Pittura infamante

      — Это было близко, — сказал Лю Хи тоном, полным сожаления.       Чэн тяжело вздохнул. Подумал: да я уж и без тебя знаю, что близко. Констататор.       Последняя тройка подвешенных за ноги появилась утром почти в самом центре города, на стыке офисного квартала с жилым. Люди были чужими и вряд ли представляли бы для дела хоть какой-то интерес, если бы не оказались найденными в опасной близости от клуба, под которым размещался оружейник филиала. Несмотря на то, что к делу уже привлекли полицию, свою порцию известий, подкрепленных фотографиями, филиал все равно получил.       Чэн качнул головой. Подумал: не несмотря, а как раз потому что.       — Мы должны принять какие-то дополнительные меры?       Голос Лю Хи раздавался откуда-то из-за плеча, будто он стоял не прямо за спиной, а чуть поодаль. За последний месяц его присутствие в этом кабинете стало настолько привычным, что Чэн невольно перестал отслеживать перемещения. Напрягался, правда, если вдруг чувствовал, как кто-то встает за спиной. Говорил, не оборачиваясь: не подкрадывайся, когда я занят. За плечом неловко кашляли и с торопливым шорохом отступали в сторону.       Слоняющийся по кабинету Лю Хи, тем более заглядывающий поверх плеча в экран, временами порядком раздражал. Чэн несколько раз уже открывал рот, чтобы изъясниться прямо, без ужимок и жалости. Открывал — и закрывал, так ничего и не сказав. Лю Хи только-только начал выбираться из бесполезного оцепенения, в которое впал после того утра в порту, и становиться похожим на того, каким был раньше. И непохожим тоже: теперь вместо бессмысленной и безосновательной гордости Чэн все чаще мог рассмотреть в нем настоящее старание. И только сейчас Чэн наконец сполна осознал, какой парализующий страх наводил на него своей непререкаемостью.       Рявкнуть на него, чтобы материализовать здесь снова того заносчивого кретина, который вызывал досаду одним своим величественным видом? Чэн мрачнел и поджимал губы. Если можно обойтись без этого, пусть так и будет, даже если ценой этого станут периодические косые взгляды в монитор.       — Это же морской?.. — отстраненно спросил Чэн, приближая фотографию. Веревки туго врезались в неживую плоть хитрым узлом.       Способы подвешивания трупов становились все изящнее и замысловатее: в узком и неприспособленном для этих целей уличном пространстве подцепить их было не за что, и чтобы тела не стояли на головах, их стали фиксировать по-новому. Выглядело это куда более профессионально, чем раньше.       — Похоже на булинь, — проговорил Лю Хи уже ближе. Чэн повернул голову на пару сантиметров вправо и бросил косой взгляд назад. Так и было: Лю Хи наклонился вперед, пристально разглядывал крупный кадр петли и крестообразного пересечения веревки пониже спины.       — Вот тут сначала связали руки, вот этим вот концом, а потом вот так протянули под петлей на теле. Для упора. И вот тут еще одну петлю, а вот этот узел чтобы не выскальзывало. И после этого уже можно подвешивать.       Он выпрямился и добавил со смесью отвращения и жалости:       — Как ветчину.       Чэн медленно развернулся в кресле и молча уставился на Лю Хи снизу вверх. Спросил без выражения с непроницаемым лицом:       — Где, говоришь, ты был сегодня ночью?       Лю Хи моментально изменился в лице и бросил еще один взгляд на экран. Сказал, тревожно мечась глазами между лицом Чэна и снимком с узлами:       — Я не говорил. Но я был дома. Честное слово, я…       — Это шутка, — угрюмо сказал Чэн. — Расслабься.       Подумал: я и без твоих рассказов знаю, где ты был. Там, откуда посылал сигнал маячок в твоей теперешней машине. Если только, конечно, ты не оставил машину в одном месте в качестве прикрытия, чтобы беспрепятственно отправиться в другое.       Плавали, сказал себе Чэн. Знаем. Проходили уже эти подозрения. И ничем, кроме разъедающей сосредоточенность тревоги, это не закончилось.       Развернулся к экрану, придвинулся чуть ближе. Нахмурился, разглядывая петли.       — Откуда ты знаешь столько об узлах? — спросил он, не оборачиваясь, и тут же понял сам, раньше даже, чем Лю Хи ответил: из порта.       Порт, подумал Чэн, почесывая угол челюсти. И развязка у него. Либо я снова вижу связи там, где их нет на самом деле, либо след ведет к Мэй Ци.       — Это вообще простой узел, босс, — добавил Лю Хи, выходя из-за спины и пожимая плечами. — Его много где используют.       Либо ничего эти узлы не значат, мысленно продолжил Чэн. Мало ли кто умеет их вязать в городе с выходом к морю. Тем более если он простой, как и говорит Лю Хи. Каждый третий мог бы.       Но не каждый третий мог бы их вязать на трупах. И на фоне этого открытия было бы неплохо разузнать, как там дела в порту. Не было ли крупных заварушек, после которых кто-нибудь исчез. Кто внезапно отказался от работы, кто отправился в незапланированный отпуск. Может быть, не только в наших доках. В порту ведь все друг друга знают.       Как было бы здорово иметь под рукой кого-то, кто легко вписался бы туда как свой и узнал обо всем, что нужно филиалу.       Он поднял глаза на Лю Хи. Тот уже вернулся на свой стул под стенкой. Сидел, немного нервно подергивая ногой.       — Меры, — сказал Чэн, кивая. — Да. Следует принять. Но заняться ими должен будешь ты.       Лю Хи снова драматично выпрямился. Моргнул.       — По всем параметрам ты — идеальный вариант, — пояснил Чэн, откидываясь в кресле. Поднял брови, указал на экран: — Ты в курсе, как такое сделать. А значит, и другие тоже могут быть в курсе. Хорошо бы поискать следы этого в порту. Или исключить вероятность того, что это тянется оттуда. Проверить, как там обстановка. Есть ли изменения в коллективе. Послушать, о чем вообще поговаривают. Заодно сопроводил бы что-то из маршрутов. Завтрашний хотя бы. Безопасный. От прибытия-разгрузки до доставки.       Помолчал, добавил, глядя в вытянувшееся лицо Лю Хи: если ты, конечно, можешь.       Лю Хи снова моргнул. Посмотрел перед собой знакомым расфокусированным взглядом.       Чэн, не говоря ни слова, наблюдал за тем, как на этом огорченном лице проносилась мысль за мыслью. Думал: ну давай. Ну сколько можно. Включайся, втягивайся, пора.       — Справишься? — спросил он наконец, когда молчание стало затягиваться.       Лю Хи поджал губы. Кивнул. Поднял глаза. Пробормотал: надо же когда-то начинать.       — Хорошо, — сказал Чэн с одобрением. — Это правильно. И вот еще.       Он подтянул уже истрепанную карту с десятками пометок поближе. Развернул, ткнул пальцем. Лю Хи поднялся со своего места и склонился над столом.       — Вот здесь сегодня обнаружили троих. О чем нам это говорит?       Лю Хи задумчиво наморщил лоб. Чэн терпеливо ждал, не отнимая пальца от бумаги. Специально держал руку на весу, не закрывал ладонью важное, чтобы можно было провести диагональ и увидеть, чем рискует филиал.       — Что события переместились в город, — сказал Лю Хи неуверенно. — Как вы и предсказывали, босс.       — Так, — Чэн удовлетворенно кивнул. — Хорошо. А что еще?       — То, что рядом оружейник, — Лю Хи ткнул пальцем рядом с пальцем Чэна. Добавил уже поувереннее: — Я же сказал, что это было близко. Усилить охрану?       Чэн молча усмехнулся. Снова кивнул.       Лю Хи расправил плечи.       — Да. Ты сказал. А что еще? Кроме оружейника. Потерять оружие, конечно, очень плохо. Лучше не терять. Но это запасы. Можно перевооружиться. А есть вещи, которые вернуть нельзя. И терять их нельзя тоже.       Лю Хи сосредоточенно сощурился. Почесал за ухом.       — Дата-центр, — выпалил он после короткого раздумья. По лицу у него проскользнуло виноватое выражение.       Да, подумал Чэн, вспоминая утро, начавшееся со звонка Ван Ю. Ты, может, и не думаешь, что виноват. И все равно жалеешь того, кому не удалось выжить в ту ночь.       Похоже, это из тебя не выдавить.       — Молодец. — Чэн потянулся над столом, хлопнул Лю Хи по плечу. — Да. Дата-центр нужно перемещать. Как мы и планировали, теперь уже подальше от вот этого. — Он кивнул в сторону экрана. — Ближе к порту. И чем раньше, тем лучше. Так что после порта нужно будет проверить склады. Где в последнее время было меньше всего народу, где потише. Это можно будет выяснить на слете. Или вот на сборах в среду.       Лю Хи внимательно слушал и запоминал. Задумчиво мял себе шею сзади.       — Будет непросто, — предупредил Чэн, глядя прямо ему в глаза. — От твоего решения зависит наша безопасность. Всех и каждого. Это теперь не только про разведку. А и вообще обо всем, что есть у нас о нас и о других.       Лю Хи взволнованно сглотнул. Правильно, подумал Чэн, побеспокойся немного. Лишним не будет. Как и думать, будто это решение действительно зависит только от тебя. Пора брать на себя ответственность. Или хотя бы верить, что берешь.       — Без попыток подружиться, — напомнил Чэн, закрывая фотографию. — И держи лицо. Вот тут-то можешь включить начальника. Немного.       Лю Хи нервно усмехнулся. Моргнул, поднял голову, расправил плечи. И вдруг действительно стал похож на человека, который отлично понимает, что во всех этих делах он не последний человек.       Чэн скупо усмехнулся в ответ. Сказал: да. Вот так годится.       Вернулся к экрану.       Лю Хи неловко прочистил горло, и Чэн сразу понял, о чем пойдет речь дальше.       — Есть какие-то подвижки по моему делу, босс?       Чэн, помедлив, мрачно покачал головой.       — Пока нет. Люди пока что нужны на местах. Каждый на своем.       Лю Хи сжал зубы. Покорно кивнул. Добавил:       — Просто время идет. И идет не на пользу делу.       Чэн неторопливо покачал головой.       — Время роли не играет. Мы упустили что-то в самом начале, да, но так сложились обстоятельства. Если бы мы занялись этим вопросом еще тогда, как только все случилось, мы с тобой, скорее всего, сейчас не разговаривали бы. Вообще уже ни с кем не разговаривали бы. Упущенного жаль, но это уже никак не наверстаешь. А к тому, что уже успела накопать полиция, мы получим доступ когда угодно. По первому запросу. Баллистика, кровь, свидетели. Пусть они не получили тела, но у них есть достаточно следов с места событий. Вызовы по стрелкам они обязаны отрабатывать, как по учебнику. И все, что отработали они и на чем остановились, мы получим в свое время. Чтобы заняться этим и использовать возможности, которые они использовать не могут.       Лю Хи тяжело и длинно выдохнул. Прикрыл глаза.       — Я переговорю об этом с боссом, — спокойно пообещал Чэн. — Еще раз. Сразу же, как только переместим дата-центр. Не понадобится столько людей на охрану — отправим их заниматься твоим делом.       Подумал: свободные люди вообще будут очень кстати. Сопроводят к самолету, когда придет время освободить убежище. Вот так одним махом решим сразу несколько проблем.       А пока что нужно создать хотя бы видимость того, что филиал не спустил на тормозах жестокую и явно заказную смерть матушки Лю Хи. Или дать повод создать эту видимость ему самому.       — Пока что подготовься. Присмотрись, реши, кого будет полезно и легко привлечь. Это уже точно на сборах. Лучше даже после них, когда все будут расходиться. Так со всем более-менее личным. Лучше всего сразу после сборов.       Хорошо, сказал Лю Хи, поглядывая на часы. Добавил с грустью: спасибо.       Чэн привычно сглотнул саднящее ощущение от глупой и бессмысленной благодарности. Сказал: пока что не за что. Еще успеваешь сегодня в порт.       Да, сказал Лю Хи, поднимаясь. Там как раз до полудня должна быть разгрузка. Если ничего не изменилось.       Он коротко попрощался, проверил телефон в кармане и вышел. Прикрыл дверь бережно и осторожно. Не то чтобы Чэн ждал, будто Лю Хи начнет выражать недовольство неприкрыто. Но вот что начнет догадываться об истинной причине задержки хоть какого-нибудь вмешательства в дело об убийстве — этого ждал. Почти что каждый день.       Если Лю Хи и приходили в голову такие мысли, никаких следов подобных размышлений по нему нельзя было прочитать. Упорство, с которым он верил аргументам Чэна, вызывало одновременно и уважение, и жалость.       Поддаваться Чэн не стал ни одному, ни другому: он принялся сводить отчеты с мест в общий квартальный, и когда телефон на краю стола коротко дернулся от вибрации, сам Чэн дергаться не стал. Привычно смахнул уведомление из программы прослушки и торопливо занялся подсчетами снова. И ни на какие мысли себе отвлекаться не позволял.       Этим методом он пользовался последнюю неделю, и почти всегда это срабатывало. Нужно было просто вовремя остановиться и не допускать, чтобы мысли подкреплялись ощущениями. И тогда никаких сложностей не было. Все было ровно и спокойно. Каким ему и полагалось быть.       В первое утро оборвать ненужные мысли сразу же не удалось. Спустя рекордно короткие минуты после пробуждения Чэн, все еще лежащий неподвижно на кровати, обнаружил в себе ощущения, похожие на падение в бездонную густую темноту. Что-то внутри дрожало, сжималось и тянуло. Голова была заполнена не тем, чем следовало. Не помог ни душ, ни кофе. Ничего не помогло. Из зеркала на Чэна глядел человек еще более угрюмый и безрадостный, чем раньше. Лю Хи шарахнулся в сторону при встрече, как до событий в порту, и даже слет прошел быстрее обычного, будто все хотели поскорее выбраться из душного кабинета.       Чэн извлек из этого уроки. И потому больше раздумывать себе не позволял. Достаточно было одергивать себя до того, как что-то внутри начнет болезненно сжиматься — и никаких проблем не появлялось.       Теперь, после той ночи, в которую он вспомнил о прижатой к боку обуви только у самой парковки, проблем вообще как будто не было. Была работа. Ее было предостаточно. Были отчеты, слеты, обучение Лю Хи, был телефон в коробке с глушилкой, который должен был мелькнуть неподалеку от принадлежащих господину Мэй объектов, теперь чаще, чем до этого. Были отчеты боссу и систематизация того, чем следовало бы незаметно заняться накануне будущего передела территорий. Был даже спортзал. Прямо в первый же вечер и начался. Чэн выдохся уже на втором подходе, но довел тренировку почти что до конца. А на следующий день повторил всю тренировку целиком — не в приличном спортзале, правда, а пока что просто с теми тренажерами, что стояли на цокольном этаже собственного дома. И аккуратно повторял все то же самое каждый следующий вечер. После долгого перерыва достаточно было и этого. Теперь мышцы поднывали почти на каждом движении. И это было почти приятно. И правильно.       Приятным и правильным был установившийся порядок. И порядком, похоже, занялся не только Чэн. Всю предыдущую неделю звонки из убежища отображались на экране с точностью почти что до минуты: в первой половине дня их адресатом был номер женщины, временно живущей в доме отца, а во второй, ближе к ночи, — номер Тяня.       Первый раз этот звонок отдался холодом во всем разгоряченном упражнениями теле. Откуда-то накатила ледяная мысль о том, что Тянь узнает. Сердце сжалось и продолжало сжиматься до тех пор, пока Чэн не распрямился и не спросил себя: что, собственно, может стать известно моему брату. То, что я ушел? То, чего не случилось?       То, что, может быть, есть только в моем воображении, если предположить существование подобного?       И все-таки, сказал себе Чэн, смахивая уведомление о начавшемся звонке и открывая список заблокированных номеров. И все-таки. Хватит вести себя по-детски. Нажал кнопку, удалил номер из списка. Посмотрел на знакомые цифры какое-то время без движения. Тянь, конечно, найдет способ со мной связаться, если это ему потребуется. Но прятаться и заставлять своего брата искать пути высказать мне заслуженную злость — это худшее, что можно сделать в этой ситуации.       Но продолжительность звонка перевалила за час, а полночь была позади, и Чэн, стиснув зубы, заставил себя принять душ, отправиться в постель и уснуть. Наутро телефон молчал. И после следующего ночного звонка тоже. Что бы ни стало известно Тяню, если вообще что-то стало, он по-прежнему выбирал не сообщать об этом Чэну. И Чэн пока не мог решить, было ли это благом или нет.       А теперь, когда Чэн определил границы, за которые нельзя было заглядывать даже мысленно, все стало понятным и простым. Не приближаться к этим мыслям, не сдирать корку. Не позволять ситуации повторяться. Не вспоминать о случившемся. Не появляться в убежище снова. Простой рецепт душевного покоя и сохранения хоть каких-то остатков чести.       Если и было чему радоваться в этой ситуации, так тому, что хотя бы в этом ему помогали. Появляться в убежище было и незачем. Не звонил и не писал не только Тянь: никаких известий из студии Чэн также не получал. И был уверен, что и не получит, даже если там больше не останется ни крошки из запасов.       Но Хэ Чэн не был бы Хэ Чэном, если бы не позаботился и об этом.       На следующее утро после той ночи по пути на слет Чэн открыл заметки и скопировал оттуда список, даже не вчитываясь в него и не желая корректировать. Список состоял из двух частей: ровной и понятной первой и сумбурной, написанной в одну строку второй. Чэн передернул плечами, потер горящую под рубашкой кожу на груди и принялся следить только за дорогой.       Очень кстати было заняться этим вопросом за рулем, чтобы не позволить себе ни снова погрузиться в воспоминания, ни искуситься обращением за подсчетами остатков в шкафах и на полках. Хотя бы это я продумал заранее, подумал Чэн с мрачностью. Поставил себя в положение, когда приходится решать, что тебе важнее: обеспечить свое выживание в городском трафике или предаться… предать.       Чэн дернул шеей. Откашлялся, хоть в горле и не першило. Снова потянулся за мобильным. Отправил перечень Лю Хи, добавил следующим сообщением: объясню потом.       Город продолжал тоскливо и сонно двигаться под пеленой дождя. Как и всегда в дни, когда за окном не рассветало, а только серело, кофемашина в офисе работала на износ. Но даже это не помогало: слет затянулся на лишние двадцать минут из-за зевков не к месту и бессмысленных попыток разогнать медлительность. Если бы не шутки о щедрой душе секретарши с первого этажа, все затянулось бы еще надольше. Только по этой причине эти шутки Чэн пропустил мимо ушей.       Я вообще много чего в это утро пропустил мимо ушей, сказал себе Чэн мимоходом. Как и из вчерашнего. И это следовало компенсировать делами.       Начать можно с самых щекотливых.       Когда кабинет опустел, а разговоры в приемной стихли, Чэн привычно ткнул в кнопку связи, попросил еще две чашки кофе и повернулся к Лю Хи. Дождался, пока тот поднимет голову.       Лю Хи продолжал сидеть на облюбованном месте под стеной. Разве что уже не так трагично. Но все равно чуть поодаль от остальных.       — Список, — начал Чэн дрогнувшим голосом. Прокашлялся, поправил воротник рубашки с таким видом, будто в горле что-то мешалось. Сказал заново, на этот раз с долженствующей твердостью: — Список покупок. Для пополнения запасов в студии. Займись сегодня во второй половине дня.       Лю Хи молча потянулся за телефоном. Открыл сообщение, быстро пробежался глазами по неровному списку. Нахмурился.       — Выбирай без запахов, — распорядился Чэн, не давая ему времени опомниться. — Не скупись. Ты видел, чем мы пользовались. Вот примерно такое же. Кофе только получше возьми. Список я составил очень приблизительно. Можешь еще по паре единиц накинуть ко всему. И сам подумай, чего не хватает. Может быть, я что-то упустил. Особенно в конце.       Лю Хи кивнул. Пробормотал: я вижу. Два раза про консервы и ни разу их количество.       Чэн быстро и незаметно потер грудину. Подумал: да уж.       — А куда потом все это? — спросил Лю Хи, не отрываясь от экрана. — Сразу туда, босс?       Чэн прикусил щеку. Вот этого только и недостает для полноты картины. Чтобы ты заявился в студию и поделился без помех печальными вестями.       Внутри вдруг снова поднялась горячая и распирающая злость, как в дни до порта и до плачущего Лю Хи у алтаря в коридоре. Тихо, сказал себе Чэн. Спокойно. Мы уже выяснили истинные мотивы. Они заключаются в необъяснимо мощной тяге к правде. На фоне полного отсутствия умения просчитывать последствия этих откровений.       Он взглянул на Лю Хи оценивающе. Затем бросил взгляд в серое окно. Подумал: наверняка еще не разошлись. Они и в кабинете-то собраться не могли. Куда уж разойтись без разговоров.       — Потом, — коротко сказал Чэн, поднимаясь с места. Заблокировал экран. Сунул пачку сигарет в карман, подхватил со стола зажигалку. Добавил: — Сначала за покупками. Планируй свой маршрут. Давай: добраться до супермаркета у пагоды так, чтобы не пересечь ни одной улицы Мэй Ци. Пока подумай. Я сейчас вернусь.       Хорошо бы, чтобы на это никто не обратил внимания, подумал Чэн, спускаясь вниз. Будет очень неприятно, если пойдет слушок. Или если кто-то пустит его намеренно. Всегда можно сослаться на обилие других занятий. Или вообще ничего не объяснять.       Но сам по себе факт нежелания давать допуск к убежищу своему ближайшему помощнику достаточно красноречив. Тот, кто обладает еще хоть крупицей информации, сможет сделать правильные выводы без труда.       Как будто он их еще не сделал, подумал Чэн, раздражаясь на поток собственных мыслей. Встал в дверном проеме так, чтобы не попадать под косой противный дождь и в то же время видеть тех, кто встал под деревом чуть поодаль от парковки.       Фэн Ху нашелся быстро: он стоял вполоборота, выглядывал из-за нависающего над ним Цюэ Луня и от души хохотал на каждое его слово. Чэн смотрел на это искреннее веселье, и в груди что-то сжималось — не так, как от мыслей об убежище, но чем-то схоже. Что такое, подумал он, презрительно поморщившись самому себе. Я даже не думаю о лишнем. Ни о чем не думаю. Что теперь, меня любые проявления свободной жизни будут раздражать?       Подходить к Фэн Ху не было никакого желания. Не только потому, что следовало бы провернуть все как можно более естественно для остальных. Просто снисходить до просьб казалось чем-то постыдным. А иначе, чем просьбой, назвать то, что он собрался сделать, было трудно.       Чэн попытался сказать себе, что это нужно для общего дела — и даже не стал додумывать эту мысль. Потому что в ней не было правды. Пополнить запасы в студии и в самом деле было нужно. Но Фэн Ху для этого не нужен был. А то, для чего нужен, не касалось общих дел никаким образом.       Чэн тяжело вздохнул. Сказал себе: вот этого не надо.       Фэн Ху, все еще посмеиваясь, обернулся, будто ненароком. Задержался взглядом на секунду. Чэн, не меняя выражения лица, едва заметно кивнул себе за спину. Подумал: только давай не сразу. Хотел бы — вызывал бы тебя по телефону. Или просто позвал.       Фэн Ху, видимо, подумал о том же. А может быть, поддался каким-нибудь другим соображениям. Так или иначе, он не сорвался с места в ту же секунду: вместо этого он перебросился еще парой фраз с Ду Туном, хлопнул Цюэ Луня чуть повыше локтя — просто потому что выше не дотягивался, неторопливо направился к своей машине, сунулся в нее, достал из бардачка какую-то папку и только после этого направился в сторону Чэна. Со смехом подмигнул невозмутимо стоящему неподалеку Ян Жуну с мокрой лысиной, покрутил по пути пальцем у себя над головой, хохотнул напоследок и протиснулся мимо Чэна в коридор.       Встал у самого края стены, так, чтобы с улицы его разглядеть нельзя было. Чэн спокойно шагнул под дождь. Достал из пачки сигарету, прикрыл ладонью огонек зажигалки и спросил, прячась за пальцами: что в папке?       — Кроссворды,— невозмутимо ответил Фэн Ху.       Чэн удовлетворенно кивнул. Затянулся, выпустил дым вверх во влажный воздух. Проследил, как его тут же пронзили насквозь капли дождя.       — Есть поручение, — сказал Чэн, прикрывая рот рукой с сигаретой и разглядывая сонных, лениво докуривающих людей под деревьями и в машинах. — Нужно пополнить запасы в студии. Лю Хи займется покупками и свяжется с тобой. Тебе проследить, чтобы все было в порядке.       Фэн Ху молчал. Чэн, чувствуя себя так глупо и неловко, будто звал Фэн Ху на свидание, покосился на него. Наткнулся на привычно живой и даже чуть веселый взгляд.       Подумал: начинай. Спрашивай, почему вообще за этим следует следить тому, кто должен заниматься не в пример более важными делами. И раз уж этим кто-то в самом деле должен заниматься, почему тогда не Хань Кай. Или знает ли мой брат о том, как все обстоит на самом деле.       Ничего из этого Фэн Ху спрашивать не стал. Ответил ровно и легко: понял.       Желание сказать что-то еще, чтобы убедить Фэн Ху в том, что ничего он не понял, накатило с новой силой. Вместо этого Чэн затянулся снова, раздавил недокуренную сигарету о металлическую решетку на верхушке урны и выпрямился. Повторил, хоть и понимал, что выглядит при этом нелепо: проследи.       Фэн Ху легко кивнул. Переложил папку из руки в руку, дважды присел, дернул на себе рубашку, растрепал пятерней волосы и проскочил мимо Чэна, не глядя на него. Сделал пару шагов под дождем, прикрыл голову папкой. Крикнул: поехали! Цюэ Лунь, все еще стоящий под деревом, загоготал, отпуская очередные колкие шутки о секретарше с первого этажа. Фэн Ху весело развел руками в явном жесте покаяния. Повертел головой, беззлобно хохотнул в ответ. Сказал: я бы посмотрел, сколько ты выдержал. Герой.       Чэн закатил глаза и скрылся в коридоре. Подумал, стараясь не вдаваться в ощущения: хотя бы со щекотливым разобрались. Теперь осталось только неприятное.       И пусть бы это неприятное осталось только здесь.       Лю Хи обнаружился в кабинете нависающим над картой. Отскочил от нее сразу же, как школьник от шпаргалки, как только Чэн вошел. Дождался, пока Чэн сядет в кресло, и встал перед столом. Приготовился, будто к докладу.       Чэн спокойно выслушал подготовленный маршрут. Дважды ткнул в карту, сказал: тут можно срезать. Это не Мэй Ци. То есть его формально. Но на деле ему здесь и охранять-то нечего. Особенно сейчас. Здесь офисные здания, а тут благотворительная организация. По документам. Но туда уже давно никакие грузы не транспортируют. Мы наблюдаем.       Лю Хи схватил телефон и тут же записал все сказанное. Чэн дождался, когда он освободится, откинулся в кресле и распорядился ровным тоном:       — Сегодня после закупки свяжешься с Фэн Ху. В четыре руки будет проще справиться. Чтобы ты не разбирался с грузовым лифтом в одиночку.       — Хорошо, — сказал Лю Хи с чувством. — Спасибо, босс.       Погоди благодарить, подумал Чэн с вновь нахлынувшим раздражением. Сейчас начнешь другую песню.       — Про событие в тюрьме все еще не распространяться, — велел Чэн тем же сухим тоном.       Лю Хи ожидаемо вскинулся. Выдохнул с плохо сдерживаемым недовольством.       — Босс…       — Не обсуждается, — отрезал Чэн, выбрасывая на стол сигареты с зажигалкой. — Эту новость сообщим попозже. Сейчас не время.       — Похороны… — попробовал Лю Хи еще раз.       — Уже состоялись, — снова перебил Чэн, с трудом сдерживая угрозу в голосе. — Где бы и какими они ни были.       — Парень его не отыщет, — сказал Лю Хи с укором.       Чэн вздрогнул. Сжал кулаки. Ногти больно впились в жилы посреди ладони.       — Достаточно, — процедил Чэн, сохраняя остатки видимого спокойствия с большим трудом. — Сейчас никто никого и не должен искать. Мы как раз в обратную сторону пока что движемся. Если ты не заметил. Так что делать все молча. Молча привезти, молча выгрузить, молча рассортировать. Уехать тоже молча.       Лю Хи поджал губы. Сказал, почти не двигая ими: да, босс.       Чэн медленно выдохнул носом. Проглотил две первые фразы, которые пришли на ум, чтобы не накалять. Сказал, намеренно смягчая голос сильнее, чем хотелось:       — Я знаю, что тебе это не нравится. Я тоже от этого не в восторге. Будь уверен.       Лю Хи продолжал смотреть в сторону. Чэн подался вперед и добавил, перебарывая острое желание ударить раскрытой ладонью по столу:       — Слишком много потрясений. А рядом из поддержки никого. Пусть об этом станет известно позже. Пару дней спокойствия не будут лишними.       Лю Хи неохотно кивнул. Поскреб под челюстью, невнятно буркнул: я понял, босс. Я тогда займусь приготовлениями.       Чэн бросил короткий взгляд на время. Кивнул, подумал: все равно от тебя здесь больше не будет толку.       И я хотя бы немного успокоюсь, если ты исчезнешь с глаз моих. Как будто я и без тебя не помню, что умалчиваю.       Но успокоиться не удалось до тех самых пор, пока Лю Хи не вернулся в офис с прежним хмурым видом. Чэн был уверен в том, что Лю Хи не проговорится, а Фэн Ху за этим проследит, а потому старательно не представлял ни того, как убежище их встретит, ни того, как проводит. И все равно эти картины упрямо лезли в голову, пока Чэн окончательно не обозлился. Протер глаза, уставшие от монитора, потянулся за сигаретой, подумал с досадой: я и не знал, что у меня такое воображение. И главное, когда оно включилось? Когда следовало бы со всем вниманием и ясностью сознания вести подсчеты. А вместо цифр в голове картинки. Голоса.       Он откинулся на подголовнике и с силой зажмурился. Сказал себе, прекрасно зная, что причина беспокойства кроется не только в этом: Лю Хи ничего не скажет. Он не проговорится, а значит, никаких новых драм не предвидится. А больше мне и волноваться не о чем. Пищи предостаточно. Лекарств, предметов гигиены. Больше от меня ничего и не зависит. Больше ничего я и не смог бы дать.       Чэн поднял руку к лицу и нажимом прошелся по коже, будто растирая что-то. Встряхнулся. Ткнул в кнопку связи, распорядился зло и резко: еще кофе. Убрал палец с кнопки и сказал пустому кабинету: хватит. Занимайся документами. А не тем, чем ты занимаешься.       Таким Лю Хи его и застал: нервным, грозным и нетерпеливым к самому себе. Появление хмурого Лю Хи будто плеснуло масла на тлеющие угли, и раздражение внутри взвилось и заискрило заново.       Чэн отъехал от стола и тяжело уставился на Лю Хи, усевшегося на свое место под стеной. Сказал: я слушаю.       Все сделано, босс, ответил Лю Хи сухо. Как вы и велели.       Чэн, не отрывая от него пристального взгляда, грузно качнулся вместе с креслом. Сказал себе: это справедливо. Я велел всего лишь сделать и молчать. Я не велел расспрашивать, как Гуаньшань все это осилил. Как он себя вел. Что говорил, как хмурился.       Пацан, исправился Чэн мысленно. Вздрогнул. Потер грудину. Подкатился снова к монитору.       Лю Хи больше не обмолвился ни словом: до конца дня он молча занимался документами в своем углу. Но слова и не были нужны, чтобы создать напряжение в звенящей тишине.       Злость вращалась внутри, как по спирали, и Чэн то заслонялся от нее хотя бы поверхностным сочувствием, то поддавался ей. Лю Хи, сопящий на своем стуле, словно вывалился из прошлого вместе со своим бессмысленным высокомерием. Что ты понимаешь, думал Чэн. Яростно стучал по клавишам. Хрустел шеей.       Что ты понимаешь? О чем ты думаешь? О том, как избавишься от бремени непрошенного знания? О том, как тебе станет легче от участия в удовлетворении извечного сыновнего права — знать о том, что жизнь его отца подошла к концу? А о том, что это даст ему, ты хотя бы на секунду составил труд задуматься?       Чэн тряхнул тяжелой головой. Выпустил воздух сквозь сцепленные зубы.       Может быть, я знаю, почему ты так стремишься рассказать. Не только из-за своей глупой тяги к общечеловеческому сочувствию. Может, наконец-то потому, что ты стал подозревать, что я не одному ему недоговариваю.       Чэн коротко взглянул на Лю Хи из-за монитора. Тот рассматривал грузовые ведомости хмуро и недовольно, но без видимого беспокойства или затаенной ненависти. Нет, сказал себе Чэн, возвращаясь к подсчетам. Это не про то. Про снять с себя вину молчания — возможно. Про какие-то другие подозрения — пока что нет. В этом он пока мне доверяет. Как и исполняет указания. Пока.       Не могу я позволить рассказать сейчас. Оставить его там наедине еще и с этим, в этой студии, из которой он не делал ни шагу вот уже столько времени. Будто он и сам был осужденным. Он вообще не должен был там оказаться. Потерять свой дом и право называться своим именем. Быть оторванным от матери, быть оставленным в пустом убежище избитым и напуганным. Против воли делить это жилище с теми, от кого веет опасностью издалека.       Что даст ему новость о том, что еще одна часть его мира обрушилась? Ни мне, ни Лю Хи неизвестно, были ли они близки с отцом. Но он вспомнил о нем сразу же, как только оказался в этой студии, в ту самую первую ночь. Вспомнил и спросил. Стерпел, когда я сказал, что сообщить его отцу ничего нельзя.       Заплакал.       Чэн рывком отъехал от стола, сгреб с его поверхности пачку сигарет, сунул ее в карман вместе с зажигалкой и молча направился на улицу под дождь. Выкурил сперва одну, стискивая фильтр зубами так, что тот скрипел. Достал еще одну. Смял ее, стряхнул с влажной руки табак и ошметки бумаги. Подумал отстраненно: пора снова доставать перчатки. Те, что не для дел, а для тепла.       А хотя что, есть какая-то разница?       Лю Хи уехал домой через час, скупо попрощавшись. Чэн отправился домой двумя часами позже, не заезжая ни на базу, ни куда-нибудь еще, и пробыл на цоколе за тренажерами почти до самого ночного звонка Тяню из убежища.       Фэн Ху наутро выдержал взгляд Чэна на слете не в пример приятнее и проще. Здесь ни оправдываться, ни доказывать правоту своего решения не приходилось: Фэн Ху ничем не выдавал, что с Чэном их хоть что-то связывает сверх того, что связывало их всех. Он не бросал косых или многозначительных взглядов, не подмигивал и не острил.       Тем неожиданнее и неприятнее оказалось для Чэна открытие, что он не только ждал всего этого, но и как будто бы хотел.       Просто намекни, что я у тебя в долгу, думал он, почти не слушая, что докладывает Фэн Ху о положении дел в тех частях города, за которые он отвечал. Намекни — и я скажу, что никакого долга в этом нет. Это не более чем одно из рядовых распоряжений. Ни осуждать его, ни тем более оспаривать ты не имеешь права. Как не имеешь права полагать, будто теперь ты знаешь что-то, чего не должен знать никто.       Фэн Ху закончил и передал слово дальше. Спокойно отхлебнул еще немного кофе. Почувствовал на себе взгляд Чэна, коротко и быстро бросил ничего не выражающий в ответ и снова уставился на докладывающего Ду Туна.       Чэн, остро ощущая знакомое беспомощное чувство, как от внезапной наготы, с усилием проделал то же самое. Велел себе не акцентировать внимание. Подавил тяжелый вздох.       Мне пока что ничего никто не предъявлял. Может быть, и не предъявит. И, пожалуй, следует все это отложить до момента, когда и если это все-таки случится. И без этого достаточно занятий. Будем считать это всего лишь частью подготовки к будущим тяжелым временам. Основная часть уже проделана. Сколько там истратит привезенного один не самый прожорливый человек. Все пополним. Когда убежище освободится окончательно.       А до этого момента можно больше ни о чем не беспокоиться. Мусор, конечно. Но потерпит. Был перед глазами пример правильного обращения с упаковками от сублиматов. Если вымыть их, они не будут слишком пахнуть. А поскольку никакой другой органики в ближайшие пару недель в убежище не будет, и отходы не станут ни разлагаться, ни отравлять воздух в помещении. Вот и все. Выжить в этом положении возможно, и вполне комфортно. Печься о здоровье и подбирать диету язвеннику — не моя обязанность.       Тем более, терпеть осталось уже не так и много.       Следующий день приблизил это время еще больше. Чэн, сказав себе, что откладывать больше некуда и незачем, отправился за готовыми документами.       Был бы здесь А Цю, мелькнула в голове уже ставшая непривычной мысль. Я бы поручил это ему. Потому что если бы была малейшая возможность передать эту обязанность кому-нибудь еще, не рискуя будущим и безопасностью, я бы сделал это, не раздумывая.       Тех, кому Чэн доверял бы до такой степени, в структуре не осталось. Привлекать Фэн Ху еще и к этому казалось худшей мыслью, чем даже отправить за пакетом документов Лю Хи. Фэн Ху, конечно, смыслит в том, куда смотреть и что проверять в бумагах. Но Фэн Ху уже и так увидел слишком многое. Делать из него своего личного поверенного в тех вопросах, о которых не следовало распространяться, Чэн не собирался.       В конверт с документами взглянул прямо там, не выходя из кабинета, чтобы не поддаться искушению разглядывать их дольше, чем требовалось для простой проверки. Имя специально закрыл пальцем. Подумал: не хочу даже знать. Не то что помнить. Не нужно мне это новое имя.       Мне и старое следовало бы использовать пореже.       Качество работы было таким, каким ему и полагалось быть. Чэн, не меняя выражения лица, выложил на стол бумажный пакет с логотипом кофейни за углом. Проследил за рядовой проверкой случайно выбранной стопки купюр. Сухо поблагодарил и вышел.       Документы прожигали внутренний карман пиджака. Чэн чувствовал вес конверта весь остаток дня, пока не выложил его в сейф в кабинете дома перед вечерней тренировкой.       В остальном все шло по плану. Ровно по той же причине, которая не позволила ему перепоручить работу с документами, Чэн продолжил отрабатывать задачи с телефоном мертвого отпрыска Шэ Ронга сам. Никакой периодичности или логики в перемещениях сигнала больше не было: чем запутаннее становилась общая картина, тем полезнее было для дела. Единственным условием по-прежнему оставалась территориальная привязка к объектам, пока принадлежащим господину Мэй. Этого было достаточно для подозрений. Все, что требовалось от Хэ Чэна — создать видимость того, что Мэй Ци отчаянно старается перепрятать похищенное, пусть и допуская промахи. И Хэ Чэн исполнял эту обязанность так же старательно, как и все прочие.       И все было хорошо, пока подвешенные за ноги не стали появляться прямо в городе. Это, конечно, заставляло несколько насторожиться. Принять какие-нибудь меры. Кроме наблюдения и управления вниманием разъяренного господина Шэ.       Перемещение дата-центра в более-менее безопасное место было вполне оправданным решением. Логичным. А то, что к нему удалось привлечь уже остывшего от поездки в студию Лю Хи, было не только полезным, но и несколько приятным бонусом.       Остаться наедине с самим собой в собственном кабинете оказалось облегчением.       К вечеру, конечно, все привычным образом изменится. А пока что можно выдохнуть. Хотя бы ненадолго.       С отчетами было покончено почти к самому обеду, и почти в то же самое время в голове разгорелась жестокая пульсирующая боль. Чэн проглотил таблетку обезболивающего и поморщился от мыслей о еде.       Вместо того, чтобы заказать хотя бы что-нибудь нейтральное и легкое, Чэн остался в офисе и изучал, как завязывать узлы и как подвесить грузы.       — Небо и земля, — сказал Лю Хи с чем-то похожим на восторг. — Только так теперь и буду запоминать. Если можно, босс.       Чэн коротко усмехнулся. Сказал: можно. Почти везде. Где пока нельзя, там через месяц-другой тоже станет можно.       Проверка следов в порту не дала ничего, кроме отдыха от Лю Хи. Только еще, пожалуй, то, что стало четко ясно: несмотря на все случившееся в порту, избегать работы там при необходимости Лю Хи не станет.       Это само по себе уже было неплохо, пусть и не принесло значительной фактической пользы. Но в комбинации с отсутствием Лю Хи по причине изучения логистики на практике из категории «неплохо» распоряжение по посещению порта перекочевало в категорию «отлично».       — Есть еще немного путаницы с кодами. Вы знали, что вот эти и вот эти перебиваются на выходе из порта?       Он пошелестел транспортными ведомостями, извлек из стопки два листа и ткнул по очереди пальцем в оба.       — Потому что их дробят, — продолжал Лю Хи сосредоточенно. — В контейнере приходят по два ящика. А развозим на склады в разные стороны, и чтобы не путаться… А я все время думаю, почему не сходится!..       — Хорошо, что разобрался, — подытожил Чэн с удовлетворением. — И запомнил.       Лю Хи быстро и ярко покраснел. Сказал, поджимая губы: я расспрашивал водителя. И конспектировал.       Чэн прыснул от неожиданности. Моментально взял себя в руки, прикрыл глаза. Тоже закусил губу.       — Я делал вид, что переписываюсь, — торопливо оправдался Лю Хи. — Улыбался иногда, когда записывал. Я так просто лучше запоминаю. Зрительная память, босс, на слух… плохо.       — Дело твое, — великодушно поднял руки Чэн. Сказал себе запомнить, что как только Лю Хи начинает всерьез раздражать, его просто нужно отправлять на пару дней подальше. И тогда его причуды начинают даже веселить.       — А еще нашелся хороший склад, — сообщил Лю Хи, откашлявшись. — Для переезда.       Чэн за секунду посерьезнел. Поднял на него заинтересованный взгляд.       Лю Хи схватил с края стола карту. Развернул, ткнул пальцем.       — Сюда. Тихий склад, пустой. Ну, почти пустой. Паллеты там, контейнеры, веревки, остатки упаковки. Немного неряшливо, но это в чем-то даже, может, лучше. Чуть-чуть расчистить в глубине, обустроить место, а напротив входа вот это все можно и оставить. Для отвода глаз. Я знаю, что если сунутся, то все перевернут и не посмотрят… но все равно. Вентиляция там есть. Даже санузел. А в остальном все хорошо. Я просил Ван Ю проверить. Вокруг этого склада уже давно по камерам спокойно.       — Молодец, — сказал Чэн, довольно кивая. — Давай еще парочку других. Для подстраховки. Никогда не будет лишним иметь запасные варианты.       Лю Хи согласно кивнул. Пропустил похвалу мимо ушей.       Нет уж, подумал Чэн. Когда было не за что, я хвалил, а ты этим разве что не хвастался каждому встречному. А теперь и в самом деле есть за что. И это нужно отмечать.       Он со значением подался вперед, оперся на локти и сказал:       — Вот это вот по-настоящему полезно для нас всех. И это может очень многих спасти. Твои старания. Боссу мы об этом не расскажем, но для себя ты это должен знать.       Лю Хи моргнул. И вдруг вместо того, чтобы привычно вскинуть голову, опустил ее.       Так, подумал Чэн. Это что-то новенькое.       — Что? — спросил он коротко и пока что осторожно.       Лю Хи торопливо помотал головой. Уткнулся в карту. Пробубнил: спасибо, босс.       — Что? — снова процедил Чэн. Тон, каким он это произнес, подействовал как следовало: Лю Хи подобрался, моргнул и отчеканил:       — Я видел Бянь Цзи. И он тоже меня видел. И… — Лю Хи помялся, будто не зная, говорить ли, и Чэн подался вперед и уперся локтями в стол. — Ничего, в общем, и не случилось особенного. Он просто развернулся и ушел.       Чэн выждал еще несколько секунд, но Лю Хи по-прежнему смотрел куда-то в карту.       Чэн быстро покопался в памяти. Сказал, не спрашивая:       — Ты звонил ему, а он не отвечал.       Лю Хи виновато кивнул.       — И ездил к нему в госпиталь.       Лю Хи рывком поднял голову.       — Тебя там видели, — легко соврал Чэн.       Лю Хи шмыгнул носом. Сказал тихо: д-да. Было дело.       Что ты за ископаемое, подумал Чэн, разглядывая его со снисходительным вниманием. Как ты умудрился сохранить эту почти что детскую уверенность в силе доброты, когда вокруг случается то, что случается?       — Я просто думал, — начал Лю Хи и тут же запнулся. Помолчал, прижал ладонью распечатанные документы, будто разглаживая невидимые складки. — Я думал, что хотя бы в благодарность… Я знаю, что так не заслуживают дружбу, что нельзя это как бы искусственно… но просто по-человечески можно же?.. Вежливость. Не знаю.       Я знаю, угрюмо подумал Чэн. Очень хочется кому-то доверять. Чтобы это был не нависающий наставник, а такой же человек, как ты. Чтобы можно было где-то просчитаться и не получать за это нагоняй. Быть собой, не подставляться под оценку. Просто жить. За это ведь тоже ценят.       Когда ты еще юн, так хочется найти напарника, чтобы как в кино: от начала и до самого конца. Ты встречал уже пример такого доверия. Пока его объект не заменили тобой самим.       Немудрено, что тебе хочется поскорее отыскать похожее. Только это ведь и правда не воспитывается искусственно. Это либо появляется само собой, долгой дорогой по кирпичику за раз, либо вообще не появляется.       Я прекрасно понимаю твое стремление. Но тут тебе никто не может быть помощником. Все придет со временем. А если не придет, так даже лучше. Некого будет бояться потерять.       — Я же не просил ничего такого. И все было нормально, пока он был в больнице. Ну, не по-дружески прямо уж, конечно, но… там благодарность была. Хотя бы она. Это я точно знаю.       Лю Хи снова шмыгнул носом. Чэна вдруг захлестнуло неудобством от этих неловких откровений. Я обещал тебе поддержку и помощь, подумал он недовольно, желая, чтобы этот поток признаний поскорее иссяк. А быть жилеткой, в которую можно изливать любые обиды и страдания, не обещал. Этот твой Бянь Цзи, быть может, тоже не захотел на это подписываться.       И нельзя сказать, чтобы я его в этом не понимал.       — Я не понимаю, что случилось, — хмуро продолжал Лю Хи, разравнивая документы. — Как отрезало. Я хотел позвать его на церемонию. Он не знал мою матушку, да. Но меня-то знал. И знал, что это я сп… — Лю Хи оборвал себя, качнул головой и исправился: — Что если бы не я, он бы тоже не пережил ту ночь. И все равно. Не ответил ни на один мой звонок. И после не перезвонил. И до сих пор.       Чэн медленно вздохнул. Подумал: и что ты хочешь, чтобы я сделал. Приказал ему с тобой дружить?       Ты, наверное, вот так же матушке обо всем рассказывал. Как мне сейчас.       Чэн против воли передернулся. Лю Хи, занятый своим рассказом, не заметил этого.       — А сегодня вот вообще. Как будто это я перед ним в чем-то виноват.       Чэн вскинул бровь.       — «Вообще» что?       Лю Хи поднял обиженный и недоуменный взгляд.       — Вообще ушел. Не поздоровался даже. Увидел меня, бросил все, развернулся вот так и все. И ушел. И пока я был на складе, не вернулся.       Чэн нахмурился. Понимающе покивал, сказал отстраненно: неприятно. Продолжил уже мысленно: но это не значит, что мне можно плакаться. Или что плакаться следует вообще хоть кому-нибудь. Обижаться на то, что с тобой не хотят дружить… Это в твоем возрасте еще уметь нужно.       Лю Хи, казалось, высказал все, что хотел. Он посмотрел в документы еще немного с тем же отрешенным видом, но вскоре страницы зашелестели. Чэн выглянул из-за монитора. Лю Хи сверялся с телефоном и черкал что-то прямо в копиях ведомостей.       Вот и отлично, сказал себе Чэн. Пусть бы и впредь обошлось без твоих жалоб на несложившуюся дружбу. Что-то нет никакого желания еще и в это вмешиваться.       Но уже через полчаса Чэн обнаружил, что уставился в монитор так же слепо, как и Лю Хи незадолго до этого. Что-то крутилось в голове, скользкое и неуловимое, но оттого не менее дразнящее, и это точно было связано с этим Бянь Цзи.       Ладно, сказал себе Чэн. Пять минут. Потом опять к делам.       Что такое, почему он застрял у меня в голове?       Лю Хи предупредил его о нападении, и тем самым спас его жизнь, хоть сам он и стыдится заявлять об этом вслух. Навещал его, пока он отлеживался на больничной койке. Что там, кстати, было, интересно, почему он вообще туда попал… Было бы неплохо прояснить. Не сейчас, подумал Чэн торопливо. Искоса взглянул на углубившегося в ведомости Лю Хи. Не приведи случай посчитает это поощрением и решит, что раз уж я интересуюсь, можно продолжать излагать мне свои чувства и обиды.       Но все-таки. Тот, кому ты без шуток обязан. Тот, кто продолжал заботиться о тебе даже тогда, когда в этом уже не было нужды. Пусть и по непонятной причине. Пусть и своеобразным способом.       Чэн представил, как Лю Хи горделиво открывает дверь в палату и с участием интересуется, идет ли Бянь Цзи на поправку. Поджал угол рта, подумал: не удивлюсь, если просто поэтому. Я бы тоже от такого попытался отделаться.       Но вести быстро разнеслись. Быстрее, чем хотелось бы. И даже если тебе хочется отделаться от человека, пытаться сделать это на фоне новостей о похоронах… Чэн поджал тот же угол рта снова. Это даже хуже, чем по-детски.       Это может быть просто результатом трусости и безразличия.       Но может быть и нет.       И я Лю Хи, конечно, не матушка и не старший братец, чтобы разбираться с теми, кто с ним поступает недостойно.       Разве что дело тут не только в нем.       Чэн остановился на этой мысли, не списывая ее со счетов, но и не развивая. Никакой определенности, конечно, не было. Но и проверить не мешало бы.       Чэн свернул окно с документами и открыл программу с закрытым доступом. Быстро отстучал пароль. Бросил взгляд на Лю Хи и разложенную у него на коленях карту. Дал себе еще десять минут на поиски.       Уже через восемь выяснилось все, что было о Бянь Цзи в системе. А было немногое. И кстати это было или нет, этот человек оказался в глубоком подчинении Фэн Ху. С одной стороны неплохо, сказал себе Чэн, выходя из программы и открывая окно с документами снова. С Фэн Ху уже немного связь налажена. Вроде как. Это куда лучше, чем если бы Бянь Цзи работал на территории Ян Жуна или Хань Кая.       С другой стороны, опять Фэн Ху. Чэн недовольно пожевал губами. Подвинул ближе пепельницу. Как будто он и без того мало обо мне знает такого, чего не следовало бы.       Только это уже не для меня, одернул себя Чэн. Вот это уже в самом деле по работе. Деликатно — это да, напрямую с этим вопросом к кому ни попадя не подойдешь. Так что да. Хорошо, что это именно Фэн Ху. С ним проблем быть не должно, даже если я велю и об этом тоже особенно не распространяться.       Как и ожидалось, проблем и в самом деле не возникло: на следующий день Фэн Ху заметил Чэна у входа в административное здание еще быстрее, чем в прошлый раз, а когда он достал из машины ту же папку и направился назад к двери, вслед ему раздалось улюлюканье и свист. Он обернулся, беззлобно и по-дестки задиристо ткнул особенно старающемуся Цюэ Луню средний палец и ввалился внутрь коридора. Тут же замер на месте, развернулся и уставился на Чэна без малейшего следа напускного веселья.       Чэн, никуда особенно не торопясь, прикурил сигарету. Небо хмурилось, и на асфальте стояли лужи, но прямо сейчас дождя не было. Холодный ветер забирался под пиджак и неприятно кусал руки, и Чэн решил, что на медленный и осторожный разговор в этот раз нет времени.       Он достал телефон, сделал вид, будто звонит кому-то, и сказал, не заботясь о том, чтобы пытаться скрыть движения губами:       — Разузнай, кто такой Бянь Цзи. Твой человек. Работает на твоей улице.       — Понял, — сказал Фэн Ху после секундной паузы. Телефон он доставать не стал. Уловил на слух и запомнил без конспектов, подумал Чэн. Сдержал желание шагнуть вперед и хлопнуть Фэн Ху по плечу в качестве похвалы. — Ищем что-то конкретное?       Чэн легко мотнул головой. Сказал, на секунду поднимая взгляд в небо:       — В общем. Разузнай, кто такой и с кем он крутится. Нужно для дела. И про больницу.       Фэн Ху встретил эти слова молчанием, и Чэн нехотя прибавил, отвечая на незаданный вопрос:       — Это выживший у нас в складах. После нападения. Одного из.       — Понял, — снова повторил Фэн Ху. — Это все?       — Да, — сказал Чэн, отнимая телефон от уха.       Фэн Ху кивнул, усмехнулся и сообщил прежним веселым тоном, далеким от того, который использовал для дел:       — Тогда сначала загляну в уборную, чтобы не портить репутацию себе и той девчонке из приемной окончательно.       Чэн сухо хмыкнул. Выкурил сигарету почти до самого фильтра, неторопливо затушил ее и только после этого вернулся в кабинет. Сказал себе: в следующий раз сменить обстановку. Никаких привычных схем лучше не формировать. То, у чего есть тенденция, отслеживается проще.       Объяснять этого не пришлось. Как только Чэн спустился вниз на следующий день, Фэн Ху привычно хлопнул Цюэ Луня по плечу, направился прямо к Хэ Чэну и встал рядом на виду у всех. И никаких папок у него на этот раз при себе не наблюдалось.       И начал он с самого главного. Ужимок или предисловий не было: несмотря на то, что Чэн не сообщал о подозрениях, Фэн Ху отделил от информации и вынес в новости именно то, что интересовало Чэна больше всего остального.       — Выписался из больницы сразу после того, как мы оказались в убежище, — сообщил он ровным тоном, не акцентируя внимание на именах и должностях. — На складе зацепило руку, оперировали. Позапрошлый. На улицах сравнительно недавно. Многообещающий, быстро соображает. Но вспыльчивый. И хорошо стреляет. И кто-то его двигает. Из своих.       Чэн помолчал, переваривая информацию. Спросил, стараясь не хмуриться так сильно, как хотелось:       — Как понял?       Фэн Ху неопределенно пожал плечами.       — Так о нем говорят.       — Кто говорит? Где? — поинтересовался Чэн.       Фэн Ху повторил жест.       — Многие. Тут и там. На местах.       — Точнее.       — Оказывается там, где нужно, слишком часто. Кажется, что знает больше, чем говорит. Было бы подозрительно, но подозрений-то как раз и нет, ни одного такого случая, чтобы он кого-то подставил или кому-то навредил. Вот потому и слухи.       Где-то я это уже слышал, подумал Чэн с внезапной усталостью. Еще один ставленник господина Цзянь. Ручаюсь, называет того, кому напрямую подчиняется, тоже просто боссом. Чтобы не путаться. Вот так и продвигается. С информацией. И хорошо стреляет.       Хорошо стреляет.       Чэн угрюмо достал из кармана еще одну сигарету. Прикурил ее прямо от недокуренной предыдущей. Вдавил фильтр в железную решетку намертво.       В голове уже знакомо вращалось и складывалось. Целой картинки пока не получалось. Не хватало фактов. Но и того, что уже сложилось, как пазл или мозаика, было достаточно, чтобы не позволять себе считать это совпадением.       Потому что не бывает таких совпадений. Не в таких делах. И не после того, как у одного вот такого, постоянно совпадающего, в итоге оказалось покровительство.       — Он стоит сейчас на складе с остальными, — сказал наконец Чэн, не спрашивая. — Смены знаешь?       Фэн Ху быстро сощурился. Присмотрелся к Чэну повнимательнее, и Чэна, как и тогда в убежище около шкафа, окатило ощущением опасности. С тобой лучше быть на одной стороне, подумал Чэн, глядя прямо в глаза Фэн Ху. И лучше оставаться на ступеньку выше.       — Знаю, — коротко ответил Фэн Ху, не напрягаясь сильнее, но и не расслабляясь. — Мне следует знать что-то еще?       — Может быть, — сказал Чэн неопределенно. Затянулся. Протянул, выпуская дым: — Давай так. Я приеду посмотреть этот склад под одну задачу. Скажем, в следующий…       — Вторник, — подсказал Фэн Ху.       — Вторник, — согласился Чэн. — И заодно пообщаюсь с этим парнем. Ненадолго. И было бы неплохо, чтобы он был там один.       — Мне присутствовать?       — Нет, — Чэн качнул головой. Воткнул окурок рядом с предыдущим, добавил в сторону: — Это необязательно. И особенно не распространяйся. Это обычный визит вежливости. Пока что. Просто пообщаться. О результатах сообщу тебе попозже. Пока что все.       Фэн Ху секунду помедлил, будто усваивая информацию, и наконец кивнул. Сказал: понял. Кивнул еще раз. Направился к машине, не прощаясь.       Нужно бы и в самом деле поговорить с этим Бянь Цзи осторожно и пока что вежливо, подумал Чэн, поднимаясь назад в кабинет. Для начала просто разузнать, что это за человек. Как он себя ведет, как отреагирует на мое появление. Как будет говорить со мной и что скажет о том нападении.       А еще что скажет мне после этого случайного визита босс. Если вообще что-то скажет. Наверняка же этот его очередной протеже расскажет о нежданном госте. И босс поймет, что не так-то просто скрыть от меня то, что здесь происходит.       Потому что это пока что мой филиал. И так оно пока и остается.       — Лю Хи интересуется своим вопросом, босс, — сказал Чэн в завершение привычного отчета господину Цзянь во вторник утром. — Снова.       — Охотно верю, — живо отозвался господин Цзянь, — и от всей души желаю наконец разделаться с этим обязательством. Но пока что все еще никак. Ты видишь сам.       Что я должен видеть, подумал Чэн, сдерживая раздраженный вдох. Естественно, мы никого уже не отыщем. Потому что некого искать. Запрашивать у полиции материалы не имеет смысла. В них должно быть пусто. Никаких реальных подозреваемых, кроме тех соседей, которым не повезло не отвертеться и не иметь приличного алиби на момент убийства. Тела не было, потому что тело благополучно получило вполне цивилизованное свидетельство о смерти в карете скорой помощи по естественной причине, но ведь было остальное. Ни одни жильцы не спустят полиции промедления по расследованию стрельбы и лужи крови на крыльце своего дома. Так что расследование должно было случиться.       Мы могли бы подключиться к нему хотя бы показательно. Неужели мне нужно произносить все это вслух.       — Твой помощник слишком уж настаивает? — поинтересовался господин Цзянь мягко.       — Нет, — ровно ответил Чэн после секундного раздумья, — нет, не слишком.       — И ты, разумеется, за ним присматриваешь, как должно.       — Разумеется, — ответил Чэн уже без промедлений. — Все необходимые меры предприняты.       Так что не получится уже подловить его или меня совершенно случайно, добавил Чэн мысленно, массируя висок. Пусть живет. Он это заслужил. Потерял в этой структуре всю семью, какая у него была. Пусть хотя бы его собственная жизнь останется. Пусть старается, ведь он действительно старается. Пусть работает и учится. Закрепится потом где-нибудь. Может быть, когда все дела окажутся решенными, я переведу его под чье-нибудь начало. Да того же вот Фэн Ху. Нормальный вроде человек.       — Славно, — заключил господин Цзянь все тем же мягким тоном. — Что по дата-центру?       — Отрабатываем варианты, — сказал Чэн расплывчато. — Есть основной. Но нужно проверить лично.       — Полагаю, предварительные предосторожности соблюдены, — утвердительно заметил господин Цзянь.       — Это так, босс, — подтвердил Чэн.       Подумал: к чему эти пассажи. Я лично составлял регламент этих предосторожностей. На основании немногочисленных, но болезненных ошибок.       Все равно ответил, как и полагалось:        — Камеры на объектах отключены уже вторые сутки. И наружные, и внутренние. Вместо камер там пока дежурства. Риски перехвата данных нулевые. Даже в случае взлома никто не узнает, куда планируется переезд. Наблюдение восстановим сразу же после перемещения.       — Ничего другого я и не ожидал, — сказал господин Цзянь с одобрением. И тут же подытожил: — На сегодня все. Завтра жду отчет уже после эвакуации дата-центра. Следовательно, во второй половине дня.       — Да, босс.       — Чудно! — воскликнул господин Цзянь с энтузиазмом, и звонок тут же оборвался.       Чэн сжал зубы. Разговор оставил после себя неприятное послевкусие — и не сказать чтобы оно было для него в новинку. Увиливать от прямых вопросов Лю Хи становилось все сложнее с каждым разом. А давать прямых ответов господин Цзянь пока не собирался, оставляя руки Чэна связанными. Нельзя было ни начать хотя бы показательный процесс без его ведома, ни кормить Лю Хи очередными отговорками о вовлеченности в дела абсолютно всех свободных людей до единого.       Он теперь бывает на улицах и без меня, подумал Чэн, подтягивая ближе пачку сигарет. И без меня становится способен оценить, можно ли привлечь кого-то к этому заданию.       Да и какое задание, спросил он себя, прикуривая. Велеть нужным людям связаться с полицией и получить копию папки с делом? Это вопрос одного дня. Максимум двух. Отправить кого-то опросить тех, кого уже опрашивали полицейские — не так, правда, мягко и вежливо, как представители закона? Тоже вопрос пары дней и пары участников.       Можно подумать, я брошу на расследование все силы и пущу по следу полсотни ищеек. По тому самому следу, давность которого уже почти сравнялась со сроком траура.       Чэн закрыл глаза и с силой помял затылок. Отсутствие дождя ощущалось почему-то более тягостным, чем собственно дождливая погода, и в глубине головы уже противно пульсировало. Ясно. Большой спортзал, тот, который с приличными тренажерами, на сегодня отменяется. Зря только спортивное в багажник закинул.       Хорошо, что Лю Хи настолько верит мне и моим намерениям, что не спрашивает, чего именно мы ждем и что собираемся делать, когда наконец придет время.       Да, сказал себе Чэн, уставившись в окно. Хорошо. Это очень хорошо для дела.       Посидел еще немного без движения. Принялся за договоры субаренды.       Первый, утренний, звонок из убежища застал его как раз тогда, когда он запивал таблетку обезболивающего глотком из новой чашки кофе. Чэн смахнул с экрана уведомление быстро и решительно. Закрыл окно, продублировавшее начало вызова на компьютере.       Подумал: и в самом деле часы сверять можно. Как и вечером.       Тянь, наверное, безумно рад.       И правильно. Чэн оттянул воротник рубашки чуть ниже, глубоко вдохнул, прижал воздухом это саднящее ощущение под легкими. И правильно. И хорошо. Так и должно быть. Пусть. Все равно переезд состоится уже скоро. Пусть и привыкают говорить друг с другом перед сном.       Спать, наверное, станут в одной постели. Тянь отлично пробирается в чужую спальню и остается там, хочет этого владелец спальни или нет. Вряд ли это умение он утратил по мере взросления.       Владелец спальни, наверное, захочет. Если ему вообще выделят отдельную от Тяня спальню.       Интересно, ты все-таки перебрался на диван или продолжаешь спать в кровати.       Чэн прихлопнул ладонью по столу, чтобы отвлечь себя. Сказал вслух: так. Работа. Самое время.       Остаток дня тянулся долго и противно. Головная боль не усиливалась, но и не стихала, и Чэн проглотил еще одну таблетку, чтобы загнать эту пульсацию куда-то вглубь затылка.       Он попробовал представить, как и о чем будет расспрашивать Бянь Цзи сегодня вечером на складе. Ничего не удавалось. Слишком многое зависело от того, кем этот человек окажется и как станет себя вести в ответ на появление Хэ Чэна.       Осторожно, напомнил себе Чэн, не давить и не пугать. Пока не доказано обратное, нельзя наверняка считать Бянь Цзи человеком господина Цзянь. Нельзя вменять ему ничье убийство просто по причине выдающейся меткости. Нельзя спешить и расспрашивать уж слишком явно. Другой такой возможности мне может не представиться.       И следить за тем, к чему все это может привести. Потому что пока, может быть, они и не задумали ничего конкретного. А может быть, конкретное уже готовится, просто в него уже не посвятили Лю Хи. Может быть, план как раз включает его окончательное устранение.       Нелогично, сказал себе Чэн. Зачем тогда этому Бянь Цзи бегать от Лю Хи. Наоборот, было бы проще завести с ним дружбу. Тем более, он сам к этому так стремится. Удобно было бы иметь возможность остаться наедине с тем, от кого нужно избавиться, и не выдумывать для этого особенных причин. Чего уж проще, если вы друзья.       Так почему Бянь Цзи не только не стал пользоваться этой возможностью, но и резко изменился в отношении к Лю Хи?       Чэн прижал затылком спинку кресла. Снова посмотрел в окно, в плотные сумерки. Поскреб подбородок.       В голову пришла всего одна-единственная мысль, и ее тут же стало достаточно, чтобы больше не искать других возможных вариантов.       Все это имело бы смысл, если бы кто-нибудь поведал Бянь Цзи, что именно Лю Хи стоит за нападением на склад. За покушением на его жизнь и смертью его тогдашнего напарника. И в эту же версию отлично вписывается замаливание грехов: поездки в госпиталь и это навязывание дружбы, которое бы у любого взрослого и адекватного человека вызвало как минимум вопросы.       А если это объяснить чувством вины, вопросы отпадают.       Чэн криво усмехнулся. Сказал пустому кабинету: ловко.       Продолжил мысленно: я не знаю этого наверняка. Но пока это единственное, на что походит ситуация. И это так в силе босса: не знакомить своих ставленников между собой, чтобы в нужное время стравить их друг с другом, а потом обоих и убрать.       Открывать правду Бянь Цзи было бы опасно. Особенно в присутствии Лю Хи. Но Чэн и не строил таких планов на грядущий вечер: достаточно было только слегка прощупать почву, чтобы знать, удастся ли переманить Бянь Цзи хотя бы в перспективе.       Строить структуру внутри существующей, да еще и так, чтобы об этом не прознал господин Цзянь… Чэн покачал челюстью. Подумал: это будет нелегко. Очень и очень нелегко.       Усмехнулся, спросил себя: а когда вообще было легко?       И вообще. Это пока что даже не намерение. Только вектор.       Посмотрим, что можно из этого достать. И в какую сторону все повернется.       До времени, на которое Чэн запланировал поездку, оставалось еще больше трех часов. Он возместил отсутствие обеда неторопливым ранним ужином за собственным столиком в ресторане. Время продолжало тянуться, как резиновое. Чэн ответил на звонок Лю Хи, согласовал его планы на завтра, подумал: вот и отлично. Еще один день без тебя в кабинете. Изучай маршруты. Осталось еще немного до момента, когда уже порядком изменившийся под действием воды и времени отпрыск Шэ Ронга сыграет свой последний ход, и тогда можно будет отдавать под твое начало те маршруты, которыми филиал пока что делится. Возьмешь над ними шефство, когда они перейдут под наш безраздельный контроль. Будет очень кстати обозначить статус.       Мысль покрутилась в голове еще немного, зацепила в памяти что-то знакомое. Да, подумал Чэн, о статусе. И закреплении. Было бы неплохо прокатиться в клуб. На часок. Показаться там и дать понять, что филиал все еще играет на арене города. Присмотреться к тем, кто тоже там вращается. Узнать, о чем там поговаривают.       И просто, может быть, расслабиться. Как это иногда делают другие. Спортзал ведь все равно отменяется. И чтобы не разбудить притихшую головную боль, и потому что уже пообедал. Поужинал. Что я там сделал. Так что клуб. И все, что он мне может предложить.       Оказалось, что предложить клуб этим вечером Хэ Чэну может очень немногое. Разочарования ждали практически с порога. Быстрый осмотр показал, что внутри почти не было знакомых лиц — то ли прежние игроки были заняты делами посерьезнее, то ли выбыли. А может быть, их заместили кем-то помоложе, подумал Чэн, бегло окидывая взглядом контингент.       Музыка звучала громче, чем обычно, и казалось, будто вместе с прежними постояльцами клуба здесь сменилось вообще все: и диджей, и оборудование, и даже освещение. Клуб действительно стал походить на клуб, такой, каким он должен быть, с шумом, дымом и кружащимися разноцветными фонариками.       Джина, который Чэн предпочитал последние пять лет, не оказалось. Чэн отсканировал крохотный код на массивной пепельнице, пробежался взглядом по меню и сморщился. В качестве альтернативы предлагалось то, что подходило разве что для промывки ран. Чэн, поколебавшись, ткнул пальцем в виски и принялся ждать. Достал телефон. Наткнулся на уведомление.       Писал отец, и Чэн открыл сообщение сразу же, не успел даже увидеть его сокращенную версию. И тут же понял, пробежав глазами по написанному: и хорошо, что не увидел. Увидел бы — не открывал бы.       И, может, сохранил бы хоть какие-то остатки настроения.       Ускорься, написал отец. Насколько это возможно. Женщина не мешает, но с Тянем проще не становится. Переправь уже, что ли, сюда этого мальчишку поскорее. Я поспособствую со своей стороны.       Музыка как будто притихла. Или так показалось потому, что моментально зашумело в ушах. Чэн глубоко вдохнул, медленно выдохнул и закрыл глаза. Подумал: как тебе это удается. Я взрослый, в чем-то уже даже зрелый человек. Как ты умудряешься вытолкнуть меня из равновесия одним коротким сообщением? Как тебе это удается, почему это случается так просто — всего пара предложений, и я будто снова становлюсь подростком без мнения и права на него?       Слова всегда разные, но тон у них всегда один. Мне некогда решать твои проблемы — у меня предостаточно своих. Повзрослей, прими ответственность. Прекрати дурачиться. Подавай пример своему брату. Позаботься. Приложи усилия. Разберись.       Чэн опрокинул стакан с виски одним махом, сморщился, сказал официанту, не успевшему даже отойти от столика: повторить. А лучше принести бутылку.       Злость лизала горло изнутри. Кожаный диван под ним скрипел и неприятно грел через одежду, будто сидеть приходилось у кого-то на коленях. Чэн с отвращением поерзал, придвинул ближе пепельницу и закурил. Опустошил стакан еще раз, отпустил официанта взмахом руки и плеснул себе еще самостоятельно.       Теплый, ближе даже к горячему воздух был плотным. Почти сопротивлялся вдохам. Чэн сунул телефон в карман, чтобы не поддаться искушению запустить его в стену. Или сообщить в ответе истинные мысли.       Да, отец отлично умел разозлить всего одним сообщением. Но самое худшее заключалось даже не в этом. Самым худшим было то, что он был прав.       Как и было правдой то, что Чэн делал все возможное, чтобы оттянуть исполнение этой без сомнения лежащей именно на нем обязанности.       Он плеснул себе еще виски, выпил его и велел себе притормозить. Впереди было не только управление автомобилем, а и разговор с потенциально новым подопечным босса. Чтобы выяснить, действительно ли это было так, следовало быть в рабочем состоянии.       Позволить себе больше алкоголя, к тому же поприличнее, чем здешний, можно было дома. Но не переусердствовать. Завтрашний день никто не отменял. И завтра нужно будет быть на слете утром точно так же, как вчера. И послезавтра.       Слова отца стояли перед глазами, как будто их напечатали поверх танцующих и веселящихся людей. И, может, именно поэтому Чэн внезапно почувствовал себя здесь таким лишним. И чужим.       Тех, кто поддавался музыке, хотелось схватить за грудки и хорошо встряхнуть. Всех до единого.       Себя, сидящего на диване неподвижно рядом с откупоренной бутылкой, хотелось встряхнуть еще сильнее. И дольше.       Ты хочешь, чтобы я ускорился, отец. Чтобы я занялся его транспортировкой. Перемещением. Как будто он мебель или сейф.       Тебе ведь не приходится считаться с мыслью, что что-нибудь может пойти не так. Любой просчет, любой недосмотр, любая, малейшая небрежность — и с ним может что-нибудь случиться. Я давно мог попытаться бы отправить его к Тяню. К вам обоим. К его матери. Я мог попытаться, забрать его новые документы сразу же, как только мне сообщили о них, и организовать полет. Попробовать. Рискнуть.       Я мог бы. И не стал.       Потому что если с ним что-нибудь случится, уже нельзя будет подсунуть на его место кого-нибудь другого и попытаться заменить его. У него нет должности. Нельзя будет кого-то обучить быть им.       Тянь убил ради него. Лишил жизни его обидчика. И правильно сделал. И я хотя бы поэтому должен постараться обеспечить ему безопасность. Чтобы это, совершенное твоим ребенком, не было впустую.       Твоим ребенком, отец. А на деле как будто бы моим.       Чэн снова скользнул взглядом по танцующей толпе. Подумал: клуб уже, может, и не тот, но мне здесь незачем вот так поддаваться размышлениям. Я могу здесь никого не знать. Но пока я — это я, всегда найдутся те, кто будет знать мое лицо. А потому мне следует всегда держаться в местах, подобных этому, по прежним правилам.       А если мне нужно все-таки подумать, лучше делать это не здесь. Да и время уже. Некогда мне больше думать. Нужно навестить Бянь Цзи и в самом деле проверить склад.       Чэн медленно поднялся, скосил глаза на призывно поблескивающую бутылку, но пить больше не стал. Прошел мимо танцпола, никуда особенно не глядя. Поравнялся со стойкой, достал из плаща бумажник и бросил рядом со стаканами пару крупных купюр. Вышел на улицу. Вдохнул холодный влажный воздух.       Пока он поддавался злости в клубе, на город наконец обрушился тяжелый дождь. Чэн натянул перчатки, поднял воротник плаща и какое-то время просто постоял под козырьком парковки.       Ехать сейчас в склады тоже было его обязанностью, и несмотря на то, что заниматься этим хотелось меньше всего, другого такого шанса могло не представиться. Это было ясно даже с виски, злостью на отца, на самого себя и на людей, превративших одно из стратегически полезных мест в обычную забегаловку.       Хотя бы здесь все остается неизменным, подумал он, привычно забираясь в машину. То, что принадлежит мне, должно подчиняться моему порядку. Здесь будет так, как я хочу. И я знаю, как этого добиться.       Предстоящий разговор — один из способов. Если я буду достаточно осторожен.       Неужели какой-то юнец меня переиграет, спросил Чэн у себя задиристо, выезжая с парковки. Да, может, господин Цзянь и изворотливее, чем я. Но говорить-то я планирую не с господином Цзянь. Даже если босс и дал Бянь Цзи инструкции о том, как вести себя с Лю Хи, в чем я сомневаюсь, вряд ли он предусмотрел, что пообщаться нужно будет непосредственно со мной.       Здесь, вне клуба, в привычной обстановке, все ненужное почти что улеглось, и Чэн с неохотой и как будто мельком подумал, что отец, пожалуй, прав. Мне и в самом деле нужно начинать искать возможности. Лучший момент наступит уже скоро. Когда все вскроется, в ход пойдет дипломатия.       Все для переезда к Тяню уже должно быть готово к этому моменту.       В кармане завибрировало. Чэн, сощурившись, сказал себе: если это отец, мне лучше не читать больше его сообщений. Злость только-только отпустила. Незачем ее подстегивать. Она не лучший союзник в таких тонких делах.       В голову вдруг пришла совсем другая мысль, и она почему-то непривычно обожгла тоской. Чэн скосил глаза на время. Медленно выдохнул. Сказал себе: часы по вам сверять.       А скоро не придется. Скоро для этих разговоров не понадобится телефон. И я больше не смогу быть причастным к этому хотя бы косвенно.       Я знаю, что и не нужно. Я все это знаю.       Я сказал себе, что не стану в это лезть. Мне незачем.       Но, может, мне не помешает просто немного подождать. Немного отойти от виски и от вспышки ярости. Чем позже я окажусь на складе, тем меньше вероятность, что кроме меня и Бянь Цзи там окажется кто-нибудь еще.       И потом, ночью всегда соображают хуже. Поэтому новичкам и оставляют только дневные смены. Может, мое появление на складе ближе к полуночи сыграет мне на руку больше.       Да, сказал себе Чэн, вглядываясь в мокрую дорогу. Остановлюсь и просто подожду. Пять минут. Если за это время разговор не прекратится… Чэн тяжело сглотнул и настойчиво сказал себе: там Тянь. Я так давно не слышал его голоса. Я так давно не спрашивал, как у него дела. Может, этот разговор поможет мне вспомнить еще хоть что-нибудь, кроме последней ночи в студии. Может, мне достаточно будет хоть раз услышать его смех, чтобы освежить в памяти, почему я не позволил себе сделать глупость. Он ведь смеется. С ним. Я уже слышал.       А может, я услышу, как смеется Гуаньшань. Хотя бы раз. По-настоящему.       Горло вдруг перехватило. Чэн моргнул, свернул с дороги и остановился в промежутке между магазином с уже темной вывеской и невысоким зданием с глухой коричневой стеной.       Заглушил мотор. Снял перчатки, бросил их на соседнее сиденье. Достал из кармана телефон. Уставился на время.       Принялся отсчитывать пять минут.       На шестой минуте разговор не прекратился. Чэн, чувствуя, как сердце начинает знакомо колотиться, открыл программу прослушки, подключился к разговору и поднес телефон к уху.       —... или встал бы на колени, — сказал Тянь торопливо каким-то новым, совершенно незнакомым тоном. — Что угодно. Что ты захочешь.       — Сзади, — сипло выдавил Гуаньшань.       Чэн почувствовал, как это единственное слово прошило его с ног до головы, как огромный ледяной шип.       — Ты или я? — спросил Тянь так же торопливо. Шумно выдохнул.       — Я, — бросил Гуаньшань похожим голосом быстро и отрывисто. — У тебя за спиной.       Чэн похолодел, будто его окатили ледяной водой. Сердце подпрыгнуло и больно ударило под кадыком.       — Хорошо, — ответил Тянь прерывающимся голосом. — Я мог бы… тебя трогать?       — Да, — сказал Гуаньшань жестко, с натугой выдыхая через зубы.       — И ты меня?       — И я тебя. Одной рукой.       Сердце выскакивало из груди, беспорядочно колотясь о ребра. Тело продолжало холодеть, как будто из него вынули жизнь. Весь жар сконцентрировался в лице. Его обжигало и снаружи, и изнутри.       Рубашка прилипла к ледяной спине, и даже несмотря на то, что было ясно — отключиться следовало немедленно, сделать этого Чэн почему-то не мог, будто его парализовало.       — Быстро или медленно? — спросил Тянь, задыхаясь.       Чэн поймал себя на том, что слепо уставился в пустую стену широко распахнутыми глазами. Их тоже жгло, словно от близости к открытому огню.       — Быстро, — порывисто выдохнул Гуаньшань.       — Как еще, Рыжий? Как еще, скажи?       Чэн зажмурился. Резко выдохнул открытым ртом. Облизал пересохшие губы.       — Закрыл бы тебе рот второй рукой, чтобы ты не пиздел, — выдавил Гуаньшань отрывисто. В голосе отчетливо слышалась злость. — И трусы бы с тебя не снимал. Спустил бы только. Чтобы не мешались.       — Малыш, — выдохнул Тянь жарко и ломано. — Я так хочу тебя. Я так жду тебя здесь. Мы дождемся этих документов, и когда ты приедешь… Я тебя из постели не буду выпускать. Запремся на замок изнутри. И пусть хоть дверь ломают. Я так хочу тебя здесь, сейчас, малыш, я тебя…       — Завались, — оборвал пацан сдавленно. Громко выдохнул, сказал с усилием, как будто сдерживаясь от боли: — И называй меня по имени. Я же просил.       Чэн с ужасом почувствовал, как пониже ремня дернулось. Жар откатил от щек и хлынул вниз одной сплошной тяжелой волной. Что-то в животе поднялось ему навстречу, и все внутри задрожало, как от электричества.       Руки онемели окончательно. Чэн вдруг понял, что телефон ходит в ладони ходуном.       — Гуаньшань, — быстро отозвался Тянь. — Я так хочу тебя, Гуаньшань.       — Еще, — прорычал Гуаньшань требовательным тоном, выдыхая все чаще и громче. — Еще. И кулак сожми еще сильнее, ясно?       Тянь сдавленно застонал, скрипнул зубами и зашелся прерывистым выдохом.       — Еще! — страшно, надсадно потребовал Гуаньшань. Голос у него то и дело пропадал и сбивался, будто кто-то часто-часто толкал его в плечо. — Скажи еще. Я сейчас кончу. Скажи, блядь!       — Гуань…шань, — тряско и натужно выдавил Тянь чужим голосом.       Он попытался сказать что-то еще, а может, Чэну просто показалось, потому что остальные звуки тут же утонули в длинном, глухом и всепоглощающем стоне Гуаньшаня.       Тело будто треснуло пополам, и Чэн, не чувствуя одеревеневших рук, наконец оторвал телефон от уха и бросил его на соседнее сиденье. Сообразил, что не нажал на кнопку отключения. Потянулся к ней и дважды промахнулся, прежде чем наконец удалось попасть в нужное место на экране и отключиться от продолжающегося звонка.       Он распахнул дверь машины и вывалился наружу, едва удержавшись на ватных ногах. Бессмысленно похлопал себя по карманам, не ощущая ни ладоней, ни ткани брюк. Под ремнем топорщилось, в животе тянуло, и горячие, требовательные волны скатывались вниз откуда-то из-под горла одна за другой.       Мысли разбегались в стороны. Мир будто перевернулся за то время, пока длился этот недолгий разговор, и продолжал вращаться, укачивал Чэна на этих резких поворотах.       Тело мелко и беспорядочно потряхивало. Я знаю это чувство, подумал Чэн, упираясь бесчувственными ладонями в скользкую крышу машины и опуская голову между плеч. Шумно втянул холодный воздух носом. Надул щеки, старательно игнорируя жгучую пульсацию в брюках. Выдохнул. Помедлил, снова медленно вдохнул и еще медленнее выдохнул еще раз. Закрыл глаза. Открыл их.       Мокрая коричневая стена напротив прыгала, словно ее дергали за ниточки. Взгляд мутно застилало чем-то ядовитым, и казалось, что это что-то вязко пробирается из глаз прямо внутрь черепа и оседает там. Мешает связно думать.       Что это только что было, спросил Чэн у покрытой каплями крыши машины. Почему я не отключился сразу же, как только понял, что это такое? Почему, зачем? Я же понял это с первого же слова. Я вообще должен был раньше догадаться. Это же должно было уже не первый раз происходить. А каждый вечер. Прямо перед сном.       Вот и узнал, как дела у братца, сказал себе Чэн, с силой смаргивая. И у его парня тоже.       Все у них отлично.       Откуда-то из этой общей злости отделилась обреченность. Чэн покачал головой, упрекая сам себя. Все-таки сунул онемевшие руки в карманы, не нашел там сигарет. Сунулся в машину, отыскал пачку, ненароком смял ее, едва не разломав все сигареты пополам.       Из груди рвался кашель пополам со смехом. Чэн щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся несколько раз подряд, пока от смеха не осталось ничего, один только кашель. Он не стал сопротивляться ему и прокашлялся, сухо и надсадно.       Вокруг не было ни души.       Руки все еще дрожали, но уже хотя бы не немели. Вместо этого они стали зудеть, а потом, почти сразу же, и покалывать. Будто просились, чтобы их сжали в кулаки и куда-нибудь всадили.       Сделать это Чэн сейчас хотел почти больше всего.       Сильнее хотелось только сесть за руль, рвануть почти через весь город прямиком в убежище, подняться вверх, не задерживаясь особенно ни на одном из пропускных пунктов, и ворваться внутрь.       И даже ничего не говорить. Наверное. Хотя бы просто посмотреть.       И что, спросил себя Чэн, выплевывая на асфальт окурок и расстегивая под плащом воротник полностью прилипшей к спине и подмышкам рубашки. И что мне это даст? Кроме того, что я выставлю себя окончательным подонком.       Разве я имею право требовать от него хоть чего-то? Разве то, что только что случилось, не хорошо и правильно? Ничего по сути не менялось. Гуаньшань по-прежнему парень моего братишки. Никаких других событий, опровергающих это, не происходило. А то, что произойти могло бы, я оборвал своими собственными руками.       И о каких претензиях теперь может идти речь?       Чэн решительно сдернул с себя плащ. Дернул на себя заднюю дверь машины, забросил его поперек сиденья, не заботясь ни о складках, ни о влажности. Холодный воздух окружил его, и только теперь, когда он лишился этого удушливого тепла, стало ясно, что руки у него все-таки замерзли.       Совсем скоро он отправится к моему брату. И там у них случится все, что не успело случиться раньше. Или повторится то, что уже успело. Так и должно быть с теми, кого связывают отношения. Их связывают. В мои обязанности входило только проследить за ним. Чтобы к нужному моменту парень моего братишки целым и желательно здоровым отправился в нужном направлении под новым именем.       Вот и все, в чем я должен был здесь поучаствовать. И не вина этого парнишки, что я поучаствовал гораздо больше, чем было прилично.       Чэн сморгнул с век дождевую воду, поднял руку, растер ею влажное лицо. Она казалась совсем ледяной.       Все это правильно, логично и закономерно, сказал он себе с нажимом. Так все и должно происходить.       И несмотря на полное осознание этого внутри все равно плескалось что-то ядовитое и злое. Отвлекающее давление пониже ремня спало уже после первой сигареты, а вот болезненное, тянущее и тревожное чувство в животе никуда не исчезало.       Жар продолжал прокатываться по телу вверх и вниз. Чэн снова растер лицо руками и сказал себе: все это следует немедленно забыть. Оставить здесь, в этом пустом холодном переулке. И больше никогда сюда не возвращаться. У меня еще полным-полно занятий. Одно из них почти на полпути. И лучше бы мне заняться именно им, а не тем, чем на самом деле хочется.       Потому что запросто можно сейчас вернуться обратно в клуб и найти там кого-нибудь. Кого угодно, все равно, кого, того, кто согласится на быстрый, грязный и ни к чему не обязывающий секс в машине или гостинице. Это легко. И в чем-то даже соблазнительно.       Чэн попытался вспомнить, когда он проделывал это в последний раз, не сам с собой в порядке избавления от напряжения, а с кем-то, и не смог. Пожалуй, до начала всей этой истории. Пожалуй, да.       Мне даже не понадобилось бы много времени. Наверное, и нескольких минут было бы достаточно.       Под ремнем снова жарко дернулось, и Чэн тут же с силой помотал головой.       Я не стал бы делать этого сегодня, если бы не подслушал то, что не должен был. Спускать пар после того, как я услышал, как мой брат… К черту, сказал Чэн вслух. Стряхнул воду с волос, пригладил их ладонью, чтобы они не падали на лоб.       У меня еще хватает дел. И я, как тот, кем я выбрал быть, должен следовать им и своему слову.       Он отряхнул руку от дождевой воды. Открыл дверцу, зашвырнул на приборную панель сигареты и зажигалку. Сел на место. Сжал зубы. Протянул руку за телефоном. Разблокировал его.       Программа прослушки была все еще открыта. И разговор, части которого Чэн стал непрошенным свидетелем, все еще не прекращался.       Сердце устало и болезненно сжалось.       Чэн выдохнул через зубы, кивнул пустому переулку и удалил номер Гуаньшаня из прослушки.