Влечение

Утром в их семейной столовой он встречает Стеллу, полностью одетую для приёма. В ответ на приветствие в его голову летит большой фарфоровый чайник. Он успевает увернуться, но часть содержимого всё же попадает на плечо. Чайник вылетает в коридор и разлетается на множество осколков, залив пол тёмной жидкостью. Нет, Стелла не успокоилась. – В нашей грёбаной постели! Следующим в него летит горшок с бегонией. Его Столас успевает поймать. Маленькие бутоны испуганно поникают, стараясь спрятаться за бархатными лепестками. И она в сильнейшей ярости. Словом, говоря «нашей», Стелла грешит против истины. Как ни старается, Столас не может вспомнить, когда видел в ней жену последний раз. – Да ещё и с каким-то бесом! Вслед за обвинениями в неразборчивых связях в коридор вылетает кадка с дьявольской сарраценией. Растение поднимает зубастый бутон и, помогая себе листьями, подползает к остаткам чайника. За спиной раздаётся методичный хруст. Выплеснув на мужа всё своё негодование, Стелла гордо удаляется, сопровождаемая грохотом и звоном разбитого стекла. Как он и думал. Стеллу возмутил не сам факт измены, а выбор партнёра. Столас не сомневается, его жена до сих пор не завела любовника только потому, что не может подобрать кого-то подходящего ей по статусу. Он уже знает, что Блиц вторгся на утреннее чаепитие Стеллы с высшим демоном и его женой. И если до этого Столас надеялся, что о его адюльтере быстро забудут, то теперь можно не сомневаться, он всё же станет темой для обсуждения на следующей встрече демонов Гоетии. Устало вздохнув, Столас ставит горшок с бегонией на стол. Бедняга, ему нельзя волноваться, иначе завянет. В коридоре уже появляются слуги, проворно орудуя швабрами. – Мама громит твою обсерваторию, – сообщает вошедшая Вия. – С добрым утром, – переигранно бодро приветствует её Столас. Обсерватория не страшно, там всё можно восстановить. Хуже, если она решит отправиться в оранжерею. Часть растений начала плодоносить, им нельзя волноваться. Вия насыпает себе в миску сахарные хлопья. В её наушниках стучат басы. Саррацения вползает в столовую, зубастый бутон раскрывается, требуя добавки. – А что ты слушаешь? – пытается Столас уйти от неприятной темы. Он открывает холодильник и достаёт сырое мясо. Саррацения жадно принимает подношение. Музыкальный вкус его дочери его смущает, но вслух этого он не высказывает. Над их головой что-то громко рушится. Не стоит Вие всё это слушать. – Мы же с тобой так давно не проводили время вместе, – говорит он, просчитывая в голове варианты. С коробки сахарных хлопьев ему весело скалится Робо-Физз. Образ механического клоуна тянет за собой воспоминания о Лу-Лу Ленде, куда они ходили втроём, пытаясь изображать семью. – Мне уже не пять лет, – морщится Вия на предложение. Идея захватывает Столаса. А ведь им не помешает охрана. Никто в здравом уме не посмеет напасть на демона Гоетии, но он же не собирается отправляться в парк развлечений при всём параде. Именно так он и поступит. Уведёт Вию от их семейных разборок, а сам проведёт время в компании язвительного беса. Сыграть на алчности беса не составляет особого труда. Услышав про деньги, тот соглашается сразу. И разбивает телефон, не дослушав условий. Всё-таки Столас весьма предусмотрительно отправил ему их с запасом. Поначалу всё идёт неплохо. Блиц даже отпускает своих помощников, оставаясь наедине со Столасом. Наблюдать за тем, как он ответственно подходит к своей работе так волнительно. Пожалуй, вполне стоило разнообразить их игру подставными похитителями. Но прямо во время выступления Робо Физза Октавия сбегает в слезах. – Ты всё испортил, – всхлипывает она, прижимая колени к груди. Механизм карусели скрипит и стонет, отражая внутреннее состояние Столаса. Обивка сидений жёсткая и местами потрескавшаяся – Маммон экономит на чём только возможно. – Мы с твоей мамой… – пытается объяснить он и сбивается. – Я никогда не чувствовал… – пробует он по-другому. Бесполезно. Как объяснить дочери то, что он и сам не до конца понимает? Он будто состоял из целого куска льда, и лишь жёлтые глаза сумели вернуть его к жизни. Нечто похожее он чувствовал, когда впервые прижал к груди Вию – маленький взъерошенный комочек с большими рубиновыми глазами. Их брак со Стеллой с самого начала был взаимовыгодным сотрудничеством. Её деньги на его статус. Обо всех её интрижках, последняя из которых закончилась ещё до появлении Вии, он знает, и ему всё равно. Но как объяснить это Вии, ради которой он так долго притворялся? – Прости меня. Я не могу подобрать слова. – Ты собираешься сбежать с ним? – Вия вытирает слёзы и сжимается. – И оставить меня? – Что? Нет! – Сама мысль, что он может лишиться дочери, приводит в ужас. – Ни за что. Он обнимает Вию, утыкаясь в ткань её шапки. Дань подростковой моде – зачем шапка там, где всегда пекло? – Думаю, нам пора, – говорит Столас, осторожно поднимает её и прижимает к груди. Совсем как в детстве, когда относил её в кровать. – Ты и правда уже взрослая для этого места. Тяжело признавать, что твои дети выросли. Ещё труднее принять, что когда-нибудь ты будешь им не нужен. Не вовремя подвернувшийся бес с ножом стал жертвой всего накопившегося раздражения принца. И Лу-Лу Лэнд украсила новая статуя. Столас проносит Октавию мимо полыхающих павильонов. Отовсюду доносятся крики и стоны. Маммон будет в ярости. Если он не найдёт виновника, то восстанавливать всё ему придётся за свой счёт. А Столас позаботится, чтобы не нашёл. – Куда бы тебе хотелось пойти? – спрашивает он. Ему придётся узнать свою дочь заново. И на это нужно время. ...Они сидят в небольшом уютном кафе с чучелом чего-то рогатого и четырёхглазого, явно несуществующего ни на одном из Колец. – Знаешь, я не против того беса, – говорит Октавия, помешивая коктейль (безалкогольный – Столас проконтролировал). – Но только если ты не будешь критиковать мой выбор. – Я его знаю? – строгим «отцовским» тоном уточняет Столас. – Кто он? – Да никто. Это я так, на будущее. При этом она так старательно прячет глаза, что Столас сразу же делает в уме пометку выяснить, что это за таинственный «выбор».