Забота

      Обычный день в облачных глубинах. Заключался в том, что на округу доносится звонкий смех одного из главных головных болей учителя Ланя. Вэй Ин будучи в приподнятом настроении, не спешит идти на завтрак и ужин тем более на занятия. В Облачные глубины приезжает его бывший брат и по совместительству шиди. И ничто не могло лишить Вэй Усяня возможности встретиться с ним раньше, чем кто-либо, даже если вечно хмурящийся шиди будет бранится обо всем, что взбредет в его голову. Это совершенно не является аргументом, чтобы не встретить его. Стоило бы Ваньину понять это, но тот все еще надеется отпугнуть его, почем зря, сам же его характер лучше всех знать должен, но нет, не смирился с неизбежным и непоправимым.       Хангуан-Цзюнь же отсутствовал в Облачных Глубинах по какой-то срочной Ночной Охоте, которая, по словам его дяди, не могла быть отложена на другое время. Вансяни подумали, что это лишь отговорка, чтобы разделить их и не дать наставнику Ланю уйти на тот свет раньше времени. (Лично Вэй Ин, честно сказать, не видел в этом никакой проблемы, так как сам побывал в небытие, и даже если он ничего не помнил оттуда, мог сказать, что небытие было куда спокойнее, чем в реальном мире, говорить такое перед нынешним главой Ордена и своим супругом, он, конечно же, не решился) В данный момент любимого мужа не было рядом и Вэй Усянь откровенно скучал, а потому, честно рассудил, что немного отыграться на хмуром Цзян Чэне будет не такой уж и плохой идеей. Между ними еще были небольшие разногласия и глава Цзян при встрече грозился переломать ему ноги и в начале игнорировал, не желая даже слушать его бредовые мысли и изобретения. Но стоило главной головной боли Облачных Глубин взяться за поддразнивания, и фраза, брошенная самим шиди: «Он доведет даже мертвого!» — обретала смысл!       Вот и сейчас, кратко отвечая на приветствие адептов и взрослых, он буквально мчался вперед, нарушив не менее двадцати или больше правил места проживания, и вот, уже стоял прямо перед воротами. Набирая побольше воздуха в груди, заламывая руки в ожидание, чувствуя себя как девица. Отчего невольно краснеет и отводит взгляд, быстро приводя чувства в порядок и устремляя взгляд на ворота. В тоже самое время в них появляется фигура в фиолетовых одеяниях и Вэй Усянь мог поклясться своим телом, что видел, как в знакомых глазах мелькает радость, тут же сменяемая напускным раздражением. — И что ты здесь делаешь? — как всегда доносится до ушей Усяня его раздраженный тон, когда Чэн подходит ближе и стоит напротив него. — Тебя жду, что же еще мне здесь делать? — игнорируя тон, он улыбается и немного отходит, интересуясь чисто из любезности, которую он должен проявить по отношению к Лидеру Секты, — как прошло ваше путешествие в Облачные Глубины?       Цзян Чэн не мог бы считаться его братом, если бы тут же не приметил, как тот дразнит его. Вмиг раздражаясь, касаясь цзыдяня и начиная его покручивать, совершенно не обращая на это внимание.       Когда как Вэй Ин улавливает это единственным брошенным в его сторону взгляд и решает несколько минут помолчать, давая время вспыльчивому главе успокоиться, чтобы подготовить его к еще большему веселью.       Они проходят к беседке и Цзян Чэн заявляет, что у него нет времени на праздные беседы. На что темный гений пожимает плечами, ведет головой и смотрит с хитринкой присущей серым глазам, в которых, словно в омуте черти так и кружат хоровод. Ожидать иного не приходится, Цзян Чэн просто вынужден сесть на скамью, чтобы черти просто не выпрыгнули на него. Это никак не помогает ему подготовиться к новым выходкам темного заклинателя перед ним, и страшнее всего, это его молчание такое долгое время! — Что? Чего молчишь, зачем звать меня в беседку и молчать?! — Тебе же не нравится, когда я болтаю! — в противовес говорит Вэй Усянь, а глаза лишь сильнее загораются, светятся, как два фонаря на праздник, и от этого не по себе становится. Воистину темный заклинатель! — Я зря трачу свое время! — поднимаясь ровно в тот же момент, как слова вылетают из рта, Цзян Ваньинь замирает, когда в голове вдруг появляется давно мучающий его вопрос, — скажи мне, — он замечает, как тот наклоняется голову, смотря с каким-то предвкушением, — как тебя только Цижэнь терпит?! Ты же, что не на есть один из самых проблемных людей, к тому же — темный заклинатель! Даже больше — магистр дьявольского пути! А о твоих манерах и говорить не стоит, ты просто… Просто…! — слова вылетают из головы в тот же момент, когда он видит, что глаза вечно спокойного шисюна загораются алым цветом, он может сказать точно, что они на оттенок темнее, чем он когда-то видел в Илине и это пробирает до мурашек. — И какое тебе до этого дела? — произносит он, вдруг, ледяным голосом, — ты в очередной раз хочешь переложить все на меня, увидеть во мне причину моих многих преступлений, осудить меня за мой выбор?! Так даже не смей этого делать! Я расплатился перед тобой, я попросил Сиченя пригласить тебя, чтобы поговорить и ты… ты вновь начинаешь о прошлом, которое мы вместе решили оставить!       Впервые Цзян Чэн не находит слов, он злится. Хочется крикнуть снова начать доказывать свою правоту, но может лишь хриплым голосом бросить в сторону прежде родного человека: — ты не меняешься, подумай, как из-за этого страдают окружающие. — и уйти из беседки, когда сердце сжимается в груди с новой силой, ему не хотелось портить такой день, он правда приехал по важным делам, дела которые он хотел обсудить со своим единственным родным, не включая Цзинь Лина, человеком. Но как всегда все идет наперекосяк и Цзян Ваньинь не знает как с этим справляться. Он слишком самовлюбленный и эгоистичный, потому не может извиниться, даже если и считает, что в какой-то степени виноват.       Они снова расходятся на негативной ноте. Вэй Усянь смотрит сквозь челку на уходящего Цзян Чэна, своего бывшего шиди и спрашивает пустоту: «почему это всегда происходит?» — никто не ответит ему на этот вопрос, как никто и не утешит.       Вэй Ин идет в цзинши и проводит там некоторое время, отвлекается рутинной бумажной волотиной, а потом его отвлекают его маленькие «утята». Вмиг забывая о брошенных в него словах, он проводит день вместе с ними. А вечером, оставшись одним в просторной кровати, разваливается, и в голову, будто наковальней по железу, бьют мысли о разговоре, заставляя задуматься, а правда ли то, что его просто терпят? В голове проносятся много различных моментов, и для себя, даже не так, для своего любимого, он решает соответствовать Облачным Глубинами, а потом извиниться перед Цзян Чэном. Хоть он и думает, что тот в некотором не прав, но он прислушается к нему, наверное, впервые, хотя кого он обманывает, далеко не впервые.       С такими мыслями он засыпает.       Сам не понимая как именно, ему удается встать в пять утра, когда звон доносится по всем Облачным Глубинам. На удивление он чувствует себя бодрым, отчего воспоминания о встрече выветриваются из его головы, заменяя предстоящим испытанием на выдержку. Решившись на что-то Усянь редко отпускал эту идею, пока не добился бы результата. Именно поэтому, находясь все еще в задумчивым виде и летая где-то в глубинах своего сознания, он не замечает, как завтракает в павильоне и как к нему присоединяются юниоры, с тревогой посматривающие на то, как он молчаливо и непривычно поглощает свою еду. Переглядываясь они задаются вопросами о произошедшем и оба не могут найти ответов, потому переводят взгляд на любимого наставника. Который за всю трапезу так не издает и звука.       Позже, оказывается, что это не все изменения в его поведении. Так как Вэй Усянь являлся учителем для подростков, он вел у них уроки. И все молодое поколение, сидя за своими местами, предвкушая очередную интересную и захватывающую историю или объяснения, потерпели шок, учитель Вэй не улыбался, не кривлялся и, главное, не шутил! В классе, конечно, поднялась самая настоящая тревога. Как только закончилось занятие, к нему подошли его любимый А-Юань и его друг Цзинъи. — Учитель Вэй, с вами все в порядке? — Да-да! Что произошло?!       Вэй Усянь лишь недоуменно смотрит на них, откровенно не понимая, чем вызвал у двух учеников такие взволнованные лица, а потому хлопает их по плечу, чего никогда не делал! И заверяет: — О чем вы? Конечно, со мной все нормально.       После чего уходит, оставляя Лань Сычжуя и Лань Цзинъи переглядываться с нарастающей внутри тревогой. Никогда еще они не видели, чтобы улыбка учителя Вэй вдруг пропала, да даже в самом серьезном бою, тот продолжал отшучиваться и улыбаться! А тут на тебе. Они оба единогласно решили, что с ним что-то не так. Лань Сычжуй волновался за него вдвойне, зная, как на самом деле папа переживает о случившемся в прошлом и совершенно не хотел, чтобы это сказывалось на нем.       Позже, в тот же день прибывает Цзинь Лин, проведать своих друзей. Как обычно ожидающий незамедлительного прихода к нему своего дяди Вэя, он смотрит волком по сторонам, но никак не может обнаружить его. Осведомленный о недавнем разговоре между дядями (как будто у него был выбор не быть осведомленным! Когда его дядя Цзян вдруг стал куда свирепей, даже лютого мертвеца, трудно было не понять отчего именно) он искал возможность, хоть и не признавался самому себе в этом, поговорить с Вэй Усянем, попытаться объяснить слова дяди, предполагая, что разговор вновь зашел не в ту сторону. Спустя нескольких палочек благовония нахождения в Святом Месте, так он прозвал Облачные Глубины в своей голове, он не натолкнулся на него ни разу! Невиданное чудо! Зато смог найти своих друзей, а заодно узнать от них, что его дядя Вэй сегодня странный и что тот ведет себя не как обычно. Откровенно не понимая их слова, он дурачится с Цзинъи, но тот серьезен. Цзинь Лин также отмечает подавленное и взволнованные настроение Лань Сычжуя, хотя тот старается улыбаться надевая маску из привычных вежливых улыбок.       Все трое решают выяснить в чем дело и что же такое случилось с их учителем, что он начал вести себя не так как обычно. Даже адепты, перекидывающиеся с ним парой фраз, заметно напрягались и смотрели во все глаза, когда не слышали и намека на громкий смех. Выловив Вэй Усяня глазами, все трое решают подсмотреть, точнее, как утверждают Цзинь Лин и Лань Цзинъи на слова Сычжуя, присмотреть за учителем. Последнему не удается убедить их в неправильности этого метода и он просто присоединяется к ним, подмечает, что их ждет наказание после этого.       Они наблюдают самую невероятную, невообразимую, шоковую — не хватит слов и всего словарного запаса, чтобы выразить то, что открывается перед их глазами. Даже будь перед ними весенние картинки, они были бы намного приятнее для молодых глаз, нежели открывшаяся картина: учитель Вэй кланяется их старику преподавателю Цижэню, кланяется так покорно, что в его позе отслеживается не игривость, а самое настоящее уважение. И это до безумия, до чертов в озере, до проклятых гулей — не правильно! Они так и замирают, едва не вываливаясь из-за угла здания с открытыми ртами. Когда видят не менее испуганный и не верящий в происходящее взгляд Цижэня, кажется вот вот и тот упадет прямо там где стоит, потому что учитель бледнеет, а его рука зависает в воздухе, не дотянулись до козлиной бородки. Когда господин Вэй уходит, учитель Лань продолжает стоять неподвижным каменным изваянием на прежнем месте, пока не отмирает и смотрит в сторону, куда ушел учитель Вэй. Его рука, зависшая в воздухе, опускается и он кладет ее на грудь, все еще с раскрытыми глазами смотрит в сторону и явно не может осознать только что произошедшее, не зная, радоваться ли ему такой стороне спутника его дорого Второго Нефрита, или заказывать себе, наконец, место в зале предков, потому что чего ожидать от такого человека как Усянь уже не представляет. — Он точно болен. — произносит Цзинь Лин сам бледный и взболомошенный. — Или кто захватил его тело! — кивает Цзинъи в подтверждение, смотрит на них двоих и добавляет. — Либо заболел, не иначе! Не может такого быть! — Он… Я впервые вижу такое… — не находит слов Сычжуй, наблюдая, как глаза друзей становятся сочувственными. — Нам надо рассказать Хангуан-Цзюню! — решительно произносит Цзинъи, но мгновение и он опускает голову. — Его нет в Облачных Глубинах, он должен будет прибыть завтра. — качает головой Сычжуй, совершенно напуганный и не знающий что сделать, чтобы как-то облегчить явное страдание своего родного. — Тогда, можно сказать Главе Ордена? — предлагает Цзинь Лин, когда видит явное неодобрение с двух сторон, — если у вас есть идеи по-лучше, то говорите! Тем более, как никто другой, разве не Глава Ордена должен помогать своим адептам разобраться в их болезнях в случае чего! Вы же знаете Вэй Усяня, если с ним что-то произошло — никогда не скажет! Будет скрывать до конца.       После его пламенной речи, обоих Ланей заметно передергивает. Все трое тут же мчатся к Главе Ордена и стучатся в его дверь, когда тот впускает их, они на перебой, кроме Сычжуя, голосят про произошедшее. Ничего не понимающий Лань Сичень прерывает их и просит Лань Сычжуя объяснить происходящее. Когда тот начинает рассказывать, с каждым новым словом он ощущает, как потеют его руки, а потом сразу мерзнут от волнения, чувствует и как бледнеет. К концу истории его уже потряхивает от переполняющих его переживаний. Перед тем как отправиться выяснять приключившееся с зятем, Сичэнь успокаивает Сычжуя и его друзей. После чего они идут к цинши.       Вэй Усянь, немного уставший после проделанной работы, довольный самим собой в добивание поставленной цели, отдыхает и наслаждается покоем. Когда к нему в дверь неожиданно для него стучится Лань Сичень. Вид у него серьезный и встревоженный, а за ним виднеются дети. — Что привело вас ко мне? — учтиво интересуется Усянь.       Главу Лань передергивает от такого обращения. Усянь никогда не обращался к нему слишком фамильярно, но и не так вежливо, это подходило подстать родственникам и нынешнее обращение вызывает настоящую тревогу. — Хотел убедиться, что с господином Вэем все в порядке. — стараясь не подавать вида, Лань Сичень садится за предложенное место за столом, краем глаза делая пометку, что в их с Ванцзи доме слишком чисто для такого человека, как Усянь, что также указывает на существующую проблему. Которую он решает выяснить. Ученики остаются под дверью, не решаясь войти. — Как мне известно, подслушивать разговоры взрослых в Облачных Глубинах запрещено. Будьте почтительны и войдите. — не давая Главе Ордена начать расспрос, он приглашает трех адептов войти в дом. — Папа, простите нас за такой внезапный визит. — Сычжуй немного склоняет голову и проходит, за ним проходят и два других.       Усянь удивлен таким внезапным вниманием к своей персоне, но ничего не говорит. Да и, Сычжуй редко употреблял слово «папа» и «отец», что немного расстраивало Вэй Усяня, но теперь это кажется чем-то неправильным, особенно в этой атмосферу наполнившей цзинши. — Так, чего вы все хотели? — Как раз насчет этого. — прочищает горло Лань Сичень, бросая взгляд на настороженно глядящих на Усяня детей, — как ваше самочувствие, господин Вэй? — начинает издалека Хуань. — Спасибо за беспокойство, все в полном порядке.       Взгляды детей все как один кричат одно слово: «Нет!» — Хорошо. Как на счет того, чтобы рассказать мне о том, что вас волнует? — Простите мне мою грубость, но что заставило вас усомниться в моем самочувствие и в общем прийти ко мне? — задает вопрос на вопрос Вэй Ин, не понимая к чему весь этот фарс и почему дети смотрят на него почти в притык с таким недоверием и беспокойством. — Молодой господин Вэй, не поймите меня не правильно. Я полностью уверен, что вы не прячете от нас свои переживание и тем более здоровье. Но сегодняшним днем я получил тревожные донесения от адептов, дяди и теперь учеников, — он делает паузу, смотрит внимательным взглядом на Вэй Усяня, когда тот хмурится, отчего Сичень огорчено вздыхает, понимая, что его слова не несут в себе конкретности и человек перед ним их не понимает, а потому, пытаясь не давить, произносит, — мне сообщают об вашем странном поведение с самого утра.       Наступает молчание. Долгое и томительное. Не прерываемое никем находящемся внутри комнаты, а взгляды четырех людей устремлены на одного человека. Тот полыхает праведным возмущением!       Только подумать, стоило ему стать «нормальным» как все: адепты, ученики — и даже Цзижэнь — обратились к главе Ордена о его странном поведение! Не угодить этим Ланям! Вот в самом деле странные, кто бы что не говорил! И он отказывается признавать, что видел как становятся шокированными лица людей с которыми он разговаривал по всем правилам этикета! Да что это с ними со всеми?! Стоило ему задуматься над словами Цзян Чэна, как его посчитали больным! (Еще не понятно больным с какой стати: душевным или физическим!) Да и с чего вдруг все за него разом переживать начали, это же надо так переполошиться! Еще бы Лань Чжаню об этом сказали!       Поток его внутреннего гнева был прерван касанием его лба Лань Сычжуем, который не мог больше терпеть и решил действовать. Такого предательства со стороны своего приемного сына он не ожидал, что явно говорил его обидчево-злой взгляд. — Нормальный… — вместо замеченного неодобрения в глазах приемного родителя, в растерянности произносит Сычжуй, но не отходит, только опускает руку. — Конечно, ведь я не болен! — заявляет, наконец, Усянь, скрещивания руки на груди.       Дверь цинши снова распахиваются и он видит своего любимого супруга, но не трогается с места, так как около него его шиди.       Они встречаются взглядами и тут же отводят глаза, когда в комнате проносится обеспокоенные фраза его мужа: — Мне сказали, что ты болен. — и сказано это было с таким страхом, что Ин не может сдержать вдоха, а потом смотрит прямо в янтарные глаза мужа. — Я не болен. Со мной все в порядке. Никто мое тело не захватывал. Мое поведение — обдуманное решение после некоего фактора.       На последних словах грозный Глава Ордена Цзян вздрагивает, после чего все-таки встречается с ним взглядом.       Плечи Лань Чжаня опускаются, что не до конца заметно, он подходит к нему и тут же целует. В этом поцелуе чувствуется не былое облегчение и спокойствие.       Дверь цинши вновь отворяется и никто и подумать не мог, что в них окажется учитель Лань. Проследив за множеством взглядов и встретившись с одним единственным, с серыми светлыми глазами как у Цансэ, он кивает, а потом произносит: — Не смей больше вытворять подобное! Лучше будь собой и нарушай правила, а не молчи и кланяйся как сломанная пополам статуя, — прерывается и дополняет, — бесстыдник! — в непривычно мягкой манере.       Дверь вновь закрывается. — Да что происходит?! — совершенно запутавшись в происходящем, восклицает Усянь. — Это ты нам лучше расскажи, идиот! Какого гуля нам говорят, что ты сам не свой, когда мы с твоей обожаемой ледышкой оказываемся в Облачных Глубинах?! — кричит разъяренный происходящим Цзян Ваньинь. — Я прислушался к твоим словам и опробовал следовать правилам, — как ни в чем существенном, признается Усянь, — сам видишь, что из этого вышло! — Так, это из-за тебя, дядя?! — теперь возмущается Цзинь Лин. — Молчать! — рявкает Цзян Чэн, готовый рвать и метать. — Угомонитесь, — прерывает их Вэй Ин, потирая с усталостью точку между бровей, — кто решил, что я сошел с ума, понять не могу. — Учитель Вэй! Но вы и вправду вели себя странно! — вставил свое слово Цзинъи. — И вы все решили, что я болен? — Папа, пожалуйста, не совершай такого больше, я правда считал, что с вами что-то произошло, — Сычжуй прижался к двум отцам и злость Вэй Ина на весь фарс происходящего, как сдуло ветром. Он приобнял сына и заверил его, что больше не будет притворятся Ланем, заметив, как на лице Лань Чжаня появляется мирное выражение лица. — Хорошо, хорошо. Мой А-Юань может не беспокоится об этом. Этого больше не повторится.       После чего все участники этого происшествия еще некоторое время «гостили» в их цинши, рассказывая истории и придумывая свои. Наконец, громкий смех магистра дьявольского культа разнесся привычным грохотом по Облачным Глубинам.       А где-то вдалеке слабо улыбнулся Лань Цижень, успокоенный, что с сыном Цансэ все в полном порядке.