Pittura infamante

      — Поднимаем всех?       Рассвет уже прошел, это было точно: солнце бросало косой, хоть и несмелый луч на пол прямо рядом с лежащим на двух футонах Ян Жуном. Чэн не осознавал наверняка, откуда это было ему известно, но он знал: еще немного, и некоторые проснутся сами. Вряд ли Ян Жун и Цюэ Лунь — возможно, Ду Тун, но Хань Кай уж точно. Откроет глаза, поднимется со своего места, увидит пустой диван и все поймет.       Может, он и сейчас не спит. Может, все происходящее — часть их общего плана.       Чэн молча помотал головой. Схватил тяжелую кобуру, достал из тумбочки ключи от машины скорее по инерции, еще не зная точно, зачем он это делает. Потянулся за телефоном. Сдержался, чтобы не взглянуть на Гуаньшаня еще раз. Поднялся с кровати, чтобы направиться в ванную. Едва не споткнулся, бросив взгляд на не до конца задвинутую кухонную дверь.       Фэн Ху следовал за ним по пятам, так что останавливаться было попросту нельзя: решать, что делать дальше, следовало быстро. К тому же сейчас, при свете практически уже полновесного дня все ощущалось не так, как ночью. И все равно между лопатками потянуло холодом, когда он проходил мимо кухни. Быстро и коротко заглянул внутрь, будто проверяя, в самом ли деле Лю Хи исчез.       Кухня, пустая и безмолвная, выглядела более чем мирно. Люстра ровно замерла под потолком, ничем не обремененная.       Чэн тяжело выдохнул, сжал рукой жесткую кобуру и все-таки двинулся дальше по коридору. Фэн Ху уже поджидал его там, упираясь плечом в стену между дверями в ванную и каморку со стиральной машиной.       Чэн, ни на что особо не рассчитывая, заглянул за каждую дверь, включая ту, за которой хранились щетки, швабры и запасы посущественнее. Там, конечно, никого не оказалось.       — Пять минут, — быстро бросил Чэн ожидающему Фэн Ху и заперся в ванной.       И только там, за дверью, уложив кобуру на бачок унитаза рукояткой к себе, он осознал, как и в самом деле мало времени было у него, чтобы принять решение.       Вещи на извитой трубе были мятыми, но сухими и чистыми. Чэн встал лицом к бачку и подумал, торопливо напрягая мышцы живота, чтобы поскорее облегчиться: все как завещал А Цю. Чистый, пусть и неопрятный.       Что-то у меня не задается с заместителями. Первого отняли. Второй сбежал.       Мысль об А Цю была мимолетной и почти никакой боли не принесла. Боль теперь приносили совсем другие мысли, так что А Цю мелькнул в голове всего на секунду и тут же затерялся в ворохе других размышлений. Они проносились друг за другом с ненормальной скоростью. Не удавалось до конца ни осознать их, ни тем более отделить друг от друга.       Что мне делать, спросил себя Чэн, перекладывая телефон с края раковины на бачок унитаза рядом с кобурой. Быстро и решительно почистил зубы, глядя больше в мертвый экран, чем куда-нибудь еще. Включать или нет?       Признаться господину Цзянь, что упустил своего помощника, давно уже его подозревая?       Разбудить всех и сказать, что тот, кого нам приходилось нянчить, все-таки ушел. И что дальше? Что все они смогут сделать, сидя здесь?       Что могу сделать я?       Чэн на мгновение оторвался от черного экрана и быстро умылся. Наскоро вытер лицо полотенцем. Повторил себе, как будто только сейчас это понял: все-таки ушел. Вертелся у меня под носом, строил из себя простодушного кретина, распылялся на глупые, усыпляющие бдительность рассказы о матушке и талисманах. А потом дождался, пока все провалятся в самый глубокий сон, собрал свои вещички и исчез.       Может быть, даже видел или слышал, как я задыхался на краю кровати. И как потом Гуаньшань…       В животе разом похолодело, и от воспоминаний о прошедшей ночи, и от мыслей о том, что теперь Лю Хи знает… то, чего ему не полагается знать. Никому не полагается. И если я останусь здесь, если позволю себе не вмешаться, неизвестно, кому еще эти знания достанутся. И что с ними сделают.       И с тем, с кем это знание я имел глупость разделить.       Чэн мотнул головой. Снова уставился на телефон. Потянулся пальцем к кнопке включения и тут же остановился. Потер влажное еще лицо рукой, привычно царапнул ладонь щетиной.       Я могу рискнуть и отправиться за Лю Хи наугад. Прокатиться к дата-центру, поколесить по тому кварталу, где якобы живет его матушка. И может быть, мне удастся найти его по чистому везению, о котором он большой любитель рассуждать. Это если мою машину не ищут на каждом углу люди Мэй Ци, а вместе с ними, может, и люди Шэ Ронга.       А если ищут, далеко я отсюда уеду?       И опять же, сказал себе Чэн, снова поглаживая пальцем выступающую над боковой панелью кнопку. Какова вероятность поймать его у дома матушки? Раз уж он сбежал, значит, он совсем не тот гордящийся ее любовью идиот, каким пытался показаться еще прошлым утром.       А чтобы рискнуть найти его, все равно придется воспользоваться телефоном. Попытаться отследить машину. Если он использует именно ее.       И господин Цзянь, если он предусмотрительно совершил еще один звонок на мой номер вчера сразу же после окончания нашего прошлого разговора, тут же получит уведомление о том, что я включил мобильный. А это значит, действую не по протоколу, а это значит, за нарушение с меня можно будет спросить.       И которое уже это будет нарушение по счету?       Если все это, конечно, не является давно уже утвержденным планом босса, в котором я доигрываю свои последние ходы. И присутствующие здесь тоже каждый при своей роли.       Что тогда случится с Гуаньшанем?       Чэн в отчаянии вцепился в волосы, сдавил виски, накрыл рот одной ладонью. Так много рисков и так много «если». И почти при всех исходах я выбываю. Либо по причине управленческого провала, и тогда я, может быть, останусь жить, либо все закончится в попытках что-то исправить.       Если я сейчас позвоню господину Цзянь, мне придется рассказать ему о слежке за имуществом А Цю, о которой я удачно не упомянул, когда получил распоряжение передать все во владение Лю Хи. Но признаваться боссу, что я исподтишка следил за тем, кого он самолично назначил мне в заместители — это практически то же самое, что заявить, будто я не доверяю его выбору. Позволительная предосторожность в любой другой ситуации. Но не в той, в которой мой влюбленный брат одним махом нарушил так долго и тщательно выстраиваемое равновесие.       Я уеду — и Гуаньшань останется здесь один, уже без тени моего пока что непререкаемого авторитета. Речь даже не о том, что ему негде будет спать — теперь-то парочка свободных мест здесь точно появится. Но еще здесь есть Ян Жун. Он знает о событиях в тюрьме. И может, он как раз решит, что этим утром молчаливому и острому со всех сторон парнишке со следом цепи на шее можно рассказать о гибели отца. А почему бы нет, раз уж Хэ Чэн, который делать это запретил, больше не при должности.       Я могу забрать Гуаньшаня с собой.       Чэн лихорадочно взглянул на дверь, за которой ждали его распоряжений. Пожевал губу, сказал себе: я отдам его Чи. Попрошу спрятать. Можно рискнуть и попытаться. И тогда, если все получится, он будет в безопасности, даже если меня убьют. В большей, чем здесь, предоставленный самому себе, беззащитный, беспомощный, с пакетом купленных вещей и в старых кедах.       Он послушает меня, если сейчас я попрошу его подняться и пойти со мной. Если нам дадут отсюда выйти. Каких-то полчаса в полусонном еще городе со мной — и ничто не будет ему угрожать. Может быть, удастся проскочить. Может быть, его никто не тронет.       Только если нас найдут в машине вместе, церемониться с ним никто не станет. В лучшем случае прикончат сразу. В худшем — отдадут Шэ Ронгу.       Чэн зажмурился. Мотнул головой. Сказал себе: нет уж. Здесь у него больше шансов выжить. Можно просто попросить Чи позаботиться о нем, когда я выйду отсюда. Позвонить ему с парковки. Это, конечно, дополнительные трудности и риски для самого Чи. Но если это будет моей последней просьбой, он ее выполнит.       Как это все некстати, подумал Чэн с внезапно нахлынувшей яростью. Гуаньшань ведь почти что избежал проблем. Не без потерь в здоровье и семье, но сам он жив. И все это вдруг покачнулось, угрожая рухнуть и разбиться.       И документы. И все остальное. И просто проживание здесь, а не пинок под зад к дыре в доме на месте квартиры. Ведь когда ты не зазноба младшего брата главы филиала, а простой ничейный пацан, никто не будет больше держать тебя в безопасном месте за счет организации. При хорошем раскладе тебя просто отпустят, как ты и хотел в ту первую ночь. И ты уйдешь, окажешься на улице. Там, где тебя уже точно ищут люди Шэ Ронга.       При плохом и этого не будет. Зачем на улицах пацан, так хорошо осведомленный об убежище филиала и знающий в лицо его постояльцев.       Внутри вдруг что-то перекувыркнулось, и Чэн растер ладонью там, где за ребрами торопливо стучало.       А если Лю Хи заключил сделку с Шэ Ронгом. Или с Мэй Ци. Или с кем-то еще, кто ищет Гуаньшаня, кому его можно будет выдать и получить за это что-то выгодное. И прямо сейчас он с компанией своих людей — не тех, что спят сейчас по коридору и направо, а тех, с кем он по-настоящему работал в полную силу — собирается наведаться сюда, в убежище. Разобраться здесь по-быстрому, пока все сонные и оттого неповоротливые.       Если я позволю этому случиться, для Гуаньшаня не останется безопасного места нигде. И шансов выжить тоже не останется. Что бы я ни делал.       Ноги будто прострелило током. Чэн даже не заметил, как скинул с себя ночное. Опомнился уже тогда, когда заправлял рубашку за пояс штанов.       Я должен выбраться отсюда хотя бы затем, чтобы лишить Лю Хи доступа к этому убежищу, сказал он себе, вращая головой в попытке отыскать ремень. А поскольку сделать это можно только из моего офиса, придется рисковать. Чем бы это ни обернулось для меня самого.       — Зайди, — быстро бросил он в коридор, рывком распахивая дверь. Вспомнил, что ремень лежит в шкафу, подумал: черт с ним. Схватил телефон с бачка, сказал себе: звонить боссу нужно уж точно не сейчас. Некогда и незачем. Лучше рискнуть и позвонить уже из машины. Чтобы ничего уже нельзя было поделать. По крайней мере на ходу.       Фэн Ху не пришлось повторять дважды: он тут же появился на пороге, тихо прикрыл за собой дверь и протянул Чэну еще один мобильный, не подающий признаков жизни.       Чэн нахмурился. Протиснулся мимо Фэн Ху, приоткрыл дверь в пустой коридор, чтобы слышать все, что происходит в студии. Снова уставился на незнакомый телефон.       Хватило всего пары секунд, чтобы понять: телефон все-таки был ему знаком. Видеть его приходилось неоднократно. Например, в моменты, когда его владельцу не давалась логистика. Приходилось делать заметки.       — Куда бы он ни подался, ему не нужна связь, — подтвердил догадку Фэн Ху, покачивая рукой с телефоном.       — Или у него есть другая, — ответил Чэн ему в тон, стараясь сохранять голос спокойным.       — Так или иначе, возвращаться сюда он не собирается, — подытожил Фэн Ху.       Чэн щелкнул ремнем кобуры. Повел плечами, устраивая ее поудобнее.       — Или собирается. Но не один.       Фэн Ху многозначительно приподнял бровь. Слегка склонил голову, будто раздумывая.       — Да, или так.       Что тебе известно, спросил Чэн мысленно, стараясь дышать ровно и глубоко. Фэн Ху смотрел в ответ без особенного выражения. Где гарантии, что ты с Лю Хи не на одной стороне. Или что теперь я не у дел настолько, что босс отдал приказ убрать меня прямо здесь. Без лишнего шума и метаний. Если и так, вряд ли заниматься мной должен именно ты. Хань Кай скорее. Может быть, прямо сейчас он стоит за дверью в коридоре. Ждет, пока я соберусь отсюда выходить. В самом деле, проще вымыть кафель и керамику, чем сводить кровавые следы с постели и стены.       Или, может, раз уж в коридоре до сих пор пусто, никакого плана нет. По крайней мере не у тех, кто находится здесь и продолжает крепко спать. И тогда единственная проблема, с которой мне придется разбираться — это Лю Хи и его связи с кем-то. Пока что непонятно, с кем.       Не то чтобы и с этим разобраться было легче легкого. Но когда тебе не угрожает смерть из-за спины, всяко проще разбираться с тем, что впереди.       Чэн остановился взглядом на Фэн Ху еще раз. Тот слегка приподнял бровь, точно так же, как вчера у шкафа, и Чэн вдруг вспомнил: он ни словом не обмолвился о том, что нашел испачканную кровью рубашку среди вещей, явно принадлежащих кому-то одному. Весьма конкретному кому-то, если быть точным. И если у тебя есть хоть немного шестеренок в голове, легко заставить их вращаться и понять, чьи вещи собраны в шкафу в отдельный, явно новый пакет. Кто был здесь до того, как сюда ввалились остальные. Кому сначала не осталось места и чьим местом позже стало самое неподходящее из всех возможных.       В животе снова неприятно и знакомо уже похолодело, и будто в ответ на это Фэн Ху внезапно едва заметно смягчился. Он ничего не сказал, пронеслось у Чэна в голове. Быть может, и то, что происходит сейчас — это вполне искреннее стремление. Пока ничто не указывало на то, что мы на разных сторонах, действовать следовало так, как если бы мы и в самом деле были заодно. Как если бы босс не отлучал меня от должности.       И может, в мире действительно существует везение. Рассчитывать на него глупо. Но вот надеяться?..       По протоколу полагалось бы поднять сейчас Хань Кая, коротко ввести его в курс дела и приказы отдавать напрямую ему. Но что-то не давало это сделать. Что-то помимо нехватки времени. Возможно, осознание того, что Хань Кай не стал бы закрывать глаза на спрятанную в отдельном пакете окровавленную рубашку. Возможно, именно это.       Мысли снова метнулись назад в кровать, к случившемуся ночью. Чэн повел плечами. Заставил себя переключиться на реальность.       Любые паузы казались попросту непозволительными. Но и обойтись без них никак не удавалось. Прямо сейчас следовало сделать окончательный выбор. Решить, какой из вариантов повлечет за собой последствия благоприятнее для всех.       И вместе с тем никак не удавалось взвесить холодно. Единственное, что хотелось сделать точно — защитить. И это глупое желание раз за разом всплывало на поверхность, заслоняя собой все остальное, рациональное и правильное, то, чему следовало уделять все внимание целиком.       Остаться здесь, закрыть его спиной или рискнуть? Уехать и оставить без защиты — или уехать и попытаться защитить?       Противоречия раздирали пополам. Хватали за грудки, волокли к стакану на тумбочке.       Чэн сжал зубы. Мотнул головой.       — На догадки у меня нет времени, — сказал он наконец, сжимая в кармане телефон жесткими пальцами. — Я сейчас выхожу. Ты поднимаешь всех. Пусть Хань Кай включит свой телефон ровно в восемь вечера для связи с господином Цзянь. Или при эксцессах. Будем надеяться, эксцессов не случится. Если мне никто не помешает, Лю Хи сюда больше не вернется. Но если меня перехватят и он вернется с компанией, вы знаете, что делать.       — А если он вернется без компании? — спросил Фэн Ху серьезно и сосредоточенно, будто и не было никаких пауз.       Чэн сглотнул горькую слюну. Хотел было ответить, что Лю Хи, конечно, идиот, но не настолько. Вовремя смолчал. Отрезал:       — Один он точно не вернется. Если и сунется, то никак не в одиночку. Так что предельно осторожно. Это ясно?       — Ясно, — ровно ответил Фэн Ху. По лицу у него невозможно было что-то прочитать, но это было и не нужно. То, что Чэн, пока что действующий глава филиала, в обход протокола давал распоряжения не Хань Каю, уже говорило о многом. Паузы и спешка там, где им быть не полагалось, только добавляли красок ситуации.       А ситуации следовало быть черно-белой. Без полутонов и сглаженных теней.       Страх прорывался наружу невольно. Демонстрировал то, что попросту нельзя было демонстрировать подчиненным Хэ Чэна: что в мире есть небезразличное ему.       Чтобы потерять авторитет в глазах Фэн Ху окончательно, оставалось только добавить что-то вроде «присмотри за пацаном».       И что было хуже всего остального, Чэн поймал себя на том, что какую-то долю секунды раздумывал об этом всерьез.       Эта дурацкая мысль вдруг толкнулась изнутри, ощутимая почти физически. Чэн прочистил горло, едва не покачнувшись. Сказал себе со злостью: не место и не время.       И тогда случилось кое-что, то, о чем Чэн запретил себе размышлять в ту же самую секунду. Фэн Ху вдруг коротко кивнул, будто убеждая. Как если бы несказанные слова все-таки прозвучали.       Чэн задержался взглядом на лице Фэн Ху еще секунду, не зная, стоит ли благодарить или оправдываться. Потом одернул себя. Молча вышел вон.       В коридоре было по-прежнему пусто. Чэн быстро прошагал мимо кухни. По спине стек от затылка до самого копчика липкий холод.       В студии было так же тихо и сонно. Этот безмолвный покой почему-то на мгновение ужалил ощущением потери. Желание сделать еще пару шагов вперед, чтобы увидеть край кровати напоследок, походило на жажду или голод. Только я уже и так показал гораздо больше, чем следовало. За мной наблюдают. В лучшем случае только из-за спины, но даже одного этого достаточно.       Может быть, я уже из этого не выберусь. И может быть, вполне закономерно. И если впереди — конец, совсем необязательно втягивать в это Гуаньшаня.       Чэн бросил взгляд на опустевший диван. Плед, смятый в небрежный ком, был задвинут под самую спинку.       Чэн вспомнил, как раньше, когда студия была еще пуста, этот плед всегда был аккуратно сложен. Лежал то под подушкой, то около нее. И Гуаньшань появлялся почти сразу же, как только я входил. Почти всегда.       Так, как будто он действительно встречал меня, а не просто готовился к очередным потенциально страшным новостям.       Разве я когда-то приносил ему другие?       Чэн развернулся в сторону двери, не позволяя себе дотянуться взглядом до кровати. Отыскал глазами свою обувь. Поморщился от очередной волны горячего, выворачивающего внутренности ощущения утраты.       Туфли, как и зубная щетка, стояли чуть поодаль от остальных пар. Почти бок о бок с туфлями, будто для контраста, стояли старые, потрепанные кеды. Как это получилось, спросил себя Чэн, быстро наклоняясь к обуви. И с кедами, и со щеткой. И вообще со всем.       Пора было уходить. Открыть дверь и выйти вон, отправиться решать проблемы, которых никогда бы не было, если бы я справился с семейными делами лучше. Но тело, отдохнувшее от недосыпов и пропущенных обедов, почему-то ощущалось так, будто где-то в нем была пропущенная рана. И не удавалось ни прижать ее, ни осознать, где именно она находится.       Неужели все люди чувствуют себя такими беззащитными, когда…       Чэн тряхнул головой. Сжал зубы. Приложил палец к панели на двери.       Отвратительное ощущение, сказал он себе, выходя за порог и усилием воли удерживая себя от того, чтобы хотя бы обернуться. Будто внезапная нагота в людном месте.       Или просто связанные руки. За спиной.       Чэн повел плечами, направляясь к лифту. Задел лопаткой ремень кобуры, подумал: пиджак. Где-то там в шкафу остался, там же, где и ремень. Наверное.       Как я вообще все это упустил, спросил он себя, проверяя телефон в кармане. Не то даже, что вот сейчас я демонстрирую свой глок крохотной камере в углу на этаже, и дальше буду демонстрировать, где бы еще я сегодня ни оказался. Но это еще ладно. Можно подумать, в этом городе впервые окажется на улице человек, не особенно скрывающий оружия. А вообще все остальное?       Не я убрал пиджак в шкаф. И вот поэтому я о нем и не вспомнил, когда сегодня собирался.       Я стал полагаться на кого-то, сказал себе Чэн, нажимая кнопку в лифте. На кого-то еще, кроме себя. Непозволительная глупость. Неприемлемая.       И вот чем все это обернулось, мелькнуло у него в голове у первого же пропускного пункта. Я растерял свои привычки. Почти что отлучен от должности. Я упустил того, кого давно подозревал.       И я оставил Гуаньшаня одного.       Мысль была неприятной, гложущей и злой. Чэн сжал пока что мертвый телефон одной рукой крепче. Быстро, почти торопливо отстучал на очередной панели код авторизации. Едва не ошибся одной цифрой.       Что-то внутри рвалось вернуться назад и остаться. Хорошо понимая сознанием, что делать этого не следует по целому ряду причин — и прежде всего потому, что такое решение он принял сам как самое логичное, — Чэн никак не мог перебороть этот глупый порыв.       Машина стояла на парковочном месте нетронутой, такой же, какой и привезла его сюда в ту ночь, когда он валился с ног от усталости. Может быть, тогда все и случилось. В тот самый день. На наш дата-центр напали, господин Цзянь не уведомил меня о новой цели рейда, Чи дал понять, что думает обо мне, без лишних слов. Мой брат лишил меня возможности узнать о случившемся от подчиненных или даже босса, я солгал Гуаньшаню о его отце. Я приказал ему лечь со мной в постель.       Я сказал ему, что он может мне верить. И в этом тоже не было ни капли правды.       Горло сжало. Чэн молча сел в машину, похлопал себя по карманам и обнаружил, что сигареты вместе с зажигалкой остались в студии наверху.       Здесь, на закрытой парковке, где-то между миром города и миром тесного убежища казалось, будто с кухней студии их разделяли сотни километров. Казалось неправдоподобным то, что можно за какие-то пятнадцать минут вернуться обратно.       Забрать пиджак. Забрать ремень и зажигалку.       Может быть, взглянуть еще раз на вторую половину кровати.       Чэн с силой выдохнул через нос. Потянулся к бардачку. Завел мотор. Щелкнул прикуривателем. Проверил уровень бензина. Сказал себе: я делаю, что должен. Я поступаю так, как должен поступить.       Наверное.       Тянь бы остался с ним, подумал против воли Чэн, затягиваясь так, что щелкнуло в спине. Обернулся, выглянул из-за сиденья, хватит ли места, чтобы сдать назад. Остался бы, чтобы прикрыть собой. Сделал бы это, не раздумывая.       И это было бы ровно настолько же бессмысленно и глупо, как и то, с чего все это началось. Ему не следовало поддаваться этой злости и убивать ребенка господина Шэ. Даже если очень хотелось. Даже если было за что.       Он мог не оставлять Гуаньшаня тогда. И тогда ничего бы не изменилось. Они оба были бы все еще здесь и ходили бы в школу, как раньше. А после школы таскались бы в дядину студию, и все четверо, и только они оба. И след на шее уже точно так же зажил бы.       И не было бы этих ужинов в убежище и фотографий в моей галерее. Жизнь шла бы своим чередом. Все было бы хорошо. Насколько могло бы.       Но Тянь позволил себе сделать то, чего ему отчаянно хотелось.       А я себе такого позволить не могу.       За воротами жилого комплекса уже вовсю светило солнце. Машины сновали по дороге плотными рядами, и только теперь, взглянув наконец на закипающую в городе жизнь, Чэн вдруг понял, как много времени потратил на раздумья и самокопание. И сколько всего мог успеть за это время сделать Лю Хи.       По спине откуда-то из поясницы поднялась горячая волна. Чэн, не оставляя себе времени подумать, вклинился в движение на перекрестке и проехал пару кварталов, практически не сбрасывая скорость и старательно отгоняя мысли об убежище.       На первый взгляд казалось, будто слежки не было: наметанный взгляд не замечал ни одной настойчивой машины ни в зеркале заднего вида, ни по бокам. А если они и были, узнать об этом хотелось бы не в плотном утреннем трафике. Чэн прищурился, подобрал момент и свернул на ту же парковку закусочной, у которой однажды утром слушал разговор младшего брата с Гуаньшанем.       Юная и еще сонная девушка в желто-красной униформе ковыряла в замке закусочной ключом. Чэн отрешенно проследил, как она скрылась внутри здания, не отдавая себе отчета в том, что видит. Опомнился. Достал из кармана телефон. Зажал кнопку включения.       Никакого страха он не чувствовал — по крайней мере, не за себя. Внутри плескалась смесь из злости, жгучей вины и этой непостижимой тоски, как будто что-то страшное и непоправимое уже случилось. Как объяснить это себе самому, Чэн не имел ни малейшего представления.       Это ощущение усилилось в разы, когда телефон, подумав несколько секунд, наконец включился и стал выплевывать на экран одно за другим уведомления о событиях, которые он пропустил.       В животе что-то холодно сжалось от вида счетчика уведомлений из программы прослушки. Чэн быстро перешел на следующий экран, старательно игнорируя это пугающее резкое чувство.       Он торопливо, как и вчера вечером, просмотрел список тех, кто так и не получил ответа на звонок. Господина Цзянь в этом списке не оказалось, что уже давало пару лишних минут на раздумья.       Зато в этом списке оказался Чи.       Чэн осторожно осмотрелся по сторонам — то ли чтобы убедиться, что за ним по-прежнему никто не следит, то ли чтобы оттянуть неизбежное.       Девчонка уже суетилась за стойкой внутри закусочной. Чэн с мимолетным сожалением подумал о горячем кофе. Выдохнул сквозь зубы. Заглянул в сообщения.       Чи оказался и там.       Как и полагалось в таких ситуациях, он коротко и сухо дал понять, что в курсе происходящего. Чэну даже показалось, будто он услышал в этом сообщении сомнение, а прямо перед ним — большую паузу. Как раздумья, нужно ли писать. Или не стоит.       И все-таки сообщение числилось во входящих. Даже несмотря на то, что Чи явно понимал ситуацию неправильно и закономерно ее не одобрял.       Чэн посмотрел на короткую строку еще секунду, чувствуя, как крепнет в нем уверенность. Обвинял его Чи или нет, но от его слов веяло поддержкой. И это было единственным, на что можно было рассчитывать прямо сейчас.       Спасибо, подумал Чэн, глядя на короткое «Я на связи». Спасибо. Возможно, ты — его последний шанс выбраться из этого живым. Отправиться под защиту моего отца. В безопасность.       К моему брату.       Закругленный угол телефона неприятно врезался в руку, туда, где остался уже заживший след от вспышки гнева. Чэн проверил время, отгоняя мысли о той самой первой повязке. Под ребрами все вращалось с боку на бок, как потревоженный зверь.       Чи уже вряд ли спал — спал он вообще плохо и мало, с тех еще пор, как работал в структуре, но звонить ему… Нет времени, сказал себе Чэн решительно. Нельзя тратить драгоценные минуты на объяснения и эмоции. Гораздо проще и быстрее отправить сообщение.       И так я точно не услышу пауз на раздумья, следует ли мне отвечать.       Палец замер над экраном. Помедлил.       Мысли складывались в слишком отчаянные просьбы и слова. Писать так, как думалось, нельзя было ни при каких обстоятельствах. Чэн вдохнул, выдохнул, еще раз взглянул по сторонам и быстро напечатал: обстановка накаляется. Подхвати пацана, если можешь. Сегодня. Набери Хань Кая. Документы ему готовятся, позвони сюда.       Добавил нужный номер. Подумал, добавил: это последнее, о чем я тебя прошу. Подумал еще. Стер последнюю часть сообщения, написал вместо этого: это ради Тяня.       В памяти всплыл утренний разговор в ванной. Чэн покачал челюстью, сдался и поправил: набери Хань Кая, попроси Фэн Ху.       Перечитал сообщение. Кивнул сам себе. Нажал на кнопку отправки.       Чи перезвонил в следующие несколько секунд. Программа слежки даже не успела прогрузиться. Чэн с сожалением мотнул головой и смахнул звонок с экрана. Подумал: извини. Я делаю, что должен. Что могу.       Перезванивать во второй раз Чи не стал. Чэн приказал себе задвинуть эту разъедающую горечь подальше. Уставился на движущуюся точку на экране.       Кто бы ни был за рулем машины А Цю, прямо сейчас она стояла почти на том же месте, где и в тот самый вечер перед нападением на дата-центр. Там, где по документам на право собственности потенциально проживала матушка Лю Хи.       Чэн нахмурился. Почесал подбородок. Упрекнул себя за то, что не удосужился проверить это место. Потом спросил себя: а когда я должен был это сделать? Постучал большим пальцем по обивке руля. Посмотрел по сторонам.       Возможно, это место Лю Хи использует как точку для переговоров. Или пункт встречи с теми, с кем ведет дела. Возможно, именно отсюда вскоре выдвинутся вместе с ним еще несколько машин. Направятся в убежище.       Возможно, никакой матушки не существует вовсе. И все эти разговоры про талисманы и удачу тоже были нужны лишь для того, чтобы усыпить мою бдительность.       Так, сказал себе Чэн. Теперь это уже не имеет никакого значения. Сейчас остается только решить, ехать ли в офис, чтобы просто лишить Лю Хи возможности попасть в убежище свободно и по праву, или попытаться перехватить его самостоятельно.       И сообщить об этом господину Цзянь, конечно.       О том, что будет, если босс не даст добро, чтобы осуществить один из этих вариантов, Чэн старался не думать. Мысли, возникающие против воли в ответ на это предположение, были слишком похожи на поступки Тяня.       К тому же я уже отправил свою просьбу Чи. Поэтому больше не должен возвращаться к этим мыслям даже мельком.       Ничего подобного не случалось за время, пока Чэн руководил филиалом, так что и протокола на этот случай не было. Следуя голосу логики, нужно было отправляться в офис: ни одно из убежищ нельзя было назвать легкодоступным даже с натяжкой, включая и то, в которое, наверное, планировал вернуться Лю Хи. Даже если он придет туда с двумя десятками людей, не так-то просто будет прорваться на нужный этаж сквозь бронированные двери и запорные механизмы пропускных пунктов.       Но точно так же Чэну было хорошо известно, на что способны люди, задавшиеся целью. И если Лю Хи не совсем идиот, он не мог лишить себя страховки и просто назвать нужный адрес. А это значит, что пока что эта информация должна находиться только в его голове, сколько бы людей он за собой ни вел. И чьих.       И с учетом этого можно было решить сразу несколько проблем одним лишь выстрелом. Даже если ради этого придется рисковать собой.       Он посмотрел на экран еще раз. Машина А Цю стояла на прежнем месте.       Откладывать дальше было некуда.       — Хэ Чэн, — ровно сказал господин Цзянь после первого же гудка. В этот раз веселья в его голосе не наблюдалось. И откуда бы ему взяться, подумал Чэн, неслышно втягивая воздух ртом. Звонок в неустановленное время по определению не обещает никакого веселья.       — Босс, — ответил Чэн таким же ровным тоном. Быстро посмотрел по сторонам. — Лю Хи покинул убежище. Без телефона, но с оружием. Я отправился за ним. Вместо меня держать связь будет Хань Кай.       На другом конце звонка молчали. Чэн выдержал это молчание без лишних звуков, зная, что оно означает: смесь недовольства и злости с прагматичными подсчетами. Поймал себя на том, что выпрямился до упора. Попытался расслабиться.       — Ты хорошо осознаешь, чем рискуешь? — сухо спросил господин Цзянь.       — Да, босс, — ответил Чэн ему в тон. Подумал: больше даже, чем вы думаете. И чем мне самому бы хотелось.       Господин Цзянь помолчал еще немного. Чэн начал подергивать ногой. Заметил это. Прекратил.       — Самодеятельность не делает тебе чести, — заметил наконец господин Цзянь с прохладцей. — Не следует путать ее с инициативностью. А в твоем теперешнем положении ни то, ни другое не в цене. Ты отдаешь себе в этом отчет, смею надеяться?       — Так точно, босс, — ответил Чэн без промедлений. Подумал: давайте быстрее. Я и так прекрасно помню, за что несу свое наказание. Дайте мне ничего не упустить сейчас. Сверх того, что я уже упустил.       Господин Цзянь будто подумал о том же. Сказал, слегка растягивая слова:       — Тебе полагалось не только обучать его. Но и следить за ним. Ты знаешь, как уязвимы новые люди на важных должностях. И сколько в городе других людей, готовых предложить им все, чего им не хватает, чтобы переманить их вместе с информацией, которую они успели получить. Ты ведь еще не забыл об этом, правда?       Я следил, подумал Чэн. Но сказать об этом вам нельзя. Иначе будет еще хуже.       — Нет, господин Цзянь, — ответил Чэн медленно. — Я не забыл об этом.       — И ты не упускал случая поощрить его честолюбие, как полагалось.       — Ни одного из этих случаев.       — И все равно не справился, — резюмировал господин Цзянь после неприятной паузы.       Чэн поджал губы. Сказал без эмоций: вероятно.       — Число досадных оплошностей с твоей стороны подходит к черте допустимых, — проговорил господин Цзянь спокойным тоном. — Полагаю, ты это осознаешь. Как и последствия других оплошностей. Нехорошо было бы случиться новым.       Чэн сжал челюсти. Ответил, не меняя голоса: да, босс.       — Славно, — подытожил господин Цзянь таким тоном, будто только что огласил кому-то смертный приговор. — Твои дальнейшие действия?       Внутри будто надрезали какую-то пружину, и дышать в ту же секунду стало легче. Господин Цзянь мог сколько угодно растягивать нравоучения и выговоры, но тратить время на рассказ о планах ни за что не стал бы, если бы все-таки хотел меня сместить.       И может, если я успею покончить с Лю Хи вовремя, с Гуаньшанем будет все в порядке.       Чэн подобрался. Ответ следовало сформулировать так, чтобы не выдать информацию о слежке, и в то же время убедить господина Цзянь дать добро.       Или по крайней мере не сообщать ему ничего важного, чтобы он не успел отправить никого остановить меня, если добро он все-таки не даст.       Потому что я все равно это сделаю. Давно было пора.       — Я его перехвачу, — сказал Чэн уверенно и спокойно.       Господин Цзянь снова сделал паузу. Чэну показалось, будто он слышит, как у босса заинтересованно поднимаются брови.       — Я упустил что-то существенное? — мягко поинтересовался он. — Лю Хи уведомил тебя о том, куда и почему он подевался?       — Нет, босс, — продолжил Чэн в том же тоне. — Но у меня есть подозрения, куда именно он направится. Возможно, там он встретится с теми, кто пытается его переманить.       На том конце связи хмыкнули почти с весельем.       — Твое умение полагаться на свои наблюдения достойно восхищения. В любой другой ситуации, кроме этой.       Чэн облизал пересохшие губы.       — Я исправлю то, за чем не уследил, — сказал он тяжело. — Это моя обязанность.       Господин Цзянь поцокал языком. Надолго замолчал.       Чэн терпеливо ждал, не поторапливая вслух.       — И что же, не боишься при случае пожертвовать собой во имя справедливости?       — Не ради справедливости, — возразил Чэн без вызова. — Ради безопасности. Я не теряю осторожности. Рассчитываю обойтись без жертвы. С моей стороны. Но даже если все пойдет не по плану, система сможет работать без меня. Все резервы дата-центра в безопасности. Ключ к моим паролям у криптографа. Хань Кай или Фэн Ху вникнут за пару дней, даже если я не смогу ввести их в курс дела.       — Разумеется, — задумчиво протянул господин Цзянь. — Мне нужно напоминать тебе, что твоя персона представляет немалый интерес для многих в этом городе прямо сейчас, пока я не уладил все случившееся?       — Я держу это в памяти, — сказал Чэн без выражения.       — И все равно стремишься восстановить справедливость. — Господин Цзянь неопределенно протянул какую-то мелодию, не открывая рта. Добавил неторопливо и почти меланхолично: — Предполагается, что я должен позволить себе рискнуть своим заместителем, чтобы он исправил собственные недочеты. — Он снова помолчал. — Не самая заманчивая перспектива.       В трубке что-то прошелестело, и прежде чем Чэн успел ответить, господин Цзянь коротко велел: подожди.       В эфире установилась абсолютная тишина, какая бывает только при переключении между звонками. Чэн раздраженно дернул головой. Время шло. Тревога нарастала. И ни то, ни другое не было на пользу ситуации.       Он посмотрел по сторонам, опустил стекло, достал из пачки еще одну сигарету, не отрывая телефон от уха, и бесшумно закурил. В красно-желтую закусочную потянулись первые посетители. Чэн задался вопросом, какой сегодня день недели, и так и не смог сообразить.       Господин Цзянь вернулся на линию как раз тогда, когда Чэн тушил окурок.       — Что ж, — сказал он без лишних пауз так, будто дело уже было решенным, — ты — свободный человек и глава филиала, и тебе принимать решения на местах. В особенности если эти решения — последствия твоих просчетов. Будет жаль, если подобная самоуверенность станет причиной твоей смерти. Но, — господин Цзянь прищелкнул языком, будто подчеркивая неотвратимость сказанного, — выбор твой. Исправляй, что должен. Кто отправится с тобой?       — Никто, босс, — ответил Чэн, смотря на выходящую из закусочной пару невидящим взглядом. — Остальные по-прежнему в убежище.       — Н-да уж, — резюмировал господин Цзянь. — Смело. Что же, не буду более тебя задерживать. Разбирайся. И желательно без лишнего шума. Я жду звонка.       — Да, босс.       Господин Цзянь вздохнул. Добавил:       — Постарайся, чтобы все сложилось в твою пользу. Будет жаль, если случится обратное.       — Да, босс, — повторил Чэн. Отнял телефон от уха. Потер ладонью рот.       Подумал, пока открывал программу слежки снова: босс дал добро. Пусть не сразу, пусть не стал настаивать на подкреплении, чтобы снизить риски. Но по крайней мере не противился моему плану.       Откуда тогда это ощущение, будто мне на шею уже набросили петлю? А я сам суюсь поглубже в эту не слишком-то и хитрую ловушку.       Обновленные данные на экране телефона вымели эти мысли из головы. Машина А Цю двигалась ровно в противоположном направлении от студии. К порту.       К кварталу господина Мэй, подумал Чэн под разгорающуюся ярость.       Я же видел эти странные танцы вокруг Мэй Ци, подумал Чэн, сдавая с парковки закусочной задом. Слишком много совпадений и случайных событий, связанных с ним и его людьми. И даже о том, что у нас будто приватная вечеринка с ним вместо противостояния с Шэ Ронгом, я уже тоже думал.       И как удачно получилось, что заместитель господина Мэй отправился в мир иной именно сейчас.       Ну нет, сказал себе Чэн со злостью, отслеживая попеременно то дорогу, то движущуюся точку на экране. Ну не настолько. Лю Хи, быть может, и вправду хорош, раз уж смог водить меня за нос, пусть и не без подозрений. Но повлиять на господина Цзянь?       Остается только думать, что Лю Хи действительно умеет вовремя ловить момент. Потому что остальные варианты больше походят на фантастику.       Машина А Цю уверенно двигалась к порту, нигде не останавливаясь и не съезжая с центральной улицы. Прямиком к кварталу Мэй Ци.       Внутри плескалась ярость. Чэн, стараясь ей не поддаваться, перечислил в уме все, о чем следовало подумать в теперешнем положении. Документы в надлежащем состоянии — и рабочие, и личные. Копии завещания в бумажном и электронном виде заверены нотариусом. У всех есть нужные инструкции — пусть и не самые свежие, но хорошо известные и многократно повторенные.       Следовало бы позвонить отцу. И Тяню.       Чэн на секунду прикрыл глаза. Вздохнул. Взглянул в зеркало заднего вида. Представил, как говорит сейчас с Тянем. И о чем. Потер лицо рукой.       Нет уж. Пусть с ним говорит отец. Если я не выберусь из этой передряги, единственное, что будет интересовать моего брата — это безопасность и гарантии для его… для Гуаньшаня. А это не совсем то, о чем я должен сейчас думать.       Потому что если я себе позволю, то не выберусь живым наверняка. Никаким эмоциям сейчас не стоит поддаваться. Никогда не стоит, сказал себе Чэн с нажимом, глядя на экран мобильного. Но сейчас — особенно.       Значит, отец. Можно позвонить ему.       Чэн остановился на светофоре. Убедился, что никто не сел ему на хвост. Протянул руку к телефону — и тут же остановился. Уставился в окно.       Что я скажу ему?       Ночной сон, такой далекий после тонны утренних раздумий, снова всплыл в памяти с пугающей яркостью. Чэн передернул плечами. Поддернул ремень кобуры под лопаткой.       Позвонить в это раннее утро, обычно занятое делами, уже значит сообщить о том, что не все в порядке. А зачем мне это?       Позвонить, чтобы все-таки попрощаться?       Чэн пожевал губы. Сощурился. Дернул щекой, будто отговаривая самого себя. Сказал себе, осознавая эту мысль с кристальной и оттого болезненной ясностью: это лишнее и незачем. Тем более сейчас, когда Тянь, должно быть, не дает своими выходками покоя всему особняку.       За грудиной разливалась едкая, горчащая печаль. Чэн решительно выдохнул. Проверил машину А Цю на экране.       Я сам выбрал такую жизнь. Нарочно. Так было задумано и так гораздо проще, когда не с кем попрощаться на пороге смерти. Это значит всего лишь, что я хорошо делал свою работу. И что нельзя никого использовать, чтобы сделать мне больно или надавить на меня. Не с кем прощаться — значит, некого терять.       Не с кем, повторил он вслух с нажимом. Все остальное — тоже дело долга.       И так и нужно человеку вроде меня.       Чэн взглянул на экран. Нахмурился.       Движущаяся точка пересекла квартал Мэй Ци насквозь и теперь явно направлялась дальше. В самый порт, подумал Чэн. Туда, откуда все и началось, откуда он пришел в структуру, минуя все положенные заместителю главы филиала обучения и заведенные порядки.       Сколько он успел завербовать на свою сторону из бывших сослуживцев, зло мелькнуло в голове. Кто тебя там встретит, скольким и какие блага ты пообещал? Неужели есть кто-то еще, с кем ты проворачиваешь дела?       Машина А Цю, подъехав почти к самому причалу, остановилась и замерла. Чэн нажал на педаль газа. Подумал: только бы я успел перехватить тебя раньше, чем ты сделаешь то, что собрался. Или вы. Сколько вас там. Тебя я убью первым. Может быть, единственного. Может быть, этого окажется достаточно.       Руки сжимали руль уверенно и крепко. Чэн пролетел сквозь квартал Мэй Ци, почти не притормаживая ни на светофорах, ни на поворотах. Перед глазами мелькали улицы и перекрестки. В голове кружились варианты перестрелок.       Хорошо, что я без пиджака, подумал Чэн, стреляя взглядом по сторонам. Больше доступа к оружию. Прятать его точно будет незачем и некогда. Плохо, что вместе с пиджаком в убежище остался мой ремень. Он поерзал на сиденье. Мрачно вздохнул, убедившись, что пояс брюк действительно ощущается чересчур свободно. Вот за ремнем стоило бы все-таки сходить перед отъездом.       И ничего хорошего из этого не вышло бы.       Я все сделал правильно, сказал себе Чэн, дернув кадыком. Вещи — это просто вещи. Если бы я задержался, я бы мог и не решиться сделать то, что должен. Пусть пиджак и ремень останутся в шкафу.       Пусть даже отправятся к рубашке, если он захочет.       Чэн горько усмехнулся. К глазам почему-то подкатило.       Может быть, он тоже просто возвращает долг. Делает, что должен делать. Я позаботился о вещах для него, а он в ответ заботился о моих.       Если меня все-таки убьют, заберет он мою рубашку с собой или оставит в этой студии, как и все остальное, что в ней было и могло бы быть?       Между лопатками вдруг кольнуло, и куда-то под ребра хлынуло что-то обжигающее, то ли ледяное, то ли слишком жаркое. Чэн сглотнул. Сжал руль крепче. Стиснул зубы. Приказал себе следить внимательнее за дорогой и не возвращаться к этим мыслям.       И не возвращаться к ним и правда удалось: уже через минуту на горизонте мелькнуло широкое сплошное полотно причала, и тело напряглось, как звенящая струна.       Машина А Цю блеснула боком чуть поодаль в пустом пространстве между огромными грузовыми контейнерами. Дальше, почти у самого берега, в полном одиночестве сидел Лю Хи, опустившись прямо на бетонное покрытие.       Больше вокруг не было ни души. Откуда-то доносились крики, тяжелые металлические звуки работающего подъемника и лязганье грузовых цепей. Лю Хи сидел лицом к морю, не шевелясь.       Чэн быстро посмотрел по сторонам. Солнце поблескивало на волнах, поэтому нельзя было сказать наверняка, прятался ли кто-нибудь неподалеку, но в пределах видимости вокруг самого Лю Хи все было чисто.       Чэн, перебарывая ярость и желание просто наехать на него, столкнув с берега в море, заглушил мотор. По спине скатилась капля пота.       Слишком просто, подумал он, медленно доставая оружие из кобуры. Что с ним, что у него? Взрывчатка? Снайпер неподалеку? Банальный пистолет?       Он вообще жив или нет, подумал Чэн, глядя на неподвижную спину. Это такой способ меня выманить?       И тут же возразил себе: он не мог знать, что я сюда приеду. Никто не знал о слежке за его машиной.       Может быть такое, что встреча с его сообщниками была назначена здесь? А в ту квартиру, зарегистрированную на имя его матери, он заезжал, положим, за вторым телефоном. Или еще за чем-нибудь.       Чэн посмотрел по сторонам еще раз. Вокруг по-прежнему было пусто. Он поднял оружие, сунул телефон в карман и осторожно открыл дверь машины, готовясь в любой момент нырнуть за капот. Сердце торопливо и гулко сотрясало грудь.       Лю Хи по-прежнему сидел, не шевелясь. Не обернулся на звук открытой двери. Не проверил обстановку, когда Чэн, стараясь двигаться бесшумно, начал приближаться к нему, держа местечко между лопаток на прицеле.       Выстрелить в него прямо сейчас казалось такой соблазнительной идеей. Но даже несмотря на всю скопившуюся злость Чэн хорошо осознавал, что взять Лю Хи живым будет намного более полезным. Убить его — значит так и не узнать, с кем он в сговоре. Кто копает под структуру и кому придется предъявлять счета.       Кто, возможно, хочет добраться до Гуаньшаня.       Ярость взвилась внутри, будто кто-то прибавил под ней огня. Чэн, не упуская Лю Хи из поля зрения, пристально осмотрел все вокруг еще раз.       Вдалеке гулко громыхнул металлом грузовой контейнер, и только многолетний опыт позволил удержать Лю Хи на мушке. Нервы, напряженные до крайности, едва не отдавались звоном во всем теле.       Расстояние между ними сокращалось. Теперь на фоне моря стало видно, как хаотично вздрагивают плечи у Лю Хи. Как будто он заходится беззвучным плачем. И это было единственным движением, которое он себе позволял.       Если его не заминировали, я отдам его карателям, подумал Чэн, поглядывая на машину А Цю. На первый взгляд в ней никого не было, но сказать точно было нельзя: слишком многое приходилось одновременно удерживать в поле зрения. Наверняка можно было сказать только одно: задняя дверь с пассажирской стороны была закрыта не до конца.       Каратели, мысленно повторил Чэн, бегая взглядом вокруг. Если я не вытащу все нужное из него сейчас, можно будет зафиксировать его в багажнике или на заднем сиденье. Придется, конечно, слегка испачкать салон кровью, чтобы обеспечить согласие на поездку. Но лучше так. Вызывать ребят сюда слишком долго и рискованно.       А чтобы не рисковать привести хвост к базе, устроить откровенную беседу можно будет, например, в помещении эвакуированного дата-центра. Как раз там, откуда ты сейчас приехал, подумал Чэн, осторожно подбираясь к Лю Хи полубоком. Держал один из грузовых контейнеров за спиной. Старательно прислушивался к каждому шороху.       Откуда-то знакомо потянуло кровью. Чэн невольно напрягся сильнее. Сжал уже нагревшийся ствол пистолета крепче. Поравнялся с Лю Хи.       Лю Хи наконец повернул голову. На щеках у него действительно блестели слезы.       — А, — сказал он, тяжело наморщив брови. Схватил воздух ртом. — Босс.       Мотнул головой, добавил, будто исправившись:       — Хэ Чэн.       Виновато опустил глаза. Растер руками под ними.       Оружия при нем не было — по крайней мере, не на виду. Чэн прицелился получше. Окинул взглядом узкую площадку между контейнерами.       Она была по-прежнему пустой.       Лю Хи шмыгнул носом и вдруг резко съежился, подтянув ноги ближе и обхватив колени руками. Чэн инстинктивно отпрыгнул в сторону, подсознательно ожидая взрыва.       Но никакого взрыва не случилось. Вместо этого Лю Хи, уткнув лицо в согнутые ноги, протяжно завыл и принялся раскачиваться из стороны в сторону.       Чэн, не прекращая целиться, замер в недоумении. Ветер донес откуда-то забористое ругательство, перебиваемое лязгом огромных цепей.       Запах крови ощущался все острее. Лю Хи, монотонно раскачиваясь, выл на одной ноте.       В голове было предательски пусто. Ни единой внятной мысли, объясняющей происходящее, не находилось.       — Кто здесь с тобой? — спросил наконец Чэн, не спуская прицел Лю Хи.       Лю Хи всхлипнул. Дернулся всем телом.       Может, это еще один кошмар, растерянно подумал Чэн, подавив глупое желание ущипнуть себя за руку. Иначе что все это значит?       Злость вдруг снова захлестнула его с головой. Он решительно шагнул вперед, пнул сгорбленного Лю Хи под ребра и спросил еще раз, в этот раз жестче: кто с тобой?       Лю Хи закашлялся и повалился на бок. Чэн отошел на прежнее место и снова прицелился.       — Никого, — гнусаво прохрипел Лю Хи, захлебываясь воздухом. — Никого, босс. Уже больше никого.       Чэн, перебарывая отвращение, присмотрелся к нему повнимательнее. Наморщился от нового прилива острого недоумения.       Лицо у Лю Хи оказалось измазано кровью. Чэн снова шагнул вперед. Навис над скорченной фигурой. Быстро окинул его взглядом.       Кровь оказалась у него и на руках, и на одежде. Чэн небрежно поддел его ногой и тут же толкнул, чтобы перевернуть его на спину. Лю Хи закашлялся снова. Закрыл лицо и голову руками.       Крови было действительно много, но обнаружить видимую рану не удалось. Лю Хи отчаянно всхлипывал. Чэн пробежался глазами по равнодушным контейнерам. Прицелился в лежащего Лю Хи снова. Ткнул его в бок.       — Кого ты ждешь? — спросил он с нажимом. Лю Хи не реагировал. Чэн пнул его еще раз, гораздо слабее, чем мог бы и чем хотелось, и повторил вопрос.       Лю Хи попытался приподняться на руках. Увидел нацеленный на него пистолет. Икнул. Закрыл глаза. Неразборчиво сказал: уже никого.       Не мог меня провести он, сказал себе Чэн. Он не может быть хорош настолько. Вот это, то, что я сейчас вижу, просто не может быть спектаклем. А значит, он и вправду тот, кем я считал его до первых подозрений.       Злость неприятно трансформировалась в отвращение. Чэн вдруг захотел наклониться и вытереть туфлю, которой только что касался испачканной одежды.       — Чья кровь?       Лю Хи, по-прежнему не открывая глаз, сморщил лицо, полностью игнорируя направленный на него пистолет. Медленно поднялся на колени, чтобы так же медленно опуститься лбом почти к самому бетону у ног Чэна.       Чэн почувствовал, как по спине ползут холодные мурашки. Сдержал желание с размаху припечатать эту голову квадратным каблуком. Подумал: работать с теми, кто начинает рыдать еще до моего прихода, мне не приходилось уже очень давно. Сейчас подобным занимаются другие люди. А я, кажется, слегка подрастерял нужные навыки.       Он навис над Лю Хи полубоком, чтобы не подставляться под удар, приставил дуло пистолета к дрожащему от всхлипов затылку и сказал раздельно и зло: чья на тебе кровь?       — Она меня предупреждала, что не следует вас злить, — глухо проговорил лю Хи, не отрываясь от бетонного настила. — Она сказала: господин Хэ Чэн — хороший человек.       Холод медленно и неохотно перетек со спины на руки. Чэн передернул плечами. Догадка была страшной и жестокой. Но она была единственным, что приходило на ум.       — Где ты был? — спросил Чэн дрогнувшим голосом. Прочистил горло. Прижал пистолет к затылку сильнее.       Лю Хи, будто не понимая, что происходит, вяло и неловко оторвался от бетона. Кое-как выпрямился, все так же стоя на коленях. Чэн сделал шаг назад. Прижал курок жестким пальцем сильнее.       — Убейте меня, — хрипло попросил Лю Хи, поднимая вверх заплаканное лицо. Посмотрел на Чэна поверх дула пистолета. Добавил: — Если хотите. Какая уже теперь разница.       — Зачем ты уехал из убежища? — снова спросил Чэн, чувствуя, как холод заползает уже куда-то вглубь него.       Лю Хи закрыл лицо руками. На щеках остались новые кровавые следы.       — Не стоило, не надо было, я теперь это понимаю… — выдавил он прямо в прижатые к лицу ладони. — Если бы я мог остаться и не ехать…       Желание ударить Лю Хи будто разбухло и подперло легкие, мешая нормально дышать. Я предупреждал тебя, подумал Чэн с бессильной горькой яростью. Я тебя едва не попросил. Я сказал: увези ее.       И ты этого не сделал. Мог спасти, пока миллионы других людей не могут с этим ничего поделать. А ты мог. Один из немногих. И все равно не спас.       — Где она? — прошипел Чэн, опуская пистолет, чтобы избавить себя от искушения решить все это одним выстрелом. Не было здесь никаких сообщников. И быть не могло. И я бы в этом убедился, если бы все-таки съездил хотя бы однажды в тот квартал неподалеку от дата-центра.       Туда, где в самом деле жила матушка этого кретина.       Лю Хи закрыл руками рот и нос. Зажмурился. Затрясся всем телом.       Чэн по инерции осмотрел территорию еще раз. Задержался взглядом на машине А Цю. На приоткрытой двери с пассажирской стороны.       Бессильно опустил плечи. Прикрыл глаза.       Подходить ближе не хотелось, но что-то все равно будто тянуло вперед. Как невыполненное обещание. Что-то внутри уже сложило все факты в цельную картинку, и не нужно было заглядывать в машину, чтобы понять, что можно там увидеть.       Хэ Чэн все равно заглянул.       Из тонкой щелки приоткрытой двери несло тошнотворной смесью лимонной отдушки с хорошо знакомым, грязным и животным запахом внутренностей. Череп, подумал Чэн, перебарывая внезапно накатившую тошноту. Самое противное. Кроме потрохов.       Но если потроха еще не гарантируют быстрой смерти, то череп — очень даже. Остается только надеяться, что она не успела почувствовать боль.       Если матерям и нужно умирать, пусть это хотя бы случается без невыносимых мучений.       Чэн посмотрел в салон сквозь стекло. Тяжело выдохнул.       Кровь заливала почти все заднее сиденье, осталась пятнами на руле и приборной панели, на дверцах снаружи и изнутри. Стекала вниз на ребристый коврик. Впитывалась в аккуратную, в остальном чистую и опрятную одежду. Вязко подсыхала на коже. С морщинистой, выдающей возраст шеи свешивался набок испачканный бурым круглый талисман.       Чэн накоротко взглянул в лицо. Против воли вздрогнул. Семейные черты прослеживались очень явно: родство можно было заподозрить даже без предварительных догадок.       Он отвел взгляд. Убрал оружие обратно в кобуру. Потер лицо ладонями. Они мелко и неприятно подрагивали.       Внутри что-то тоже подрагивало: то ли встревоженные сегодняшним кошмаром собственные переживания, то ли глухой, какой-то давящий гнев, то ли все это вместе. Видеть убитых женщин не приходилось уже давно, а видеть так близко и убитую, и ее горюющего, растоптанного утратой сына не приходилось никогда. Пусть даже этот сын был тем, кто день за днем был поводом для злости и раздражения.       Чэн отошел в сторону. К горлу мутно подкатывало, как в те самые первые разы, когда приходилось иметь дело с трупами и кровью. Подышать, сказал он себе, сглатывая густую слюну. Зачем-то вытер рот. Прижал пальцами глаза.       Лю Хи тяжело всхлипывал. Кретин, подумал Чэн. Ты кретин, ты идиот, ты имбецил. И хуже, много хуже. Ты должен был быть на ее месте. Она учила тебя, что важна каждая человеческая жизнь, и ты носился, как испуганный ребенок в поисках друзей, с убитыми и ранеными на заданиях. Гордился ее гордостью, опирался на ее любовь. И ничего не сделал для того, чтобы ее спасти от самого себя. От того, во что ты впутался. Не понимая, кажется, что это не игрушки.       — Я поклонился, — простонал Лю Хи, громко втягивая носом. — Поклонился ей на пороге дома. Я не успел даже… я не успел…       Чэн оглянулся по сторонам. Вокруг не было ни души. Солнце отбивалось от волн веселыми зайчиками и слепило, заставляя смаргивать слезы.       — Я не знал, — продолжил стонать Лю Хи, качая головой из стороны в сторону, будто таким образом мог вымолить прощение. — Я думал, раз уж я ваш заместитель… Я могу решать… И я не мог оставить ее в этот день одну.       Чэн поднял брови. Подумал: пусть бы только не ее же день рождения.       — Что за день? — спросил он надтреснуто. Не узнал собственный голос.       Лю Хи длинно высморкался прямо в ладонь. Вытер ее наполовину о брючину, наполовину о бетон под ней. Сказал, то и дело запинаясь, будто от икоты:       — Годовщина смерти моего отца.       Чэн невольно покачал головой. Подумал: да ты везунчик. Как же это получилось, неужто нужный талисман забыл с собой прихватить?       Обернулся, присмотрелся к машине А Цю. Горько усмехнулся.       Праздничная лошадь была на месте. Блестела золотом под зеркалом заднего вида.       Какого черта меня это вообще трогает, спросил себя Чэн, надавливая ладонью над взволнованным желудком. Все это не касается меня. Ты сам во всем этом виноват. Тебе и расплачиваться.       — Я обещал ей еще до убежища, что съезжу с ней в храм, — сбивчиво прибавил Лю Хи, вытирая о бетон уже обе ладони. — Почтить память. Как я мог нарушить… это… она все, что у меня есть. Было.       Чэн похлопал себя по карманам. Вспомнил, что оставил сигареты в машине. Молча прошел мимо Лю Хи.       — Босс, Хэ Чэн, не бросайте меня, — тут же посыпалось в спину, стоило лишь поравняться с Лю Хи. — Не уезжайте. Пожалуйста. Прошу вас. Я не знаю, я не знаю, что мне теперь…       — Я за сигаретами, — сухо бросил Чэн себе за спину. Лю Хи замолчал. Притих до негромких похныкиваний.       Чэн машинально достал из пачки сигарету. Включил зажигание. Подождал, пока нагреется прикуриватель. Закурил, наклонившись наружу из машины, оставил руку с подожженной сигаретой за открытой дверью. Отыскал в бардачке упаковку влажных салфеток. Выбрался наружу.       Уехать и правда хотелось. Потому что это вот и в самом деле не моя война, не прямо и не косвенно, никак. Моя забота — расставить все по местам и наказать виновных. Этот кретин, конечно, виноват, и еще как. Но не столько передо мной. Хотя и за самовольную отлучку от должен понести наказание. И понесет.       Но еще он понесет и другое наказание. Гораздо более жестокое. И к этому я точно не имею никакого отношения.       В годовщину смерти отца, повторил Чэн мысленно. Снова покачал головой. Обнаружил, что выкурил сигарету почти целиком. Растоптал окурок. Зажег новую.       Когда он вернулся, зажимая вторую сигарету зубами, Лю Хи по-прежнему тер руки о бетон. Чэн посмотрел на это, чувствуя, как внутри противно колышется коктейль из жалости, злости и раздражения. Бросил салфетки на бетон рядом с Лю Хи. Сказал холодно: приведи себя в порядок.       Лю Хи, ежесекундно шмыгая носом, принялся распаковывать салфетки трясущимися пальцами. Всхлипывал, как маленький ребенок после долгой истерики.       Чэн поглядывал в сторону машины А Цю, стараясь не особенно присматриваться к салону. Старался направить мысли в правильное русло. Подумать, что делать дальше.       Но мысли разбегались в стороны, и ни одну из них не удалось как следует развить. Случившееся задевало что-то глубоко за ребрами, примерно там же, где этой ночью накопился ужас от кошмара. И если ночью от него удалось избавиться, то сейчас он будто застывал внутри огромной глыбой, и в арсенале Чэна не было ничего такого, что могло бы с этим справиться.       — Спасибо, босс. Хэ Чэн, — сказал Лю Хи, вытирая лицо салфетками. — Вы хороший человек. Матушка мне говорила это постоянно.       В животе взбрыкнуло. Чэн шумно выдохнул сквозь сжатые зубы. Подумал: что ты несешь. Затянулся дымом.       — Она не говорила этого о господине Цзянь.       Чэн медленно выпустил дым через нос. Сухо поинтересовался, стараясь удерживать нейтральный тон:       — Ты посвящал ее в свои дела?       Лю Хи состроил виноватое лицо.       — Не до конца, конечно, но… Она все, что у меня есть. У нас в семье заведено делиться всем, — повторил он гнусаво, будто оправдываясь.       Что ты такое, подумал Чэн шокированно. Ты в самом деле идиот. Настоящий, без преувеличений. Удивительно, как ты сам остался жив.       Ах да, додумал Чэн с горькой злостью. Ты поклонился. И твоя мать поймала пулю, которая предназначалась тебе.       — Матушка всегда советовала мне держаться вас. Хэ Чэн поучает тебя и позволяет ошибаться, — сказал он почтительным голосом, явно повторяя чужие слова. Закусил губу. Наморщил лоб. Добавил тонким, срывающимся голосом: — Очень жаль, что с ним так поступают.       Чэн медленно моргнул. Подумал: такое уже бывало. Похожее. Там, на базе, после карателей, когда Лю Хи, рассеянный и заторможенный, пытался прийти в себя. И болтал. И если не мешать ему сейчас, он может и сейчас проговориться.       Потому что проговариваться, похоже, есть о чем.       — Матушка сказала: постарайся подружиться с Хэ Чэном, — продолжил Лю Хи слабо. Шмыгнул носом. — А вот босс велел заводить собственных друзей. Не связанных ни с вами, ни с людьми А Цю.       Окурок уже жег пальцы, но Чэн не шевелился. Смотрел на Лю Хи, безразлично уставившегося на набегающие волны. Думал: когда это он успел тебе сказать, в ту самую ночь, когда я узнал о том, кто станет моим новым заместителем?       — Босс говорил: все в верхушке слишком прожженные. Советовал искать друзей по плечу. Таких же, как я. Свежую кровь. Сказал, что вы когда-то тоже были свежей кровью. И что своим влиянием помогли подняться снизу вверх не одному десятку друзей. А Цю.       Чэн молча слушал, отмечая выбор слов. Выпустил окурок из пальцев. Он упал на бетон с едва различимым звуком. Лю Хи этот звук нисколько не потревожил.       По рассказу было непохоже, чтобы господин Цзянь провел с Лю Хи всего лишь одну обстоятельную беседу. «Говорил» и «советовал» звучало так, будто беседы повторялись. И эта мысль казалась все более логичной с каждой следующей секундой.       Почему я не подумал об этом раньше, спросил себя Чэн. Почему решил, что босс не захочет проконтролировать все самостоятельно? Потому что он никогда не вмешивался в это раньше, тут же ответил он себе.       А не вмешивался он лишь потому, что мне можно было доверять. Что изменилось сейчас, кроме проступка моего брата и всего, что он за собой повлек? Или этого уже достаточно, чтобы меня следовало держать под контролем, отныне навсегда?       — Я пытался делать все как следует, — снова заговорил Лю Хи слабым голосом. Чэн отбросил свои мысли в сторону, чтобы ничего не упустить. — Искать друзей. Вникать в теперешнее положение. Почувствовать себя на своем месте.       Я заметил, подумал Чэн, вспоминая горделивое приосанивание и вскинутую голову. Невольно поморщился.       И вдруг замер, будто споткнувшись. Помедлил, прежде чем спросить, и все равно спросил, пока еще не понимая сам, к чему именно клонит:       — Господин Цзянь позволил тебе уехать сегодня?       Лю Хи помотал головой, медленно и неохотно.       — Он не позволял. Он сказал — ты заместитель главы, тебе и принимать решение.       Где-то я это слышал, подумал Чэн с холодным предчувствием. Только вместо заместителя там был глава.       Что-то в голове стало складываться, смутно и отрывочно, как если бы пришлось смотреть на картинку сквозь грязное матовое стекло. Но в том, что связь была, уже не приходилось сомневаться.       — Меня в городе пока что мало знают. Босс сказал учесть это, но не полагаться. Взвесить важность и сравнить. Данное слово и опасность. Но решить мне нужно было самому.       И что ты мог решить, подумал Чэн, неотрывно глядя на распухшее от бесконечных слез лицо. Тем более когда тебе напомнили, что ты пока еще не примелькался, а значит, можешь попытаться проскочить.       Я примелькался. Но мне сегодня сказали примерно то же самое.       — И вот я решил, — подытожил Лю Хи дрогнувшим голосом. Дернулся, всхлипнул.       Где-то вдалеке снова громыхнула громадная цепь, но Чэн почти не обратил внимания на этот звук. Медленно поднял руку. Накрыл ею рот. Машинально растоптал носком обуви уже и без того потухший окурок.       А как объяснять, к примеру, мне, почему ты нарушил протокол, рискнул не только своей жизнью, но и местоположением всех остальных и вышел из убежища — об этом босс, наверное, велел тебе не беспокоиться. Или о том, как вернуться обратно.       И беспокоиться и в самом деле было незачем. Потому что ты не должен был туда вернуться.       Ни туда, ни куда-либо еще.       — А самое смешное, — сказал Лю Хи, в самом деле горько посмеиваясь и параллельно растирая запястьем слезы, — что Бянь Цзи я спас. Своими полномочиями. Его спас, а матушку…       Чэн подобрался. Повернул голову в сторону Лю Хи и уточнил безразличным голосом: кого?       Лю Хи махнул рукой себе за спину, словно спасенный человек стоял позади.       — На складе, — выдавил он, хватая воздух ртом. — Тогда. Во время нападения.       Чэн до боли закусил губу. Кивнул сам себе. Точно. Один же тогда выжил. И к нему потом, видимо, ты катался в больницу вместо отдыха. Потому что господин Цзянь велел тебе заводить друзей твоего уровня.       Вот таким же образом, наверное, и следующие двое выжили во время следующего нападения на склад. Еще и самостоятельно справились с гостями. И ты, не знающий особо города, очень удачно примчался туда минут за пятнадцать. Не говорил, что можешь свериться с навигатором. Просто приехал. Просто повезло.       Ровно так же, как повезло и остаться в ночь нападения на дата-центр у матушки. Как раз неподалеку. Так совпало.       Возможно, так же, как когда к вам по пути из бара привязалась парочка ребят господина Мэй. И, может, как и что-нибудь еще из тех твоих удачных совпадений, которых было более чем предостаточно за все это время.       Пляски с Мэй Ци действительно никто не отменял. Вот эти подозрения на самом деле имели под собой какие-то основания. Может быть, не связанные с тобой. Или по крайней мере не напрямую.       — Ты знал, что именно им угрожает? — спросил Чэн сухо.       Лю Хи снова мотнул головой. Зачем-то принялся комкать бурые салфетки, лежащие рядом с ним неопрятной кучкой.       — Просто намекнул быть осторожными. Вы сказали, пусть они покажут, чему научились, и это справедливо… просто я подумал, что каждый, кто проходит как бы экзамен… они имели право знать, что их экзаменуют. Раз уж так.       Чэн подавил глубокий вздох. Выговаривать ему сейчас не время. Обо всем этом, в особенности о наказании за эту самодеятельность, можно будет поразмыслить позже. Прямо сейчас следовало разобраться получше кое в чем еще.       — Когда ты узнал об устранении помощника господина Мэй? — спросил Чэн на удачу, надеясь, что такая перемена темы не спугнет Лю Хи.       Потом подумал: даже если и спугнет. Мы здесь одни. Достать оружие и воспользоваться им — дело пары секунд. Так что пусть пугается сколько влезет. То, что мне нужно, он мне все равно расскажет.       Но пугаться Лю Хи не стал. Вместо этого он сделал то, чего Хэ Чэн мог ожидать от него меньше всего.       — Вы любите своего отца, босс? — спросил Лю Хи, оставляя в покое испачканные кровью салфетки и глядя на Чэна красными, опухшими глазами.       Чэн непонимающе нахмурился. Промолчал.       Лю Хи опустил голову с виноватым видом. Сказал, закрывая глаза:       — Очень жаль, что вы работаете не с ним.       Чэн смотрел на Лю Хи, не мигая. Думал: я не стану тебя поторапливать. Пока что. Заканчивай то, что начал. Если не закончишь… Он облизал губы. Все равно закончишь. Просто больнее.       — Что случится с моим отцом? — ровно поинтересовался Чэн.       Лю Хи заломил брови.       — Он не пострадает. Лично. Только его дела. И то не его даже… — Он остановился, растер запястьем под носом и сказал, наморщившись, как от боли: — Господин Цзянь обещал.       Чэн почувствовал, как снова накатила ярость, старая, заслуженная, хорошо уже знакомая и выдрессированная забираться обратно туда, откуда пришла, по приказу холодного рассудка.       — Что обещал тебе господин Цзянь?       Лю Хи съежился.       — Что с вашим отцом все будет хорошо, — проговорил Лю Хи невнятно. Достал из похудевшей упаковки новую салфетку. Протер под глазами. Высморкался. — А потом, позже, в перспективе, наш филиал вообще может слиться с организацией вашего отца. И вам бы не пришлось работать на соперника семьи.       Соперника, подумал Чэн. Не союзника.       — А что сейчас?       Лю Хи снова растер под носом. Сказал, безразлично глядя перед собой:       — А сейчас совместный вес Мэй Ци и вашего отца стал слишком большим. И угрожающим авторитету господина Цзянь. Мэй Ци укрепляется и в этом квартале с развязкой, и вокруг него, и это плохо сказывается на нашем положении. А потом еще этот случай с Шэ Ронгом. Вы говорили сами, что если Мэй Ци в курсе его проблемы, тогда проблемы начнутся у нас.       Он скосил взгляд в сторону, натужно сглотнул и добавил: можно было не исправлять, а предупредить.       — И чтобы не исправлять, а предупредить, господин Цзянь решил устранить Мэй Ци, — протянул Чэн с холодной злостью.       — Нет, нет! — Лю Хи измученно потер лицо рукой. — Не устранять, не… только ослабить. Этого было бы достаточно. Господин Мэй Ци залег бы на дно, чтобы прийти в себя после потерь, а в это время в городе установились бы новые порядки. Такие, чтобы подошли именно нам.       Он помолчал, и Чэн, обуздывая ярость, велел себе не вмешиваться и дать возможность договорить. И Лю Хи договорил.       — Господин Цзянь постоянно сокрушался. Он так и говорил: так сокрушительно жаль, что нельзя вовлечь в это Хэ Чэна. Из-за родственного интереса. Вы бы, наверное, не стали работать против своего отца. Никто не стал бы. Вредить партнеру вашего отца — это же как бы и ему вредить. Я тоже думал, вы не стали бы. И потому этим был должен заниматься я. Господин Цзянь попросил меня о помощи. И я не мог отказаться.       Конечно, ты не мог, подумал Чэн, молча разворачиваясь и возвращаясь к машине за еще одной сигаретой. Лю Хи напрягся, но на этот раз не стал бросаться с просьбой не уезжать. Только искоса поглядывал на Чэна поверх поникшего плеча.       Конечно, ты не отказался. Но ты во всем этом далеко не главный виновник. И я, оказывается, не главный. А мне так обстоятельно дали понять, что все, с чем нам придется иметь дело дальше — последствия моих педагогических проступков.       Не могут такие планы строиться в одно мгновение. Сколько же босс вынашивал эту идею, прежде чем нашел момент для воплощения в реальность?       И как удобно во все это легло убийство с участием моего брата. Босс оказал мне значимую услугу, когда позволил спрятать Гуаньшаня и не выдавать его. А то, сколько всего изменится, включая расстановку сил в городе, мне записали в долг. Не забывая ласково напоминать о том, что винить в случившемся мне некого, кроме самого себя.       Я думал, отстранение от должности А Цю — это часть моего наказания за проступок Тяня. Как и все эти недоговорки, как и ощутимый холодок в беседах. А выходит, все это было нужно лишь затем, чтобы провернуть дела без моего вмешательства. И сделать это с якобы весомыми причинами.       Лю Хи вернулся к разговору в ту же секунду, как только Чэн вернулся на прежнее место.       — Ко мне пришли, — сказал Лю Хи, не поднимая глаз. — Прямо в ту ночь. Еще даже не начало светать. И просто дали в руки телефон.       Чэн неспешно кивнул. Выбросил новый окурок рядом с предыдущим. Втоптал его в бетон.       — Это место досталось мне за молчание. А молчание — это не обман.       Это не твои слова, подумал Чэн. И не твое решение. Кто бы ни подсказывал господину Цзянь найти того, кто подойдет для его плана, он справился с задачей идеально. Честолюбивый, но покорный, ответственный, в меру совестливый. Не вписывающийся в структуру ровно настолько, чтобы раздражать энтузиазмом и одновременно вызывать снисходительную жалость. Пожалуй, одинокий. Рассудительный, но не блестящий ум.       Настолько не блестящий, чтобы не понять, что после исполнения своей задачи тебя заставят замолчать навечно, чтобы ты не проболтался при случае.       Тебя уже практически заставили. Или хотя бы собрались. Тебе сказали принимать решение самостоятельно, прекрасно зная, как подтолкнуть тебя в нужную сторону. Ты был, скорее всего, под прицелом ровно в тот момент, когда я сообщал боссу о намерении расправиться с тобой. И это намерение босс не одобрял.       Но ты, оказывается, еще и чтишь традиции. Поэтому ты поклонился матушке. Поэтому сейчас на коврик с пассажирской стороны машины стекает не твоя кровь, а ее. И поэтому же мне дали добро принять уже мое решение.       И я, убивший своего же заместителя, назначенного боссом, еще немало времени провел бы в виноватых. На этот раз не только потому, что не уследил за братом. Теперь еще и за другую кровь.       Гнев разрастался, разворачивался, как разжатая пружина, наконец отпущенный на свободу после долгого, долгого заточения. И даже несмотря на это Чэн чувствовал удовлетворение. Теперь, когда все стало ясно, все части мозаики совпали друг с другом, и даже самые угловатые края сложились в идеальную, кристально ясную картину.       Чэн злился. Жаждал мести. И торжествовал.       Конечно же, босс не хотел меня убрать, подумал он, поглядывая на беззаботное море. Я слишком хорошо знаю правила его игры. Я слишком глубоко в этом увяз, и даже если я каким-то образом пойму, как все обстоит на самом деле, босс знает, что не смогу пойти против него в открытую. По крайней мере до тех пор, пока здесь Гуаньшань. Сердечный интерес моего брата.       Он нехотя взглянул на Лю Хи. На его опухшие, порозовевшие веки. На кучку скомканных салфеток рядом с ним. На грязную, запятнанную подсохшей кровью одежду. Подумал: как ты в это влез. С кем и зачем ты поделился планами на жизнь. Молчал бы — продолжал бы трудиться здесь, в порту. Без головокружительных скачков в карьере, но хотя бы без знакомств с карателями.       И, скорее всего, с живой матерью. Продолжал бы делиться с ней подробностями своих дел. Возить ее в храмы и принимать от нее талисманы.       А вместо этого сейчас ты здесь. Такой, как есть. Осиротевший в результате собственной ошибки. А я еще и отпинал тебя по ребрам, пока ты не мог собраться и ответить, что собственными руками погрузил в машину тело той, вокруг кого вращалась твоя жизнь.       И по-хорошему, по правилам игры, теперь, когда ты выполнил свое предназначение, я должен все закончить и убить тебя. Тогда не пострадает Гуаньшань. А может, позже, в порыве великодушия, господин Цзянь вернет на прежнее место и А Цю. В виде поощрения за мои старания.       Чэн скосил взгляд в сторону машины. Заметил бурый отпечаток пятерни на блестящей двери. Сжал зубы. Уставился на море.       Лю Хи шмыгнул носом. Сказал так тихо, что Чэн с легкостью мог бы принять это за плод воображения: я виноват перед вами, босс. Наверное, я заслужил это наказание.       Черта с два, подумал Чэн с растущей уверенностью. Качнул головой. Прочистил горло.       — Хорошо, — сказал он ровно. Расправил плечи. — Наказание действительно будет.       Лю Хи вздрогнул. Покорно кивнул, не поднимая взгляда.       — Но начнем не с наказания. А с благодарности.       Лю Хи замер. Неуверенно посмотрел вверх.       Чэн поддернул брючины. Присел на корточки. Положил руку Лю Хи на плечо.       — Спасибо, что рассказал, — выговорил он тяжело. — Обо всем этом.       Лю Хи непонимающе моргнул. Чэн добавил:       — Мне жаль, что так вышло с твоей матерью. То, что ты говоришь о ней, делает ей честь. И эта честь останется в памяти.       Лю Хи снова шмыгнул носом. Покрасневшие глаза заблестели с новой силой.       — Ты не должен был рассказывать мне то, что рассказал, — продолжил Чэн, не отрывая от него взгляда. Несильно сжал плечо. — И это хороший знак преданности. Может быть, у нас и правда выйдет подружиться. Как и говорила твоя матушка.       Лю Хи поджал губы, как капризный ребенок. Погоди, подумал Чэн, подаваясь немного вперед и упираясь одним коленом в бетон. Потерпи немного со слезами. Давай еще немного о делах. Времени лучше, чем сейчас, для этого не будет.       — Мы не станем сообщать об этом разговоре господину Цзянь. И впредь будем осторожнее. Теперь никаких недоговорок. Ты рассказываешь мне обо всем, что господин Цзянь скрывает от меня. Я обещаю не делать ничего такого, что противоречит его замыслам. Пусть его план срабатывает до конца, — сказал Чэн твердо и уверенно. — Я знаю, что он не станет вредить моему отцу лично. А его дела… — Чэн напряженно усмехнулся и пожал плечом, — что ж, может быть, его делам и пригодится небольшая встряска. Как знать, может, он и в самом деле выиграет от этого.       Лю Хи внимательно прислушивался к каждому слову, смаргивая слезы. Вот так, подумал Чэн удовлетворенно, вот так хорошо. Теперь я бы и правда похвалил тебя. Но пока что обойдемся, чтобы не отвлекаться.       — И вот тебе немного ответной честности, — сообщил Чэн, поднимая брови. — За твоей машиной следят. Именно так я тебя здесь и нашел.       На лице Лю Хи проступило понимание, и он быстро обернулся, будто только сейчас понял, где находится. И что то, что здесь же оказался Чэн, выглядит как минимум подозрительно.       — Господин Цзянь тебе об этом не расскажет. Потому что он всегда ищет способы подстраховаться. И это правильно. Если бы не эта привычка, он вряд ли бы забрался на самую верхушку. — Чэн перевел дух, не меняясь в лице, и уверенно, но мягко продолжил: — Машину нужно вымыть и обменять на другую. Отыщем для тебя что-нибудь попроще. А боссу скажем, что это часть твоего наказания за самовольную отлучку. Идет?       Лю Хи сглотнул. Кивнул, не мигая.       Вот и славно, подумал Чэн, тоже кивая. Мойку я в качестве поощрительного жеста организую самостоятельно. И как-нибудь попозже обрадую А Цю известием о том, что девочку оставили в покое.       А знать, что с ней случилось перед этим, ему пока необязательно.       — Хорошо, — заключил Чэн. — Держись меня — и все получится. Я больше не буду делать вид, что ты со всем справляешься. Я буду с тобой честным, потому что учиться тебе еще нужно очень многому. Но теперь все будет проще. Потому что откровенно. И тогда у тебя есть все шансы стать кем-то серьезным. Может быть, не моим заместителем, но человеком с именем, которое будут узнавать. И который будет иметь возможность помогать своим друзьям. Идет?       — Идет, — слабо согласился Лю Хи, практически не раздумывая. — Я только заберу свой талисман.       Кстати говоря, подумал Чэн. Вот уж действительно кстати.       — Само собой, — ответил он с печальным почтением. — Делай все, что посчитаешь нужным. Это же касается отмщения. Мы найдем тех, кто стоит за твоим горем. И они ответят за свои поступки.       Глаза Лю Хи снова наполнились слезами. Он тяжело сглотнул, опустил взгляд и сказал сдавленным голосом: спасибо, босс. Хэ Чэн.       Чэн снова сжал его плечо жесткой ладонью. Подумал: вот так. Продолжай быть совестливыми и ответственным. И верь мне. И тогда ты будешь жить. Если будешь под моей защитой и на моей стороне. И я буду, и может быть, из тебя действительно получится слепить что-то достойное. Если очень постараться и заставить себя в это поверить.       Я ведь чуть было не поверил в то, что причина всех моих сомнений — это ты. Почему бы не попробовать поверить и в обратное.       Спасибо, снова прошептал Лю Хи, глотая слезы. Пожалуйста, подумал Чэн. Я тебя чуть было не убил. Я даже не могу подсчитать, сколько раз за этот день это едва не случилось.       Потому что я чуть было не попался в ловушку господина Цзянь. Но больше не попадусь.       — Матушка знала, — выдавил Лю Хи сквозь спазмы. — О том, что вы хороший человек. И тоже можете… Я не настолько глуп. Я видел вас сегодня ночью.       Чэн похолодел. Рука на плече заметно дрогнула, но Лю Хи, и сам подрагивающий, не обратил на это особого внимания.       — Вы человек, — бормотал Лю Хи беспорядочно, то ли не заканчивая мысль, то ли не в силах выразить ее. — Вы тоже можете. Я видел.       Замолчи, хотел было сказать Чэн, чувствуя, как обжигающий холод заливает живот и подпирает сердце. Смолчал. Хлопнул Лю Хи по плечу. Убрал руку.       — Босс, Хэ Чэн, — тут же зачастил Лю Хи, перебивая слова всхлипами, — вы… знаете. Вы можете… помочь мне… со всем этим. Пожалуйста. Прошу вас. С церемонией… с организацией… я совсем ничего в этом… она не з-заслуж-жила…       Чэн почувствовал, как горло сжалось. Подумал: я сам протянул ему руку. И не могу теперь ее отнять.       Это было столько лет назад, сказал он себе. И сейчас это уже не касается меня лично. Дело есть дело. Что-то нужно просто пережить. Одним таким моментом меньше, одним больше.       Он-то это точно не осилит, подумал Чэн, глядя на Лю Хи. Сжал зубы. Сказал: хорошо. Я помогу тебе. Не тревожься о церемонии.       Лю Хи благодарно покивал. Достал новую салфетку, громко высморкался. Поморщился. Взялся за ребра.       Чэн поднялся. Выпрямил плечи. Постоял минуту, собираясь с мыслями. Достал телефон.       Господин Цзянь ответил практически сразу же. Чэну показалось, что он не успел услышать ни единого гудка.       — Босс, — сказал он без эмоций, — проблема решена. Не так, как планировалось. Но решена.       — В деталях, будь любезен, — велел господин Цзянь дружелюбным, но настойчивым тоном.       — Мой заместитель отправился к матери. Никто его не переманивал. Это был глупый душевный порыв, — продолжил Чэн в прежнем отстраненном тоне. — Он понесет за это наказание. С учетом всех обстоятельств.       — Неужели? — спросил господин Цзянь с вежливым любопытством.       Именно так, подумал Чэн. Мрачно усмехнулся, не издавая при этом ни звука.       — Я могу быть с вами откровенным, босс? — проговорил Чэн с глубокой озабоченностью.       — Я заинтригован, — ответил господин Цзянь.       — Лю Хи — не самый яркий ум, который мне встречался. — Чэн коротко вздохнул. — Ошибки с его стороны случались и раньше. Но сегодня ситуация стала критической. Какое-то время назад он пообещал своей матери провести сегодняшний день с ней. Это день памяти его отца, — добавил Чэн, будто бы спохватываясь.       — Как печально, — вставил господин Цзянь без малейшего сочувствия в голосе.       — Очевидно, Лю Хи переоценил свою анонимность, — продолжил Чэн сдержанно. — Его попытались убить. — Он обернулся. Лю Хи, сидящий на бетоне полубоком, смотрел на набегающие волны. Растирал бок. — Но вместо этого пуля досталась его матери.       — Насколько все плохо? — спросил господин Цзянь.       Чэн взглянул на машину А Цю. Поморгал.       — Она не выжила.       — Прискорбно это слышать, — сочувственно заметил господин Цзянь. — А что же с самим провинившимся?       — Он цел, — сказал Чэн, снова вздыхая. Добавил: — Приходит в себя.       — Убили его мать, но не тронули его самого, — протянул господин Цзянь задумчиво. — Любопытно. Почему же так?       Мы прекрасно знаем, почему, подумал Чэн, неслышно выдыхая ртом. Оба.       — Мы это выясним, — сказал он вместо этого. — Как только проведем церемонию прощания.       На том конце связи едва слышно хмыкнули.       — Я чувствую твое намерение принять участие в этом мероприятии.       Чэн сцепил челюсти.       — Так точно, босс, — ответил он сухо. Закрыл глаза. Добавил, сглатывая: — Мне знакомо это положение. Я хотел бы оказать поддержку. В разумных пределах, разумеется.       — Разумеется, — повторил господин Цзянь. — К сути наказания. С твоего позволения.       — Да, босс, — с готовностью согласился Чэн. — Лишить премии и привилегий. Машины, права принимать решения самостоятельно. Свободы в действиях.       — Твое известное великодушие, — заметил господин Цзянь с долей насмешки. — Сохраняешь жизнь юнцу, несмотря на то, как он заставил тебя рисковать собой.       Я знаю, к чему все это движется, подумал Чэн, покачивая головой. Но я здесь тоже не совсем случайный человек. И раз уж я еще здесь нужен, я имею право выбирать.       — Вы были правы, босс, — сказал Чэн тяжело. — Это мои люди. И моя ответственность. И я понесу ее, как полагается. В том числе за свои ошибки. Мое попустительство стало результатом своевольности. Больше этого не повторится. Я исправлю то, что должен. Как человек, достойный звания главы филиала вашей организации.       Господин Цзянь издал какой-то странный звук. Чэн готов был поклясться, что это был короткий смешок.       — Ты глава, — произнес господин Цзянь утвердительно. Голос у него был мягким, но угрожающим. — Тебе и принимать решения. Отвечаешь головой за вас обоих. Остальное на твое усмотрение. Отчитываться ежедневно или при эксцессах.       — Да, босс, — ответил Чэн коротким гудкам. Убрал телефон в карман.       Сказал себе: а вот теперь посмотрим, как будут обстоять дела, когда самая частая причина эксцессов дала мне слово сообщать о ваших планах.       Причина эксцессов, ссутулив плечи, вытирала слезы.       Чэн, тяжело вздохнув, принялся искать номер ребят из похоронной службы.