И когда сезоны сменятся,
останешься ли ты со мной?
Главный зал советов кажется Полу слишком мрачным, тусклым из-за нехватки света, душным из-за отсутсвия свежего воздуха, тяжёлым и чужим. Он медленно стучит пальцами по камню стола и резко задерживает дыхание, когда видит, как Т/И заходит в помещение. Яркий блик от перстня на пальце неприятно бьет по глазам, и он закусывает губу; на Пола глазами девушки смотрит стылая зима, холод, что прячется под переливами золота и отблесков Бетельгейзе, на него смотрит незнакомка. Его пробирает озноб. Она снова становится опасной. Как в тех видениях. Как… — Госпожа Арейс! — Голос Моритани заставляет Атрейдеса дёрнуться. — Моя госпожа! Мужчина подрывается с места, резко откидывает длинные полы плаща и двигается в сторону девушки. Протягивает вперёд обе руки — почти готовый принять ее в объятия — но перед ним неожиданно появляется один из людей Т/И. — Все хорошо, Кристофер, — она обходит воина. — Рада встретить вас вживую. — А как рад я, что рады мы, — он обводит рукой зал, показывая сторонников Дома Арейс. — Ваши шрамы… — Долгая история, позволите рассказать позже? Т/И снова смотрит на Пола, едва заметно приподнимает уголки губ и кивает. — Конечно-конечно. — Мужчина слегка прикусывает костяшку большого пальца. — Я могу сесть рядом с вами? — Боюсь, что нет, друг мой, оба места около меня заняты. Т/И ещё раз кивает мужчине и снова переводит взгляд на Пола. У него к горлу подкатывает тошнота. Все сделанное до: Чани, Иррулан, колонии, Салуса… но Т/И наконец улыбается шире, обнажает ровные белые зубы, и его почти выворачивает от нервного напряжения. На плечо ложится чья-то тяжёлая ладонь — он вздрагивает — это Дункан. — Все хорошо, Пол? От Айдахо тоже начинает подташнивать. Ему кажется приторно-сладким, мерзко-тягучим эта показная верность. Ему мерещится, что Айдахо и Т/И будут первыми, кто его предаст. Он хочет, чтобы ему и правда только мерещилось. — Кто успел занять места подле вас, моя госпожа? Т/И снова смотрит на собеседника и просто пожимает плечами, отвечает: — Семья. Пол бьет по столу раскрытой ладонью, и присутствующие оборачиваются в его сторону. — Если господин Моритани закончил столь любезный разговор с леди Арейс, — он щурится, — то позволите мне начать наше собрание? Лицо мужчины становится нечитаемым, он ещё раз кивает девушке, разворачивается на пятках и занимает прежнее место. Т/И чуть мнётся, вкладывает ладонь — Пола это злит — в ладонь Кристофера и наконец присаживается аккурат напротив него. — Мой Император. Ему мерещится насмешка в этой фразе. Пол качает головой, бросает: — Возможно, мне стоило бы высказать соболезнования в адрес почившего Императора, но Иррулан не будет на совете, — пожимает плечами. — Поэтому не стоит притворяться, — откашливается. — Я собрал вас здесь в надежде обсудить начало новой жизни и, — указывает рукой на сторонников Т/И, — вознаградить тех, кто хоть и не по своей воле, но был на моей стороне. — Император, — мужчина в дальнем конце стола откашливается. — Я бы хотел высказаться по поводу нахождения госпожи Арейс на нашем совете, — Дон бросает быстрый взгляд на девушку. — Я полагаю… — Это не имеет значения. — Что? Пол разминает шею, а затем повторяет: — Не имеет значения, что считаете вы, Дон, я вас не спрашивал. Мужчина словно сжимается в размере, но сидящий рядом с ним Фиет добавляет: — Я слышал, мой Император, что Мартин не учавствовал в недавней битве, — мужчина щурится. — Можно узнать, почему? Пол переводит взгляд на девушку, но та лишь закатывает глаза, а затем нехотя бросает: — Я помню истории о том, что случилось на Салусе во время первых дней тишины. А вы, будучи свидетелем, успели забыть? — Т/И удивлённо приподнимает брови. — Я не отпускаю в бойню тех, кого не смогу контролировать. — Так вашего главного советника нельзя обуздать? Госпожа, при всем моем уважении, это не увеличивает моего к вам доверия. Девушка выдыхает, бросает быстрый взгляд на соседний пустой стул и качает головой. — Советника нельзя, но можно мужа. Мне, как женщине, ведомы разные способы контроля. Мужа? Пол резко откидывается на спинку кресла, впивается ногтями в мякоть ладони и на мгновение закусывает губу. Т/И продолжает: — Я не отчитываюсь о своей личной жизни никому, кроме Императора, поэтому мой брак с Мартином не должен вас волновать, — задумывается, — как и сам Мартин, потому что… Мужчина ее перебивает: — Знание — не всегда сила, верно, Т/И? Пол переводит уставший взгляд на друга своего отца и уточняет: — Что вы имеете ввиду? — Мой Император, — мужчина не отводит взгляд от девушки. — Я встречал ее отца на Салусе, когда он уже был в заключении Шаддама IV, — откашливается. — Тогда лорд Арейс сказал, что его дочь знает, где он, и что она отомстит. Не отомстила… — медленно кивает. — Не все слова, что говорят Арейсы, выполняются. Потому и брак… — Все, — Т/И трёт переносицу. — Какая разница, кто убил Шаддама, если главное то, что он убит? Повисает тишина. Фиет чуть наклоняется над столом и, противно растягивая согласные, тянет: — Если Арейсы хотели сместить первого Императора, то что остановит их от того, чтобы не захотеть свергнуть и нового? — Напомните мне, — Лорд Моритани перебивает говорящего и улыбается, — когда убийца собственной жены стал волноваться о жизни другого человека? Пол с силой трёт безымянный палец. Место, где в скором времени будет кольцо. Символ его брака с Иррулан. Чужое. Нежеланное. Не то, что свяжет его с Т/И. — Достаточно. — Он щурится. — Обсуждение общих неприязней можете оставить на потом, — вздыхает, снова облокачиваясь на стол. — Дом Арейс сражался за Арракис и за меня, — подчёркивает последнее слово. — За меня, — пауза. — С самого начала. Они будут последними, кого я решусь обвинить в предательстве. Враньё! Голос внутри кричит. Пол боится. Боится Т/И… — Но, — снова трёт палец, — общим решением, — указывает на девушку, — госпожи Арейс и моим, все бывшие колонии будут присоединены к единой Империи. Подконтрольной останется лишь Салуса. — Как такое возможно?! — Моритани почти подскакивает на месте. — О чем речь? Госпожа? Пол переводит тяжелый взгляд на девушку, но та снова отвлекается, вглядывается в пустое пространство по правую руку от себя и молчит. Затем тяжело вздыхает и словно кому-то кивает. — Да, — она откашливается. — Все бывшие колонии Дома Арейс переходят в полноправное владение моего Императора… Моритани все-таки шумно встаёт со стула и, брызжа слюной, кричит: — Никто не спросил нас о том, хотим ли мы прислуживать мальчишке! Никто не спросил меня, — тыкает в грудь пальцем, — хочу ли я быть подвластным сыну виновника смерти моего друга! Я… — Друг мой, — Т/И мягко ведёт перед собой рукой по столу, — я ведь не закончила. — Улыбается и наконец отрывает взгляд от пустоты. — Я с радостью передам все свои колонии моему Императору, но лишь при условии предоставления полной защиты жителям планет, — затем будто окончательно приходит в себя, и голос звучит тверже. — В случае нападения других Домов на мои бывшие колонии, — наклоняет голову набок, — или воинов моего Императора, я незамедлительно буду отправлять армию на защиту бывших подвластных мне владений. — Подвластных вам владений? — Фиет усмехается. — Помнится, что у власти вы были от силы год. Считается ли это, — делает акцент, — настоящей властью, девушка? Пол хмурится, стучит пару раз пальцами по другой руке и качает головой, почти срывается, но Т/И опережает: — Насколько вы, Фиет, можете быть уверены, что говорите только со мной, м? Мужчина слегка бледнеет, и она ещё немного глядит на него, затем дергаясь от голоса Атрейдеса: — Подобного разговора не было, госпожа. — Разговора о заключении брака с дочерью убийцы моего отца и деда не было тоже, мой Император. В зале снова повисает тишина. Т/И упрямо смотрит ему в глаза, не моргает, и улыбка на ее лице, мерещится Полу оскалом. Она спорит с ним? При всех? Выставляет его слабым? — Я не желаю отвечать на подобные требования сейчас, госпожа Арейс, — он выставляет перед собой раскрытую ладонь, словно вынуждая девушку замолчать. — Помимо прочего Дом Арейс будет исключён из участия в общем совете Великих и Малых семей, а также ограничен в поставке спайса. Он снова переводит взгляд на Т/И, но та опять отворачивается в сторону и выглядит абсолютно расслабленной. Пол откашливается, и девушка медленно кивает, затем добавляя: — Ограниченная поставка спайса продиктована тем, что Арракин восполнит нехватку в моих бывших колониях? Превысит норму, верно? Атрейдес быстро оглядывает сидящих и кратко кивает. Т/И не видит этого движения, но почему-то мягко улыбается и, снова оборачиваясь к нему, чеканит: — В таком случае я согласна. И ещё, — она быстро заправляет прядь за ухо, — я выдвинула свои требования на счёт колоний, и если я не получу ответа в течении месяца, то данные условия будут приняты мной в одностороннем порядке, мой Император. Полу, на удивление, становится противно, что Т/И ему перечит. Он сухо кидает: — Попрошу оставить меня и госпожу Арейс наедине, дальнейшие вопросы по поводу управления Империи и расстановки в ней власти мы обсудим завтра. Без. Нашей. Госпожи, — откашливается. — И последнее, господин Фиет, — Пол приподнимает краешек губ, — назовёте госпожу Арейс «девушкой» ещё раз, и я прикажу вырвать вам язык. Давайте учиться манерам. Мужчина бледнеет ещё сильнее, но лишь поджимает нижнюю губу, первым покидая зал. Моритани злобно проходит мимо Атрейдеса, шумно хлопает полами плаща, и с силой хлопает дверью, почти перед самым носом Дункана. Дон исчезает незаметнее всего, и когда остальные присутствующие, мягко мерцая синевой голограмм, отключаются, Пол с силой расстёгивает мундир, что душит своей официальностью, а затем недовольно выплевывает: — Может, объяснишься? — Может, сначала это сделаешь ты? Девушка кивает стоящему в углу Кристоферу, и тот, абсолютно не скрывая недовольства, уходит следом. — Т/И, — Пол отодвигается на стуле, чуть раскачиваясь на задних ножках, — ты считаешь своё поведение правильным? — Ты считаешь очередную девушку в своей жизни необходимостью? — Я, — он встаёт, чуть обходит стол, но так и не доходя до нее, замирает у стены, — хочу заполучить власть официально. Через брак с дочерью бывшего Императора. Послушай, — вздыхает. — Тебе ли не знать уклад жизни в Империи? Но ты, — слишком резко повышает голос, — чем ты можешь продиктовать брак с Мартином? Девушка усмехается, затем запускает пальцы в короткие волосы, слегка тормоша пряди. — Мой Кристофер думал о браке, — лицо у неё будто сразу становится мягче. — Мы верны традициям, Пол. Он не может жениться, пока я не замужем. — Ты станешь женой Мартина из-за раба? Т/И дёргается как от пощёчины, хмурится, а затем повторяя за ним, обходит стол с другой стороны. — Кристофер — мой сын, а не раб. Будь добр следить за тем, что говоришь. — Боги! — Пол с силой бьет ладонью по груди. — Он не твой сын! Он обычный подданный, из-за которого ты планируешь выйти замуж за другого, — заходится громким смехом, — подданного?! Девушка молчит, закусывает губу, а затем жмурится и голос у неё звучит очень усталым. — Они — семья, Пол, которую у меня забрали. Они — я. Они — это отец и дедушка, которых я вижу в них. Они — спокойствие, которое было со мной тут, — она скалится. — Они — храбрость, которая оставалась со мной во время битвы. Ты понятия не имеешь, что значит для меня Кристофер, ты понятия не имеешь, на что я ради них готова. Она пинает ногой стоящее вблизи кресло и замолкает. Пол вглядывается в неё и словно смотрит впервые. Т/И кажется такой…незнакомой? Вот она, стоит перед ним: предел его мечтаний, причина громко бьющегося сердца, нервно скачущего пульса, девушка из снов, из писем, из влажных грёз. Убившая ради него сотни и тысячи людей, отдавшая колонии, принявшая Чани… Такая… чужая? — Мартин знает о браке? — Нет. — Она не поднимает глаз. — Я собиралась сообщить перед отлётом. Я… Вздыхает, открывает глаза, и ему на секунду мерещится, что на месте, где раньше были шрамы, склера слегка расколота на два. — Неважно. Ему впервые не хочется узнавать, что она не-сказала. — Почему Мартина слушаются другие тландийцы? — он дергает рукой, словно физический показывая, что они сменили тему. Он ведь не лорд, не главнокомандующий, не… — Они его боятся. Пол удивлённо приподнимает бровь, повторяет за ней: — Боятся? — Ага, — Т/И растирает невидимые частички пряности между пальцами, снова поднимает на него взгляд. Пол закатывает глаза, опирается локтями на небольшой выступ в стене, а после глядит на неё из-под густых ресниц, чеканит: — Ты ведь знаешь, что все не просто так, что ему что-то нужно от тебя? — Так как нужно Дункану от тебя? — Что? Т/И пожимает плечами, отворачивается в сторону, чуть щурясь, смотрит на тонкую линию света, что пробивается сквозь щель в мраморе, и просто произносит: — У Мартина был дом и есть теперь — он не потерян, — чешет кончик носа. — Мартин знает, кто он и зачем мне служит — его не нужно наставлять на верный путь. Мартин знает, в чем он силён и в чем слаб — его не нужно чему-то обучать, — она оворачивается к нему, медленно добавляя: — Мне нечего ему дать. — Кроме власти и себя, Т/И. — Пол, — она как-то грустно улыбается, — мой Пол, — стопорится, будто фраза звучит не так, как прежде, делает несколько шагов до стены, разворачивается на пятках и идёт обратно к месту, где сидела. — Кто говорит эти слова? Власть-власть-власть, — сжимает спинку, — не все построено на ней. — Он тебя поменял, Т/И. — Это я уже поменяла его. — Т/И снова ведёт ладонью по столу. — Не будь так, все могло бы сложиться совсем иначе. — Как? — На престоле была бы я, — она хмыкает. — Мартин — охотник. — Да-да, я знаю, вы все охотники. — Немного не так, Пол, — Т/И снова усаживается на стул. — Мы все охотники, но никто, кроме Мартина, не охотится на себе подобных. Юноша хмурится, а затем заходится громким смехом. — Ещё скажи, что ты и твои люди убивают кого угодно, но не людей, о чем ты? — Я, — Т/И улыбается в ответ, — не об этом. Для Мартина… — медлит. — Никогда бы не подумала, что буду обсуждать такое с тобой… — цокает. — …Так вот, для Мартина ему подобные — только мы: сами тландийцы, а других, — она откашливается, — имею ввиду людей с других планет, он не видит. Какие-то очертания, нечеткие силуэты, но ваши лица… их будто нет. — Мартин слеп? — В некотором роде. Я многого не знаю о старом поколении тландийцев. Сам понимаешь, — разводит руками, — сначала все сжёг отец, а после и сама планета отправилась в пекло. Ничего изучить толком не удалось. Я знаю лишь горстку информации о том, какими были воины раньше. Пол открывает рот, закрывает, так и не сформулировав мысль, а затем медленно произносит: — Потому при твоём дедушке был такой порядок? — Ну, — Т/И снова хмыкает, — порядок относительно чего? Тут ещё не ясно, — кивает. — Но в целом да. Знаешь, легко быть мясником, когда толком не знаешь, как выглядит мясо. — И после всего этого ты взяла его с собой? — Я не брала его с собой, Пол. Атрейдес хмурится, трёт пальцами морщинку между бровей и трясёт головой. — Что значит «не брала»? — Вместо Мартина лететь должен был кто-то другой, — Т/И садится ровно, вытягивается как струна. — Мартин сам пришёл на улетающий корабль. Весь в крови, — пожимает плечами, — определено занявший чужое место. Пол давит на запястье, закусывает губу и шепчет: — И ты его впустила? — Да, — она быстро кивает. — Я сама виновата в том, что он это сделал. — Продолжай. Т/И хмыкает, делает жест, похожий на реверанс, бросает: — Благодарю. Мне было пятнадцать, я только вернулась с обследования ближайших к столице земель, а Мартин вернулся с одного из своих заданий. — Вздыхает. — Мы не виделись около года, так что, — цокает, — я приказала страже распорядиться о его визите ко мне в тот же вечер. Он пришёл раньше. — Замолкает на мгновение. — После того, как его корабль коснулся тверди Тландиты, а люди были отпущены отдыхать. Я удивилась, — трясёт головой, — не сочти за странность, но Мартину стоило хотя бы помыться, да и в столь помятом виде он никогда не являлся. — Ведёт пальцем по мягкой обивке кресла. — Мы столкнулись в конюшне, и вот тогда, — пальцы замирают, — я обронила ту самую фразу, я сказала ему: «как хорошо, что ты всегда рядом, когда мне нужен». Пол откашливается и уточняет: — Что такого в этих словах? — Я тоже думала, что ничего, да и он ничего не ответил. А потом, когда мы собирались улетать с планета за день до очищения, Мартин, — смотрит на Пола, — взойдя на трап спросил меня, — поджимает губу, — «я все ещё вам нужен?». — Приподнимает уголок губ. — Я ответила «да». Пол резко тянется за стаканом, стоящим сбоку, впивается пальцами в грани так, что отдаёт иглами в фаланги, делает глоток и ставит посуду назад. — Почему именно он? — Он — подарок, — Т/И поспешно дергает левой рукой. — Не в том плане, что мне с ним повезло, а в прямом, — задумывается. — Он подарок моего дедушки. — Пожимает плечами. — Я не знаю, как назвать его иначе. Мартин ничему не учил меня, не воспитывал, — загибает изящные пальцы, — не занимался даже тренировками, но всегда был рядом. — Хмыкает. — Так хотел граф, так хотел и сам Мартин. Такой расклад, видимо, устраивал и отца. — Он защищал тебя? — Пол исправляется. — Он защищает тебя? — Я не знаю, — девушка выдыхает. — Я понятия не имею, что творится в его голове. Да и, — поднимает на него взгляд, — это не имеет особого значения. Совсем. — Переплетает пальцы левой и правой руки. — Я принимаю его любым. Он не выдерживает, резко наклоняется вперёд, переносит вес тела на носки и шипит: — Мартин помог Фейду убить барона. Он ждёт, что Т/И удивится, что немедля встанет и не попрощавшись побежит выяснять отношения со своим воином, но она лишь наклоняет голову набок и отвечает: — Я знаю. — Что? — Я говорю, что знаю, Пол. — Тебе сказал Мартин? — Юноша напрягается сильнее, шея от того, в какой позе он замирает, начинает ныть. — Он? — Почему же? Мне сказал сам Раута. — Т/И словно читая его мысли добавляет: — Вчера. Пол чеканит каждое слово, чтобы убедиться, что не ослышался: — Раута. Сказал. Тебе. Вчера. — Щурит глаза. — Я правильно понял? — Правильно. — Т/И повторяет за ним, и золото глаз тонет в густых чёрных ресницах. — Фейд теперь всегда рядом. — Касается виска. — Вот тут. — Хмыкает. — Я обещала ему, что он выживет, — на мгновение словно теряется, — не ему, Пол, а тому мальчику, которым я его помню, потому что…. Он заканчивает фразу за неё, уже запомнил наизусть, уже зазубрил так, что силой забыть не заставишь. — Потому что дети не должны умирать. — Да. Он устало трёт переносицу и задаёт последний вопрос: — Ты думаешь, что брак изменит Мартина? — Изменит? — Т/И хмурится. — Ты полагаешь, что я хочу изменить мужчину, что старше, чем был твой отец? Что это, — хмыкает, — вообще возможно? Атрейдес переводит на неё напряжённый взгляд и с сомнением пожимает плечами. — Пол, одна из причин почему я все ещё жива, — неизменность Мартина. Ты спрашивал меня, — девушка на мгновение скалится, — где мое безопасное место. — Растирает запястье. — Так вот. Рядом с ним. Я не хочу менять Мартина, я хочу, чтобы он оставался собой. Оставался собой, но был ограничен нашими семейными узами. — Усмехается. — Не становиться ведь частью твоего гарема, верно? Пол от последней фразы срывается: — Так теперь ты выходишь воплощением добродетели, а я должен остаться, так? — Пол откидывает граненный стакан в сторону, кричит. — Уходишь победителем, а я остаюсь здесь?! Чудовищем в твоих глазах? Изменщиком?! Т/И замирает, боится пошевелиться и лишь смотрит на красные осколки, что переливаются на холодном каменном полу. Капли крови забрызгивают светлую обувь Фейда, и ребёнок замолкает. Капли крови пачкают ее золотое платье, и Фейд скрывается в темном коридоре резиденции. Кровь вытекает тонким ручейком изо рта Рауты, и он, захлёбываясь, шепчет: Пол тебя не отпустит, кузина, Пол тебя убьёт. Кровь Фейда впитывается в ее кожу. Т/И трясёт головой, когда юный Император делает к ней пару шагов, Пол тычет пальцем и шепчет: — Ты не улетишь, не улетишь никуда. Я, — ещё ближе, — я не позволю тебе улететь такой. Фейд улыбается ей кроваво-красными зубами «он тебя не отпустит, кузина, а я бы отпустил, но не теперь». Не теперь. Мальчик со светлыми волосами вкладывает в ее ладонь кусочек льда и улыбается. А я бы отпустил. Мальчик не нравится Т/И. Я бы… Т/И хочет, чтобы маленький Фейд улетел с Тландиты. Т/И уже влюбляется в Пола. Но сейчас… Фейд лишь заходится булькающим смехом, когда слышит, как Кристофер ломает кости Раббану и… Она встаёт на ноги и молча кивает. Почему ты не выбрала меня? Почему ты не…? Она зачем-то позволяет ему уйти. Сейчас. Она знает, что он не доживет до рассвета. Ему не позволят. Когда резиденцию прочёсывают после битвы, тело Фейда так и не находят. Я тебя отпустил… Его тело теперь — едва теплящийся огонек жизни. Т/И заносит руку вверх и с силой бьет мечом по остаткам мрамора, что раньше были стеной. Гул разносится вдоль по коридору, и девушка, чуть прищурившись, замечает быстро мелькнувшую тень Мартина. Фейд не доживает до рассвета. Т/И знает, что кольцо отца, что она сейчас медленно прокручивает на пальце, в покои Владимира принёс Раута. Частью какой семьи ты являешься. Частью какой семьи являлся я? Маленький мальчик вкладывает ей в ладонь кусочек льда. А сам остаётся среди песков. Т/И выкидывает ледышку из ладони, наклоняется к ребёнку, чуть теребя светлые пряди на голове и шепчет: Беги. Я все равно бы выбрал тебя. Зачем она выбрала Пола? В тот раз Фейд успевает убежать. — Отпустишь, — Т/И наконец отрывается от осколков, — я больше тебе не нужна. Признайся, что я-тебе-больше-не-нужна. Пол замирает в паре метров от неё и ничего не отвечает. Понимает ли он, что она права? *** После слов Т/И о Мартине Пол начинает смотреть на него иначе, слушать его по-другому, замечать то, что раньше хоть и было очевидным, в глаза не бросалось, и то сходство, что он, как ему показалось, нашёл между тландийцем и Гурни, исчезает полностью. То, что Пол принят за прямоту и дерзость, оказываются не более чем очередной игрой. Мартин — теперь — кажется ему не менее коварным, чем сам барон: поданный Т/И, в отличии от окружающих их людей и самой девушки, кажется невероятно последовательным и словно медлительным: он изучает ситуацию изнутри, смотрит на всех долгим тяжёлым взглядом и размышляет. Кажется, что каждый его шаг, каждое движение рукой, каждый вдох — все имеет определённый смысл. Мартин словно вне всей Империи и в то же время — в самом ее центре. Т/И говорит «мне нечего ему дать», но Пол видит, как тландиец смотрит на неё и очень в этом сомневается. Он понятия не имеет, что именно Мартин от неё хочет, и, однажды, юноша не выдерживает — задаёт вопрос напрямик: — Зачем тебе госпожа? — Зачем? — Тландиец лениво ведёт ладонью по щеке. — А по-твоему, мой Император, люди всегда нужны для чего-то? — Да. Мартин улыбается и лучики морщинок собираются в уголках его золотистых глаз, он бросает: — Нет. — Хмыкает. — Я смотрю на свою госпожу и мне становится тепло. Какие ещё могут быть причины? Пол ему не верит. — И какого это? Не иметь возможности сравнить ее ни с кем, м? Тландиец молчит пару секунд, а после заходится громким смехом. — Ох, мой Император, как вы ещё молоды, — он поправляет перчатки. — Я не вижу людей, но вижу вселенную. Поверьте, мне есть с чем сравнивать. — Например? Мартин снова хмыкает, переводит взгляд с Пола на Т/И, что стоит поодаль, и чеканит: — Созвездие Ориона. Затяжная зима на Тландите. Сила. Прощение. — Снова смотрит на Пола. — Бетельгейзе. Юноша щурится, добавляет: — Сила, что ты видишь в ней? — Сила, что госпожа дала мне. — Мужчина кивает подозвавшей его Т/И. — Мне не нужно видеть других, чтобы видеть ее. В следующий раз он замечает, как Мартин подаёт ей руку, перед этим успев надеть привычные чёрные перчатки. Воин сжимает изящные пальцы Т/И, но так и не соприкасается с ней обнаженной кожей, и вот тогда до Пола доходит. Осознание бьет поддых и он, шумно дыша, уходит из общего зала. — Мартин, — вопрос, что крутится в мыслях давным давно, наконец обретает форму, — у тебя были дети? Тландиец хмыкает и качает головой. — Для детей нужна женщина, а я никого не любил. — Ты был один? Мужчина жмурится, прикрывает лицо ладонью от солнечного света и, растягивая слова, отвечает: — Я был привередлив. После Пол говорит с ним вечером, и Мартин снова выглядит мудрее, чем Гурни со всеми его рассказами. — Так, мой Император, как именно красива Т/И? Пол, который раньше мог описать Т/И миллиардами разных слов почему-то молчит. И тландиец лишь улыбается, словно ожидал такой реакции, словно знал, что Атрейдес будет таким. — Мы все, мой Император, ищем не вдохновения на подвиги, а самый обычный покой. — Мужчина улыбается. — Я хотел покоя, и госпожа мне его даёт. — Ты называешь ее непривлекательной? — Я называю ее красивой, — Мартин вздыхает. — Но не той болезненной красотой, на которую покупаются мужчины, — открывает глаза. — Броские побрякушки продаются за бесценок на ярмарках, а драгоценные камни купцы чаще всего даже не выставляют на торги. Броские побрякушки. Пол понимает, о ком именно идёт речь. У Мартина и правда есть шанс на то, что Т/И его полюбит, потому что он умеет ждать. Мартин не давит, не позволяет себе лишнего в поведении, не говорит много и не пытается быть рядом каждую свободную минуту. Он просто ждёт и просто оберегает так, как этого требует — боги, не закон! — а истинное мужское воспитание. Даже с Полом — после двух попыток его убийства — Мартин словно становится давним наставником. — Как бы не хотелось этого говорить, — поджимает нижнюю губу, — как бы вообще не хотелось с вами разговаривать, мой Император, но Дункан будет одним из самых верных людей на долгие и долгие годы вашей жизни. Пол хмыкает и уже привычно приподнимает уголок губ. — Ты хотел сказать Айдахо и Гурни? — Нет, — прыскает, — я хотел сказать то, что сказал. — Отталкивается от стены. — Мне пора, мой Император, доброго вам вечера. Пол отрывается от письма и бросает резкое: — Я не позволял тебе уходить. Фигура замирает в паре сантиметров от двери, и тландиец хмыкает: — Не помню, чтобы нуждался в вашем разрешении… — бросает лукавый взгляд через плечо, — …Император. Дверь за ним закрывается с лёгким скрипом. На следующий день Мартин уже не удивляется очередному визиту Пола, даже не поднимается с колен и продолжает точить клинок, когда Атрейдес подходит вплотную. — Мой Император, стоит понять одну вещь, которую все, почему-то, отрицают, — он цокает. — Не от нас госпожа берет свои корни, но тландийцы от неё. — Мужчина смотрит на Пола, выдыхая плотный воздух через нос. — Я — лишь малая часть того, какой в действительности может быть Т/И. — Ты хочешь, чтобы я боялся? Тландиец встаёт, отряхивает брючину от песчинок и щурится: — Я хочу, чтобы Император знал. За одной из вечерних трапез, после которой, как Пол узнает после, Т/И все-таки сообщает о своих намерениях, Мартин шепчет: — Ты так сильно напоминаешь мне барона, что иногда становится не по себе. Атрейдес дёргается от сравнения, но мужчина, просто пожимая плечами, продолжает: — Чревоугодие, мой Император, — Мартин отламывает кусочек от спайсового хлеба, вертит его в руке и медленно кладёт в рот, — один из смертных грехов в старой религии исчезнувшей планеты. — Я не помню, чтобы позволял себе есть без разбору. Тландиец улыбается, отодвигает от себя тарелку с яствами, переводит на него взгляд и чуть щуря золотистые глаза, шепчет: — Порой люди просто не знают, насколько они готовы поглощать все, что их насытит. — Ты ведь не… — медлит, — речь не о еде? — Нет, мой Император. Пол похоже надламывает хлеб, но так и не смеет попробовать хоть кусочек. Чувство сытости теперь становится чем-то постыдным. Пол не хочет, чтобы в нем видели Владимира. Даже если это Мартин. Особенно, если это он. Пол наклоняется над столом и шепчет: — Ты ведь просто хочешь власти, да? Я могу сделать тебя наместником на Каладане, — медлит. — Тебе лишь нужно не-лететь-со-своей-госпожой. — Говорите точь-в-точь, как Харконенн, — тот усмехается. Я родился подданным, мой Император, я рос рабом и, — хмыкает, — откуда мне знать, что такое власть? И чем эта самая власть может быть лучше, чем служение моей госпоже? — Владимир предлагал тебе…? Мартин наклоняет голову набок и, растягивая гласные, отвечает: — Если бы вы знали, сколько людей хотели мне что-то предложить, вы бы дали больше, чем свой бывший Дом. — Усмехается. — В любом случае, — пожимает плечами, — ничего не будет притягательнее, чем быть рядом с Т/И. *** Девушка нервно делает полукруг по комнате, замирает на мгновение, а затем топчется на месте. Она чувствует внимательный взгляд Мартина за спиной, но так и не решается обернуться. Мужчина нарушает тишину первым: — Госпожа? Вас что-то тревожит? — Я… — девушка наконец решается, оборачивается в его сторону, и набрав больше воздуха в грудь, бросает, — я хотела обсудить с тобой наш брак. Тландиец замирает, застывает, почти не показывая никаких эмоций, и Т/И, воспользовавшись моментом, добавляет: — Кристофер хочет жениться и, — она трёт переносицу, понимая, как глупо все звучит, что нужно было просто послать традиции в пекло вместе с исчезнувшей планетой, но все равно продолжает: — Он не может заключить узы с Норой, пока я свободна. Пока, — откашливается, — свободен глава Дома. Я надеялась, что нам удастся обыграть все это, — нервно разводит руками, — фиктивно, но… — откашливается, — понятия не имею, что ещё добавить. Тландиец на мгновение закусывает нижнюю губу, затем медленно стягивает перчатку с левой руки и протянув ее в сторону девушки, замирает в нескольких сантиметрах от ее лица. Сжимает пальцами воздух, а затем вздыхая, быстро натягивает ее обратно, и отвечает: — Кристофер стоит так много? Настолько много, — щурится, — что госпожа готова выйти замуж за почти ровесника графа? — Я, — Т/И хмурится, не совсем поняв движение мужчины, но затем опускает голову, смотрит на язычки чёрных ботинок, — я не думала о том, насколько ты меня старше или, — снова поднимает взгляд на мужчину, — насколько я молода для тебя. Я не думала о таких деталях, Мартин. Дело в том, — она сглатывает, — что Ауде уже были доставлены пару писем о предложении заключения брака со мной, — дергает рукой. — Но я… — вздыхает, — не хочу никого. — Кроме меня? Девушка чувствует, как по щекам ползёт румянец, резко мотает головой, а затем подумав, кратко кивает. — Видимо, так и выходит. Тландиец угукает, а затем на выдохе произносит: — Я никогда не видел в вас женщину, моя госпожа. Внучку графа, дочь лорда, — загибает пальцы, — главу Дома, но женщину, мою жену…. — вздох, — я даже помыслить не мог, что такое возможно. Т/И нервно усмехается и, чуть подумав, добавляет: — Я надеялась услышать подобное, Мартин, — ковыряет ногтем заусеницу на мизинце. — Я могу просить об этом, как об очередной просьбе? — Можете. — Тот задумывается. — Но лишь при одном условии. Т/И напрягается. — Условии? — Ага. Раз мы соблюдаем традиции ради Кристофера, значит соблюдём их и ради вас, моя госпожа. — Снова делает к ней шаг. — Я не был готов к подобному, но закрепить наш союз все равно придётся, — медленно развязывает шёлковый платок на шее, стягивает его так, что слышно как ткань оглаживает кожу, — вместо кольца и моего мундира, — акцентирует, — повернитесь ко мне спиной, госпожа. Пожалуйста. Она сглатывает, но послушно выполняет, что просят, неосознанно ковыряя кожу у ногтей. Мартин касается волос, — все ещё в перчатках, — медленно вплетает свой платок в короткие пряди, а затем, чуть наклонившись к уху, шепчет: — Почти корона. Т/И резко дёргается от его близости, оборачивается, глядит на него испуганно, не совсем понимая почему испытывает то, что испытывает, но тландиец лишь смахивает светлую прядь со лба и добавляет: — Возвращаясь к традициям, — откашливается, — не помню, чтобы девушкам было положено делать первый шаг в отношениях с мужчинами, — на мгновение прикрывает глаза, снова открывает, и, чуть поправив задравшуюся рубаху, подходит ещё ближе. Наклоняется к ней так, как никто прежде не делал: не хватает ее за подбородок, не вынуждает дотягиваться до него, но склоняется, ссутулит плечи, чтобы быть наравне. — Я должен делать первый шаг, моя госпожа. Т/И едва успевает заметить, как блестит золото в глазах напротив, и почти решается съязвить, но губы накрывает поцелуй и она….теряется. Мартин целует иначе, чем когда-то целовал Пол, иначе, чем касался Дункан. Она никак не может уловить, что именно их отличает, но как только мысль почти поймана за хвост, мужчина от неё отодвигается. Светлые густые ресницы трепещут, он глядит на неё с обожанием и… спокойствием? Снова приподнимает уголки губ и шепчет, продолжая мягко касаться пальцами ее подбородка: — Теперь я благословен. — Мартин… Т/И делает шаг назад, трёт глаза и с удивлением понимает, что впервые настолько смущена не сколько поцелуем, сколько тем, что с ней рядом мужчина. Она повторяет: — Мне странно от того, что происходит так, как происходит. Что из всех кандидатур я осмелилась просить тебя помочь мне, — смотрит исподлобья, — попросила тебя быть со мной… Тландиец на мгновение задумывается, а после переходит на родной язык: — Stundum held ég að það gæti ekki verið öðruvísi. — Согласные режут слух. — Kannski er staðreyndin sú, frú, — Мартин медленно ведёт ладонью вдоль своей шеи, — að ég var skapaður fyrir þig. Alinn upp fyrir þig. Valinn af greifanum fyrir þig. — Руки замирают на бешено бьющимся пульсе. — Kannski var allt mitt uppeldi, allt mitt starf, allt líf mitt bara til að vera hjá þér á endanum. Að þjóna þér, að þóknast, — переходит на шепот, — að þóknast. Т/И не выдерживает, снова жмурит глаза, чувствует влагу от выступивших слез на ресницах и шумно сглатывает. — А может, моя госпожа, — Мартин снова переходит на общий язык, — я просто готов вас полюбить? Воин аккуратно делает пару шагов от неё, тепло его тела отдаляется, наконец исчезая полностью. — Я хочу побыть одна, Мартин, — она трясёт головой, потому что назойливые мысли кричат наперебой об обратном. — Ты можешь оставить меня одну? Мужчина делает ещё несколько шагов в сторону выхода. Т/И разлепляет глаза, успевает заметить, как тот кратко кивает, а затем, уже почти развернувшись, бросает тихое: — Я знаю, что любить страшно, знаю, что любить меня будет ещё страшнее. Но я обещаю, — медлит, — что мне не нужно ничего взамен того, что я отдаю вам. — Я не люблю тебя, Мартин. Не так, как ты имеешь ввиду. Фраза вылетает быстрее, чем Т/И успевает ее осознать, она дергает рукой прикрывая рот ладонью и хмурится от собственных слов, но Мартин лишь мягко улыбается и отрицательно качает головой. Ей мерещится, что у самой двери он добавляет тихое: — Þú á því ennþá. *** В день отлёта Т/И кажется, что сам воздух пытается причинить ей боль. Лучи Бетельгейзе светят ярче обычного, и кожа, не защищённая дистикомбом, почти сразу начинает шелушиться даже под сводами ситча. Корабль Сардаукар возвышается чёрной тенью среди рыжих барханов, и Т/И старается уложить мысль, что теперь Салуса — ее новый дом. Путь, проделанный до сегодняшнего дня, кажется едва живой змейкой, чем-то столь незначительным, что девушка разучивается ощущать радость, что наконец покидает Арракис. В дверь раздаётся несколько стуков, и Т/И уже привычно различает в них Джессику. — Войдите! Раздаётся легкий скрип, Арейс замирает, а затем, притворно улыбнувшись, оборачивается к гостье. — Т/И… Мать Пола выглядит как богиня: идеальная во всем, плавная, как реки на Каладане, стройная, как ветви ивы на родной планете Атрейдесов, сильная, как ветра на небесном пике в ее доме. — Я думала сама зайти к вам, моя леди, — девушка мягко касается плеча женщины. — Теперь, мне кажется, пора прощаться навсегда. — Т/И, — Джессика закусывает ярко-алые губы, — что будет делать Пол без тебя? Что будешь делать ты, теперь, — сглатывает, — будучи женой Мартина… Девушка цокает, а затем устало выдергивает ладонь из сильной хватки женщины. — Мы прощаемся, а не говорим о Мартине, верно? — Т/И я лишь пытаюсь оградить тебя от ошибки, что ты совершаешь. Послушай… Арейс отворачивается от собеседницы, затягивает туже платок Мартина в волосах, и бросает: — Я сделала выбор и я не собираюсь играть в перебежчики от мужчины к мужчине. — Хмыкает. — Я ждала Айдахо семь лет, — снова оборачивается. — Семь лет, моя леди! Я ждала Пола все пятнадцать, и вы полагаете, что после того, как ни одно из моих, — изображает пальцами кавычки, — ожиданий не увенчалось успехом я буду… ждать дальше? Джессика наконец стирает с лица сладкую горечь и, почти скалясь, отвечает: — Это не значит, что выбирать поданного своего дедушки будет верным решением. Мартин — убийца. — Мартин — мой убийца. — Т/И хмурится ещё сильнее. — Я не буду менять принятого решения. Не теперь, когда он сам согласился на то, что я ему предложила. Мать Атрейдеса чуть медлит, а затем начинает громко смеяться: — Согласился? Т/И, ты всерьёз полагаешь, что он мог отказаться? Отказаться от тебя? Что мог быть другой ответ? — Я, — девушка подходит вплотную к женщине, — ничего не полагаю. Не нужно добавлять к нашим сложным отношениям с вашим сыном неприязнь к себе. — Переходит на шёпот. — Не нужно заставлять меня жалеть о том, что я согласилась на брак между Алией и моим кузеном, Джессика. Она ждёт ещё пару мгновений, когда голубые глаза ибада наконец перестанут на неё таращиться, а затем обходит женщину, едва задевая ее плечом. — Вас ждут, Преподобная Мать, — чеканит у самой двери. — Давайте быстрее покончим с миллиардным обрядом моей очередной клятвы не-предавать-Императора. Когда она приходит на небольшой утёс рядом с ситчем, ее ожидает буквально десять человек. Т/И щурит глаза, едва различая образы сквозь плотный воздух, что напитан спайсом, но так и не находит тландийцев. Голос Стилгара вырывает ее из размышлений: — Здесь нет твоих людей, Т/И, обряд должен быть завершён перед теми, кто остаётся среди барханов, — он манит ее пальцем, а затем, когда она подходит, добавляет: — Этому меня научил твой отец. Девушка удивлённо приподнимает бровь, затем шмыгает носом, стараясь сдержаться от чиха из-за спайса вокруг, и наконец узнает в размытых силуэтах приближающегося Пола. Тот подходит вплотную, одетый в мягкие ткани песочного цвета, усыпанный отчётливыми веснушками, с бездонно-голубыми глазами чужака. Стилгар неспешно соединяет их ладони тонкой материей, обвязывает сквозь пальцы, а затем поверх ладони — позади раздаётся протяжный гул просыпающегося корабля — берет чашу с подноса, что держит Чани и… На их сплетенные пальцы льётся вода. Целый стакан — думает Т/И — почти бездонный океан для жителей пустыни. Стилгар что-то говорит, губы у него шевелятся, он смотрит своими голубыми как небо глазами и хмурится. Она его не слышит. Взгляд замирает на тяжелых каплях, что стекая по коже, опадают на рыжий песок, влажные борозды напоминают собой русла ручьёв на Тландите. Она вдруг вспоминает дедушку. Кровь из золотой чаши стекает по его жилистой руке, что плотно сжимает руку ещё чужого для Т/И мужчины. Шаддам IV, улыбаясь, разрывает пожатие, и алые капли падают на снег. Дедушка и Император заключают союз. Т/И крадётся по длинным коридорам поместья после, слышит шёпот гостей и останавливается. — Все, что можно смыть водой, не является договоренностью. — Ваше высочество, — незнакомец откашливается, — не думаю, что Арейсы относятся подобным образом к своим традициям. — Им кто-то может рассказать? Девочка оборачивается назад, но резко замирает. Рядом стоит граф, и прикладывая палец к губам, улыбается. Дедушка знает — думает Т/И, — что кровь впитывается до самых костей. — Т/И? — голос Стилгара становится громче. Она трясёт головой, капли успевают высохнуть в жарком воздухе Арракина. — Ты клянёшься служить Дому Атрейдес? Т/И поднимает взгляд на Пола. Тот выглядит как мираж, как иллюзия, как одна из ее галлюцинаций. Далеким и ненастоящим. Истинным фрименом. Рабом? Не Императором. — Т/И? Ей интересно: можно ли отмыть руки от воды? Ей интересно: если союз заключается не с ее стороны, но ее традициями, то обязана ли она выполнять условия? — Да. Я клянусь. — Т/И дергает рукой, пытается вырваться из захвата и пут, но Пол не отпускает. Она злобно шепчет: — Но только помните, мой Император, что сделать все возможное — не значит сойти с ума. Он наконец ослабляет рукопожатие. Гул корабля наполняет собой все пространство, а после она слышит отчётливый голос Мартина: — Моя госпожа? Лицо Пола становится ещё холоднее. Когда Т/И кивает им в последний раз — ему все ещё тяжело в это поверить, — а затем молча спускается с утёса, быстро кивая Мартину, Пол сжимает кулаки до побелевших костяшек, закусывает губу так, что наверняка прокусит до крови и… молчит. Он помнит, как в детстве, каждый раз, когда Т/И удалялась в своих покои, он кричал вслед ее имя, и она останавливалась, оборачивалась, снова принимала его в свои объятия, мягко ероша чёрные пряди его волос. Пол прикусывает губу ещё сильнее, чувствует металический вкус во рту, но молчит. Фигура Т/И отдаляется, чуть рябит в разгоряченном воздухе Арракиса… Она на мгновение замирает, — Пол задерживает дыхание, — спина напрягается, затем шея, девушка почти решает обернуться, но затем тело снова обмякает, и она продолжает движение, останавливаясь лишь рядом с Адмиралом Сардаукар. Ногти неприятно впиваются в ладонь. Он не моргает, ощущая, как в уголке левого глаза скапливаются слёзы. Т/И делает первый шаг на трап корабля, второй, третий… Снова замирает, запускает пальцы в коротко-отстриженные волосы, а затем почти забегает внутрь, теряясь в тени железных створок. Пол расслабляется. Теперь нет смысла отрицать, что она улетает, что ее больше не будет рядом, что теперь их время можно будет отсчитывать миллиардами световых лет. Он едва раскрывает губы, шепчет так, что Стилгар, стоящий рядом, дёргается от его фразы: — Именно это оно и значит, моя Т/И. *** Т/И застывает у большого окна инженерного отсека, смотрит на безграничный черный космос, на едва уловимые далёкие планеты и чуть дёргается, когда слышит тихие шаги за спиной. — Моя госпожа, вам не спится? — Не совсем, — она оборачивается. — Не могу заснуть, когда не вижу смены дня и ночи. — Приподнимает уголок губ в подобии улыбки. — Больше путаюсь между сном и явью. Мужчина кивает, а затем ищет что-то в кармане длинного плаща и протягивает находку девушке: — Мы с Нильсом трудимся над флорой для Салусы, но я чуть отошёл от намеченного плана. Т/И делает несколько шагов к нему и бросает на ходу, не успев разглядеть, что именно протягивает Мартин: — Цветы? Хочешь казаться романтичным как мой отец или, — задумывается, — не дай Бог, как Дункан? Тландиец заходится смехом и раскрывает ладонь. — Я слишком прост для таких вещей, моя госпожа. И стар. Мне бы знать, что вы сыты и довольны. Это ваши любимые ягоды, да и я, — берет красный шарик, — не прочь их поесть. Девушка замирает в метре от мечника и удивлённо спрашивает: — Ты хочешь, чтобы я была сыта? Мартин приподнимает брови, а затем, словно подумав, кивает. Она удивлённо смотрит на мужчину, переводит взгляд на его ладонь, а затем тянется вперёд, чтобы взять пару ягодок, но Мартин опережает, и аккуратно зажимает плод между указательным и большим пальцем, протягивает ей. — Я могу сама. — Они переспелые, испачкаетесь. Мартин замирает, Т/И тоже на мгновение теряется, но затем аккуратно подцепляет подать зубами, все равно задевая губами шершавые подушечки пальцев мечника. — Прости. Сок из ягод заполняет рот, оседает сладостью на языке и оставляет слегка кислое послевкусие. — Вкусно. Мартин молчит, смотрит на неё с прищуром, наклоняет голову набок, так, что золото меркнет в темноте, а затем подносит пальцы к губам и облизывает. — Да, моя госпожа, вкусно. Т/И не уверена, что он говорит о ягодах. Где-то внутри рождается едва заметное смущение, но она устало ведет головой вбок и разворачиваясь на пятках, возвращается к окну. — Иди ко мне. За спиной снова раздаются шаги, и через мгновения, она подмечает размытый профиль мужчины справа от себя. Т/И выдыхает на стекло, затем ведёт пальцем по запотевшему месту и рисует небольшой круг. Воин дышит в такт, также нагревает прозрачную поверхность, и девушка, запуская руки в карман, шепчет: — На стекле остаётся два следа, хотя нас здесь трое. Мечник кладёт ещё одну ягодку в рот и спрашивает: — Кто с нами на этот раз? Т/И оборачивается, глядит на тландийца с прищуром, отвечает: — Фейд. — Улыбается, когда видит, как мужчина замирает. — Он благодарен за твою помощь в убийстве барона. Мартин перестаёт моргать, смотрит прямо перед собой и глубоко дышит: — Что в вашей голове делает Раута? — Что делает? — Т/И снова поворачивается к чёрному космосу. — Живет. — Медлит. — Я обещала ему, что он спасётся. Слушай, — аккуратно растирает запястье, — раз уж мы теперь состоим в браке, — вздыхает, — не лги мне больше, Мартин. Тландиец наконец оборачивается к ней, — Т/И ощущает его взгляд, — отвечает четко, так, что ей не приходится сомневаться ни в едином его слове: — Клянусь, моя госпожа, я обещаю. — Делает пару вдохов. — Я знаю, что все ещё не достоин вас, — задумывается, — не уверен, что когда-нибудь буду, но я учусь быть лучше. Т/И закусывает губу, затем поворачивает голову, сталкивается с ним взглядом и мягко улыбается. Мартин моргает, затем засматривается на нее и копирует эмоции девушки. Снова протягивает ей раскрытую ладонью, что все ещё полна красных зёрен граната и ждёт. Граната. Т/И едва припоминает, что особенного было в этом дереве. Она берет несколько зёрен и сьедает, Мартин приподнимает уголки губ сильнее, и Т/И, сглатывая, отвечает. — Тебя достаточно. Даже такой ты лучший из тех, кто мог бы быть. Мужчина задерживает дыхание, откидывает свободной рукой седую прядь со лба и шепчет: — Зачем вы говорите такое? — Чтобы ты знал. — Чтобы я знал? — Да. Чтобы знал, как ты в действительности хорош. Мартин замолкает, снова оборачивается к стеклянному полотну и замирает. Т/И бросает на него быстрый взгляд и немного удивляется от промелькнувшей в голове мысли. Мартин и правда кажется ей достойным. — Как именно, — Т/И наконец полностью стирает след от дыхания на стекле, — я должна буду стать твоей женой? Тландиец молчит пару мгновений, а затем шепчет ровным голосом: — Мне нужно будет оставить на вас следы своих пальцев. Девушка хмыкает: — И как подобное можно сделать? — Я научен разным способам, моя госпожа.