Чувства иллюзии

      Наконец, последний школьный звонок буквально проорал, отпуская учеников школы Волшбы домой. Август срывается с места, впопыхах забрасывает учебники в зубастый шкафчик и выбегает на улицу. Мэтт уже ждёт его около школы, вероятно, сбежав за пять минут до конца урока.       Кивнув друг другу, они покидают территорию школы, держась чуть поодаль, дабы никто из чересчур любопытных учеников ничего не заподозрил. Намечается их первое свидание, и парни чертовски нервничают. Они оба являются друг для друга первым любовным опытом, и этот факт отражается на их отношениях вечной неумелостью и детской наивностью. Особенно это беспокоит Мэттхоломьюла. Ведь если у Гаса получается беспрепятственно наслаждаться текущими моментами, не стесняясь своих эмоций, то бывшему ученику Гландуса со своим нелёгким характером просто тяжело проявлять нежность и привязанность. Свидание становится способом стать ещё ближе и преодолеть этот барьер. А ещё заставить Августа на какое-то время отвлечься от иллюзий.       Когда парни отходят от школы достаточно далеко, Портер, заранее продумав этот момент, берёт Мэтта за руку, вгоняя того в краску. Их пальцы переплетаются, и иллюзионист остаётся доволен результатом.       — Ну… Как день? — типичный вопрос от Мэтта, чтобы перебить дурацкое молчание.       — Всё отлично! — улыбается Гас. — Если честно, я весь день думал о предстоящем свидании.       Ученик строительного ковена крепче сжимает чужую руку. Ему до чёртиков нравится искренность темнокожего парнишки, нравится замечать, как душа его всегда открыта для всего яркого, живого. Нравится.       Портер интересуется делами парня в ответ, и тот как-то мрачно пожимает плечами:       — Я ни с кем не общаюсь.       — Почему?       — Меня успели узнать как придурка и обманщика. Когда я решил прекратить страдать ерундой, все взаимоотношения с одноклассниками оборвались. Они и держались лишь на моём вранье.       Мэтт горько усмехается, но взгляд его теплеет, когда он решается снова посмотреть на иллюзиониста. Сейчас он выглядит обеспокоенно и немного расстроенно, и эти чувства придают ему до дрожи очаровательный вид. Портер уже собирается что-то ответить, но шатен резко прерывает его:       — Хочешь полетать?       В его руках появляется светящаяся точка, которая растягивается в красивый посох. Причудливый полисман на секунду оживает, дружелюбно оглядывая парней, и тут же каменеет. Посох повисает в воздухе. Портер восхищённо восклицает.       — Зачем ты взял посох на свидание?       — А ты хочешь на другой конец острова пешком топать?       Мэтт запрыгивает на посох, и Август без промедления повторяет за ним, крепко хватаясь за трость.       — С тобой хоть на край света, — посмеивается иллюзионист, и ребята взмывают высоко вверх.       Вольный ветер приятно обдаёт лицо, холодит кожу. Парни пролетают над слегка розоватыми облаками, ловко лавируют между пролетающими птицами. Они летят так быстро, что захватывает дух, а дышать становится очень трудно. В какой-то момент посох чуть не врезается в странное, судя по всему, слепое крылатое создание, но у Мэтта получается увернуться, несколько раз перекрутившись вверх дном. Август еле сдерживает крик, и, боясь свалиться вниз, прижимается к своему парню. Зажмурившись, мёртвой хваткой обнимает Мэтта, заставляя того очередной раз покраснеть и запутаться с управлением.       Спустя секунды полёт становится ровным и спокойным, но Портер даже и не думает отстраняться. Под ними простираются прекрасные Кипящие Острова. И хоть казалось, что никакие пейзажи этого мира их больше не удивят, но сейчас необъятный вид представал перед ними каким-то новым, даже особенным. Мэттхоломьюл практически не замечает этого, наслаждаясь приятной истомой в теле от чужих прикосновений. Но Август заворожено подмечает всё, что видит. И это ему определённо нравится.       Плавная посадка, и парни оказываются на крутом утесе, на самом краю острова. Иллюзионист спрыгивает на землю и несётся к обрыву. В последний раз он был здесь года два назад, если не больше. Отсюда видны легендарные кости Титана. Может, не самое восхитительное зрелище, но такое родное и захватывающее, что сейчас лучше места и не представишь.       — Ты был здесь? — интересуется Август, когда слышит приближающиеся шаги.       — Ага. Постоянно тырил посох брата, чтобы летать сюда. Так и получал звездюлей, пока свой посох не появился, — ученик строительного ковена что-то нашептывает своему полисману, и посох снова уменьшается.       Портер садится на краю, свесив ноги с утёса и, жестом пригласив парня присоединиться, спрашивает:       — Тебе нравится это место?       Мэтт долго молчит, рассматривая давно знакомый пейзаж, но в глазах его виднеется какое-то приятное удивление.       — Нравится. Раньше я прилетал сюда, когда мне было одиноко, но… — шатен украдкой смотрит на Портера, а после снова в бесконечную манящую даль. — Но сейчас всё кажется каким-то другим.       Август снова двигается ближе и, не мешкая, аккуратно опускает голову на плечо Мэттхоломьюла. Тот ощутимо вздрагивает и начинает неуверенно ёрзать на месте. Кажется, его грохочущий пульс слышно даже в Костеграде.       — А каким было раньше? — Иллюзионист тоже смущён, но при этом довольно вальяжен и почти спокоен, не считая вовсю порхающих бабочек в животе (этот невероятно точный оборот подсказала ему Луз).       — Раньше?.. — Мэтт задумывается. — Мрачным каким-то. Слишком большим, слишком опасным и каким-то… Злостно-величественным, что ли. Знаешь, я хотел стать таким же.       Август кладёт свою ладонь на чужую (этот жест тоже подсказал человек, как ни странно). Он внимательно слушает всё, что произносит его парень, и дорожил каждым словом. Впервые Мэтт настолько откровенен с ним.       — А сейчас всё такое же, только совсем не мрачное, и…       — Восхитительное?       — Именно.       Парни замолкают. Теперь все слова становятся лишними. Время останавливается: замирает ветер, замирает пение птиц, и лишь ярко-оранжеве солнце продолжает лениво приближаться к горизонту. Наверху достаточно прохладно, чтобы ненароком простудиться, но ребята не чувствуют ничего, кроме приятного тепла, мягко разливающегося по всему телу. Изредка заинтересованно посматривают друг на друга и застенчиво улыбаются каждый раз, как только их взгляды встречаются. Где-то вдали виднеются очертания других незнакомых им островов. Каждый думает о чём-то своём, и каждый по-своему счастлив.       — Давай встретим здесь закат? — предлагает Август, заранее зная ответ.       — Давай.       Наступают ранние сумерки. Небо заливается бледно-сиреневой акварелью, первая мелкая звёздочка загорается, дружелюбно приветствуя двух влюблённых парней, сидящих на краю утёса.       — Гас, — тихо зовёт Мэтт. — Спасибо.       Август удивляется, задавая немой вопрос. Мэттхоломьюл кротко улыбается, опустив взгляд вниз, где простирается пурпурный волнующийся океан.       — За то, что согласился прийти.       — Я обещал. Да и… — Иллюзианист мнётся. — Я очень хотел провести с тобой время. Ученик строительного ковена улыбается и, повернувшись, притягивает к себе парня. Гас тут же льнёт к его груди, обвивая тело тонкими руками. Им так тепло, почти даже жарко, и вечерний мороз их совершенно не беспокоит.       Завязывается бессмысленный диалог. Лёгкий, совсем не запоминающийся, но такой нужный в эту минуту. Они непринуждённо обсуждают что-то, наслаждаясь голосами друг друга, наслаждаясь редким мгновением. Портер закусывает губу, подготавливая уже давно отработанную фразу. Долго не решается произнести это вслух, но в какой-то момент всё же спрашивает:       — Мэтт, не хочешь меня поцеловать?       Оба ярко краснеют в тот же момент. Мэттхоломьюл чешет затылок, и из горла вырывается нервный смешок.       — Ты… Хочешь, чтобы я тебя поцеловал? — Самый глупый вопрос, ответ на который и так очевиден. Портер кратко кивает и опускает голову.       Ценитель драмы часто дышит, начиная волноваться. Снова осматривает пейзаж, к которому сейчас совершенно потерял интерес, и, собравшись, наклоняется к своему парню. Осторожно, еле коснувшись, чмокает его в щёку и тут же отстраняется.       Август довольно хихикает. Конечно, он рассчитывал на что-то большее, но быстро осознал, что ещё слишком рано. Не стоит спугивать эту первую подростковую нежность, только начинающую расцветать, распуская свои чистые белоснежные лепестки.       — Прости? — шепчет Мэтт, и Гас отвечает ему очередным осторожным объятием.       И снова наступает тишина: вечерняя, трепетная, почти волшебная. Всё это похоже на мимолётный мираж, созданный талантливым иллюзионистом, но при этом всё так по-настоящему, по-живому слишком. Парни встречают свой первый закат вместе.