***
Первое чувство — облегчение. Неужели это был сон? Поначалу в это всегда невозможно поверить, когда снятся кошмары. Сны кажутся такими реальными — ни за что не подумаешь, что всё не взаправду. Но это так. Вот я, лежу на кровати в своей комнате в Хельсинки, вот стол, на котором стоит ноутбук, подключённый к сети, вот полка с кружкой из призмы и картой города, вот детёныш нерпы сидит на полке и смотрит на меня во все глаза, как на дурочку. А никакой жёлтой двери нет. Я не умерла. Не покончила с собой из-за Артёма. Я в безопасности. Мама во мне не разочаруется, платье останется висеть в шкафу до следующего лета, с психологическими проблемами я как-нибудь справлюсь. А Артём… Артём так и останется со своей несуществующей девушкой. Я на миг как будто ощутила присутствие жёлтой двери, а потом падение горы с плеч. Из дверей тут была только та, что вела в коридор. Белая. Не жёлтая. Мне действительно снились сны об Артёме даже здесь, в Хельсинки. Я по-прежнему думала о нём, порой листала его фотографии. У меня в голове всё ещё крутился абстрактный образ его девушки, о которой я в последствии узнала, что её никогда не существовало. Но даже если бы у Артёма было десять девушек, это всё равно не стоило бы выхода в жёлтую дверь. После этого сна (сна ли?), я как будто заново осознала ценность жизни. Даже странно, почему в повседневности я нередко позволяла себе выражения по типу «хочу умереть», безо всякого смысла, просто в качестве эпитета, а во сне так сильно цеплялась за жизнь? Разве это на меня похоже? И всё-таки это было так по-настоящему… Наконец я встала и направилась в ванную. Почистила зубы, выщипала брови и умыла лицо гелем с экстрактом чайного дерева, который одалживала у Агаты. Соседка разрешила мне пользоваться её дорогущим гелем до тех пор, пока я не куплю свой, при условии, что потом делиться буду уже я. Благодаря нашему с ней взаимовыгодному сотрудничеству, мы сэкономили кучу денег и нервов. Да и в конце концов, это было просто приятно: делиться с кем-то, помогать кому-то, строить дружеские связи и о ком-то заботиться. Агата, конечно, была своеобразной, но ведь соседей не выбирают. Какая есть, со своими плюсами и минусами, со сложными мыслями и странными закидонами. Необычная досталась мне соседка, но уж какая досталась. Агата любила уходовую косметику на травах, свечки с запахом леса и туалетную воду из «Зары» тоже на чем-то зелёном. В этом я её хорошо понимала. Я чувствовала какую-то тесную связь с лесом. Он был как будто другим миром, нераскрытым, неопознанным, ждущим меня, зовущим к себе на приключение. Да что там лес. Таким был весь Север. Юг меня не ждал, но туда я и не стремилась. На кухне я встретила Надю. Она что-то готовила, заняв всё свободное место. Немка была так увлечена процессом, что даже не заметила чужого присутствия. Мне пришлось заговорить, чтобы привлечь её внимание: — Good morning! — да уж, было бы оно еще good после таких снов... — Morning, Valeria. How did you sleep? О, спалось замечательно, мне всего-лишь приснилось, что я выпилилась из-за парня, который наверняка уже забыл о моём существовании, стоило мне выйти за порог университета. Но Наде я сказала совсем не это. — I slept well. Looking forward to go to IKEA. Is everyione comming? — Tiny is not comming, because she doesn't need anything. — Okay... Я несколько расстроилась, что Тайни не будет. Мы запланировали поездку в икею всей квартирой, я думала это поможет нам сплотиться. А сплотиться с Тайни мне хотелось. Именно с ней мне не хватало какого-то повода, какого-то пинка, чтобы начать общение. С Александрой подружиться я почти уже утратила надежду. Мало того что она сама со мной не общалась, так ещё и другим не давала. А спокойная Тайни умела разбавлять этот рыжий огонь, и в её присутствии атмосфера ладилась. Но не поедет, так не поедет, что уж теперь. — Are you excited? — спросила Надя. Из её уст это почему-то звучало не раздражающе, как если бы это сказала Александра. — Sure, I’ve never been to IKEA, honestly. — Don’t you have one in Russia? — We have IKEA, but not in my city. — Oh, that’s sad! You will like it a lot today. I like traditional Swedish food there, it’s cheap and tasty. We can have lunch all together. — Слушай, мне что-то так не хочется идти… Я обернулась на голос и увидела Агату, в чёрной футболке на два размера больше, с бокалом чая (именно с бокалом, потому что кружек в доме не хватало) в руке. Волосы её были, как всегда, растрёпаны и падали на плечи чёрными паклями. В такие моменты она напоминала мне Тайни — та тоже порой забивала болт на свой внешний вид. Агата даже не потрудилась заговорить на английском, тем самым, как по мне, проявив неуважение к Наде, которая по-русски не понимала. — В смысле? — переспросила я, — У тебя же был целый список покупок! Ты десять раз говорила, что тебе очень нужно в икею. — У меня сегодня завал по домашке, — нехотя объяснила соседка. Могла бы просто ничего не говорить. Я не помнила, чтобы когда-нибудь у неё этого завала не было. — Можно тебя попросить купить то, что мне нужно? — продолжала она. — Я дам тебе список, а потом переведу по курсу в рублях. С тобой рассчитаться мне будет проще. Делать этого мне не хотелось совершенно. С переводом по курсу я бы, как ни крути, потеряла. Евро всегда были ценнее, чем рубли. Да и Агата порой надоедала своей манерой незаметно выезжать за чужой счёт. Удобно устроилась: всех кинула, а мы должны всё делать за неё, словно у неё у одной существует учёба. Да-да, я помню, взаимовыручка, забота друг о друге и всё такое. Но в тот момент у меня почему-то возникло чувство, что мною пользуются. Не самое приятное ощущение. Оно походит на змею, которая неожиданно начинает ползти с огромной скоростью прямо перед тобой, когда ты, ничего не подозревая, прогуливаешься по крымским виноградникам. И даже если змея не ядовитая (а я знала, что Агата искренна в своих словах), всё равно в подобной ситуации даже ужу доверять не станешь. Так или иначе, убедительного повода напрямую отказать сию секунду мне в голову не пришло. Поэтому я лишь неопределённо пожала плечами. Агату, у которой был какой-то свой непонятный уровень коммуникации, это почему-то устроило. Скорее всего, она приняла мой ответ за «да». Петербурженка ушла обратно в комнату, не удостоив Надю объяснением. Пока я рассказывала, в чем дело, пришла Франческа, и по ходу повествования лицо её делалось всё более и более недовольным: — Agatha is so weird. She wanted to go to IKEA since we came here. And now, when we all decided to go, she simply refuses. And she wants us to buy her staff, while she herself doesn’t bother to at least clean the kitchen. We are not her servants! Надя тактично промолчала, но было видно, что она во многом согласна с подругой. В конце концов, мы направились к ИКЕА вчетвером, получив в общем чате список вещей для Агаты.***
ИКЕА находилась в так называемой C-зоне. Весь Хельсинки и пригороды делились на четыре зоны. В незаменимом HSL границы этих зон были даже прорисованы. В самом центре находилась зона А. Там располагались и знаменитая белая церковь, с которой у многих ассоциировался Хельсинки, и район центральной набережной (если не идти дальше вдоль берега, где совсем недавно гуляли мы с Флоренс), и знаменитый Хаканиеми, с которым были связаны мои первые приключения. А-зона на юге упиралась в Балтийской море. Дальше города не было — была только вода. Синяя и, казалось, бесконечная, отвоевавшая свои владения до самой Эстонии. Балтийские волны, омывавшие Хельсинки, Таллин и Петербург, брали свой разгон здесь, в А-зоне, от резных оградок или серых камней, соседствуя с ярмаркой, зелено-жёлтыми трамваями, небольшими магазинчиками и уютными кофейнями. Карта Хельсинки представляла собой не круг, как Ижевск или Москва, а полукруг, где центр города находился внизу, обрамлённый менее центральными районами, точно радугой. Второй самой выгодной для проживания являлась В-зона, в которой располагалась и наша Пасила, и даже Кирина Контула (правда, на самой окраине, на востоке). С-зона была самой большой по размеру и включала в себя и Хельсинки, и формально-уже-не-Хельсинки, хотя чёткой границы между городом и пригородом я так и не распознала. В западной С-зоне находилось Эспо, а в северной Ванта. В обоих этих городках имелась икея, а в Эспо также располагался университет Альто. D-зона была тёмной лошадкой. Там, по легенде, переставал работать даже HSL. У меня не было ни малейшей идеи, какие пригороды находятся в D-зоне и кто покупает туда проездной. Хельсинки с агломерацией был городом-миллионником. Но если считать только те территории, которые являлись городом с формальной точки зрения, то Хельсинки был одного размера с моим родным Ижевском. Может быть поэтому город почти перестал казаться мне чужим уже спустя неделю. Мы поехали в северную икею, в ту, что находилась в Ванте, недалеко от аэропорта. Немки и Александра вели оживлённый диалог. Гвоздём программы, разумеется, была британка, которая могла поставить рекорд по количеству слов, сказанных за минуту. Я чувствовала себя лишней. Александры было так много, что она заполняла собой всё пространство, и у меня, в отличие от немок, никак не получалось в это пространство вклиниться. Поэтому я сидела как будто отдельно, мысленно проклиная Агату за то, что та не поехала с нами. — So this week in the Irish… — запевала Александра. Я вникала в разговор лишь обрывками, но понимала, что речь идёт об очередных алкогольных посиделках в Ирландском Пабе, в который ходили в основном иностранные студенты, а Александра так вообще там практически прописалась. В её рассказах встречалось столько людей, со сколькими я, наверное, не перетусила за всё время учёбы в университете. А Александра сделала это меньше, чем за месяц. И как у неё только хватало на всё энергии? Как бы мне хотелось уметь также! Ну почему бог не наделил меня хоть вполовину такими же развитыми социальными навыками? — Those guys told me that they didn’t believe that I study astrophysics. That was so rude, like, I’m not smart enough! Франческа энергично закивала, всем своим видом показывая возмущение поведением неких guys. Я же претензий Александры не понимала. Я и сама поначалу не поверила, что рыжая веселушка — будущий астрофизик. Как по мне, физики должны выглядеть как минимум чуть более серьёзно. Если она делает такие сложные вещи, то когда успевает ходить по пабам и социализироваться с такой толпой народа? И дело даже не в том, что она якобы not smart enough, а просто в том, что карты не сходятся. Слишком беспечная для астрофизика, слишком непринуждённая. Я была, наверное, чуть ли не единственным человеком во всей Финляндии, который никогда не был в икее. Чувствовала я себя при этом словно из дикого леса. Всё казалось таким необычным, с привкусом Европы и цивилизации. В Питере была икея, в Москве была икея, даже в Казани была икея. А вот в Ижевске построить не удосужились. Ни метро, ни икею, ни нормальный аквапарк. Хотя можно было бы. Всё-таки наш город был не последней по численности населения столицей региона. После месяца жизни с Агатой и ежедневных лекций о величии Питера я стала ощущать как будто собственную недостаточность. Европейки, девушка из культурной столицы, и я — провинциалка из города, название которого даже русские не все знают. Я очень любила Ижевск и всегда старалась рекламировать его, поподробнее рассказывать. Но сейчас в моём сердце вдруг поселились сомнения. Что если хороший товар в рекламе не нуждается? Что если все мои поползновения расхвалить родной город являются не более, чем самовнушением? Ижевск — столица Удмуртской Республики с самым большим прудом в Европе. Столица! Расположен в европейской части России. Я — европейка. Ничем не хуже петербурженки. По крайней мере, мне очень хотелось в это верить. Первым порывом было скупить весь магазин. А я ещё смеялась над шутками про «фужерчики». Каждая ненужная мелочь смотрела на меня с полки и будто шептала, искушая: «Лера, купи меня, я тебе пригожусь…». Но я знала, что не пригодится. А вот евро пригодятся. Поэтому старалась максимально экономить. В конце концов я остановилась на синем пледе, розовом полотенце, цветке, парочке мелочей и игрушечном динозавре (акула оказалась слишком огромной и дорогой). Мы потратили целый вагон времени на поиски вещей для Агаты. Список её был дотошным до занудства и состоял из вещей, найти которые представлялось тем ещё квестом. — No, she wants a black plate! — раздражённо бросила Франческа, когда мы, наконец, приблизились к концу списка. — I will ask if a grey one is fine, — почти спокойно ответила Надя. Александра закатила глаза. Я редко была солидарна с рыжеволосой британкой, но вот сейчас это был как раз тот случай.***
Прошло три недели моей жизни в Финляндии. Сентябрь потихоньку подходил к концу, но на улице всё ещё не было холодно. Признаться, я представляла себе климат скандинавской страны несколько более жёстким. А в итоге здесь было чуть ли не теплее, чем в Ижевске. Первый стресс прошёл, и я более или менее адаптировалась к новым условиям. Я начала ходить с Кирой в тренажёрный зал. Никогда бы не подумала, что буду этим заниматься. Раньше я считала тренажерку бесполезной тратой времени и денег, но теперь я несколько изменила своё мнение, взявшись качать мышцы. Кира стала моим личным тренером, мы узнали друг дружку ближе, и у нас появился повод чаще встречаться. Ситуация её с Джорданом так и оставалась в подвешенном состоянии. Ничего не подозревающий парень помогал Кире с домашкой, пока та днями и ночами созванивалась с Джорданом. Но теперь, когда Кира стала моей подругой, в мою компетенцию больше не входило её осуждать. О моем моральном облике тоже было что сказать нелицеприятного. Не суди, да не судим будешь и всё такое. По крайней мере, это работает, когда речь идёт о друзьях. Нормы морали, как ни крути, у нас для разных людей разные. Я много общалась с Агатой. Мы частенько проводили вечера за чаем и разговорами. Могли, бывало, засидеться допоздна, дискутируя обо всём на свете. Казалось, мы провели вместе столько времени, что можно было узнать друг друга вдоль и поперёк. Но, даже беря в расчёт нашу зарождающуюся дружбу, Агата всё так же была для меня нераскрытой книгой. На французском. Со строчками песен Indochine перед каждой главой. В один из таких вечеров мы, как обычно, засиделись на кухне. Время перевалило за полночь, но вся остальная квартира тоже не спала. Мы слышали голос Нади, комната которой находилась прямо рядом с кухней, — она о чем-то разговаривала со своим парнем. Я, как ни старалась, не могла разобрать ни слова. Не то чтобы я целенаправленно хотела подслушать чужой разговор, я лишь надеялась, что соседство с немками хоть немного подлатает мой немецкий. Но, увы, язык Гёте как не продвигался, так и не продвинулся. Не видать мне такими темпами красного диплома… А ведь я действительно поверила, что могу его иметь, когда мои оценки стали почти такими же невероятными, как у Артёма и Саши. Когда я поняла, что с химией не складывается, тут же стала отчаянно искать где ещё я смогу преуспеть. Должно же где-то и для меня быть место... Почему-то вспомнился мамонтёнок, плывущий на льдине и напевающий, что «Так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети». Я тяжело вздохнула, сокрушаясь о ещё не обретённой, но уже горячо желанной, корочке редкого цвета, которая, в отличие от обычной синей, доставалась далеко не каждому. — Что вздыхаешь? — спросила Агата, поставив передо мной кружку чая. Я даже подивилась её внимательности. Обыкновенно она могла остаться равнодушной, даже если бы кто-нибудь рядом с ней расплакался. Кажется, у неё было хорошее настроение. — Мечтаю о красном дипломе. — Ты же говорила, что у тебя есть тройки? — На первом образовании, конечно, есть. Там я на красный даже не рассчитываю. Чудом будет, если я получу вообще хоть какой-нибудь диплом. — Зачем ты так говоришь? — Потому что я ничего не умею. — Что ты не умеешь? — Ну, например, задачки решать. У меня очень плохо это получается. Математика не давалась ещё со школы. В какой-то степени я всё же слукавила. Я умела решать, конечно же, умела. И математика мне более или менее давалась. Хотя бы на уровне «и так сойдёт». Да, у меня в зачётке стояла тройка по математике, но это была очень хорошая тройка. И даже она для меня была личной победой, потому что тогда на втором курсе я нарешала на неё сама, не списав ни цифры. И всё равно, живя в соседних комнатах с восходящей звездой математики (хемометрики, физики, подчеркнуть нужное) Агатой Лурье, сложно было время от времени не чувствовать себя тупой. — Всё ты умеешь. Просто ленишься. Или боишься, — заключила Агата. — Меня с детства учили решать, пока не получится. У меня был очень сильный учитель математики, и когда он задавал мне какую-нибудь задачу, как бы страшно она не выглядела, я знала, что она должна быть решена, и должна быть решена мной. Иногда я решала несколько дней, но всегда доводила до правильного ответа. — А было такое, что ты не понимала и всё? — Было конечно, я же не робот, — а вот тут я бы поспорила — В таких случаях учитель давал мне подсказку, в какую сторону подумать. — Но не объяснял, как решать? — Не объяснял. Я же сказала, задача должна быть решена мной. С ума сойти! Хорошо, что у меня было счастливое детство, а не вот это вот всё. — Так вот, ты умеешь считать, — подытожила Агата. — Просто плохо стараешься. Я снова тяжело вздохнула. Разговоры о химии или математике всякий раз вгоняли меня в тоску. По крайней мере, если они касались меня. Когда Агата говорила о себе, или рассуждала о физике в воздух, мне было и правда интересно её слушать. Хотя, казалось бы, что там может быть интересного? — Так что там с красным дипломом? — Я получаю второе высшее очно-заочно. Учусь на переводчика. Сначала я и подумать не могла, что могу идти на красный диплом. Но потом я закрыла первую сессию только с одной четвёркой и так офигела, что стала дальше стараться. А ещё моя подруга, — я невольно сделала паузу после слова подруга, — Саша Петрова — круглая отличница, дрочит на каждый предмет и вширь, и вглубь. Мне, наверное, стало стыдно плевать в потолок рядом с такой ответственной девушкой. Ну я и заразилась синдромом отличницы… — Два образования? А говоришь, ничего не умеешь… — Куда мне до тебя, — усмехнулась я, с каким-то восхищением глядя на Агату. — Знаешь, попасть сюда из Ижевска гораздо сложнее, чем из Питера. Я улыбнулась, скромно пожав плечами. — В следующем семестре я уезжаю в Америку. Агата вопросительно подняла бровь. И я рассказала ей всё. Как удалось выиграть сразу две обменные программы, да ещё и так удачно совпадающие по времени, я сама не знала. Может, удача, а может, моральная компенсация за страдания на первых двух курсах. В марте открылся набор на некую программу для бакалавров. Грант включал в себя обучение культуре страны в течении семестра и давал возможность проживания в штате, который определялся спонсорами. Заколебаться пришлось знатно. Пару раз я даже думала всё бросить. Но мама продолжала меня пинать, видимо чувствуя, что у нас в руках золотая жила, и упустить её было бы верхом неблагоразумия. Я сжала зубы и продолжала, через «не могу» и через «нет времени», клянчить рекомендательные письма, писать эссе и, что самое главное, готовиться к TOEFL. Моя сдача TOEFL напоминала тот ещё цирк с конями, учитывая, что готовилась я за неделю с помощью ютуба. Но зато мне оплатили билеты в Москву, и я умудрилась даже сходить с Ликой в Третьяковку. Про свой смехотворный балл я Агате не рассказала, очень уж хотелось выглядеть успешной и умной в её глазах. Но даже такого балла оказалось достаточно. И я прошла. Генеральный офис в Вашингтоне одобрил мою кандидатуру и выслал приглашение, подписанное чуть или не самим послом. Даты стояли для меня самые удобные — как раз после Финляндии. И, что самое выгодное, эта программа подразумевала выход участников в академ. А мне только это и было нужно. Так что теперь я со спокойной совестью развлекалась в Финляндии, наслаждаясь годом свободы. Подумаешь, академ. Люди выходят в академ пачками и без причины. А в моём случае оно действительно того стоит. Да, помучаюсь на год дольше, зато посмотрю мир. Агата улыбнулась. Что само по себе было свойственно ей крайне редко. Я, затаив дыхание, ждала, что же она скажет. — Культурный обмен, значит… — Агата скептически пожала плечами. — Ну, на такое никогда не жалели денег. Я бы не стала год терять. Интересно, на основании чего они вообще кандидатов отбирали… От обиды у меня засосало под ложечкой. Агата, сама того не подозревая, только что сделала мне очень больно. Мол, она-то достаточно умна, чтобы выигрывать научные стипендии, а я гожусь только на «культурные обмены», которые почему-то, по меркам Агаты, являлись недостойными траты времени. Хотя, что она вообще знала о программе и отборе, который я прошла? Проблема не в людях, не в словах, которые они нам говорят, и даже не в их намерениях. Проблема в том, что некоторые слова задевают за живое. Как когда ударишься легонько о предмет мебели. Иной раз ничего не заметишь, а бывает, попадёт по нерву, и мало не покажется. А удары-то были одинаковы по силе. Агата не хотела тратить ни единого года жизни впустую. Она должна была всё успеть до сорока. Она мне говорила: всё самое главное нужно сделать до этого возраста, потому что потом энергия останется только на то, чтобы пожинать плоды. А если нет семьи, то смысл жизни как таковой вообще постепенно исчезает. Ей было двадцать лет, и она заканчивала университет в этом году. А я закончу, когда мне будет двадцать три, почти двадцать четыре… Мне самой не улыбало ходить в обход, вместо того чтобы покончить со всем как можно скорее. Да и, как ни крути, академщики стереотипно — не самая умная прослойка общества. Если некий студент вышел в академ, вероятность того, что он в итоге получит диплом, делилась на два, а то и на три. И рядом с гением науки, Агатой, я, которая просила помощи с простейшими задачками и уходила в академ, чтобы поехать по обмену, выглядела жалко. А тут она ещё и засрала мою программу... — Это хорошая программа, — только и смогла выдавить я. — Ну, поздравляю. Отличная возможность побывать в Америке. «В качестве представителя России, выбранного Вашингтоном», — мысленно добавила я. Агата жила на результат. А я результата уже добилась. Вот он — результат! Заграница, путешествия, бары и, наконец, признание… Теперь я жила на процесс, наслаждаясь каждой минутой, и почти забыла о том, что всё это временно. Страшное когнитивное искажение, которому, увы, подвержен человек как существо слабое. Мы склонны не чувствовать разницы между «потом» и «никогда», неосознанно приравнивая эти понятия друг к другу в своей голове. Тем более когда речь идёт о событии, которое ожидается ещё очень нескоро. Слушая пугающие рассказы Юли об учёбе на третьем курсе, я всё думала «хорошо, что я не там». И мне действительно казалось, что это навсегда. Но час расплаты наступит. И когда это случится, я не уверена, что буду готова. Может быть, оно и к лучшему, что всё это кажется нереальным. Самое глупое, что ты можешь сделать, — это испортить себе настоящее мыслями о пугающем будущем. — Оскар позвал меня смотреть выборы в Германии, — сменила тему Агата. — А кого выбирают? — Парламент. У них сейчас серьёзный раскол либералов и консерваторов. — Как и везде. — Консерваторы хотят решить проблему иммигрантов. Или, на худой конец, прекратить их бесконечный поток. — Я бы проголосовала за консерваторов. Агата вопросительно на меня посмотрела. Я и сама не верила, что говорю это. Буква «я» и выражение «за консерваторов» просто не могли находиться в моей речи в одном предложении. И тем не менее они находились. В вопросах защиты Европы я была непреклонна. — А что? Эти арабы скоро разрушат Европу и её ценности. Я хочу хотя бы немного пожить в благополучной стране. — Они тоже хотят, — ответила Агата, но спорить не стала. — Когда выборы? — безразлично спросила я. — В следующее воскресенье. — Мы же планировали собраться с соседками! — Ну, соберётесь без меня. Давай уж честно, эта туса организована для другой половины квартиры. Из нашей хотят видеть максимум тебя. — Тайни сказала, что присоединится. — Она присоединится из приличия. Но меня-то там уж точно никто не ждёт. Возражать я не стала, хотя мне самой было бы комфортнее с Агатой, чем без неё. Но вечную зону комфорта мне тут никто не обещал. Мы снова засиделись допоздна. Когда Надя затихла и, вероятнее всего, легла спать, мы сочли неприличным разговаривать прямо под её дверью и переместились в комнату Агаты. Она показала мне фотки её друзей из Питера и даже немного рассказала о своей семье. У Агаты был старший брат, который вот-вот должен был съехать от родителей. Айтишник по имени Семён был ещё более неприспособленным к жизни в обществе, чем Агата. Зато он был ещё более талантливым в своей сфере. В свои 27 Семён уже работал в крупной айти-компании и зарабатывал в месяц больше, чем я за всю жизнь. В личной жизни, правда, айтишнику не везло. Так сказала мне Агата, не вдаваясь в подробности. Но сейчас всё более или менее шло на сдвиг — недавно он встретил девушку - тёзку младшей сестры. — Мама так удивилась, как будто Агата — такое уж редкое имя, — прокомментировала соседка. — Говорит, будет прикольно, если я в итоге выйду замуж за парня по имени Семён. Только я вообще не собираюсь замуж. Боюсь, от нас с братом мама всё-таки не дождётся внуков… — Почему? Он же нашёл себе девушку. — Вряд ли она его девушка. Люди вообще-то и просто друзьями бывают. Это мама думает, что они пара, потому что они вместе летали в Турцию. — Ну, вообще-то если человек с кем-то вдвоём летает в Турцию, это значит, что они пара. — Нет, — Агата посмотрела на меня, как на идиотку. — Они поехали как друзья. Маме просто очень хочется верить, что мой брат, наконец, кого-то себе нашёл. Хотя я знаю, что это не так. — Он тебе сам так сказал? — Нет, мы почти не общаемся. — И откуда тогда ты можешь знать? — Просто я знаю своего брата. Я ничего не сказала, но мнения своего не поменяла. Хотя я и не видела всей картины, было очевидно, что в данной ситуации ошибалась именно Агата. С её скудным (а точнее вообще отсутствующим) опытом, что она могла понимать в таких вещах? Я поспешила ретироваться, чтобы дальше не бесить. Мне показалось, может быть, конечно, просто показалось, что отношения с Семёном были для Агаты больной темой. Я почувствовала по интонации, как сильно она любит своего брата. Но при этом почему-то с ним не общается. В любом случае я ничем помочь не могу. Да она и не позволила бы. — Спокойной ночи. — Спокойной. Уже нечто большее, чем просто «угу».***
Я стояла под душем и мысли мои уносились куда-то вдаль. От головного офиса в Вашингтоне к Артёму и проклятущей жёлтой двери. От Аляски до Флориды, гадая, в какой штат меня отправят. От Финляндии до Исландии. От Ижевска до Хельсинки, проезжая через Санкт-Петербург. От моего предыдущего романа, на который вдохновение почему-то пропало, к новым идеям. Хотелось двигаться дальше, попробовать новый жанр или хотя бы новый троп. И тут я вспомнила сон про Агату и дневник. Тёплая вода расслабила, и я прикрыла глаза, размышляя. Соседка дала мне добро на использование её образа. Правда, никакой логической завязки и адекватного конфликта в моём сне не было, но включив фантазию и писательское мастерство, я могла бы развить эту идею. Тимо можно было бы назвать Тимуром, чтобы имя не так сильно бросалось в глаза, а немок сделать русскими. Действие могло бы происходить в какой-нибудь элитной школе-интернате или просто в студенческой общаге. Пусть локацией будет некий безымянный город N в неизвестном месте России, чтобы даже регион невозможно было бы угадать. Сон я помнила хорошо, почти в мельчайших деталях. Более чётким был только сон про жёлтую дверь. Но чёткость восприятия и качество воспоминаний никак не перекрывало сюжетные дыры. А те, делая скидку на сон, имелись в огромном количестве. Во сне мы не отдаём себе отчёта, что тот или иной поворот нелогичен, неправдоподобен, а у персонажей отсутствует мотивация. Всё вокруг воспринимается как должное. Взять хотя бы тот факт, что дверь была именно жёлтого цвета. Почему бы, например, не чёрного? Вот и с Алисой и её дневником (который, кстати, как раз был чёрным) имелась масса неточностей. Самое главное, я не понимала, что конкретно было особенного в Алисе и в чём заключалось проклятье, которое она передала по наследству Агате. Во сне это больше напоминало проклятье, чем дар. Но ещё интереснее, если это будет и то и другое одновременно. В конце концов, настоящая Агата как раз и была обладательницей дара-проклятья — её больной свободы, сильной воли и тяжёлого, как кирпич, ума. Идея романа была хоть и сырая, но, как мне показалось, — бомбезная. Я зацепилась за неё и стала обдумывать. Каждый из центрального трио героев должен выполнять определённую функцию. Если Агата, как главная героиня, будет в основном справляться с даром-проклятьем, то у неё должна быть помощница. Пусть тогда Лера (то есть моя героиня) будет стоять у неё за спиной и помогать не потерять связь с внешним миром. Если Агата, очень грубо выражаясь, будет спасать мир, то пусть тогда Лера (или я назову её как-то иначе?) спасает Агату. Словом, инь-ян. Агате имя менять мне категорически не хотелось. Я просто не представляла её с каким-то другим именем. Если бы я и впрямь была вынуждена назвать её героиню как-то иначе, ох и помучаться бы мне пришлось с выбором. Тимур, конечно, в сюжете присутствовал как будто ни к селу, ни к городу… Но хотя бы один центральный мужской персонаж всё-таки нужен, иначе выйдет совсем сухо и однообразно. Пусть в таком случае ему будет отведена роль ответственного за безопасность. Пока Агата разбирается с даром, а Лера не даёт ей из-за этого дара погибнуть, пусть Тимур прикрывает их спины, продумывая техническую часть. Ведь за этими размышлениями о внутренних метаниях главной героини я было совсем запамятовала о существовании Лидии как главной антагонистки и символа деспотичной власти. Так вот, пусть Тимур защищает девушек от всевидящего ока Лидии, продумывая запасные планы и хитрые ходы. В конце концов, в моём сне именно он помог проникнуть в библиотеку, так что Тимур — действительно важный персонаж, разбавляющий собой главную имманентную диаду. Все эти мысли формировались в моей голове со скоростью полёта пули. В детстве мама очень много читала мне вслух. И это до того сильно повлияло, что в моей голове могло рождаться по нескольку новых сюжетов в неделю, было бы от чего оттолкнуться. Сейчас я оттолкнулась от своего сна. Не таблица Менделеева, конечно, но для начала тоже неплохо. Когда с ролями главных героев было покончено, я начала размышлять о необходимости ввода любовной линии. Если её и вводить, то она должна находиться не в центре повествования. Первым делом — дневники и проклятья, ну а юноши, а юноши потом. Хотя выбор юношей был весьма скуден. Точнее кандидат был всего один. А вот возможных комбинаций две. И обе были какими-то слишком топорными, сразу портили атмосферу. Если поставить Тимура рядом с Агатой, то вся её неосознанная сила и тайны тут же отойдут на второй план, оттенённые никому не нужными отношениями. С Лерой ещё хуже: второстепенная пара будет просто-напросто отвлекать внимание от основного конфликта. Значит, логичнее всего будет любовную линию не вводить вовсе. Лучше вместо этого заострить внимание на дружбе. В первую очередь между Агатой и Лерой. Их связь является для истории ключевой. Пусть это будет одна из немногих историй, где основной фокус внимания будет на связи между двумя девушками. Главное, правильно и аккуратно всё прописать. Я снова погрузилась в раздумья о своём сюжете. Никогда доселе мне не приходило в голову описать такую необычную дружбу. А может и не дружбу… Слишком уж глубокая получается связь для обыкновенной дружбы… Конечно, друзья часто бывают нам даже ближе, чем случайные влюблённости. Связь с друзьями, как правило, более прочная. Но также и менее замысловатая. А у моих героинь было притяжение иного рода. Я сама не заметила, как герои моей истории отпочковались от первоисточника, то есть от сна, и принялись жить самостоятельной жизнью. Тимур перестал иметь даже общую внешность с Тимо, превратившись в совершенно нового человека. В наших с Агатой героинях, конечно, многое осталось прежним, и всё же они были другими. Было бы интересно попробовать написать их как пару… И именно это может стать новым словом. Или, на худой конец, чуть менее заезженным словом. Не первый, конечно, роман о девушках, но всё-таки это придаст истории хоть какой-то оригинальности. Как ни странно, пара Леры и Агаты легла в сюжет до того органично, что казалось, будто с самого начала так и должно было быть. Хотя во сне, естественно, ничего такого не подразумевалось. И как только это пришло мне в голову? А ведь сюжет и от жизни не ушёл далеко. Только вместо эфемерного Тимура другом Агаты был Оскар. Дружба — это когда на равных, без секретов и напряжения, когда человек — открытая книга. Любовь — это сложнее. Не хуже и не лучше, просто иначе. Когда вы любите — вы полярности, квинтэссенция энергий, вы идёте вперёд вместе, сражаясь друг с другом, но не теряя в этом бою, а лишь приобретая. В дружбе же каждый сам по себе, вы лишь идёте вместе, словно команда. Поэтому друзей может быть сколь угодно много, а любовь, настоящая любовь, в идеале — всего одна. Героини Леры и Агаты идеально подходили. Описать это в теории у меня, конечно, вышло скомкано и несуразно, и не факт, что хоть кто-нибудь поймёт меня верно. Не факт, что это в принципе верно. Но на тот момент я так видела. По крайней мере, говоря о романе. А уж что там у людей в реальной жизни меня как писателя мало волновало. Или волновало? Я так увлеклась продумыванием взаимоотношений между героями, что почти забыла о том, что отталкивалась от живых, настоящих людей. И они хотя и отличались, но кардинально, в самом центральном, остались прежними нами. Что если это что-то значит? Что если я больше не о романе? Что если бы мы с Агатой…? Я сама удивилась собственным мыслям. Мне никогда не приходило такое в голову. Если только в шутку. Да ведь и сейчас я не серьёзно. Гипотетическая ситуация. Агата всегда относилась ко мне теплее, чем к остальным. Если слово «теплее» вообще применимо к Агате. Интересно, я могла бы ей понравиться?.. С первого дня моего пребывания в Хельсинки больше всего времени я проводила именно с ней. При таком тесном контакте с любой другой девушкой мы бы уже давно стали лучшими подругами. Но не с Агатой, нет… Мы жили под одной крышей, в соседних комнатах, через одну гребаную тонкую стенку. Мы пользовались одним туалетом и душем, покупали на двоих еду, не делили полки в холодильнике. С таким стартовым пакетом можно было с лёгкостью узнать человека от и до. Но я знала мало. Я знала её привычки, манеру общения, стиль жизни, ценности, принципы. Но в глубине души я знала, что я ничего не знала. Словно бы я прочитала методичку вместо целого учебника. А учебник был толстый, напичканный формулами, написанный научным языком, крайне тяжёлым для восприятия. Только учебник читать было не обязательно. Методички было бы вполне достаточно. Достаточно для других. А для меня? Нет, я не по девочкам, но чисто гипотетически, я ведь могла бы ей понравиться? Она была совершенно необычной. И одновременно очень простой. Всё очевидно и ничего не ясно. Ничего не понятно, но очень интересно. Могла бы я ей понравиться? С друзьями ты как бы стоишь в одной линии, как викинги, за стеной из щитов. Ты знаешь, кто стоит по твоё левое и правое плечо, кто стоит за тобой, а кто, если надо, встанет впереди. А неизвестность, она всегда напротив. И её ты видишь чётко. Видишь, но не знаешь. Иногда и знать не хочешь. А порой умираешь от любопытства. Так хочется это новое хоть чуть-чуть повнимательнее рассмотреть! А что если я рассмотрела буквально сейчас? Вот только что. Могу ли я ей понравиться?..***
Я вышла из душа, изо всех сил стараясь избавиться от ненужных мыслей. Придёт же такое в голову! Подумать только, я и Агата! Уже ничего оригинальнее не могу придумать. Может уж сразу Александра, зачем мелочиться?! Я иногда сама себе поражаюсь. Богатая фантазия всё же чаще бывает проклятьем, чем даром. Прямо как силы депрессивной девочки с дневником… Так всё, никаких дневников в ближайшее время, а то ещё неизвестно до чего я дофантазируюсь в следующий раз. Достаточно на сегодня романов. Мне стало ужасно стыдно. Конечно, она мне не нравится, она же девушка! Одного только этого уже достаточно для того, чтобы я в человека не влюбилась. Я — махровая гетеросексуалка. И что бы я там ни говорила по приколу или по пьяни, девушки — не мой объект симпатии. Пробовала, не зацепило. Я и Агата? Театр абсурда! В любом случае я думала об этом гипотетически, в контексте сюжета, так что это ничего не значит. Надеюсь, Агата не узнает о моих мыслях. А то ужас как неудобно получится. Я легла в постель, и мысли о новопридуманном сюжете тут же вылетели у меня из головы. Про Артёма я тоже не вспомнила. Да и про жёлтую дверь забыла. Как ни крути, я сильно устала за день, так что почти сразу погрузилась в дрёму. А вот в сон не получилось. Черт его знает, почему. Всё никак не выходило пересечь грань между поверхностным и глубоким сном. Желанный отдых так и не приходил, хотя я нуждалась в нем, как путник в пустыне нуждается в глотке воды. Я устала от бессонницы физически и психологически, и на этот раз включить философское отношение не получилось. Матрас скрипел всякий раз, когда я поворачивалась, и я просыпалась от этого звука. В конце концов, у меня просто сдали нервы от тщетных попыток заснуть. Это повторялось уже третий день подряд. Личный антирекорд. Я села на кровати и залипла в телефон. Он показывал почти три часа ночи. Я не могла ни успокоиться, ни сконцентрироваться на чем-то, только смотреть на время и впадать в панику. Самое худшее, что ты можешь сделать, столкнувшись с бессонницей. Но философии и дзена, даже у такого профи поневоле, как я, хватает только на одну бессонную ночь за раз. Ко второй или третьей нервы уже так расшатаны, что даже просто критически относиться к ситуации удаётся с трудом. Даже если и урвать несколько часов сна, как это было со мной (всё же четыре часа сна — лучше, чем ноль), сам по себе стресс от того, сколько часов ворочаешься, заставляет ненавидеть всё вокруг, начиная с себя. Я готова была расплакаться. И это пришлось бы кстати, потому что после слез обычно засыпается легче. Но и они сегодня сказали мне «нет». Ну, за что мой организм так со мной? Почему я не могу спать, как все нормальные люди? Это же просто нечестно! И даже гидроксизин мне в своё время не помог. От нечего делать я зашла на страничку Артёма. Он был не в сети, хотя мог бы. Говорил, что тоже страдает бессонницей. Для меня это когда-то стало лишним поводом в него влюбиться. Хотя поводов было и так хоть отбавляй. Но сейчас я не почувствовала ничего. Артём, как Артём, наверное, уже привыкла. Ну дайте мне уже кто-нибудь поспать! Я в бессилии опустилась на подушки. Даже до Артёма уже не было дела. Я забыла обо всех. Мир сузился до размера комнаты с плотными чёрными шторами, кроватью с голубым покрывалом из икеи и скрипящим матрасом. Всё было во сне и наяву одновременно. Я вдруг вспомнила фразу Артёма: «У Нолана есть фильм про бессонницу». Фильм я, кстати, так и не посмотрела.