Змеиная колыбель

Не всё, что произошло со мной сразу после побега, я помнил достаточно хорошо. Иногда разум мой будто бы замутнялся, и я злился всякий раз, когда это происходило. Отчего-то на какое-то время я почти утратил способность спать. Я засыпал и меньше чем через час просыпался снова. Первым, что начало меня беспокоить, как только я покинул Деревню Листа, было то, где взять бумагу, чтобы записать если не все свои научные разработки, то хотя бы самые важные из них. Хотя бы вкратце. Своё пребывание в Акацуки я вообще спустя годы мог вспомнить с трудом — вероятно, потому, что это был, пожалуй, мой первый большой провал, если не считать изгнания из Конохи. В идеологию Акацуки я никогда не верил; все эти рассуждения о мире без войны виделись мне смешными, те, кто исповедует подобные взгляды, — убогими. Меня интересовал только лишь шаринган, который находился у несчастного мальчика из клана Учиха, ставшего жертвой политических интриг Хирузена (который, впрочем, виртуозно представил ситуацию так, будто бы в ней был виновен Данзо, и это окончательно их рассорило). Мне отчего-то ужасно захотелось забрать его себе (не то, чтобы использовать лично, не то в научных целях — о том я ещё не успел подумать). Мальчик оказался сильнее, чем мне казалось… ну или это просто я был слишком слаб и измотан. Отнять у него шаринган мне не удалось, зато удалось получить ранение и статус изгнанника теперь ещё и в Акацуки. Впрочем, не то чтобы мнение этой горстки умалишённых меня сильно заботило. Гораздо сильнее меня волновал вопрос того, что мне делать дальше. От скуки я изобрёл несколько новых техник. Они показались мне довольно примитивными, но я на всякий случай пошагово их записал. Когда я торчал в одном из поселений, не относившемся ни к какой Скрытой Деревне шиноби, какой-то пожилой господин подошёл ко мне и спросил, не хочу ли я заработать денег. Я внутренне напрягся, решив, что меня снова приняли за шлюху. Это было бы странно: вид у меня был крайне непотребный. У меня не всегда была возможность мыть волосы каждый день (как я обычно делал, когда жил в Конохе), и, когда дело становилось совсем плохо, они напоминали лапшу удон. Если бы кто-нибудь, узрев меня в таком виде, сумел заинтересоваться мной в том смысле, я бы наверняка решил, что он не в своём уме. Пожалуй, даже во время войн я выглядел лучше. Однако господина в том смысле я, к счастью, не интересовал. Бросив на меня выразительный взгляд, он сказал, что без труда опознал во мне шиноби. Не хочу ли я убивать людей за деньги, спросил он. Я кивнул и ответил, что почему бы и нет. Он назвал цену. Она была довольно высокой. Я обрадовался. Через неделю у меня было достаточно денег для того, чтобы на какое-то время поселиться в нормальной комнате, где можно было мыть волосы, и это уже утешало. Я так работал на него какое-то время. Я понял, что он посредник, который находит исполнителей. Мне было интересно, сколько ему за это платят, но я никогда не спрашивал. Я по-прежнему плохо спал. Нормально уснуть у меня выходило лишь пьяным, но тогда наутро у меня болела голова. Передо мной был выбор: бессонница или головная боль, и всякий раз это была дилемма. Спустя какое-то время ко мне подошли два человека. Шиноби такого уровня не должен опускаться до простого наёмника, сказали они. Точнее, это сказал один из них, усмехаясь. Я ничего не ответил, и тогда второй сказал, что им есть что мне предложить. Кое-кто хочет поговорить со мной, сказал он, не буду ли я так любезен пойти с ними? Я ответил, что вообще не шибко любезен от природы, но, так уж и быть, пойду. Тогда второй заржал так, что я невольно содрогнулся. Отсмеявшись наконец, он спросил, не стану ли я возражать против того, чтобы мне завязали глаза. Я спокойно ответил, что тогда не пойду. Удивившись, он спросил, почему. Я сказал, что не хочу, чтобы мне завязывали глаза. Они встали и отошли на пару шагов. Я слышал, что они спорят о том, можно ли оставить мои глаза незавязанными, и наконец пришли к согласию. — Ты пойдёшь с нами так? — уточнил один из них. — Если мы не станем тебе ничего завязывать? Я ответил, что пойду. Мы пришли в какое-то место в этом же поселении. Оно напоминало бар, плавно переходящий в бордель. Я поморщился. За столиком у самой стены сидел человек, и я узнал его, едва взглянув. Таких прекрасных длинных золотистых волос я не видел никогда ни у какого другого мужчины. Он привстал, и теперь в свете лампы было видно, что половина его лица прикрыта массивными респиратором. Один из мужчин легко коснулся меня, приглашая пройти, когда я замешкался, и я тут же дёрнулся от неприятного, чуждого мне прикосновения. — Простите, — тут же сказал он. Я не стал ему отвечать. Подойдя к столику, я вновь взглянул на мужчину в респираторе. — Ханзо Саламандра, — кивнул я. — Чем обязан? Он усмехнулся. Это было заметно даже в респираторе. — Могли бы сказать что-нибудь о том, какая это великая честь, — ответил он. — Впрочем, не берите в голову. Я всяко рад видеть одного из Денсецу но Саннин. Он жестом пригласил меня присесть. Его люди как будто растворились в воздухе, и это меня обрадовало. — Вы не могли бы меня не оскорблять? — поинтересовался я, опускаясь на стул. Он покачал головой: — О чём вы? Я сложил руки в замок. — Вы ведь нарочно устроили этот театр кабуки с «Тремя Великими Ниндзя», — сказал я. — Чтобы мы чувствовали себя униженными. Он тихо засмеялся. — Я знал, что вы поймёте, — сказал он. — Именно вы. Мне стоило оставить в живых только вас одного, пожалуй. Остальные двое сильны, но глупы. — Ханзо-сама, давайте оставим ваши пространные рассуждения, — предложил я. — Скажите лучше, что вам от меня нужно. Ханзо небрежно поправил волосы. — Я знаю, что вы устроили в Конохе, — ответил он. — Мне доложили. Признаться, я был восхищён. Вы сделали то, что и у меня столь долгие годы не выходило. Теперь Коноха будет дрожать от одного вашего имени, — он тихо прыснул. — Вам кажется это забавным? — Конечно. В любом случае, для вас так будет лучше. Вы никогда не верили в их идеалы, — он немного помолчал, а затем наконец добавил: — А предложить я хотел вот что. Если вкратце: политическое убежище и защита от всех, включая Деревню Листа. И полная свобода действий. — Ясно, — сказал я, размышляя. — А взамен чего хотите? — Я думал, это действительно ясно, — съязвил Ханзо. — Чтобы вы работали на меня, конечно. — Зачем вам это? Ханзо заметно нахмурился: — Сказать по правде, мне не нравятся настроения в Амегакуре, Орочимару… я правильно имя произнёс? — Да. Продолжайте. Ханзо уставился на меня поверх респиратора. — То тут, то там вспыхивают маленькие восстания, — сказал он. — Пока что их получается подавлять. Но так будет не всегда. Я хотел бы укрепить власть, Орочимару… Орочимару-сама. А в Деревне Дождя всегда сильнее тот, на чьей стороне прогресс. Я молчал, глядя в стену. Ничего сродни неприязни Ханзо у меня не вызывал, но, тем не менее, я уже знал, что я ему скажу. — Ханзо-сама, благодарю за предложение, но, боюсь, мой ответ нет, — произнёс я наконец. — Вот как, — Ханзо красноречиво поправил респиратор. — Что ж… признаюсь, я не то чтобы был слишком удивлён, но всё же, всё же — почему? — Змеи не живут в таком сыром климате, как в Амегакуре, Ханзо-сама. Он их убивает. — Шутник вы, — он покачал головой. — А если серьёзно? — Если серьёзно, то я слишком устал от покровителей, Ханзо-сама, — честно признался я. Какое-то время Ханзо молчал, глядя на меня изучающее, а затем вновь заговорил. — Не хотите зависеть, — подытожил он. — Признаю: похвально. — Не хочу, — согласился я. И внезапно, с совершенно нехарактерной для меня горячностью, добавил: — Больше никаких каге. Старейшин. Лидеров организаций. Никого. Никому больше не позволю оказывать себе покровительство взамен на свои услуги и указывать, что мне делать. Отныне я сам по себе. — Вы пугаете меня, — сказал Ханзо, выслушав эту тираду. — Однако если вы не хотите принимать… кхм… покровительство, позвольте немного помочь вам… хотя бы первое время. — В бескорыстную помощь я не верю, Ханзо-сама. Простите. — Хорошо. Это ваше право. Тогда предлагаю своего рода обмен. Поделитесь научными разработками — а их у вас много, уже очень много, я знаю — и Амегакуре окажет вам всяческую — ну, разумеется, посильную по нашим меркам — помощь. Становиться подданным Амегакуре совершенно необязательно, раз вы так сильно этого не хотите. Он говорил что-то ещё — про страшных опасных повстанцев и разработки — и я вдруг осознал, что это хороший вариант. — По рукам, — сказал я. — Вот и прекрасно, — произнёс Ханзо. И внезапно добавил: — Вы ведь знакомы с Данзо? Данзо Шимурой? Я мрачно кивнул. Ответив, что да, я с ним знаком, я, кажется, помрачнел ещё сильнее. У меня осталось неоконченное дело с Данзо. Дело, из-за которого мне, рискуя собой, придётся ещё раз сунуться в эту проклятую Коноху. Ту, что была моей родиной, а теперь навеки заклеймила меня преступником. Впрочем, я знал, что это меня не остановит.