Дурное начало

Они вышли в тихий проулок и огляделись. Солнце давно село, и вместо уличных торговцев, торопливых повозок и прочих атрибутов шумной мирской жизни настало время гуляк, завсегдатаев борделей да мирно возвращающихся домой после работы в поле или из поездок жителей. А еще это было время призраков, время ночной охоты. И по правде говоря, именно в Илине даочжаны оказались не случайно. После смерти родителей на ночной охоте маленький Вэй Усянь каким-то образом обнаружил себя на узких улочках Илина. Повезло еще, что не в чистом поле, и что такого кроху не загрызли звери и не свалил морок. Тогда он, конечно, еще не начал совершенствоваться — слишком рано. Возможно, это и спасло ребенка от смерти в пасти какого-нибудь яогуая. Возможно, что-то или кто-то еще. Вэй Усянь предпочитал считать, что у него есть «фея-крестная» — как из потрепанной книжки с картинками. Книжку написал давно улетевший на запад на журавлиных крыльях* учитель Ван. По рассказам учителей, которые его знали, до попадания на гору он был любителем путешествий — и как раз к западным варварам. Там и закончил свой сборник волшебных сказок — то поучительных, то развлекательных, но в основном просто чудесных. А затем учитель Ван набрел на гору, возвращаясь из странствий, и так и не спустился в мир, не отдал детям и внукам свои труды и истории. Вэй Усяню же его книга запала в душу — маленьким он не понимал слов о журавле и западе, и когда так говорили о его почивших родителях, запомнил фразу. С тех пор он мечтал тоже отправиться на запад и воссоединиться со своей семьей. К счастью, он не делился мыслями о своей волшебной хранительнице ни с кем, кроме своего шиди, иначе его подняли бы на смех — заклинатель должен бороться с нечистью, а не заключать сомнительные магические контракты, тем более, с хитрющими феями. Однажды фея цветов, которую для тренировок привели на гору старшие, сделала глаза Сяо Синчэня синими точно небеса розами — им с Вэй Усянем было и того достаточно, чтобы устыдиться (никто так и не смог развеять ее заклинание!), но они не стыдились. А-Чэнь ничего не видел, пока не опали все лепестки, и Вэй Усянь заставлял младших шиди водить его за руку по горным тропам. А-Чэнь ни разу не возразил, хотя они оба знали, что тот знает каждый камешек на горе, а уровень заклинательства позволит избежать беды — наблюдать за бегающей вокруг малышней было приятно. Но иногда по ночам, когда звезды светили особенно ярко и Вэй Усянь пересказывал ему звездную карту, Сяо Синчэнь хватался за его рукав совсем как настоящий слепец и не отпускал долго-долго, прося не оставлять его в темноте. «Но здесь светло как днем, А-Чэнь», — ласково отвечал Вэй Усянь, убирая за ухо прядь волос, упавших на его красивое лицо. Тонкая работа несравненного мастера — любви, воспроизводящейся в ребенке, как отражение воспроизводится на воде, даже если та покрыта рябью. Вэй Усянь полагал, что чем сильнее родители любят друг друга, тем красивее и талантливее у них дети. Его собственные мама и папа, если следовать этой логике, не могли расстаться ни на миг. Может, поэтому они и погибли? «Но ведь я об этом не знаю», — возражал Сяо Синчэнь почти шепотом, зная, что шисюн смотрит на него, а не на звезды. «Так я тебе расскажу. На кой черт мне еще тут торчать с этой цветочной клумбой вместо твоей башки?» Они ругались редко, но зато быстро и горячо мирились, пуще любой хорошей драки. А фея-крестная у них действительно была, особенно у Вэй Усяня. Баошань-санжень нашла его вскорости после того, как до горы дошли вести о смерти Цанцэ-санжень и ее мужа. Говорили, что именно после того случая на скале у морковных грядок, где застали наставницу новости, осталась гигантская трещина, в которую маленькие А-Ин и А-Чэнь засовывали кулачок «на счастье». А еще говорили, что уходить в мир — не к добру в целом. Что в нем хорошего, в этом мире? Сплошные боль и печаль. Даже жизнерадостная и несгибаемая, что твой бамбук в мягких медвежьих лапах, Цанцэ-санжень не справилась. А ведь казалось, что у нее все хорошо — вышла замуж за любимого, странствовала по свету, как и мечтала, стала известной заклинательницей. Но никто из тех, кто спустился с горы, не жил «долго и счастливо» как в книжках с картинками. Вэй Усянь и Сяо Синчэнь хотели войти в историю. Стать первыми, кому удалось сбежать от судьбы. Ну, и поесть да отдохнуть тоже было бы неплохо. Но тут уж судьба позиции не сдавала до последнего. — Что ж, мы хотя бы успели подкрепиться, — Вэй Усянь всегда видел во всем плюсы, если те были, а если не было, создавал их или выдумывал на ходу. Сяо Синчэню это нравилось — сам он не умел так радоваться жизни, но мог порадоваться вместе с шисюном. Они встали на мечи и быстро добрались до Луаньцзан, сначала следуя указаниям трактирщика, а затем — внутреннему чутью. Сяо Синчэнь издалека ощутил это давление и хаос — холмы были похожи на мешочек цянькунь, будто разрываемый изнутри, куда заманили слишком много дичи. Так делали для урегулированной ночной охоты, из тех, что устраивали у них на горе, а также в разных кланах на потеху и в качестве состязаний — помещали нечисть в цянькунь или другие подходящие ловушки, чтобы потом выпустить в нужном месте. Вся горечь и злоба, заточенные на Луаньцзан, не помещались в границы установленных кем-то (с явным трудом и не единожды) барьеров. — Да уж… — протянул Вэй Усянь, когда они спустились к едва заметной в гуще темной энергии тропе, на самой границе с барьером. — Не хотел бы я оказаться по ту сторону. — Зачем они это сделали? — ужаснулся Сяо Синчэнь, имея в виду все это целиком — в особенности древние могильники на поле битвы, обильно пополняемые все новыми и новыми жертвами. — Разве не очевидно было, к чему все приведет? Нужно было сперва упокоить воинов, очистить землю, а затем… — А-Чэнь, — перебил его Вэй Усянь, всплеснув белыми рукавами, — мы же не первый день в суетном мире! Строго говоря, это был девятнадцатый день. Или двадцатый, если считать эту ночь. — И что? Порядок упокоения неизменен и на горе, и в Илине. — А то, — Вэй Усянь посмотрел на него со странной смесью эмоций, то ли с укоризной, то ли с умилением перед наивностью своего шиди, — что люди в большинстве своем не умеют действовать сообща. Тем более, если это люди из разных эпох и миров. Даже сейчас — ты видишь здесь великий орден, пожелавший взять на себя ответственность за вот это? — он показал вперед, туда, где тропа словно пропадала в черной бездне. Несмотря на ночное время суток, да к тому же, новолуние, там, где они стояли сейчас, было намного светлее, чем на расстоянии нескольких шагов, где под охраной мшистых истуканов начинался барьер. Сяо Синчэнь не нашел ничего лучше, кроме как кивнуть и вновь посмотреть в клубящуюся впереди тьму. Неужели им придется столкнуться с чем-то подобным в первые же дни своих странствий? Как им справиться с этим без советов учителей, без поддержки наставницы? И все же, что-то тут явно не сходилось. — Ага, ты тоже заметил, — шисюн хмыкнул в ответ на его немой вопрос. Сяо Синчэню часто говорили, что все мысли написаны у него на лбу. Который он, задумавшись, в тот момент невольно нахмурил. — Тут сильна темная энергия, и все это весьма сомнительно, но причем тут кража мяса и скота? — Сяо Синчэнь озвучил то, что не давало покоя им обоим. Они решили прочесать леса поблизости — там, где совершались набеги на торговые обозы, из которых пропадало почему-то только мясо. Похоже было на поведение оборотня или чудища. Только вот оборотень не стал бы гнушаться живым человеком, который это мясо вез. Однако пастухи, извозчики и торговцы, которые оказывались в центре событий, остались живы — и все говорили одно и то же: внезапно стало темно, больше я ничего не помню. — Темно? — вдруг замер Вэй Усянь, оперевшись рукой о плечо Сяо Синчэня. Они устроили то ли засаду, то ли привал у дороги, так и не найдя ни одной мало-мальски сносной нечисти. Похоже, барьер пока справлялся со своими обязанностями, хотя казалось, что хватит и одного щелчка, чтобы он треснул, словно спелое яблоко. — Да, так он сказал, — у Сяо Синчэня память была получше, поэтому обычно он все запоминал, а Вэй Усянь в это время расспрашивал и вообще болтал без умолку. — «Вдруг стало темно». Или он сказал «внезапно»? Я… — Но А-Чэнь! — Вэй Усянь даже взволнованно соскочил с камня, на котором сидел. — Если это было ночью, как могло «внезапно стать темно»? Похоже, что разгадка была у них под носом. — Вернемся в город, — решил Сяо Синчэнь. — Все равно скоро начнет светать. Ночную охоту пришлось признать неудачной. *** После войны Илин, как и другие земли, относившиеся к клану Цишань Вэнь, оказался в непростом положении сродни осадному. Дело в том, что кампания по Низвержению Солнца, как ее все здесь называли (и «глупые межклановые распри», как слегка презрительно отзывалась о происходящем внизу Баошань-санжень), не прошла бесследно ни для кого из участников действа. Некоторые кланы оказались стерты с лица земли, другие — серьезно пострадали, лишились глав или остались без крыши над головой. Союзникам удалось победить Цишань Вэнь только путем больших жертв, а Безночный город оказался сожжен дотла, что исключало возможности поживиться после славной победы. Казалось, никто так и не понял, зачем все это затевалось, и почему из-за мстительности или алчности одних пришлось пострадать другим. Впрочем, из того, что слышал Сяо Синчэнь, Цишань Вэнь получил по заслугам. Но звучало все равно ужасно. Все ли жители уничтоженного Безночного города были настолько же испорчены изнутри, как их заигравшийся в небожителя владыка? — Возможно, — медленно начал он, тщательно подбирая слова, — я лишь предполагаю, но вдруг… воры — это люди? Хозяин трактира, вчера отправивший их на ночную охоту, разинул рот от удивления. Похоже, он так и не смог уснуть и ждал их возвращения за стойкой, протирая пыльные сосуды с вином да чаши. Как мило, сказал своему шиди Вэй Усянь. Наверное, выручка трактира действительно серьезно пострадала из-за проблем с поставкой мяса. — Как это люди? — не понял трактирщик. — Люди ж не едят сырое мясо. — А кто-то из жертв нападений говорил, что мясо было съедено при них? — перебил его Вэй Усянь. — Разумеется, — подтвердил трактирщик, а потом вдруг передумал: — А может, и нет… — Вы же сказали нам, что они отключились и ничего не помнят! Так вот почему учителя всегда настаивали на самостоятельном сборе данных из уст участников событий — вместо пустых слухов от третьих лиц. — Так и было! — клялся и божился трактирщик. — Просто… никто даже не думал… Пока «почтенные даочжаны» летели на мечах в низину, они успели обсудить увиденное. В лесах вокруг мест нападений не было подозрительных следов или темной энергии, помимо той, что ощущалась от могильника. Не было ни единого указания на участие во всем этом темной твари. Больше того, ни один человек не пострадал всерьез. Они решили слегка надавить на хозяина трактира, чтобы посмотреть, как тот себя поведет. К несчастью, теперь оставалось только одно. — Так, — сообщил Вэй Усянь. — Мы сами посетим и опросим вашего помощника и остальных, подвергшихся нападению. — Конечно, конечно, — согласился трактирщик. — Я сейчас же отведу вас к Тан Сюю, вот только еще так рано… — замялся он. — Нет, сейчас мы идем спать, — хмуро возразил Вэй Усянь, сразу же переходя в атаку: — Вы же обещали нам комнату за помощь, верно? Поднимаясь на второй этаж и попав в неприметный боковой проход, к ровной линии комнат, которые выходили окнами во внутренний двор, Вэй Усянь не удержался и наклонился к Сяо Синчэню, с хитрой усмешкой прошептав: — Все-таки постоялый двор. ***