Magic City

..В небе как синичка, отлично. Да что романтичного в птичках? Можете мне не объяснять..

Конечно же Кирилл просыпается один. В номере прохладно, окно открыто настежь, на столе только недопитая бутылка виски, бардак, устроенный ими вчера, и тот исчез, даже вещи Кирилла аккуратно сложены на стул. Будто бы не было здесь больше никого, будто бы Леша был просто видением, которое упорхнуло с рассветом в распахнутое окно. Голова тяжелая и болит, соображать по утрам всегда трудно, оттого Кирилл позволяет себе не думать ни о чем хотя бы еще пару минут. Он, кажется, все еще пьян. Во рту неприятное ощущение, будто кошки побывали, постель смята, простынь сжата в комок, болтается где-то в ногах. Только кровать напоминает о Леше, только едва уловимый сладковатый запах от подушки и разводы на одеяле. Кириллу кажется, что он ни хрена не помнит, но это обман, потому что он помнит все до секунды, каждое свое прикосновение к хрупкому телу и невесть взявшееся откуда-то благоговение к нему. Кирилл чувствует себя идиотом, и благодарит вчерашнего придурка за то, что не наговорил всяких глупостей ночной бабочке, не пообещал с лихвой. Тот ведь мог и зацепиться за слова, поверить, что Кирилл Гречкин свихнулся, что действительно решил помочь какому-то мальчишке разобраться с его жизнью. Кирилл со своей собственной-то справлялся едва ли. Конечно все это было последствием наркотического угара, конечно Кирилл ни в кого не влюблялся, конечно он не собирался возводить храмы проституткам, какими бы невинными и неожиданно притягательными те не были. Нет, не те, конкретно этот. Кирилл в своем уме, но, кажется, вчера крышка все-таки немного съехала. Он позволил себе намного большее, чем обычно. Он целовал мальчишку, а еще он напрочь забыл о предохранении. Это было самым страшным кошмаром, это было недопустимо. Мало ли чего этот Лешенька мог ему там подарить. И никакие песни Земфиры уже не казались Гречкину романтичными. - Пиздец блять, - первым делом Кирилл пишет Диме, своему помощнику, чтобы тот быстренько записал его в какую-нибудь клинику, чтобы пройти все проверки. Конечно что-то, вроде СПИДа ему в такой короткий срок вряд ли смогут поставить, но на венеричку провериться явно стоит. Кирилл с трудом поднимается с кровати, шарит в карманах джинс, и с облегчением находит там ключи от своей тачки, и даже свой кошелек. Карты на месте, деньги не тронуты. Кириллу в пору бы постыдиться того, что он надумал на Лешу, но Гречкину похер. Это нормально, нормально быть готовым ко всему, когда ты пускаешь все на самотек. Это огромная ошибка, о которой Кирилл может пожалеть, и украденные деньги были бы лишь малой проблемой. Но все на месте, Кирилл немного успокаивается, идет умываться, приводить себя в порядок. Дима пишет, что записал его к двум, времени как раз хватает для того, чтобы хоть немного раздуплиться. Кирилл смотрит на себя в зеркало и офигивает, отчасти от того, какой он заебанный, от того, во что превратились его волосы за эту ночь, оттого, какой он «красавчик». Наверное, Леша поэтому свинтил от него, сверкая пятками с утра. Это не должно волновать Кирилла, он убеждает себя, что не должно. Договор был до утра, деньги были заплачены заранее, и Леша отлично выполнил свою «работу», и от этих мыслей не должно быть горько. То, что ночью Кирилл немного сошел с ума, никак не должно отражаться на нем днем. То, что он зачем-то нарыл на Макарова какую-то абсолютно идиотскую инфу, явно собранную другом на коленке, тоже не должно заставлять Кирилла чувствовать себя некомфортно. Да, его должно смущать, что Леше семнадцать, но не то, что он сиротка из детского дома «Радуга», и уж точно не то, что Леша, кажется, очень сильно нуждается в помощи. Кирилл не спасатель и благотворительностью никогда особо не занимался, это по части Димы, тот иногда, чтобы не совсем уж свирепствовали СМИ, отваливал от имени Гречкиных какие-то незначительные суммы во всякие благотворительные фонды, но Кириллу на это было абсолютно плевать. В телефоне сотни пропущенных звонков, непрочитанных смс, висят, наверное, еще с прошлой недели. С момента, когда Кирилл ушел в «загул». Внезапно свалившаяся осенняя хандра заставила Гречкина порядком так выпасть из жизни, он привык к подобному, да и друзья должны были привыкнуть, но все равно названивают, написывают, будто это может Кириллу помочь. Осень – его самое нелюбимое время года, осенью он потерял кое-что бесконечно важное, и каждый раз, когда листья на деревьях окрашиваются рыжим, у Кирилла отмирает что-то внутри до первого выпавшего снега. Перед глазами почему-то всплывают веснушки, такие же рыжие пятнышки. Леша сам по себе осень, но Кирилл не должен об этом думать. Кирилл открывает диалог с единственным человеком, с которым он его еще время от времени ведет. Паша: «Что за мальчишку я искал сегодня ночью? Ты трахнул малолетку, Гречкин?» Смс от друга Кирилл читает уже сидя за столиком в каком-то кафе, отпивая из кружки горький кофе. Кирилл долго тянет с ответом, но понимает, что Паша давно все понял, и теперь просто ждет от Гречкина какую-нибудь «ахуительную» историю, но Кириллу даже поделиться нечем. Кажется, это могло бы стать самой скучной историей о любви, но Кирилл не настолько идиот. К: «Снял на Невском» Паша: «обчистил тебя?» К: «Нет, съебался с утра, даже прибрался» Паша: «Хочешь вернуть? Дома у тебя срач, трахнешь еще раз может и приберется» Кириллу не должно быть неприятно от этого диалога. Они с Пашкой дружат больше десяти лет, тот знает его как облупленного, а значит то, что он сейчас пишет, вполне нормально для Кирилла Гречкина, но почему-то все же свербит внутри обидой. Так и хочется попросить закрыть свой рот. Леша не такой, нельзя так про Лешу. Но Кирилл душит эту странную херню в себе еще на зачатках, хотя отлично понимает, что за эту ночь она уже успела укорениться. Это не проблема, Кирилл выкинет его из головы уже к вечеру, это полная ерунда. К: «Я еще в возможностях вызвать клининг, Пашенька, иди подрочи, придурок» Паша: «Ты в три часа ночи заставил искать тебе инфу про проститутку, Кирилл, я имею право доебывать тебя сколько хочу!!» К: «нахуй это там» Паша: «ну напиши мне еще только;Ъ» Диалог с Пашей немного приводит в себя, будто и правда напоминает Гречкину о том, кто он есть, и кто есть на самом деле Леша, как бы Кирилла не кривило от этой мысли. Кирилл чувствует, что злится, но злится уже даже не на Пашу, на себя. За то, что расклеился, а еще потерял ход времени, но кафе, слава богу, в трех шагах от клиники, и Кирилл успевает вовремя. - Когда был незащищенный половой акт? – со спокойным лицом, спрашивает девушка, подходя к нему с длинной ватной палочкой. Кирилл уже заранее чувствует боль. Это меньшая расплата за его тупость, а еще это, кажется, должно заставить Кирилла окончательно возненавидеть Лешу, потому что прямо сейчас он его очень-очень сильно ненавидит. - Ночью, - сквозь стиснутые зубы шипит он. Больно, блять, очень, нужно будет выловить этого мальца и повторить эту процедуру на нем, чтобы знал! Только вот Леша тут был абсолютно не при чем, у Леши при себе даже презервативы имелись и в первый час он, кажется, даже убеждал Кирилла, что не занимается незащищенным сексом с «клиентами». Однако это произошло между ними сегодня ночью, и Кирилл надеется, что мальчишка хотя бы подумает провериться. Вообще-то в себе Кир тоже немного сомневается, он давно не проверялся, и вот, выдался случай. - Результаты будут в течении трех часов, мы пришлем Вам на почту, - девушка, которая еще мгновение назад проводила над ним экзекуцию, сейчас миленько улыбалась, записывая что-то на специальном бланке. Кирилл разобрал только собственное имя, без фамилии. Тут все конфиденциально. - Ага, спасибо, - благодарить за издевательства было как минимум странно, но у Кирилла с самого утра все через заднее место, да и ночью, если честно, все шло в том же интересном контексте. Выходя из клиники Кирилл чувствует себя опустошенным и каким-то брошенным. Непонятно почему это ощущение вообще сваливается ему на плечи, будто бы без него было недостаточно гадко. Будто бы без него Кирилл не ощущал себя «потеряшкой», каким-то кусочком недостроенного пазла. Эта ночь вывернула что-то в нем наизнанку, снова тыкнула Кирилла носом в его собственную незавершенность. Будто Леша на мгновение стал тем самым дополнительным куском, или пластилином, которым можно было залепить пустоты, но Кирилл отлично понимал, что дело было не в этом. Не в том, что Леша ему неожиданно подошел, а в том, что Леша был таким же. Вывернутым, неполным, брошенным. Таким же потерянным и разрушенным, как и сам Кирилл. Нельзя построить цельную картинку из двух неполных мозаик с разными пейзажами, но ночью, в пьяном угаре и под ЛСД, казалось, что пейзаж получился, даже лучше, чем задумывался изначально. Возможно, все гениальное просто. Совмести несовместимое, сопоставь где получится, где не получится подруби и подклей, и итоговая картинка может тебя удивить. Но Кириллу не кажется это нормальным, это не кажется хорошей идеей. Он все еще не собирается быть чьим-то спасательным кругом, ему бы себя спасти. Возвращаться домой не хочется, но и продолжать свой «разгул» уже не имеет смысла, да и как-то неправильно, пока тесты не пришли, пока душа Кирилла спокойна не будет. И не хочется думать о том, что он просто боится теперь разочароваться. Боится не почувствовать того же, что было сегодня ночью, однако подсаживаться на марочки и таблетки он явно не собирается, а без них, кажется, будет сложно добиться такого же эффекта. А если дело и вовсе было не в них, то стоит ли пробовать? Не стоит, Кирилл знает, что не стоит, поэтому набирает грудью холодный воздух, и медленно шагает к оставленной возле парка машине, решает прогуляться немного по аллее, полюбоваться ненавистным осенним пейзажем. Той осенью не было так гадко, в воспоминаниях Кирилла стоящее неделю «бабье лето», теплый ветерок с привкусом, почему-то, свободы и новых книжек, будто только из типографии. Новый крутой рюкзак на плече, пятерка в дневнике, ожидание похвалы от мамы, желание ее порадовать больше, чем все остальное. Кириллу девять, маме плохо уже пару месяцев, но он уверен, что ей станет лучше, если он немного постарается. Если он не будет ее расстраивать, если мама будет улыбаться ему так же, как вчера, когда он наизусть прочитал ей стихотворение из ее толстой книжки, что-то из Есенина, кажется, что-то до безумие красивое и о любви. Кирилл еще не способен понять это в полной мере, но чувствовал каждой клеточкой кожи, как бегут мурашки по рукам от каждой прочитанной им строчки. Даже сейчас ощущает. Кирилла привозит домой не папа, забирает водитель, и это немного удивляет его, потому что с папой они договорились еще с утра, это даже немного расстраивает, но не настолько, чтобы грустить. Водитель хмурится и как-то странно вздыхает, глядя на щебечущего о пятерке маленького Кирилла. Еще тогда бы обратить на это внимание, еще в тот момент бы напрячься, но Кирилл еще не умеет распознавать эмоции человека на грани, еще не умеет их ловить. Они подъезжают к дому достаточно скоро, Кирилл срывается с места сразу, как открывает дверь, бежит, сломя голову, сжав в руке дневник с красной гоночной машинкой из мультика «Тачки», гордится собой до безумия, жаждет увидеть мамину улыбку. Но в комнату Кирилла не пускают. - Подожди немного, - папа вышвыривает его за дверь быстрее, чем он успевает ворваться внутрь. Кирилл видит маму, она, кажется, спит. Под глазами залегшие синяки, кожа какая-то неестественно серая, еще с утра она не была такой. Вокруг люди в белых халатах. Кирилл быстро понимает, что происходит что-то страшное. То, о чем говорила с ним мама. К этому он, кажется, должен был готов. - Мама! Мама, пожалуйста! Пожалуйста, мама, ответь! – слезы мешают дышать, мешают кричать и говорить. Слез так много, что, кажется, Кирилл может наплакать целое море. Папа бы наругал его за это, потому что «мальчишки не плачут», но папе не до него. Кирилла отводят в сторону, домохозяйка вытирает ему слезы, девочка с кухни приносит стакан воды. Возле Кирилла полно людей, но он чувствует себя одиноким, не цельным, разбитым, разорванным пополам. Когда ее хоронили было пасмурно и жутко. Сейчас Кирилл вспоминает тот день с трудом, слишком много плакал, помнит головную боль и желание отключиться наконец-то от избытка чувств, с которыми не способен справиться маленький мальчик вроде него. Помнит холодную руку отца на своем плече и грубое «нечего землю мочить, утри слезы». От папы с того момента всегда веяло холодом, больше тепла он от него никогда не видел. Наверное, сейчас Кирилл способен его оправдать. В тот день не только он потерял самого дорогого на свете человека, это случилось и с отцом. Возможно, тот просто не смог справиться, поэтому ему не хватило сил или смелости для того, чтобы помочь справиться с этим сыну. Возможно папа просто решил, что Кириллу достаточно тех людей, которые есть вокруг, которые бегали за ним с носовыми платками и успокоительным весь следующий месяц. Но Кириллу, наверное, все же нужен был отец, правда сейчас даже думать об этом было как-то глупо. Кириллу почти двадцать пять, и сейчас от отца ему точно уж ничего не нужно. Сейчас Кириллу нужно собрать себя по кусочкам, хотя бы в ту неполную картинку, и перестать размазывать сопли по гладкой поверхности выстроенных им же стен. Он и так позволил себе вывалиться из жизни на неделю, а это непозволительно для управляющего огромной кампанией человека. Наверняка, все пошло через жопу, когда он пропал, теперь придется расхлебывать еще и эти последствия. Он обязательно сходит к маме на этой неделе, но сейчас он совершенно не готов.