Тёмное искусство души

Оказавшись в крепкой хватке, ощущая тяжесть и всю власть чужих рук, заключивших его в объятия, Уилл нервно сглотнул, не рискуя поднять глаза. Это даже не было полноценным объятием, но большие пальцы то и дело пересчитывали лесенку рёбер, притягивая Уилла ещё ближе. Ганнибалу определённо хотелось нащупать его сердцебиение, такое потерянное, одинокое, и разогнать его до бешеного ритма. Профайлер жадно глотал воздух, словно загнанный зверёк, уставший от преследования опасного хищника, а накатившие на него эмоции от столь властной близости Лектера, переполнявшие его через край, и вовсе спешили найти выход. Решение приходит само собой. Оно непродуманное, ситуативное и, в не меньшей степени, импульсивное. Уилл прижался ближе, дрожа и плавясь под теплом таких опасных, но запретно-манящих и желанных рук. Судорога прошлась от горла вниз, исчезая молнией где-то внизу живота, и Грэм прижался ещё ближе к чужому телу, ощущая исходящий от него жар, который не могла скрыть даже ткань дорогого костюма, определённо сшитого на заказ. А затем поднял взгляд чуть запрокидывая голову, так как Ганнибал был немного выше. Казалось, что на несколько мгновений, Уилл выпал из реальности, пытаясь найти не такое очевидное трактование самому себе тех эмоций, которые он ощущал, находясь в объятиях своего «ночного кошмара». Да, Грэм не был идиотом и понимал, о чём сигнализирует всё его тело, но вот его разум… Он-то определённо отказывался принимать такую реальность, от чего осознание происходящего вокруг них ощущалось таким нечётким, невозможным, будто и вовсе не могло быть правдой. Но всё это было правдой. Каждая часть его тела будто стала глиной, готовой приобретать нужную форму в руках творца. И Уилл ненавидел себя за это. Ненавидел себя за то, что выглядит так податливо, словно заворожённый, беспрекословно поддающийся действиям своего гипнотизёра… Его губы дрожали, он не мог больше смотреть в испепеляющий, уничтожающий, заполняющий всё пространство вокруг взгляд карих глаз. Но, не успев отвести глаза, ощутил сильные пальцы, сомкнувшиеся вокруг его подбородка, притягивающие его для поцелуя. Реальность разбилась вдребезги. Уилл сжал руками полы его пиджака, сминая под дрожащими пальцами элитный французский шёлк и привстал на носочки, лишь на секунду поддавшись нахлынувшим эмоциям, сносящим на своём пути все рамки приемлемости, подобно огромному цунами, если эти рамки вообще существовали… Нежные губы Лектера касались его собственных почти невинно, нежно ласкали, согревая своим теплом. Но несмотря на всю невесомость этих прикосновений, для Уилла они были уничтожающими. И речь шла не только о его нравственности, морали, остатке понятий о собственной ориентации и даже не о его принципах. Нет! Речь шла о куда большем… О разрушении всего мира вокруг, того мира, в существовании которого Грэм уже не был уверен, ведь всё это напоминало сон. И словно услышав свой внутренний голос на задворках подсознания, профайлер разорвал поцелуй, отстранился, вжавшись спиной в стену, в поисках дополнительной опоры, и испуганно посмотрев в глаза своему безумию произнёс: — И часто ты проделываешь это с добычей перед тем как убить? — Так же часто, как ты не пытаешься грубостью прикрыть границы своего личного пространства. — Ганнибалу нравилось наблюдать за тем, как Уилл мечется между разрывающим его желанием, вызванным таким тесным и интимным контактом, и закостеневшим чувством вины за то, что он хочет всем этим безумием насладиться. Уилл нервно сглотнул, из последних сил выдерживая опаляющий взгляд Ганнибала. Лектер смотрел на него так, словно Уилл был чем-то диким и опасным, и он никак не мог решить, приручить его или застрелить. Это пугало… Это завораживало… Возбуждало… Это всё раздражало Грэма ещё больше. Он не хотел испытывать этих чувств с той же силой, как и страстно жаждал прямо сейчас, поддавшись своим ощущениям, раствориться в человеке стоящем напротив. — И ты ещё смеешь говорить мне про грубость?! — профайлер выпалил это настолько резко, так и не поддавшись желанию спрятать глаза. Уилл тяжело дышал, широко раздувая ноздри, но причиной этого был не страх — ярость. Ох уж этот сладкий аромат гнева Уилла Грэма — нота настолько редкая в его характере, мягком, как губка, но при этом таком же упрямом — сколько ни сжимай, обязательно вернёт свою прежнюю форму. Эту нотку определённо хотелось впитать в себя всю, без остатка, насладившись ей сполна. — Как видишь, Уилл. Смею. Да и почему я должен отказывать себе в этом? Разве я был груб, нарушая твоё личное пространство? — сощурив глаза, Ганнибал ухмыльнулся, немного наклонив голову в бок. — А поцеловать меня против моей воли это не грубость? — вот тут уже Уилл сдался и опустил глаза, сам понимая всю нелепость заданного вопроса, ведь только идиот мог не почувствовать, как профайлер сам льнул к желанному телу, наслаждаясь происходящим, не в силах выбраться из окутавших его эмоций. Ганнибал искренне рассмеялся, и встал к Уиллу вполоборота, а затем взял с журнального столика свой стакан и отпил немного вина. — Что, блять, смешного ты в этом увидел? — выплюнул Грэм, сам прекрасно зная ответ на свой вопрос. Ганнибал лишь удивлённо вскинул брови, одарив брюнета снисходительным взглядом полным умиления, а затем ответил: — Как минимум — твои жалкие попытки отрицать себя. Они выглядят весьма забавно, как и попытки отрицать нашу связь, твою тягу ко мне и свои собственные желания, которые ты попытался замаскировать, сославшись на вспышку адреналина. — Ни на что я не ссылался… Уилл понимал, каким жалким всё это смотрится со стороны, но не успев продолжить, услышал короткий смешок. — Действительно. Может мне снова подойти и почувствовать твой «испуг», просунув колено между твоих ног? Уилл перестал дышать. Щёки вспыхнули алым, а сердце ускорилось вдвое, когда Грэм вспомнил, как чуть не потёрся эрекцией о колено Ганнибала, когда тот прижимал нож к его горлу. Слова пронзали профайлера насквозь, ноги предательски дрожали, от чего Уилл сильнее вжался в стену. Голос Лектера звучал словно откровение, псалом, месса, ода греху или реквием невинности… — Я же сказал, не льсти себе и не принимай на свой счёт. Я всегда честен с собой! И уж точно не тебе, Ганнибал, делать выводы о моих желаниях! — почти прорычал Грэм на резком выдохе. — Ты так же честен, как засекреченный документ. Сколько фрагментов разума ты закрасил чернилами, Уилл, прежде чем рискнуть прочесть своё собственное подсознание? — Ганнибал сделал пару шагов к кровати профайлера и снял со стены подаренный им рыбацкий клинок, аккуратно играя и вращая его в ладони, словно проверяя баланс. Уилл вздрогнул. — Это новый способ добраться до меня, сломать меня, сломать оставшиеся границы, для чего это всё? — Ты проводишь границы там, где их нет, Уилл. — Для меня они есть. — Да. И я жду на той стороне, пока ты не пересечешь их одну за другой. — С чего ты взял, что я вообще стану это делать? Я свободен в своём выборе и ты не можешь на меня повлиять! — слова прозвучали слишком неуверенно, даже для самого Грэма, что дало Лектеру повод для улыбки. — «Нет рабства безнадёжнее, чем рабство тех рабов, себя кто полагает свободным от оков.» — процитировал Ганнибал, разглядывая идеально лежащий в ладони клинок. Уилл открыл было рот, желая ответить этому претенциозному уроду, что сейчас не лучшее время, чтобы цитировать Гёте, но так и не смог обронить ни слова… — Только глупцы и покойники никогда не меняют своих мнений, Уилл. Подумай об этом. — Ну да, точно. Твоими стараниями я скоро начну относиться ко второй категории… — сарказм Уилла ощущался в каждом сказанном им слове. Но Ганнибал не собирался его убивать, ведь Уилл начал интересовать его не как материал, который нужно исследовать, а после, за ненадобностью, пустить в расход, а как нечто, из чего можно сделать что-то своё. Новое и необузданное. Стихийное и такое непредсказуемое… Ещё опаснее, чем он есть сейчас. Грэм был для Ганнибала глиной, из которой можно было вылепить всё, чего только душа пожелает. Нужно было только подождать, и потихоньку, шепча заклинание над куколкой, ожидать превращения… Мысль о том, кем может стать Уилл завораживала, дурманила, заставляя желать, предвкушать. Особенно в те моменты, когда Ганнибал понимал, что далеко не все поступки профайлера он в силах предвидеть. Страх приятно щекотал под рёбрами, заставляя Лектера ощущать себя не только хищником, но вместе с тем — жертвой, которую гонит ищейка. Пожалуй, лучшая ищейка последнего столетия… Да, Уилл был так же непредсказуем, как и следующий аккорд в симфонии Вагнера. И это влюбляло, усиливая чувства с каждым днём, ведь Ганнибал выслеживал свою жертву очень долго, изучая все её повадки. Анализировал каждый сеанс, каждую встречу, абсолютно каждый разговор. Он составил не то что психологический, а абсолютно полный портрет своего подопечного. И только ждал подходящего момента, чтобы начать переделывать Грэма под себя. А точнее — для себя. Ганнибалу было ужасно интересно, как бы именно профайлер начал действовать в разных жизненных ситуациях. Как бы он находил решения, выход, обманывал систему, выводя из строя абсолютно всё на своём пути до тех пор, пока не выйдет из строя сам. Ганнибалу хотелось не только понять Грэма, прочувствовать, но и научиться у него потрясающему образу мышления и нестандартным способам решения разных задач, чтобы стать ещё более опасным и неуловимым, но также Лектеру хотелось передать Уиллу и свой опыт, сделав это незаметно, аккуратно. Ведь Уилл был диким зверьком, который просто так не поддастся дрессуре. Ганнибал желал слияния, стать единым организмом, которому вряд ли хоть что-то сможет противостоять, поэтому его злила и раздражала мысль о том, что Уилл по-прежнему считает, что его скоро убьют. — Глупый… Глупый мальчишка. Неужели ты настолько слеп? — Ганнибал цыкнул покачав головой, делая пару шагов по направлению к профайлеру, который всё так же стоял у стены, но уже более расслабленно. — Как раз наоборот, Ганнибал, я прекрасно вижу истину. — Запомни, истины не существует, как и идеалов, как и «правильности». Есть некоторые устои, которым следует большинство, не более. А если мы предположим, что всё вышеперечисленное всё же существует, то в этом случае, ты тоже воспринимаешь окружающий мир неправильно. И это невозможно отрицать, поскольку ты и сам это знаешь. — Тебе ничего не известно о моих желаниях, Ганнибал. — еле слышно сказал Уилл, поднимая взгляд на приближающегося Лектера. — Так чего ты желаешь, Уилл? Просвети меня. — Убить тебя, было бы весьма неплохо, чтобы оказать миру услугу. — Миру или себе? — Ганнибал улыбнулся, подходя ещё ближе. — Одно другому не мешает. И то и то было бы прекрасным. Конечно, Уилл понимал, что это ложь, причём такая очевидная, что её даже нельзя воспринимать серьёзно. Что всё, что он хочет, это снова оказаться прижатым к стене и ни о чём не думать, ничего не решать, молчаливо вверив себя в руки серийному убийце, растворяясь в нём, присваивая себе, одновременно разрешая себя поглотить. Ганнибал резко сократил оставшееся расстояние между ними, прижимая Уилла обратно к стене, и положил клинок в его руку. Обхватив запястье профайлера и зажимая плотнее его пальцами рукоять ножа, Лектер направил остриё лезвия по направлению к себе, приставив его к своему горлу, а затем прошептал в самое ухо: — Ну тогда убей меня, давай, мой мальчик, испачкай свои святые ручки в моей крови, сделай то, чего так сильно жаждешь. Уилла прошила крупная дрожь. Казалось, что на теле встал каждый волосок и напрягся каждый нерв. Шёпот Ганнибала обжёг чувствительную шею, а ноги снова предательски стали ватными. Лектер чуть сильнее надавил рукой профайлера на рукоять, позволяя лезвию слегка рассечь нежную кожу, заставляя края образовавшейся ранки наполнится кровью. Грэм издал рваный вдох, пытаясь ослабить давление на клинок, опасаясь причинить более серьёзный вред здоровью, как почувствовал жар от тела Ганнибала, прижавшего его к стене всем своим весом. Уилл больше не мог этого вынести. Он прильнул губами к сочащейся ранке на шее, нежно целуя, слизывая каждую красную капельку, словно щенок, пытающийся зализать рану хозяина, которого укусил, не рассчитав силу сжатия челюсти и остроту молочных зубов. Ганнибал лишь довольно хмыкнул, подставляя шею под нежные и жадные прикосновения чужих губ. Его свободная рука оглаживала талию, рёбра, бедро брюнета, пока слегка не задела пах, ощущая отчётливый бугорок на штанах. В этот момент Уилл с гортанным рычанием прикусил рану на шее, заставляя её кровоточить ещё сильнее, словно предупреждая. — Наверное опять адреналин! — язвительно ухмыльнулся Лектер, прижавшись ещё плотнее бёдрами к его возбуждению. — Заткнись, Ганнибал, Господи, просто заткнись! — прорычал Уилл, переключаясь с шеи на губы Лектера. Профайлер ощутил в глазах слёзы и поцеловал его снова, а затем ещё, и ещё раз. Он хотел кричать, проклинать Ганнибала, показать свою ненависть и чувствовать её. Но всё, что у него было — чистая, неудобная правда, которую он зарывал и выкапывал раз за разом, как собака, прячущая одну и ту же кость во всё более тайных местах. Ганнибал отвечал на поцелуи, нежно толкаясь в чужой рот языком, лаская каждый его уголок, изучая, исследуя. Лектер скользнул рукой под футболку Уилла и коснулся обнажённой кожи рёбер. Пальцы легко танцевали по ней, оставляя не проходящий жар, словно от сильных ожогов. Уилл закрыл глаза, оторвавшись от губ и тяжело задышал. Весь Ганнибал — все его прикосновения, запах, выражение лица, слова и движения тела нашли пристанище в его груди, словно свив гнездо в месте, которое было пустым так давно, что Уилл и забыл каково это — ощущать в нём заполненность. … Вся эта реальность казалась такой уютной и правильной, словно это было долгожданным «возвращением домой». Происходящее между ними безмолвно и само собой разумеющееся. Лектер, словно зная, как нравится Уиллу, касается исключительно определенным образом. Он запоминает изгибы Грэма, запечатывая в своём дворце памяти каждую минуту, словно этот миг может стать последним. И он может, ведь нож до сих пор находится у профайлера в руке, но даже если это и так, то Ганнибал даже не против, если Уилл его сейчас убьёт. Они оба не против сейчас умереть… Рука Лектера опустилась вниз, осторожно сжимая бедро Уилла. Тот замер буквально на секунду, а после рефлекторно попытался сжать колени, но наткнулся на ноги доктора, прижавшие его к стене, словно фиксируя в удобном для себя положении, и потерпел неудачу. Ганнибал с удовольствием проглотил дрожащий выдох Уилла, выпил его прямо из чужих губ, мягко прикусывая их в такт с тем, как большой палец оглаживал внутреннюю сторону бедра. Грэм дрожал, хватая ртом воздух и изо всех сил пытался сдержать постыдные стоны. — Не надо сдерживаться, mano berniukas*, я хочу слышать тебя, видеть тебя настоящего. Ты так жаждешь насилия в агонии страсти, что сейчас твоё тело по-настоящему ожило в моих руках… И эти переполняющие тебя ощущения слишком сильны, чтобы ты смог удержать их все внутри себя. — Я ненавижу тебя… Ненавижу… — прохрипел Уилл, восстанавливая дыхание в перерывах между поцелуями, а затем с новой силой впивался в чужие губы. Это было слишком сильно, слишком чувственно, сверх всяких допустимых мер любой эмоциональности. Уилл почувствовал, как Лектер толкнулся в него пахом, имитируя фрикции, а затем сжал его бедра, чтобы тот не смог избежать следующих толчков. Это уже было чересчур. Профайлер задыхался, чувствуя невыносимое возбуждение, и несмотря на все противоречия в своей голове, совсем не думал отстраниться, даже если бы Ганнибал убрал руки, освобождая его из захвата. С губ Уилла сорвался глубокий стон и он смог вымолвить только: «Пожалуйста», сам не понимая чего именно он просит… Лектер умеет меняться в считанные секунды. Томительные, нежные и почти невинные поцелуи сменяются резкими рваными укусами за губы, возбуждающими касаниями языком и страстью, ослепляющей и подводящей к пропасти. Ганнибал довольно неплохо умеет сдерживать эмоции. Но даже его самообладание не безгранично, по крайней мере не тогда, когда рядом Уилл Грэм, который стонет или даже скулит ему на ухо и просит своим невероятно дрожащим шепотом о чём-то большем. Забрав клинок у него из руки, одним точным и выверенным движением, Лектер рассёк одежду профайлера, обнажая красивую грудь мужчины, как и его не менее прекрасный пресс. От резкого взмаха ножа и звука рвущейся ткани Уилл вздрогнул и зажмурился, на мгновение отстранившись от губ мужчины напротив. — Не стоит меня так бояться, Уилл. Не в эту секунду. — Ганнибал самодовольно ухмыльнулся и припал губами к горячей обнажённой груди, срывая с губ профайлера довольные всхлипы. Ганнибал целовал его нежно, ласково, покрывая молочную кожу слегка ощутимыми укусами, оставляя свои метки, словно подпись на завоёванной территории, которая отныне принадлежит только ему. Уилл мог лишь стонать под этой сладостной пыткой, не думая ни о чём. Не думая о том, что правильно, а что нет? Что легально, а что — преступление? Профайлер больше не знал ответов на эти вопросы. Его рамки морали превратились в пыль, а эта, пока ещё совершенно новая для него реальность, всё ещё казалась сказкой, сном, который скоро непременно закончится… Но он не заканчивался, предупреждая о том, что это только начало. И казалось, прыжок в эту пропасть должен пугать, но Уиллу почему-то не страшно. Или же ему страшно так давно, что он этого уже не замечает… Запрокинув голову назад, Грэм стонал от каждого поцелуя, которые оставлял на его теле Ганнибал, спускаясь к кожаному ремню на джинсах. Добравшись до пряжки, Лектер с лёгкостью её расстегнул вместе с ширинкой и одним резким движением сдёрнул его штаны вниз. Ганнибал довольно хмыкнул, увидев растёкшееся влажное пятно на боксерах профайлера, а затем провёл кончиком носа вдоль всей длины ствола снизу вверх, прямо через влажную ткань. Уилл лишь на секунду опустил голову, чтобы насладиться видом Ганнибала, стоящего перед ним на коленях и, по всей видимости, собравшемуся ему отсосать. Но тут же пожалел о том, что он это увидел, ведь от накатившего возбуждения голова закружилась и профайлер чуть не рухнул в обморок. Уилл даже не успел отреагировать, когда его бельё было стянуто вниз, а властная и горячая ладонь сжалась у основания его члена. Затем Ганнибал облизнул головку и втянул её в рот. Одной рукой Уилл сжал плечо Лектера, другой скользнул в его волосы, издав гортанный стон, зародившийся где-то в груди, когда ощутил, как Ганнибал ласкает языком дырочку, из которой сочится смазка. — Ган… — ему пришлось насильно сомкнуть губы, чтобы не выкрикнуть имя Ганнибала, когда влажный язык нетерпеливо скользнул вниз, обводя все венки, окутывая Уилла волнами наслаждения. Лектер был словно повсюду, лаская бьющийся пульс, зажимая губами нежную кожу. Казалось, что с тем же успехом он мог держать в руке сердце Уилла. Когда Уилл снова опустил глаза, зрелище стало совсем невыносимым. Ганнибал ласкал его всё ниже и ниже, словно поклоняющийся ему своим ртом. Грэм изо всех сил сопротивлялся желанию двинуть бёдрами и сильнее погрузиться во влажный жар, всё интенсивнее обволакивающий его плоть. Ладонь Лектера сместилась на бедро, чтобы он мог вобрать весь член целиком, пропустить его в горло и сделать глотательное движение, срывая с губ профайлера ошеломляющий громкий вскрик. Почувствовав, что Грэм уже на пределе, Ганнибал выпустил его член изо рта, услышав разочарованное, жалобное и нетерпеливое хныканье. Самодовольно ухмыльнувшись, он оторвал Уилла от стены, кидая его на кровать и наваливаясь сверху. Заглянув Ганнибалу в глаза, профайлер нервно вздохнул и приоткрыл губы, словно пытаясь что-то сказать, но так и не решился. Будто прочитав его мысли, Лектер легонько коснулся губами шеи и, оторвавшись от поцелуя, прошептал прямо на ухо, слегка прикусывая мочку: — Просто расслабься, я не сделаю тебе слишком больно, обещаю. Естественно страх был достаточно сильным, чтобы Ганнибал его уловил, ведь Уилл никогда не экспериментировал с собой и не касался себя так, ни в старшей школе, ни в студенчестве, ни во взрослой жизни и более того, даже не думал, что когда-нибудь его реальность сложится именно таким образом, но это произошло. От пугающих мыслей, Грэма отвлекли многочисленные поцелуи мужчины, прижавшего его к постели. Уилл не мог оторвать глаз, заворожённый зрелищем, как Ганнибал раздевается, скидывая на пол дорогую одежду, к которой тот час подбежали собаки обнюхивая и тыкаясь в ткань влажным носом, но похоже, что Лектеру было на это плевать. Продолжая терзать поцелуями раскрасневшиеся губы брюнета, Ганнибал изучал руками свои «новые владения» и шептал что-то на литовском, потираясь уже обнажённым возбуждением о живот профайлера. Затем, оторвавшись от губ возлюбленного, он с лукавой улыбкой поднёс несколько пальцев к его рту, тут же уточнил, что от того требуется: — Ну же, будь хорошим мальчиком, Уилл, облегчи мне задачу, а себе ощущения. По кадыку было видно, как Грэм нервно сглотнул, но послушно вобрал в себя все 3 пальца, посасывая их, проводя по всей длине языком. Хорошо смочив пальцы слюной, Уилл выпустил их из губ, издав при этом невероятно пошлый причмокивающий звук. — Вот умница! Послушным ты мне нравишься куда больше. — Ганнибал улыбнулся, проводя языком по шее Уилла и прислонил влажные пальцы к тугому и напряжённому колечку мышц. Проскользнув в горячий плен только одним пальцем, Ганнибал почувствовал, как Уилла затрясло, и он мгновенно сжался вокруг него, не позволяя протолкнуться дальше. — Расслабься, ну же, хороший мой, скоро будет приятно. Почувствовав, как Уилл глубоко вздохнул и попытался расслабиться, Ганнибал начал медленными движениями задавать темп, беспокоясь за то, что может сделать больно своему профайлеру. Он туго его натягивает, то сгибая палец, то выпрямляя его внутри. Проворачивает, поглаживая горячую тесноту по каждой стеночке, двигаясь в нем уже легче. Увидев, что Уилл привык и нерешительно заёрзал, к первому пальцу добавился и второй. Почувствовав это, Уилл сдавленно захрипел, и не выдержав сладостной пытки, сам начал насаживаться на пальцы, преодолевая лёгкую боль, но ощущая себя наполненным. В первый раз за всю свою жизнь Грэм чувствовал себя таким желанным, таким нужным, ощущая себя божеством в чужих руках. От сей картины у Ганнибала так затянул низ живота, что в глазах всё начало плыть, а член сочиться предэякулятом. Лектер задви́гал пальцами резче, раскрывая горячую тесноту, разводя их ножничками, скрещивая, проворачивая, задевая чувствительный узелок простаты, который сразу прошил тело профайлера словно электрическим током, заставляя его выгнуться всем телом под своим мучителем и громко простонать. Аккуратно добавив третий палец, Ганнибал продолжил разрабатывать желанное тело, снова услышав болезненные всхлипы. Лектер принялся целовать всё тело любовника, буквально каждый участок, до которого мог добраться, чтобы успокоить Уилла и хоть немного заглушить дискомфорт от ощущений, двигаясь медленно, давая время привыкнуть. Да, ощущения были определённо болезненными, но каждый раз, когда пальцы Ганнибала находили и ласкали чувствительную простату, Уилл взвизгивая, подмахивал бёдрами, стараясь насадиться глубже, раскрыться ещё шире, всем телом желая большего… — Ганнибал, умоляю, либо трахни меня, либо убей, я не могу так больше… — Тшшш… Наберись терпения, мальчик мой, ты же не хочешь, чтобы я порвал тебя? Лучше скажи, есть ли у тебя массажное масло, крем или что-то, что можно использовать для облегчения твоих ощущений, я конечно могу использовать и оливковое масло, которое определённо добавит пикантности моему «основному блюду», но всё же? — Ещё розмарином посыпь… — съёрничал Грэм, доставая из первого ящика комода смазку. Увидев позабавленное лицо Ганнибала, Уилл тут же залился краской, и вовсе не от того, что с ним собираются сделать с её помощью, а потому что даже идиоту было бы понятно, для чего нужна смазка одинокому мужчине. Да, конечно мастурбировать можно и без неё, но когда ты довольно длительное время находишься один, хочется хоть как-то смягчить прикосновения. — Даже не думай это прокомментировать! — прорычал Уилл, закусив нижнюю губу и предвкушая болезненные ощущения. — Удивительно, что в сложившейся ситуации это стало тем, что обеспокоило тебя больше всего. — Лектер одарил профайлера искренней улыбкой и принялся растирать вязкую жидкость по всему стволу, особенно тщательно промазывая головку. Почувствовав, как Ганнибал прислонил её к горячему, разработанному колечку, Уилл нервно заёрзал, стараясь не забывать дышать и обхватил ногами сильную, рельефную спину партнёра, чтобы раскрыться перед ним ещё больше. Но Ганнибал не спешил. Он медленно надавливал на влажный от смазки вход, но не проскальзывал, просто дразнил, наслаждаясь всё бо́льшими вспышками страха своего профайлера от томительного ожидания боли. — Да сделай ты это уже, наконец, чёртов ты сукин сын… Лектер заглянул профайлеру в глаза не переставая ехидно ухмыляться. — Ммм, какой дерзкий мальчишка, я бы запёк твой язык в замечательном сливочно-чесночном соусе, оформив блюдо на листе салата и украсил бы его белыми грибами и веточкой смородины. — промурлыкал Лектер, лаская чувствительное местечко на шее прямо за ушком. Казалось, что слова Ганнибала способны размыть любую границу между реальностью и запретным миром блаженства. Между благословенной любовью и похотью. И Уилл теряется во всей этой гармонии невесомых ласк, едва ощутимых поцелуев и грязных толчков, лишь дразнящих, опасных, но не проникающих. Пытка стала невыносимой, Грэм прокусил губу в кровь и жалобно и отчаянно всхлипнул: — Да чего ты хочешь, чёрт возьми, Ганнибал… — Я хочу чтобы ты сам насадился на меня. Принял меня, взял на себя ответственность, хоть раз, не прикрывая собственные желания чужими решениями. — Ненавижу тебя… — выдохнул Уилл и протяжно заскулил, насаживая себя на возбуждённую плоть Ганнибала. Его затрясло, боль была невыносимой, а из глаз предательски хлынули слёзы, после чего профайлер стыдливо постарался спрятать глаза. Но Ганнибал не позволил этого сделать. Он взял его за подбородок и смотря в эти влажные от слёз голубые озёра, притянул Уилла к себе, аккуратно слизывая каждую влажную дорожку и шепча успокаивающие слова куда-то в область шеи профайлера. Лектер замер, не двигаясь, боясь пошевелиться и ждал, когда тело Уилла привыкнет и станет более податливым. Услышав, как Ганнибал рвано дышит, увидев, как вздымается его грудь, как идеальная маска самообладания рухнула, обнажая в его глазах лишь неприкрытую любовь, страсть и вожделение, Уилл не вытерпел, и зажмурившись, толкнулся пару раз бёдрами, навсегда запоминая выражение лица Ганнибала. Его прикрытые от удовольствия глаза, гортанные, утробные рыки, растрепавшиеся волосы, выбившиеся на лоб из идеальной укладки, капельки пота, стекающие по вискам от напряжения, от самообладания, граничащего с безумным желанием разорвать… Весь этот вид Лектера напоминал дьявола, горящего в котле собственного возбуждения. А его голос… — Уилл… Ему достаточно того, как Ганнибал произносит одно только имя. С хрипотцой, с выдохом. Так, что даже пальцы на ногах поджимаются до хруста, и хочется свернуть все возможные горы, только бы услышать это снова… Ганнибал определённо держится из последних сил. Держится ради него, ради Уилла… Ради того, чтобы не причинить слишком сильную боль, не навредить, не обидеть… Это знание греет душу… — Не сдерживайся, я же не грёбаная китайская чашка, я выдержу. Покажи мне себя, Ганнибал… И все эти знания, так тепло согревающие душу, просто отходят на второй план, когда Ганнибал берёт под руки чужие ноги и, переставая сдерживаться, вбивается в податливое тело с каждым толчком увеличивая глубину проникновения, в конечном итоге насадив Грэма на себя до самого основания собственного члена. Профайлер срывается на крик, когда Лектер каждый раз задевает чувствительное место, проезжаясь по нему головкой под определённым углом. Уилл блуждает руками по спине, по шее и плечам, царапая чужую кожу, оставляя красные кровоточащие полосы. С каждым новым толчком Ганнибал всё больше забывал английскую речь, раз за разом выстанывая или рыча что-то на родном литовском. Видеть его таким — это действительно подарок, от которого Уилл просто не смел отказаться… Окончательно потеряв счёт времени и связь с реальностью, профайлер просто отдал всего себя ощущениям, позволяя себе стонать, кричать и извиваться под Ганнибалом, как последняя портовая проблядь. В те моменты, когда Уиллу было особенно хорошо, он пытался заглушить стоны, кусая тело своего, теперь уже своего, мужчины, наслаждаясь вкусом железа на языке. Кожа Уилла казалась горячей и скользкой от проступающей влаги, бёдра болели, а во рту отчётливо ощущался вкус крови и пота. Он непрерывно рычал, всхлипывал, подскуливал, раз за разом впиваясь зубами в желанное тело сверху, пока не запротестовали десна… Ганнибал трахал его всё сильнее и быстрее, более размашистыми толчками вместо коротких, с которых он начал. В этот момент Уилл олицетворял собой — чистую эмпатию, а Ганнибал — чистые инстинкты. Лектер играл с добычей, мучил, дразнил, доводил до изнеможения, заставляя всё тело профайлера содрогаться в мучительных предоргазменных ласках, в то время, как Уилл пропускал через себя наслаждение их обоих. Не выдержав очередного, особо глубокого и сильного толчка, задевшего пульсирующую простату, Грэм застонал ему в рот, обвился руками вокруг шеи Ганнибала, сжал со всей силы пальцы в его волосах и так тесно шоркнулся в ответ всем телом, насаживаясь на широкий член до упора, что можно было смело диагностировать один из самых сильнейших оргазмов, что когда-либо познавало человечество… Рассказы о подобном можно было найти, пожалуй только в описаниях работ к великому искусству Бернини*, и то, подобное сравнение всё же не дотягивало до того уровня наслаждения, что только что испытал Уилл, излившись себе на живот, при этом пачкая и живот Ганнибала, так ни разу и не коснувшись собственного члена. Ощущение тёплой и вязкой жидкости на своём животе, вскружило голову Лектера настолько, что темп, с которым он продолжил вбиваться в тело профайлера — стал по-настоящему звериным и неконтролируемым. Ещё спустя пару десятков толчков, Ганнибал кончил, с диким гортанным рычанием, изливаясь горячим семенем в самую глубь любимого тела. Обессиленно свалившись на Уилла сверху, не в силах больше держать вес собственного тела на руках, Ганнибал принялся целовать шею профайлера и шептать что-то, отдалённо напоминающее слова любви. Немного отдышавшись и выйдя из горячего тела, Лектер вытер следы недавнего оргазма с себя и профайлера влажными салфетками, которые лежали всё в том же ящике, что и смазка, избавляя их от необходимости покидать постель, чтобы помыться. Ведь если Ганнибалу ещё хватило бы сил принять душ, то Уилла до ванной пришлось бы точно нести на руках, так что душ мог вполне бы подождать и до завтра. — Ну что, всё ещё ненавидишь меня? — весело проёрничал Ганнибал, прикусывая чувствительную мочку и утыкаясь кончиком носа в висок профайлера. — Да, но не так сильно, как люблю. Ганнибал улыбнулся. — Ты только мой, Уилл, и я хочу, чтобы ты это знал. Я убью любого, кто к тебе подойдёт или попытается забрать тебя у меня. — Я не пережил бы разделения с тобой, даже если б очень сильно этого захотел… И мне страшно подумать о том, что со мной может случиться, если нам придётся пройти через это, особенно после того, что случилось в последние несколько часов. — Уилл жалобно всхлипнул, утыкаясь любимому в область шеи и прижимаясь всем телом. — Тшш… Тише, любимый, не переживай, я не позволю этому случиться. Не после того, как ты принял меня… Принял себя… Принял «нас»… Грэм издал короткий смешок, пощекотав дыханием нежную кожу на ключице Лектера. — Что тебя так забавляет, поделишься? — Ганнибал приподнял брови в лёгком любопытствующем взгляде. — Да так, ничего. Подумаешь, спустя десятки лет одиночества меня оттрахали, как последнюю сучку, а теперь ещё и успокаивают. И этот самый человек, в которого я позволил себе влюбиться — психопат каннибал и по совместительству самый разыскиваемый серийный убийца 21 века, садист, сноб и претенциозный упырь, бесящий меня своим хроническим самодовольством… Конечно, ничего из ряда вон выходящего. Обычная рядовая ситуация. Улыбка Ганнибала стала ещё шире. — В мои планы тоже не входило влюбиться в действующего специального агента ФБР и по совместительству лучшую ищейку за последнее столетие. В единственного человека, которому я уже сотню раз простил грубость, сам не понимая, за какие такие заслуги. Видимо твои щенячьи глазки меня приворожили, напрочь лишая возможности мыслить рационально. — Эй! — Грэм толкнул Ганнибала локтем и прикусил за плечо. — Я то думал ты Потрошитель, а ты оказался королевой драмы. — Не нарывайся, Уильям, не надо, я могу и переборщить! — подмигнул Лектер, перебирая пальцами шелковистые и слегка влажные от пота кудри. — А то что? Убьёшь меня? — забавлялся профайлер. — Затрахаю до смерти. — вполне серьёзно ответил Лектер, а затем добавил: — Засыпай, любимый, тебе надо набраться сил. Словно тут же подчинившись нежному указанию, Уилл отправился в царство Морфея, а Ганнибал, услышав его размеренное сопение, позволил себе отправится в след за ним, застилая тёмную комнату звенящей тишиной.