Тёмное искусство души

Уилл, склонив голову, наблюдал за тем, как Лектер проходит в его кухню и складывает пакеты с продуктами на стол. Всё это выглядело до абсурдности невинно, как будто Уилл не знает, кто он, как будто Ганнибал сделал вид, что забыл попытку ареста в его доме парой часов ранее, которую можно было назвать не столько жалкой, сколько наивно-детской. Эта «картина» со стороны действительно производит впечатление, будто Ганнибал всё ещё считает его своим другом и они просто собираются разделить очередной, почти семейный ужин, глядя на всполохи огня в камине. И ничего не напоминало о том, что человек, который пришёл к нему в дом, намерен его убить, а затем наверняка и съесть. Но вот только почему? Ганнибал ведь не был тем, кто поедал мясо просто ради удовольствия. Он был художником. Превращал грубых «свиней» в кулинарные произведения, чтобы насладиться ими, получить удовольствие, превратить уродство в красоту. Но ведь Уилл не был в его глазах грубой свиньёй, так почему же тогда Лектер смотрел на него так плотоядно? Вот, даже сейчас, когда собрался готовить чёртов ужин прямо на его кухне, с этой вежливой и учтивой улыбкой. Ганнибал смотрел на него уже не скрывая тьмы в своих глазах, не пряча её за масками, от чего у Уилла перехватывало дух. Он то и дело пытался открыть рот в немом вопросе, непонимающе вскидывал брови, но так и не сумел вымолвить ни слова… — Ты наверняка хочешь что-то спросить, Уилл. Так почему же молчишь, израсходовал всю свою смелость при задержании? Ганнибал приподнял уголки губ в лёгкой усмешке, продолжая орудовать на кухне Уилла. — Мне можно задавать вопросы? — Ну ты ведь не заложник, Уилл. — Сложно сказать, учитывая наличие серийного убийцы каннибала в моём доме. — Раньше моё нахождение рядом тебя не смущало, а ведь убийцей я являюсь уже давно. И тем не менее, ты хотел находиться рядом, не чувствуя себя заложником. Так неужели лишь собственное забвение заставляло чувствовать себя спокойно в моём присутствии? — К чему этот цирк, Ганнибал? Я знаю кто ты, ты знаешь, что я знаю. Ты хочешь убить меня, так к чему тянуть? Зачем это всё? Ганнибал улыбнулся и склонил голову в бок, заглянув в глаза собеседнику. — Если бы я хотел убить тебя, ты уже был бы мёртв. И ты об этом прекрасно знаешь, а значит есть более интересная альтернатива, нежели твоя смерть. Хотя, признаться честно, мне иногда тяжело было себя сдерживать. Ганнибал пристально следил за реакцией Уилла на каждое его слово, а затем, приступив к нарезке мяса, жалобно хмыкнул, недовольный ножом, который он взял на кухне профайлера. — И как же ты сдерживал своё желание убить меня столь долгое время? Уилл нервно сглотнул, увидев, как Ганнибал достал из сумки свёрток из скрученной плотной ткани и развернул на столе. Его выбору открылся целый ряд ножей разной длины и формы, от большого охотничьего до тончайшего хирургического скальпеля, аккуратно разложенных в чехле. Увидев, как вздрогнул Уилл, Ганнибал не смог скрыть улыбки. — Чаще всего я рисовал тебя. Создавал на бумаге то, что хотел бы сделать в жизни и этого было достаточно, потому что я не мог причинить тебе вред, даже осознавая всю твою опасность для меня. Уилл видел, что Ганнибал не врёт, а слова о том, что он не может ему навредить, отразились приятным жаром где-то внутри груди, заставляя рвано вдохнуть. И Лектер действительно не врал. Для Ганнибала это было в новинку. Ложь ведь всегда шла рука об руку с манипуляцией. Именно она её кормит, подпитывает. Однако сейчас в общении с профайлером, проницательность которого иногда казалась сверхъестественной, ложь была бесполезна, и инструментом манипуляций стала правда, которая, по всей видимости, отлично работала, ведь Уилл смотрел на него, как испуганный олень в свете фар, когда всё же вымолвил: — Мою опасность? Я даже арестовать тебя не смог. — Уилл усмехнулся покачав головой и стыдливо опустил взгляд. — Не смог или не захотел? — поинтересовался Ганнибал, отправляя кусочки мяса на сковородку. Уилл безусловно знал, что Лектер действительно видел в нём опасность. Не зря же ещё тогда, в их вторую встречу он назвал его мангустом, которого держат на случай, если появится змея покрупнее. И даже тогда, едва зная друг о друге не больше, чем их собственные имена, Ганнибал осознавал, что Уилл может стать его падением, его крахом. Но всё же, он открыл ему свои двери, пригласив сначала в кабинет, потом в дом, а затем и в змеиное гнездо — своё собственное сердце. И профайлер был уверен, что занял в нём свою нишу. Ведь каким бы шикарным манипулятором не был Лектер, эмпатию Уилла обмануть было сложно, а точнее невозможно. И ведь Грэм действительно чувствовал неподдельную заботу и беспокойство о нём со стороны чудовища, который так вальяжно расхаживает по его кухне, будто чувствуя себя хозяином. Возможно, Ганнибал уже тогда видел и другой потенциал Уилла, который тот так яростно отрицал. — Как бы там ни было, задержание не состоялось. — Уилл пожал плечами, а затем продолжил: — Ну, а что касается рисунков, какими они были? Ганнибал поднял глаза, вспоминая, каким любил представлять Уилла больше всего. — Ты был прекрасен. Словно ангел, сошедший с картин Боттичелли, уличённый в своём греховном падении. Агнец, держащий весь свой внутренний потенциал для кровавого возмездия, на которое был не способен даже Бог. — Ганнибал занялся сервировкой стола, наполняя два глубоких бокала дорогим вином, которое видимо привёз из собственного бара, ведь в шкафу у Уилла был только дешевый виски, который даже «сносным пойлом» назвать было трудно. — Тебе помогали рисунки, мне помогало забвение. Мне действительно было проще не видеть и не замечать, как и для тебя было легче изобразить мою смерть карандашом, нежели сделать это на самом деле, только вот почему? Почему ты не сделал этого, когда обсессивное желание убить меня преследовало тебя даже на картинах? — Вся наша жизнь состоит из страстей. И некоторым из них определённо нужно потакать, — ухмыльнулся Ганнибал, склоняя голову, — даже если это всего лишь карандашные наброски. Одержимость тобой всегда будет граничить с дерзким желанием завладеть каждой каплей твоей крови и каждым кусочком твоего тела… А какие же желания ты прятал за своим забвением, Уилл? — голос Ганнибала звучит низко и размеренно, будто гипнотизируя. Уилл взял бокал вина и сделал пару глотков, краснея и не поднимая взгляд, прежде чем заговорил: — Ты и так всё прекрасно знаешь. О моих желаниях и мыслях, у тебя было достаточно времени покопаться в моей голове. Раскладывая еду по тарелкам, Ганнибал жестом пригласил Уилла сесть, а затем загадочно улыбнулся. — Признаться честно, я не обо всех твоих желаниях догадывался, а некоторыми и вовсе был приятно удивлён. Уилл тотчас вспыхнул, поняв, что Лектер явно намекает на его эрекцию, которую тот почувствовал, прижимая Грэма к стене. Присев за стол и глядя на ароматный мясной стейк с овощами, Уилл попытался найти подходящие слова, чтобы как-то перевести тему. — Стейк ведь из свинины, да? — это всё, что смог выдавить из себя Грэм, глядя на сочную вырезку. — Если только небольшой маркет по пути в Вулф Трап не предлагает более интересного выбора, чем я ожидал. — Ганнибал насмешливо улыбнулся и продолжил, увидев, как Уилл приступил к еде: — Как ты понял, Уилл? Неужели меня выдала исключительно любовь к искусству Боттичелли? — Ганнибал подмигнул, делая глоток вина. — Думал, я не узнаю? — Я рассчитывал, что вопрос с точной формулировкой я задам тебе в тот момент, когда ты будешь к нему готов. — Не всё пошло по плану, да? — ядовито усмехнулся Уилл, накалывая мясо на вилку. — Разве? А по моему всё складывается замечательно, ведь ты понял кто я, понял мой замысел, проник в мою голову, стал мной на некоторое время, и ведь тебе понравилось! Ганнибал нисколько не сомневался в своих словах, он самодовольно улыбался, бросая вызов Уиллу, глядя ему прямо в глаза. И на этот раз профайлер не сдержался. — Хочешь знать, как я понял? Это было не просто, но я догадался. Увидев убийство, я неосознанно провёл параллель с тобой. Но не был уверен, что это не игра моего больного воображения. И я стал действовать от противного и попытался подогнать твой психотип под кого-нибудь из известных мне маньяков и пазл совпал… Твой профиль легко ложится лишь в одного маньяка, но и после этого я сомневался, пока не попал в твой дом, к той самой картине. Ты как компас, неподвижная мощь, всегда указывающая только в одну сторону. Чесапикский Потрошитель. Надо же, никогда бы не подумал, что смогу понять психопата вселенского масштаба… Ганнибал усмехнулся и самоуверенно спросил: — А ты уверен, что понял меня? — Ты тот человек, который достигает максимальной идеальности во всём и всегда движется в противоположном направлении. Ты не считаешь свои действия преступлением, ведь я видел тебя много раз после убийства, а судя по временным интервалам иногда проходило не более пяти часов, и каждый раз ты был удивительно спокоен. У тебя нет моральных принципов, просто нет и всё… Твоё стремление к совершенству, твой идеальный дом, твоё поведение, манерность, выдержка и самообладание дали мне это понять. И я могу только догадываться о том, как тебе отвратна любая грубость и пошлость. Убийства не затрагивают тебя, потому что ты не считаешь их чем-то неправильным или абсурдным. Я много раз говорил, что всё, что ты делаешь — это красиво! А идеальную красоту и гениальность, я видел лишь у Потрошителя Чесапика. Ничего эмоционального, никаких нервов и необдуманных действий, только попытки превратить уродство в красоту, ни больше, ни меньше. Ты ведь не случайный убийца и даже не совсем маньяк. Ты психопат, который прекрасно знает, что делает, и наслаждается не только убийствами, но и их последствиями, какими бы они ни были. Ты не боишься тюрьмы, не боишься ареста и того, что сделают с тобой в психушке, тебя пугает лишь забвение и оскорбление твоих мыслей. Тебя пугает людское невежество, грубость, халатность, отсутствие принципов…  — Хороший мальчик, — тонко улыбнулся Лектер, наклоняя голову в сторону. — Я чувствую себя полностью обнажённым. — Именно поэтому ты так сильно хотел меня изменить, разрушить меня, раз за разом проникая в мою голову? Поэтому ты так тщательно извлёк из меня сожаления, сострадание к жертвам, чтобы я не только понял тебя, но и принял? Ведь если ты так уверенно сказал о том, что мне понравилось быть тобой, быть в твоей голове, то значит ты делал это специально, взращивал во мне темноту? — Уилл осмелился заглянуть Ганнибалу в глаза, запивая последний кусочек мяса вином. — У меня не было желания разрушить тебя, Уилл. В твоих представлениях о себе есть недостатки, и я лишь хотел помочь тебе их устранить. Иногда косвенный подход более эффективен, чем любые попытки заставить тебя признать эти недостатки напрямую. И всё же, я мог взращивать в тебе монстра, подкармливать его, помогать сбросить удавку с шеи только в том случае, если этот монстр изначально был спрятан глубоко внутри тебя, посажен на цепь, а значит являлся такой же полноправной твоей частью. А любая часть тебя — прекрасна, Уилл, и я хотел, чтобы ты это принял. Профайлер часто задышал, борясь со смущением и желанием отвести взгляд, который то и дело падал на губы Лектера, слегка влажные от вина. Он видел эту улыбку, ловил взгляд голодных глаз, от чего каждое следующее слово давалось тяжелее предыдущего. — Что тебе было так любопытно, если ты знал, что я догадаюсь. Знал, что пойму, зачем было играть в добродетель? — Любая игра всегда предполагает собой смену ролей, и я был рад поначалу изобразить невинного агнца, если это заставит тебя обмануться и повернуться ко мне спиной. Но я понял, что куда больше буду доволен тем, если эта уловка не сработает. И действительно, стоило дать тебе лишь небольшую подсказку, и мой умный мангуст тут же вцепился зубами в подставленный ему загривок мертвой хваткой, даже осознавая, что добыча, пока что, ему не по зубам. Уилл продолжал предательски краснеть, осушив залпом второй бокал вина, но всё же ответил: — Именно, не по зубам, поэтому не удивительно, что всё так закончилось. Ну… точнее скоро закончится… Спасибо, Ганнибал, было слишком вкусно, даже для последнего ужина… Профайлер встал из-за стола и принялся убирать посуду. Ганнибал тут же подхватил, приняв участие в уборке. — С чего ты взял, что всё уже кончено? Почему ты так не веришь в то, что я могу прямо сейчас позволить тебе позвонить Джеку и всё ему рассказать? — С чего бы тебе это делать? — Ну есть же причины, по которым ты всё ещё жив. — Ты сейчас серьёзно? — Уилл усмехнулся, качая головой. — Ты избегал этой участи годами, так что ты точно не позволишь себе вот так просто сдаться. — И всё же, я не смог избежать тебя… Уилл понимал, к чему клонит Лектер. Он не раз ловил себя на мысли, что поступки Ганнибала не всегда были только дружескими. Они явно иногда пересекали эту грань. Его забота, его ласка, его внимание и дорогие подарки на протяжении этих двух лет… Так не относятся к обычным друзьям. Но если забота и подарки ещё хоть как то вписывались в дружеские рамки, то прикосновения… Каждое прикосновение Лектера отзывалось в теле профайлера электрическим током… Несмотря на всю их невинность, они ощущались слишком близкими, слишком интимными, что уже никак не вписывалось в дружеский контекст. — Не смог… А это делает либо меня умным, либо тебя глупцом… На этот раз Ганнибал улыбнулся отчётливее, заглядывая в голубые глаза и забирая из рук Уилла тарелку, чтобы промокнуть её полотенцем и убрать в шкаф. — У меня есть подозрение, что и то, и другое верно. — И всё же… Даже несмотря на то, что нас связывало эти несколько лет, если конечно это было правдой, всё это не может закончиться так хорошо… В твоём сердце мало добра, а в твоей душе — милосердия… — Да, но сказанное тобой не исключает того, что я могу испытывать чувства.        — Не исключает, — согласился Грэм, помыв последнюю тарелку и вытерев руки. Взяв недопитый бокал вина, он направился к камину и встал поблизости, смотря на тёплый свет, и повернувшись к Лектеру спиной, продолжил: — Так с чего ты решил, что я не воспользуюсь этим шансом и не позвоню? — Я это знаю, ведь ты не захочешь меня отпускать, не захочешь, чтобы я принадлежал кому-то ещё, чтобы на меня глазели посторонние люди, изучали недопсихологи, а мерзкие журналюги, типа Фредди, копались в моём белье, выставляя меня лишь чудовищем. Тебя будет раздирать на части чувство несправедливости и отсутствие целостности из-за своих нерешённых проблем в принятии себя, ведь единственный, кто сможет их решить, по твоей милости отправится за решётку. — Ну с проблемами в принятии себя, я может и соглашусь, но с чего ты взял, что я буду испытывать чувство собственничества? — Уилл попытался поднять глаза на Лектера, о чём тут же пожалел, а затем, не выдержав и трёх секунд, снова отвернулся. — А хочешь сказать это не так? Ты прекрасно знаешь, что чувствуешь, знаешь насколько сильная связь между нами. Лектер подошёл сзади, сократив расстояние между ними, и положил руку Уиллу на плечо, от чего тот сразу же вздрогнул и чаще задышал. В голову профайлера сразу же вернулись картинки его собственных мыслей, как ничего не понимающие психологи будут пытаться понять ход мыслей Ганнибала, заставляя проходить его разные тесты, выводить на эмоции и изучать, словно подопытную крысу… В груди возникла острая необходимость забрать его всего, одновременно отдавая себя… Видимо они действительно изменили друг друга в равной степени… Но это прикосновение… Боже… Земля ушла из-под ног и Уиллу с трудом удавалось скрыть эмоции от этого лёгкого касания. Каждое их взаимодействие было для профайлера так сладостно-губительно, но он в упор отказывался понимать, с чем это связано. Ведь чем больше они взаимодействовали, тем больше притягивались друг к другу. И Уилл всегда пытался отрефлексировать природу этой связи, но каждый раз натыкался на непреодолимую смесь простоты и непостижимости. Их взаимодействие было таким же чётким и понятным как гравитация. И при этом осознать всю их природу он был не в состоянии. А точнее, просто боялся… — Даже если и так, то что мне мешало просто сбежать от тебя, не сообщая никому о своих догадках? Одним резким движением Лектер схватил Уилла за горло, впечатав его в кирпичную стену около камина, прижимаясь к нему всем корпусом. Ганнибал обвивает уязвимую шею профайлера и сдавливает предплечьем, зажимая жертву между стеной и собственным телом. Уилл ощущает спиной влажную ткань рубашки, тяжело вздымающуюся грудь, быстрое сердцебиение. Он рефлекторно взмахивает руками в попытке освободиться, но несмотря на резкую вспышку страха, такая непосредственная близость Лектера отзывается горячим узлом, который затягивается внутри его живота, создавая ноющую тяжесть, требующую разрядки. От накрывающего его с головой «неясного» чувства, которое он до сих пор отрицает, его рот открывается словно в немом крике или в бесплодной попытке вдохнуть хоть немного воздуха. Но всё это настолько горячо, настолько близко, чувственно, ярко и больно, особенно — прижиматься внезапно возникшей чувствительной эрекцией к холодной кирпичной стене камина, пусть даже и через плотный слой ткани, что хочется взвыть… Но как же прекрасно в этот момент было не думать ни о чём, только чувствовать и гореть, быть добычей для опасного хищника… — Ты и правда мог подумать, что сумеешь скрыться? Я слышу твой запах за несколько миль… Хочется открыть охоту на тебя, поймать и съесть живьём. Глаза Грэма были закрыты, но он точно чувствовал хищный взгляд на себе и звериный оскал. Ганнибал определённо был способен разорвать его прямо сейчас, это в его власти и всегда было в его власти. Однако, он ослабляет хватку, отпускает. Тем временем Уилл привёл дыхание в порядок и развернулся, посмотрев Лектеру в глаза. — Чего ты от меня хочешь? Ганнибал лишь улыбнулся, делая пару глотков вина. — Ты и сам прекрасно знаешь ответ на этот вопрос. — Нет! — Бояться ответа и не знать ответ — разные вещи, Уилл. Ты не можешь продолжать притворяться, будто ничего не понимаешь, и при этом говорить правду. — Этого просто не может быть… Всего этого… — Грэм запустил руку к себе в волосы, потерев шею, а затем рухнул в кресло около камина, потупив взгляд в пол. Лектер же вальяжно прошёл мимо и встал около журнального столика сбоку от кровати профайлера. — Чего именно не может быть, Уилл? Не понимаешь того, как я могу быть твоей самой сильной жаждой и одновременно тем единственным, кто может её утолить? — Ганнибал откровенно забавлялся, а увидев свою рубашку, лежащую на постели возле подушек, которую Уилл у него одолжил, его ухмылка превратилась в оскал. Не дождавшись ответа он продолжил: — Что ты собирался с ней делать, Уилл? — Ганнибал движением головы указал на рубашку. — Хотелось ощущать мой запах в постели? Или оставить его на себе? Грэм нервно вздохнул, но всё же заглянул в эти наглые глаза, ухмыляющиеся и смотрящие на него так плотоядно и с таким желанием, что даже отражение языков пламени от камина на этой янтарной радужке не смогли скрыть всё то тёмное вожделение, которое они в себе так усердно прятали. — Я вообще не был уверен, что доживу до утра, так что не задумывался об этом. — сдавленно произнёс профайлер, отводя взгляд на огонь. Лектер улыбнулся, и подойдя вальяжной походкой к кровати, сел на край, отслеживая реакцию краснеющего Грэма. От вида Ганнибала на своей кровати, у Уилла перехватило дыхание и он просто не смог оторвать от него жаждущий, но испуганный взгляд. И Уилл действительно боялся… Боялся самого себя и чувств, что он испытывал… Боялся того, что Лектер знает о них, и того, чем вообще это всё может закончиться. — А сейчас уверен? — Ганнибал всё так же ухмылялся. Грэм поднялся с кресла и подошёл к журнальному столику, на который Лектер поставил бутылку вина. Подлив обжигающую, но мягкую жидкость себе в бокал, Уилл произнёс почти шёпотом, поднимая взгляд из-под дрожащих ресниц: — С тобой нельзя быть уверенным ни в чём, но если ты собрался убить меня, то сделай уже это, ты достаточно меня помучил, я бы сказал куда больше, чем любую из своих жертв. — Мне не нужна твоя смерть, Уилл. — А что тебе нужно? — Принятие. Взаимность. Признание тобой самого себя и своих желаний. — Взаимность? — Грэм ухмыльнулся. — Ты социопат, Ганнибал. Твоя любовь это искусство, твоя страсть это убийства, так что убей меня и перестань нести эту чушь про взаимность… — Для славы — много, для сердца — ничего. А в сердце лютая тоска... — Думаешь от того, что ты процитировал Джузеппе Верди, что-то изменится? — Спросил Уилл, повернув голову в сторону кровати и поймав на себе удивлённый взгляд Ганнибала. — Не знал, что ты любишь оперу. Но сейчас не об этом. Скажи мне, Уилл, что сказала Алана, когда ты поцеловал её? — При чём тут это вообще, Ганнибал? — Уилл возмущённо вскинул брови. — Отвечай! Приказ Ганнибала звучал так властно, что Уиллу ничего не оставалось, как подчиниться. — Она отвергла меня, потому что испугалась меня настоящего, при первой же малейшей попытке ей открыться. Она сказала, что я нестабилен, испугалась за свою безопасность рядом со мной. — Именно. — Лектер привстал с кровати, наполняя вином свой бокал, оказываясь от Уилла в нескольких сантиметрах, а затем, отпил немного вина и заглянув в голубые глаза, продолжил: — Она не была готова увидеть и понять тебя таким, какой ты есть. Она привыкла видеть тебя другим, ведь ты всю жизнь прятался. Алана просто не смогла увидеть то, что глубже, а когда ты ей это показал — испугалась. А я вижу тебя, даже когда ты прячешься. Вижу насквозь. Только в отличие от неё, я не испугался. Не испугался того, что ты можешь стать моим концом. Я пришёл в восторг, принял тебя, потому что понял, что ты не мой конец, ты моё новое начало. Уилл рвано вздохнул, ведь от этих тёплых слов внутри всё просто сжалось… Неосознанно он облизнул губы, как тут же был прижат сильной рукой к телу мужчины, стоящего напротив. Ганнибал провёл кончиком носа по шее профайлера, вдыхая лёгкий аромат страха и возбуждения, и нежно прошептал почти в самое ухо, обжигая шею горячим дыханием: — Бедный Уилл Грэм, попавшийся в капкан своего же кокетства…