16
1 октября 2023 г. в 13:00
— Все, — сказал Чэн, подытоживающе откидываясь на спинку кресла. — Свободны.
В кабинете тут же занялось движение и разговоры. Кто-то хлопнул кого-то по плечу. Проскреб по полу ножками отодвинутый стул. Кто-то у самого выхода чихнул. Сказал с досадой: все этот блядский дождь.
Чэн быстро проверил черный экран телефона. Убедился, что ничего не пропустил. Поднял глаза. Встретился ими с Фэн Ху. Выдержал его ответный взгляд.
Подумал: да ты специально, что ли.
Лю Хи сидел на стуле на своем уже постоянном месте: почти вплотную к стене между окном и углом кабинета. Держал руки, сложенные в замок, на коленях. Наблюдал за выходящими с отсутствующим видом.
Чэн посмотрел на него пару секунд. Подавил глубокий вздох. Нажал на кнопку, не дожидаясь даже, пока установится окончательная тишина. Сказал: еще кофе. Во второй сахар. Сколько там… три.
Взглянул на Лю Хи снова. Почесал бровь пальцем.
Чэн не питал иллюзий и не думал, будто Лю Хи придет в себя после похорон хоть сколько-нибудь быстро, но призрачная надежда на везение где-то в глубине души невольно возникала. Зря, конечно. Хотя стоило признать, что с момента проведения церемонии и уж тем более с того самого дня в порту определенный прогресс был заметен.
И все же его было недостаточно.
Похоронная церемония будто выжала из него последнее, на чем он держался. Возможно — Чэн был практически уверен в том, что причина была именно в этом — в состоянии Лю Хи не последнюю роль сыграл вынужденный отказ почти от всех традиций. Ни людной, ни шумной церемонии устраивать было нельзя. О невозможности пригласить на церемонию прощания многочисленных подруг почившей матушки Лю Хи причитал гораздо дольше, чем Чэн мог выдержать без поддержки джина.
Остальная часть людей А Цю к моменту похорон все еще отсиживалась в убежище. Дружеской поддержки, которой Лю Хи так отчаянно искал, тоже не вышло: он дважды или трижды пожаловался Чэну загробным голосом, что Бянь Цзи не отвечает на его звонок. Чэн, не меняя лица, осторожно уточнил: со склада? Лю Хи, еще бледнее обычного в этой траурной белой одежде, коротко кивнул.
В тесном, темном и унылом помещении подручной похоронной службы мать Лю Хи в полной тишине провожали в последний путь только ее сын, Хэ Чэн и отстраненно-вежливый администратор.
Когда гроб увезли, оцепеневший Лю Хи с мокрым от слез лицом остался стоять у холодной каменной скамейки. Сжимал дрожащей рукой кусочек красной ткани — единственный ошметок той похоронной церемонии, какую, должно быть, хотел бы устроить на самом деле.
Чэн, и сам то и дело сухо сглатывающий перехваченным горлом, опустил жесткую ладонь ему на плечо. Церемония и близко не напоминала ту, которой подытоживалось мамино существование. И все же что-то глубоко внутри она затрагивала. Возможно, именно тем, как сильно отличалась.
Вряд ли эта женщина заслужила уйти вот так, думал Чэн, оглядываясь в сторону узкого коридорчика, в котором скрипела старыми колесами каталка. В тишине, почти что в одиночестве. Без возможности быть оплаканной родными. Без ритуалов, в которые явно вкладывала смысл.
От выстрела, предназначавшегося ее сыну.
Чэн тяжело выдохнул. Стиснул плечо Лю Хи крепче. Сказал: поехали. Нам надо выпить. В этот раз можно побольше, чем вчера. Если ты захочешь.
Лю Хи захотел. Чэну было так даже проще.
Ехать, кроме как домой, было некуда: ни в бар, ни тем более в клуб, ни в какое другое более-менее людное место было нельзя до тех пор, пока господин Цзянь не уладил дела по крайней мере с Мэй Ци. А ведь был еще и Шэ Ронг. И если с господином Мэй босс явно предпринимал какие-то меры — это можно было понять хотя бы по тому, что и сам Чэн, и Лю Хи дожили до похорон без покушений, — то с господином Шэ никаких серьезных разбирательств устраивать было не время, и проблема подвешенных за ноги трупов встала во весь рост. Следовало быть предельно осторожными.
Впрочем, это Чэн понял еще там, в порту, как только вызвал похоронщиков.
И тогда же, взглянув на список звонков, он понял кое-что еще.
Разобраться с этим как можно скорее. Потому что ситуация изменилась более чем круто.
Он потер подбородок ладонью, поглядывая то на тихо плачущего Лю Хи, то на сверкающее бликами море. Волны с шорохом набегали друг на друга. Чэн, недовольно качнув головой, дал себе время еще на одну сигарету. Выкурил ее всего в пару затяжек. Взгляд прилипал к машине А Цю почти что против воли. Тянуть некуда, сказал себе Чэн, утаптывая каблуком еще один окурок и снова доставая телефон из кармана. Машина нагревается на солнце. Вовсе незачем делать ситуацию еще более неприятной. Если это вообще возможно.
Чи ответил на втором гудке полным молчанием.
— Чи, — сказал Чэн. И тоже замолчал. Попытался подобрать слова, вздохнул и перешел к сути вопроса, не распыляясь ни на объяснения, ни тем более на просьбы извинить. — С Хань Каем отмена. С Фэн Ху. Я в порядке, я… в порядке. С пацаном разберемся позже. Сейчас все разрешилось. Вроде как.
Чи прочистил горло, прежде чем ответить. В конце концов сказал, не давая волю никаким эмоциям: принято.
Вот и славно, подумал Чэн, бесшумно выдыхая через рот. Я знаю, у тебя будут вопросы. И знаю, что на них мне придется отвечать. Но давай лучше не сейчас. Сейчас мне нужно от тебя кое-что другое.
— Есть другая просьба. Дело, — исправился Чэн тяжело и почти что торопливо.
— Я слушаю, — сдержанно ответил Чи.
— Да. Нужно оформить человека. Женщину. Что-нибудь естественное.
— Какая причина? — спросил Чи под шорох бумаг.
— Сквозное, — сообщил Чэн, скашивая глаза в сторону машины. — Наверное. Голова.
Шорох оборвался, и вместо него Чэн услышал недовольное прищелкивание языком. Чи тяжко вздохнул. Сказал мрачно:
— С этим могут быть проблемы. С таким инфаркт и опухоль не нарисуешь.
— Проблем не будет, — тут же ответил Чэн. — О внешнем виде ребята позаботятся. Да и вообще, — добавил он, поглядывая уже в сторону Лю Хи, — под крышку никто заглядывать не будет. Нужны только документы. Нельзя просто избавиться.
— Ясно, — неохотно проговорил Чи, возобновляя шорох. — Аневризма? Устроит?
— На твое усмотрение.
— Хорошо.
— Спасибо, — сказал Чэн искренне. — Ребята подвезут, как обычно. Сообщи, кому и сколько. Я сразу передам в бухгалтерию.
— Принято, — снова сказал Чи. — Что-то еще?
Чэн пожевал губу. Подумал: я не стану извиняться. Мы обещали друг другу помогать посильно до последнего дня. Не было в этом договоре ничего против помощи несовершеннолетним пацанам.
— Пока все, — подытожил он наконец. Добавил еще раз: — Спасибо.
— На связи, — четко выговорил Чи и отключился.
Чэн зачем-то подержал телефон у уха, будто Чи мог внезапно вернуться и сказать что-то еще. Может, потому, что и самому хотелось добавить что-то еще. Но это утро (это все еще утро, сказал себе Чэн, не веря собственным словам), полное метаний, непривычных, во многом неприятных эмоций, давало о себе знать. Погружаться в это обезоруживающе-виноватое состояние снова не было ни сил, ни времени. Слишком многое еще следовало сделать.
И не стоило также забывать о том, где они находились. И чем им обоим это могло грозить.
Лю Хи, казалось, не думал ни об этом, ни о чем-либо еще вообще: он закрыл лицо руками и сидел так уже больше пяти минут. Чэн подумал, что с этим нужно что-то делать.
Он подошел к Лю Хи поближе, поддернул брючины, присел на корточки рядом и сказал спокойным и уверенным голосом, сжимая дрожащее плечо:
— Поднимайся. Посиди пока что у меня в машине. Я закончу здесь и отвезу тебя.
— Куда? — тупо спросил Лю Хи, отнимая руки от лица.
— Поднимайся, — повторил Чэн, пока что игнорируя вопрос. — Не будем тут торчать. Мы здесь как на ладони.
Прикусил язык, проглотил несказанное «для любого снайпера». Ощутимо подтянул Лю Хи вверх.
— А как же… — слабо запротестовал Лю Хи, оборачиваясь в сторону машины А Цю.
— Я все улажу, — твердо пообещал Чэн. Помог Лю Хи встать на ноги, легонько направил в сторону своей машины.
— Праздничная лошадь, — сказал Лю Хи, заглядывая Чэну в лицо. Шмыгнул носом. — Я заберу…
Чэн покачал головой. Сказал, не прекращая подталкивать Лю Хи в плечо и спину:
— Я сделаю все сам.
Лю Хи, снова шмыгнув носом, покорно забрался на заднее сиденье, сгорбился и замер.
Чэн, сцепив зубы, направился к машине А Цю. Зашел с водительской стороны, уставился на ручку, измазанную кровью. На всю верхнюю часть двери, измазанную кровью, если уж на то пошло. Обошел машину, стараясь не заглядывать внутрь. Открыл дверцу с пассажирской стороны. Задержал дыхание, быстро сунулся внутрь и снял талисман. Закрыл дверь. Отошел в сторону, чтобы подышать, подумал: да что со мной такое, почему?
Руки были чистыми, но все равно хотелось их вымыть. И вообще помыться целиком. По спине вдруг прокатилась волна отвращения. Чэн поддался ей и вздрогнул. Подышал еще несколько секунд. Сказал себе: незачем и в самом деле тут задерживаться. Достал телефон. Полистал контакты, напряг память, ткнул в нужный. Назвал себя и близлежащий район, спросил: ничего не путаю, ты за него отвечаешь?.. Кивнул. Добавил: отправлю сейчас геолокацию. Сюда оперативно, но по-тихому эвакуатор. И брезент. Потом на сервис, пусть пока побудет там. Жду.
Ждать пришлось не так уж долго. То ли потому, что звонок от главы филиала оказался поважнее всех текущих дел, то ли потому, что пока верхушка отсиживалась в убежище, указаний на местах было негусто, но уже по истечении двух сигарет с небольшой паузой между ними приехали друг за другом сначала ребята из похоронки, а затем и эвакуатор.
Лю Хи сунулся было выбраться из машины. Чэн молча посмотрел на него через стекло. Лю Хи моментально сник и отвернулся.
Вежливые и в меру молчаливые похоронщики освободили машину А Цю за пару минут. Чэн неотрывно смотрел на море. Прислушивался к редким указаниям, за что лучше взяться и как лучше повернуть. Думал: если счастье и существует, то это что-то близкое к нему: не возиться больше вот с таким самостоятельно. А иметь возможность заплатить за услуги тем, кто выбрал себе это как работу.
И даже вне работы. Может быть, особенно вне работы. Тогда, дома, после тяжелой болезни. Тогда это, конечно, было мало похоже на счастье. Разве что на облегчение.
Но нам хотя бы не пришлось заботиться о ней самостоятельно. Когда все закончилось.
В памяти всплыла подвешенная фигура с заломленной шеей. Чэн передернулся. Затылок моментально покрылся холодными мурашками.
Ничего этого не было, сказал себе Чэн решительно. А то, что было, уже давно осталось в прошлом. Как и то, что было этой ночью.
Он скосил взгляд внутрь собственной машины. Лю Хи, болезненно морщась, пытался устроиться на сиденье полулежа.
Хорошо, подумал Чэн, хорошо и правильно. Так будет безопаснее, когда мы будем проезжать по улицам города. За руль все равно придется сесть мне. И ехать больше не имеет смысла никуда, кроме как ко мне домой. Возвращаться в уже обжитое убежище нельзя, чтобы не рисковать остальными. Торчать в каком-нибудь еще, да даже в том же, где мы были с Чи после нападения на дата-центр… Чэн почесал нос. Подумал, не сводя глаз с Лю Хи: интересно, что ты знаешь о той ночи. Недаром же ты оказался тогда поблизости.
Как хорошо, что теперь я могу тебя обо всем этом расспросить. Не слишком напирая, конечно. Сейчас-то от тебя почти не будет толку. А вот немного позже, когда ты начнешь приходить в себя, полезно будет находиться рядом. Может, слышать, как звонит тебе господин Цзянь. Подставлять тебе плечо, на которое ты сможешь опереться в дни скорби. Не давать тебе оставаться наедине со своим горем. Позволить разделить его с тем, кому ты доверяешь. Должен доверять.
Да, сказал себе Чэн, дом — это хорошее решение. Дома охраняемая территория. Не менее, а может быть, и более безопасная, чем убежища филиала в этих элитных жилых комплексах с бронированной дверью на каждом пропускном пункте. Дом большой, опять же. Не придется торчать с Лю Хи совсем наедине, как в любом другом убежище. Без возможности уйти к себе.
И вообще. Дом есть дом. Не все сейчас могут вернуться к себе домой, подумал Чэн с нажимом. Поколебался немного около этой мысли, сказал себе жестко: не сейчас. Сейчас о деле.
Итак, за руль все-таки сяду я, чтобы не показывать дорогу к дому посторонним. Пусть даже условно подчиненным. Потому что некоторые из них, как оказалось, могут прыгать через голову. Подчиняться напрямую не столько главе филиала, сколько главе организации.
Чэн снова почесал нос. Подумал: и об этом не сейчас. На все это будет целая ночь. А может даже несколько.
Очевидно же, что после всего случившегося сон надолго помашет ручкой.
Первым, о чем Лю Хи спросил прислугу в доме Хэ Чэна, было «Где здесь у вас храм». Держал в руках талисман, который Чэн сунул ему сразу же, как только сел в машину.
Чэн, наконец выдыхая напряжение этого дня в прозрачный воздух на террасе, как раз раздумывал, как чередовать машины, чтобы не мелькать в городе на хорошо известной в нужных кругах собственной.
Особняк встретил его привычным распорядком: был ли Чэн дома или не был, все должно было функционировать исправно, неважно, как долго он не возвращался. Отчитываться о задержках на работе или необходимости залечь в убежище было некому. Некого было даже предупредить. Да и незачем: все здесь работало в автономном режиме, поэтому на пороге спокойного и привычно ухоженного дома их с Лю Хи поприветствовали две неизменно вежливые и доброжелательные девушки в строгой и сдержанной форменной одежде.
Опыт работы давал о себе знать: ни одна из них не повела и бровью, увидев залитого кровью и слезами спутника Хэ Чэна.
Но когда Лю Хи, сжимая свою праздничную лошадь в обеих ладонях сразу, спросил про храм, глаза растерянно забегали у обоих.
Немудрено, подумал Чэн, борясь с желанием осесть в плетеное кресло под навесом прямо сейчас. Эти девчонки слышали много разных вопросов. Где здесь оружейник. Не хотят ли они прокатиться. Умеют ли они ушивать ножевые ранения. А вот про храм здесь как-то речь не заходила.
— Обустройте алтарь в конце коридора на втором этаже, — распорядился Чэн, искоса поглядывая на Лю Хи. Подумал: я хотя бы нужное слово использовал? На заплаканном лице Лю Хи не удалось найти оттенков осуждения или обиды, так что Чэн решил, что алтарь вполне сгодится. — В правом крыле. Делайте все, как пожелает господин Лю Хи. Отправьте кого-нибудь в город за недостающим. К вечеру все должно быть готово.
— Да, господин Хэ Чэн, — сказали обе девушки в один голос. Так же синхронно почтительно склонили головы. — Желаете позавтракать?
Да, подумал Чэн, глядя в сторону столовой, к завтраку сейчас, пожалуй, ближе, чем к обеду. Но никакой еды как минимум до ужина. Я сейчас все выверну обратно, даже если попытаюсь.
— Если желает господин Лю Хи, — сказал Чэн, качая головой. Лю Хи качнул головой точно так же. — Тогда разместите господина в комнате у алтаря. Стандартный набор. Вещи, предметы гигиены, все, что нужно. Возможно, понадобится медицинская помощь. Поинтересуйтесь. И не забудьте показать кнопку связи.
— Да, господин Хэ Чэн, — снова повторили обе. Чэн кивнул. Положил Лю Хи руку на плечо, легко подтолкнул в сторону входа. Сказал: давай. Идем. Тебя проводят. Вымойся и поспи. И я сделаю то же самое. Загляну к тебе после обеда.
Спать, конечно, Чэн не лег, но он это и сказал не ради правды. А затем, чтобы дать Лю Хи какие-нибудь указания и ориентиры. Хотя вымыться и самом деле было бы нелишним, подумал Чэн, поднимаясь к себе в комнату. Привычно сгрузил мятые вещи, которые еще в начале дня считались чистыми, в корзину для грязного белья. Окунуться в воду хотелось с головы до ног, и это Чэн и сделал, подставляя голову под тугие струи так и эдак.
Он провел в ванной комнате не меньше часа. Тщательно выбрился, заново почистил зубы, быстро избавился от отросших ногтей. Подумал: нужно завтра вызвать парикмахера, раз уж пока нельзя отправиться к нему лично. Бросил полотенце на край ванны. Сел сверху.
Занимать ванную столько, сколько было нужно самому, не думая об очереди ожидающих за дверью, после всего нескольких дней в убежище уже казалось роскошью. Чэн закрыл глаза и втянул носом густой влажный воздух без малейшей примеси каких бы то ни было запахов. Выдохнул. Втянул еще. Нащупал вслепую кран, открыл его, сунул под него ладонь. Протер лицо.
Так даже лучше, сказал он себе, разглаживая пальцами брови. Утречко, конечно, было то еще. Но если бы все сложилось иначе, я бы, наверное, не узнал и половины того, о чем все-таки узнал. И не вернулся бы домой.
Чэн снова оборвал размышления. Подумал: об этом пока что не сейчас. А вот о том, втором, сейчас как раз самое время.
Он вышел из ванной, даже не одеваясь. Быстро пролистал новые уведомления, с холодком отметил отсутствие сообщений о новых звонках из программы прослушки. До условленного времени, в которое Хань Кай должен был выйти на связь из убежища, оставалась еще добрая половина дня, но Чэн все равно набрал его хотя бы для уверенности. И чтобы ничего не пропустить, когда Хань Кай все-таки включит телефон. Ожидаемо услышал знакомое уведомление об абоненте вне зоны действия сети. А чтобы не погружаться в ненужные мысли, время до момента, когда абонент в сети появится, следовало бы занять чем-то полезным. И я отлично знаю, чем, сказал себе Чэн.
Он нашарил в тумбочке сигареты и зажигалку, не отрываясь от экрана. Прикурил. Ткнул в нужный контакт.
Встал у окна.
— Хэ Чэн, — сказал телефон голосом босса.
— Господин Цзянь, — сказал Чэн, рассматривая умиротворенный пейзаж за стеклом. — Ежедневный отчет.
— Сейчас? — мягко поинтересовался господин Цзянь после крошечной паузы.
— День можно считать завершенным, босс, — сообщил Чэн, неслышно выдыхая в приоткрытое окно сигаретный дым. — Разместились в моем особняке. Заляжем как минимум до завтра. Жду звонка от похоронной службы для ориентира.
— Полагаю, церемония будет не самой многолюдной? — деловито поинтересовался господин Цзянь, шурша бумагами.
— Так точно, — лаконично подтвердил Чэн. Чуть отвел телефон в сторону, снова затянулся.
— Так, чтобы вас никто не видел и не слышал, — распорядился господин Цзянь. — Никаких пышных мероприятий и служений в храмах.
— Так точно, босс, — ровно согласился Чэн.
— Драматичная история, — резюмировал господин Цзянь таким же тоном, каким сообщают о пятне на новой рубашке. — Полагаю, мне следует выразить соболезнование лично.
— Как пожелаете, босс, — ответил Чэн нейтрально, растаптывая окурок в пепельнице. Приоткрыл окно шире, чтобы проветрить комнату получше. Подумал: только ведь мы оба знаем, что телефон Лю Хи остался в студии. Рискнете вы предупредить его о необходимости не проболтаться, используя для этого каналы связи, на сто процентов подконтрольные мне?
— Я пожелаю, — благостно уведомил господин Цзянь. Чэн удовлетворенно кивнул, но не издал ни звука. — Было бы, конечно, лучше, если бы ты побеспокоился заранее и оснастил своего помощника личным телефоном уже сейчас. Или хотя бы позвонил мне в его присутствии, чтобы я мог высказать участие лично.
— Я извещу вас сразу же, как только появится возможность, — сообщил Чэн со сдержанной виной. Почесал лопатку. — Лю Хи… не в лучшем состоянии. Боюсь, сейчас он даже не осознает до конца то, что вы ему скажете. Я пробовал поговорить с ним, но… кажется, пока что это бесполезно. Есть смысл считать текущий день и несколько следующих выходными. Для него.
— Твое сочувствие похвально, — заметил господин Цзянь с ноткой нетерпения, — но рекомендую не баловать ставленника и не позволять ему считать, будто поблажки он будет получать по поводу и без. Позаботься о том, чтобы средство связи появилось у него в ближайшее же время. Пусть выполняет свои обязанности хотя бы частично.
— Да, босс, — ответил Чэн без эмоций. Внутри плескалась злость. Он все-таки имеет повод получить поблажку, подумал Чэн, и не какую-нибудь. Последний человек на свете, которому по-настоящему было до него дело, сейчас, должно быть, лежит на секционном столе. Это если Чи ее еще не оформил и не передал похоронщикам. И все это случилось не просто так. И не само собой, какую бы ненастоящую и мирную причину смерти Чи ни указал в бумагах.
— Ожидаю звонка, — заключил господин Цзянь и отключился.
Чэн постоял у окна еще немного. Уличный воздух приятно холодил обнаженное плечо и бок.
Программа прослушки продолжала молчать почти до самого вечера. Чэн к этому времени успел одеться, проверить состояние текущих дел с домашнего компьютера и в самом деле позаботиться о новом телефоне для Лю Хи.
Оставалось только отнести его. Совсем как Лю Хи сказал о той самой ночи. Он сказал: мне просто дали в руки телефон. И с того момента все это началось.
И кто-то же это сделал, подумал Чэн, тяжело вздыхая и вглядываясь в сгущающиеся сумерки через окно. И это кто-то свой. Не здешний, не домашний, не настолько все плохо, сказал себе Чэн почти торопливо. Добавил мысленно: я надеюсь. Но знать на сто процентов не могу.
И спросить об этом у Лю Хи нельзя. О том, что приказывал ему господин Цзянь и что из этого Лю Хи успел исполнить — можно. Но просить его назвать того или тех, кто вышел с ним на связь в ту ночь — это игра совсем другого уровня. Даже Лю Хи должен осознавать, какой осиный улей он разворошит, если назовет мне имя. Или имена. Даже сейчас, в слезах, наверняка у алтаря Лю Хи не может этого не понимать. А значит, эти люди все равно останутся в тени.
И сколько их таких еще внутри структуры. Тех, кто верен не столько мне, сколько господину Цзянь, раз уж я о событиях той ночи не осведомлен.
Сколько было еще таких ночей? Сколько их еще таких будет, а я о них не буду знать даже с учетом своего положения?
Так, сказал себе Чэн решительно. Мотнул головой. Вот это я уже проходил. Не далее чем сегодня утром. И ничего хорошего мне эти размышления не принесли. Только отвлекали от задач. Путали логику.
Со всем нужно разбираться постепенно. И вот сейчас, подумал Чэн, поглядывая на часы, как раз самое подходящее для этого время. Горечь уже впиталась, но еще не настоялась. И не выдохлась. Это хорошее состояние. Такое мне сейчас и нужно.
Лю Хи действительно нашелся в коридоре, там, где Чэн и был намерен его отыскать. Сидел, упираясь коленями в пол, у наскоро, но на первый взгляд прилично возведенного алтаря. Хотя чего-чего, а уж алтарей Чэн мог бы назвать себя ценителем едва ли не в последнюю очередь.
Спать Лю Хи вряд ли ложился, и вообще вряд ли отходил хотя бы на минуту от места, которое Чэн назначил храмозаместителем. Но по крайней мере одежда на нем была чистой. Белой, как и полагается при трауре.
Премию, подумал Чэн. Обеим. За сообразительность.
Возможно, именно эта сообразительность и станет первым шагом на пути к тому, что собираюсь сделать я.
— Лю Хи, — позвал Чэн тихо еще издалека.
Лю Хи обернулся, искоса взглянул на него. Лицо у него было все еще опухшим.
Чэн приблизился, помедлил секунду и опустил руку ему на плечо. Осторожно сжал. Сказал: поднимайся, отдохнешь немного. Пойдем со мной.
Лю Хи медленно и неохотно поднялся. Сжал в кулаке талисман, побрел за Чэном, почти не поднимая головы.
Чэн осмотрелся в отведенной ему комнате. Взглянул на неразобранную постель, убедился, что Лю Хи и не пытался уснуть. Сказал негромко, кивая в сторону скромного кресла между комодом и окном: присядь. Сел и сам на стул рядом с кроватью. Немного помолчал, глядя в красные, уставшие глаза.
— Вот, — сказал он наконец, доставая из кармана телефон. — Авторизуйся в своих профилях, где получится. Временно побудешь с этим телефоном. До тех пор, пока не станет безопасно добыть из убежища твой собственный. Господин Цзянь настаивает, чтобы ты был на связи, и мы с тобой поступим именно так, как он от нас ожидает. Он позвонит тебе сразу же, как ты дашь о себе знать. Поэтому если пока не чувствуешь готовности принимать соболезнования, не торопись.
Лю Хи покивал. Вот так, подумал Чэн, приподнимаясь и передавая телефон из рук в руки. И ничего господин Цзянь сейчас не сможет сделать. Даже если очень захочет. Потому что всему есть предел. Который можно, если очень постараться, сдвинуть до вполне конкретных показателей. На этот раз удобных уже мне. И вот этому глупому, но очень амбициозному парнишке, который не может прекратить хлюпать носом даже ближе к вечеру.
— Ты обедал? — деликатно спросил Чэн, не спуская с него взгляда.
Лю Хи, нахмурившись, покачал головой, выражая всем своим видом неуместность разговоров о еде.
— Нужен врач? — продолжил Чэн, стараясь отстраниться от зудящего ощущения дежавю.
Лю Хи снова покачал головой. Чэн поджал губы. Откинулся на спинку стула. Помолчал, раздумывая, взглянул на время, подумал: пару часов, может, и продержится, не провалится в сон раньше, чем следует, и нажал на кнопку вызова персонала.
Подошел к балконной двери, выглянул наружу. Сказал себе с удовлетворением: да, здесь хорошо. Окна выходят на нужную сторону, входной двери и снующих туда-сюда людей видно не будет. А значит, ничего не отвлечет.
В дверь постучали уже через минуту. Чэн позволил войти, встретил взглядом одну из девушек, которые сегодня приветствовали их с Лю Хи, и распорядился:
— Легкие закуски и выпить. Сюда, пожалуйста, — он кивнул в сторону балкона. Обернулся к Лю Хи, уточнил: что выпить? Лю Хи снова невнятно замотал головой, сказал неразборчиво: я что-то… выпивать… Ясно, сказал Чэн. Добавил, оборачиваясь назад к девушке: — Джин. И два бокала.
Лю Хи сказал, как только дверь закрылась: босс, при всем уважении…
— Я знаю, — сказал Чэн, опускаясь обратно на стул. — Но оставаться одному не следует. А следует поесть. И выпить тоже. Немного, но нужно. Все уже случилось. Тебе теперь придется только переживать это. Жить с этим. И поверь, чтобы пережить вот это первое время, можно использовать даже то, что обычно нельзя. Чтобы спать и чтобы время шло быстрее. Возвращаться к работе придется уже очень скоро. Это тоже будет отвлекать, потому что спрашивать теперь я с тебя стану по-настоящему. Но сейчас, пока ты еще здесь, лучше не быть все время одному. Вот просто поверь. Не нужно. А есть нужно. И как-то спать. И чтобы завтра ты как-то встал на ноги и смог отправиться на церемонию. Если она будет завтра. И я знаю, как это можно сделать. Я все проконтролирую. Просто делай, как я скажу.
Чэн перевел дух. Лю Хи смотрел на него, не отрываясь, и на глазах у него вскипали свежие слезы. Спасибо, босс, сказал он вот уже который раз за день. Чэн снова подумал, что эти незаслуженные благодарности ему хорошо знакомы, и снова отогнал эти мысли подальше. Пока что было все еще не время.
Кивнул. Сказал: давай на балкон. Выбирай, где сядешь.
Лю Хи покорно поднялся и направился в сторону балкона, не выпуская из руки талисман. Сел, болезненно наморщиваясь от движения, в кресло подальше от двери. Принялся бродить взглядом по кронам деревьев, мягко подсвеченным уже зажженными фонарями. Растирал свободной ладонью лицо.
К джину он, вопреки собственным словам, потянулся сразу же, как только бутылка появилась на столе. Чэн позволил ему выпить первую порцию и предусмотрительно и будто между прочим забрал бутылку поближе к себе, чтобы Лю Хи приходилось неудобно тянуться через весь стол. Но тянуться он больше не стал.
— Все еще не могу поверить, — сказал он гнусаво, безучастно уставившись себе под ноги.
Чэн тяжело вздохнул. Сказал: я понимаю. Но так будет не всегда.
— Это должен был быть я. Не она. Это была не ее смерть. Должна была быть не ее. — Лю Хи горько всхлипнул, тут же покачал головой, будто перебивая сам себя, и рваным жестом вытер глаза. — Я не должен был ехать к ней сегодня. Несмотря ни на что. Были протоколы… и вы были с нами, босс, и никто не позволял себе… но я-то новый человек. Я не думал, что меня уже знают, я же был всего на скольких рейдах?.. Как меня так быстро отследили…
Тебя отследили бы, даже если бы ты не был ни на одном рейде, подумал Чэн, старательно сдерживая злость. В городе-то, может, тебя действительно пока никто и не знает. Ну или знают, видят, что ты трешься с нашими людьми. Но дело-то тут далеко не в этом.
— Ты обещал ей, — сказал Чэн вместо этого. — И сделал то, что считал нужным. Без злых намерений.
Он покатал на языке слова о том, что вины Лю Хи здесь нет — и не сказал их, потому что это было слишком. Оба знали, что вина была. И в этом-то и было дело.
Эти слова, несказанные вслух, будто повисли между ними. Чэн, тяжело наклонившись вперед к стоящему между ними столику, подвинул ближе к Лю Хи блюдо с закусками. Сказал: поешь. Нам нужно, чтобы завтра ты поднялся.
Лю Хи, помявшись, неохотно протянул руку и взял с тарелки небольшой рулет. Принялся жевать его с отсутствующим видом. Сказал, с усилием сглотнув:
— Матушка так гордилась моим повышением. И тем, как вообще все это получилось. И в итоге именно это и убило ее.
Чэн мрачно смотрел на Лю Хи. Показывал, что слушает и слышит. Молча кивнул в сторону блюда еще раз.
Лю Хи взял еще один рулет, быстро прожевал и проглотил с той же натугой. Чэн сказал, все так же глядя ему в лицо: еще один. Надо. Вот, смотри, я тоже.
Взял с тарелки и в самом деле один рулет и себе. Положил в рот, практически не ощущая вкуса. Проглотил, должно быть, так же тяжело.
Есть и в самом деле не хотелось. Пить, если уж честно, тоже. Но для дела следовало поучаствовать и в том, и в другом: чтобы Лю Хи разговорился сейчас и не слишком мучился ночью, ему действительно нужно было выпить. А чтобы не отключиться раньше времени и не страдать хотя бы от похмелья завтра, следовало есть.
А чтобы все шло так, как Чэн задумал, ему полагалось поддерживать Лю Хи. По меньшей мере в том, что он велел делать ему самому.
Чэн покосился в сторону бутылки. Плеснул на дно в оба стакана.
Выдумывать, как разговорить Лю Хи, не пришлось: нужно было только подталкивать и вовремя напоминать съесть еще что-нибудь. Лю Хи послушно отправлял в рот очередной кусок пищи. Чэн, слушая его с мрачным участием, подливал в стакан джин и кивал, порой ненароком поглядывая на время.
Программа прослушки все еще не выдавала новых уведомлений. Чэн старался не зацикливаться на этом. Слушал, что рассказывал Лю Хи.
Нить повествования путалась, а местами и вовсе обрывалась, но ожидать или тем более требовать от Лю Хи в его теперешнем положении большего было бы верхом глупости. Боль и вина читались в каждом его неловком движении, и Чэн, вспоминая события в порту, не мог отстраниться от них совсем уж.
Впрочем, для дела это было даже полезно. Если, конечно, контролировать себя, не пытаться примерить это на собственную жизнь и удерживать это состояние в положенных рамках умеренности.
И Чэн удерживал: и пока Лю Хи, перебивая сам себя, рассказывал о своем не самом богатом детстве, и когда говорил о своем первом семейном путешествии с по-детски яркими эмоциям — приправленными, правда, щедрой порцией раскаяния и тоски. И когда говорил о матери, сбиваясь то на прошлое время, то на настоящее.
— Отец был всегда трудолюбивым. Очень. Всегда говорил: трудись, и вознаграждение найдет тебя. — Лю Хи, глядя куда-то вдаль, горестно усмехнулся. Даже в надвигающейся темноте было видно, насколько красными были у него глаза. — Мама так и сказала тогда: вот, видишь, нашло… А вот такой итог. А у отца все время где-то что-то было не то. Хоть он и старался, и добросовестно всегда. Плотник там, сначала где-то в организации… потом я даже не помню, что это было. То ли магазин, то ли детский сад. У него не было образования по профессии, тогда еще не было возможности… Его мать умерла рано, еще в его детстве, и на оплату не было денег. Среднетехническое… но оно тогда у всех уже было. И он пытался брать честью. Оставался дольше всех, без выходных мог, отпуска вообще ни разу у него не помню в детстве. С школой было тяжело… особенно какой-то был класс, я за лето очень вырос, все стало мало. Мама плакала тогда, помню.
Чэн слушал молча. Думал: я слышал это уже сотни раз. Классические случаи. На которые и опирается организация господина Цзянь. Потому что только в ней всегда можно добиться большего. Если уметь делать свое дело хорошо. И не трепаться.
— Ну а потом как-то резко стало лучше. В какой-то момент. Уехали даже в отпуск первый раз, все вместе, и отец. Мне-то никто не рассказывал, конечно, ну, в деталях. Но мама очень гордилась. Прямо было видно, как ей стало легче. По женщине всегда понятно, что происходит в семье. Мама радовалась. И когда я — тоже. Волновалась… предупреждала, осторожно, отец тоже никогда не лез куда не нужно, а все равно… но радовалась. За меня. Отец… я не знаю. Он как будто сильнее начал давить, трудись, учись, чтобы законно… накопления начались. Мне на университет. — Лю Хи тяжело вздохнул, опрокинул в рот остатки джина и сказал, не открывая глаз: — Не успели. Накопить.
И все началось по новой, подумал Чэн, закуривая и выдыхая в сторону. И нужда, и поиски. И спустя несколько лет наверняка кто-то из людей, с которыми работал твой отец, вспомнил, что у него остался вполне уже взрослый сын. Предложил попробовать по доброте душевной. Порт — не самое плохое место. Не отлынивай, не суйся внутрь контейнеров. Разгружай, маркируй, появляйся на работе вовремя. Просто исполняй обязанности. Если покажешь себя хорошо, получишь ночные смены с двойной ставкой.
Если очень хорошо — предложение скакнуть на самую верхушку филиала.
Чэн плеснул им обоим еще джина. Взглянул на время.
— Вы не думайте, я ей всего не рассказывал, босс, — сказал Лю Хи, покачивая в руке пустой стакан. — Она хорошая… они оба были у меня хорошие. И меня воспитывали в честности и в чести. Если бы она знала, как на самом деле приходится… не запретила бы, конечно, но переживала бы. Я поэтому так. Без деталей. Не договаривал, особенно про рейды. Но она все равно говорила беречь людей. Может, из-за отца. Хотя нет, не только. Всегда она была… любила людей. И вокруг себя, и вообще. Ко всем всегда по-доброму. Подруг много… всем помогает, может даже себе в ущерб. А теперь даже без них. Придется.
Вот это хорошая возможность, подумал Чэн. И время уже скоро. Сказал, наполовину спрашивая, наполовину утверждая: ее принципы помогли тебе сохранить не одну человеческую жизнь. Там, в складах.
Лю Хи виновато кивнул. Отвел взгляд в сторону.
— Это были люди. Люди же. Неважно, наши или нет. Нельзя же вообще никак не намекнуть… Вопрос не в принадлежности. А в жизни. Даже если нужно, как лучше доказать свою верность — умереть за дело или… не знаю, как-то иначе. Полезнее. В чем польза просто смерти. И как я мог просто уйти оттуда, зная, что на них точно нападут… если какая-то пара моих слов могла сохранить их жизни.
Ты мог уйти оттуда так, как я тебе велел, подумал Чэн, кивая. Молча. Так, как и полагается делать это людям твоего статуса. Вот почему каждый должен быть на своем месте. И вот почему твое место — не здесь.
— Но тех двоих из бара все равно пришлось убить, — заметил Чэн задумчиво. — Людей Мэй Ци. У реки.
— Там от меня почти ничего не зависело. — Лю Хи покачал головой, не поднимая глаз. — Они и правда привязались просто так. Мы попытались оторваться, но не получилось. Я немного запаниковал… позвонил господину Цзянь.
Чэн, потянувшийся было за рулетом, остановился и поднял глаза.
— Прямо пока пытались оторваться?
Лю Хи кивнул.
— Он сказал, звонить ему можно когда угодно. С любыми вопросами. Особенно когда мои компетенции… как же там было…
— Когда не будешь знать, что делать, — подсказал Чэн, откидываясь на спинку плетеного кресла.
Лю Хи снова кивнул. Чэн потер угол рта пальцем, размышляя.
— И водителя не смутило, почему в процессе погони ты позвонил господину Цзянь?
Лю Хи мотнул головой, глядя уставшими глазами на дно пустого стакана:
— Я никогда не называл его по имени, когда звонил. Он подсказал называть вас одинаково. Чтобы… когда я не знаю… чтобы мне не пришлось…
— Рисковать репутацией перед подчиненными, — понимающе закончил Чэн. Подумал со злым восхищением: это умно. Это очень умно. Окружающие видят, что разобраться в делах самостоятельно ты неспособен. Чуть что случается — ты звонишь спрашивать совета у босса.
Никому не придет в голову, что босс — это не Хэ Чэн. Зато никто не удивится, когда ты наконец исчезнешь. Удивятся разве что тому, как долго продержался.
А прямо посреди эксцессов, как любит выражаться босс, опытные люди предпочтут фокусировать внимание на главном. Не на том, что перепуганный, невесть как оказавшийся здесь новичок хватается за телефон вместо оружия. На том, чтобы сберечь свою собственную жизнь. И тут уж даже лучше, чтобы новоявленный начальник не мешался со своими бесценными указаниями.
Так же, наверное, было и с рейдами. Чтобы показать его бесполезность. И порадовать затем всех причастных облегчением от избавления. И меня в том числе. Предварительно наказав необходимостью подтирать за ним и его промахами.
Чэн поразмыслил еще немного. Спросил, поддавшись подозрению:
— Ты знал, что к вам привяжутся после бара?
Лю Хи поднял испуганный взгляд.
— Нет, босс, — сказал он с оттенком возмущения. — Откуда бы я мог узнать?
И в самом деле, подумал Чэн, согласно кивая. Даже если босс имеет к этому какое-то отношение, он не настолько драматичен в плане вынужденных жертв, как ты. Он легко позволил бы случиться любым сопутствующим потерям, которые не противоречили бы его планам. Но тогда убирать тебя было еще слишком рано. Значит, может быть, и не он. Может, вы и в самом деле были просто подозрительными, и люди Мэй Ци просто насторожились. И ведь не зря.
— О тебя все постоянно спотыкалось, — поделился Чэн, подливая Лю Хи в стакан еще немного джина. — Ты оказывался не там, где нужно. А там, где оказывался…
Чэн внезапно замолчал. Присмотрелся к Лю Хи повнимательнее. Тот выглядел уставшим, раздавленным и полупьяным. И каким-то образом еще более виноватым, чем был.
Может ли это значить то, о чем я думаю?..
На чем я остановился, подумал Чэн.
— Где оказывался, там обязательно что-то шло не так. На складах. У бара. В дата-центре.
Лю Хи ожидаемо прикрыл глаза. Чэн, ничем не показывая мрачного удовлетворения, выдержал паузу.
— И эти мелочи собирались в некрасивую картинку. Выглядело так, будто ты работаешь на кого-то другого. На Мэй Ци, например. Может быть, на Шэ Ронга.
Лю Хи невесело хмыкнул. Потер глаза.
— Расскажи, что случилось с дата-центром, — спокойно предложил Чэн, стараясь не слишком давить голосом. — Все, что знаешь. На самом деле.
Лю Хи сокрушенно вздохнул.
— Да, — сказал он, будто с чем-то соглашаясь, — тут я оплошал. Потому что не было возможности предупредить. Не было уверенности, что нападут. Только опасения. Ну, и они оправдались.
Чэн молчал. Лю Хи, помедлив, пригладил волосы на виске. Переложил талисман из ладони в ладонь.
— Вы тогда сказали про разведку. Я вообще не знал, что у нас такое есть. А у вас… — Лю Хи помялся, почесал под носом и неразборчиво признался: — Побоялся спрашивать. Пришлось спросить у господина Цзянь. Может ли это как-то нам помочь в этом деле с Шэ Ронгом. И обезопасить наших людей. Эти повешенные трупы… — Он вздрогнул и крепко зажмурился, и Чэн вдруг осознал, что Лю Хи уже был пьян сильнее, чем казался. — Если можно было использовать это как шанс, почему нет. Если бы нам это помогло. Господин Цзянь сказал, что разузнает. И в тот же вечер позвонил и похвалил за то, что я обратил на это внимание. Сказал, что про разведку не только мы подумали. И ходят слухи, что на дата-центр готовят нападение. И нужно быть поблизости, чтобы реагировать быстро.
Он замолчал, чтобы перевести дыхание. Чэн терпеливо ждал продолжения, уже подозревая, что услышит дальше.
— Я спросил, могу ли я сказать об этом вам. Но босс спросил, как я вам это объясню. И я подумал… это же и правда были только слухи. Было непонятно, надо ли направлять туда какие-то усиленные группы. А если бы все-таки что-то случилось, вы бы меня заподозрили. — Он печально усмехнулся и сказал, указывая на Чэна пустым стаканом: — А вы и так заподозрили.
Чэн, ничего не отвечая, закурил очередную сигарету. Какое-то время продолжал молчать, глядя, как в мягком свете фонаря кружатся мотыльки. Наконец спросил:
— А о том, что ты предупредил людей на складе, босс знал?
Лю Хи скупо кивнул. Сказал с видом искреннего покаяния:
— Я переспросил у него, когда вы запретили. Простите. — Отхлебнул из стакана последнее и поморщился. Чэн без единого слова плеснул ему в стакан еще. Подумал: нужно все это сворачивать. Время подходит.
— Босс сказал поступать, как я считаю нужным. И я поступил. Как учила меня моя матушка. Сказал быть осторожными, когда давал распоряжение. Я не могу сохранить жизнь каждого. Но сделать то, что от меня зависит… как учила меня матушка. Бедная моя. Она не заслужила…
Так, подумал Чэн, перебарывая подступающее раздражение. По второму кругу разговоров о покойной я не выдержу. Самое время заканчивать.
— Не надо, — сказал Чэн, глядя Лю Хи прямо в глаза. — Не грызи себя. По новой. Самое лучшее, что ты можешь сейчас сделать — собраться, принять соболезнования от господина Цзянь, выпить последний стакан и попытаться уснуть. У тебя был длинный и тяжелый день. Завтра, к сожалению, будет не короче и не легче. И еще на пару дней вперед прогноз такой же. Лучше постарайся отдохнуть.
Лю Хи сморгнул набежавшие слезы и со страданием искривил лицо. Сказал, кивая: да, босс. Хэ Чэн. Вы правы.
Чэн вернулся в комнату, нажал на кнопку вызова персонала и быстро проверил телефон. До условленного времени, в которое Хань Кай должен был позвонить господину Цзянь, оставалось чуть больше десяти минут.
Он вернулся на балкон, наполнил стакан почти на треть и отнес его на тумбочку к кровати. Лю Хи тоже пришлось практически нести: если по речи можно было только заподозрить в нем приличное количество алкоголя, то тело говорило об этом напрямую. Чэн дважды проследил за тем, как Лю Хи безуспешно попытался встать. Приблизился, сказал: обопрись. Ничего, нормально, не стесняйся. Так даже лучше.
Лю Хи закинул руку Чэну на плечо. Поморщился от боли.
Чэн приказал себе отстраниться от зудящей жалости.
— Вы останетесь здесь, босс? — спросил Лю Хи, нелепо переставляя ноги. — Пока я буду говорить с боссом. С господином Цзянь.
Чэн покачал головой. Сказал: это необязательно. Просто не забывай о нашем договоре. Мы с тобой ни о чем не говорили. И ты мне ничего не рассказал.
Он сгрузил Лю Хи на край кровати, посмотрел на него секунду, подумал: помогать ему раздеваться я уж точно не стану. Пусть с этим разбирается как-нибудь сам.
До восьми оставалась всего пара минут. Чэн убедился, что Лю Хи отыскал в телефонной книге нужный номер, пожелал доброй ночи и вышел.
Лю Хи, обернувшись через плечо с прижатым к уху телефоном, смотрел на него так, будто он бросал его на растерзание акулам.
Без вариантов, подумал Чэн, торопливо доставая из кармана собственный мобильный. Даже если бы я не был вынужден перехватывать Хань Кая до того, как он свяжется с господином Цзянь, я все равно не остался бы с тобою на ночь. Даже с учетом нашей свежесформированной дружбы и того, через что ты прошел. Такие вещи нужно проживать наедине. Потому что никакая компания тут не поможет.
Сообщение о том, что Хань Кай вышел на связь, пришло минутой позже уведомления о звонке с номера Лю Хи. Чэн смахнул уведомление из программы прослушки, чувствуя, как в животе неприятно похолодело, сказал себе: это не то. Это по делу. Пора отвыкать.
Привыкать вообще-то тоже было лишним.
Он быстро набрал Хань Кая. Коротко обрисовал случившееся утром. Сказал: все планы в силе. Оставаться в убежище до конца недели. Связываться со мной все так же, в восемь вечера. С господином Цзянь сегодня тоже. Завтра уже только мне звонить. Ты за главного, пока все там. Вопросы?
Хань Кай ответил ровно и спокойно: нет. Чэн помолчал еще мгновение. Спросил, поддавшись порыву: у вас порядок? Хань Кай все тем же ровным тоном подтвердил, что да. Больше спрашивать было нечего. Чэн коротко попрощался, отключился и убрал телефон в карман. Заставил себя думать о делах, пока шел в свою спальню.
Вот и все, сказал он, чувствуя немалую усталость и в ногах, и в голове. Мои люди снова мои. Распоряжения отдаю им я. Босс не из тех, кому не хватит сообразительности сопоставить время звонка Лю Хи с тем временем, когда ему должны были позвонить с отчетом из убежища. Он должен понимать прямо сейчас, что это не простое совпадение.
И ничего поделать с этим он не сможет, подумал Чэн с грязным удовлетворением. Не сможет даже намекнуть Лю Хи, что тот не должен проболтаться. Потому что только сам Лю Хи в этих условиях мог бы упустить возможность проследить за провинившимся со всех сторон.
Чэн такой возможности упустить не мог. И господин Цзянь это прекрасно понимал. Именно благодаря таким предосторожностям Чэн и занимал свою должность. В этом босс, неоднократно за последние недели упрекавший Чэна за промахи, больше упрекнуть его не мог.
Чэн напомнил персоналу убраться в комнате Лю Хи и принести ему к постели таблетки от головной боли и похмелья. Прослушал их разговор с боссом почти сразу же, как только он закончился. Покивал своим догадкам: никаких предупреждений господин Цзянь себе не позволял. Только полные соболезнования обещания сделать все возможное для того, чтобы виновные ответили за свои действия по заслугам. Но вот его голос…
Чэн угрюмо хмыкнул, вслушиваясь в цветистые слова сочувствия и по-отечески покровительственный тон. Не знаю, что должно случиться, чтобы босс заговорил вот так со мной, подумал Чэн, снимая брюки и развешивая их в шкафу. Со мной и отец так не говорит. Много лет уже, и я уже не очень-то и помню, как он говорил со мной в детстве. Вряд ли так же, как босс с Лю Хи.
Разница с деловитым и даже несколько обвиняющим тоном, которым босс говорит со мной, и вот этим голосом вдруг обретенного отца была заметна с первой и до последней секунды. Да, подумал Чэн, снимая рубашку и набирая воды себе в стакан, господин Цзянь точно знает, что следует делать в любой ситуации, чтобы эта ситуация приносила ему пользу, когда понадобится.
Он ненадолго заглянул в ванную, старательно думая только о делах и больше ни о чем. Погасил свет. Проверил телефон. Забрался в постель. Выдохнул.
Кровать казалась непривычно просторной. И пустой. Чэн, игнорируя неприятное скребущее ощущение под ребрами, лег строго по центру и закрыл глаза.
Хань Кай сказал, что все в порядке, и у меня нет оснований ему не верить. И задавать ему какие-то вопросы сверх стандартных я тоже не могу. Может быть, я мог бы мимоходом поинтересоваться у Фэн Ху. Или Фэн Ху в своей беззаботной манере мог бы сболтнуть о чем-то между прочим даже без вопросов. Но не могу же я сказать Хань Каю передать трубку Фэн Ху. Или спросить, где теперь спит Гуаньшань.
Чэн длинно выдохнул ртом. Перевернулся на бок. Потер лицо.
Открыл глаза. Уставился на пустую подушку. Сказал себе: теперь там стало на два спальных места больше. И даже если ему больше не позволят спать в кровати или на диване, ему точно достанется футон. Быть может, даже не один.
Мысль о том, как Гуаньшань, сидящий на своей половине кровати, поднимает взгляд и видит нависшего над собой Хань Кая, будто столкнула Чэна с бортика в бассейн с концентрированной злостью. Он перевернулся снова, резко приминая матрас боком, словно постель была в чем-то виновата. Сердце захлебывалось бессильной жалостью. Чэн растер грудину горячей ладонью, велел себе прекратить об этом думать и попытался уснуть.
Сон не шел, как он ни старался, почти до самой полуночи. Чэн дважды осушил и наполнил стакан заново, прежде чем наконец отключился.
Проблемы со сном продолжались практически все время, пока бригада продолжала отсиживаться в убежище. Днем удавалось отвлечься почти от любых мыслей: недостаток верхушки филиала почти целиком давал о себе знать, и Чэну приходилось делать даже больше, чем обычно. Без слетов и собраний делать это было вдвое тяжелее. На помощь от Лю Хи рассчитывать не приходилось: он бродил вокруг, как зомби, ничему особенно не сопротивляясь, но и не проявляя ни малейшей инициативы.
Запланированная неделя в убежище растянулась сначала на десять дней, а потом по настоянию господина Цзянь закруглилась почти до двух недель. Добывать из убежища телефон Лю Хи было все еще небезопасно, и пока он продолжал пользоваться тем, который Чэн предложил ему в качестве временной альтернативы, прослушивать каждый их разговор с господином Цзянь удавалось без проблем. Чэн тщательно сверял то, о чем рассказывал Лю Хи, с тем, что слышал сам. Убеждался в том, что данному слову Лю Хи следовал, как и полагалось, без заминок.
Так или иначе, информации о происходящем было не просто недостаточно: ее по-прежнему почти что не было. Чэн, конечно, и не ждал, что босс будет отчитываться Лю Хи обо всем, что делает. И все равно надеялся, что информации будет хотя бы чуточку больше. Босс отделывался только общими фразами. Дела идут как следует. Процесс запущен. Мы уже недалеко от цели.
Что ж, философски думал Чэн, закрывая очередной звонок, пусть так. Я бы мог вообще не знать ничего из этого. И по-прежнему считать, что игра ведется именно против меня. Как, наверное, босс и хотел, чтобы я считал.
Но это время было позади.
Босс, казалось, и сам понимал это не хуже Чэна: мимолетные упоминания о том, что ситуация стала опасной исключительно из-за промахов Чэна, больше не проскальзывали в разговорах, никаких приветов А Цю босс больше не обещал передавать, а ежедневные отчеты свелись к коротким распоряжениям о том, где и когда можно возвращать людей на улицы. Все будто медленно и постепенно возвращалось к тому, как шли дела до убийства сына Шэ Ронга. За исключением всего двух моментов: подготовки к обнаружению тела сына господина Шэ и разбирательства со смертью матушки Лю Хи.
И если с первым проблем не возникало — господин Цзянь, увиливая от деталей, заявлял, что почва подготавливается, а Чэну оставалось только продолжать работать с телефоном, — то со вторым разговоры продолжали упираться в глухую стену.
Чэн не наслаждался этим. Конечно, нет. Но эти разговоры, больше похожие на шахматные партии, в известной степени увлекали его своей показательной небрежностью.
— Так что в Тунлу пока что осторожно. Маленькими группами. И контингент… учитывай, что вероятности там пятьдесят на пятьдесят. Полагаю, к следующей неделе расстановка сил уже изменится и можно будет ничего не опасаться. А вот в Юйхан можно уже сейчас. Там пока что никаких событий не планируется.
— Принято, босс, — сказал Чэн, отпивая кофе.
— Вопросы?
— Только не по делу.
— Я весь в ожидании, — привычно переключился босс с сосредоточенного тона на благожелательный, как по щелчку. Чэн откинулся в кресле и тоже приготовился.
— Лю Хи все еще не получил возмездия.
— Да, да, — зачастил господин Цзянь, будто спохватываясь, — этот бедняга, в самом деле.
— Время идет. Чем дальше, тем меньше шансов найти исполнителей. И подобраться к заказчикам. Я хотел бы заняться этим в полную силу, босс. Как только это станет возможным.
— Как только станет, — заверил господин Цзянь. Помолчал, добавил деликатно: — Ты прекрасно видишь сам, что сейчас в приоритете полноты возможностей другие дела. Пока используй ограниченные ресурсы. Решать вопросы лучше постепенно. Не будем распыляться и рисковать на всех направлениях сразу.
Чэн ядовито усмехнулся. Злости эти разговоры уже не вызывали — только интерес где-то наравне с научным. Как долго босс сможет так выкручиваться. И как скоро прямым текстом велит прекратить думать об этом окончательно.
Господин Цзянь, казалось, подумал о том же.
— Может быть, это не принесет совсем уж никакого результата.
Чэн распрямил плечи. Подумал: да неужто. Спросил: почему, босс?
— Подумай сам, — сказал босс вкрадчиво. — Лю Хи… быть может, и не самый яркий ум. По твоему собственному признанию. Но выполнить какую-нибудь важную задачу он сгодится. Полагаю. И если нужно было… скажем, легонько подтолкнуть его к ультимативному отчаянию, за которым простирается полное безразличие к собственной жизни… а в приоритетах остается только жажда мести.
— Бессмертные, босс? — уточнил Чэн, почесывая губу зубами.
— Как знать, — туманно ответил господин Цзянь. — Как знать. Будь внимателен с его желанием получить возмездие. Заслуженное, впрочем, — тут уж спорить незачем.
— Принято, босс, — сказал Чэн. Достал из пачки сигарету. — Я буду.
— Еще вопросы?
— Нет, босс.
— Славно. Жду отчета по основному делу.
— Да, босс.
Интересно, подумал Чэн, прикуривая и покачиваясь в кресле, бессмертные вообще существуют? Или это очередная байка криминальных кругов, которая родилась в результате какого-то похожего случая и теперь продолжает служить удобным прикрытием для внутренних и внешних потасовок. И исчезновений.
Намек господина Цзянь был вполне понятен — если босс понял все правильно, так, как Чэн считал. Вероятность этого была высокой, но не стопроцентной. С боссом никогда нельзя было сказать наверняка, значит ли эта легкая двусмысленность в его словах угрозу или просто выполняет роль удобного амортизатора, в который собеседник может сам вложить любые страшные догадки. Босс мог намекать, чтобы Чэн присматривал за Лю Хи внимательнее, раз уж взял его на поруки. А мог в самом деле просто рассуждать.
Чтобы подстраховаться, Чэн принял в качестве рабочей первую версию, хоть и не нуждался в напоминаниях следить за Лю Хи внимательнее. Во-первых, круглосуточная слежка может спасти жизнь самому Лю Хи: так Чэн мог бы знать по крайней мере, куда ехать, если вдруг Лю Хи перестанет выходить на связь.
Во-вторых, никогда не будет лишним убедиться в том, что Лю Хи не продолжает действовать у меня за спиной. Тем более когда ребята наконец покинут убежище и вернут ему его собственный телефон, а всем, что у меня останется, будет маячок в машине, на которую он пересел теперь. Потому что Лю Хи обязан мне доверять. А я обязан больше не терять бдительности. Особенно теперь, когда в наших разговорах с боссом Лю Хи стал считаться кем-то вроде моего личного протеже.
Протеже, вернувшийся в кабинет после окончания звонка, с отсутствующим видом изучал карту города. Чэн, вздохнув, подумал: с основным делом, то есть с телефоном сына господина Шэ, работать придется тоже мне.
Работать, как оказалось, приходилось вообще с гораздо большим, чем планировалось изначально. Только теперь, когда Лю Хи перестал бояться задавать Чэну вопросы каждый раз, когда он чего-то не понимал, Чэн осознал масштаб пробелов в его знаниях.
Ну как пробелов. И в каких там знаниях.
— Ладно, — сказал Лю Хи после пары минут немого недоумения, — ладно, предположим, нужно разное количество людей и транспорта в разные направления. Но почему в разные дни?
Чэн посмотрел на него с недоверием. Подумал: ты не можешь спрашивать всерьез.
Но Лю Хи всем своим видом демонстрировал, что шутками здесь и не пахло.
— Все привязано к поставкам. И смены, и маршруты. От того, что куда идет. Вот этот маршрут — для всего законного. Тут всегда минимум людей, потому что никаких проблем. И работает постоянно. Везут вот сюда на склад. Отсюда уже поставщикам. Это, — Чэн провел пальцем длинную извилистую линию вдоль улиц, — используем периодически для грузов, которые делим пополам с Мэй Ци. Это при таком раскладе, как сейчас. Если я понял намерения господина Цзянь правильно, Мэй Ци мы чуть попозже поставим в положение, из которого он выйдет только если щедро передаст нам во владение развязку у порта. И тогда здесь уже будет точно не пятьдесят на пятьдесят. Может, какую-то долю босс и оставит Мэй Ци. Мой отец тогда вообще от этого маршрута отпадает, потому что у него здесь тоже есть процент. Есть еще маршруты, которые используем только мы. И тут уже как можно больше наших, чтобы не было проблем. Потому что в кузовах то, чего вообще не должна видеть ни полиция, ни конкуренты. Даже случайно. Вообще никак. Но эти маршруты точно будут меняться, если изменится расклад в районах. Так что когда все закончится, переучиваться будем мы все вместе. Не только ты один.
Лю Хи кивнул с несчастным видом. В глазах у него не было ни капли понимания.
— Спрашивай, — сказал Чэн, подвигая к нему карту. — Что неясно?
— Что законное, а что незаконное?
Чэн поджал губы. Длинно выдохнул. Подумал: а ведь и правда, черт возьми, откуда он вообще должен все это знать?
Я так привык, что меня окружают люди, которым не приходится объяснять совсем уж базовые вещи, что решил, будто и Лю Хи их объяснять не нужно.
А вообще-то кого я обманываю. Ничего такого я и не решал. Я даже не думал об этом. Просто потому что был занят мыслями совсем другого рода.
И потому, пожалуй, что на его незнание мне было в некотором смысле удобно раздражаться.
— Хорошо, — сказал Чэн, легко хлопая по столу и разворачиваяь к монитору. — Давай тогда пока что без логистики. Давай тогда начнем с оборота. Иди сюда. Смотри. Вот в этой папке — торговые декларации на все законное. Сортируй, как удобно. Я сортирую по годам. Вот в этой вкладке — расшифровка кодов. Сделай копию. Или, если хочешь, распечатай. Это можешь выносить из кабинета. Разберешься в этом — выучишь маршрут. Дальше — кто за эти маршруты отвечает. Будут сборы, познакомишься с ними лично. Но ненавязчиво. И без лишнего пафоса. Вообще старайся поменьше заводить друзей. С кем получится, притрешься и без дружбы. С остальными делай дела. Все. Пока что разбирайся с этим. Станет ясно тут — перейдем к другим грузам. Но там уже никаких копий. Учить все здесь. И коды все на память. Это ясно?
— Так точно, босс. — Лю Хи покивал. Криво усмехнулся.
— Что? — спросил Чэн, поднимая брови.
— Вы не злитесь. Больше.
Чэн хмыкнул.
— Не делай вид, будто все понимаешь, когда на самом деле явно не понимаешь вообще ничего — и я не буду злиться.
Лю Хи хмыкнул точно так же.
— Не делайте такое лицо, будто вы меня вот-вот прикончите, и я не буду делать вид, что все понимаю.
— Ладно, — подытожил Чэн со скупой ухмылкой. — Давай, решай, копию файла или распечатать. И давай пока на выход. У меня звонок.
И вот так все и шло. И шло в целом неплохо. Не без нюансов, но уже гораздо лучше, чем когда Лю Хи и в самом деле старался быть в курсе дел верхушки, не зная ничего о том, на чем эта верхушка держится.
Стало еще лучше, когда босс наконец дал добро Лю Хи на отселение, а всем запертым в убежище разрешил вернуться на свои места, объявив, что снизил уровень накала обстановки в городе до дипломатически приемлемого.
К этому времени Чэн уже почти привык к уведомлениям о звонках с телефона Гуаньшаня. Хотя «привык» было не совсем правильным словом. Гораздо более подходящим было бы слово «смирился». Если бы у него не было такого обреченного оттенка.
Первое уведомление о звонке пришло в день похорон матери Лю Хи. Чэн, сидящий на заднем сиденье машины с тонированными стеклами, смахнул его с экрана дрогнувшим пальцем. Лю Хи, закрывающий лицо ладонями на расстоянии вытянутой руки, вряд ли мог бы рассмотреть программу прослушки, даже если бы устройство с ней сунули ему под нос. Но рисковать все равно было незачем. Да и звонил Гуаньшань не Тяню, а матери. Значит, и делать мне там нечего, сказал себе Чэн. Убрал телефон в карман.
Той же ночью Чэн решил, что делать ему нечего и в их разговоре с Тянем. Тем более в их разговоре с Тянем. Как так получилось, подумал Чэн, нажимая кнопку вызова персонала, чтобы велеть убраться на балконе, что разговоры Гуаньшаня с матерью стали чем-то менее неприкасаемым, чем их разговоры с моим младшим братом.
Лю Хи, прижимающий больной бок рукой и спотыкающийся на каждом шагу, все равно кое-как дополз до кровати без посторонней помощи. Громко всхлипывал, утопив голову в подушках. Чэн постоял над ним на нетвердых ногах, тяжело вздохнул и отправился к себе.
Я уже решил, что не буду вмешиваться в их разговоры, сказал он себе, сворачивая у лестницы. Гуаньшань делает второй звонок за сегодня. Значит, с ним все в порядке. Счетчик разговора запустился, значит, Тянь ему ответил. И значит, все в порядке и с ним. Вот и будем считать, что обменялись новостями.
Потому что Тяня я, быть может, и не разблокировал до сей поры. Но я не блокировал номер отца. А Тянь умеет быть достаточно настойчивым, когда ему действительно чего-то хочется. Если бы понадобилось, он бы выпросил телефон у кого угодно, чтобы позвонить мне. Или написать.
Гуаньшаня я тоже не блокировал, подумал Чэн, закрывая дверь в свою спальню. И при крайней необходимости он тоже мог бы мне позвонить. Или написать, как уже, кстати, делал.
Но ни первое, ни второе ему делать незачем. По большому счету.
Чэн потрогал край зубов кончиком языка. Почесал подбородок. Подошел к окну, уперся кулаками в подоконник. Открыл балконную дверь.
Внутри скреблось, будто там поселился кто-то живой. Я не имею права злиться, сказал себе Чэн, добывая из пачки сигарету и прикуривая ее. Я здесь вообще не имею права ни на что.
У него все есть. Пока что. Запасов в убежище хватит больше, чем на неделю. Больше, может, даже чем на две. Даже с учетом количества ртов там. У него теперь точно есть где спать. Есть во что одеться. Он отыщет время, когда будет свободна ванная, кухня, он сможет позаботиться о себе сам. Не только потому, что обещал. Просто потому, что он умеет.
Остальное меня не касается. И касаться не должно.
Повторять это себе приходилось раз за разом почти каждый день. Говорить себе, что все нормально. Если бы Ян Жун рассказал Гуаньшаню о том, о чем не рассказал ему я, Тянь уже нашел бы способ отправить мне парочку очередных поклонов. Может быть, мне позвонил бы сам Гуаньшань. Так что пока он не связывается со мной, все, должно быть, движется как надо. В соответствии с моими указаниями. Лю Хи должен был сказать еще в тот первый день, чтобы Ян Жун даже не думал раскрывать рта. И Ян Жун должен был услышать и запомнить.
Уточнить у Лю Хи после того, что тот сказал в порту, было ли все именно так и точно ли Ян Жун усвоил запрет на разговоры, Чэн не мог. Многократно думал, как это можно сделать, и в итоге не сделал никак.
Гуаньшань продолжал исправно звонить матери раз в два дня. И Тяню — реже, но тоже регулярно.
Чэн продолжал следить за этими звонками издалека. Смахивал уведомления, будто гладил экран пальцем.
В тот день, когда бригада наконец выбралась из убежища в полном составе, Чэн получил короткое сообщение о том, что документы Гуаньшаня готовы.
Очень хорошо, подумал Чэн, отправляя телефон в карман похолодевшей ладонью. Это очень, очень хорошо. Это значит безопасность и защиту. И значит, что совсем скоро, когда господин Цзянь решит вопрос с переделом территории окончательно, Гуаньшаня можно будет отправлять к его матери. К Тяню. Туда, где ему не придется проводить все время взаперти, как беглому преступнику. И где не нужно будет опасаться за свою жизнь. А можно будет начать новую.
С памятью о старой. Это да, от этого никуда не сбежать, как сильно ни пытайся. Пережитое останется внутри навсегда. Но его можно прятать ото всех. А чтобы через это можно было перешагнуть, достаточно всего одного человека рядом. Того, кто будет знать, какой ты настоящий.
Такой человек у него уже есть. Мой брат. Который убил за него.
Дело за малым: забрать документы, сообщить о том, что они готовы (совру, что сделали быстрее, чем обещали, подумал Чэн), дождаться нужного момента и переправить его через границу в одну из ночей.
И есть еще кое-что, что я должен сделать теперь, когда он там совсем один. Нет больше никого, кому не следовало бы становиться свидетелями лишних сцен. И никого, кто мог бы рассказать это вместо меня. Если еще не рассказали. А значит, рассказать придется мне.
Как я должен это сделать, подумал Чэн с противным ощущением беспомощности. Сказать — и уйти? Добавить, что мне жаль? Похлопать по плечу, как Лю Хи?
Чэн с силой сжал челюсти. Плана не было, и делать что-то, чтобы его составить, не хотелось.
Мне все равно придется туда съездить. Особенно теперь, когда туда нужно отправить клининг и пополнить там запасы.
Чэн коротко взглянул в сторону Лю Хи. Обреченно прикрыл глаза. Подумал: сделаю все сам. Не потому даже, что не до конца уверен, что Лю Хи не проболтается. Просто он же не запомнит ни черта.
Просто съездить, сказал себе Чэн, потирая закругленный угол телефона пальцем. Ничего сложнее, чем было раньше. Съездить, сообщить о документах, впустить клининг, подвезти запасы. Надолго можно не задерживаться. И наедине не оставаться.
В конце концов, это просто пацан, подумал Чэн, внезапно разозлившись. Ничего он мне не сделает, даже если Ян Жун все-таки сболтнул лишнего. Кашу пересолит, вспомнил Чэн. Потер ладонью под затылком. Подумал: как давно это было. Я его тогда еще совсем не знал.
Теперь знаю. И что в этом хорошего?
Чэн помял шею, подобрался пальцами к вискам. Сжал. Голова уже начинала пульсировать противной давящей болью. Загнать ее куда-то вглубь под темечко удалось лишь третьей таблеткой.
Бригада ввалилась в кабинет после обеда в бодром расположении духа. Чэн коротко проинструктировал их по обстановке в городе, обозначил первоочередные задачи и отпустил по домам до утра.
Ни один из них не сообщал о чем-то необычном и не выглядел виноватым. Спрашивать о чем-то напрямую Чэн не стал. Да и о чем бы он стал спрашивать? Он даже попытался сформулировать для себя хотя бы один приличный вопрос, кроме всеобъемлющего и смешного «Как он?», и в конце концов отбросил эти мысли.
Фэн Ху выглядел таким же, как и раньше — и в том же время как-то иначе. Что-то будто тянулось за ним из того утра, и Чэн, выдерживая его прямой, чуть беззаботный взгляд, думал: скажи уже что-нибудь. Или прекрати вообще смотреть.
Фэн Ху, конечно, ничего не говорил. Чэна не покидало ощущение, будто он знает, почему Чэн так часто проверяет телефон. И под этим взглядом проверять его хотелось вдвое чаще.
На город и в самом деле надвинулись дожди, и после слета бригаде приходилось вываливаться из административного здания в пронизывающую сырость. Всем, конечно, кроме Лю Хи: тот по-прежнему сидел на своем месте в углу. Безразлично наблюдал за остальными.
Это стало своего рода традицией. Как и дополнительная чашка кофе после слета, как и то, что его приходилось тормошить.
Чэн отпустил кнопку связи и стал дожидаться кофе. Бросил еще один взгляд на Фэн Ху, который как раз выходил из кабинета. Стряхнул с себя это глупое ощущение причастности к несуществующей общей тайне.
Кофе для них с Лю Хи принесли через пару минут. Чэн даже не успел сверить собственные подсчеты с документами из бухгалтерии.
На дымящуюся чашку Лю Хи отреагировал ровно так же, как и на все остальное: посмотрел, моргнул и будто провалился взглядом насквозь. Чэн недовольно поджал губы. Подвинул кофе ближе к краю стола, сказал: пей.
Лю Хи вздрогнул, подался вперед, уперся локтями в колени и уронил голову на руки. Чэн отъехал в сторону, чтобы дисплей не закрывал ему обзор.
— Как вы от этого избавились, босс? — неразборчиво спросил Лю Хи почти из-под стола.
Чэн проглотил самый очевидный вопрос. Подумал сразу вслед за этим: интересно, когда босс тебе об этом рассказал. Когда посвящал тебя в детали моих неудавшихся семейных отношений на самом старте или вот сейчас, сразу же, как только тебе привезли твой телефон из убежища.
— Постепенно, — сухо ответил Чэн. Встал, приоткрыл окно, сел назад в кресло и закурил. — Ты это все уже делаешь. Ну, почти все. Но остальное тебе и не нужно. Нужно время. Терпи. До конца не пройдет. Но притупится. С этим будет получаться жить.
— Что-то пока не очень получается, — хрипло выдавил Лю Хи себе в колени. Выровнялся. Пригладил волосы. Уставился Чэну в лицо покрасневшими глазами. — Что я делаю не так? Что вы делали?
Чэн прищурился от дыма. Угрюмо хмыкнул.
— Не надо сравнивать. Мне было гораздо меньше лет. И ситуация была другая.
Лю Хи посмотрел на него еще секунду молча. Опустил глаза.
Черт с тобой, подумал Чэн, вздыхая. Вдруг тебе это поможет.
— Плакал, — сказал он ровно. — Пытался напиваться. Дрался. Потом пришел в структуру.
Лю Хи медленно поднял голову. На лице у него читалось искреннее недоверие.
— Видишь, — сказал Чэн в звенящей тишине, — почти все уже из этого ты сделал.
Лю Хи моргнул. Облизал губы.
— Я дрался?..
— Нет, — сказал Чэн. Растянул губы в мрачной ухмылке. — Тебе и незачем.
Лю Хи сосредоточенно кивнул. Забегал взглядом.
— По вам нельзя сказать, что вы дрались. Вы… сдержанный.
— По мне и не должно быть можно, — ответил Чэн невесело. — Такая у меня работа. У тебя, кстати, такая же. И нельзя должно быть точно так же. Никогда и никому не говори, что ты такой же человек, как и они. И не показывай. И себе об этом напоминай почаще. Меньше эмоций и меньше связей. А если все-таки появится что-нибудь, что станет тебе дорого, сделай все, чтобы никто об этом не узнал.
Лю Хи смотрел на него, приоткрыв рот, будто Чэн разделся догола и вспорол себе горло канцелярским ножом прямо над столом с бумагами.
— Я имею в виду своего брата, — закончил Чэн неловко. Прочистил горло. Кивнул в сторону чашки кофе, добавил: — Допивай — и разбираться с оборотом. Дела еще никто не отменял.
Лю Хи взял чашку со стола обеими руками, отхлебнул из нее и уставился поверх ее края в пол ошеломленным взглядом.
Чэн, быстро проверяя телефон, пообещал себе больше никогда не повторять подобного. Ни при Лю Хи, ни при ком бы то ни было еще.
Остаток дня прошел в неприятной тишине. Лю Хи, подолгу не перелистывая страницы, пытался разобраться в обороте. Спрашивал время от времени: вот это в таких красных контейнерах приезжает? По четвергам? Чэн отрывался от бумаг. Отвечал искренне: я не знаю. Я вижу это только в малых партиях уже без контейнеров. Или вообще поштучно. Пока что попытайся выучить без этого.
Полезно было бы устроить тебе день-другой в порту, думал Чэн, возвращаясь к документам. Чтобы связать то, что ты еще помнишь оттуда, с тем, чему приходится учиться здесь. И сопроводить хотя бы безопасные маршруты. Раз-другой, просто затем, чтобы увидеть и понять, как все работает.
Только как теперь тебя отправить в порт так, чтобы ты не заработал там обезвоживание от бурных слез. Чэн скосил глаза и быстро пробежался по лицу Лю Хи. На боль в боку он уже не жаловался — впрочем, не жаловался он и раньше, но что пинки не прошли бесследно, Чэн прекрасно видел, — а вот заканчивать и начинать каждый день слезами он, похоже, взял за привычку. Какие уж тут экскурсии в порт. Зачем, подумал Чэн, стараясь не вздыхать, если он все равно ничего не запомнит. Он и телефон-то сына господина Шэ вспомнил привезти только с третьего раза. Несмотря на то, что Чэн напоминал.
Телефон теперь покоился в одном из сейфов на базе. Чэн взглянул на время, выглянул в окно и засобирался.
— Все на сегодня, босс? — спросил Лю Хи, отрываясь от документов.
Чэн кивнул. Сказал: есть еще дела. Я на базу. Добавил, поколебавшись: хочешь со мной?
В глазах у Лю Хи мелькнул короткий проблеск оживления. И тут же погас. Чэн почти прочитал все его мысли по лицу: появиться среди людей на базе вместе с боссом было бы здорово, чтобы все видели, что несмотря на просчет, разногласий между ними нет. Но на базе уже точно нужно будет держать лицо и не позволять себе лишнего.
Лю Хи покачал головой, собрал пачку распечаток и вышел из кабинета вместе с Чэном. Сказал: до завтра, босс. До завтра, сказал Чэн в ответ. Привычно подумал, спускаясь вниз: превращайся уже обратно в человека. Я понимаю, что тебе больно. Но всему есть свой предел.
В нашем деле двух недель достаточно, чтобы оправиться от потери самого дорогого. Даже уже почти трех. Или по крайней мере сделать вид, что ты оправился.
В конце концов, порой ты и сам не понимаешь, пережил ты что-то или только делаешь вид. И если делаешь вид, то для кого.
Себя тоже можно обмануть. Иногда даже успешнее, чем остальных.
Уж это-то Чэну было известно лучше, чем кому-либо еще.