Забота

      Цзян Чэн никогда бы и подумать не мог, что ему будет не хватать шумного, бестолкового и такого раздражающего старшего брата шисюна. Без него, как оказалось становилось до безумия тихо, что хотелось выть в одиночестве и бросаться на первых встречных из-за невозможности выпустить все негативные эмоции, накапливающиеся с каждым днем внутри.       После того дня, когда он последний раз видел шисюна, тот выглядел странно. Темные круги под глазами, уставший серебряный взгляд, ранее вечно сияющий неподдельной детской игривостью, а также губы с каждым шагом кривящиеся в неровную полосу. Пока они шли на гору в Илин, Цзян Чэн замечал и некоторую хромоту в обычно прыгучей походке. Несколько раз порываясь спросить о том, что происходит, он видел, как Вэй Ин натягивал на лицо улыбку и молча продолжал путь, не давая ему и шанса заговорить с ним о чем бы то не было. В конечном итоге они остановились перед подъемом, который не отложился в его памяти, да и как бы он отложился, если Цзян Чэн все время был в повязке. Это был последний раз, когда он его видел. Они пообещали встретиться внизу в деревне, неподалеку от горы. Сомнений о том, что брат шисюн там будет, не возникало до последнего момента.       Он смутно помнит, что произошло на самой горе. Помнит женский голос и потом вдруг темноту в глазах. Сколько он пробыл на горе ему совершенно не хотелось знать, пока в, спустившись, он так и не смог найти шисюна, проклиная свою медлительность на горе. Когда Цзян Чэн пришел в себя, со все еще завязанными глазами, он почувствовал, как его медианы наполнены привычным и таким родным теплом струящийся светлой энергии. Выразить чувства наполняющие его в тот момент он был не в силах описать одним словом. Единственное, что было в его голове: поблагодарить шисюна. Цзян Чэн пообещал себе, что сделает все для того, чтобы отблагодарить брата за возвращение ему Золотого Ядра. Тогда он и подумать не мог, что происходило там, вниз горы в гостинице, около которой как раз ждал его Вэй Усянь.       Все его мечты и сбивчивые речи благодарности развеялись в голове, когда он вернулся в город, где они должны были встретиться. Когда в первый день он не смог обнаружить нерадивого шисюна ни в одной из таверн, не смог найти его и в другом месте, когда он решился на разговоры с местными, дабы только узнать куда подевался Вэй Усянь, и когда они не принесли желаемого результата. Страх за шисюна и незнание того, что ему теперь делать, заставляли его нервно сжимать кулаки. Злость постепенно нарастала, вытесняя чувство безмерной благодарности. Цзян Чэн решил подождать несколько дней, ожидая его поблизости гостиницы, не попадаясь людям на глаза, чтобы не вызывать лишнее подозрение и не быть пойманным. На второй день, когда никто похожий на Вэй Усяня так и не объявился. Цзян Чэн не мог больше ждать, он решил самостоятельно отправиться на его поиски, в голове все еще стояла картина непривычно поникшего и усталого шисюна, и что-то ему подсказывало, что усталость его была не от бессонных ночей и волнения. Несколько раз поднявшись на гору в месте, где они расстались, прочесав гору взад и вперед, блуждая по всем известным и неизвестным тропам, он не нашел и следа его здесь нахождения. Совсем отчаявшись, он никак не ожидал встретить Второго Нефрита Ордена Лань. Тот бездумно смотрел своим вечно холодным взглядом золотых глаз в бескрайнее голубое небо, выглядя при этом необычно тоскливо и взволнованно.       Они еще несколько раз обошли все места, статуэтка из льда молчала, не считая пары слов, которыми они обменялись для выяснения обстоятельств и причины, почему он здесь оказался. На третий, четвертый, пятый — все без толку. Будто и не было его здесь никогда. Растворился, подобно призраку.       Цзян Чэн ощущал, как его сердце сжимается сильнее с каждой попыткой найти на этой гребаной горе хоть намек на Вэй Усяня — ничего, абсолютно пусто. После Лань Ванцзи сказал, что им пора возвращаться. Цзян Ваньинь боялся, не хотел уходить из этого места, но понимал, что иного выхода нет. Совершенно потерянный, грязный и усталый от волнения, они все-таки покинули Илин и направились вместо, где, как сказал Второй Нефрит, собирались все заклинатели для обсуждения военной стратегии для борьбы с Орденом Цишань Вэнь. Их путь занял уйму времени из-за отсутствия мечей. Весь путь они проделали в тишине, что напрягало. Не имея возможности остановиться в каком-нибудь городе на привал из-за необходимости скрываться от Ордена Вэнь к концу седьмого дня они прибыли в лагерь уставшие и нервные.       Потом все закрутилось: стратегические собрания, экстренный набор в Орден людей, оставшихся без домов из-за Ордена Цишань Вэнь и желающих отомстить за своими Ордена и за своих родных, убитых ими же, обсуждения различной степени важности. Со всем этим перед глазами Главы Ордена Цзян продолжал мелькать силуэт его шисюна, ни одна мысль, будь это важная стратегическая подготовка или обсуждение не задерживалась в голове так надолго, как очередное воспоминание вида Вэй Усяня: потухший взгляд, темные круги под глазами, и главное, хромота. По мере продвижения военных действий, он вместе с Вторым нефритом продолжали его поиски, уже не в Илине. Где только они не побывали, нигде не было и следа, и намека на то, что Вэй Усянь был там. Каждый раз освобождая очередной аванпост Цзян Чэн шел прямиком в подземелья в надежде отыскать Вэй Усяня, но каждый раз те были пусты. На самом деле это по-настоящему обнадеживало, вера в силу и проворность брата, которые были известны всем без исключения, и то, что его не было ни в одном освобожденном аванпосте псов вэнь, лишь являлось подтверждением этой самой силы. Облегчение, правда, было временным.       Прошло уже два месяца. Беспрерывные волны крови, жертвы, трупы. Все это кружилось в воздухе, наседало на душу, опускало боевой дух. Сколько они претерпели неудач, сколько погибло союзников, а псы из Вэнь даже не уменьшались в количестве. Единственная отрада из всего этого кошмара стала встреча с сестрой с единственным родственником, оставшимся в живых после случившегося.       Она стояла посреди холма, молчаливая и задумчивая, подолы ее непривычного для боевых действий платья развивались на ветру, а сама она смотрела куда-то в сторону, не замечая, как к ней подошел Цзян Чэн. Вид невредимой сестры заставил давно исчезнувшие слезы застелить глаза, исказить ее фигуру. Он смог только хриплым шепотом произнести ее имя и едва заметил испуг на ее лице, когда прижался к ней всем телом, ища тепла, поддержки от взрослого человека. Сейчас Грозный Глава Ордена ощущал себя мальчишкой. — А-Чэн… — совсем тихо произнесла она в ответ, поглаживая его не такие мягкие волосы, какими они когда-то были до всех этих событий.       Выплакав на этот раз все слезы подчистую, он отстраняется и позволяет взгляду сестры пройтись по каждому закутку его фигуры. Она останавливается на его лице и на ее прекрасном лице появляется слабая улыбка, когда она произносит как можно более ровным голосом: — Ты так вырос, А-Чэн, будь здесь матушка и отец, они бы гордились тобой.       Два судорожных вздоха в ту же секунду разносятся по вмиг ставшей тихой поляне. После чего Глава Ордена Цзян торопиться, не отвечая на предложение, достает из своих одеяний сверток и тянет руку вперед, предоставляя сестре возможность рассмотреть то, что лежит на его руках. На сиреневой ткани лежат украшения их родителей, они испорчены кровью. Яньли охает после чего смиренно тянется и кланяется, ей не удается сдержать слезы и пара слезинок, кристально хрупких, падает на землю. Проходят секунды, когда они снова смотрят друг на друга. И один вопрос, заданный сестрой, заставляет Цзян Чэна хмуриться: — Где А-Сянь, он не с тобой? — Мы разминулись… Сестра, я… не смог найти его в Илине, я ждал его, но нигде не смог обнаружить. Не может же быть, что он… — отчаяние и страх сквозит в его словах, оно прожигает в двух родственниках яд, настолько сильный, что ноги едва не подкашиваются.       Яньли тут же смотрит в сиреневые темные глаза перед собой, хватает его за руку и качает головой: — нет, конечно же нет.       Это позволяет им сохранять какую-никакую надежду на лучшее. Хотя такими темпами она совсем скоро сойдет на нет. Одно событие, совершенно паранормальное и такое отрадное для глаз того, кто лишился семьи, заставляет сердце заводиться трепетом. Не так давно, в очередной раз совершая «налет» на дозорные башни, они с Лань Ванцзи обнаружили, что все разрушено, а все как один пес Вэнь мертвы, причем весьма извращенными методами, которые отражаются в сиреневых глазах, как огни в вечернюю ночь, буквально отпечатываясь на сетчатке. Они также обнаруживают странный ранее не виданный талисман, нарисованный кровью. Второй Нефрит высказывает предположение для чего он служит и где-то на загвоздках измученного постоянными путешествиями, с перерывами на бои, разуме проскакивает давно забытый разговор нерадивого шисюна с учителем Ланем: «…мы можем использовать темную энергию…» — подкинутый фрагмент заставляет испытывать ужас и трепетное восхищение, но это остается только в глубине сердца, проявляясь снаружи только хищным оскалом на губах.       Лицо Нефрита искажается в неодобрение такого метода убийства Вэней кого бы то не было, его брови хмурятся, а губы складываются в полосу, но он так и не произносит свое мнение по этому поводу. Они добираются до последнего в их плане надзорного пункта и слышат абсолютную тишину, на столько пронзающую вечно шумные подобные места, что она врезает в уши не хуже острых кинжалов. Лань Ванцзи предлагает посмотреть со стороны, дождаться подходящего момента и напасть, как бы это не раздражало Цзян Чэна, готового ворваться и порвать цзыдянем на пополам всех, кто попадется на его глаза, он соглашается. Они одним прыжком преодолевают ворота и оказываются на крыше главного здания. Одна дощечка как для них оказывается пробита и сквозь нее можно увидеть двух фигур, одна из которых Вэнь Чжулю, другая — Вэнь Чао. От вида второго дергается в глаз в немом вопросе: «кто его так «разукрасил»?» - слышится их разговор и смех так и рвется наружу. Желания проносятся в голове, подобно сметающему цунами: хочется спрыгнуть, показать, что бывает с теми, кто решает пойти против них. Но он смиренно ждет наверху, изредка бросая короткие взгляды на ледышку рядом с ним. Тот в свою очередь напряжен.       А потом… появляется он с флейтой в руке, с жуткой аурой вокруг себя, с самодовольной чужеродной улыбкой на застывшем бледном лице, а в глаза самый настоящий лед, похуже, чем виднеется в золотых глазах рядом сидящего с ним человека. Когда его голос доносится до ушей, кажется, будто в душу попала стрела, пронзила насквозь. Цзян Чэн ощущает, как у него леденеет сердце, как дыхание обрывается, а в голове единственной мыслью остается: «кто он?» — когда флейта разноситься по пространству Цзян Чэн ощущает, как тьма давит на все его тело, чувствует, как хочется закрыть глаза, сбежать, удушить самого себя, что угодно, только бы не слушать завораживающую и убийственную песню. Он больше не может терпеть, когда видит, как ему грозит опасность. Мгновенно захватывая цзыдянем Вэнь Чжулю и подвешивая его над землей, он снова смотрит на черную фигуру перед ним и он, наконец, замечает привычное удивление и замешательство в серых глазах напротив него, уже не таких ледяных, каковы они были до этого. Это позволяет сердцу зайтись в неровном ритме. Забывая обо всем, Цзян Чэн кидает на него еще один взгляд и достает Суйбян из-за пояса, ощущая, как тот отзывается небольшим трепетом, но не придавая этому большого значение, кидает его в сторону шисюна. Неловким движением ловя собственный меч, он смотрит на него каким-то разочарованным и извиняющимся взглядом, в серых глазах проскальзывает непривычное сожаление и он снова поднимает взгляд. Он не улыбается, смотрит пристально и настороженно, как никогда не смотрел. Цзян Чэн считает, что стал параноиком и поэтому, прерывисто дышит и делает шаг, ему нужно доказательство того, что это в самом деле он, Цзян Чэн утыкается в плечо шисюна, ощущая материальность его тела. Намного худее, чем он был до войны, но все такое же привычное и теплое, он пропускает момент, когда шисюн вздрагивает, но не отстраняется. Единственное, что режет его без ножа — шисюн не обнимает его в ответ. И это подозрительно и неправильно, что-то не дает ему покоя и он отстраняется, снова смотрит прямо на лицо. Вэй Усянь изменился, его волосы ранее заплетенные в хвост, теперь гривой спускаются по его спине. Его взгляд холоден, а вместе с цветом напоминают настоящий ледник, но тон его глаз кажется теплее, когда смотрит на него. Его одежды висят мешком на его теле, которое, как ему кажется, слишком худое по сравнению с тем, когда он видел его в последний раз, его кожа на несколько оттенков бледнее, чем была. И все эти изменения совершенно не нравятся Цзян Чэну. Обещая себе разобраться и поговорить с шисюном наедине уже в лагере, а также разобраться в том, где тот пропадал несколько месяцев, пока они искали его. Два Героя из Юньмэн разбираются с Вэнь Чао, прогоняя настырного Второго Нефрита, который смотрит с неприязнью и неприкрытой злобой на последнего человека в черной непривычной одежде.       Возвращаясь вместе, Цзян Чэн не может ненароком не касаться его руки или толкать в бок, просто чтобы убедиться, что все это реальность. Что странно, шисюн отвечает неохотно, а движения его словно ломанные, как у куклы без ниток, а взгляд отстраненный.       Он будет ужасным братом, если не спросит, а лучше заставит Вэй Усяня рассказать ему все. Будь то ужасные события с насилием и пленом, а то и что похуже. Он добьется своего.