя и разум, но у него не выходит. Специи слишком много, а на границе между темным будущем и столь зыбким настоящим осязаемая и такая открытая Т/И, возникающая в его сознании, — лучшее, что он может себе позволить. Он позволяет. Пол четко осознает, что Секунда, о которой он слышал, полна влаги. Будет ли полна влаги Т/И, когда вернётся назад? Когда вернётся к нему. В своих снах он проверяет это лично, ведет пальцами вдоль ее тела, спускается ниже, что ему не дозволено как мужчине, но туда, куда он будет иметь право прикоснуться как муж. В его снах Т/И послушна и кротка. Он думает, что она кажется подобной и в обычной жизни, но это ложь, что предназначена для тех, кто окружает их. В каждом ее поцелуе, в каждом согласии и прикосновении, в каждом несказанном слове Пол чувствует твёрдое сопротивление и осознание собственной власти. Она борется с собой и со своей любовью к нему. Иногда ему хочется ее сломить. Он ведёт рукой вдоль тела, мягко оглаживает живот и спускается ниже, к естеству, касается себя медленно — он уже возбуждён. Он прикрывает глаза, рассудок ещё вязок. Думая о ней, Полу не хочется торопиться, он растягивает момент и наслаждается. Все то, что Пол делает, граничит с болезненной привязанностью и почти свящённым поклонением. Т/И права — истоки их любви залегают в чем-то темном и ему неизвестном. Это сложно объяснить, поскольку все его детство, все дни, что он провёл рядом с ней, окутаны радостью и восхищением. И потому нить, что связывает, должна светиться белым, а не тянуть за собой столь потаенные желания. Ладонь обхватывает твёрдость крепче и тягуче проводит вверх. Он закусывает губу и изгибается. С нарастающим жаром вскипает злость: почему Т/И так и не приняла Араккис? Зачем она так хотела вернуться обратно? Он так отчётливо видит себя на этой планете, но так же ясно он не видит ее. Ему вспоминаются поцелуи. Губы Т/И всегда слегка влажные, напоминают о Каладане, руки, пальцы которых отдают холодом, возвращают домой. Девушка словно была воспитана для того, чтобы взрастить свои побеги не только в его сердце, но и на родной планете Атрейдесов. Пол не уверен, что хочет возвращаться назад. Рука сжимается крепче, и у него сбивает дыхание. Вверх, вниз и снова. Тело покрывается испариной. Он представляет, как сможет вдохнуть запах ее обнаженного тела, разорвать ткани, что скрывают ее от него. Он шумно выдыхает. Ее кожа — шёлк, облачённый в шёлк. Пол сжимает себя у основания, открывает глаза и видит образ девушки перед глазами — ей хорошо о того, что он может с ней сделать. Он хочет стараться. Он хочет приучить ее любить Арракис. Когда ее нет рядом, он неспокоен, его разум рябит, и решения, что он принимает, почти пугают. Почти. Пол знает, что со многим она бы согласилась и многое бы ему позволила. Слова, что она так часто повторяла ему в детстве, отдают звоном: «Что я не одобрю у других, всегда приму от тебя». Он снова прикрывает глаза, и движения его ускоряются, член, влажный и твёрдый от возбуждения, болезненно пульсирует. Еще один раз вниз — и он погибает, разбивается, возносится. Ему должно быть стыдно, но Пол представляет то, как Т/И будет стонать под ним, как глаза ее затянет поволока, как голос надломится и перестанет быть приторно-заботливым, как она перестанет видеть в нем ребенка и удивит мужчину. Представляет, как его пальцы, влажные от ее соков, будут оставлять следы на разгоряченной коже. И разве может такое прекрасное проявление любви являться чем-то неверным? Не с ней. Не с той, кому он принадлежит. Злость мешается с верностью, разбавляет восхищение и оседает на дне его души. Голос в голове снова ревет жаром, и рука, липкая от семени, тянется к плоти. Ему мало. Когда она далеко, Полу не видать спокойствия. *** Она обещала вернуться через четыре месяца, но время уходит за шесть, а после и вовсе исчисляется годом. Пол злится больше, но затем принимает все как данность. У него появляются новые заботы, которые действительно требуют внимания. Когда Стилгар впервые говорит о том, что Т/И могла его предать, Пол хочет разнести кабинет и крикнуть ему в лицо, чтобы тот следил за тем, что произносит. Когда фримен повторяет фразу во второй раз, Пол спокоен, только взгляд становится тяжелее. Когда мужчина повторяется вновь, дверь в зал советов с силой захлопывает Дункан. Атрейдес пытается вести себя схоже с тем, как вела Арейс — отсчитывать дни числами, ставить на главные роли людей, которым доверяешь, но у него не получается. От цифр, что он пытается удержать в своём разуме, рябит перед глазами. План проваливается. Однажды, когда он навещает Джессику и свою младшую сестру, что в свои несколько месяцев смотрит на него взглядом старца, Пол допускает — на мгновение, но допускает — мысль, что Т/И могла отвернуться от него. Он видит, с каким укором на него смотрит мать, но молчит. «Ты дороже, чем все, что Т/И могла бы себе вернуть». Пол сомневается. Грядущее видится настолько чётким, что он не уверен, стоит ли будущая империя одной-единственной женщины. Стоит ли? Да? Нет. Нет? Да. Он трясёт головой и закусывает губу, сильнее, до крови. Арракис путает его, мешает мысли и отдаляет Т/И. Пол восстанавливает ее образ в голове, силится вспомнить касания, что она оставляла на нем, но все эфемерно. Он не может понять, как она жила в таком состоянии все четыре года. Когда Стилгар в очередной раз поднимает разговор о Т/И, Пола бьет дрожью. — Она не могла предать, я повторял это много раз. Мужчина кивает, отбивая по столу кончиком карандаша. — Я говорю о том, что она ушла в те земли, где мы ходим, не оставляя следов. — Что ты имеешь ввиду? — Что она могла погибнуть. Твердость уходит из-под ног, и он шумно сглатывает. Этот вариант ему нравится меньше всего, Полу становится предельно ясно, что пусть она поднимет против него восстание, чем с ней хоть что-то произойдёт. Кончики пальцев наливаются жаром, он переводит взгляд на Стилгара и отвечает: — Нет. И если ей и будет суждено умереть раньше того, что мне ведомо, то лишь моя рука ее и сокрушит. Острие карандаша надламывается. Фримен оглядывает Пола с опаской, стряхивает грифель на пол и чешет кончик носа. — Ты уверен, что знал Т/И в действительности? Он кивает, но мужчина в сомнениях, и Пол закидывая ногу на ногу, вопросительно смотрит. — Ты проверяешь не меня, а хочешь сам убедиться в том, что Арейс безопасна, — наклоняет голову набок. — Спрашивай, если есть вопросы, я отвечу на те, что посчитаю допустимыми. — Ты даёшь мне дозволение? — фримен смеётся. — Да, я даю дозволение. Голос у него твёрд, а взгляд обводит фигуру наиба Табра. У Пола свои планы на счёт Т/И, сомнения в ней среди фрименов туда не входят. Стилгар немного сжимается под его взглядом, но, приходя в себя, уточняет: — Тот голос, что ты использовал однажды в пустыне, Т/И тоже им владеет, ведь так? Пол кивает. — Ее мать — ведьма, подобна твоей? Он морщится от того, как Стилгар произносит это слово, но соглашается. — Потому, — он делает непонятный жест рукой, — ваши силы схожи? — Нет. Т/И привычней создавать иллюзии. Та буря, что ты видел — блажь. Пол замечает, как мужчина шумно сглатывает. — Это мне известно, — тот задумывается. — Если ваши матери принадлежали ордену, то как проверялись силы? Были какие-то испытания? — Коробка, а внутри — боль. Если ты вытерпишь, примешь эту муку или же сорвёшься, попытаешься вырваться — это и покажет твоё истинное лицо. Ты либо зверь, либо человек. — И что делает тебя человеком? — фримен придвигается ближе. — Терпение. — Переждать бурю и отомстить после? Пол кивает. — Тебя я вижу тем, кто полон смирения, — Стилгар щурит глаза. — А кем была Т/И? — Охотником, — Пол проводит пальцем по запястью и улыбается. Мужчина хмурит брови и смотрит вопросительно: — Что это значит? — Не ждать конца пытки, а уничтожить сам источник того, что тебя мучает. — Она уничтожила коробку? — Сестру ордена, Стилгар. Выжгла ее разум. Дала прочувствовать то, что чувствовала сама. Фримен выдыхает сквозь зубы: — Откуда в ней столько силы? Или ты, — в нем зарождается страх, — тоже способен сделать подобное? Атрейдес отрицательно качает головой. — Не могу, — Пол улыбается. — С Т/И все проще. Удивительно, что ты не понял этого за четыре года. Наследие ее семьи — генные мутации. Стилгар с силой упирается о спинку стула и проводит раскрытой ладонью по лицу. Пол удивлён. — Я думал, что ты знал о колониях. — При чем тут они? Он усаживается удобнее. — В генах Т/И сотни крупиц тысячелетних цивилизаций, которыми управляли Арейсы, вшитые в подкорку ДНК исчезнувших и ныне живущих народов, — он отводит одну руку в сторону. — Ты хочешь сильного ребёнка — ты заключаешь брак с правильным человеком, — Пол возвращает руку назад. — У ее семьи было проще: ты хочешь сильного ребёнка — ты вносишь коррективы в его организм. А женишься по любви, — юноша переводит взгляд на фримена, и тот смотрит нечитаемым взглядом. — Безумство. — Это не больно, если ты думаешь, что я пытаюсь описать нечто жуткое, что сопровождалось пытками. Мне не знакомы детали, но никто ее не мучал. Стилгар недоверчиво хмыкает. — А золотистые глаза? Это наследие жителей Тландиты Арейсам? — Наоборот. Несколько тысячелетий назад Арейсы примешали свой ген тем людям, что по их мнению были достойны служить. Говоря кратко, Т/И считается матерью каждого выжившего тландитца. Мужчина подрывается с места и делает полукруг. — С ума сойти. Пол кивает. — Легче умирать за «родителей», чем за правящую семью. Повисает пауза, наиб упирается спиной о стену и смотрит перед собой. — Почти бессмертная. — Глупости, конечно нет, — Атрейдес прыскает. — При том, что у такой мутации есть ужасно отрицательная черта, — он смотрит, как Стилгар замирает. — Не ото всех возможно зачать детей. У суженого должна быть очень сильная наследственность. Фримен садится назад и сталкивает их взглядами. — Чья подходит? Пол чувствует удовольствие от того, что собирается ответить: — Моя. *** Тренировки с Дунканом становятся опаснее. Айдахо словно подменяют, и в каждом его ударе такая сила, что Пол с трудом отбивается. — Соберись, Пол! Голос воина строг, и между бровей у него залегает глубокая морщинка. Он становится похож на Гурни, но Пол помнит, что Халлек был с Тландиты и его резкость в словах была объяснима, но Дункан… — Пол! Имя режет острее ножа, и в глазах таится раннее неведомое Атрейдесу безумие. Юный герцог сглатывает и думает о том, что жизнь на Арракисе меняет всех. Пол отбивает летящий в его сторону, клинок, сбивает с ног мечника и сипит: — Попался. Дункан смотрит на него снизу вверх, медлит и, наконец, улыбается. — Слишком стар для столь длительных тренировок, да и с твоей подготовкой я почти засыпаю. Пол замечает лучики морщинок вокруг глаз друга и протягивает ему руку, чтобы помочь подняться. Они продолжают играть в эту игру «властитель-подчинённый», хотя оба знают, что Айдахо проигрывает от того, что боится отпустить себя полностью. Пол знает, что если бы Дункан увлёкся, он был бы мёртв. Дункан отряхивает рубаху и кладет ладонь на плечо юного герцога, не забыв взъерошить ему волосы. — Ты слишком несобран, Пол. Я не могу гонять тебя с утра до вечера лишь для того, чтобы ты укладывал меня на лопатки с переменным успехом. — В той заброшенной лаборатории тебя убили? Вопрос вырывается неосознанно. Он подмечает, как на лице Айдахо меняются эмоции, собирается замять момент, но слышит чёткий голос: — Я не помню, Пол. В этих словах он слышит четкое «да». — Тебя спасла Т/И? Мечник убирает ладонь от его плеча и подходя к двери, открывает ее перед Атрейдесом. — Жду тебя завтра. Пол останавливается, глядит на него удивлённо, но вздыхает и направляется к выходу. Медлит на секунду подле друга и шепчет: — Хорошо, что ты есть. Пол понимает, что видит в Дункане старика-Халлека не от того, что Арракис вытачивает из воина нового человека, а от того, что Айдахо тоже был с планеты Арейсов. Мысль оглушает его. Он ведёт головой, понимает, что невозможно притворяться настолько хорошо, невозможно лгать так долго — в его жизнь снова вмешалась Джессика. Он направляется быстрым шагом в покои матери. Фигуры людей, что он встречает на пути, смешиваются друг с другом, голоса накладываются слоями, и чужой говор этой планеты и вовсе становится Полу незнаком. Он отгоняет служанок одним приказом, кричит, что если хоть одна придёт на зов Джессики, разорвёт ее своими собственными руками. Мать? Прислужницу? Обеих. — В чем ещё ты мне врала?! Он переходит на крик, захлопывает дверь позади себя и смотрит на лицо женщины, что его растила, со злостью. — Пол, в чем дело? Джессика встаёт с ковра, на котором сидела, и хочет позвать к себе кормилицу, чтобы защититься дочерью, но он непреклонен. — Хватит лжи! Достаточно! Как давно Дункан служит нашего Дому? Откуда он? Как появился на Каладане? — Пол… — Отвечай! Голос его надламывается, он видит, как у матери стекленеют глаза, и ему не жаль. Он так устал от того, во что она превращает его жизнь, устал от того, что она плетёт свои личные замыслы за его спиной. Он ей больше не верит. Женщина смаргивает с себя морок и смотрит на Пола с примесью шока и удивления. — Ты применил на мне голос? — Ты расскажешь мне все, что скрываешь. По доброй воли или без. Джессика жмётся к стене позади себя, и дыхание ее прерывистое. Пол садится напротив, кладет раскрытые ладони на колени и ждёт. — Дункан, он… — женщина сглатывает, — с Тландиты. Пол ждёт. — Его отправил отец Т/И, когда тебе было десять лет, служить нашей семье… Пол, разве это имеет значение сейчас? — Дальше. — Он прибыл на Каладан в числе послов от Арейсов и, — она почти рыдает, — мне пришлось стереть ему память. Пол закрывает глаза, стискивает зубы, а затем рвано говорит: — Почему я помню Дункана раньше? Я помню его на своём дне рождения в семь, помню его руки в свои двенадцать. Джессика заходится всхлипами: — Твою память тоже пришлось изменить. Пол открывает глаза и смотрит на мать с болью. — Что в моей жизни было правдой, кроме отца? — Пол…— она тянет к нему ладони, но резко одергивает и обнимает сама себя. — Я любила Лето, я люблю тебя, я… — Всегда желала власти, как сестра ордена. А Т/И? То, что творится между нами, — он сглатывает, — это настоящее? Он смотрит на красивое лицо матери, замечает, как краснеет кончик ее носа, а переносица покрывается белыми пятнами от волнения. Пол хочет ее обнять, защитить, но не может принять того, что она творила. Творит? — Говори же! — Т/И любит тебя. — Чьи это чувства? Ее? Твои? Ее семьи? Очередной план Бене Гессерит?! Джессика дёргается, словно он хочет ее ударить. — Ты ведь знаешь, — он чувствует влагу в своих глазах, — что это не назвать «любовью». — Пол… — Кого Т/И любила по-настоящему? Джессика утирает дорожки слез, смотрит на него пронзительно. Голос ее еще надломлен, но в нем сквозит едва уловимая уверенность. — Не имеет значение, кто был до. Сейчас есть ты и ты останешься навсегда. Пол отрицательно качает головой, все события сходятся чётким пазлом. Т/И спасла Дункана в лаборатории, потому что Айдахо был с ее планеты, потому что он был важен, потому что она его любила. Вот он — выбор, о котором она постоянно твердит. Пол усмехается, смотрит на Джессику и цокает, указывая на себя: — Нельзя управлять чувствами, мама. Ты ведь невзлюбила Чани поэтому? Джессика срывается с места, но, видя взгляд сына, останавливается. — Тебе не нужна эта фрименка. Что она даст тебе? Ничего! — Т/И оказалась лучше тебя, знаешь, — он поднимается и равняется ростом с матерью. — Она столько раз говорила мне о выборе, что пора бы прислушаться. Пол разворачивается на пятках и покидает покои, оставляя дверь открытой. Одна половина в нем борется за свободу, когда другая, вспоминая влажные сны, требует в объятиях только дочку Арейсов. Невестой. Женой. Матерью. Императрицей.